"ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №6 2007 г." - читать интересную книгу автора («ЕСЛИ»)

ДАЛИЯ ТРУСКИНОВСКАЯ СОЧТЕМСЯ СЛАВОЙ!
1.

Удивительно, как быстро шум делается привычным. И через неделю уже не приходится напрягать голос, чтобы перекричать огромный, тяжко бухающий пресс, — это само получается. Скромные радости заводской жизни становятся своими не сразу. Сперва их просто не понимаешь. Но вот вчера с утра не завезли комплектующие — и сердце затрепетало при мысли, что можно посидеть с мужиками на свежем воздухе, в палисадничке у облупленной кирпичной стены, в тени чахлой сирени, покурить, сгонять молодого за пивом — благо тут же, на заводских задворках, за кустами, есть в заборе подходящая дыра, о которой знают все, включая директора, но молчат, ибо должны же быть у заводчан эти самые скромные радости!

Опять же беседа. Настоящая, правильная, неторопливая мужская беседа. О вещах вечных и значительных — о том, как уменьшить износ пресс-формы, к примеру, или об экономии электроэнергии, которая напрямую увязана с квартальными премиями. И об инструменте — это свято.

Светозар уверенно шагал по скользкому промасленному полу из металлических квадратов — широко, чуть вразвалку, как мужики, с которыми только что простился. Ядовитые запахи не раздражали больше — наоборот, обещали некую приятную ностальгию, если попадутся где-нибудь, пролетая мимо, на улице. Он еще ощущал себя здесь своим, заводским, рабочей косточкой, хотя отработал последний день в цеху. Его уже ждали в заводоуправлении, и он, усмехаясь, настраивался на иной лад и стиль — вместо конкретной беседы со специфическим юморком его ждала беседа жизнерадостно-расплывчатая, благожелательно-нелепая. Но с очень приятным завершением.

Выйдя из цеха, он постоял немного, осваиваясь с иным освещением и иными шумами. Завод был — как город в городе, со своими улицами и перекрестками, и старый рабочий мог бы с завязанными глазами определить собственное местонахождение. Светозару до такого было далеко — он даже не всюду побывал, скажем, к крановщицам под самый потолок не лазил. Ему хватило бесед с крановщицей Ксю-хой в столовой, у раздачи.

Остановившись у длинного стенда с идущими поверху жестяными буквами «Слава партии!», он просмотрел заводскую многотиражку и тихо порадовался за слесаря Галкина. У парня оказалось весьма бойкое перо, стоило только дать несколько советов — и глянь-ка, что за статья в разделе «Комсомольский удар»! Почти профессионально расправляется с теми заводскими отщепенцами, которые по ночам тайно слушают вражеские голоса.

Если так дальше пойдет, подумал Светозар, то профсоюз даст Галкину рекомендацию в пиар-колледж, а завод будет платить ему стипендию все три года обучения. Оно и разумно — пора омолаживать заводской пиар-отдел, а то там засели, как хряки у кормушки, неповоротливые гиганты рекламы тех времен, когда еще и слова-то «пиар», поди, не было. Маленький, тихий, белобрысый Галкин один бы их всех, пузатых, заменил — ишь, и днем в цеху полную норму вырабатывает, и по вечерам для многотиражки пишет, орленок!

— Привет! — сказала, нагнав Светозара, бойкая Любочка из отдела главного технолога. — Ты в партком?

На плечах у Любочки была красная косынка — но не совсем правильного цвета, не кумачовая, а с малиновым оттенком, в тон губной помаде. Светозар усмехнулся — ах, эти девушки…

— Туда, — лаконично ответил он. Какими бы девушки ни были болтушками, а любят они немногословных.

— А я — в комитет комсомола. Мы завтра митинг проводим — придешь?

— Так это ж опять плакаты нести?

— Ну и разоришься на один плакат, ничего у тебя не отвалится. Ради общего дела!

Светозар прекрасно знал, что кроется за «общим делом»: Любочка хотела женить на себе комсорга Степу, про это весь завод уже и говорить перестал.

— Как с плакатом стоять — так ко мне, а как спецпакеты распределять — так мимо! — ответил он, подпустив в голосе ровно столько обиды, сколько должен ощущать обойденный заботой власть имущих рабочий.

Сам спецпакет был ему нужен, как рыбке зонтик, но Светозар не хотел выходить из образа рядового трудяги.

Они вместе вошли в вестибюль заводоуправления и поочередно вытерли ноги о щетинистый коврик. Коридор, куда выходили двери парткома, профкома и комитета комсомола, был выложен красной ковровой дорожкой, и оставлять на ней масляные следы как-то не хотелось.

На стенах красовались всем известные большие плакаты «Комсомол — наше будущее!», «Партия — наш рулевой!» и еще какие-то помельче.

Любочка быстро повязала косынку хвостиками назад и без стука вошла в комитет комсомола. Светозар догадался, что ее там ждут с нетерпением. Сам же он деликатно постучал в дверь приемной парторга. Мало ли, чем там занимается секретарша Ладушка — надо дать ей время задвинуть ящик, в котором стоят пузырьки с маникюрным лаком и лежит раскрытый косметический набор (из прошлого спецпакета).

— Данила Ингварович у себя, вас ждет, — сказала белокурая красавица Ладушка (весь завод знал, что на ней-то и хочет жениться комсорг Степа, но не сейчас, а чуть погодя — когда разберется с Любочкой).

Светозар вошел в кабинет — но с порога он был уже не рабочим со сборки или со штамповки, плечи распрямились, развалистая походка пропала напрочь, взгляд поменялся. С парторгом Светозар не имел нужды играть роль — был на равных, а скорее всего, что и выше. И то, что он так и не снял спецовку, словно это входило в правила игры — стало завершением маскарада.

Данила Ингварович поднялся ему навстречу, сияя казенной улыбкой, достойной заводского красавчика комсорга Степы.

— Ладушка! — крикнул он. — Сообрази там!

У секретарши все было наготове в холодильнике, который, если не приглядываться, даже на холодильник похож не был — тумба из орехового дерева, под стать всей обстановке в приемной.

Не успел Данила Ингварович отгрести в сторонку все добро на столе, как явилась Ладушка, уже в красной косыночке на голове и с подносом: хорошая водка двух сортов, стопочки, бутербродики с рыбной нарезочкой, мясной нарезочкой и икоркой. Светозар оценил соблюдение этикета — напиток одного сорта на стол выставляли разве что в узком семейном кругу, стараясь, чтобы посторонние не видели такого безобразия.

— Хлопнем? — спросил парторг.

— Тяпнем, — на заводской лад отвечал Светозар, и они взялись за холодные стопочки, и приняли по пятьдесят граммов, и закусили, и улыбнулись друг другу весьма приветливо.

— Ну, с окончанием, — сказал Данила Ингварович. — Будете, значит, знать, чем дышит рабочий класс, так сказать, из первоисточника, откуда все это берется, чьих рук дело… Это правильно! Так и нужно постигать! Чтобы каждое слово, значит, на вес алмаза! И нести в массы!

— На том стоим, — согласился Светозар.

— Но вы молодец, просто молодец, столько продержаться! Мне говорили — вы дотошный, во все тонкости вникали, наши ветераны такое ценят. Не то что эти девочки, в цех их не заманишь, только проспекты подавай. Вот что значит старая школа!

— Новая школа, — поправил Светозар. — И вы не забывайте, какой это проект.

— Помню, помню и горжусь, значит! Но сколько же души в это надо вложить! И с какой жаждой постигать! Не слишком вас наше производство утомило?

— Спасибо, я в полном порядке. Сейчас приму душ, снимусь с комсомольского учета и поеду отчитываться.

Данила Ингварович с достоинством покивал.

— Да, да, — сказал он, — если хотите, я машину дам. И вот, чтоб не забыть…

Он взял со стола заранее подготовленный конверт, вручил как бы между делом, и Светозар точно так же принял подарок, сунул в большой карман спецовки, словно содержимое не имело особого значения. А меж тем это была плата за разумное молчание, хорошая плата, если учесть, сколько несуразностей отметил на заводе Светозар.

Мало давать в таких случаях опасно — это парторг знал, как свежую таблицу модулей. Но ему еще хотелось, пока Светозар не ушел, подчеркнуть особую суть своего подарка.

— Там — деньги… — прошептал он и добился-таки эффекта: рот Светозара, человека, привычного ко всяким чудесам, невольно приоткрылся…

2.

От искушения сразу проверить кредитную карту Светозар воздержался. Она так и лежала в конвертике, пока он мылся, переодевался, прощался с комсоргом Степой.

— Но ты на митинг все же приходи, — сказал Степа. — Постоять за святое дело!

Он был в комсомольской форме — синей блузе, подпоясанной ремешком, с нагрудными кармашками, погончиками и нашивками на рукаве. Золотистые кудрявые волосы лихим чубом топорщились надо лбом, белозубая улыбка не сходила с уст — хоть сейчас же на плакат «Мы строим общество изобилия!».

— На митинг приду, — обещал Светозар, и тогда Степа подарил ему новый комсомольский значок, на котором буковки КСМ были с радужным переливом.

Светозар приколол значок к лацкану пиджака.

— Вот еще, тебе за общественную работу причитается, — и Степа достал из шкафа спецпакет.

Светозар никакой общественной работы за собой не числил, кроме двух митингов, но пакет принял — это также входило в условия игры. К тому же и Степу огорчать не хотелось — они за две недели Светозарова заводского житья неплохо поладили. Комсорг даже вписывался в планы Светозара, связанные с любопытным и пока засекреченным проектом, сулящим и славу, и благосостояние.

