Taken: , 1

Глава XIII. СНОВА НА СВОБОДЕ

Дни проходили за днями, но Готлиб больше не наведывался в домик посреди прелестного сада, превращённый в тюрьму. Джулио и прочие сторожа по-прежнему были крайне вежливы и обходительны с пленником и по-прежнему не спускали с него глаз на прогулках. В общем, всё шло своим чередом, как и до визита Готлиба.

Постепенно Читрадрива вновь с головой ушёл в работу над переводом. Правда, в первое время слова Готлиба не давали Читрадриве покоя, и за день он с трудом просматривал одну-две страницы. Больше всего настораживали угрозы по адресу Карсидара. Над его другом нависла смертельная опасность, а Читрадрива сидит себе в миленьком домике посреди цветущего садика, копается в старинных рукописях и не в силах предпринять ничего, дабы отвести беду от них обоих! Именно от обоих, потому что вряд ли Готлиб, такой предусмотрительный в вопросах дележа власти, бескорыстно заботится о благе пленника.

Вдобавок ко всему, у Читрадривы возникло смутное ощущение, что он уже слышал об этом человеке прежде. В самом деле, странствуя по западным землям, он насмотрелся на «могучих воинов», как называл рыцарей Карсидар, и наслушался рассказов о всё возрастающем влиянии их предводителей. Даже германский император был чуть ли не безвольной игрушкой в руках одного из них, только вот как его звали…

Несмотря на все усилия, Читрадрива так и не вспомнил имени легендарного гроссмейстера. Он был уверен в одном: имя это было каким-то многосложным и состояло из трёх, возможно даже из четырёх слов… Нет, скорее из трёх, и не исключено, что одним из этих слов было «Готлиб». А подробнее не вспомнить.

Но постепенно пленник успокоился, здраво рассудив, что этот человек вполне мог обмануть его. Сейчас имя Карсидара на слуху у всех русичей, собрать о нём самые подробные сведения ничего не стоит. Вот Готлиб и сделал это, а теперь плетёт интригу, пользуясь тем, что Читрадрива ничего не может проверить. Много ли проку в пустопорожнем обещании подстроить ловушку, из которой Карсидар, видите ли, не выберется!

Стоило Читрадриве успокоился, как и обработка перевода пошла на лад, и задуманный побег перестал казаться таким уж неосуществимым. После недолгих колебаний пленник решил бежать из прилегающего к дому садика, а не непосредственно из дома. Ведь он ничего не знал о том, как охраняется ведущий к выходу коридор, а действовать наугад было слишком рискованно. Можно напасть на вошедшего в комнату слугу. Можно спровоцировать пожар, подпалив балдахин над кроватью, а далее воспользоваться возникшей суматохой. Но что ждёт пленника за пределами комнаты? Сумеет ли он справиться со стражами, находясь в доме?

О садике Читрадрива знал гораздо больше. Дом обнесён скорее всего двойной стеной, а не несколькими стенами, и на прогулке его сопровождает только один страж. Правда, Читрадриве не было известно, в каких местах сада скрываются сторожа и главное – как охраняются стены. Но во всяком случае, если он окажется в саду, у него на пути не будет коридора. И то хорошо!

К тому же сторожа допустили явную ошибку, оставив пленнику перстень. Это означало, что избавившись от пояса, отнимавшего «колдовскую» силу, Читрадрива легко может победить сторожей. Ого, если вспомнить, что он натворил в горах, когда был ранен Пеменхат, олухов с Джулио во главе оставалось только пожалеть! Добыть бы меч, а сосредоточенное в камне могущество позволит одолеть любого противника.

Оставалось придумать, как избавиться от пояса. Ножа пленнику не давали ни во время еды, ни для того, чтобы соскоблить написанное на пергаменте или очинить перо. После детального осмотра комнаты Читрадрива не нашёл подходящей металлической полосы, которую можно было бы оторвать, заточить и использовать вместо ножа. Значит, пояс нельзя быстро разрезать, остаётся только расстегнуть его. Не приходилось рассчитывать и на то, чтобы нанести внезапный удар стражнику и уже тогда избавиться от пояса, ибо для этого Читрадрива был недостаточно ловок.

