"Пьянящий вкус жизни (Сильнее времени)" - читать интересную книгу автора (Джоансен Айрис)

1

Базель, Швейцария. 14 июня 1991 г.

Загадочные, завораживающие глаза крылатого коня, казалось, смотрели прямо на Алекса Каразова.

Несмотря на то, что это была черно-белая иллюстрация, старинная статуэтка и в самом деле производила странное, почти мистическое впечатление. «Наверное, случайный эффект, который получился из-за освещения во время съемки», – подумал Алекс, встряхивая головой и отгоняя наваждение. Но теперь он по крайней мере мог понять, отчего с этой статуэткой связано столько легенд и преданий, столько таинственных историй, которые так и не получили разгадки до сегодняшнего дня. Фотографу удалось передать особенную атмосферу таинственности, которая окружала статуэтку и которая возникала всякий раз, как появлялось очередное сообщение о ней. Зато в подписи к иллюстрации он не обнаружил ничего нового для себя:

«Статуэтка Пегаса, известная как „Танцующий Ветер“, считается одним из самых ценных произведений мирового искусства. Знаменитые „глаза Танцующего Ветра“ выполнены из пары великолепно подобранных изумрудов по шестьдесят пять с половиной каратов каждый. Инкрустация из четырехсот сорока семи бриллиантов украшает основание статуэтки…

Лили Андреас, опубликовавшая в 1923 году свою книгу „Факты и легенды о Танцующем Ветре“, утверждала, что существуют исторические свидетельства о том, что Александр Македонский завладел статуэткой во время своего первого похода в Персию в 323 году до Р. X. Впоследствии эта статуэтка оказалась у Карла Великого. Книга Лили Андреас вызвала ожесточенные споры. Особенно потому, что Лили Андреас, называя имена великих правителей, связывала падение и расцвет того или иного императорского дома с появлением и исчезновением магического крылатого коня. Эта статуэтка неизменно находилась в руках самых влиятельных исторических личностей. Более того, во все века правители прилагали неимоверные усилия, чтобы завладеть статуэткой…»

Алекс раздраженно захлопнул второй том «Сокровищ мирового искусства» и поставил альбом на полку. Он и без того знал чуть ли не наизусть содержание книги Лили Андреас, поскольку Ледфорд в те времена, когда они вместе работали, цитировал из нее буквально целые главы.

Павел, сидевший в кресле и наблюдавший за своим другом, вскинул густые кустистые брови:

– Опять ничего?

– Мне нужны факты, а не легенды, – раздраженно сказал Алекс. – Мы напрасно тратим время. Прошу тебя, свяжись с главным хранителем Лувра и…

– … спроси его, где сейчас находится Танцующий Ветер, – закончил за него Павел. Покачав головой, он усмехнулся. – Ты же знаешь, что произойдет после этого. Он тотчас сделает запрос, узнает, откуда поступил звонок, и сообщит о нем в Интерпол. После вчерашней пропажи «Моны Лизы» они все там на ушах стоят. Самый невинный вопрос вызвал бы у них переполох, что же говорить о Танцующем Ветре?

– Да, да! Ты прав, – отрешенно проговорил Алекс, невидящими глазами глядя на стол, заваленный книгами, газетами, вырезками из журналов, словно перед ним была мозаика, из которой должно было сложиться заветное слово, нужный ответ. Над этой головоломкой как раз тщетно бился Алекс, пытаясь найти каждому кусочку мозаики свое место и обнаружить невидимый пока узор: связь между самыми разными событиями.

Алекс смотрел на заголовки газет, разбросанных по столу, и никак не мог понять, где же скрывается ключ к разгадке. Если он на верном пути, то запрос в Лувр вызовет даже больший переполох, чем думает Павел.

– А почему бы и нет? Не сидеть же здесь как приклеенному, ломая голову над тем, что из чего вытекает. Надо действовать. И тебе придется позвонить. Сошлись на меня. Скажи, что я собираю материал для очередного романа и мне надо узнать, где находится Танцующий Ветер. Семья Андреас сейчас живет в Штатах. Но я припоминаю какой-то опрос, который несколько лет назад проводился во Франции: и большинство французов считают, что статуэтка является национальным достоянием, их страны. Так что в моем вопросе нет ничего криминального. Постарайся выжать из главного хранителя как можно больше сведений.

Павел не сводил глаз с сосредоточенного лица Алекса:

– Ну и что же произойдет, когда я добуду еще один кусочек информации для твоей мозаики? – Он шумно вздохнул. – А если статуэтка похищена? Тогда чем это обернется? В чьи двери сразу начнет стучаться полиция? – спросил он и сам же ответил, ударив кулаком в свою мощную грудь, обтянутую серым свитером: – В двери Павла Рубански. Нет! Этот звонок не сулит мне ничего, кроме массы неприятностей. Эх, будь у меня голова на плечах, я бы давно ушел от тебя и нашел бы пусть и менее оплачиваемую, но зато более безопасную работенку.

– И умирал бы там со скуки, – усмехнулся Алекс, вытаскивая очередную статью из пачки газет, – как умираю от тоски я…

Шагнувший было к двери Павел остановился, обернулся и удивленно посмотрел на друга:

– Наконец-то ты в этом признался! Так брось свои дурацкие головоломки. Оставь их Интерполу! Ты богатый человек. Ну и живи, как только может себе позволить состоятельный мужчина. Зачем нужны деньги, как не на то, чтобы их тратить? Давай вместо главного хранителя я позвоню в турагентство и закажу билеты на Мартинику? Тебе же всегда нравилось бывать там в это время года. – К его голосе появились просительные нотки. – Ну, на худой конец, я могу позвонить Анжеле и кому-нибудь из ее подружек. Приглашу их сюда на недельку. Секс – тоже неплохая разрядка. Не хуже любого путешествия.