— Пивка, что ли? — спросил комсорг. Он имел пропуск категории «Б» — мог в течение рабочего дня сколько угодно выходить с территории.

— А что! И пивка тоже, — согласился Светозар.

Они миновали проходную и оказались в тупичке длиной в полсотни метров. Оттуда вышли на окраинную улицу, поймали такси и поехали в центр — искать хорошее пивное заведение.

— Два малых зеленых модуля, — назвал цену шофер. — Или шесть малых белых.

Светозар порылся в портмоне. У него были карты всех цветов, и зеленая «супертауновская» тоже — но он выбрал белую, потому что ее содержимое день ото дня дешевело. Шофер вставил карту в щель кассового аппарата и снял плату за проезд.

— А что, серых модулей не принимают? — спросил Степа.

— Начальство запретило. Сказывали, «Боевой шанс» вот-вот загнется. Переборщили они малехо, вот их и не берет никто. Им уже ни одна структура давать не хочет.

Светозар усмехнулся — сам он трижды в неделю доставал из почтового ящика полукилограммовый том «Боевого шанса» и, морщась, доносил до мусорного контейнера.

— Зато «Бастион» на взлете! — продолжал коммерческие рассуждения шофер. — У них вчера праздник был — новый дизайн сайта отмечали. Первым десяти посетителям тут же средний модуль давали на сорок восемь часов! У меня дочка нарочно двое суток караулила, от экрана не отходила.

Концерн «Бастион» — это была черно-оранжевая карточка, ее еще называли «осой». Малый модуль «осы» соответствовал трем большим зеленым — вот как высоко взлетел «Бастион», а еще год назад его малый модуль был почти равен малому зеленому. «Супертаун» уступил ему первенство, но готовил какой-то сюрприз, поэтому умные люди с зелеными карточками не расставались. И даже зарплату на заводе, с которым только что простился Светозар, переводили главным образом на зеленые карточки.

Разговорчивый шофер делился всеми новостями из мира бизнеса, какие только сумел ухватить и в меру своего разумения. Несколько раз Степа со Светозаром весело переглядывались — ишь, как лихо народ извращает перипетии тайной борьбы между концернами! Наконец почти приехали.

— Тут выйдем, ладно? — спросил Степа. — Я должен насчет акции договориться. Подождешь?

Светозар кивнул.

Над зданием, куда вошел Степа, сверкали огромные радужные буквы КСМ, в просторечии — комсомол, а полностью — комитет сопротивления монополизации. В том же здании, только с другого торца, размещался горком партии под буквами КПСС — то есть коалиция прогрессивных сил сопротивления. Светозар еще в школе расспрашивал преподавателя истории, почему комсомол, а не комсо-мон, но ответ получил невнятный — вроде, речь шла о каких-то славных боевых традициях. И кто входит в коалицию — он тоже толком не знал.

Но ему это и не было нужно — вступать в партию он пока не собирался.

Ожидая Степу, Светозар достал карманный коммуникатор и стал проверять содержимое.

Работая в цеху, он каждый вечер отправлял добычу на свой домашний адрес. Там уже скопилось материала на здоровенный сериал. И Светозару не терпелось взяться за работу.

Коммуникатор деликатно пискнул и завибрировал — это объявился Лидер.

— Привет, — сказал он, и тут же на экранчике появилась его круглая физиономия. — Как результаты? Не вижу синопсиса.

— Синопсис будет часа через два, — пообещал Светозар. — Но в общих чертах. И пока — один и тот же на текст и на сериал. А вообще мне бы аванс не помешал.

— В договоре сказано — после сдачи синопсиса. Тебе как лучше — зелеными или желтыми?

— Желтыми, конечно!

— Все в твоих руках. Как только получаю синопсис — конвертирую три тысячи зеленых в желтые и перегоняю на твой счет.

— Погоди, погоди! — У Светозара было плохо с арифметикой, он спешно вызвал на экран калькулятор и посчитал, не слишком ли много теряет от этой конвертации. Получалось, что теряет — но при любых раскладах крупную сумму лучше держать в желтых модулях «Инфопрогресса».

Стеклянные двери разъехались, вышел Степа. При нем был большой портфель старого образца, прекрасно гармонирующий с синей блузой и золотистым чубом. Светозар не стал спрашивать, откуда взялся портфель — возможно, это был спецпакет комсорга, который уж точно отличался от спецпакета простого комсомольца. И они пошли пить пиво.

3.

Домой Светозар пришел в десять вечера, очень довольный. Он активизировал в банке денежную карту и испытал чувство глубокого удовлетворения — счет позволял много чего приобрести в денежном сетевом магазине. Взять хотя бы ящик пива! Деньгами он стоит примерно шестнадцать рублей, так? Но если покупать за зеленые модули — то выложишь ровно один модуль, как миленький, хотя стоит тот модуль формально, по прейскуранту, сорок рублей.

Заходить в гипермаркет Светозар не стал — трата времени. Как начнешь бродить вдоль километровых полок, где одних сортов кетчупа под две сотни, сортов сосисок — сотни полторы, лепешек для домашней пиццы — шестьдесят разновидностей, так и счет времени потеряешь. Проще заказать любимую пиццу «Ночная хакерская» через Сеть — привезут горяченькую.

В подъезде он открыл почтовый ящик и вынул пакет весом не менее трех килограммов. В пакете лежала ежедневная порция рекламы — «Супертаун», «Вести», «Деловой четверг», три издания концерна «Бастион» и стопка проспектов. Рядом с ящиками стоял контейнер, куда Светозар и спровадил все это добро, кроме «Вестей» — там, помимо рекламы, публиковался фантастический сериал, и каждый, собравший картинки всех его выпусков, участвовал в хорошей лотерее.

Первым делом Светозар сел к монитору — нужно же было наконец сдать Лидеру синопсис.

— Роман «Тайфун любви», — так настукал Светозар в первой строчке. — Глава первая. Место действия — завод, производящий бытовую технику. В сборочном цехе, где выпускаются пылесосы «Тайфун», трудится молодой сборщик Велимир. Он влюблен в сестру комсорга Степана Радмилу. Радмила мечтает о новой экспериментальной модели «Тайфуна». Велимир ночью тайно выносит из цеха модель (используются технические данные «Тайфуна-Экс-тра-47»). Он несет любимой пылесос, но на него нападают грабители и отнимают коробку с «Тайфуном». Дополнительные блоки — наручные часы «Сейти», йогурт «Снежинка», пиво «Витязь на распутье»…

Разжевывать не требовалось, Лидер и так поймет, что часы — на запястье Велимира, йогурт употребляет Радмила, а пиво, соответственно, бригада сборщиков. А вот вывести список дополнительных рекламных блоков на экран не мешало бы — их сотни полторы, и всем должно найтись место в романе о приключениях прекрасного, несравненного и выдержавшего все испытания пылесоса.

Далее в сюжет ввязывалась бригада сборщиков, которые, зная конструктивные особенности пылесоса, просчитали, кому грабители могли бы продать экспериментальную модель. Это не было прямым наездом на конкурентов, а скорее, серией очень чувствительных уколов, недаром Светозар две недели трудился на сборке.

Одолев шестую главу, он решил перекусить. Прежде чем заказывать на дом пиццу, полез в спецпакет — там порой попадалось кое-что вкусненькое. Хотя в основном яркие футболки и кепки с рекламой крупных производителей. Футболки были из хорошего плотного трикотажа, не знали сноса, их носили все, кого положение не обязывало соблюдать корпоративную элегантность.

Пакет от Степы содержал: футболку с рекламой «Тайфуна-Экс-тра», кепочку с той же рекламой, палку сервелата линии «Кот Колба-скин» (мясокомбинат, построенный литовцами, с боями пробивался на местный рынок), гречневые галеты для язвенников (тут Светозар хмыкнул, но скоро разобрался — они служили носителем рекламы «Аптечного альянса»), сложенную в тридцать два раза спортивную сумку с большими золотыми иероглифами на боку, и наволочку, где меж розовых гирлянд вились изящные буквы «Спокойной ночи желает фабрика «Бурный рассвет»!».

Перекусив галетами с сервелатом, Светозар взялся за седьмую главу, в которой пылесос «Тайфун» следовало уронить на речное дно и продержать там хотя бы денька три, чтобы доказать стойкость изоляционных материалов. Но не удалось — позвонил Степа.

— Слушай, когда мы сидели в «Трех бочках», портфель у меня еще был?

— Мы не сидели в «Трех бочках»! — воскликнул сильно удивленный Светозар.

— А… а где мы тогда сидели?…

— Степа, что с тобой?!

— Я на автовокзале.

— Что ты там делаешь?

— Не знаю. Портфель пропал! Карточки — синие, золотые, серебряные, изумрудные!… Все пропало!…

Тут-то Светозар и онемел.

Разумный человек первым делом задал бы вопрос: какой кретин даст комсоргу Степе в руки изумрудную карточку? Ведь на ней даже не модули — «изумрудик» означает целую газетную полосу в «Утреннем вестнике». Такую ценную вещь даже не всякому парторгу позволяли пальчиком потрогать. Сам Светозар видел изумрудную карту только раз в жизни — когда в кабинете у Лидера имел честь проблеять «я не возражаю…» самому Бориславу Ордынскому, хозяину промышленного комплекса «Электродом». Но даже если в портфеле дюжина синих карточек и на каждой — хотя бы сотня модулей (при меньшем количестве синий счет не открывают), то уже получается… получается… четырнадцать полос «Вестей»! Почти целый газетный номер!

Удивление вдруг кончилось — его вытеснил из Светозаровой головы ужас.