А чтобы расстегнуть пояс, снять и для верности отбросить подальше, необходимо на несколько секунд отвлечь внимание сопровождающего. Дальше проще, дальше с помощью хайен-эрец можно парализовать стража, отнять у него меч – а там пусть-ка попробует кто к нему сунуться! Но загвоздка в том, что этих секунд у Читрадривы не было. Во время прогулок Джулио зорко следил за пленником, не дозволял ступать за пределы песчаных дорожек, даже не разрешал останавливаться, чтобы послушать чудесное пение птиц и требовал такой же бдительности от подчинённых.

Читрадрива принялся измышлять способы, с помощью которых можно отвлечь сопровождающего. Например, если бы во время прогулки где-то что-то зашумело или стукнуло, страж отвернулся бы… Да, мысль неплохая, и Читрадрива мог попытаться внушить стражу, что в сторонке раздаётся подозрительный шум, но как проделать это с отнимающим «волшебство» поясом?

Можно было «взять на испуг» того из сторожей, кто выглядит менее сообразительным. Скажем, цирюльника Луиджи или Николо. Например, внезапно отшатнуться, вытянуть руку вперёд, страшным голосом выкрикнуть: «Там!.. Там!..» – и пока стражник будет таращиться в указанном направлении, освободиться от пояса. Хотя Читрадрива не знал наверняка, не «угостят» ли его в этом случае стрелой из-за ближайших кустов, где вполне могли прятаться верные слуги Готлиба.

Была и ещё одна возможность: расстегнуть пояс прямо на глазах у сопровождающего, сымитировав желудочную колику. Читрадрива живо представлял, как вздрагивает, перегибается пополам, хватается за живот, падает наземь и катаясь и охая, избавляется от пояса. Ну а дальше всё будет зависеть от его быстроты и ловкости. Пожалуй, с помощью перстня можно попробовать поставить «заслон» от стрел, так что в этом случае ему не страшны даже притаившиеся в засаде лучники.

Такой план показался Читрадриве наилучшим, он и был выбран для осуществления. Перебирая в памяти блюда, которые ему подавали, пленник остановился на рагу с грибами, поскольку отравление легче всего списать на грибы. Причём рагу должно быть подано непременно к обеду, а не к завтраку. Поскольку скрыться легче вечером, чем среди бела дня, «отравление» должно произойти во время обеда, а «результаты» сказаться на вечерней прогулке.

Уяснив общие моменты, Читрадрива едва не совершил ошибку, ибо решил потребовать грибное рагу к обеду на следующий же день. Однако кроме того, что подобная настойчивость могла возбудить подозрительность Джулио (прежде пленник не обращал особого внимания на еду), оставалось неясным, как быть с переводом священных книг. Этот труд был слишком драгоценен для Читрадривы, чтобы вот так запросто бросить его в «тюрьме». Но не станет же он специально забегать за фолиантами в дом, где «колдовская сила» исчезает и есть все шансы попасть в руки врага! Следовательно, Читрадриве нужно сделать вид, что он предельно увлечён работой и брать если не все книги, то по крайней мере, самые ценные пергаментные свитки на прогулки. Вечером здесь довольно светло, под открытым небом можно читать. И вот предельно увлечённый работой пленник однажды отравится грибами… Ну, а дальше в силу вступит план.

Итак, торопиться ни в коем случае не следовало. В самом деле, к чему спешить, раз сам Готлиб не выказывает интереса к Читрадриве? Возможно, он находится в отъезде либо занят другими делами. Лучше уж терпеливо поджидать подходящего момента, тщательно готовить побег, зато действовать наверняка.

И Читрадрива стал ждать. Он расшил фолианты по страницам, брал их с собой на прогулки и теперь читал даже в садике, отбирая самые важные места из перевода, чтобы затем выписать их на отдельный пергамент, который он собирался прихватить в дорогу. Постепенно пленник стал входить в роль гурмана, заказывая с вечера то одно блюдо, то другое. А неизменно предупредительный Джулио исполнял все его требования. Между ним и Читрадривой даже установилось какое-то подобие симпатии, что было довольно странно, ибо в случае необходимости каждый из них ни за что не отказался бы от возможности убить другого. Да, странная вещь – человеческие отношения!

Впрочем, Читрадриве так и не довелось проверить, осуществим ли его замечательный план. Всё решилось совершенно неожиданно.

