"Я знаю: мы нужны друг другу" - читать интересную книгу автора (Бьянчин Хелен)Глава 9Свернув волосы в аккуратный узел и заколов его шпильками, Франческа закончила макияж и подошла к шкафу, в котором висело темно-красное бархатное платье. Его стиль и покрой делали честь малоизвестному дизайнеру, который, по мнению Франчески, в скором времени станет одной из самых значительных фигур в мире моды. Потом она выбрала сумочку и туфли на высоких каблуках, надела бриллиантовый кулон и серьги. Зазвонил домофон, она сняла трубку: — Доминик? Я уже спускаюсь. Он ждал ее в фойе, и его вид заставил ее задохнуться. Вечерний черный костюм, белая рубашка с запонками придавали ему вид светского щеголя. Ценный союзник, должна была признать она, размещаясь на переднем пассажирском месте. И опасный враг. Муж Габби Бенедикт обладает похожими качествами, раздумывала она в то время, как Доминик отъезжал от обочины, выводя машину на дорогу. Оба закалены борьбой, которую вели в мире бизнеса, безжалостного к слабым. Поток машин двигался достаточно быстро, и вскоре они присоединились к Габби и Бенедикту в условленном месте. — Выглядишь фантастически, — мягко отметила Франческа, коснувшись щеки Габби. — Взаимно, — усмехнулась та. — Ну что, может быть, погуляем в фойе? Выпьем чего-нибудь? Или вы предпочитаете сразу направиться в зал? — спросил Бенедикт. — Доминик, дорогой! Как поживаешь? — услышала Франческа женский голос. Она повернулась, заинтересовавшись, кто бы это мог себе позволить столь интимное приветствие. Это была та самая изящная и белокурая женщина, в беседу с которой Доминик был так глубоко погружен в галерее Леона несколько недель назад. Блондинка повисла на Доминике, оставаясь в таком положении значительно дольше, чем допускали приличия. Доминик же совершенно спокойно коснулся губами ее щеки. Улыбка, хотя и сверкающая, не могла скрыть налет грусти в глазах его подруги. — Симона, — мягко сказал Доминик, — Габби и Бенедикта ты знаешь. А с Франческой вы знакомы? — Лично нет. Но я всегда восхищалась вами во время ваших выступлений. Лампы мигнули, напоминая о начале представления. — Может быть, выпьем как-нибудь вместе? — робко предложила Симона при расставании. Франческа отметила, что, хотя улыбка Доминика не потеряла своей теплоты, он не потрудился ответить, и удивилась внезапному приступу ярости, овладевшему ею и требовавшему немедленно выяснить, что означает для него эта Симона. Их места были превосходными, и, хотя Франческа уже видела эту пьесу, исполняемую первым актерским составом Лондонского театра, она искренне наслаждалась австралийской версией. Музыка, само содержание глубоко трогали ее. Когда занавес упал после первого действия, Габби предложила пойти выпить. В фойе стоял ужасающий шум. Тут было несколько пожилых дам, непременно желающих сфотографироваться. Франческа, давно уже привыкшая к небрежной фамильярности приветствий вроде «дорогая», сегодня готова была закричать при следующем подобном обращении. — Черт! Тихий голос Габби выбился из общего слащавого хора, Франческа удивленно подняла брови и тут же поняла причину, заметив Аннелиз, пролагающую путь через толпу. — Не хочешь пойти попудриться? — И испортить ей удовольствие? — Хочешь сказать, что мы будем стоять здесь и смотреть? — Да, — твердо ответила Габби, взяв Бенедикта под руку. Франческа заметила, что муж Габби послал ей веселый взгляд и поднял ее руку к своим губам. — Бенедикт. Как мило встретить тебя здесь, — промурлыкала Аннелиз, подойдя. Повернувшись к Доминику, она одарила его улыбкой, которая растопила бы полярные льды. — Доминик, как благородно с вашей стороны уделять такое внимание бедной Франческе. Ррр. Котята играют. Кошки дерутся. — В гордом одиночестве, Аннелиз? — равнодушно произнесла Франческа. — Конечно, нет, дорогая. — Улыбка Аннелиз стала приторно-сладкой. — Как поживает Золотой берег? Говорят, в «Мираже» у тебя появился какой-то фотограф? По слухам, общение было довольно близким… — Она помедлила для максимального эффекта. — Прямо-таки слияние двух душ! Или двух тел?.. Франческа выпустила невидимые когти и приготовилась к атаке. — Ну где уж мне! То ли дело твои слияния в Риме и Париже! А в Милане? Там ты с таким шумом слилась — ну прямо вода в унитазе. — Она выгнула бровь и мстительно усмехнулась. — Я думаю, каждый из нас временами попадает в неприятные истории, — попытался сгладить обстановку Бенедикт. К счастью, вот-вот должно было начаться следующее действие. Зрители потянулись в зал, и все неприятные чувства вскоре потонули в зазвучавшей музыке. Финал был встречен шумными и заслуженными аплодисментами. — Поедем куда-нибудь поужинать? — предложил Бенедикт, когда