"Немезида (пер. Ю.Соколов)" - читать интересную книгу автора (Азимов Айзек)

Глава пятая Дар

10

Инсигна удивлялась себе самой. Она никому еще не рассказывала о расставании с мужем, хотя переживала случившееся почти каждый день целых четырнадцать лет. Она и не собиралась посвящать кого бы то ни было в эту грустную историю, которая должна была вместе с ней уйти в могилу.

Не то чтобы она видела в этом нечто стыдное – просто считала глубоко личным делом.

И вот ни с того ни с сего выложила все до капли своей юной дочери, которую до сих пор считала ребенком.

Дочь грустно смотрела на мать темными взрослыми глазами – по-совиному, не моргая… Наконец Марлена промолвила:

– Значит, это ты его прогнала?

– В общем – да. Я так разозлилась, просто рассвирепела. Он хотел забрать тебя с собой. И куда – на Землю! – Она помедлила, потом решительно проговорила: – Теперь понимаешь?

– Неужели ты не смогла бы обойтись без меня? – спросила Марлена.

– Как ты можешь такое говорить? – вспылила Инсигна – и осеклась под невозмутимым взглядом дочери. Действительно, так ли уж нужна была ей тогда дочь… Но она ответила, стараясь не выдать волнения: – Ну что ты. Разве я могла от тебя отказаться?

Марлена замотала головой, и на миг лицо ее помрачнело.

– Ведь я не была очаровательным ребенком. Может, отцу я была нужна больше, чем тебе? Может быть, все тогда и произошло из-за того, что я была ему нужнее, чем тебе? А ты настояла на своем, чтобы причинить ему боль.

– Какие ужасные вещи ты говоришь. Все было совершенно не так, – ответила Инсигна, абсолютно не уверенная в том, что не кривит душой.

Грустное это дело – обсуждать семейную драму с Марленой. С каждым днем девочка все больше обнаруживала жуткое умение резать по живому. Инсигне не раз приходилось сталкиваться с этим, но прежде она считала подобные выходки случайными. Но это происходило все чаще, и теперь своим языком-скальпелем Марлена резала уже преднамеренно.

Инсигна проговорила:

– Марлена, а как ты поняла, что я сама прогнала твоего отца? Я ведь тебе не говорила об этом. Разве я себя чем-то выдала?

– Мама, я не понимаю, как это происходит, но я просто знаю. Когда ты вспоминаешь об отце, разговариваешь о нем с другими, в твоем голосе всякий раз слышится сожаление, чувствуется, что ты хотела бы, чтобы все было иначе.

– В самом деле? А я этого не ощущаю.

– Я наблюдаю, делаю выводы. Как ты говоришь, как смотришь…

Пристально поглядев на дочь, Инсигна вдруг выпалила:

– Ну-ка, о чем я сейчас думаю?

Слегка вздрогнув, Марлена усмехнулась. Смешливой она не была и никогда не смеялась от души.

– Это легко, – сказала она, – сейчас ты думаешь, что я читаю твои мысли. Но это не так. Я не знаю их. Просто умею догадываться по словам, жестам, интонациям и выражениям. Люди абсолютно не умеют скрывать свои мысли. Я убедилась в этом, наблюдая за ними.

– Зачем тебе понадобилось наблюдать за людьми?

– Потому что все лгали мне, когда я была ребенком. Говорили, что я миленькая. Или же это говорили тебе, потому что я была рядом. Да у всех на лицах словно написано: я говорю не то, что думаю. И никто даже не представляет себе, как это заметно. Сначала я не могла поверить, что этого никто не знает. Но потом я сказала себе: наверно, они считают, что просто удобнее делать вид, что говоришь правду. – Марлена помолчала и вдруг спросила: – Почему ты не сказала отцу, куда мы направляемся?

– Не могла. Тогда это была не моя тайна.

– Но если бы ты сказала, он, возможно, и отправился бы с нами.

Инсигна затрясла головой.

– Нет-нет, никогда. Он твердо решил возвращаться на Землю.

– А если бы ты все рассказала ему, мама, комиссар Питт не разрешил бы ему возвращаться? Ведь наш отец не должен был знать то, чего знать не положено.

