"Приручить единорога (Странное предложение)" - читать интересную книгу автора (Джоансен Айрис)

6

Прежде чем опуститься на подготовленную для него площадку, вертолет сделал несколько кругов над участком земли, предназначенным для устройства нового заповедника. Сэнтин показывал Жанне его границы и самые заметные ориентиры, благодаря чему она сумела получить довольно полное представление о природных условиях и рельефе участка. При этом он проявил такое поразительное знание всех подробностей и деталей, что в душу Жанны закралось легкое подозрение, что все это неспроста. Рев вертолетных турбин, однако, мешал разговору, и, только после того как верткая машина опустилась на большую поляну неподалеку от приземистого здания заброшенной фермы, вокруг которой сгрудились хозяйственные постройки, Жанна смогла проверить свою догадку.

Когда они уже шагали по заросшей травой дорожке, ведущей к ферме, она спросила:

— Откуда ты так хорошо знаешь все, что касается этого участка земли? Я, конечно, ничего не понимаю в бизнесе, но мне кажется, что предприниматель твоего масштаба не может знать о своей собственности абсолютно все.

Темные брови Сэнтина насмешливо изогнулись.

— Я рад, что сумел произвести на тебя впечатление, — сказал он с озорной мальчишеской улыбкой, которая так ему шла, смягчая его суровые черты. — Похоже, я хорошо приготовил свое домашнее задание. После того как мы заключили наш договор, я приказал подготовить мне данные аэрофотосъемки, подробный план и полную спецификацию участка и хорошенько их изучил. Я знал, что тебе наверняка захочется хотя бы в общих чертах познакомиться с местностью, чтобы представлять себе расположение каждого холма, каждой пещеры и каждого водного источника. На такой огромной территории уследить за всеми четвероногими питомцами практически невозможно; это можно сделать, только если хорошо представляешь себе, где у них логовища и куда они собираются на водопой. Все необходимые карты и схемы можно получить у Доусона — к нашему возвращению он должен подготовить копии всех документов.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Сэнтина Жанна. — Огромное тебе спасибо. Я обязательно обращусь к нему…

Изумлению ее не было пределов. Сэнтин продемонстрировал редкую предусмотрительность, хотя еще недавно он убеждал ее, что судьба проекта его нисколечко не занимает.

— Все эти сведения действительно могут нам пригодиться… — добавила она, но Сэнтин только неопределенно хмыкнул.

Новый неожиданный сюрприз ожидал ее у здания фермы. Отперев дверь, Сэнтин бережно взял ее под локоть.

— Будь осторожна, — коротко предупредил он. — Сегодня воскресенье, и никого из рабочих нет, но какой-нибудь растяпа мог бросить на полу свои инструменты.

— Рабочих? — удивилась Жанна, входя в прихожую, вернее — в бывшую прихожую. Ныне же все внутренние перегородки в доме были сняты, и только пыльная захламленная лестница вела на второй этаж, а вдоль стен громоздились строительные леса. По полу были разбросаны инструменты и складные лестницы, так что, если бы не предупреждение Рафа, она действительно могла бы споткнуться и даже упасть.

— А что они здесь делают? — спросила она с любопытством.

— Поскольку на территории участка это самое большое здание, я решил, что было бы логично разместить здесь ветеринарную клинику… — небрежно пояснил Сэнтин, делая шаг вперед и рассматривая новые переплеты окна, которое теперь занимало почти всю боковую стену. Очевидно, качество работы вполне удовлетворило его, поскольку, когда он снова повернулся к Жанне, глаза его по-детски светились гордостью и торжеством.

Жанна потрясенно взирала на Сэнтина, не в силах произнести ни слова.

— Медицинское и лабораторное оборудование прибудет на следующей неделе, — продолжал Сэнтин, наслаждаясь ее удивлением. — Доусон консультировался с зоопарком в Сан-Диего и получил от них полный список того, что может вам понадобиться. Ты должна его просмотреть. Если чего-то не хватает, скажи Доусону, и он сделает дополнительный заказ.

Сэнтин достал из заднего кармана крошечную записную книжку и, задумчиво прищурившись, стал ее листать.

— Вот, — сказал он наконец. — Доктор Мартин Бакли из зооветеринарного центра при Йоганнесбургском зоопарке. Он считается одним из ведущих специалистов в области искусственного осеменения. Во всяком случае мне сказали, что он умеет добиться успеха там, где остальные терпят неудачу. Мне показалось, что Мартин Бакли может быть вам полезен, однако он сможет приступить к работе в вашем заповеднике не раньше чем через три месяца. Если этот срок тебя не устраивает, то я мог бы его поторопить или найти другого специалиста. Что скажешь?

— Н-нет, все в порядке… — прошептала Жанна непослушными губами. — Пусть три месяца…

Она огляделась по сторонам, и ее лицо отразило глубочайшую растерянность, почти шок. Дар Сэнтина был слишком щедрым. Ни о чем подобном Жанна не осмеливалась даже мечтать. О том, сколько это может стоить, она боялась даже подумать, но гораздо больше ее потрясли забота и предусмотрительность, которую проявил Сэнтин, стараясь доставить ей удовольствие.

— На большее мы не могли и рассчитывать, — сказала она чуть дрожащим голосом и посмотрела на него. — Но… Почему, Раф?

Сэнтин рассмеялся и небрежно взмахнул рукой, но глаза, в которых отразилось странное смущение, выдали его с головой.

— Если что-то делаешь — делай до конца и по всем правилам, — проворчал он, виновато отводя взгляд, словно мальчишка-сорванец, пойманный с поличным на каком-нибудь добром деле. Повернувшись, он указал на ведущую наверх лестницу.

— Я распорядился, чтобы на втором этаже устроили квартиру для твоего обожаемого профессора, — сказал Сэнтин, явно переводя разговор на другое. — Это очень удобно, особенно если возникнут какие-нибудь особые обстоятельства. Думаю, профессор не будет очень возражать…

— Разумеется, нет! Наоборот, Дэвид будет очень доволен, когда узнает… — ответила Жанна медленно, словно во сне идя навстречу Сэнтину по захламленному полу. Ее взгляд, в котором светились восхищение, восторг и глубокая признательность, был прикован к его лицу. На бронзовых скулах Рафа определенно горел легкий румянец, и это потрясло Жанну едва ли не сильнее, чем все то, что она узнала за последние несколько минут. Никаких сомнений: этот галантный пират, ловкий бизнесмен и гроза конкурентов, был смущен, как школьник!

Остановившись в одном футе от него, Жанна заглянула ему прямо в глаза.

— Почему, Раф? — негромко повторила она. — Это слишком щедрый подарок. — Она чуть заметно улыбнулась. — И не уговаривай меня: я знаю, что ты любишь доводить дело до конца, но все равно я не поверю, что ты настолько привержен порядку!

Сэнтин ответил на ее улыбку нарочито сердитой гримасой и, повинуясь внезапному порыву, тут же поднял руку, чтобы коснуться ее щеки.

— Знаешь пословицу — дареному коню в зубы не смотрят? — едко спросил он. — Какая тебе, в конце концов, разница, почему я поступил так, а не иначе?

— Есть разница, — упрямо возразила Жанна, подавляя дрожь, вызванную его прикосновением. — И большая… Огромная!

Сэнтин провел кончиками пальцев по ее выпуклому лбу.

— Я сделал это ради твоих прекрасных глаз, голубка, — сказал он своим прежним голосом, и лицо его снова закрыла угрюмая сосредоточенность. — В тот вечер, когда ты увидела Сильвию Уотермен в шубе из тигра, ты была похожа на Бемби, у которого только что погибла мать-олениха. Я не мог этого вынести! — Сэнтин бросил на Жанну такой пронзительный взгляд, словно это она была виновата в том, что он поддался слабости. — И ты плакала!

— Ты сделал все это потому, что я плакала? — переспросила Жанна, обводя руками перестроенную ферму.

— Я же сказал, что я не мог этого вынести, — проворчал Сэнтин, воинственно выпятив челюсть. — Я не привык бездействовать, когда мне чего-то хочется, а в тот момент мне больше всего хотелось как-то исправить положение. Я готов был принести тебе на серебряном блюде головы Уотермена и его супруги, но ты отказалась, и я понял, что не сумею утешить тебя, что бы я ни сделал. Поверь, мне нелегко было смириться с мыслью, что я чего-то не могу!