– Ты и в самом деле считаешь, что столь заурядное развлечение заставит меня забыть про загадку Танцующего Ветра? – спросил Алекс, глядя на просиявшее надеждой лицо Павла.

Тот кивнул:

– Тебя опекают одновременно две такие могущественные организации, как ЦРУ и КГБ. А кто я для агентов Интерпола? Никто! Самый простой, самый заурядный человек, который мечтает о чем? О том, чтобы ему перепало немного солнца, немного любви, ну и, конечно, немного вкусной еды…

– Когда ты последний раз взвешивался? – с ласковой усмешкой перебил его Алекс, окидывая взглядом огромную неповоротливую фигуру друга.

– Это не жир. Это мускулы. Ну и потом, что мне еще делать здесь, в горах? Только есть, и все. А окажись я сейчас на Мартинике, мне бы не пришлось отвечать полицейским ищейкам…

– Интерполу и без тебя есть чем заняться, – перебил его Алекс. Но, вспомнив о последних заголовках, промелькнувших на страницах газет всего мира, нахмурился. – Если, конечно, это не часть какой-то более значительной операции, в которую…

– Часть чего?

Алекс не ответил. Его ум лихорадочно принялся сортировать все имевшиеся у него сведения заново, перетасовывая факты, отбирая нужное и отбрасывая лишнее, чтобы затем соединить разрозненные куски в цельную, законченную картину.

– Ну вот! – сердито вздохнул Павел. – Как только ты начинаешь биться над очередной головоломкой, ты перестаешь видеть и слышать, что творится вокруг. С тобой невозможно разговаривать. Ты просто наркоман! – И он вышел, хлопнув дверью.

Алекс, на секунду отвлекшись, подумал, насколько справедлив в своих упреках Павел. Азарт поиска действительно захватывал его целиком, не давая покоя ни днем, ни ночью до тех пор, пока не накатывала волна радостного удовлетворения, когда ему удавалось наконец найти разгадку.

Через час Павел вернулся в кабинет и бросил ему на стол листок из блокнота:

– Вот то, что ты хотел узнать. Танцующий Ветер сейчас является собственностью Джонатана Андреаса.

Алекс несколько секунд смотрел на листок с наскоро сделанными беглыми записями, а потом быстро спросил:

– Где он живет?

– Поместье Андреаса находится в Южной Каролине. Он один из самых богатых людей Америки. В штате его работников имеются телохранители, охраняется и дом, к тому же есть специальная система сигнализации.

– Точно так же, как это было и в Лувре, – иронично заметил Алекс, – что, однако, не помешало похитителям вынести «Мону Лизу» из музея. – Он снова взглянул на листок, лежавший перед ним. – А что он сказал насчет Вазаро?

– Это имение расположено во Франции, в окрестностях Грасса. Там выращиваются цветы для парфюмерных фабрик. Семейство Вазаро состоит в родстве, хотя и довольно отдаленном, с Андреасом. Пять лет назад Кэтлин Вазаро, посещавшая в то время лекции в Сорбонне, занялась поиском документов, подтверждающих не только уникальную художественную ценность Танцующего Ветра, но и ту роль, которую он оказал на ход истории. Эта тема впоследствии легла в основу докторской диссертации Андре Божоли. – Павел помолчал. – Так ты считаешь, что воры сейчас нацелились на Танцующий Ветер?

– Это только предположение.

– Тогда зачем я потратил битый час на бессмысленный звонок в Лувр? Главный хранитель был подозрителен и осторожен, как старая дева.

– Потому что все предметы искусства, о которых мы с тобой говорили, обладают первостепенной значимостью в европейской культуре. «Венера» Тициана в Италии, «Ночной дозор» в Голландии, теперь – «Мона Лиза» во Франции. Если бы Танцующий Ветер находился в Европе, несомненно, наступил бы его черед. – Алекс пожал плечами. – Как жаль, что он оказался в Штатах и похитителям не добраться до него.

– Джонатан Андреас, наверно, придерживается другого мнения.

Алекс усмехнулся. Его голубые глаза оживились, хотя выражение лица по-прежнему оставалось непроницаемым.

– Мне казалось, что полученная информация должна тебя успокоить. Отчего же ты впал в такую мрачную задумчивость?

– Потому что слишком хорошо знаю тебя. Судя по твоим горящим глазам, ты не только нащупал какую-то ниточку, но уже и дернул за ее кончик, – сумрачно проговорил Павел.

– Дело в том, что я жду звонка.

– И от кого же?

– От Ледфорда.

Павел в изумлении уставился на него:

– Боже мой!

– Господь бог не имеет к нему никакого отношения, – едко усмехнулся Алекс. – Скорее уж Люцифер.

– Ты считаешь, что за всем этим стоит Ледфорд? – Павел кивнул на кипы лежащих газет.

– Кое в чем проскальзывает его почерк. Ледфорд всегда склонен был к вычурности, а до того, как его перевели под мое начало, он руководил несколькими операциями Управления, связанными с произведениями искусства.

– Я совсем забыл об этом. – Павел покачал головой, пытаясь восстановить в памяти детали. – Он сумел выкрасть назад дель Сарто (Андреа дель Сарто (1486–1530) – итальянский художник, представитель школы Высокого Возрождения.), на которого, по требованию террористов, обменяли похищенного ими португальского дипломата в Бразилии, так ведь?