– Питт не был тогда комиссаром, – рассеянно пробормотала Инсигна и внезапно вспыхнула: – Таким он был мне не нужен. И тебе, кстати, тоже!

– Не знаю. Я не могу представить, каким он был бы теперь.

– А я знаю!

Пламя чувств вновь охватило Инсигну. Ей вновь с отчаянной ясностью припомнилась и их ссора, и собственный резкий голос, приказывавший Фишеру убираться. Он должен был уйти. Нет, ошибки не было. Ей не хотелось, чтобы он стал пленником, невольным узником Ротора. Она еще слишком любила его – или недостаточно ненавидела…

Она резко сменила тему разговора, стараясь, чтобы выражение лица не выдало ее.

– Сегодня ты озадачила Ауринела. Почему ты сказала ему, что Земля погибнет? Он явился ко мне весьма озабоченный этим.

– Ты бы сказала ему, что я еще ребенок и все это – детский лепет. Такой ответ прекрасно устроил бы его.

Инсигна не стала обращать внимания на эти слова. Быть может, и в самом деле лучше не говорить ничего, чем говорить правду.

– Ты действительно думаешь, что Земля обречена?

– Да. Иногда ты говоришь о Земле – «бедная Земля». Ты редко забываешь назвать Землю бедной.

Инсигна почувствовала, что краснеет. Неужели она и впрямь так говорит о Земле?

– А разве это не так? – спросила она. – Планета перенаселена, измучена цивилизацией – это же просто клубок болезней, бедствий и ненависти. Трудно ее не пожалеть. Бедная Земля.

– Нет, мама. Ты говоришь это иначе. – Марлена подняла руку вверх ладонью, словно что-то держала в ней.

– Ну, Марлена?

– Я понимаю это умом, но не могу выразить словами.

– Попробуй. Я должна понять.

– Мне кажется, что ты чувствуешь себя виноватой…

– Отчего ты так решила?

– Однажды ты смотрела в иллюминатор на Немезиду, и мне показалось тогда, что все дело в ней. Когда я спросила у компьютера, что такое Немезида, он мне сказал: это нечто безжалостное, сулящее гибель, грозное возмездие.

– Она названа так по другой причине! – воскликнула Инсигна.

– Но имя ей дала ты, – невозмутимо ответила Марлена.

Это уже ни для кого не было тайной: когда Ротор вышел за пределы Солнечной системы, Инсигна потребовала публичного признания своего открытия.

– Именно поэтому, уверяю тебя, смысл имени здесь ни при чем.

– Тогда почему ты считаешь себя виноватой, мама?

(Молчи… если не хочешь говорить правду.)

Наконец Инсигна проговорила:

– Так как же, по-твоему, погибнет Земля?

– Я-то не знаю, а вот ты, мама…

– Марлена, мы с тобой принялись играть в загадки, пусть так. Об одном только прошу: никому ни о чем не говори: и об отце, и об этой бредовой идее о гибели Земли.

– Если ты хочешь, я буду молчать. Только Земля погибнет – и это вовсе не бред.

– А я говорю – бред. Будем считать это бредом.

Марлена кивнула.

– Схожу-ка я погляжу на планету, – сказала она с видимым безразличием. – А потом пойду спать.

– Хорошо!

Инсигна смотрела вслед уходящей дочери. Вина, – думала она, – я ее чувствую. Она, должно быть, словно печать у меня на лице. Каждый может увидеть, если захочет.

Каждый ли? Нет, только Марлена. С ее даром.

Должна же девочка иметь что-то взамен того, что ей не дано. Редкий ум – этого слишком мало. Потому-то она и одарена способностью читать по лицам, интонациям, неприметным для другого глаза жестам и телодвижениям. Так что ни одной тайны от нее не скроешь. Давно ли открылся у нее этот дар? Давно ли она узнала о нем? Или это результат взросления? Но тогда почему она именно теперь обнаружила его, словно извлекла из-под покрова, под которым скрывала? Или ей потребовалось оружие против матери?

Может быть, это случилось потому, что Ауринел отверг ее, окончательно и бесповоротно, – и она сама об этом догадалась? И теперь просто мечется от боли, слепо рассыпая удары?

Я виновата, – думала Инсигна, – мне ли не знать собственной вины? Одна я во всем виновата. Я могла бы давно все выяснить, но не хотела.