Лицо Сэнтина отразило такое сожаление и одновременно ярость, что Жанна невольно улыбнулась.

— Я не хотела быть неблагодарной, — сказала она, лукаво сверкнув глазами. — Просто месть никогда не казалась мне… достойным занятием.

— Вот, оказывается, в чем дело… — протянул Сэнтин и несильно дернул ее за косу, которой он уже некоторое время забавлялся. — Впрочем, я всегда знал, что мне не удастся так легко одолеть этот твой проклятый идеализм, — жестким голосом добавил он, но изгиб его губ показался Жанне удивительно мягким и нежным. — Если бы ты жила в настоящем мире, ты бы знала, что месть довольно часто приносит реальное удовлетворение.

Лицо Сэнтина неожиданно стало почти смущенным.

— Тебе нравится твое настоящее, Покахонтас? — негромко спросил он.

Жанна почувствовала, как ее горло перехватило внезапной судорогой, а глаза наполнились слезами.

— Мне нравится мое настоящее, Раф, — ответила она нетвердым голосом и попыталась улыбнуться. — И если ты задумал все это для того, чтобы утешить меня, то ты весьма преуспел. Спасибо…

Она повернулась и поцеловала его горячую и сухую кисть, которая лежала у нее на плече.

— Только не надо больше плакать!.. — с напускным раздражением запротестовал Раф.

Жанна удовлетворенно рассмеялась, чувствуя, как душа ее наполняется уже знакомой ей лаской и нежностью.

— Не буду, — уверила она его, и тут же из ее глаза выскользнула и побежала по щеке слеза.

Сэнтин достал из кармана носовой платок и принялся неловко вытирать ей глаза.

— Сто раз говорил себе: женщинам верить нельзя, — мрачно посетовал он и вздохнул. — И вот результат… Ну что мне сделать на этот раз, чтобы ты перестала? — Он через силу улыбнулся. — Придется вложить половину моего состояния в исследования по искусственному разведению тибетских панд. Может быть, это тебя утешит?

— О, Раф! — не то всхлипнула, не то засмеялась Жанна, и слезы обильно заструились по ее щекам.

Сэнтин невнятно выругался и, обняв Жанну за плечи, прижал к себе, а она уткнулась лицом в его рубашку. От Сэнтина приятно пахло цветочным мылом и одеколоном, а сердце стучало в груди сильно и ровно.

— Ну что прикажешь с тобой делать? — пробормотал Сэнтин, нежно покачивая ее. — Почему ты забралась именно в мой сад, а не в чей-нибудь еще? Пока я не встретил тебя, моя жизнь была такой понятной, такой простой… Нет, черт побери! — перебил он самого себя. — Я не хочу об этом думать!

Он немного помолчал, нежно разминая ей шею и плечи.

— Знаешь, — сказал он после паузы. — Я солгал тебе, когда сказал, что у меня никогда не было домашнего животного. У меня была кошка, обычная трущобная кошка, которая жила в картонной коробке в проходе между двумя рядами домов. Никто из множества моих приемных родителей не разрешил бы мне привести ее домой, но я каждый день подкармливал мою киску, а она выбегала мне навстречу, как только я появлялся из-за угла. Потом настал такой день, когда она не вышла мне навстречу, и я никогда больше ее не видел. По этой серо-белой кошечке я тосковал сильнее, чем по своей родной матери, которая бросила меня, когда мне было восемь лет. Она была моя, эта кошка! И у нее, черт побери, не было никакого права так поступать со мной…

Жанна, слушавшая его с напряженным вниманием, слабо пошевелилась в его объятиях. Сэнтин сжимал ее так крепко, что она с трудом могла дышать.

— С тех пор я не испытывал ни любви, ни привязанности ни к одному живому существу, но тут появилась ты… — продолжал Сэнтин. — Никогда прежде я не чувствовал нежности к женщине, и мне ни разу не захотелось ни защитить, ни утешить ни одну из них. Мне просто не приходило в голову, что женщины нужны не только для занятий любовью, но для чего-то большего…

Его голос внезапно изменился, стал незнакомым, прерывистым и странно беззащитным.

— Я боюсь, Жанна, — сказал он. — Боюсь, как никогда еще не боялся. Мне становится жутко при мысли, что когда-нибудь — совсем скоро! — настанет такой день, когда я оглянусь и не увижу тебя рядом. И я не допущу этого.

Жанна, которой было уже почти нечем дышать, попыталась отстраниться от него и приподнять голову, но Сэнтин лишь еще сильнее прижал ее к себе.

— Не надо, — мягко предупредил он. — Мне нравится, как доверчиво ты прижимаешься ко мне, нравится считать тебя слабой и беззащитной. К несчастью, у тебя слишком сильный и независимый характер, чтобы подобная возможность предоставлялась мне достаточно часто.

Но Жанне вовсе не хотелось прерывать этот восхитительный контакт двух тел. Найдя положение поудобнее, она снова прильнула к груди Сэнтина и почувствовала под рубашкой его живое тепло. Из груди ее сам собой вырвался счастливый и довольный вздох.

Несколько минут они простояли словно во сне, крепко обняв друг друга, свободные от всех желаний и взаимных претензий, одаряя друг друга лишь тихой нежностью и теплом своих прижатых к друг другу тел. Жанне было так хорошо и спокойно, что она изо всех сил старалась не думать о словах, которые только что произнес Сэнтин. В них она угадала такую детскую незащищенность, такую удивительную ранимость его натуры, каких она не могла даже подозревать в таком сильном, самодостаточном человеке, каким Сэнтин казался ей все это время. В то же время Жанна хорошо понимала, что эта его неожиданно открывшаяся уязвимость представляет для нее опасность гораздо большую, чем весь его сексуальный опыт и осведомленность в вопросах женской психологии. Каждое произнесенное им слово как будто становилось новым звеном в цепи, приковывавшей ее к Сэнтину.

— Может быть, нам лучше расстаться? — тихо спросила Жанна.

— Слишком поздно, — медленно ответил Сэнтин, и Жанна почувствовала, как он прикоснулся к ее волосам легким скользящим поцелуем. — Остается лишь надеяться, что все это временно, — добавил он глухо. — Может быть, наваждение пройдет, рассеется.

Отстранив ее от себя, Сэнтин впился в лицо Жанны мрачным, серьезным взглядом.

— Остается только надеяться… — повторил он и, бессильно уронив руки вдоль туловища, отступил на шаг. Прежде чем Жанна успела что-то ответить, Сэнтин уже отвернулся к окну.

— Гроза собирается, — неожиданно сказал он незнакомым, чужим голосом. — Ну что ж, если уж быть грозе, так уж самой что ни на есть потрясающей!..

— Может быть, нам лучше вернуться в твой замок? — робко предложила Жанна. За окном действительно стремительно потемнело, а низкий западный горизонт был затянут плотными грозовыми облаками. — Или в такую погоду лететь на вертолете опасно?

— Торопиться незачем, — небрежно отозвался Сэнтин, обнимая ее за талию и слегка подталкивая к входной двери. — Грозовой фронт движется слишком медленно, так что время у нас есть. Может быть, мы даже успеем перекусить, прежде чем пойдет дождь. В полумиле отсюда находится одно очень живописное озеро, которое как нельзя лучше подходит для пикника. Идем скорее…

В окрестностях озера, о котором упоминал Сэнтин, в самом деле было очень красиво. Жанна поняла это почти сразу, когда через полчаса они вышли на отлогий, поросший ровной зеленой травой берег. Озеро было совсем маленьким, но на удивление чистым и прозрачным. Его ничем не замутненная поверхность все еще сверкала словно драгоценная жемчужина, в то время как небо наверху становилось все темнее, а дневной свет, заслоняемый тучами, убывал. В воде отражались высокие сосны и раскидистые дубы, росшие на его западном и северном берегах.

— Здесь действительно очень мило, — негромко сказала Жанна, расстилая на траве белую скатерть и раскладывая закуски, которые она достала из походной сумки Сэнтина. — Правду говорят, что, когда Бог создавал рай, он взял за образец Южную Калифорнию. Здесь есть почти все.