Если Степа влип в неприятности, то дело кончится допросом в милиции. И будет названо единственное имя собутыльника, которое комсоргу известно — имя Светозара. Поди потом докажи, что ты даже не прикасался к этому дурацкому портфелю!

Ужас отступил перед новой мыслью, вызвавшей полное и окончательное смятение.

В ходе допроса будут отслежены все операции, которые в последние сутки Светозар проводил со своими счетами. И сразу всплывет денежная карта, подсунутая парторгом! Откуда у молодого пиармей-кера денежная карта с хорошим вкладом? На что ему деньги?! Парторг сразу отречется — будет врать, не краснея, ибо так ему по должности полагается. Единственное решение — пиармейкер обменял украденные модульные карточки на денежную и строит какие-то гнусные планы…

А где меняют карты, даже малютки из дошкольной группы знают: есть за вокзалом такой район, в каждом дворе — свой загадочный бизнес, и плевать они там хотели на рекламу!

4.

Степу Светозар отыскал в зале ожидания.

Комсорг сидел, сгорбившись и занавесив скорбное лицо роскошным чубом, среди бабок со спортивными сумками. Это была колхозная экскурсия — ветеранов часто привозили в город, чтобы провести их по крупнейшим магазинам в пору скидок. Скидки же им полагались тройные — по возрасту, «сельские» и обычные торговые. Делалось это, правда, только по заявкам тех торговых домов, которые самыми изощренными рекламными трюками не могли сблагостить залежавшийся товар.

— Пошли, — сказал Светозар.

— Куда? — безнадежно спросил комсорг.

— В чайную.

Чайную эту Светозар знал потому, что там служила Ярослава, одноклассница, которой в жизни не повезло. Училась в медицинском, познакомилась с каким-то авантюристом, он ее втравил в загадочную аферу с рецептами и лекарствами, все вскрылось, девица вылетела и из института, и из комсомола, а это — вообще конец всем надеждам.

Но Ярослава не сдавалась, ходила на какие-то курсы и знала, может, даже больше, чем двоечник, окончивший медицинский институт и заседающий в поликлинике на должности терапевта.

С большим трудом Светозар доволок комсорга до чайной. Степа был не в себе, бормотал или кричал: «Проклятые монополисты! Это они! Это их происки!» Прохожие шарахались — вот так постоишь на тротуаре, слушая про монополистов, а потом всю жизнь будешь свидетельские показания давать.

Ярослава в грязном белом халате и чистой белой наколке с кружевами стояла за высоким прилавком и присматривала за посетителями — чтобы не обманывали чайный автомат.

Светозар сгрузил хнычущего Степу на стул в самом углу, взял два стакана черного краснодарского, бутерброды и попросил тихонько Ярославу посмотреть комсорга — не накачал ли его кто дурью. Сам же встал на страже при автомате.

Там был широкий поддон и всего три крана с кнопками — при теперешнем изобилии марок и сортов чая, от которого даже самого изощренного чаелюба и чаеведа мог охватить ступор, автомат казался гостем из давно утраченного рая. Чтобы в стакан вылился чай, следовало сунуть в одну из трех прорезей жетон. Но местные вредители наловчились вместо жетона вставлять проволочный крючок и что-то там ловко цеплять и поворачивать. Поэтому следить приходилось еще и за жетонным автоматом, стоявшим у дверей, а он, зараза, принимал только зеленые и «осиные» карточки, из-за чего возникали склоки. Ярослава уже научилась управляться с крикунами — после того как сдала двоих в милицию, утверждая, что они-де вопили о пользе монополии, при которой такие автоматы и в страшном сне никому бы не приснились, публика притихла.

Пока она заглядывала Степе под веко, щупала пульс и нажимала ему всякие точки на ушах и на пальцах, Светозар, вспомнив ту историю, думал примерно так: а в самом деле, чем плоха монополия? Ну, было бы в каждом магазине не сорок сортов чая, а три, не шестнадцать сортов колбасы, а, допустим, три, и все — с одного комбината, ближайшего, чтобы все знали, куда жаловаться на тухлятину. И платили бы за них деньгами — вот, наладчик Трошкин на заводе всем бумажный рубль показывал, чем плохо? Еще у него металлические деньги сохранились, гривенник и пятак. А теперь последнего ума лишишься с таблицей модулей, которая еще к тому же раза два-три в месяц обязательно меняется. А что такое модуль? Это — всего-ничего, вот такусенький прямоугольничек, махонькая частичка газетной полосы. Цена ему была бы — ниже плинтуса, если бы не благословенная конкуренция. Сорок три производителя дешевых макарон насчитал как-то Светозар в своем любимом «Утреннем вестнике» — и каждый производитель оплачивает по десять-двенадцать больших модулей ежедневно. А это уже кусок полосы со Свето-зарову ладонь, и там в рамочке помещаются название макарон, три строчки вердальной рекламы, телефоны оптовых баз, физиономия довольного ребеночка или бабушки — счастливые потребители то есть. Если учесть, что опытный наладчик получает в месяц не больше восьми больших зеленых модулей, то картина поганая…

Были бы деньги, тоскливо думал крамольную думу Светозар, не нужно было бы каждое утро, едва продрав глаза, искать в интернете новую таблицу конвертации модулей. И не нужно было бы тратить мозги и нервы, чтобы поменять свою рекламную площадь в «Вестях» на равноценную в «Деловом четверге», пытаясь скопить целую газетную полосу. А полоса продается куда дороже, чем составляющие ее модули по отдельности. Есть асы, которые по особому знакомству на каждой полосе держат один несчастный модуль, и выкупить его — мука адская.

Но, с другой стороны, расплачивались же рекламной площадью сорок лет — и ничего.

Раз уж нет иного способа борьбы с монополистами… это комсорг Степа даже с похмелья очень четко изложит…

Ярослава отошла к прилавку, принесла таблетку и стакан воды, заставила Степу выпить, и через четверть часа он уже внятно рассказал, как, расставшись со Светозаром, встретил коллегу, кажется, с фабрики «Аврора» и уже вместе с ним осел в «Трех бочках», откуда один отправился домой. Как коллегу звать — не помнит, потому что встречает его лишь на комсомольских семинарах.

— А что на самом деле было в портфеле? — спросил Светозар.

— Карты для участников митинга, новенькие, лиловые…

— Лиловые? — переспросила Ярослава. — Что-то новенькое.

— У «Бриллианта» проект стартует, книга, роман… это пилотные карты… целевые блоки… бонусы копить… — отвечал еще не совсем пришедший в себя Степа.

Светозар едва не схватился за голову. О том, что участники митинга получают скромное вознаграждение, он знал — кто ж без вознаграждения попрется стоять на площади с плакатом и орать «Позор монополистам»? Он не знал только, что уже вовсю идет торговля страницами книги, которую он еще даже не начал писать, синопсиса — и того не сдал!

— Сколько карточек?! Степа молчал.

— Сколько карточек, я тебя спрашиваю?!

— Шесть тысяч…

Ярослава присвистнула. Светозар охнул — и точно, портфель комсорга был битком набит. Митинг, стало быть, намечался на шесть тысяч ртов — недурно…

— Какой идиот отпустил тебя пешком? — прошипел он. — Такси брать надо было!

— Такси больше нельзя, таксер полосу выкупил… им веры нет…

— Ты о чем? — Светозар, изучая заводскую жизнь, явно проворонил что-то значительное. — Сегодня же ехали…

— Дурак какой-то, — вместо Степы сказала Ярослава. — Все газеты писали. Полоса в «Нашем городе» — это же дачу купить можно. А он портрет какой-то девки поместил во всю полосу, и пришлось публиковать — у него полный комплект модулей. Да еще на лучшей рекламной странице!

— А-а, это… Ярка, ты же умная женщина. Неужели непонятно? Нет никакого таксера. Подписная кампания у них. Под девизом: желание рекламодателя — закон. Хочешь — портрет внучки на свою полосу ставь, хочешь — китайско-монгольский словарь. И тут же «городские» модули в цене подскочили. А девка наверняка модель и чья-то подруга.

— Да нет же, был таксер, его в программе новостей два раза показывали, — возразила Ярослава. — И аналитик сказал, что монополисты наняли таксеров, чтобы забивать лучшие рекламные полосы всякой ерундой и…

— О господи, Ярослава! — Светозар даже застонал от осознания глобальности бабьей глупости. Он хотел было вслух и с большим количеством аргументов разоблачить незримого партийного аналитика, но вспомнил о портфеле.

Тот, с кем встретился, расставшись со Светозаром, подвыпивший Степа, возможно, не имел дурных намерений — он только заглянул в портфель, чтобы сообразить, как искать растяпу-хозяина. Или же туда сунул нос человек, случайно обнаруживший портфель где-нибудь под столом пивного бара…

Но такое количество карточек никого не оставит равнодушным. И карточки, главное, анонимные! Плевать, что на каждой — сущая мелочь. Даже если по рублю — шесть тысяч рублей.

Нужно было поскорее сделать что-то неслыханное, чтобы сорвать завтрашний совместный митинг двух заводов под девизом «Монополии — наше рабочее НЕТ!».

Но что, что?…

И в бедной Светозаровой голове прозвучало страшное, но спасительное слово: «Блоггеры!…»

5.

Этих людей никто не знал в лицо.

Блоггер мог годами трудиться в каком-нибудь офисе на стажер-ской ставке младшим помощником пиар-менеджера, официально зарабатывать сущие гроши, но при этом иметь блог, который посещают десять тысяч человек. А каждое посещение — это беззвучный щелчок счетчика, снимающий с личного счета посетителя тоже какую-то ерунду, тысячную часть серого модуля, однако в итоге каждая ночь приносит блоггеру скромный, но постоянный доход.