– Это всего лишь один из его подвигов.

– Но ведь все это были операции, проведенные ЦРУ?

– Прежде и я так думал. Теперь нет.

– Тогда кто же стоит за ними?

Алекс задумался на секунду:

– Не исключено, что после звонка Ледфорда мы это и выясним.

Павел прищурил глаза:

– Так вот зачем ты заставил меня связаться с Лувром! Ты не думал, что Танцующий Ветер стоит на очереди. Своим звонком мы напоминаем похитителям о нем.

– Скорее даже указываем. Бросаем им вызов, – усмехнулся Алекс. – Считай, что я бросил им перчатку. Ледфорд давно буквально бредил Танцующим Ветром. Он сразу поймет, что означает мой звонок в Лувр.

– Ты считаешь, что главный хранитель сотрудничает с Ледфордом?

– С ним или с кем-то, кто выкрал «Мону Лизу». В Лувре очень надежная охрана. Но главный смотритель может обойти ее.

– Взятка?

– Не просто взятка. Я бы сказал, за это заплачено целое состояние. Миллионы.

– Но какой смысл тратить такие бешеные деньги? Зачем красть то, что невозможно сбыть? Ни один частный коллекционер не рискнет приобрести столь знаменитое полотно, как «Мона Лиза». Что он станет с ней делать? Не прятать же ее в грязном чулане, подальше от любопытных взоров!

– Верно поставленные вопросы. – Алекс откинулся на спинку кресла. – Тем интереснее получить на них ответы.

– Ледфорд не станет говорить на эту тему по телефону. Он приедет сюда.

– Не исключено.

– Алекс, ты совершил серьезный промах. Если Ледфорд и в самом деле причастен к кражам, тебе не следовало привлекать к себе его внимание…

– А что тут особенного? Мне ведь уже приходилось иметь с ним дело.

– Тогда вы работали с ним в одной упряжке.

– Он, конечно, подонок. Но не злодей.

– За то время, что вы не виделись, Ледфорд мог сильно измениться и не в лучшую сторону, – возразил Павел. – Мне кажется, ты недооцениваешь его.

Алекс продолжал задумчиво смотреть на страничку блокнота, машинально рисуя на ней непонятные узоры: круги, спирали, стрелки. Он обвел слово «Вазаро», соединив его волнистой линией со словами «Танцующий Ветер», и поставил четыре вопросительных знака рядом с именем Джонатана Андреаса. Он думал о том, что в словах Павла есть рациональное зерно. И все же именно мысль, что Ледфорд может быть каким-то образом связан со всеми этими похищениями, подстегнула его интерес. Их прежние отношения оставили после себя какой-то неприятный осадок, и Алекс хотел избавиться от него. Правда, вполне возможно, что причиной этого неожиданного поступка была обычная скука, нередко заставлявшая Алекса принимать рискованные решения. Но теперь поздно рассуждать. Запал уже горит. Если Ледфорд причастен к этим делам, его уже наверняка известили, что Алекс проявил к ним интерес. Остается только ждать ответного шага.

– Нет! – вырвалось из груди Кэтлин Вазаро, когда она разглядела на горизонте черную полоску. До самого последнего момента она тешила себя надеждой, что сводка погоды окажется неверной. – Только не сегодня! – взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому. – Еще один день!

– Кэтлин, что случилось? – услышала она голос матери из кухни, где та накрывала стол к завтраку. – Что-то не так?

– Не так? Мама! Ты понимаешь, что вот-вот разразится буря! А розы еще… – Кэтлин отвернулась от окна и бросилась бегом к входной двери.

– Неужели нельзя сначала позавтракать, – обиженно проговорила мать, появившись в проеме, ведущем в столовую. – Я чуть не целый час возилась на кухне! Что изменится от того, что ты задержишься на несколько минут? – Аккуратно подведенные брови Катрин Вазаро неодобрительно сдвинулись. – Посмотри, какая ты тощая! Одна кожа да кости. И мне опять не удастся усадить тебя за стол. Я так стараюсь приготовить что-нибудь повкуснее… – Лицо ее прояснилось. – Еще ничего не известно. Буря может пройти мимо и не задеть нас!

Уже стоя в дверях, Кэтлин обернулась:

– Мама, ну как так можно! Ты беспокоишься из-за того, что я не позавтракала, и не понимаешь, что произойдет, если хлынет ливень. Ведь розы еще не распустились. Нам надо успеть собрать их до дождя.

Кэтлин только начала успокаиваться, понадеявшись, что им удастся выполнить заказ фабрики и их дела наконец наладятся. Подсчитав, сколько они выручат после продажи цветов, Кэтлин решила, что им удастся продержаться еще несколько месяцев. И вот, похоже, все ее надежды рухнули.

– Извини, мама. Но я не могу задерживаться ни на секунду. Честное слово!

Сбежав с холма, Кэтлин вихрем помчалась по дороге. Поля роз простирались до самого горизонта. Восходящие лучи солнца падали на еще не раскрывшиеся бутоны, окрашивая их в глубокий темно-красный цвет. И при виде этого живого бархатистого ковра сердце Кэтлин дрогнуло.

Господи! Как же она любила Вазаро! Кэтлин только сейчас с особенной остротой осознала, сколько сил, любви и заботы отдала она этим полям, апельсиновым и оливковым рощам, виноградникам, что сбегали с холмов к дороге. Обычно, когда она шла по тропинке, до нее доносился лишь легкий аромат. Сегодня благоухание роз в знойном, прогретом воздухе, насыщенном дыханием приближающейся грозы, было особенно сильным.