— Почти? — переспросил Сэнтин, насмешливо сморщив лоб. Всю дорогу до озера он нес сумку с продуктами и теперь с сознанием честно исполненного долга стоял на берегу, заложив руки в карманы и раскачиваясь с пятки на носок. — Я знаю немало коренных калифорнийцев, которые с тобой не согласятся.

Повернувшись, он сделал несколько шагов и уселся возле импровизированного стола, облокотившись спиной о торчащий из травы валун. Не успела Жанна оглянуться, как он уже захрустел поджаристым цыплячьим крылышком, которое стащил с самого большого блюда.

— Нет, честно, — сказала Жанна, стараясь отогнать от себя мысль о том, как сильно все это смахивает на настоящую супружескую идиллию. — Например, мне не хватает здесь разве что смены времен года. В наших краях в это время деревья уже щеголяют в багряных и золотых нарядах.

Она налила кофе из термоса в две пластиковых чашки и протянула одну из них Сэнтину. Вторую она поднесла к губам, но так и не отпила ни глоточка. Взор ее затуманили воспоминания.

— У нас на ферме есть один холм, который — лишь только листья пожелтеют — становится непередаваемо, волшебно красив. Когда светит солнце, он горит и переливается всеми оттенками оранжевого и золотого, так что порой на него становится просто больно смотреть. Каждую осень мы с бабушкой ходили туда и собирали полные корзины золотых листьев, чтобы украсить ими дом. Бабушка была великая мастерица по этой части…

Задумчивый взгляд Сэнтина остановился на лице Жанны.

— Вы с ней были очень близки, я правильно догадался? — спросил он. Жанна кивнула.

— Да, очень, — тихо сказала она. — Бабушка не просто заменила мне мать: она была моей подругой и моей наставницей с тех самых пор, как я научилась ходить. Я не представляю себя без нее. Наша связь была такой тесной, что частенько мы могли подолгу обходиться без слов.

— А отец? — спросил Сэнтин. — Были ли вы близки с ним?

По лицу Жанны пробежала легкая тень.

— Нет. Не сказала бы… Конечно, после того, как умерла мама, он пытался как-то заменить ее, но он никогда не понимал ни меня, ни бабушку до конца. — Жанна пожала плечами. — Может быть, он не очень этого хотел. Теперь я многое понимаю… И мне кажется, он стыдился того, что его мать была индианкой чероки. Даже в наше время полукровкам приходится очень нелегко. Ни белые, ни краснокожие не признают их своими.

— Боюсь, твоей бабушке пришлось еще труднее, чем ему, — задумчиво сказал Сэнтин. — Удивительно, как она решилась оставить свой народ и выйти замуж за твоего деда.

Жанна поспешно опустила ресницы, стараясь скрыть охватившую ее печаль.

— О, бабушке всегда было не занимать мужества, — негромко ответила она. — Она — самая храбрая женщина из всех, кого я знала. Впрочем, для того чтобы вырваться из резервации, особого мужества, я думаю, не требовалось, — с горечью добавила Жанна, поднимая на Сэнтина взгляд. — Тебе не приходилось бывать в индейской резервации?

Он отрицательно покачал головой, и Жанна продолжила почти спокойно:

— А вот мне приходилось. Когда я была маленькой, бабушка взяла меня туда, где она выросла. Не знаю, может быть, где-то все устроено по-другому, но эта резервация была похожа на концентрационный лагерь. Она даже отгорожена от всего мира забором из колючей проволоки! Для меня до сих пор загадка, как можно такое вынести… — Жанна вздрогнула и снова погрузилась в воспоминания. — Бабушка не выносила, когда что-то ограничивало ее свободу. Сколько я себя помню, она даже спала на открытой задней веранде, пока позволяла погода. Она говорила, что в закрытом помещении ей бывает трудно дышать. Если бы ей пришлось остаться в резервации, бабушка, наверное, умерла бы…

Сэнтин осторожно потянулся. Глубокая морщина пересекла его лоб, а губы плотно сжались.

— Не слишком ли ты драматизируешь? — спросил он, отбрасывая в сторону недоеденное цыплячье крылышко. — Если твоя бабушка — такая сильная и мужественная леди, то она вполне могла приспособиться к отсутствию свободы и даже — я этого не исключаю — чувствовать себя вполне счастливой. Почему ты так уверена, что она не сумела бы найти что-то, что компенсировало бы ей сомнительную прелесть жизни в резервации?

Он произнес эти слова с таким бешеным напором, с таким желанием спорить, что глаза Жанны непроизвольно расширились. «Почему он сердится?» — недоумевала она.

— Просто я ее знаю, — ответила Жанна после некоторого колебания. — Ничто не могло возместить ей того, что она при этом потеряла бы.

— Но ты не можешь быть уверена на сто процентов, — мрачно подвел итог Сэнтин и, беспокойно поглядев на насупленное небо, которое на глазах становилось из серого черно-свинцовым, неожиданно заторопился.

— Давай скорее, — сказал он и, встав на колени, принялся как попало швырять в сумку остатки их трапезы. — Гроза может вот-вот начаться, а нам надо еще найти какое-нибудь укрытие.

Они успели преодолеть только половину пути до фермы, когда с неба упали первые тяжелые капли. Не прошло и минуты, как пошел настоящий ливень, который в считанные мгновения промочил их насквозь. Подхватив Жанну под локоть, Раф заставил ее двигаться быстрее, и вскоре сквозь пелену дождя замаячило здание фермы. Но, вместо того чтобы поспешить туда, Сэнтин неожиданно свернул к ближайшему амбару и втолкнул Жанну внутрь.

В амбаре было полутемно. Сильно пахло пылью, прелой соломой и мышами. С подозрением потянув носом воздух, Жанна вопросительно поглядела на своего спутника.

— Амбар был ближе, — пояснил Сэнтин, в свою очередь оглядываясь по сторонам. — К тому же рабочие, похоже, сюда еще не заглядывали, следовательно, у нас есть шанс найти какое-нибудь старое одеяло или брошенную одежду, чтобы вытереться как следует.

Посмотрев на Жанну, Сэнтин нахмурился.

— Ты вся промокла!

— Ты тоже, — откликнулась Жанна, пытаясь отдышаться после пробежки под дождем. — Но, думаю, что мы оба выживем. Лично я чувствую себя очень хорошо.

И Жанна счастливо улыбнулась. Бег под холодным дождем разогнал по жилам застоявшуюся кровь, и теперь она ощущала во всем теле легкое покалывание, которое, в свою очередь, заставляло подумать о том, что жизнь прекрасна. И это праздничное настроение не мог испортить даже тот факт, что вода продолжала ручьями стекать с нее, словно она купалась в одежде.

Сэнтин приложил ладонь к ее щеке.

— Ты замерзла, — безапелляционно заявил он, рассматривая внутренность амбара. — Стоит тебе отдышаться, и ты сама это почувствуешь. Нужно тебя высушить…

Опустив руку, он быстро пошел между стойлами.

— Открой входную дверь, — крикнул он откуда-то из темноты. — Здесь темно как в аду!

Жанна послушно повернулась и, налегая всем весом на широкие двойные ворота амбара, отворила их настежь. Внутри заметно посветлело, и она поспешила следом за Сэнтином, но догнала его только у дальней стены. Судя по выражению его лица, Сэнтин не нашел того, что искал.

— Пусто, — с досадой сказал он. — Как шаром покати. Я нашел только старую конскую попону, которую насквозь проела моль. Похоже, здесь нет ничего подходящего.

— Говорю тебе, это не важно! — перебила Жанна. — Давай рванем к вертолету и переждем там.

— Ну да, чтобы к тому времени, когда погода прояснится, ты промерзла до костей и простудилась, — возразил Сэнтин, продолжая оглядываться по сторонам. Взгляд его неожиданно упал на лестницу, ведущую на сеновал.

— Нашел! — воскликнул он радостно и похлопал Жанну по промокшей спине. — Давай наверх, я сейчас.

И он быстро зашагал к дверям амбара.

Поглядев ему вслед, Жанна недоуменно передернула плечами и начала карабкаться на сеновал. Раф вернулся быстро — не успела она подняться на самый верх, как он уже взялся за нижнюю перекладину лестницы. В руке он держал сумку, которую бросил у ворот.

Стоя на коленях на мягком, чуть подопрелом сене, Жанна наблюдала, как он роется в содержимом сумки.