Но, конечно же, не счетчик кормит блоггера, а контракт с кем-то из зарубежных монополистов, тщательно засекреченный контракт. Сумма, которой достаточно для безбедного житья, ежемесячно переводится на счет блоггера через всякие промежуточные электронные банки, возникающие и исчезающие, словно неземные видения.

Светозар, как почти все пиармейкеры, блоггеров не любил — во-первых, он не понимал, как они действуют на психику потребителя, а во-вторых, никто и никогда не предлагал ему стать блоггером. Это косвенно свидетельствовало о его бездарности — талантливым-то предлагают, и они тут же решительно отказываются и публикуют об этом целые репортажи на принадлежащих им модулях. Модулями можно платить, как вся страна, за жизненные блага, а можно использовать их и по прямому назначению — для рекламы, в данном случае оголтелой саморекламы, и это даже поощряется — все-таки хоть что-то свеженькое в газете.

Пиармейкинг же — наука, имеющая своих профессоров, свои открытия, свою иерархию, в которой Светозар уже поднялся на несколько ступенек. Заказ на роман «Тайфун любви» не каждому достается. Если бы ему позвонили с неопределяемого номера и предложили вести блог, он бы отказался, конечно, но именно этого звонка недоставало для счастья. Ибо все знали, что он такого предложения не получал.

Влияние блоггеров было огромно и непредсказуемо. Связываться с ними сильно не хотелось. Но иного способа сорвать митинг Светозар просто не видел.

Конечно, была и такая вещь, как правда. Можно честно сказать заводчанам, что карточки у комсорга сперли. Можно, но не нужно, потому как тут же возникнут партийные работники и пресса с заявлением: «Клевета! Клевета на рабочий класс! Клевета на рабочий класс, который будто бы ходит на митинги только ради карточек!» И будет грандиозный скандал на радость монополистам… уж не они ли портфельчик-то стащили?

Светозар был способен мыслить здраво, но столько наслушался о происках монополистов, что эта версия показалась ему очень даже правдоподобной. Украсть портфель, сорвать прекрасно спланированный митинг, который стоит отдельным пунктом в планах многих рекламных кампаний — вон фабрика детского питания обещала привезти для раздачи пакетики со своими порошками, завод шипучих вин целый блок приготовил с песнями, плясками и дегустацией… Но без карточек народ просто озлится и разойдется. То есть в активе — куча материального ущерба, судебный иск к бездарным организаторам митинга и много иных неприятностей. Что ж это, как не происки?

Выстроив сию умственную конструкцию, Светозар велел Ярославе дать комсоргу еще таблетку, чтобы в голове у того окончательно прояснело, и потребовал от бедного Степы сейчас же звонить человеку, который выдал лиловые карточки, чтобы немедленно их блокировать. Такая операция — форс-мажор, и банк может ее осуществить не раньше десяти утра, когда прибудет начальство и найдется кому пришлепнуть заявку своей личной электронной подписью. Это — если действовать официально. А неофициально — нужно искать знакомцев, чтобы они звонили своим знакомцам, обещать одним златые горы, другим реки, полные вина, и тогда хоть часть денег, вложенных в карточки, удастся спасти.

Однако организаторам митинга с того ненамного легче — не станут же они рассказывать про эти проблемы на ушко каждому из шеститысячной толпы.

Значит, вся надежда на смутьянов-блоггеров.

Время было позднее, но человек, который мог помочь, как раз сейчас, позавтракав, усаживался в рабочее кресло.

— Алло? Профсоюз? — спросил у коммуникатора Светозар. — Да, мне нужен правый профсоюз. Я ищу председателя Буревоя Антипо-ва. Передайте — Септимиус…

Это было игровое имя — с тех времен, когда председатель профсоюза правых хакеров Буревой и пиармейкер Светозар были юными и жизнерадостными геймерами, сражались в одной команде за честь города и в игре «Звездные драконы» одолели всех соперников. Перед ними рисовались замечательные перспективы, но взрослые объяснили — во взрослую сборную страны по геймингу им все равно не попасть, для этого с двух лет к монитору садиться надо, в специальный детский сад ходить с геймерским уклоном. Соратники потосковали и разбежались по разным тусовкам, один пошел в колледж пиармей-кинга, другой — на хакерские курсы. Но большого таланта он в этом деле не проявил и стал делать карьеру по административной линии.

Когда хакеры собрались регистрировать свой профсоюз, комиссия, принимавшая бумаги, возмутилась не их наглостью, а попыткой нарушить законодательство. Профсоюз в том виде, как они вычитали из документов, претендовал на монополию в области защиты хакин-га. Антимонопольный закон же нарушать не стоило никому — дело обычно кончалось неподъемными штрафами. Хакеры тут же подготовили еще один комплект документов, точно таких же, и, зарегистрировав два профсоюза, думали, что одолели закон. Но каждому профсоюзу полагался штат сотрудников. И уже через полгода «правые» хакеры были на ножах с «левыми» хакерами, и их вожаки занимались не столько работой, сколько рекламой и вербовкой новых членов в свои ряды. В результате хакинг как таковой переживал не лучшие времена — каждый подросток, написавший от обиды на человечество хоть крошечного червячка для взлома паролей бесплатного почтовика, тут же делался предметом профсоюзной войны, впутывался в интриги, проникался манией своего величия и останавливался в развитии. Только старая хакерская гвардия еще подламывала сайты с серьезной защитой, и то по каким-то загадочным договоренностям с владельцами этих сайтов.

Буревой был на месте — его рабочий день начинался в десять часов вечера.

— Привет, — сказал ему Светозар. — Есть дельце.

— Приезжай завтра.

— Срочное.

— И до завтра потерпеть не можешь?

— Вот именно, что не могу. Нужна консультация.

— Консультации у нас платные.

— Знаю. Ну так я приеду через полчаса.

Не зря, нет, не зря учили Светозара тонкостям пиармейкинга! Ночью его разбуди — и отрапортует формулу Джексона-Кудрявцева, по которой рассчитывается скорость распространения хорошей и плохой информации. Американец Джексон составил ее для хорошей информации, россиянин Кудрявцев — для плохой, а тот человек, который догадался свести оба этих открытия вместе и ввести в оборот коэффициент, учебником не упоминался, потому что давно уже стал монополистом.

Осталось только найти объект, к которому бы пристегнуть плохую новость…

Этот объект лежал на поверхности, но Светозару было страшно к нему прикасаться, и всю дорогу от дома до Союза профсоюзов пиар-мейкер искал другие варианты. Но не находил.

Задумчивость его была так велика, что он налетел на колонну юных спамеров, идущих к центральному офису крупной программер-ской фирмы с транспарантом «Позор разработчикам антиспама!».

Светозара невежливо отпихнули, он опомнился, разозлился и решил действовать сурово и несправедливо — но так, чтобы митинг уж точно не состоялся.

6.

Буревой сидел в маленьком кабинете и носился по просторам русской рекламы в Паутине. Его интересовали связи и выходы Светозара.

За несколько минут до появления давнего приятеля он вылез с сайта «Бриллианта», где удачно подломал запароленный сегмент и получил информацию, доступную только сотрудникам.

Буревой внимательно прочитал все кусочки с упоминанием лиловых карточек и Светозарова романа «Тайфун любви». Когда пиармейкер вошел в кабинет профсоюзного деятеля, тот был полностью готов к беседе.

— Ты в блоги лазишь? — спросил Светозар после мужского церемониала приветствия (рукопожатия, «сколько-лет-сколько-зим» и тому подобной траты времени).

— А кто в них не лазит?

— Со своего адреса?

— Дурак я, что ли?

Конечно же, хакер читал крамольные сетевые журналы каким-то своим тайным способом.

Нет, государство не возражало против того, чтобы отдельные несознательные граждане по ночам слушали «вражеские голоса» и читали лживые измышления блоггеров. На здоровье, читай и слушай, вот только о карьере после этого можешь забыть навеки. Посетители бло-гов тщательно отслеживались и брались на заметку, особенно те, что вели в блогах какую-то активную жизнь — находили там друзей и врагов, ссорились и мирились, вывешивали свои собственные размышления, пусть даже не о пользе монополий, а просто о плохой погоде.

Блоггеры же, стараясь избежать неприятностей, ввели такую систему конспирации — новичок не мог к ним пробиться, не имея рекомендаций. Минимум два человека должны были представить его незримой общественности в своих блогах, поручиться за него, и только тогда он мог стать собеседником, при котором можно говорить то, что думаешь.

Эту особенность подпольных сетевых журналов Светозар знал. Но времени на возню с рекомендациями просто не оставалось.

— Бурик, мне нужно попасть в хороший блог под каким-нибудь тамошним именем.

— Что такое хороший блог?

— Тот, который читают в нашем городе.

— Таких много.

— Самый известный. Где читателей под десять тысяч.

— Допустим, я впущу тебя в этот блог под именем постоянного посетителя, — подумав, сказал Буревой. — И что мне за это будет?

— А чего бы ты хотел?

— Того же, чего и все. Пиара.

— Ну, с этим просто, — Светозар достал большой кошелек, а из него — разноцветные карточки, взял их веером и продемонстрировал Буревою. — Выбирай, где ты хочешь место. В «Боевом шансе»? Его больше молодежь читает. В «Вестях»? Там я могу дать тебе два десятка модулей на лучших страницах, это — твой портрет и текст о тебе на пятьдесят слов. В «Супертауне»…

— Нет, это все дребедень, кто их читает, — недовольно прервал Буревой. — Ты еще предложи десять модулей на полосе эротической рекламы!

