"Звезды в ладонях" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)

Taken: , 1

1

Земля неумолимо приближалась. Внизу проплыли продолговатые корпуса гидропонного комплекса, сверкнула на солнце извилистая лента реки и потянулись полосы свежей пашни. А впереди по курсу, у самой кромки горизонта, уже виднелись строения аэропорта.

Не дожидаясь предупреждения диспетчера, я выпустил шасси. С технической точки зрения это было совершенно бессмысленно, однако правила есть правила – их надо выполнять. Чиновникам из Управления по безопасности полетов не втолкуешь, что груженный под завязку суборбитальный лайнер весом в двадцать тысяч тонн способен лишь стоять на своих колесах. Ну и еще – медленно передвигаться по летному полю. Но уж никак не садиться со скоростью пятьсот километров в час. В том невероятном случае, если одновременно откажут антигравы лайнера и взлетно-посадочной полосы, ни одно шасси не спасет от катастрофы. Слишком уж велика вертикальная составляющая импульса – скорости, умноженной на массу.

– Центр Управления – восемьсот тридцать второму, – послышался из динамика насыщенный женский альт. – Последняя проверка перед касанием. Доложите о состоянии бортовых систем.

– Все бортовые системы функционируют нормально, – отрапортовал я. – Расчетное время до касания – пятьдесят секунд. Подтвердите окончательную готовность полосы.

– Готовность подтверждаю. Мягкой посадки, восемьсот тридцать второй.

– Спасибо, Центр. Приземляюсь.

Достигнув границы летного поля, лайнер с ощутимым толчком вошел в область отрицательной гравитации и стремительно заскользил над ровным бетонным покрытием посадочной полосы.

– Есть касание! – произнес я. – Начинаем торможение.

Заработали на полную мощность бортовые антигравы, отклонив суммарный вектор силы тяжести в противоположную от направления движения сторону. Теперь лайнер как бы взбирался в гору, быстро сбрасывая скорость, а его кинетическая энергия, преобразованная в потенциальную, поглощалась полем искусственного тяготения.

– Скорость четыреста километров в час, – сообщила диспетчер. – Триста… двести… сто пятьдесят… сто… семьдесят… пятьдесят… Последний километр пробега.

Я начал сбавлять мощность антигравов, замедляя торможение, а метров через пятьсот и вовсе отключил их. Инерции хватило ровно настолько, чтобы с черепашьей скоростью доползти до конца полосы и выехать на стоянку.

Дальше от меня уже ничего не зависело. Наземная служба аэропорта перехватила контроль над лайнером и направила его к свободному грузовому терминалу.

– Отличная посадка, восемьсот тридцать второй, – сказала напоследок диспетчер. – Работать с вами одно удовольствие.

– Взаимно, Центр, – ответил я и протянул руку к контрольной панели. – Восемьсот тридцать второй связь закончил.

– Центр Управления связь закончил. Счастливо отдохнуть, Стефан.

– До встречи, Мадри.

Выключив переговорное устройство, я откинулся на спинку пилотского кресла и стал разминать затекшие мышцы шеи. Мой напарник, Ахмад Раман, достал сигарету, торопливо раскурил ее и сделал глубокую затяжку. На его смуглом лице было написано наслаждение. Во время полета он воздерживался от курения, зато после посадки дымил как паровоз, с лихвой компенсируя полтора-два часа вынужденного «никотинового голодания».

– Знаешь, Стас, – задумчиво произнес он, – я тебе не завидую. А порой мне тебя даже искренне жаль. Я удивленно взглянул на него:

– С какой стати?

Ахмад заметно смутился. Видимо, эти слова вырвались у него непроизвольно.

– Ты замечательный пилот, дружище, – неохотно ответил он. – Лучший из всех, кого я знаю. Может быть, лучший на всей планете. Другие ребята, с которыми я летал, были просто хорошими, знающими свое дело пилотами, профессионалами. Ты же – пилот от Бога. Ты не работаешь в небе – ты им дышишь, ты им живешь. Оно для тебя роднее и ближе земли.

Ахмад умолк и засмотрелся на тонкую, подрагивающую струйку сигаретного дыма. Ему явно не хотелось продолжать этот разговор.

Тем временем лайнер уже доставили на место и теперь состыковывали с терминалом. Пора было собираться на выход.

– Ну и? – спросил я, вставая со своего места, – К чему ты ведешь?

– Да к тому, что в нашем небе тебе слишком тесно. Ты похож на птицу, запертую в просторном вольере. Там вроде бы и летать можно, но все равно – это неволя. Я же вижу, как жадно ты смотришь на звезды, когда мы летим над стратосферой. Твои глаза прямо полыхают огнем. Иногда я боюсь… боюсь, что ты совершишь глупость.

Я молча надел летный китель, старательно избегая встречаться взглядом с напарником. Его слова стали для меня неприятным сюрпризом. Очень неприятным и очень тревожным. Если эти рассуждения достигнут ушей начальства, если оно только заподозрит, какие мысли бродят в моей голове, пока лайнер несется над планетой по баллистической траектории, то мои дни на суборбитальных маршрутах будут сочтены. Меня немедленно переведут от греха подальше на какую-нибудь тихоходную посудину, не поднимающуюся выше тридцати километров над уровнем моря, и я больше никогда не увижу звезд во всем их многоцветном великолепии, больше никогда не почувствую себя хоть чуть-чуть, хоть самую малость – но все же в космическом полете…

Наверное, мои чувства были написаны у меня на лице, потому что Ахмад добавил:

– Не переживай, Стас, я никому об этом не говорил. И не собираюсь говорить.

– Спасибо, – сказал я, застегивая сверкающие пуговицы кителя. – Ты тоже можешь успокоиться: я не стану совершать глупостей. Ведь ты это хотел услышать?

– В частности, это. Но прежде всего я хочу быть уверенным, что ты осознаёшь свои проблемы. Я утвердительно кивнул:

– Осознаю, Ахмад. Прекрасно осознаю. – С этими словами я надвинул на лоб форменную фуражку. – Ну ладно, пойдем. Рейс окончен.