Жак д’Аблер, ее главный помощник, ее правая рука, уже вывел рабочих на поля. Выстроившись вдоль грядок, они быстро продвигались вперед.

На рассвете он всматривался в горизонт с такой же тревогой, что и Кэтлин. И начал действовать, как только заметил грозные признаки надвигающейся бури. Когда запыхавшаяся Кэтлин добежала до поля, Жак, широко расставив ноги, стоял в кузове прицепа старенького, видавшего виды пикапа. Он передавал рабочим огромные корзины из ивовых прутьев для сбора цветов, отпуская четкие, короткие команды, словно капитан со своего мостика.

– Плохи наши дела, – спокойно проговорил он, увидев подбежавшую Кэтлин.

– Не смей так говорить! Мы успеем! Мы должны успеть! – В ее серо-зеленых глазах вспыхнул огонь решимости. – Ты уже попросил, чтобы из школы прислали детей?

– Конечно. – И Жак указал на детей, что шли рядом со своими родителями между рядами роз.

– Извини. – Кэтлин встряхнула головой. – Разумеется, ты предусмотрел и сделал все возможное.

– Я так надеялся, что сводка окажется ошибочной.

– И я тоже. – Кэтлин еще раз взглянула на темную полоску. – Как ты думаешь, сколько часов осталось в нашем распоряжении?

Жак пожал плечами:

– Тучи, похоже, надвигаются не очень быстро… Часа два, если повезет…

– Скорее, не больше часа. – Кэтлин посмотрела на работников, которые быстро двигались вдоль рядов. Опытные, ловкие руки с лихорадочной быстротой срывали бутоны, точным движением отправляя их в корзины.

И невольно она почувствовала прилив гордости за этих людей.

– При такой работе они управятся за час.

– Кому, как не им, знать, что означает для тебя потеря урожая. Это наши люди, Кэтлин.

– Да, это наши люди.

Кэтлин подхватила пустую корзину и коротко бросила через плечо Жаку:

– Когда придут рабочие с фермы, оставь двоих себе в помощь. Иначе тебе не управиться… – И, пробежав по рядам, остановилась на не занятой грядке.

Шестилетний Гастон, который стремглав несся мимо с пустой корзиной, на миг задержался рядом с ней. Его маленькое личико сияло от возбуждения.

– Кэтлин, нас забрали с уроков!

– Знаю, Гастон. Нам надо успеть собрать розы до дождя.

– Я соберу больше всех! Вот увидишь. – И он побежал дальше, к своей матери.

Склонившись над кустами, Кэтлин запретила себе то и дело поднимать голову и смотреть на темнеющий горизонт. Едва успев сорвать один бутон, она уже тянулась к другому.

Постепенно воздух стал более плотным и влажным.

Обычно сбор цветов сопровождался веселой болтовней, шутками. Сегодня даже дети работали молча и сосредоточенно.

Где же, черт побери, рабочие с фермы?

Жак шел по рядам, заменяя полные корзины пустыми.

– Кэтлин!

Кэтлин подняла голову и увидела мать, стоявшую рядом со смущенной улыбкой на губах.

– Кажется, я огорчила тебя сегодня утром. И пришла загладить свою вину. От меня, конечно, не так уж много пользы, но и мои руки могут пригодиться. Можно, я буду собирать в твою корзину?

Впервые с того момента, как Кэтлин увидела грозовую полоску на горизонте, на губах ее появилось нечто напоминающее улыбку.

Катрин стояла перед ней в своих белых брючках от Диора и в тонкой шелковой блузке. Волосы ее, как обычно, были тщательно уложены. Ногти покрывал лак модного оттенка. Самое правильное было бы отправить мать домой. Но у Кэтлин язык не повернулся отказать ей.

– В детстве я тоже собирала цветы, – добавила Катрин, и на лице ее появилось просительное выражение.

– Ну конечно, мама. Еще одна пара рук нам не помешает.

Катрин радостно улыбнулась и принялась неожиданно точными движениями срывать цветы и бросать их в корзину Кэтлин.

– Как тут хорошо, правда? Я помню, как отец сажал меня к себе на плечи и нес через поля. Жаль, что тебе не довелось видеть своего деда. Он был такой высокий. И очень веселый…

Порыв холодного ветра пробежал по полю. Кэтлин подняла голову, уже не слыша того, о чем говорила мать.

Темные тучи стремительно надвигались, готовые разразиться дождем.

Жак остановился рядом с Кэтлин и опорожнил ее корзину.

– Моне не отпустил своих рабочих. У них расцвела лаванда. Все заняты ее сбором.

– Черт подери!

Новый сильный порыв ветра качнул головки цветов.

– У нас есть минут пятнадцать? – спросила Кэтлин, прикусив нижнюю губу.

– Десять, – коротко ответил Жак и зашагал дальше. Десять минут. А они собрали лишь четверть урожая!

Слезы подступили к глазам, но, не давая отчаянию захлестнуть себя, она как автомат шагнула к следующему кусту. Секунды летели за секундами. И падающие в корзину бутоны, как песчинки в песочных часах, отмеряли время.

Порывы влажного ветра, насыщенного густым ароматом роз, становились все свирепее. Солнце скрылось за тучами. Только странное золотистое свечение, предвещавшее бурю, застыло над полем.

Первый тяжелый раскат грома прокатился по небу.

Кэтлин продолжала идти вперед. Крупные капли ударили ее по спине. Но она все срывала и срывала бутоны, не в силах остановиться.