Светозар невольно улыбнулся. Эротическая реклама потерпела позорный крах — ни комсомолки, ни партийные женщины, ни беспартийные тетки с конвейеров не пожелали вывешивать свои объявления в прессе. На заводах и фабриках амурные проблемы практически отсутствовали: комитеты комсомола и парткомы присматривали за общей нравственностью, начальство поощряло семейных в ущерб холостым, если же кого-то тянуло на поиски приключений — так они находились, не вылезая из родного цеха и совершенно бесплатно.

— Ну, хорошо, а чего бы ты хотел?

— Персонажа в «Тайфуне любви».

— То есть как это — персонажа?!

— Обычного персонажа. Где-нибудь в эпизоде, чтобы главный герой встретил на лестнице соседа: «Ну что, брат Буревой! — Да все нормально. — А как в профсоюзе дела? — А в профсоюзе разработали новую акцию, курсы правового обеспечения хакинга для подростков…»

— Может, еще и телефон профсоюза туда вмастачить? — издевательски спросил Светозар, но Буревой не пожелал услышать издевки.

— Это было бы совсем замечательно. Вот, гляди… — из каких-то тайников хакер извлек ссылку и открыл ярко-желтую страницу. — Это блог нашего земляка, Эндимиона. Никогда не угадаешь, как его на самом деле кличут. Три раза в неделю он вывешивает всякую хрень — стихи какие-то заплесневелые, картинки с цветочками. А популярность у него — вот список читателей…

И Светозар лишился дара речи при виде числа: 15 822.

— Ты хочешь сказать, что именно столько пользователей по ночам лезут в журнал к Эндимиону посмотреть на цветочки?

— Вот именно. Во-первых, друг мой Светозар, ваша продажная пресса помешалась на рекламе и все до единого сантиметра под нее отдает. Когда ты в последний раз в газете цветок видел?

— А на хрена он там?

— А во-вторых, Эндимион — монополист. Он начал публиковать сканы старых открыток с цветами — и никто другой этого уже делать не может, у блоггеров именно такая этика. Хочешь посмотреть на незабудки своей бабушки — к Эндимиону!

Светозар некоторое время переваривал информацию. Монополист подгреб под себя пятнадцать тысяч читателей! Просто потому, что додумался до цветочков! Разве что вложил полсотни синих или штук семьдесят зеленых модулей в покупку недорогого сканера.

— Вот, смотри, свеженькое… Пишет, что видел под забором колокольчик, и тут же стихи: «Колокольчики мои, цветики степные»… И картинка. А теперь смотри, сколько народу прочитало эту чушь и посмотрело картинку.

Светозар просмотрел строчки, посвященные колокольчикам, и поразился — это было талантливо. Опубликовать такое в «Вестях» — и в цветочных магазинах начнется колокольчиковый бум. Он задумался о том, что агрессивная реклама, которой его обучали, в каких-то направлениях должна будет отступить перед рекламой сентиментальной, а Буревой тем временем покрутил колесико компьютерной мыши.

Лента откликов потекла вверх. Если ее вынуть из компа и размотать — метра на три. Отметилось сто двадцать шесть человек. Прямо на глазах у потрясенного Светозара выпрыгнул сто двадцать седьмой отклик.

— Но какого черта?

— Знак протеста. Им кажется, будто они страшно крутые, если ночью читают блоги и втихомолку восхищаются монополистами.

— Нет, с ними-то ясно… Какого черта он, Эндимион, тратит время?…

— Тоже невелика премудрость. Он, может, в гипермаркете грузчиком работает и все на него орут. А ночью он — Эндимион, у него свой раскрученный блог и все дуры ему отдаться готовы. Так вот… погоди… вот. Эрнестина. Наша землячка. У нее свой маленький блог тоже есть.

— А у нее на что монополия?

— На афоризмы знаменитых женщин. Если хочешь, путем несложных манипуляций на полчасика станешь Эрнестиной и вбросишь в обсуждение колокольчиков свое веское слово.

— Про одуванчики?

— Да про что хочешь. Пошарь в дискуссиях, найди подходящую реплику и вклинивайся в тему.

Но когда Светозар уже потащил к монитору табуретку, Буревой удержал его выразительным жестом.

— Сперва — контракт!

— Какой контракт?

— На персонажа.

— Да ты знаешь, сколько стоит проходной персонаж в «Тайфуне любви»?

— Так это же всего-навсего человек. Я же тебе стиральную машину в персонажи не сватаю. Вот за нее весь наш профсоюз не расплатился бы. А тут — треть странички! Все равно твой герой с кем-то должен встречаться и говорить о курсе «осиного» модуля! Так пусть это буду я!

— Бурик, побойся Бога! Ты не понял, для кого этот «Тайфун любви»! Он для домохозяек, которым нужно впарить улучшенную модель пылесоса!

— А у каждой домохозяйки есть свой балбес, который хочет заняться хакингом, но боится! Муж, сын, брат, сват!

— Погоди, погоди! — Светозар даже замахал руками на Буревоя. — Давай так — я пишу о тебе и твоем профсоюзе материал на шестнадцать модулей и ставлю его на лучшее место в «Утреннем вестнике», на спортивную полосу, там у них снизу есть такая длинная кишка для пиара. Все мужчины прочтут, от восьми до восьмидесяти! Вот прямо сейчас перевожу с карты шестнадцать модулей плюс коэффициент на счет «Утреннего вестника» и бронирую место на первой спортивной полосе, хочешь? На всю страну мигом прославишься!

Светозар сделал действительно выгодное предложение. По молчанию Буревоя он догадался, что тот оценил идею. В ожидании твердого «да» Светозар стал строить первую фразу, с которой он мог бы вклиниться в компанию, собранную незримым Эндимионом.

План его был прост — закинуть в блог информацию о том, что зеленые модули должны грохнуться. Намекнуть, что сейчас идет совещание в верхах — «Супертаун» хотят продать концерну «Бастион», который для того его и покупает, чтобы уничтожить соперника. А для соблюдения антимонопольного закона «Бастион» уже содержит и подкармливает карманного конкурента, жалкий и убогий «Городской вестник», так что комар носу не подточит.

Судя по статье слесаря Галкина в многотиражке, по меньшей мере треть заводского коллектива время от времени и в блоги лазила, и «вражьи голоса», вещающие о пользе монополий, слушала. Если так — страшная новость разлетится быстро. А поскольку зарплату начисляют в зеленых модулях, то митинг-то утром будет — да только не на площади, а перед заводоуправлением. Пока разберутся, что к чему, оклемавшийся комсорг Степа блокирует карточки, сведет неприятность к минимуму, избежит вмешательства милиции — и можно будет вздохнуть с облегчением.

А потом слесарь Галкин, комсомольский орленок, побольше бы таких, напишет огромную статью о лживых измышлениях в блогах. И ее, может, даже «Вести» перепечатают — они свежатинку любят и ищут.

— Нет, — сказал Буревой. — Про бабушку свою на спортивной полосе пиши. Мне такая слава не нужна.

— Это почему же?

— Сколько газета живет? Сутки! Завтра же про меня забудут. А мне нужен долгоиграющий пиар!

От такой наглости Светозар совершенно обалдел.

Это говорил Буревой, который был бы рад даже упоминанию в хронике транспортных скандалов! Буревой, который не имел пары лишних модулей, чтобы оплатить три десятка слов мельчайшим шрифтом на самых провальных страницах «Городского вестника»! В иное время он был бы счастлив, если бы про его жалкий профсоюз на заборе мелом написали! Но почуял, что Светозару без его помощи не обойтись, и оголтело задирает нос!

— Ну, Бурик, ты даешь…

— Я не на помойке свою голову нашел, чтобы интеллектуальный труд за плохой пиар продавать.

— Ну и черт с тобой!

Светозар развернулся и вышел из кабинетика.

По всем правилам психологической обработки клиента Буревой, видя, что наскок не удался, должен одуматься и побежать следом, хотя бы позвонить и сказать, что согласен на спортивную полосу. Но Светозар уже и на улицу вышел, и до перекрестка неторопливо дошел, а никто его не преследовал, никто не звонил. Теоретический расчет на практике дал осечку.

Следовало искать другой способ сорвать митинг.

Мысль явилась сразу — и весьма разумная. Дурак Буревой возглавлял «правых» хакеров, но были же еще и «левые»! Значит, нужно искать их профсоюз и действовать несколько умнее — не давать им время на поиски информации по проекту «Тайфун любви», а сразу называть свою цену за конкретную услугу. С другой стороны, Буревой-то — давний приятель, не станет толковать про то, что врать плохо, а «левые» — кто их разберет…

Коммуникатор сообщил, что офис профсоюза «левых» хакеров находится далековато — семь остановок на метро.

Светозар задумался. Метро в это время суток было пустынно и небезопасно. Следовало бы, конечно, закрывать его сразу после полуночи, но тогда автопарки с их ночными автобусами остались бы монополистами. И городские власти несли огромные убытки, но держали метрополитен открытым круглосуточно.

Станция метро была рядом, остановка автобуса — за четыре квартала. Светозар, перекрестясь, вошел в стеклянную дверь и через огромный, сейчас совершенно пустой вестибюль пошел к пропускным автоматам.

Для метро он брал обычно за один малый зеленый модуль магнитную карточку на десять, за два — на двадцать, а за четыре с половиной — на пятьдесят поездок. Это был прямоугольник с диагональной полосой салатового цвета. С одной стороны — удобно, с другой — когда в вестибюле толпа, пробиться к автоматам, пропускающим именно по зеленым карточкам, удавалось в лучшем случае за десять минут. Существовала и третья сторона — если на больших картах вдруг почему-то недоставало денег, можно было в гипермаркете расплатиться и карточками метро. Из чего человек более опытный, чем Светозар, понял бы, что у кассирш есть какой-то тайный бизнес, связанный с салатово-полосатыми картоночками.