Пленник пробудился однажды ночью словно бы от сильного удара. Едва первые покровы сна рассеялись, как Читрадрива почувствовал, что на душе у него так же легко и весело, как после побега, который устроил ему когда-то мастер Ромгурф. Что за наваждение?! Он не на свободе, а по-прежнему в плену! Может, ему приснился сон о скором освобождении? Нет, Читрадрива не помнил сна. Не в этом дело…

И тут до его слуха донеслись выкрики и характерный звон железа, который невозможно спутать ни с чем. Без сомнения, в садике дрались на мечах, а отчаянные крики свидетельствовали о том, что бой идёт не на жизнь, а на смерть.

Это что ещё за новости?! Да ведь Готлиб головы всем поснимает, когда узнает, что стражники затеяли поединок!

Но почему обязательно поединок? Это предположение справедливо лишь в том случае, если в саду находятся одни стражники. А если там кто-то ещё… Если допустить, что на «тюрьму» напали…

Чёрт возьми, это было бы весьма кстати! Да только кому здесь может быть известно, что в крошечном домишке, утопающем в зелени и цветах, томится посланник государя всея Руси Данилы Романовича, захваченный в Барселоне шайкой великана Готлиба?!

Читрадрива терялся в догадках. Он на скорую руку оделся, однако для экономии времени счёл возможным не обуваться, подтащил столик к окошку, взобрался на него и, встав на носки, держась за края ниши, попробовал выглянуть наружу. Но к сожалению ничего, кроме древесных крон, видно не было: оконная ниша располагалась слишком высоко, стена была довольно толстой. Разве что звон железа слышался лучше, вот и весь результат…

А это что такое?! Теперь уже стук мечей, перемежаемый проклятиями, долетал из коридора. И Читрадрива отчётливо осознал: на «тюрьму» действительно совершено нападение. Его хотят освободить!!! А может…

Читрадрива поспешил прислушаться к своим ощущениям. Нет, способность проникать в чужие мысли вроде бы не вернулась, да и голубого камня он не чувствовал так, как прежде, хотя… Это трудно выразить словами, но всё же что-то в нём изменилось. И пусть изменения были почти неуловимы, тем не менее, они были! Неужели кто-то и вправду озабочен судьбой пленника…

Читрадрива спрыгнул на пол, вмиг оказавшись около кровати, оторвал неширокую, но длинную полосу ткани от вызывавшего вечное раздражение балдахина и скрутил её жгутом. Полоса ткани должна была в случае необходимости стать оружием: сейчас в комнату мог ворваться не только один из освободителей, но и человек Готлиба, намеренный убить пленника, чтобы тот не ушёл из домика живым. Великан вряд ли будет доволен, если Читрадрива ускользнёт. Может, удастся задушить врага, неожиданно набросившись на него…

За дверью раздался душераздирающий вопль. Всё! Один из сражающихся погиб. Хотелось бы знать, друг это или недруг, но без полного возвращения сверхъестественных способностей определить это было невозможно.

В коридоре затопали. Судя по шагам, люди спешили к дверям комнаты пленника, и было их двое или трое. Проклятье! Если это сторожа, вооружённый жгутом ткани Читрадрива не справится сразу со всеми! Пленник бросил бесполезную материю на пол, метнулся к стулу, опрокинул его, схватился за задние ножки и со всего маху ударил сидением об пол. Читрадрива надеялся, что после этого у него в руках окажутся две отломанные ножки, которыми можно будет орудовать, как двумя увесистыми палками. К сожалению, спинка стула выдержала сокрушительный удар, и вместо удобных палок в руках пленника осталось подобие резной доски с захватами. Надо было доломать спинку, но время… время!!!

Читрадрива замахнулся вторично, когда на дверь обрушились мощные удары, затрещал косяк, посыпалась пыль. Держа спинку с ножками наготове, пленник побежал к двери, готовый обрушить импровизированное оружие на головы входящих.

Дверь раскололась пополам, в щели блеснуло лезвие меча: клинком действовали как рычагом, доламывая преграду. Читрадрива отскочил в сторону, чтобы ломившиеся не сразу заметили его. Грохнул последний удар, половинки двери обрушились на пол, в комнату ввалились трое с факелами в руках и…

– Сеньор Андреас! Вот вы где! – воскликнул один из них по-кастильски. – Наконец-то!