— Придется обойтись тем, что имеется в наличии, — пояснил Сэнтин и скорчил недовольную гримасу. — Дьявол, их едва хватит…

Жанна невольно улыбнулась.

— Но это же всего-навсего корзинка с едой, а не комплект предметов первой необходимости для людей, уцелевших после ядерной бомбардировки, — сказала она и сверкнула глазами, довольная своим остроумием.

— Очень смешно! — сухо отозвался Сэнтин. — Посмотрим, как ты будешь веселиться, когда подхватишь насморк или ангину.

Достав из сумки ворох каких-то тряпок, он закрыл ее и отложил в сторону.

— Одно одеяло, одна скатерть, восемь салфеток и четыре бумажных полотенца, — подвел он итог. — Не Бог весть что, но жить можно.

— По-моему, это просто великолепно, — возразила Жанна. — Малый джентльменский набор миллиардера. В моих корзинках для пикника обычно нет ничего, кроме пары бутербродов в промасленной бумаге.

— Иди сюда, — властно приказал Сэнтин.

Жанна послушно придвинулась поближе, и Сэнтин, взяв в руку белую салфетку в золотисто-коричневую клетку, стал вытирать ей лицо.

— Тебе-то, конечно, этого хватало, — заметил он с неодобрением. — Ничего лишнего, ничего, что бы отягощало тебя в пути. Поела и побежала дальше к своим драгоценным кроликам или оленям. Повернись-ка…

Она повернулась, и Сэнтин начал ловко расплетать ей косу.

— Конечно, это очень удобно, когда путешествуешь одна, — беспечно согласилась Жанна.

Сэнтин, не отвечая, провел по ее распущенным волосам пальцами, расчесывая и расправляя густые темно-каштановые локоны.

— Волосы почти не намокли, — сообщил он с притворным равнодушием и, отбросив в сторону влажную салфетку, взял в руки другую. Отделив одну длинную прядь, он начал промокать ее тканью. — Хорошо, что они были заплетены в косу. Это тебя спасло.

Пока он вытирал таким образом ее волосы, Жанна сидела неподвижно и молчала. Внимание и забота, столь неожиданно проявленные Сэнтином, заставили ее почувствовать себя маленькой девочкой, которую любят и оберегают, и она, хотя бы и в ущерб принципам, не спешила отстаивать свою независимость. Неожиданно она увидела каплю дождевой воды, сбежавшую на лицо Сэнтина с его мокрых волос, и это зрелище заставило ее испытать угрызения совести. Ведь это он недавно болел, вспомнила она. С ее стороны было верхом эгоизма позабыть об этом и позволить ему ухаживать за собой, как бы приятно это ни было.

Схватив еще одну салфетку, Жанна придвинулась еще ближе к нему.

— Теперь моя очередь, — заявила она не терпящим возражений тоном и стала осторожно вытирать его лицо мягкой тканью. — Ты промок гораздо больше, чем я.

Сосредоточенно насупясь, Жанна вытерла его густые баки, которые сразу же распушились, и в них блеснули серебряные нити.

— У тебя седина, — с удивлением заметила Жанна. — Я раньше этого не замечала.

— Это недавнее приобретение, — отозвался Сэнтин. — Я уверен, что до тех пор, пока ты не появилась в моей жизни, у меня не было ни одного седого волоска.

Интонация его показалась Жанне странной, и она громко рассмеялась, чтобы скрыть свое замешательство. Помимо собственной воли она бросила взгляд на лицо Сэнтина. На лице его отражалось столь много чувств, что Жанна замерла от неожиданности и даже на секунду перестала водить салфеткой по его влажным взъерошенным волосам. В следующее мгновение она осознала, что вот уже некоторое время ощущает исходящий от него трепетный жар, и окончательно стушевалась. Их разделяли считанные дюймы, а руки Жанны касались его головы.

— Может быть, ты сам закончишь? — спросила она, делая попытку опустить руки.

— Ну уж нет, — негромко ответил Сэнтин, обхватив ее запястья. Его взгляд гипнотизировал, сковывал ее волю, и Жанна поспешно опустила глаза.

— Продолжай, пожалуйста. Мне нравится, как ты это делаешь.

По-прежнему не глядя на него, Жанна снова стала медленно водить тряпкой по его волосам, почти не понимая, что делает. Она видела только мерное движение его груди, поднимавшейся и опускавшейся с каждым вдохом, и чувствовала биение его пульса. Ноздри ее щекотал легкий травяной запах его одеколона и мускусный запах прелого сена, а легкие наполняла дождевая свежесть. Если не считать шороха крупных капель по крыше амбара да еле слышного дыхания, ни один звук не нарушал царившей на сеновале тишины. Поначалу эта совершенная тишина заставляла Жанну напряженно прислушиваться, однако вскоре ее настороженность превратилась в почти сверхъестественную чувствительность. Казалось, что даже через ткань джинсов она способна ощущать каждую соломинку в душистой массе старого сена, на котором они расположились. Груди ее, которые невзначай прикасались к Сэнтину каждый раз, когда она взмахивала руками с зажатой в них салфеткой, тоже потяжелели и набрякли.

— Достаточно, — сказал Сэнтин, низким голосом, и руки Жанны медленно опустились. Взгляд ее встретился с горящими глазами Сэнтина, и она невольно облизала пересохшие губы.

— Ты считаешь, что ты… достаточно высох?

Сэнтин невесело усмехнулся.

— Пусть это тебя не беспокоит, — коротко сказал он. — В настоящее время мое тело вырабатывает столько тепла, что его хватит, чтобы превратить весь этот лес в настоящую пустыню Сахару.

Он прерывисто вздохнул, и его взгляд обежал ее с ног до головы, задержавшись на обтянутой мокрой блузкой груди и на бедрах.

— Жаль, что ты не дала мне вытереть тебя до конца, — сказал он, и губы его поползли вбок. — Твое решение отплатить мне тем же было весьма несвоевременным. Как ты все запутала, Покахонтас! Ладно, давай посмотрим, насколько еще меня хватит, прежде чем я разложу тебя на сене и поступлю с тобой по-своему.

— К чему тебе затрудняться? — ответила Жанна тонким прерывистым голосом, осторожно отодвигаясь от него. — Я уже достаточно обсохла. А вот ты недавно болел, и тебе надо…

— Ш-ш-ш!.. — перебил ее Сэнтин. — Сиди смирно!

Подавшись вперед, он отвел с ее лица длинную прядь шелковистых волос.

— Неужели тебе никто никогда не говорил, что ничто так не действует на мужские охотничьи инстинкты, как бегущая газель? Не бойся ты меня, ради Бога, я не сделаю тебе больно… — Его глаза неожиданно еще больше потемнели от беспокойства. — Ведь я не сделал тебе больно вчера, правда?

Жанна почувствовала, как краска прихлынула к щекам и лицо запылало.

— Нет. — Она затрясла головой. — Нисколько…

— Это очень хорошо, — тихо сказал Сэнтин, и на лице его отразилось облегчение. — Когда я обнаружил, что ты еще девственница, я хотел обойтись с тобой помягче, но ты была такой милой, такой сладкой, что я как будто немного сошел с ума.

И не только ты, подумала Жанна, когда Сэнтин принялся вытирать ее шею. В те мгновения она и сама позабыла о стыдливости, о сдержанности и нежности, подчиняясь одному только грохочущему в ушах неистовому ритму, в котором для нее сосредоточился весь смысл существования вселенной.

Одного воспоминания об этом моменте оказалось достаточно, чтобы Жанна ощутила в низу живота уже знакомую жаркую тяжесть. Соски ее тоже напряглись и натянули мокрую ткань блузки.

Раф тотчас заметил этот безусловный признак владеющего ею возбуждения. Жанна услышала, как он с присвистом втянул воздух. Взгляд его сам собой опустился и остановился на ее набухшей груди.

— Помоги мне, Господи, — прошептал он и начал медленно расстегивать пуговицы на ее блузке. Лицо Сэнтина словно было составлено из одних лишь резких контуров и застывших, как лед, плоскостей, и только губы его оставались восхитительно чувственными, а глаза еще больше потемнели от растущего желания. Пальцы его чуть дрожали от вожделения — Жанна почувствовала это в тот момент, когда он стянул с ее плеч мокрую бежевую рубашку и взялся за застежку полупрозрачного лифчика. Справившись с ней, он на некоторое время замер в восхищении, и только глаза его сверкали, как раскаленные угли.

