"Крыша мира" - читать интересную книгу автора (Мстиславский Сергей Дмитриевич)

Г л а в а I. ОХОТНИКИ ЗА ЧЕРЕПАМИ

Надлежит…

Профессор поднял на лоб очки и пристукнул обручальным кольцом, влипшим в обрюзглый палец, по лежавшей перед нами карте, где к желтому пятну, перекрытому черными раскосыми литерами «Памиры», сползались извивами коричневые с синими и белыми крапинами червячки горных хребтов.

— Надлежит искать здесь. Если положиться на Борханэ-Катэ (из древних персидских словарей это, по-моему, лучший) — центром ваших исканий должен быть южный Каратегин… Гиссар, быть может. Это совпадает и с вашими собственными измерениями, опубликованными в последней работе вашей о горных таджиках. Измерения эти уже близко подводят к разрешению основной задачи, поставленной вам: найти череп подлинного, беспримесного арийца, способный перекинуть мост… так сказать, черепным сводом — от ископаемых праарийских черепов к черепам европейской современности. От неандертальца — к Канту! Я завидую вам: задача захватывающего интереса. Если бы не моя очередная работа…

Я представил себе нашего старичка в седле, с винтовкой за плечами, среди этих «червячков» в 20 000 футов над уровнем моря и невольно улыбнулся. Профессор, нахмурившись, сбросил движением бровей очки на крючковатый нос. Жорж, мой товарищ по факультету и спутник в предстоящей командировке, толкнул меля ногой. Я поспешил принять деловой вид.

— Мы, конечно, положим ваши указания в основу, уважаемый профессор. Но в Фарсангэ-Джехангар имеются, как вам известно, указания, расходящиеся с данными Борханэ-Катэ. И, поскольку Фарсангэ — тринадцатого века, то есть древнее Борханэ, я полагал бы целесообразным прислушаться и к этому голосу. Тем более, что и в Сихэ-Цзюши, китайском сочинении, которое еще в седьмом веке цитировал Янь-Шугу, содержатся, в главе о Стране Дикого Лука, совершенно аналогичные, но существу, данные. Они заслуживают проверки. Я полагал бы поэтому искать дальше к югу. В Каратегине и Гиссаре я ведь уже работал в прошлом году: я не рассчитываю найти там новые для меня племенные типы.

— Весьма, весьма возможно, — смягчившись, закивал профессор. — В таком случае действительно попытайтесь спуститься дальше на юг. То, что Бернс писал в свое время о сиаг-пушах…

И снова тихим дробным дождем застучали ученые слова в такт помахивающему над картою пальцу. Я снова перестал слушать. И чуть не вздрогнул, когда профессор, закончив напутствие, привстал, протягивая руку для пожатия.

— Еще одна формальность, профессор. На командировочном свидетельстве нужна ваша подпись.

Профессор взял протянутый ему лист:

13 апреля 1898 года С.-Петербург.

Дано сие студентам Имп. С.-Петербургского Университета, Физико-Математического факультета, разряда естественных наук, шестого семестра, Георгию Васильевичу Маркову 4-му и Сергею…

Он добормотал лист до конца, понюхал бородку пера, обмакнул и широким росчерком скрепил документ под завитушками подписи декана.

— Все теперь? Ну-с, хотя по примете, распространенной среди всех арийских племен, и не принято желать охотникам удачи — позвольте пожелать вам всяческого успеха на вашей предстоящей охоте.

— «Охоте за черепами», — засмеялся я.