Оказалось, тишина и простор вестибюля были обманчивыми.

Дежурная куда-то отлучилась, и Светозар мог бы проскочить на эскалатор, не заплатив, но условный рефлекс законопослушного гражданина погнал его к пропускным автоматам с салатовыми флажками. Он сунул карточку, в автомате клацнуло, вспыхнуло зеленое окошко — путь свободен. А вот карта не вернулась. Значит, для следующего путешествия надо покупать новую.

Светозар ступил на эскалатор и поехал вниз.

Он углубился под город изрядно и был уже в середине лестницы, когда наверху заорали дурными голосами, загремели железом, раздалось подряд два выстрела. Светозар ахнул и съежился, молясь, чтобы эскалатор не пострадал. Но технике было все равно, ступеньки даже не дрогнули. Тогда он обернулся и увидел человека, несущегося вниз.

— Беги, Эндимион, беги, Эндимион, беги!… — кричали ему вслед.

7.

Общество торжествующего изобилия боролось с преступностью, как умело, и крупные злодеяния случались редко, зато всяких мелких пакостей население изобретало — мама, не горюй! Когда большинство парней и взрослых мужчин трудится на производстве — трудно, что ли, изготовить в родном цеху комплект отмычек или особо хитрый резак, чтобы вскрывать железные двери?

Светозар слыхал, что есть мастера, умеющие заново зарядить израсходованную карточку метро, и возможно, сам покупал их в газетных киосках — чтобы за каждой картой проследить, никакой милиции не хватит. А вот теперь он мог в лицо увидеть бандита, который с сообщниками по ночам грабит пропускные автоматы и добывает из железных бункеров брезентовые мешки с тысячами использованных карт.

И этот бандит был Эндимион. Изысканный стилист, любитель бабушкиных незабудок и стихов графа Толстого.

Чего-то подобного и следовало ожидать — блоггер, который не размещает скрытой рекламы, вряд ли получает поддержку от проклятых монополистов, а кушать-то трижды в день хочется. По крайней мере, так рассудил Светозар, хотя с монополистов станется помогать блоггерам и из бескорыстной вредности — ибо разрушают моральные основы общества торжествующего изобилия.

Эндимион скакал вниз, таща под мышкой брезентовый мешок с картами. Светозар еще успел подумать, какого черта он пытается скрыться внизу, когда следовало бы выскакивать на улицу и прыгать в ожидающую взломщиков машину, и тут блоггер поравнялся с ним. Мелькнул профиль — и Светозар ахнул.

Удалявшийся затылок с узлом черно-красной банданы имел весьма неожиданного хозяина — или же слесарь Галкин обзавелся двойником.

— Изяслав! — заорал Светозар. — Изяслав, стой! Эндимион-Галкин обернулся — как оборачивается всякий человек на свое законное имя.

Губы скривились, и рот дернулся так, будто слесарь выплюнул залетевшую в рот муху. Но Светозар знал, что муха эта — матерное слово.

Сам не ведая, для чего, он кинулся вслед за грабителем.

Наверху уже снарядили погоню, и два невесть откуда взявшихся милиционера бежали по эскалатору, угрожая стрельбой.

Поезд остановился у перрона, когда Галкин с мешком уже сбегал с вытянувшихся в ленту ступенек. Голос «осторожно-двери-закрыва-ются» застал его чуть ли не в прыжке. А на последних звуках этой вечной фразы в вагон влетел и Светозар.

Они были там вдвоем — и, когда поезд тронулся, злобно уставились друг на друга.

— Сука! — крикнул слесарь Галкин. — А мы-то думали — какого черта ты в цеху крутишься! А ты выслеживал!

— Продажная ты шкура, Изяслав! Днем одно пишешь, ночью — другое! В комитете комсомола свой человек, а карты воруешь! Монополистам продался? — пылая праведным гневом, спросил Светозар.

— Да что ты знаешь о монополистах?! Что ты о них вообще можешь знать?!

— Ну да, я же вражьих голосов не слушаю!

— А они как люди живут!

— Это они — как люди? Ну, ты совсем сдурел, Галкин. Один сорт сосисок и два сорта хлеба, белый и черный — все!

— Вранье это! Про один сорт! Зато они в музеи ходят!

— В музеи? А зачем?

Самого Светозара туда дважды водили в детстве, и в голове застряли только наконечники от стрел под толстым стеклом и сломанный пулемет, стоявший посреди зала на возвышении.

— Тебе уж точно незачем! Ты как на четыре часа в гипермаркет уйдешь — так и счастлив!

Светозар хотел было огрызнуться, но за спиной у Галкина увидел плакат из серии «разыскиваются». В яркой рамке было приятное женское лицо. Текст гласил: такая-то ушла третьего апреля в круглосуточный гипермаркет «Дамский рай» и до сих пор не вернулась. Поскольку гипермаркет имел свой собственный эскалатор для спуска в метро, то пропажа могла обнаружиться и здесь.

Эти плакаты были обычным делом — благодаря им немало женщин, ошалевших от изобилия и потерявшихся меж полок, на третий или четвертый день удавалось выловить и доставить к семейному очагу.

Да и как огрызаться, если в гипермаркет ходишь именно за счастьем? Видишь новые товары, участвуешь в презентациях, пробуешь салаты, рулеты, копчености, получаешь маленькие подарки… какой, к черту, музей?…

— Ну, счастлив… — произнес он, глядя на брезентовый мешок.

— А в голове у тебя — таблица модулей!

— Можно подумать, у тебя в голове — что-то другое…

В мешке были карточки метро, множество карточек, в том числе и зеленых. Мысль зрела не так, как полагалось бы плоду, а рывками, с судорогами. Но зрела, оформлялась…

— Послушай, — вдруг спросил Светозар. — А это правда, что у монополистов за все платят деньгами?

— Правда. Никаких карт, никаких расчетов — достаешь из кошелька монеты и кладешь на прилавок, отвечал слесарь Галкин, уставившись на Светозара с огромным недоумением. Казалось бы, этому человеку полагалось знать о монополистах все — как знают все возможное о самом опасном враге.

— И за газетную площадь?

— А чего за нее платить? Ты хоть одну монопольную газету видел? Там же совершенно нет рекламы.

— Так не бывает.

— Бывает.

— Внимание, внимание! — загудел голос в динамиках. — Станция метро «Болдыревская». Граждане пассажиры, не забывайте в вагонах личные вещи.

Слесарь Галкин вдруг весь подобрался и поудобнее взял мешок.

— Вот только попробуй, — загадочно сказал он. — Сдашь меня — тебя наши найдут, они тебя видели. Нас много, за меня отомстят!

— Да что ты, Изяслав, чушь несешь?

Но это была не чушь — по перрону, ожидая вагон с грабителем, прогуливались милиционеры. Они вычислили, в каких вагонах мог бы оказаться похититель карточек, и заняли удачные позиции между изразцовыми колоннами. На светлом фоне отчетливо выделялись их синие мундиры и белые портупеи.

8.

Светозар знал одно — ему следует до последнего держаться за брезентовый мешок. Там, в мешке, было спасение от завтрашнего… нет, уже часа полтора как сегодняшнего митинга.

Неизвестно, какие планы связывал с карточками Изяслав. Может, доход от их продажи шел в тайную казну подпольных монополистов. Но только он собрался спасать мешок всеми средствами — и его физиономия, обычно жизнерадостная, как у большинства заводских комсомольцев, вдруг стала злобной, явив оскал, достойный камышового кота.

Когда двери вагона разъехались, Галкин встал в позу, несколько смахивающую на высокий старт. Мешок он прижимал к себе левой рукой, а правую быстро сунул за пазуху. Светозар охнул — там мог быть спрятан только пистолет. Но орудие, которое достал страшный слесарь, на пистолет не походило никаким боком.

Это была толстая железная палка, вроде большого ручного фонаря, но без стеклянного окошка. Светозар опознал в ней деталь пылесоса «Тайфун-Экстра». Только деталь была изуродована — в металле пробили какие-то дырки.

Молоденький милиционер сунулся хватать Галкина, но из пылесосной детали вылетела черная штуковина, похожая на пробку для ванны, прилипла на мгновение к его лицу — и неопытный в стычках со слесарями парень рухнул прямо поперек порога вагона. Галкин перескочил через него и, шарахнувшись от второго милиционера, выпустил ему в лицо вторую нашлепку. И второй противник повалился без чувств. А потом Галкин побежал к эскалатору, размахивая своей железной палкой. Черные нашлепки болтались на длинных тросиках, и казалось, что в руке у обезумевшего слесаря — многохвостая плетка.

Светозар побежал следом. Он уже сообразил, что это за оружие. О дистанционных электрошокерах ходили в городе всякие легенды, но никто не знал, что такую штуку можно изготовить в сборочном цеху завода бытовой техники, в обеденный перерыв и из некондиционных запчастей для «Тайфуна».

Третьего милиционера Галкин уложил так же уверенно, из чего Светозар понял: налет на пропускной автомат — далеко не первый в его жизни.

Теперь главное было — не попасть под мощный электрический разряд.

Поэтому Светозар преследовал слесаря не слишком быстро, соблюдая дистанцию по меньшей мере в два десятка шагов — черт его знает, какой длины могут оказаться тросики у еще не выстреливших нашлепок.

Галкин обернулся, нехорошо посмотрел на Светозара, едущего вслед за ним, и стал заправлять черные штуковины обратно в трубку. Справившись, он спустился на несколько ступенек, чтобы не слишком кричать.