— Господи, что за вид! — прошептал он. — Во всем мире нет ничего прекраснее, чем женские груди, умоляющие о прикосновении!..

Он поднял руку с зажатой в ней салфеткой и осторожно коснулся ею напряженных сосков Жанны. От прикосновения грубой ткани по телу ее побежали быстрые мурашки, а дыхание на мгновение перехватило.

Прежде чем она успела опомниться, Сэнтин провел скомканной салфеткой по ее шее, потом по затылку, так что теперь Жанна полулежала на сгибе его руки. Груди ее были прижаты к телу Сэнтина, но он продолжал все сильнее притягивать Жанну к себе и стал медленно водить салфеткой по ее обнаженной спине.

— Похоже, ты сейчас опять будешь мокрой, — заметил он и, на мгновение выпустив ее, быстро снял через голову свой кремовый пуловер. — Так на чем мы остановились? — спросил он, отбрасывая его в сторону и снова заключая Жанну в свои объятия.

Но Жанна уже не слушала его. Вытянув вперед руку, она осторожно коснулась жестких курчавых волос, росших на широкой груди Сэнтина. Они приятно щекотали мягкую кожу ее ладони, и Жанна не удержалась и погладила их. Она чувствовала, как от ее прикосновения Сэнтин сначала напрягся, а потом и вовсе застыл — словно закаменел, — но она была слишком увлечена своим исследованием, чтобы обратить на это серьезное внимание. Ее пальцы медленно скользнули по выпуклой поверхности его могучих мышц, чуть трепещущих под упругой и гладкой кожей, и неожиданно наткнулись на крошечный мужской сосок.

Здесь Жанна задержалась. Интересно, будут ли его соски реагировать на ласку так же сильно, как и ее, лениво подумала она, и внезапно почувствовала жгучее любопытство. Наклонившись вперед, Жанна прильнула губами к его груди и легко коснулась языком маленького твердого соска.

Ответ на занимавший ее вопрос она получила незамедлительно. Раф негромко ахнул, и Жанна, почувствовав необычайную уверенность, перешла к другому соску. И снова ее ждал успех.

— Ты, несомненно, знаешь, что сводишь меня с ума, — проговорил Сэнтин дрожащим голосом, когда ее руки принялись ласково поглаживать рельефные мускулы его плоского живота.

Вместо ответа Жанна несильно укусила его за грудь, а ее пальцы перекочевали на поясницу Сэнтина и стали ритмично поглаживать тугие мышцы спины. Кожа у Сэнтина была изумительно гладкой, и прикасаться к ней было упоительно.

Жанна смутно осознавала, что ее ласки возбуждают Сэнтина все сильнее и сильнее, и мысль об этом наполняла ее той же простой и примитивной радостью, которую она испытала накануне. Ей нравилось чувствовать под пальцами напряженную дрожь этого большого, сильного тела, которая становилась еще заметнее, когда она сжимала зубами его сосок, касалась языком шеи или щекотала лицо прядями своих распущенных волос. Ей нравилось, как он резко втягивал воздух каждый раз, когда она прикасалась к его телу, а частый стук сердца, который Жанна слышала, прижимаясь ухом к его широкой груди, убеждал ее в том, что она все делает правильно. Жанна знала, что это она заставила его сердце стучать бешено и громко, и мысль об этом наполняла ее торжеством.

— Достаточно, маленькая чертовка! — простонал Сэнтин, отталкивая ее чуть ли не с отчаянием. — Я читал, что именно индейские женщины проявляли особую изобретательность, когда нужно было пытать бледнолицых пленников, и теперь я знаю, что это — чистая правда.

Жанна подняла на него взгляд и счастливо улыбнулась.

— Тебе не нравится? — спросила она, жмурясь от наслаждения. В том, какой эффект возымели на Сэнтина ее ласки, сомневаться не приходилось; О да, они нравились ему, и еще как!

Сэнтин поглядел на нее и прищурился, заметив на ее лице выражение безмятежного блаженства.

— Ты же знаешь, что нравится, — коротко сказал он. — И ты, похоже, слишком довольна этим обстоятельством, чтобы я мог спокойно это выносить.

С этими словами он бросился на Жанну, сорвал с нее джинсы вместе с трусиками, и она, лежа перед ним обнаженной на мягком ложе из душистого сена, неожиданно почувствовала себя беззащитной и уязвимой.

— Похоже, мне придется немного сбить с тебя спесь, Жанна.

Сэнтин спокойно снимал с себя последнюю одежду, и Жанна растерянно поглядела на него снизу вверх. В том, что его возбуждение достигло пика, сомневаться не приходилось. Физическое подтверждение этому было заметно не только в том, как напряглись, свиваясь в узлы, могучие мускулы его тела, но и в голодном блеске его глаз, горевших жарким огнем на вытянутом, заострившемся лице.

Жанна потянулась к нему, но Сэнтин, заметив, что она пытается приподняться, снова легонько толкнул ее на мягкое сено.

Жанна ждала, что он упадет вместе с ней, и они вместе отправятся в восхитительное страстное путешествие, которым она наслаждалась прошлой ночью. Теперь ей стало очевидно, что именно это было у Сэнтина на уме весь день, и, не вмешайся дождь, он все равно нашел бы способ уединиться с нею. Скорее всего все произошло бы на берегу живописного озера, которое он так расхваливал. И вот теперь, когда он по какой-то причине мешкал, Жанна почувствовала, что разрывается между предвкушением и острым разочарованием.

Ум ее еще не до конца освоился со всеми обстоятельствами, но, несмотря на некоторые побочные соображения, Жанна хотела, чтобы Сэнтин обладал ее телом. Она еще не готова была признаться себе в этом желании, но сила его была для нее очевидной. И Сэнтин тоже хотел ее, хотел, черт побери! Так почему же он медлит? Почему он не спешит расстаться со своей одеждой, почему так аккуратно складывает ее в сторонке, вместо того чтобы швырнуть ее куда попало и заключить ее в свои сильные объятия? И зачем, черт побери, ему понадобилась еще одна салфетка?!

— Что ты делаешь? — с негодованием поинтересовалась Жанна.

— У меня репутация человека, который всегда доводит начатое дело до конца, — спокойно ответил Сэнтин, слегка раздвигая ей ноги и устраиваясь между ними. — Разве ты этого не знала? Ты еще не до конца обсохла, дорогая. Вот здесь у тебя мокро… и здесь.

И он снова начал вытирать ее, поднимаясь от пальцев ног к изгибу лилейных бедер с такой методичной тщательностью, что уже через минуту Жанна застонала от невыносимой муки неутоленного желания. Голова ее беспокойно заметалась из стороны в сторону, а тело выгнулось дугой навстречу тому, в чем он так упорно ей отказывал.

— Раф! — пронзительно выкрикнула Жанна, и в этом коротком резком вскрике смешались такая глубокая ярость и страдание, что Сэнтин невольно поднял голову, и она увидела на его лице довольную ухмылку, в которой было что-то тигриное.

— Еще рано, Жанна, — отозвался он почти спокойно. — Я хочу, чтобы ты — как и я — была без ума от страсти и желания.

Он протянул руку и, вытащив из кучи тряпок скатерть, одним движением расстелил ее на сене.

— Перекатись-ка сюда, дорогая, — сказал он, привставая на колени. — Я не хочу, чтобы ты исколола соломой свои прелестные грудки.

Его крепкие руки помогли Жанне перевернуться на живот. В следующее мгновение он снова оказался у нее между ногами. Теперь он вытирал ей спину и ягодицы, и эта медленная ласка едва не свела Жанну с ума. Она словно погружалась в горячий туман, и ее тело плавилось и текло под его руками. Почему-то теперь, когда она не могла видеть, что он с ней делает, ласки Сэнтина стали еще более эротичными, и Жанна бессильно корчилась от острой тянущей боли в животе, чувствуя властные прикосновения его рук и почти незрячий взгляд его темных глаз, затуманенных острым желанием. Между тем дыхание Сэнтина стало лихорадочно-быстрым, и Жанна поняла, что он тоже доведен до предела этой любовной игрой. «Боже, — взмолилась Жанна, сжимая руки в кулаки и впиваясь ногтями в мякоть ладоней. — Скорее! Скорее же!..» Ей казалось, что еще немного, и она не выдержит этой пытки.