Редкие удары капель перешли в непрерывную дробь.

– Кэтлин! – в голосе Жака слышалось участие. – Заканчивай! Давай мне свою корзину.

Кэтлин с немым протестом посмотрела на него.

Золотистая дымка над полем рассеялась. Все погрузилось во мрак. Ветер трепал тронутые проседью волосы Жака. Его рубашка липла к телу, отчетливо прорисовывая каждый мускул.

– Идем, Кэтлин. Ты же знаешь, никто не уйдет с поля, пока ты здесь.

Кэтлин оглядела сборщиков, стоявших у своих грядок. Если она останется здесь, они тоже будут работать, несмотря на дождь. А кому нужны побитые, поломанные ветром и пропитанные дождем розы? Ничего не поделаешь. Надо смириться с неизбежным. Кэтлин выпрямилась.

– Берите корзины! – скомандовала она, пытаясь перекричать раскаты грома. – Мы сделали все, что могли. Спасибо всем!

Мужчины, женщины и дети побежали по рядам, чтобы забросить в кузов то, что успели собрать в последние минуты. А потом они бегом припустились в сторону деревни, лежавшей за холмом.

– Как хорошо мы потрудились, правда? – спросила мать, глядя на пикап.

Наивный вопрос! Катрин и понятия не имела, сколько им не удалось добрать сегодня.

– Пожалуйста, Кэтлин, прибавь шагу! Я не догадалась взять зонт. Теперь придется завтра снова ехать к парикмахеру в Канны.

Кэтлин смотрела, как Жак закрепляет брезент над кузовом пикапа.

– Иди домой, мама. Я поеду с Жаком на склад.

– Ну как хочешь! – Катрин зябко передернула плечами. – Ненавижу слякоть и дождь. Если и в самом деле существует такая вещь, как второе рождение, то я хотела бы родиться персидской кошкой… Скажи, я хоть немного помогла тебе?

Кэтлин через силу улыбнулась:

– Ну конечно, мама. Ты даже не представляешь, как ты поддержала меня. Иди, переоденься побыстрее. Мне совсем не хочется, чтобы ты простудилась.

Катрин кивнула:

– Хорошо. И ты тоже не задерживайся. Я приготовлю чего-нибудь горячего. – И она заторопилась к дому, ступая по земле мягко и грациозно, как та самая персидская кошка, с которой она только что сравнила себя.

Жак, закончив натягивать брезент, спрыгнул с прицепа.

– Не так плохо, как могло быть.

Дождь бушевал уже вовсю. Кэтлин обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на свои розы. Неистовые порывы ветра с корнем выворачивали кусты, прибивая к земле хрупкие головки цветов. Как ни крепилась Кэтлин, но она не могла подавить ощущения страшной потери. Нежная и беззащитная красота гибла у нее на глазах. Красота, которая вошла в ее плоть и кровь, стала частицей ее самой.

– Едем? – спросил Жак, забираясь в кабину.

– Ты управишься и без меня. Я спрячусь под навесом.

Его взгляд задержался на высокой тонкой фигуре девушки. Мокрая от дождя рубашка и джинсы прилипли к телу. Глаза Кэтлин переполняли боль и печаль.

И Жак не стал возражать, понимая, что это бесполезно. Как бесполезны были и слова утешения.

– Если удастся выпустить в продажу твои духи, то мы сумеем покрыть потери, – участливо улыбнулся он. Полоска неровных зубов на загорелом морщинистом лице казалась особенно белой. – Ну а на следующий год мы можем получить еще больший урожай.

Но они оба знали, что большинство кустов после бури погибнет безвозвратно. Придется сажать новые. Что же касается духов, то откуда она теперь возьмет деньги, чтобы протолкнуть их на рынок? Деньги, которые они выручат после продажи, все до последнего франка уйдут на восстановление потерянного. И все же Жак не хочет сдаваться. Не станет опускать руки и она. Им уже приходилось не раз за эти годы терпеть поражение и снова подниматься на ноги. Это всего лишь очередная из проигранных ими битв. Кэтлин кивнула ему в ответ:

– Да, если мы сможем продать духи, то нам удастся заштопать прорехи… – И она отступила на обочину дороги.

Машина, фырча, начала взбираться вверх по холму к каменному складу, а Кэтлин направилась под навес, что стоял на склоне. Она села прямо на промокшую траву и, подтянув к подбородку колени, обхватила их руками. Буря продолжала бесчинствовать, с невероятной жестокостью расшвыривая кусты, обрывая бутоны, смешивая их с грязью. И мутные потоки уносили их вниз, к дороге.

Буря свирепствовала еще с час. Но только после обеда дождь наконец прекратился. Слабое водянисто-лимонное солнце выглянуло из редеющих облаков. Кэтлин, не чувствуя ног, поднялась. Почти половина кустов на полях погибла у нее на глазах.

Но Вазаро всякий раз, несмотря на все обрушивавшиеся на него несчастья, возрождалось. Земля всякий раз набирала соки и оживала вновь и вновь.

Кэтлин наклонилась и набрала в ладонь горсть земли: еще влажной, холодной и все равно… полной жизни. И внезапно она с особенной силой ощутила покой и уверенность, что источала земля, врачуя свежую рану в ее душе. Все будет хорошо. Она справится и с этой напастью. Просто надо стать такой же сильной и несгибаемой, как само Вазаро.

Пальцы ее крепко сжали пригоршню земли.

Это и есть жизнь. Ее жизнь.

