Валентин АЗЕРНИКОВ 200 ЛЕТ СПУСТЯ. ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ КАУЧУКА

Глава первая. Забытая находка

Знакомство европейцев с каучуком произошло лишь в 1735 году, после экспедиции французского ученого Шарля Мари де ля Кондамина.

Эта история могла бы начаться еще две тысячи лет назад, если бы во владениях Древней Греции произрастало тропическое дерево гевея; но оно не росло там.

История каучука могла бы начаться и 1493 году, когда на остров Гаити высадилась вторая экспедиция знаменитого генуэзца Христофора Колумба, если бы ее участники приехали сюда с целью познавать природу, а не в поисках золота и рабов; но у них не было такой цели.

Они шли, изнывая от жары, от дождей, туда, где им мерещилось золото. Они равнодушно проходили мимо деревьев, которым вскоре суждено стать предметом такого же паломничества; но они еще не знают об этом. Они равнодушно рубят их, они обтирают топоры от белого, густого сока, который вытекает из порезанных стволов, они ругают его липкость, не зная, что этот сок скоро назовут “эль оро бланко” — “белое золото”. Им рассказывают, что из этого сока делают мячи, они видят, как индейцы играют в мяч, они удивляются его упругости, они привозят его в Испанию как заморскую диковинку, но им не суждено узнать, что смола, из которой сделаны эти мячи, скоро встанет в ряд с металлом и деревом.

История каучука могла бы начаться в 1540 году, когда в глубь Южной Америки вышел отряд под командой испанца Ганселло Писарро, если бы участники похода не были одурманены легендой о стране золота — Эльдорадо.

Эту легенду они услышали от индейцев. Где-то далеко в горах, за Кордильерами, находится страна, где вступающего на престол во время коронации осыпают золотой пылью и бросают в его честь на дно горного озера сосуды с драгоценными камнями. За много веков дно озера сплошь усыпано драгоценностями. Вот если бы добраться до страны, где царствует “позолоченный” — “эль дорадо”…

И четыреста испанских завоевателей, подгоняя четыре тысячи индейцев, нагруженных поклажей, бредут сквозь холод и зной навстречу несуществующей мечте.

И когда после семи месяцев изнурительного путешествия они разбили свой лагерь на берегу лесной реки, рядом с селением индейцев из племени омагуа, тут-то и могло состояться открытие каучука, потому что именно здесь европейцы впервые услышали слово “као-учу”, что значит “слезы дерева”, то самое слово, которое мы произносим, говоря о каучуке.

Но оно и здесь не состоялось.

Несколько месяцев испанцы, выбиваясь из последних сил, строили бригантину, чтобы на ней поплыть по реке навстречу новым опасностям и открытиям. Когда строительство шло уже полным ходом, выяснилось, что судно нечем просмолить. И тогда вспомнили о белом древесном соке, которым индейцы пропитывали свои одеяла, чтобы защититься от дождя. Этот сок, когда его держали над огнем, становился густым, как смола. И его пустили в дело.

Так впервые европейцы использовали каучук.

В декабре 1540 года бригантину спустили на воду и дали ей имя “Виктория”, что значит “победа”. 25 декабря на рассвете командир бригантины Франциско Орельяна отдал приказ поднять якорь.

Сегодня нам ничего не стоит прочертить путь “Виктории” по карте. Если вы опустите острие карандаша точно на экватор в районе города Кито в Эквадоре и поведете его на юго-восток, то через несколько сантиметров или миллиметров — это зависит от масштаба вашей карты — карандаш остановится в том месте, откуда начала свой путь “Виктория”. И если теперь вы позволите карандашу спуститься вслед за ней вдоль реки Аугарика, а потом через джунгли по полноводному Курараю, до впадения его в Напо, а потом и по Напо, то вы увидите, куда должно было вынести течение бригантину Франциско Орельяны — к величайшей из всех рек мира.

Восемь месяцев оставшиеся в живых из экипажа плыли по Великой реке, реке-морю, которая в некоторых местах разливалась в ширину на 20 километров. 240 дней и ночей они плыли навстречу неизвестности по желтым от ила волнам, которые с каждым днем становились все крупней и крупней. И наконец настал день — это было 26 августа 1541 года, — когда могучее течение вынесло полуразрушенное судно в Атлантический океан.

Теперь уж осталось немного: повернуть на север и плыть вдоль берега. И хотя на этом пути их еще ожидало немало скитаний, все они не шли в счет по сравнению с тем, что недавно было пережито. Даже водоворот в устье реки Ориноко, даже “Пасть дракона” — узкий проход между берегом и озером Тринидад, даже порванные в лохмотья паруса и пробоины в днище — все это можно было перенести, потому что теперь они шли домой.

Одиннадцатого сентября утром Франциско Орельяна со своей еле державшейся на ногах командой вошел в гавань Новый Кадис.

И вот теперь уже Орельяна, как некогда Колумб, докладывает испанскому королевскому двору о своих открытиях. Он рассказывает о чудесах огромной реки, о богатых землях вдоль ее берегов, о селениях, где живут одни женщины; и Великую реку переименовывают, она зовется теперь рекой Амазонок.