Сэнтин мягкими движениями стряхивал прилипшие к ее влажной спине сухие травинки.

— Я так и знал, что ты поцарапаешься, — сдавленно шепнул он. — У тебя такая тонкая, такая нежная кожа…

Его палец скользнул вниз вдоль ее позвоночника, коснулся поясницы и соскользнул в мягкую впадинку между ягодицами.

— Вот здесь у тебя маленькая царапинка…

Она почувствовала на спине его горячее дыхание, и губы Сэнтина прижались к означенному месту легким, как паутина, поцелуем, который обжег Жанну, словно удар электрического тока.

На этом ее долгое ожидание закончилось. Раф издал громкий, протяжный стон и, не заботясь более о том, чтобы действовать нежно и ласково, двумя быстрыми движениями перевернул ее на спину и улегся рядом с ней на импровизированном покрывале. Рот Сэнтина с жадностью прижался к ее губам, а его руки с лихорадочной поспешностью забегали вверх и вниз по ее спине. Из горла Сэнтина рвались короткие глухие стоны, которым вторил гортанный голос Жанны.

Все внутри ее уже давно было охвачено таким жарким огнем, что ей казалось — еще немного, и она заживо сгорит в этом пламени, если Раф не даст ей того, чего ей так отчаянно хочется. Она не могла бы сказать, кто первым сделал шаг навстречу другому, но это было уже не важно. Самое главное, что они вдруг оказались слиты в одно. Жанна впилась пальцами в его крутые плечи, а лицо Рафа исказила гримаса яростного блаженства.

В следующее мгновение, действуя с непостижимой быстротой, которая застала Жанну врасплох, Сэнтин перекатился на спину так, что она оказалась на нем. Встретив вопросительный, слегка растерянный взгляд ее расширенных глаз, он сильнее нажал руками на ее бедра, добиваясь того, чтобы восхитительный контакт между их телами стал еще более глубоким и чувственным.

— Я должен видеть твое лицо, — хрипло пояснил Сэнтин, и Жанна почувствовала, как его бедра под ней поднимаются вверх, опускаются, снова поднимаются, атакуя с силой и яростью, от которых у нее сразу же захватило дух. — Я хочу видеть твое лицо, — повторил Сэнтин, — и знать, что его выражение вызвано тем, что я с тобой делаю.

Он поднял руки и накрыл ладонями ее подпрыгивающие в такт его движениям груди.

— И я хочу держать тебя вот так…

Жанне показалось, что она вот-вот взорвется, рассыплется миллионами горячих искр, и она задвигалась в такт той же бешеной и напористой мелодии, которая вела за собой Рафа. На его выпады она отвечала с не меньшей энергией и силой, и их тела производили странный сухой звук, хотя оба уже были мокры от пота. Темп и сила их яростных движений были столь близки к своему максимуму, что Жанна поняла: еще немного, и они оба сгорят в одной ослепительной вспышке — точь-в-точь как ворвавшийся в атмосферу метеорит, летящий с космической скоростью в неизведанных пространствах.

И действительно, прошло всего несколько неправдоподобно коротких, неповторимых мгновений, и бушующий гейзер их обоюдной страсти иссяк, оставив их — мокрых, дрожащих, задыхающихся, — лежать в объятиях друг друга. Вершина осталась позади, но руки Сэнтина не потеряли своей властной силы, и Жанна — слишком ослабевшая и утомленная — только крепче прильнула к нему, стараясь поглубже уйти в его уютное тепло.

Так, в полудреме-полузабытьи, прошло несколько минут или, быть может, несколько часов. Потом горячие губы Сэнтина прижались к ее виску и запечатлели на нем такой легкий поцелуй, что он показался Жанне совершенно бесплотным — особенно после предшествовавшего ему буйного пира страстей. Пальцы его осторожно убрали с лица Жанны рассыпавшиеся в беспорядке волосы.

— Бог мой, это было что-то потрясающее! — негромко сказал он. — Я чуть было не потерял голову. Поверь, я еще никогда не встречал таких женщин, как ты. А ведь ты только делаешь свои первые шаги на этом поприще… и я жду не дождусь, когда ты наберешься достаточно сексуального опыта! — Он усмехнулся негромко и как-то смущенно. — И, по правде говоря, я сам не прочь заняться практической стороной твоего обучения!

— Так или иначе заниматься этим придется именно тебе, — томно отозвалась Жанна, поудобнее устраиваясь у него на плече. — После сегодняшнего я вряд ли когда-нибудь сумею двигаться без посторонней помощи.

— Бедняжка… — без тени насмешки протянул Сэнтин, снова касаясь губами ее лба. — Ты пока еще новичок в игре. Неудивительно, что ты так вымоталась. Впрочем, сама виновата — не нужно было быть такой обольстительной и сексуальной. Тебе известно, что, когда я вижу тебя, я начинаю сходить с ума от желания?

Как она могла не верить ему, если сама чувствовала то же самое?

— Не слишком-то вежливо с твоей стороны возлагать всю вину на меня, — заметила она сонно и еще крепче прижалась к нему. — По-моему, инициатива исходит в основном от тебя.

— Учитывая твой малый опыт в таких вещах, я стараюсь избегать любых действий, которые могли бы напугать тебя и убить стремление к совершенствованию, — хитро прищурился Сэнтин. — Согласись, с моей стороны было бы весьма недальновидно нанести тебе психологическую травму и тем самым воздвигнуть непреодолимый барьер перед твоей инициативой.

Жанна грубовато, не по-женски, фыркнула, но ничего не ответила. Она была слишком счастлива и вместе с тем чувствовала себя слишком усталой, чтобы тратить силы на шутливую пикировку.

Так, то дремля, то лениво переговариваясь, они лежали еще довольно долгое время, не замечая течения минут и прислушиваясь лишь к стуку дождевых капель по крыше амбара. В конце концов Сэнтин отчетливо и громко хихикнул, и Жанна, сразу насторожившись, подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

Губы Сэнтина довольно подрагивали, а в глазах прыгали хитрые чертики.

— Знаешь что, — сказал он, — за свою жизнь я слышал немало историй о фермерских дочках из захолустья. — Он прервался, чтобы чмокнуть ее в нос. — И теперь, когда я близко узнал одну из них, — закончил он торжественно, — я верю каждому слову.

Солнце садилось, и небо на западе уже окрасилось в нежный лавандово-розовый цвет, когда личный вертолет Сэнтина опустился на посадочную площадку на территории поместья. Пока Жанна любовалась закатом, Сэнтин открыл дверь и выбрался наружу. Потом он помог Жанне спуститься и захлопнул дверцу машины.

— Похоже, здесь не было никакого дождя, — заметила Жанна, удивленно озираясь.

— Придется, видимо, признаться… Дождь в заповеднике я устроил нарочно. Надо же мне было как-то заманить тебя на сеновал, чтобы заняться любовью, — сказал Сэнтин с притворным вздохом, и в первые секунды Жанна даже не поняла, серьезно он говорит или шутит.

— Нет, в самом деле… — с растерянной улыбкой протянула она, когда он взял ее под руку и повел к усадьбе.

Сэнтин поглядел на нее насмешливо.

— Для нас его тоже все равно что не было. Мы его почти не видели — только слышали, а что промокли, так это же не главное! Главное, мы сумели высушить друг друга как следует.

Вместо ответа Жанна показала ему язык, и Сэнтин негромко рассмеялся, больно сжав ее локоть. Почти до вечера они оставались на сеновале, чередуя занятия любовью с отдыхом, а порой даже засыпая в объятиях друг друга на короткие мгновения. В таком темпе они могли наслаждаться сексом сколь угодно долго, и Жанна только удивлялась, как они вообще вспомнили о необходимости возвращаться.

Правда, после первого раза Жанна чувствовала себя так, словно объелась жирного и сладкого. Она и представить себе не могла, что снова захочет Сэнтина так скоро, однако стоило ему продемонстрировать ей свое желание, как внутри Жанны снова вспыхнул огонь. Даже сейчас, когда она смотрела на его туго обтянутые джинсами мощные мускулистые бедра и твердые ягодицы, по коже ее пробегали мурашки, а щеки загорались румянцем.