— Ты меня не знаешь, я тебя не знаю, — сказал он. — Если что — наши тебя всюду найдут.

— Погоди! Дело есть.

Светозар достал из портмоне карту, это была черно-оранжевая ба-стионовская «оса».

— На предъявителя. Там еще модулей двести. Бери.

— А за что?

— Мне нужно прописаться в блогах. А где взять рекомендацию — не знаю.

— И я не знаю.

— Хочешь сказать, что ты не Эндимион?

Задав вопрос, Светозар отступил на три ступеньки, потому что движение Изяславовой руки ему сильно не понравилось. Вот вылетит эта черная дрянь — и закувыркаешься вниз по эскалатору, как в плохой кинокомедии.

— Ты слишком много знаешь, — значительно произнес слесарь Галкин. — Зря ты это сказал. Зря.

— Мне нужна рекомендация, чтобы попасть в хороший блог этой ночью, — делая вид, будто не замечает угрозы, сказал Светозар. — Или, если ты боишься пускать меня туда, вывесь информацию сам.

— Что за информация?

— Сейчас идет совещание в Доме прессы на шестнадцатом. Решается вопрос о продаже «Супертауна» «Бастиону». Они там с восьми часов заседают — если бы хозяин «Супертауна» не хотел его продавать, то и разговора бы не было. Значит, он там торгуется и, может, сейчас уже контракт подписывает.

Выдумка должна была сработать.

— «Супертаун»? — переспросил Галкин. — Но это же зеленые карты!

— А я тебе о чем толкую?! Утром зеленый модуль будет дешевле серого! Нужно предупредить людей, чтобы срочно избавлялись от зеленых модулей. У нас же весь завод на зеленые карты зарплату получает!

Повторяя эту версию во второй раз, Светозар вдруг так разволновался, будто, во-первых, работягам и впрямь что-то угрожало, а во-вторых — он сам все еще работал на заводе.

Эскалатор кончился, слесарь Галкин, пятясь и не спуская глаз со Светозара, вышел на середину вестибюля.

— И для чего тебе мой блог?

— Надо же людей предупредить!

— Только для этого?

— А для чего же еще? Похож я на человека, который читает стихи про колокольчики?

— Бежим, — сказал вдруг Галкин. — Они там уже очухались, сейчас сирена завоет.

Светозар и мятежный слесарь выскочили на ночную улицу.

В жизни пиармейкера есть свои периоды застоя и свое кипение страстей. Но вот бегство от милиции по безлюдным переулкам, бегство на пределе возможностей, с нырянием в подворотни, с протискиванием в какие-то жуткие черные щели, было в Светозаровой биографии впервые. Он от сидячей жизни несколько располнел, потерял дыхалку, но спешил вслед за Галкиным из последних силенок.

Он должен был заполучить мешок с картами.

И даже мысль, что напрасно он преподнес Изяславу-Эндимиону вранье насчет продажи «Супертауна», не угнездилась у него в голове и не получила дальнейшего развития — так, мелькнула и хвостом махнула.

А мысль была дельная. Ведь вранье где-то к обеду непременно обнаружится, заорут яростные разоблачители и очень скоро будет найден крайний. Одно дело — вбрасывать дезинформацию в блог, прикрывшись чужим именем, совсем другое — открыто вызывать огонь на себя.

Но от волнений и бега Светозар напрочь утратил способность смотреть чуть дальше собственного носа. Ему нужен был мешок, он гнался за мешком, потому что пиар-прием, напечанный в учебнике для первого курса в качестве гипотетического примера мелким шрифтом, уже обрастал в голове деталями и подробностями.

9.

— Дальше ты не пойдешь, — твердо сказал слесарь Галкин.

— Вот так, да?

— Вот так.

— Тогда я сию минуту вызываю милицию!

— Светозар, ты редкий дурак. Ты думаешь, если в моем блоге или даже в пяти блогах сразу появится сообщение о продаже «Супертау-на», весь завод сразу встанет на дыбы? Ты просто не знаешь, какие это сволочи! Они читают только телепрограмму! Или слушают «вражьи голоса» — для этого мозги напрягать не надо!

— Но мы должны предупредить людей!

— Ну как ты их предупредишь? На телефон, что ли, сядешь? Так ты на часы посмотри! Никто не возьмет трубку — людям в первую смену вставать… А кто не спит — тот сериал смотрит!

— А тебе не в первую?

— А я прямо тут переночую. Поспать часа четыре — это для меня нормально. Ступай, Светозар, не мешай дело делать. Меня ждут. Лучше спозаранку становись у проходной…

— Тогда уже будет поздно! Нужно прямо сейчас избавляться от зеленых модулей!

Вот теперь Светозар окончательно поверил в собственную ахинею.

— И если мы с тобой этого не сделаем — то стыд нам и позор! — патетически объявил он.

— Ты сбрендил.

— Нет, Изяслав, я не сбрендил. Людей надо выручать!

— А зачем? — философски спросил слесарь Галкин. — Людей надо растормошить. Они сейчас так довольны жизнью, что даже тошно. А вот когда их зеленые модули обесценятся — они задумаются о пользе реальных денег! И тогда они созреют для настоящей борьбы! Так что не суетись, все складывается великолепно…

Светозар был настоящим пиармейкером — он довольно скоро начинал искренне верить в предлагаемые ему условия игры. Для успешной рекламы он должен был знать, что пылесос «Тайфун-Экстра» — лучший в мире, и он это знал каждой клеточкой своего упитанного тела. И сейчас уверенный голос Изяслава произвел то же действие, что и голос хозяина промышленного комплекса «Электродом» Борислава Ордынского — когда этот столп общества изобилия в кабинете директора своей пиар-службы, прозванного Лидером, кратко благословил Светозара на создание романа «Тайфун любви».

И сейчас уверенный голос Изяслава Галкина вызвал в нем глубокое… нет, даже глубинное понимание. Действительно — для борьбы и победы нужно именно такое сильное потрясение. Так пусть же оно случится! Пусть сильнее грянет буря!

Но некое воспоминание, загнанное в тупичок между извилинами, запищало жалобно, стараясь привлечь внимание: сорвать митинг, сорвать митинг!… Зачем-то надо было сорвать завтрашний митинг. Воспоминание добавило уже окрепшим голоском: портфель, портфель! Светозар опомнился.

— Я знаю, что еще можно сделать! — воскликнул он. — Ведь мы сейчас на Бакунинской стоим?

— Ну?

— А между Святополковской и Византийской — наш микрорайон. Светозар имел в виду заводские многоэтажки.

— Отсюда — три шага! — продолжал он. — И там круглосуточный супермаркет. И другой, дешевый, дальше по Византийской. Все наши в нем отовариваются. Послушай, мне нужна сотня заряженных карточек!

Молчание слесаря Галкина было красноречивее всякого монолога. Так молчат, осознав, что собеседник рехнулся окончательно и бесповоротно.

— Хорошо, я дам тебе сотню карточек, — сказал наконец Галкин. — И ты тогда уберешься?

— Больших?

— Больших.

— Зеленых?

— Зеленых.

— Я тогда уберусь.

— Жди тут, никуда не двигайся.

Слесарь Галкин вошел в низенькую дверцу возле двери высокой и узкой, ведущей на черную лестницу старинного доходного дома, и по звуку шагов, гаснущему в глубине, Светозар догадался, что агрегат для повторной зарядки карточек метро находится в подвале.

Немного погодя Изяслав вышел, но не один — с ним была девушка в трикотажной фуфайке. Если бы она в такой фуфайке появилась на улице днем — тут же налетела бы милиция, потому что надпись на груди гласила: «Монополия или смерть! Мы победим!».

Кроме того, девушка отличалась от своих ровесниц прической. Она носила длинную косу. Коса тоже была знаком протеста против оголтелого изобилия. В гипермаркетах были километры полок с краской для волос — сотни фирм, тысячи названий, но ведь каждый день менять цвет можно только при коротких волосах, их если и попортишь — не беда, скоро новые вырастут, а длинные-то бережешь…

— Вот, — сказал слесарь Галкин, протягивая пакет. — Тут полтораста карт, все только что заряжены. И попробуй заложи нас. Мы с Гремиславой будем поблизости. А у нее разрядник еще круче моего. Там от второго выстрела сердце останавливается, понял?

Спрашивать, откуда это известно, Светозар не стал. И так было страшно, особенно когда мрачная Гремислава показала это жуткое оружие — тоже тайком изготовленное в цеху из пылесосных запчастей.

— Еще я тебе «осу» обещал, помнишь? -Ну?

— Меняю «осу» на твою зеленую карту. Мне все равно, сколько там модулей.

Предложение звучало вполне безумно. Однако слесарь Галкин, комсомольский орленок, не воспользовался временным помешательством пиармейкера, чтобы нажиться на нем.

— У тебя на «осе» двести, что ли, модулей? Грема, дай свою зеленую. Вот — две за одну «осу». Только имей в виду — у нас там в лучшем случае полсотни на двоих.

— Вот и замечательно. Пока!

Рассовывая карточки метро из пакета по карманам, Светозар устремился к ближайшему гипермаркету.

Гремислава и слесарь Галкин тревожно переглянулись и пошли следом.

— Если что — я его хватаю, а ты «скорую помощь» вызывай, — сказал Изяслав.

«Скорая помощь» со специализированной бригадой обычно круглосуточно дежурила у каждого гипермаркета. Нередко бывало, что покупатель, не в силах сделать выбор, после двухчасовых мучительных раздумий начинал буйно хохотать или кидаться с кулаками на продавцов-консультантов. Иные расплачивались за изобилие полугодовым лечением в неврологическом диспансере. Но о таких случаях пресса не сообщала — их, услышав в версии «вражеских голосов», тайно передавали из уст в уста, облепляя дикими подробностями.