– Сеньор Лоренцо?!

Пальцы разжались, спинка стула выпала из рук Читрадривы. Уж кого-кого, а неаполитанца он не ожидал увидеть.

– Но откуда вы взялись? – растеряно бормотал Читрадрива, в то время как расчувствовавшийся молодой человек порывисто обнимал его. – Разве вас не убили в гостинице?

– Потом, потом, дорогой сеньор Андреас, после расскажу, – затараторил Гаэтани, отпрянул, окинул Читрадриву быстрым взглядом и заметил:

– Однако, друг мой, вы едва одеты, а мешкать не следует.

– Пустяки, одежда не главное, да и ночи здесь тёплые, – говоря это, Читрадрива уже обувал сапоги на босу ногу. Потом подобрал свалившиеся на пол расшитые листы, побросал их на кровать, собрал вместе и связал концы одеяла, перебросил узел через плечо и бодро воскликнул:

– Ну, я готов!

– Вот что значит учёный человек! Вы всё не можете расстаться со своим драгоценным трудом, – Гаэтани улыбнулся, но тотчас посерьёзнел:

– Хотя я не теряю надежды избавить вас от греховных заблуждений, в которые впали ортодоксы. Надеюсь, у нас будет вдоволь времени, чтобы поговорить… А теперь прочь отсюда!

Все четверо выскочили в коридор. Около поворота лежал Джулио с раскинутыми в стороны руками и неестественно вывернутой головой. Его кираса была разрублена до половины, из-под брони широкой тёмной струёй вытекала кровь. Тут же валялся сломанный меч стража.

– Это всё он, – Гаэтани мотнул головой в сторону одного из сопровождавших его воинов. – Неплохой удар.

Читрадрива вспомнил, что на корабле Джулио так же точно расхваливал силу и умение своих людей. Кажется, тогда речь шла о Николо, который оглушил Читрадриву в барселонской гостинице. Однако он ничего не сказал Лоренцо.

У выхода их поджидало ещё с полдюжины солдат. На земле там и сям застыли мёртвые стражники, их неподвижные лица казались в холодном лунном свете восковыми. На верёвке, спускавшейся с толстой ветки миндаля, сплошь укрытого благоуханными цветами, покачивался мертвец, в котором Читрадрива узнал цирюльника Луиджи. А немного впереди, прямо на аккуратной песчаной дорожке валялась отрубленная голова Николо. Надо же, он только что думал об этом силаче…

– Как видите, мой друг, сегодня наши люди превзошли наёмников этого ублюдка Гартмана фон Гёте, – прокомментировал открывшуюся картину молодой барон, широко поведя рукой.

– Вы хотели сказать: Готлиба? – на всякий случай решил уточнить Читрадрива.

Гаэтани внимательно посмотрел на него.

– Так этот негодяй даже не назвался своим подлинным именем? Что ж, подобная скрытность, если не сказать иначе, вполне в его духе, – процедил он сквозь зубы. – Между тем этого ублюдка зовут Гартманом, клянусь пробитыми ладонями Иисуса Христа!

Когда Читрадрива услыхал это имя, неясное воспоминание шевельнулось у него в голове. Читрадрива даже замедлил шаг, однако синьор Лоренцо нетерпеливо дёрнул его за руку и позвал: «Поторапливайтесь, друг мой!»

Внутренние ворота были снесены изготовленным по всем правилам осадного искусства тараном, ворота во внешней стене были просто открыты, а небольшой подъёмный мостик через ров с водой опущен. За рвом также лежал сад, только не такой ухоженный, как внутри ограды, а дикий и более обширный. На горизонте угадывалось поселение – издали в бледном лунном свете невозможно было разобрать, то ли это огромная крепость, то ли целый город.

На краю внешнего сада их уже поджидали крытые повозки. В одну солдаты усаживали серьёзно раненых и складывали тела погибших в стычке товарищей, другая предназначалась для раненых легко и здоровых. Гаэтани с Читрадривой забрались в третью, самую маленькую. Когда солдаты закончили свои дела, молодой человек велел кучеру трогать, и вытянувшись друг за другом, повозки помчались по гладко вымощенной дороге, постепенно набирая скорость.