«Боже мой! — в легком смятении подумала Жанна. — Еще вчера я была добропорядочной девицей, а сегодня уже превратилась в завзятую нимфоманку! Неужели такое бывает?!»

Когда они вступили во внутренний двор, последние лучи закатного солнца уже окрасили плитку и мрамор фонтана в густо-розовый цвет. Стены усадьбы тоже стали розовыми, и от этого она выглядела особенно гостеприимной и уютной. Почти по-домашнему уютной, с удовлетворением подумала Жанна и тут же удивилась своим мыслям. В самом деле, разве могла она подумать всего неделю назад, что замок Сэнтина станет ей домом?

— Жанна!

Раф стоял у бортика фонтана, в котором по его приказу пустили воду. Струйки воды, стекая из чаши в чашу, горели на солнце пурпурным и золотисто-розовым огнем, и по бронзовому лицу Сэнтина метались красные блики, подчеркивавшие его дикую, мужественную красоту. В глазах его, однако, Жанна не заметила ни всегдашней жесткости, ни насмешки. Странно, она никогда не думала, что столь темные, почти черные глаза могут выражать такую теплоту.

— Я хочу поговорить с тобой, — негромко сказал Сэнтин все с тем же торжественно-непроницаемым выражением лица.

При этих его словах Жанна ощутила укол беспокойства. Легкая дымка эйфории уже истаяла, и она взглянула на Сэнтина даже с некоторой опаской.

Нет, ей определенно не хотелось говорить с ним ни о чем серьезном. Сегодняшний день, наполненный чувственными наслаждениями, лежал вне времени, вне реальности, и она позволила себе позабыть обо всех резонах и практических соображениях. И расставаться с этой запредельной легкостью ей вовсе не хотелось. «Что ему надо? — подумала Жанна с непонятным раздражением. — Он так серьезно смотрит, словно собирается официально сделать мне предложение!»

Впрочем, свои подлинные эмоции она почла за благо скрыть.

— Может быть, поговорим после ужина? — небрежно предложила она. Сэнтин упрямо покачал головой.

— Нет, сейчас, — сказал он мрачно. — Для меня это в любом случае будет не просто, поэтому я хочу покончить с неприятной темой как можно скорее.

Жанна снова посмотрела на него. На сей раз она даже не пыталась скрыть своей тревоги, и выражение лица Сэнтина смягчилось почти волшебным образом. Он даже поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, но его пальцы застыли в воздухе.

— Не гляди на меня так, Оленьи Глазки, — сказал он. — За это время ты должна была уже узнать, каким грубым и нетерпимым я порой бываю. Я не хотел тебя пугать. Просто я… чувствую себя дьявольски неловко, и мне это очень не нравится.

— Я не испугалась, — спокойно ответила Жанна, хотя в первые несколько секунд она испытывала самый настоящий страх. Очевидно, она уже успела привыкнуть к тому, что лицо Сэнтина выражает только нежность и страсть — вот почему его обычное жесткое выражение так ее напугало.

— Вот и хорошо, — сказал Сэнтин и поглядел на нее со странной смесью ранимости и решительности во взгляде. — Я не хочу, чтобы ты боялась меня… — Он невесело улыбнулся. — Вот, кстати, одна из первых трудностей на моем пути. В моих отношениях с другими людьми я всегда старался внушить им страх. Это усиливало мою уверенность в себе и мою власть над окружающими.

— А для тебя это важно? — робко спросила Жанна.

— Да, черт возьми! Очень важно! — воскликнул Сэнтин. — В детстве мною столько помыкали, я получил столько тумаков, что мне хватило их на всю последующую жизнь. Еще тогда я решил, что никто и никогда не будет указывать мне, что и как делать, и я своего добился. Теперь я и только я управляю людьми и обстоятельствами.

— Да, — неохотно согласилась Жанна. — Ты сделал, как хотел, и я не думаю, что сейчас тебе следует кого-то опасаться. Вряд ли найдется кто-то, кто рискнет выступить против тебя. Ты не только управляешь — ты подавляешь.

— Да? — негромко спросил Сэнтин, проводя пальцем по ее нижней губе. — Почему-то я больше так не думаю, во всяком случае — когда я с тобой. И, как ни странно, меня это почти не беспокоит. Ты можешь считать это важной победой, Жанна.

— Победой? — переспросила Жанна, и в ее глазах отразилась боль. — Разве мы воюем? Нет, мне не нравится это слово. Я вовсе не хотела одерживать никаких побед, особенно если это касается тебя.

— Я знаю, — кивнул Сэнтин. — К сожалению, дух соперничества тебе совершенно чужд. Ты даже не ревновала меня к Дайане!

Он опустил ей на плечи обе руки, машинально сжимая и разжимая пальцы. Лоб его прочертили морщины.

— Какими бы ни были твои намерения, — сказал он решительно, — результат от этого не изменится. А теперь помолчи, пока я не выговорюсь до конца.

Жанна покорно наклонила голову, но губы ее чуть дрогнули от удовольствия. Впрочем, Сэнтин этого не заметил.

— Быть может, это выйдет у меня не слишком гладко, — сказал он грубым голосом и сильнее сжал плечи Жанны, — но… Я хочу, чтобы ты оставалась со мной. Не только до тех пор, пока я смогу вернуться во Фриско, как мы договаривались…

Он резко втянул воздух в легкие и внезапно сказал:

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне насовсем.

Потом он свирепо нахмурился и неохотно добавил:

— Пожалуйста!..

Если бы не ее крайнее удивление, Жанна была бы польщена и тронута его последним добавлением. Интересно, когда в последний раз Раф Сэнтин о чем-нибудь просил?

— Ты хочешь, чтобы я стала твоей постоянной любовницей? — недоуменно спросила она. — Как Дайана?..

— Нет, не как Дайана, — перебил он ее. — Все будет не так. На Дайану мне было по большому счету плевать. И на нее, и на многих других… — Он замолчал, как будто подыскивая слово. — Мне нужно, чтобы ты была со мной, Жанна.

— Ничего не выйдет, Раф, — сказала она ровным голосом. — И ты сам это понимаешь.

Почему, почему, как только она произнесла эти слова, внутри образовалась тоскливая пустота? Может быть, именно так болит и ноет душа?

— Откуда, черт возьми, ты знаешь, что ничего не выйдет, если ты не хочешь даже попробовать? — спросил Сэнтин, слегка встряхнув Жанну. — Всю свою жизнь я занимался тем, что сначала выдвигал самые безумные, самые бредовые идеи, а потом заставлял их работать, и — будь покойна — все они работали как надо! Так что не говори, что из этого ничего не выйдет. Я сделаю так, что все получится.

— Это не изменения в политике компании и даже не поглощение конкурента, Раф, — вздохнула Жанна. — Мы с тобой — два непохожих человека, которые далеки друг от друга настолько, насколько это возможно. Мы хотим от жизни совершенно разного, так что я сомневаюсь, что мы когда-нибудь найдем общий язык. Пожалуйста, не сердись на меня за эти слова и пойми.

— Мы хотим друг друга, — мрачно возразил Сэнтин. — А это что-нибудь да значит. Многое, если не все.

— До меня у тебя было множество женщин, и всех их ты хотел, — спокойно ответила Жанна. — Возможно, секс — действительно сильное, универсальное средство, но в твоем случае его действие всегда оказывалось непродолжительным. Возводить по-настоящему близкие отношения на фундаменте одного лишь телесного влечения было бы неразумно.

— Если еще раз скажешь о «простом физическом влечении», — прошипел Сэнтин сквозь стиснутые зубы, — то, помоги мне, Господи, удержаться, а не то я сверну тебе шею! Я вовсе не скрываю, что намерен наслаждаться твоим роскошным телом всеми доступными мне способами. Черт, я готов сорвать с тебя одежду и овладеть тобою прямо здесь, сейчас, но я хочу большего!..

На мгновение голос его прервался, и Жанна заметила на лице Сэнтина странную беспомощность и растерянность.