Орельяна рассказывает и о необыкновенном соке као-учу, который делает одежду непромокаемой.

Но рассказ Орельяны не волнует испанских вельмож; не к бесплотным словам тянутся руки инфанта Филиппа, а к драгоценностям, кольцам, к сосудам и оружию искусной работы — заморским трофеям Орельяны.

И забыт рассказ о каучуке. Пылится в библиотеке отчет об экспедиции, которую удалось спасти с помощью каучука. Орельяна с новой эскадрой возвращается на берега Амазонки, чтобы попытаться завоевать новые земли и — он еще не знает этого — чтобы никогда не вернуться назад.

Открытие каучука вновь не состоялось.

Но отчет все-таки существует. Существует немой свидетель открытия реки-моря и необычного вещества. Его копия лежит в королевском архиве в Мадриде. Выцветшие пергаментные свитки ждут своего часа. Он придет, этот час, но еще не скоро — через 200 лет.

А пока испанскому двору не до этого. Из Нового Света корабли везут долгожданную добычу — золото.

Вместе с золотом в Испанию привозят и каучук. Его отправляют к алхимикам — исследуйте. Они исследуют. И говорят: это смола животного происхождения. Им возражают: прочтите записи, это же сок дерева. Они говорят: это смола животного происхождения. Им приводят свидетельства людей, своими глазами видевших, как индейцы подсекают кору дерева и как оттуда вытекает белый сок.

Алхимики выставляют людей, которые якобы своими глазами видели, как каучуковую смолу извергает горный дракон. “Вот видите, — говорят алхимики, — это смола животного происхождения”,

Спор закончен. “Экскременты дракона” никому не нужны.

О каучуке снова забывают.

Забывают и об экспедиции Орельяны. Хотя его лавры еще 200 лет не дают покоя испанским и португальским завоевателям.

Десятки торговцев, путешественников, авантюристов пытаются подняться к истокам Амазонки, туда, где побывал отряд Орельяны. Но все они находят смерть в ее желтых волнах. Не авантюристу и не торговцу откроет она свою тайну. Она доверится человеку, которого приведет к ней не жажда наживы, а жажда знаний, не страсть к авантюризму, а страсть к исследованию.

Первым, кто после Орельяны пройдет по всей Амазонке, от истоков и до устья, будет ученый — астроном и математик.

Его зовут Шарль Мари де ля Кондамин.

Он же будет первым, кто вновь откроет для европейцев каучук, и на этот раз уже окончательно.

Он придет к своему открытию через пятнадцать лет после того, как оставит военную службу. Еще молодым, после армии, он объездил страну за страной все побережье Средиземного моря. Он смотрел в ночное небо с берегов Африки, Греции, Италии. Вернувшись во Францию, он написал несколько статей, которые ввели его в Парижскую Академию наук.

Но он умеет смотреть не только на звезды.

В Испании он роется в пыльных сокровищах мадридского архива и наталкивается на отчет об экспедиции Орельяны. Из него он узнает, что автором отчета был отец Карвахаль — некогда архиепископ города Лимы, оставивший спокойную службу священника, чтобы разделить полную опасностей и неожиданностей судьбу Писарро, а потом и Орельяны. Неизвестно, что руководило преподобным отцом — страсть к наживе или влечение к перемене мест, но каждый из нас должен испытывать к нему чувство благодарности. Ибо лишь он один из всей экспедиции методично, день за днем вел описание беспокойной жизни и заносил в дневник все, что встречали участники экспедиции на своем пути.

Именно в этом. отчете Кондамин прочел об открытии реки-моря и необычной смоле. Вероятно, Кондамин не обратил тогда особого внимания на описание добычи каучука, его воображение покорила величественная река.

Он изучает первые карты Южной Америки. Он ищет в горах Перу возможные истоки Амазонки. И, даже возвращаясь в Париж к своим математическим обязанностям, он не оставляет мысли попасть в этот далекий край при первой же возможности.

Эта возможность вскоре представляется.

Весной 1734 года французская Академия наук снаряжает экспедицию в Эквадор для измерения дуги меридиана. Эта маленькая страна находится как раз на середине земного шара, и через ее столицу — город Кито — проходит земной экватор. Отсюда и название этой страны — Эквадор. И там же проходит 80#8209;й меридиан, считая к западу от Парижа.

В эту точку земного шара и должна отправиться экспедиция. Академия поручает Кондамину возглавить ее вместе с двумя его коллегами. Нетрудно представить себе радость Шарля: сбывается его многолетняя мечта. Осенью 1735 года Кондамин уже руководит выгрузкой в гавани Картахена, в Карибском море. Отсюда до конечной цели еще несколько месяцев пути.