— Именно, — закивал профессор. — Очень удачная формулировка: символ, наводящий на параллель. Будучи в свое время мальчиком и начитавшись Майн Рида (у него как раз, помнится, именно такой есть роман: «Охотники за черепами»), я мечтал о приключениях в экзотическом смысле: сильвасы, пампасы, гверильясы, лампасы… пресвятый боже!.. Вы же, современные юноши, мечтаете об иных подвигах. Вы тоже едете, так сказать, в пампасы за черепами. Но ваше оружие уже не карабин, но антропометрический циркуль… И блуждание ваше — хе-хе — между индексами. Рост культуры — знамение победы знания, твердо наметившего в бесконечность путь! Привезите же нам черепной корень арийцев, положивший непроходимую пропасть между нами, носителями подлинной культуры, и, — он сморщил нос, — семитами. Это будет не только научной, но и общественной заслугой. У вас — все шансы на успех: знание восточных языков, знание литературы, исследовательский опыт и, могу засвидетельствовать, исключительная любовь к делу. Сочетание редкое. Счастливого пути и счастливой охоты!..

* * *

— «Охота за черепами»… — раздумчиво сказал Жорж, когда мы очутились наконец на улице. — «Твердо намеченный в бесконечность путь»… Он все-таки не так глуп, профессор, хотя и мракобес.

— Буквоед и пакостник. Ему и череп праарийский нужен, чтобы «подвести научный базис» под свое антиеврейство. Ты ведь знаешь, в чем эта его пресловутая «очередная работа»… В этом он живой. А во всем остальном — мертвый. Брось ты об этом. Не могу, скучно.

— Что скучно? — удивленно глянул Жорж сквозь очки.

— Да все: ловить зачем-то по ущельям, за четыре тысячи верст, разбежавшиеся из музея черепа, своевольно севшие на живые плечи, возвращать черепа эти циркулями на место — в столбцы толстейших «Трудов Антропологического Отдела», вычислять индексы, читать китайцев и персов, Бернса и Уйфальви и всю прочую дребедень… Ведь в этом вся наша… «наука»!

— Опять ты за старое! — пожал плечами Жорж. — За чем же ты тогда едешь?

— За тем же, за чем раньше ездил. Искать.

— Чего искать?

— Да говорил уже я тебе: не знаю. Только чтобы не то, что есть. Я и сейчас не могу сказать, что у меня… у нас… в жизни плохо. А что-то есть. Не живется, душно.

— Перемени факультет… Я тебе советовал уже, в свое время… Или хотя бы только послушай лекции Петра Бернгардовича по политической экономии. Для меня они все поставили на место. И твердо. Раз навсегда.

— Слушал. Те же… индексы…

— Ну, тогда у тебя просто неврастения, — досадливо отмахнулся Жорж. — Болезнь века, мечтание ввысь. Запишись в декаденты. Ты с Блоком, студентом нашим, не дружишь часом? Я вас видел вместе, помнится.

— С Блоком? Дружу? Не то слово: о нем — так не скажешь. Говорить — говорим. А что?

— А вот что…

Жорж отставил ногу и приложил руку к сердцу. Няньки шарахнулись: мы шли по Александровскому саду.

«Моя сказка никем не разгадана, И тому, кто приблизится к ней, Станет душно от синего ладана, От узорных лампадных теней.  Безответное чуждым мне кажется, Я открою рекущим: аминь. Только избранным пояс развяжется. Окружающий чресла богинь».

— Гм!

«Я открою ушедшим в познание. Опаленным в горниле огня, Кто придет на ночное свидание На исходе четвертого дня».

Он ехидно прищурился:

— Хорошо?

— Хорошо. Только это — не мое совсем.

— А по-моему, одно и то же: ерунда.

— Однако ерунду эту, блоковскую, ты запомнил?

— А что я со своей памятью сделаю? Принес мне кто-то: вот, дескать, у нас в университете новое солнце восходит — явление Пушкина… или как еще там словесники говорят. Прочитал — в память влезло, хотя и явственный вздор.

Я засмеялся:

— В этом-то вся и сила. Вот и я так: ищу по свету, что бы мне в память влезло.

Жорж сокрушенно покачал головой.

— Непутевый ты человек! А профессор еще тебя на кафедру прочит. Ну какой ты, к черту, профессор! Ищет сам не знает чего. Разве так можно наити?

— Только так и можно найти, Жорж.

— Ладно! Ты завтра к поезду-то не опоздай… искатель…