– Он здесь, Алекс. – Павел распахнул дверь и отступил в сторону, пропуская Брайэна Ледфорда в кабинет. – Я тебе нужен?

– Мы вполне сможем обойтись и без тебя, – небрежно бросил Ледфорд, на ходу расстегивая свое роскошное пальто с бобровым воротником.

Павел, не обращая внимания на слова Ледфорда, обратился к другу:

– Алекс?

Тот в ответ покачал головой.

Павел помедлил немного, хмуро посмотрев на Ледфорда, потом пожал плечами и закрыл за собой дверь.

– До чего осторожен, черт! Я и представить себе не мог, что он так печется о тебе. – Ледфорд сбросил пальто на коричневое кожаное кресло и остался в дорогом сером твидовом костюме. – Мой бог! Ну и холодище. Надеюсь, ты оценил мою самоотверженность: выбраться из дома ради тебя в такую непогоду! – Он снял серые кожаные перчатки и размотал голубой кашемировый шарф.

Алекс сразу отметил, как сильно изменился Ледфорд за те пять лет, что они не виделись. И дело было не только в дорогой элегантной одежде. Короткие вьющиеся волосы покрылись проседью, фигура несколько отяжелела, но резкие черты лица оставались все теми же, и веселая усмешка по-прежнему таилась в его светло-карих глазах.

Голос Ледфорда раскатисто загудел в кабинете:

– Ах, мой мальчик! Как я рад снова видеть тебя. Признаюсь сразу: я был не прав, когда мы с тобой говорили по телефону прошлой ночью, и я совершенно напрасно начал злиться. Глупо позволять случайным размолвкам бросать тень на нашу давнюю дружбу.

Он улыбнулся и опустился в глубокое кресло, в то время как Алекс остался стоять напротив него у окна. Скрестив вытянутые ноги, Ледфорд положил к себе на колени серые перчатки.

– Иной раз я не без грусти вспоминал про те деньки в Виргинии и про наши шахматные баталии…

На мгновение Алекс почувствовал, что снова оказался под магическим обаянием Ледфорда, но ему удалось быстро взять себя в руки.

– Боюсь, что не могу сказать о себе того же. Мне ни разу не хотелось вернуть те деньки.

Ледфорд отбросил в сторону кашемировый шарф:

– Чувствую, что ты не в духе. Ну хорошо. Тогда давай сразу перейдем к делу. Что тебе известно?

– Ты один из шайки похитителей произведений искусства. Скорее всего, это хорошо организованное и щедро финансируемое предприятие. – Алекс слегка улыбнулся. – Кражи – лишь составная часть какого-то более грандиозного плана.

Ледфорд одобрительно кивнул:

– Что еще?

Алекс помедлил и, глядя на Ледфорда в упор, отчеканил:

– «Черная Медина».

Ледфорд откинул назад голову и рассмеялся:

– Браво, Алекс! Впрочем, именно этого я и ожидал. Ты один из немногих, кто способен сопоставить разрозненные факты и заметить между ними связь. Уже после наших первых операций я предупредил своего напарника, что ты можешь быть для нас опасен. – Ледфорд покачал головой. – Он не поверил мне.

Алекс почувствовал, как в нем поднимается волна радостного возбуждения. Он попал в самое яблочко, угадав, что эта связь существует:

– Напарник? Стало быть, речь идет не о ЦРУ?

– Я ушел оттуда вскоре после того, как ты хлопнул дверью. И вот теперь занимаюсь более прибыльным делом. – Он оценивающим взглядом обвел кабинет. – Великолепное местечко, Алекс. Как всегда, превосходный вкус. Меня особенно восхитил Ван Гог в холле… Именно что-то в этом роде я и ожидал увидеть. Уединенный домик в горах. Строгость и законченность. Но в отделке и фактуре проглядывает скрытая чувственность. Ты более всего напоминаешь мне человека эпохи Возрождения. – Он пробежал взглядом по книгам на полках. – Замечательная библиотека.

– Разумеется.

Ледфорд кивнул:

– Аналитический мозг нуждается в постоянном притоке свежей информации. Хорошо помню, как ты за несколько минут проглатывал все книги, что поступали к тебе, когда мы еще вместе сотрудничали. – Он посмотрел прямо в глаза Алексу: – Мы ведь был и добрыми друзьями, не так ли, Алекс? Ты любил меня!

– Я был доверчив, поскольку находился в том возрасте, когда хочется верить во всех и вся. – Алекс наклонил голову в знак согласия. – Да, мы были друзьями.

– Рад, что ты признал это. С тех пор как наши пути разошлись, я стал еще интереснее. То время, которое я провел в ЦРУ, послужило мне хорошей тренировкой. И теперь я в расцвете своих сил и способностей.

– Если бы дело обстояло таким образом, тебя бы не было здесь. Ты все еще предсказуем, Ледфорд.

– Только для тебя. У всех людей своя судьба. Моя судьба – ты. – Он улыбнулся. – Я могу выпить?

– Нет.

Ледфорд прищелкнул пальцами:

– Другого ответа я и не ждал. Ты тоже предсказуем. Ты не подашь вина врагу в собственном доме. Порой в тебе проскальзывает нечто средневековое.

Алекс усмехнулся:

– Сначала Возрождение, теперь Средневековье. Выбери что-нибудь одно. Будь более последовательным, Ледфорд.