– Куда мы едем? – спросил Читрадрива, выглядывая в окошко, прорезанное в стене повозки, и добавил:

– Да ещё так скоро, словно за нами гонится сам…

Он едва не сказал «огнедышащий дракон», что в корне противоречило бы местной традиции, да вовремя сдержался. Однако Лоренцо Гаэтани истолковал недосказанность в том смысле, что «богобоязненный сеньор Андреас» не хочет поминать искусителя рода человеческого и одобрительно хмыкнув, пояснил:

– Нам бы только от Рима подальше отъехать, а там даже сам дьявол не догонит нас. А едем мы, конечно же, в Неаполь.

– Как, вы везёте меня прямиком в столицу?

– А куда прикажете вас везти, если именно во дворце вас ждут, – молодой человек пожал плечами.

– Любезный сеньор Лоренцо, неужели вы всерьёз рассчитываете пристроить меня при дворе, – насмешливо сказал Читрадрива. О, если бы эти люди знали, что он на самом деле не русич, а всего лишь гандзак, и что в его жилах течёт не только кровь князя Люжтенского, но и кровь каких-то кочевников, родственных то ли иудеянам, то ли каким-то там хиндианцам!..

– Вас давно ждут при дворе его величества, мой друг, – и молодой человек похлопал Читрадриву по плечу, напустив на себя вид всесильного покровителя.

– Но откуда меня там знают? – удивился Читрадрива. Молодой человек лишь загадочно улыбнулся, но промолчал. Неужели Гаэтани решил использовать свои придворные связи, чтобы устроить его судьбу… Бедный барон! Нет в этом мире ничего тайного, что не стало бы явным. Рано или поздно происхождение Читрадривы выплывет наружу, и тогда репутация молодого человека, приведшего к неаполитанскому монарху жалкую дворняжку вместо чистокровного пса, погибнет навсегда.

А впрочем, это личное дело Лоренцо Гаэтани. Читрадрива с удовольствием посетит двор короля Федериго Второго, под покровительством которого находится Йерушалайм, прежде чем отправляться в Землю Обета. Визит в Неаполь вполне вписывается в его планы, зачем же противиться намерениям барона?

– Хорошо, мой друг, в Неаполь, так в Неаполь, – согласился Читрадрива.

Лоренцо благосклонно кивнул и продолжал хранить молчание. Тогда Читрадрива решил проверить, полностью ли восстановилась его способность читать чужие мысли. Вроде бы никакой пояс и никакие стены дома не должны препятствовать этому… и тем не менее между ним и Гаэтани находилась какая-то невидимая, непреодолимая стена. Чёрт возьми, откуда барон научился колдовать?! И когда это успел забрать у освобождённого пленника его силу…

Читрадрива на всякий случай предпринял ещё несколько попыток проломить разделявшую их стену. И тут обнаружил, что стена эта – на самом деле не стена вовсе. На теле барона словно была некая точка, которая, образно выражаясь, оттягивала на себя и подобно губке впитывала все усилия Читрадривы по преодолению незримой преграды. А сам молодой человек хоть и молчал с загадочным видом, но вёл себя так, словно и не подозревал о существовании волшебной точки. Он не проводил в том месте рукой, не скользил там взглядом… Как прикажете это понимать?!

Наконец Читрадрива решил действовать наверняка и ткнув пальцем в грудь Гаэтани, спросил:

– Любезный сеньор Лоренцо, а что там у вас такое?

Молодой человек вздрогнул, с явным интересом посмотрел на спутника, цокнул языком и сказал с плохо скрываемой завистью:

– Однако же, мой друг, вы чрезвычайно наблюдательны!

Затем распахнул складки одежды, и взору Читрадривы открылась то ли брошь, то ли ещё какое-то украшение. Странным казались два обстоятельства. Во-первых, вещица эта явно принадлежала женщине, а не мужчине. А во-вторых, стоило Читрадриве обратить внимание Лоренцо на безделушку, как она «потянула» старания Читрадривы вдвое сильнее прежнего.