Пройдены 1300 километров, вбит в каменистую почву первый колышек — первая зарубка на экваторе. Теперь надо передвигаться все время на юг, строго на юг, ни на йоту не отклоняясь от 80#8209;го меридиана. С каждым днем все больше вех остается позади экспедиции, все меньше раскаленных дней и ледяных ночей отделяют Кондамина от города Куэнки, где экспедиция закончит свою работу. Наконец 450 километров позади, измерена дуга меридиана длиною почти в 3 градуса. Задание выполнено, можно возвращаться.

Но Кондамин не может уехать из тех мест, куда так часто переносило его воображение. Где-то недалеко, там, на юго-востоке, за цепью Анд, начинает свой стремительный бег самая полноводная река в мире. И Кондамин прощается с экспедицией. Все ее участники поворачивают обратно, а Кондамин в сопровождении двух индейцев держит путь на юго-восток.

Сорок шесть дней, продолжается труднейший переход через снежные вершины, поднимающиеся почти на 6 тысяч метров над уровнем моря. Разреженный обжигающий воздух, острые скалы, глубокие пропасти — ничто не может остановить мужественного ученого. С завидной целеустремленностью он следует намеченному маршруту. Когда цепь вершин остается позади, Кондамин видит то, к чему стремился, — сбегающую с гор реку. Он еще не уверен, здесь ли начало Амазонки, но это можно проверить: надо спуститься по ней и посмотреть, куда она приведет.

Но у Кондамина нет лодки. Она есть у индейцев. Однако они не хотят давать ее сумасшедшему белому, который собирается плыть по Великой реке. Это смерть и для белого и для лодки. Зато у Кондамина есть табак, которого нет у индейцев. После длительных переговоров сделка состоится. Кондамин дает индейцам несколько пачек табаку, индейцы дают Кондамину узкую длинную лодку — каноэ — и шестерых гребцов.

Начинается вторая часть путешествия Кондамина. Если еще недавно его врагами на пути к воде были скалы и расселины, то теперь его врагом стала сама вода. Неудержимо несущаяся с высоких гор, захлебывающаяся в стремительных водоворотах, она словно щепку швыряет легкую каноэ. Не раз жизнь Кондамина висит на волоске, и кажется, только чудо спасает его от гибели. Однако с каждой сотней метров бешенство воды уменьшается, и наконец настает день, когда она, уставшая от дальнего пути, выпрямляется гладкой лентой на ковре тропического леса.

На 106#8209;й день пути Кондамин достигает того места, где успокоенный Мараньон принимает в себя воды реки Напо и откуда, собственно, начинается Великая река, река-море, река Амазонок, река-тайна, по которой до Кондамина прошел лишь один европеец.

И вот теперь по ней плывет он, Шарль, давший себе слово прийти сюда и пришедший сюда сквозь опасности, зной, холод, через отчаяние, сменявшееся надеждой, и надежду, сменявшуюся отчаянием.

Он плывет по Амазонке, уточняет по карте изгибы ее берегов, записывает в дневник, как когда-то отец Карвахаль, все, что он видит вокруг. А видит он больше, чем святой отец. Потому что он ученый. Потому что он пришел сюда не грабить и не завоевывать, а познавать.

И он уже не повторит ошибки Орельяны, он не пройдет мимо каучука, он не отдаст его в руки невежественных алхимиков, он сделает все от него зависящее, чтобы этот удивительный материал отомстил Европе за долгие годы равнодушия.

Кондамин, разумеется, не подозревает, что с его помощью Европу и Америку вскоре захлестнет каучуковый бум; что деревья, мимо которых он сейчас проплывает, станут причиной политических акций многих государств, что семена этих деревьев, которые он сейчас держит в своей руке, станут дороже золота — многим они будут стоить головы.

Кондамин увидел каучуковые деревья еще в Эквадоре, на склоне Анд. Теперь, на берегах Амазонки он вновь встречает эти деревья, которые индейцы называют “геве” — гевея. Он смотрит, как туземцы делают насечки на деревьях и как оттуда течет белый сок, постепенно темнеющий на воздухе, и все это он записывает в свой дневник, чтобы потом на его основе написать подробный отчет об экспедиции.

Этот отчет выходит в свет через шесть лет после возвращения Кондамина в Париж — в 1751 году. В “Истории французской Академии наук”, где он был напечатан на 314 странице, современники Кондамина, так же как теперь и мы с вами, могли прочесть: “В провинции Эсмеральда растут деревья, называемые туземцами “геве”, из которых, делая надрез, они извлекают похожую на молоко жидкость, постепенно твердеющую и темнеющую на воздухе и превращающуюся в массу, употребляемую туземцами для факелов. В провинции Квито, как говорят, эта смола употребляется для покрытия тканей, которые служат для той же цели, что и вощеные ткани. Такие же деревья растут по берегам Амазонки, и индейцы называют “каучу” добываемую из них смолу, из которой они делают непроницаемые для воды сапоги, по внешнему виду совершенно похожие на настоящие кожаные. Так же точно из сока этих деревьев делаются бутыли — высушиванием его на глиняных формах. Впоследствии формы разбиваются, и глина удаляется через горлышко”.

И только теперь, после появления этой статьи, можно считать, что каучук открыт и начинается его история.