– Я прав в обоих случаях. Ты столь же блестящий человек и столь же безжалостный, как все эти пресловутые Медичи. И в то же время ты следуешь своему кодексу чести… – Он покачал головой. – Это накладывает известные ограничения. А по-настоящему честолюбивому человеку трудно удерживаться в строгих рамках. До сих пор не могу понять, как тебе удалось, несмотря на то что у тебя связаны руки, так высоко забраться. – Он вскинул брови. – И к тому же ты идешь неверным курсом.

– Может быть, ты просветишь меня насчет того, что можно считать правильным курсом?

Ледфорд издал непонятный звук – то ли засмеялся, то ли поперхнулся.

– Оставь иронию. Я все еще лелею надежду, что нам удастся сохранить дружеский тон в нашей беседе. – Он выпрямился в кресле. – Идти верным курсом – значит уметь приспосабливаться. Менять окраску в зависимости от того, в какой среде ты оказался.

– Некоторые называют это лицемерием.

– Только круглые дураки. А ты не дурак, хотя и тебе случается совершать промашки.

– На что ты намекаешь?

– Взять хотя бы этот звонок Павла в Лувр. Тем самым ты сразу засветился. Сначала я пришел в ярость, а потом даже обрадовался, что ты решил взяться за это дело. Мои чувства к тебе всегда были довольно противоречивыми. – Он наклонил голову, внимательно глядя на Алекса, как бы изучая его. – Тебе известно, какой ты красивый мужчина? Одно время я просто с ума сходил по тебе. – Увидев изумление в глазах Алекса, Ледфорд усмехнулся и стукнул себя по коленке. – Это покоробило тебя? Боже мой! Неужели ты не догадывался?

– Нет.

Ледфорд покачал головой:

– Там подобрали такой здоровый мужской коллектив: один неверный шаг, и меня бы с треском выперли оттуда. Приходилось приспосабливаться.

– И очень ловко.

– Но ты был истинным искушением для меня. Ты будоражил мою чувственность, а утолить жажду я не мог. Ты подавлял меня и своим интеллектом. – Улыбка сошла с лица Ледфорда. – Вот почему я начал ненавидеть тебя.

Алекс облокотился о подоконник:

– А не из-за того, что постоянно проигрывал в шахматных баталиях?

– И из-за этого тоже. Ненавижу проигрывать. Это задевает мою гордость. Мне нечего было противопоставить твоим талантам. – Ледфорд нахмурился. – Но я приспособился. И стал твоим добрым приятелем.

– Который следил за каждым моим шагом, – бесстрастно добавил Алекс.

– Кому-то все равно пришлось бы выполнять эту работу. Но все накопленные сведения так и остались неиспользованными. Они ждут своего часа. Никто лучше меня не представляет, какого масштаба талантами ты наделен, поэтому я всегда ждал, когда же ты по-настоящему развернешься, когда снимешь ногу с тормоза. И этот твой внезапный уход после афганской кампании… – Вспышка гнева промелькнула на его лице. – Когда ты хлопнул дверью, это весьма болезненно отозвалось на мне. Думаю, это Павел рассказал тебе обо всем?

– Да.

– В свое время я возражал против того, чтобы Павла приняли в Управление.

– Без него я не согласился бы работать…

– Ах, дружба… Как это прекрасно. – Ледфорд улыбнулся. – И как долго она длится?

– Тринадцать лет. Мы познакомились в спецназе, как тебе, должно быть, известно не хуже меня. – Алекс отвернулся от окна и посмотрел на Ледфорда. – А ты так и не научился ценить достоинства настоящей дружбы?

– Нет. И пришел только для того, чтобы предупредить тебя: держись от этого дела подальше, Алекс! Ты и представить себе не можешь размаха всей операции. – Ледфорд выпрямился. – Сиди в своих горах и развлекайся решением своих головоломок. Настоящий мир принадлежит тем, кто умеет действовать.

– Это пожелание твоего «напарника»?

Взгляд Ледфорда похолодел.

– Нет. Ему хотелось, чтобы мы достигли соглашения. Он считает, что ты представляешь большую ценность как сотрудник, и не прочь заполучить тебя, – его голос стал вкрадчиво-шелковистым. – Но я не желаю этого. Тебе не удастся снова оттеснить меня во второй эшелон.

– Какая жалость, – поддразнивая Ледфорда, сказал Алекс. – Ты там казался на своем месте.

– Возможно, ты не совсем понимаешь, о чем идет речь. После того как ты ушел из Управления, все, над чем я работал пятнадцать лет, рухнуло. Мне пришлось снова идти на поклон к МакМиллану и начинать сначала. – Кровь прилила к щекам Ледфорда. – Они вышвырнули меня, поскольку я оказался недостаточно сообразительным и не понял, чем ты занимаешься. Одно время я мечтал только об одном: как бы втоптать тебя в грязь, как ты втоптал меня. – Ледфорд не сводил глаз с лица Алекса. – Ты так и не смог понять, почему меня обуревает страсть к Танцующему Ветру?

– Это уникальное произведение искусства…

– Но что более важно – символ высшей власти. В тот момент, когда я осознал этот факт, то понял – вот мой путеводный маяк. Вот кто приведет меня на ту вершину, которой я заслуживаю.

– Иллюзия славы.

– Не иллюзия. А сама суть. Ты уже получил, что хотел. Деньги, безопасность, женщин. Почему ты не хочешь остановиться на достигнутом?

– Потому что таким образом мне удается развеять скуку, которая иной раз одолевает меня в столь уединенном месте.

Ледфорд кивнул, подхватывая на лету:

– Да, помню. Тебя всегда одолевала скука. Скука и любопытство. А ты не забыл детскую сказочку о любопытной кошке? Насколько я помню, у нее печальный конец. – Он взглянул на часы и улыбнулся. – Ну, мне пора. Рад был повидаться с тобой и вспомнить добрые старые времена.