– Заметить блеск камней в полумраке… Да уж, сеньор Андреас, у вас очень острый глаз, – продолжал молодой человек. – Так вот, раз вы её заметили, знайте, что эта безделушка поможет нам проехать все заставы, когда мы окажемся в Неаполитанском королевстве. А до тех пор о ней можно не думать… Но это не означает, что брошь можно не беречь, скорее наоборот. И что я сейчас же сделаю, так это… вот.

Лоренцо отколол украшение и сунул в карман. Таким образом, к великой досаде Читрадривы, брошь продолжала оттягивать все его усилия. Правда, кое-что теперь выяснилось: молодой барон не причастен к имевшей место каверзе.

Читрадриве оставалось задавать наводящие вопросы относительно странного украшения, рассчитывая выведать кое-что о его владелице. Но то ли поднаторевший в искусстве интриги Гаэтани легко просчитывал ход любых, даже самых ненавязчивых расспросов наперёд, то ли Читрадрива не сумел скрыть свой интерес, только Лоренцо моментально раскусил намерения спутника.

Впрочем, он и не стремился ничего утаивать. Прервав Читрадриву на полуслове, молодой человек поднял вверх палец, призывая ко вниманию, и заговорил тихо и вкрадчиво. Теперь у Лоренцо было вдоволь времени, чтобы поведать и о владелице броши, и обо всём происшедшем после ночного налёта на барселонскую гостиницу, так как путь предстоял неблизкий.

Капитан корабля, с которым они договорились о проезде в Неаполь, и вправду оказался порядочным малым, человеком слова. По крайней мере, он не забыл послать в портовую гостиницу матроса, и лишь его появление спасло Гаэтани от гибели. Один из головорезов проткнул молодому человеку бок. Рана была не смертельной, но появись матрос немного позже, Лоренцо попросту истёк бы кровью. А так пришедший поднял тревогу, и хозяин гостиницы взял заботы о раненом на себя.

Сделал он это с большим удовольствием, поскольку похитив Читрадриву, нападавшие не тронули вещи Гаэтани. Поэтому все деньги барона были в целости и сохранности, и хозяин гостиницы не ставил под сомнение платежеспособность раненого. Молодой человек деньгами не сорил, но и не жадничал, развязывая кошелёк, и хозяин гостиницы выполнял малейшие просьбы раненого. В частности, отправленный им в порт слуга выяснил, что в ночь нападения небольшое двухмачтовое судно под прикрытием темноты покинуло гавань и устремилось прямо на восток, не отклоняясь ни к северу, как если бы оно шло вдоль береговой линии во Францию, ни к югу, к Балеарским островам и к Африке.

Поначалу Лоренцо недоумевал: кому и зачем могло понадобиться похищать путешествующего русича и везти его в сторону Апеннин, когда сеньор Андреас и без того направлялся на восток? Вывод напрашивался сам собой: либо похитители решили спрятать сеньора Андреаса на каком-нибудь острове, либо повезли его в Италию, но за пределы Неаполитанского королевства. Судя по всему, эти люди прокладывали путь строго к заветной цели, не особенно стесняясь применённых для её достижения средств.

Едва барон поправился настолько, что смог ходить без посторонней помощи, хотя всё ещё был сильно бледен после значительной потери крови, он щедро вознаградил хозяина гостиницы за оказанные услуги, распрощался с Барселоной и отправился на розыски попутчика.

В ходе поисков похищенного, Гаэтани непрерывно получал подтверждения того, что идёт по верному следу. Для начала он отправился на Мальорку, но там о быстроходной бригантине и слыхом не слыхивали. Зато рыбаки с северного побережья соседней Менорки несколько дней тому видели на горизонте корабль, который на всех парусах шёл на восток.

Гаэтани вернулся на Мальорку, разыскал судно, идущее к берегам Сардинии, а оттуда в рыбачьей лодке перебрался на Корсику. Здесь ему вновь повезло: бригантина подлых похитителей действительно проходила пролив Бонифачо и даже пополнила во время короткой стоянки в одноимённом корсиканском порту запасы пресной воды (кстати, всё это было проделано ночью, несмотря на опасность маневрирования под покровом тьмы!).