— Ты нужна мне, — тихо сказал он. — И я хочу, чтобы ты была рядом со мной не только в… физическом плане. Я хочу слышать твой смех, следить за выражением твоего лица, любоваться твоими легкими и плавными движениями. Когда тебя нет со мной в одной комнате, я начинаю чувствовать себя одиноко… — Он невесело рассмеялся. — Господи, я говорю как влюбленный мальчишка! Впрочем, возможно, я действительно влюблен. Не могу сказать с уверенностью, поскольку ничего подобного я никогда не испытывал. Скажи, Жанна, я влюблен в тебя?

Жанна прикусила губу.

— Откуда я знаю? — жалобно спросила она. — Я даже никогда не думала о том, как это — любить… И все же мне кажется, что твое состояние вряд ли можно назвать этим словом.

Лицо Сэнтина дернулось как от пощечины, но уже в следующую секунду его черты снова отвердели.

— Быть может, ты и права, — сказал он хладнокровно. — Ни один из нас ничего не знает о любви…

Губы Сэнтина сложились в горькую гримасу.

— Поправочка… — добавил он. — Я люблю свою работу, а ты любишь свою замечательную бабушку. И, быть может, нам обоим этого хватает.

— Возможно, — согласилась Жанна, чувствуя, как ее горло перехватило болезненной судорогой. — Во всяком случае, большинство людей не имеют даже этого.

С этими словами она отвернулась от Сэнтина, поспешно прикрыв глаза густыми ресницами.

— Моей бабушке, во всяком случае, в этом было отказано, — продолжала она изменившимся голосом. — Дед женился на ней, чтобы сделать из нее подстилку и работницу на ферме. Ее сын стыдился своей индейской крови и всю свою жизнь ненавидел мать за это. Общество не принимало ее и не признавало своей…

Жанна подняла на Сэнтина полные слез глаза.

— А бабушка заслуживает любви гораздо больше, чем любой другой человек, которого я встречала.

— У нее есть ты, — ласково напомнил Сэнтин.

— Моей бабушке уже почти семь десятков лет, — ответила Жанна. — И большую часть этого срока она оставалась совершенно одна. Она надеялась, что, покинув резервацию, станет свободной, однако довольно скоро она поняла, что поменяла одну тюрьму на другую.

— И ты полна решимости не повторить ее судьбу, — подвел итог Сэнтин. — Ни привязанностей, ни обязательств, никаких сильных чувств, которые могут заставить тебя посту питься хотя бы частью твоей драгоценной свободы… — Он удивленно покачал головой. — А я-то считал сильным себя! Но послушай, я вовсе не требую, чтобы ты от чего-то отказывалась! Если хочешь, можешь продолжать работать в своем заповеднике — я что-нибудь придумаю, чтобы тебе ничто не мешало. Я даже не прошу тебя выйти за меня замуж! Я прошу тебя только об одном: останься со мной, пока не пройдет наваждение. Неужели это так много?

Жанна покачнулась от острого приступа боли. Боже, он действительно просил слишком многого! Если она еще не полюбила Сэнтина, то была настолько близка к этому, что это было почти одно и то же. Чем дольше она пробудет с ним, тем сильнее станет ее чувство, и Жанна знала, что это наваждение не пройдет для нее никогда, хотя со временем волшебство, быть может, потускнеет и рассеется для Рафа.

Но она не решалась обменять свою независимость на что бы то ни было, что мог предложить ей Сэнтин.

— Прости, — прошептала она с тоской, поднимая на него свои погрустневшие глаза. — Я просто не могу сделать того, о чем ты меня просишь…

Выражение лица Рафа стало еще более мрачным, хотя Жанна не представляла себе, как это возможно.

— Ты имеешь в виду — ты не хочешь… — медленно, с угрозой проговорил Сэнтин, выпуская ее плечи, и его руки бессильно повисли. — Ну что ж, по крайней мере, у меня еще остается несколько недель… За этот срок, каким бы малым он ни казался, настойчивый и предприимчивый человек может добиться поразительных результатов.

Он махнул рукой, указывая на вход в усадьбу.

— Может быть, поужинаем?

Жанна бросила на него осторожный взгляд исподлобья, но Сэнтин перехватил его и ответил сардонической усмешкой.

— Неужели ты думала, что я так легко сдаюсь? — спросил он, шагая впереди нее по звенящим плитам двора. — Нет, скорее всего нет, — ответил он сам себе, галантно поддерживая Жанну под локоть. — Ты же умная женщина и понимаешь, что я все еще намерен получить то, чего мне хочется. И даже если ты не захочешь дать мне этого, я возьму сам.

Он с горечью улыбнулся.

— Я это умею, — добавил он спокойно. — У меня большой опыт, как ты, наверняка, догадываешься. Мне не следовало даже спрашивать твоего согласия, коль скоро я знаю, что известное изречение — «Просящему — дается» — не срабатывает, когда речь идет о реальном, а не о выдуманном мире.

Под этой горькой насмешкой Жанна без труда различила его боль и разочарование, от которых ее собственное сердце болезненно сжалось.

— Ты не можешь заставить меня остаться, — негромко возразила она. — Тут уж ничего не поделаешь.

— Ошибаешься, — веско возразил Сэнтин ледяным тоном. — Безвыходных положений не бывает. Всегда находится камешек, на который можно опереться, ниточка, за которую можно потянуть. Ты нужна мне, Жанна. Никогда и ничего я не хотел так сильно. И я найду способ добиться своего!

В его голосе прозвучала такая уверенность, что Жанна невольно вздрогнула. Вместе с тем взгляд Сэнтина, брошенный на нее из-под тяжелых век, странно противоречил его словам.

— К исходу обговоренного срока, — небрежно сказал он, заметив ее недоумение, — ты можешь обнаружить нечто такое, что существенно ограничит твою свободу. И это явится для тебя полной неожиданностью.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Жанна, чье недоумение только возросло.

— Я не знал, что ты девственница, и не подумал о мерах предосторожности, — сказал Сэнтин вкрадчиво. — Не то чтобы это могло меня остановить… — небрежно добавил он и хитро поглядел на нее. — Сегодняшние скачки на сеновале тоже застали меня врасплох. Сначала я намеревался оберегать тебя от возможных последствий, но, учитывая сложившуюся ситуацию, я решил положиться на судьбу. Откровенно говоря, Жанна, я очень рассчитываю на то, что ты не будешь так торопиться покинуть меня, если я сделаю тебе ребенка, если этого уже не произошло.

Жанна остановилась и неуверенно поглядела на него.

— Ты шутишь! — воскликнула она и с беспокойством прикусила губу. — Ты не можешь хотеть этого больше, чем я. Ты — очень эгоистичный человек, Раф, и ты не выдержишь, если я не поддамся на этот шантаж и не только уйду сама, но и заберу ребенка.

Сэнтин с силой сжал ее локоть.

— Ты совершенно права: я не выдержу. Поэтому тебе придется выйти за меня замуж. Я не хочу, чтобы мой ребенок всю свою жизнь прожил с клеймом незаконнорожденного.

Взгляд Сэнтина пронзил Жанну словно раскаленный клинок. — Если ты станешь задумываться об аборте, то напрасно. Я этого не допущу. И любой шаг в этом направлении может еще сильнее ограничить твою драгоценную свободу. Подумай как следует, Жанна, не лучше ли сдаться сейчас и позволить мне позаботиться о тебе?

— Ты ведь считаешь себя беспринципным, неразборчивым в средствах человеком, который умеет добиваться своего любыми средствами, так ведь? — осведомилась Жанна и поглядела на него широко раскрытыми от боли и недоумения глазами.

— Не надо на меня так смотреть! — выпалил в ответ Сэнтин. — Да, черт возьми, я умею быть безжалостным, но я не хотел поступать жестоко с тобой. Я хотел быть ласковым, нежным…

— Но твое намерение исчезло так же быстро, как и появилось, — закончила за него Жанна, и голос ее прозвучал тускло, словно она смертельно устала.

— Нет… Я думаю — нет, — неуверенно ответил Сэнтин, и его лицо также отразило крайнюю степень усталости. — Возможно, мне просто следовало начать с чего-то менее значительного, но… Я не отпущу тебя. И постарайся привыкнуть к этой мысли. Так или иначе, ты будешь принадлежать мне!

Жанна покачала головой.

— Нет, Раф, нет!

Сэнтин шагнул вперед и, отворив перед нею отделанную латунью дверь, отступил в сторону, давая ей пройти.

— Да, Жанна, — твердо сказал он. — Определенно, да…