Алекс холодно кивнул:

– Уходишь?

– Шофер и двое моих людей ожидают в гостиной. Мне надо попасть в аэропорт, пока погода не испортилась. – Ледфорд надел пальто. – Я знал, что моя поездка ничего не даст. Тебя невозможно переубедить. А я слишком занятой человек, чтобы зря тратить время.

– Торопишься украсть еще одну «Мону Лизу»?

– Мы оба знаем, что есть только одна «Мона Лиза». – Он натянул кожаные перчатки. – Так же, как и то, что существует только один Алекс Каразов.

Алекс иронически склонил голову:

– Я ожидал оскорблений и упреков.

– Как я уже тебе признавался, мои чувства достаточно противоречивы. И пересиливает то одно, то другое.

Ледфорд неторопливо натягивал перчатки, явно наслаждаясь прикосновениями мягкой, хорошо выделанной кожи к своим ладоням.

– Но я не хочу, чтобы наши пути пересеклись в той области, где сейчас главенствую я. Поэтому я заранее хочу отбить у тебя охоту ненароком перейти на ту сторону.

– Каким образом?

– Я предпочитаю, чтобы ты выступил против меня как враг, а не как сподвижник. О, я знаю, что в данный момент не могу ничего предпринять против тебя, даже пальцем прикоснуться. До чего же ты умно поступил, получив прикрытие сразу от двух таких мощных организаций, как ЦРУ и КГБ. У нас пока нет желания привлекать их внимание к нашим делам. – Его улыбка стала еще лучезарнее. – Кстати, а ты знал, что эта итальяночка, с которой ты крутил, – ласточка из КГБ?

– Почему же нет? Предполагал. Но не исключал и то, что она из ЦРУ, – ответил Алекс без всякого выражения. – Ее служебные дела никак не отражались на нашей связи.

Ледфорд кивнул:

– Ты всегда был достаточно циничным, когда речь заходила о женщинах. – Он взял кашемировый шарф и стремительно шагнул к двери. – Но все же у меня была слабая надежда, что ты испытываешь к ней некоторые чувства. Почему бы тебе не позвонить ей?

– Это угроза? – Плечи Алекса сразу напряглись.

– Нет. Всего лишь совет. – Ледфорд посмотрел на Алекса. – Тебе все еще трудно понять, каким я стал сейчас. Ты воспринимаешь меня таким, каким я был пять лет назад. Так вот. Моя стажировка закончилась. Очень скоро я выйду на другой уровень. До свидания, Алекс. Был рад немного поболтать с тобой. И, надеюсь, ты все-таки не станешь вынуждать меня навещать тебя во второй раз.

Алекс почувствовал, как холодок пополз вдоль лопаток, когда закрылась дверь за Ледфордом. То, что его последняя фраза была угрозой, он нисколько не сомневался. И он не случайно упомянул об Анжеле. Павел оказался прав. Он недооценил Ледфорда.

Боже мой! Остается только надеяться на то, что он не слишком поздно спохватился. Алекс кинулся к телефону и начал набирать номер ее квартиры в Риме.

Ответа не было.

Он прислушивался к гудкам на другом конце линии и чувствовал, как в нем нарастает паника. Ничего необычного в том, что она не подошла сразу, не было. Анжела могла еще не вернуться или развлекалась с кем-нибудь.

– Алло? – нетерпеливо спросила она наконец. Невероятное облегчение охватило его.

– Анжела. Оставайся дома. Никому не открывай дверь. Если в комнате кто-то есть, постарайся избавиться от него.

– Алекс…

– Не спорь! Делай, что я говорю. – Он помолчал. – А еще лучше позвони человеку, через которого ты связываешься с КГБ, и попроси, чтобы тебя перевели куда-нибудь подальше из Европы. Здешний климат вреден для твоего здоровья.

Секунду она молчала.

– Так ты все знаешь? Алекс, тебе лично я не хотела причинять вреда. Это просто работа. Ты мне по-настоящему нравишься.

– Да, понимаю. Это работа. – И он повесил трубку. Его первоначальное облегчение сменилось чувством вины и отвращения к самому себе. Он просто развлекался, чтобы разогнать скуку, и настолько увлекся этой чертовой головоломкой, что наговорил Ледфорду колкостей. Теперь игра велась всерьез. Ледфорд может убить женщину только затем, чтобы Алекс ни при каких обстоятельствах не согласился сотрудничать с его «напарником». Но с Анжелой ничего не случилось.

Алекс закрыл глаза, пытаясь соединить разрозненные кусочки.

Зачем бы Ледфорд стал попусту угрожать? Только чтобы быть уверенным, что сразу после его ухода Алекс кинется к телефону и начнет звонить в Рим.

«Я оставил шофера и двух моих людей в гостиной…»

Догадка молнией пронзила его.

Кто был тот единственный в мире человек, чья смерть заставила бы Алекса навеки проклясть организацию, к которой принадлежал Ледфорд?

– Павел! – закричал он и бросился к двери. – Павел, где ты, черт тебя дери!

И в следующее мгновение он увидел голубой кашемировый шарф, затянутый на шее Павла.

Он сидел, привязанный к креслу, с кляпом во рту, с глазами, выкатившимися из орбит. Черты лица его были искажены судорогой страдания;

Сначала его кастрировали. А потом вспороли живот до самой грудины ножом для разделки мяса. Этот нож так и остался торчать в груди Павла.