Но на этом его везение кончилось, потому что никто не мог точно сказать, куда направились похитители после Бонифачо. Если бы нашёлся прозорливец, который мог узреть скрытые за горизонтом земли, и если бы этот прозорливец поднялся, к примеру, на самую высокую точку любого островка из группы, рассыпавшейся между Корсикой и Сардинией, его взору открылось бы всё западное побережье Апеннинского полуострова. Совершенно невозможно было угадать, куда уплыла проклятая бригантина! Под покровом ночи она могла с одинаковым успехом взять курс и на Сицилию, лежащую на юге, и на север, чтобы пристать к берегам Тосканы или Лигурии. Конечно, можно было порыскать по Корсике и Сардинии в надежде обнаружить ещё одну стоянку этого корабля, но интуиция подсказывала Гаэтани, что похитители придерживались прежнего направления, значит, бригантина на всех парусах пошла прямиком к устью Тибра.

Дело в том, что в сети, умело раскинутой неаполитанским монархом по Италии, зияла крупная дыра. Все княжества полуострова давно оказались под сенью королевской власти, кроме Папской области вокруг Рима, которой управлял святейший отец, живой наместник самого Господа Бога на этой грешной земле. И как ни старался неаполитанец, залатать эту дырку ему не удавалось. В самом деле, куда жалкому земному правителю тягаться с Повелителем Небесным… и даже с Его здешним наместником!

Таким образом, если и было надёжное место на полуострове, где можно спрятать похищенного русича при том условии, что он ни за что не должен попасть в Неаполь, так местом этим был Рим и его окрестности. Если даже власть неаполитанского короля кончалась у стен Вечного Города, то у Лоренцо Гаэтани руки и подавно были коротки, чтобы дотянуться туда без риска потерять голову.

Опечаленный своей догадкой, молодой барон покинул Корсику и прибыл наконец ко двору. Там он быстро стал центром всеобщего внимания как особа, присутствовавшая при казни дикарского вождя Бату. Ему пришлось многократно описывать эту процедуру во всех подробностях, в том числе на аудиенции у принцессы Катарины…

– Друг мой, но почему не у короля? – мягко спросил Читрадрива, мгновенно насторожившийся, едва речь зашла о женщине.

– Его величество сейчас в отъезде, – вскользь заметил Гаэтани. – Но не перебивайте меня, сеньор Андреас, я как раз подхожу к истории вашего освобождения из лап этого мерзавца Гартмана фон Гёте. Итак, на аудиенции у её высочества…

Принцесса Катарина, сестра ныне царствующего Федериго Второго, приняла молодого барона и с интересом выслушала историю об утоплении татарского хана. А когда Гаэтани вышел из парадного зала, к нему приблизился слуга и передал, что её высочество желает видеть синьора Гаэтани после ужина, чтобы наедине поговорить с ним об одном важном деле. Сказав это, слуга исчез.

Лоренцо терялся в догадках. Он никак не мог понять, зачем её высочеству понадобилось беседовать с ним с глазу на глаз. Вообще, в словах молодого человека чувствовалась какая-то недосказанность, он отчаянно покраснел, что было заметно даже в предрассветных сумерках. Ну а Читрадрива, который по-прежнему не имел возможности читать его мысли, деликатно промолчал.

В общем, принцесса Катарина приняла Лоренцо без свидетелей в небольшой комнатке. Она попросила барона присесть в кресло, поставленное напротив её кресла, и для начала заставила повторить слышанный днём рассказ. (Читрадрива отметил про себя вставленный мимоходом оборот «для начала», но вновь промолчал.) После чего сказала: «Барон, вы выглядите не совсем здоровым. Что с вами случилось? Может, вы больны?» Пришлось поведать также о ночном нападении в портовой гостинице и вообще о возвращении домой со всеми подробностями. И тут словно кто-то толкнул Гаэтани изнутри. Он ясно осознал, что надеяться больше не на кого, что уж если принцесса или её венценосный брат не придумают чего-нибудь, даже сам дьявол не вытащит похищенного русича из Рима. Тем более, если не упоминать о спутнике, в его рассказе оставалось слишком много неясных мест и недомолвок. Пришлось поведать также и о сеньоре Андреасе.

Её высочество приняла услышанное неожиданно близко к сердцу, особенно узнав, что сеньор Андреас непосредственно участвовал в обороне Киева и был приставлен самим королём Данилой к опасному пленнику. Она так расчувствовалась, что наконец воскликнула: «Ах, синьор Лоренцо! Судьба этого чужеземца тронула меня до глубины души, и я постараюсь помочь ему в меру возможностей». Это было именно то, на что втайне надеялся Гаэтани, а потому молодой барон поспешил выразить свою искреннюю благодарность и удалился, окрылённый надеждой.