— Ты не забудь, что у нас еще собрание, — напомнила Гремислава. — А потом все вместе пойдем листовки клеить. Их там Рогнеда полтысячи наксерила.

И, завернувшись в шаль, чтобы скрыть крамолу на груди, она ускорила шаг.

10.

— Эй, сюда! — крикнул Светозар и еще помахал рукой велорикше.

От входа в торговый зал гипермаркета до касс было метров восемьсот. Велорикши стояли у стеклянных дверей, готовые с удобствами прокатить клиента меж полок и сгрузить отобранный товар в тележки-прицепы. Они знали план магазина и расписание презентаций, могли отвезти ребенка в детскую комнату и привезти уже к кассам, пенсионеров даже доставляли к ближайшей троллейбусной остановке.

— Куда едем? — спросил водитель. — В отделе мужского парфюма ночная акция, скидки до сорока процентов! В отделе мужского белья бонус — покупаешь три пары трусиков от «Русского богатыря», бесплатно — носки и дезодорант.

— Все равно, — сказал Светозар, — куда-нибудь! Хоть богатырские трусики!

Он шлепнулся на сиденье под полосатым тентом (за спиной крепился плакат с портретом «Тайфуна-113») и покатил.

Издали за ним следили слесарь Галкин и Гремислава.

Светозар хватал с полок, что подвернется, и кидал в прицеп. Вдруг его осенило — он незаметно ухватился за край стеллажа, и водитель, нажав на педали, помог ему своротить целую секцию, так что с нее загремели на пол флаконы и банки.

Народу в это время было меньше, чем днем, но тоже достаточно. Постоянные ночные посетители имели особые скидки, опять же — днем толкаться в толпе, имея в руках подробный план гипермаркета, сложно, да и велорикши не всюду берутся везти, а ночью — катайся вдоль полок в свое удовольствие.

Странный покупатель добился-таки общего внимания и погнал велорикшу к кассам.

Там он блеснул полнейшим незнанием товара, который собрался оплачивать. Наконец ему насчитали цифру и конвертировали в зеленые модули — получилось семьдесят два.

— Сколько у меня там осталось на карте? — спросил взволнованный Светозар, краем глаза фиксируя любопытных покупателей, окруживших кассу.

— Двенадцать модулей, — сказала кассирша.

— Черт! Погодите, я съезжу за богатырскими трусами! Еще возьму! Трусы в хозяйстве всегда пригодятся!

Светозар погнал велорикшу в отдел мужского белья и вернулся с пятью упаковками.

— На карте больше ничего не осталось, — сообщила кассирша. — И вы…

— Вот и прекрасно! — громко сказал Светозар. — Слава те Господи, избавился… Ох, нет!

Он полез по карманам и стал выкладывать карточки метро — со всем известной салатовой полосой.

— Вот тут еще две, три, четыре, на семью брал, забирайте… Народ загудел — до покупателей наконец дошло, что Светозар торопится сбыть с рук зеленые модули.

— Эй, товарищ, что случилось? — спросил, хлопнув по плечу, крепкий дядя. Светозар обернулся и понял, что судьба ему благоприятствует. Это был Брячислав Ведерный из гальванического цеха — Светозар запомнил его по здоровенному снимку на доске почета. Да и в жизни у Брячислава была такая ряха, что не во всякой сковородке поместится.

— А ты, товарищ, еще не понял? Вам на заводе в каких модулях платят? — чтобы уж совсем доходчиво получилось, шепотом поинтересовался Светозар. — Завтра ты десять зеленых в один серый не конвертируешь! Я сейчас свои конвертировать пытался — блок поставлен. Погоди…

Он достал из кармана штанов еще одну карточку метро и обменял ее на упаковку простых сигарет.

— Теперь — все. Ф-фух! Успел!

— В зеленых платят, — произнес тугодум Брячислав, но стоявшая рядом с ним женщина уже догадалась, что к чему, ахнула и понеслась назад — к полкам, к товарам, тратить заработанное, пока оно не обесценилось.

Паника заразительна — у кассы вмиг не стало народа.

Светозар усмехнулся — всех работяг предупредить не успеют, да это и не нужно, главное — чтобы утром на заводе был всплеск недовольства. А пока будут разбираться — пройдет время митинга. А ближе к обеду комсорг Степа наверняка что-то придумает с лиловыми карточками.

Теперь следовало бежать в другой гипермаркет. У Светозара еще оставались две зеленые карты — его собственная и галкинская. Плюс куча карточек по карманам.

Гремислава, девушка очень осторожная, затесалась в толпу у касс, пряча под шалью разрядник, и готовилась выстрелить в Светозара, если он начнет выкрикивать какие-то опасные глупости. Гремислава сразу не поняла, что означает затея пиармейкера, зато понял стоявший у нее за спиной слесарь Галкин. И не смог удержаться от восторга.

— Он гениален! — воскликнул Изяслав. — Грема, это наш шанс! Поднимаем всех по цепочке!

Достав коммуникатор, слесарь Галкин вышел в Рунет, поколдовал и оказался в своем блоге. Открылась страничка для очередной записи. В коммуникаторе она была без затей, хотя на мониторе являлась на манер свитка, украшенного цветами и завитками.

Несколько секунд Изяслав медлил.

— Ну, Эндимион… — торжественно прошептала Гремислава, осознавая историческое значение момента. — Ну!… Вперед, заре навстречу!…

Тихий прерывистый писк донесся из нутра коммуникатора — на экранчике выскочили эти роковые слова.

— Вперед, заре навстречу, — повторил слесарь Галкин и сильным движением указательного пальца отправил призыв в полет над просторами Рунета.

11.

В четыре часа утра Светозар добрел до своей квартиры и рухнул спать. Будильник он поставил на шесть.

Но разлепить глаза ему удалось только в половине седьмого.

Он включил коммуникатор, чтобы узнать новости, но из крошечного динамика раздавался какой-то подозрительный бравурный марш.

Светозар выпил крепкого кофе, наскоро умылся и выскочил на улицу. Как раз было без десяти семь — а жил он неподалеку от завода и мог, не поленившись, добежать до проходной и узнать, как там насчет митинга.

Однако на улице он увидел такое, что застрял в дверях, держась за косяк.

К городской площади шли колонны, люди несли транспаранты «Да здравствует монополия!» и «Долой пиар!». Были и другие, помельче: «Вернитесь, деньги!», «Спасем свои души!», «Рекламу — на свалку истории!».

Опомнившись, Светозар побежал к заводу, но напрасно — заводская колонна сама шла ему навстречу.

В первом ряду шагали парторг Данила Ингварович и комсорг Степа. Они несли транспарант «Слава монополии!». Судя по тому, что слово «слава» было написано толстыми желтыми буквами, а «монополии» — длинными и узкими белыми, прежде на транспаранте значилось «Слава КПСС!».

Странно было, что в десяти шагах от парторга с комсоргом несли круглый плакат, на котором все же значилось «Слава КПСС!».

— Сюда, Светозар, сюда! — закричал Степа.

— Сюда ступай! В едином строю! С гегемонами! — заорал и парторг. — Вперед, к светлому будущему!

Из колонны выскочила Любочка. Она была уже не в красной косынке, а в какой-то немыслимой пилотке, синей с золотой кисточкой.

— Что ты, как неродной!

Схватив Светозара за руку, она втащила его в колонну.

Рабочие сразу признали его, хлопали по плечам, выкрикивали слова, исполненные подлинного счастья. Слесарь Галкин улыбался ему во весь рот, Гремислава громко пела «Вперед, заре навстречу!».

Светозар пробился вперед и дернул Степу за рукав.

— Эй! Степан! Портфель-то как?

— Нашелся! — не оборачиваясь, отвечал комсорг, надо полагать, уже бывший. — Я его в «Старой мельнице» под столом оставил! А там заведующий — мой сосед, прямо домой привез.

— Что ж ты, гад, не позвонил?! — бледнея и обливаясь холодным потом, спросил Светозар.

— Это кто — гад?! — выдерживая на физиономии боевой энтузиазм, спросил Степа вполоборота. — Ты думай, что говоришь! Я-то теперь в комитете содействия монополии! А ты — вообще пустое место! Никому теперь твой пиармейкинг не нужен!

— На сборку пойдет, — добавил парторг. — Будет честно вкалывать — примем в коалицию прогрессивных сил содействия! Ура-а! Ребята, орлята — ура монополии!

Все перемешалось в Светозаровой голове.

Они шли мимо закрытых гипермаркетов, мимо многоэтажек, с крыш которых добровольцы весело сбивали неоновую рекламу, мимо прохожих, заполнивших тротуары, и под ногами у них шуршали разнообразные карточки — зеленые, серые, голубые, желтые, бежевые…

Не было только черно-оранжевых, «осиных». Из чего Светозар, будь он способен логически рассуждать, сделал бы вывод: именно они и станут теперь настоящими деньгами. Но он был способен только шагать в колонне, понемногу проникаясь разудалым праздничным оптимизмом.

— Ну и что? — говорил он себе. — Поработаю на сборке, стану мастером, уважаемым человеком… Ну, вырыл сам себе яму… Ну, что же теперь?… Без зарплаты не останусь…

А из окна смотрели на бесконечное шествие серьезные люди в дорогих костюмах.

— Завод этот дурацкий первым делом прикроем, — сказал мужчина с черно-золотым значком на лацкане. — Он сорок две модели пылесосов выпускает — на черта такое разнообразие?

Возразить ему никто не отважился.

?