Результат превзошёл все ожидания. Спустя неделю с небольшим через того же слугу принцесса назначила новую тайную встречу. Согласно собранным сведениям, похищенный русич действительно содержался в загородном доме в окрестностях Рима. В распоряжение Лоренцо Гаэтани её высочество намерена была предоставить пару десятков отчаянных рубак, три повозки и несколько смен лошадей, лишь бы узник был освобождён. Она также дала барону брошь, служившую своеобразным пропуском на территории королевства. Но в то же время сочла необходимым честно предупредить Лоренцо, что его случайного попутчика похитил сам Гартман фон Гёте.

– Да кто он такой, этот ваш… – начал Читрадрива, но тут же прикусил язык.

Гартман фон Гёте! Тройное имя!.. Так и есть, как раз о деяниях его рыцарей он столько слышал, путешествуя Европе, а в Германии это имя вообще боялись произнести вслух, потому что даже тамошний император был жалкой букашкой по сравнению с могущественным гроссмейстером.

Между тем Лоренцо тоже решил поведать Читрадриве об этом человеке. Отпрыск одного из древнейших, благороднейших родов, который когда-либо существовал в германских землях, он тем не менее не мог похвастаться большой семьёй, поскольку все его родные скоропостижно скончались. Злые языки утверждали даже, что слишком скоропостижно. Молва приписывала обрушившуюся на род фон Гёте напасть тем обстоятельством, что в уплату за невиданное могущество Гартман фон Гёте продал дьяволу не только свою душу, но также души всей своей родни.

Может быть именно поэтому Гартман фон Гёте сам себе создал некое подобие семьи, основав орден воинов Христовых, который беспрерывно пополнялся всё новыми членами, разрастался прямо на глазах. Кроме того, он слыл правой рукой святейшего отца и давно уже сделался своим человеком при паском дворе. Был он также мастаком на всевозможные гнусности и особенно сильно враждовал с неаполитанским королём. Правда, его величество Федериго в долгу не оставался, но в данном случае важно было то, что попытка освободить сеньора Андреаса из рук Гартмана фон Гёте могла закончиться чем угодно – и удачей, и полным поражением. В последнем случае участь молодого барона была бы весьма незавидной.

И всё же Гаэтани не колебался ни минуты. Он был исполнен решимости освободить пленника и…

– И вот, мой дорогой сеньор Андреас, я с огромным удовольствием говорю, что выполнил как своё намерение, так и поручение её высочества.

После этого Лоренцо углубился в описание подробностей штурма «тюрьмы», поведав Читрадриве, как несколько воинов, вооружённых одними кинжалами, перебрались через первую стену, сняли расставленных там часовых и открыли внешние ворота, как затем выломали ворота внутренние, ворвались в садик…

Однако Читрадрива уже погрузился в свои мысли и лишь изредка рассеянно кивал, дабы создать видимость внимательного отношения к монологу барона. В рассказе Гаэтани было несколько подозрительных моментов. Прежде всего бросалось в глаза то обстоятельство, что принцесса Катарина с поразительной точностью угадала неполноту официальной версии путешествия Лоренцо Гаэтани. Также настораживало слишком горячее участие в судьбе пленника, которого она никогда в глаза не видела. Потом, как понимать «внутреннее побуждение» рассказать о судьбе Читрадривы, овладевшее молодым человеком во время тайной аудиенции? Да ещё изящная брошь, без сомнения обладающая магическими свойствами… И это при всеобщем недоверчивом, скорее даже враждебном отношении к колдовству!

А кроме того, Читрадрива никак не мог понять, почему сеньор Лоренцо столь рьяно взялся за его дело. Неужели из простого дружеского расположения к чужаку-русичу Гаэтани был способен рискнуть головой, вступив в борьбу со столь могучим соперником?! Это противоречило здравому смыслу. Оставалось предположить, что у барона были какие-то свои счёты с Гартманом фон Гёте. Но тогда почему он прямо не сказал об этом? Подозрительно, очень подозрительно…

Taken: , 1