они уже стояли на месте парковки. — Доминик, Франческа? Вы ведь присоединитесь к нам? — Куда? — спросила Габби, и Франческа уловила легкую улыбку, с которой Бенедикт откликнулся. — На Дабл-Бей. — Улыбка стала шире. — Я сомневаюсь, что Аннелиз последует за нами туда. Или Симона, добавила мысленно Франческа, тут же обвинив себя в предубеждении. Была почти полночь, когда Доминик остановил машину рядом с ее домом. Франческа протянула руку, чтобы открыть дверцу. — Спасибо за приятный вечер. — Мы спали вместе две ночи подряд… — Он повернул ее лицо к себе. — А сегодня ты хочешь меня бросить? Слабая дрожь пробежала по ее телу. — Я не уверена, что мне нравится то, к чему это может привести. — Объясни, что значит «это». Франческа испугалась — его, себя. — Ты. Я. — Их глаза встретились. — Скоро мне лететь в Европу. — Большой палец прикоснулся к ее нижней губе, и она затрепетала от этого прикосновения. — Меня не будет в Австралии несколько месяцев. — Значит… никаких обязательств? — Голос Доминика приобрел опасную мягкость. — Просто получить удовольствие, взаимное удовольствие. Редкие ночи у тебя или у меня, если будет настроение? С вежливым поцелуем напоследок и словами: «О, это было прекрасно, займемся этим опять при случае»? — В словах его сквозил ледяной холод, но ему хотелось схватить ее за плечи и встряхнуть. — И ничего больше? Сейчас можно положить этому конец, подумала Франческа. Произнести несколько легкомысленных фраз, которые гарантируют, что она сможет уйти и больше никогда его не видеть. Это именно то, что ей следует сделать, если она хочет сохранить независимость. Острая боль пронзила тело при мысли о возможности никогда больше не почувствовать прикосновение его рук, его губ, скользящих по коже, ощущение его мощного тела, прижимающегося к ней. — Нет. Несколько мгновений он молчал. Затем поднял руку к ее лицу, погладил по волосам. — Симона вывела тебя из равновесия? Неужели ее видно насквозь? — Совершенно ясно, что она очень тобой интересуется. — Мы были помолвлены некоторое время. Двадцать лет! Я тогда был начинающим художником и изо всех сил сопротивлялся требованию отца, желавшего, чтобы я продолжал его дело. Симона не одобрила идею отправиться со мной в Европу и жить там на скудные гонорары. — Доминик пожал плечами. — Мы поссорились, потом я уехал, а Симона вышла замуж. Франческа посмотрела на его лицо, освещенное бледным светом фонаря. — Значит, теперь вы просто хорошие друзья? Что-то в ее голосе заставило его улыбнуться. — Симона должна понимать, что ничего другого ей ждать не приходится. Предполагалось, что это заверение? Мысль о том, что он мог бы доводить другую женщину до полного самозабвения, о его сильном теле, дарящем экстаз другой, привела ее в дрожь. — Уже поздно. — Она открыла дверцу машины. Он мгновенно перехватил ее руку. — Доминик! Палец притронулся к ее губам. — Скажи, что хочешь остаться одна, и я уйду. Она почти ответила «да». Но вдруг подумала о том, как чертовски хорошо было почувствовать себя в его объятиях, заснуть, зная, что он будет рядом. Это было соблазнительное видение. Внутренний голос ее требовал, чтобы они оставались вместе, не задаваясь вопросом, к чему это приведет и как закончится. Просто жить сейчас, не размышляя о будущем. Ей хотелось отдаться сладкому колдовству его прикосновений, чувственной магии, которой до этого она не встречала ни в ком. — Пожалуй, я разрешу тебе приготовить завтрак, — наконец сдалась Франческа. Он протянул руку за ключами от ее квартиры, они прошли мимо консьержки и молча поднялись на лифте. Почему она так нервничает, в конце концов? А еще ощущает себя живой, живой как никогда. Все эмоции так перемешались… Франческа сбросила туфли и направилась на кухню. — Кофе? Доминик снял пиджак, повесил его на спинку стула и последовал за ней. — Да, пожалуйста. Черный, и один кусочек сахара. Странно, но Франческа ощущала неловкость. Может, потому, что это ее квартира, ее территория, а не нейтральная, как в номере гостиницы. Тема театра казалась достаточно безобидной, они обсудили другие спектакли, которые им нравились. Доминик отставил пустую чашку, забрал чашку у Франчески и задержал ее руку. — Выключи свет и подойдем к окну полюбоваться ночью. Подведя Франческу к широкому окну, он обнял ее за плечи. Перед ними раскинулась панорама сияющего города. Искры электрических огней создавали волшебную картину, простиравшуюся до самого горизонта. Франческа даже не попыталась воспротивиться, когда Доминик повернул ее к себе. Руки ее поднялись, обвивая его шею, в то время как он склонил к ней голову. Его нежные поцелуи медленно вливали жар в ее тело, пока наконец она вся не запылала от желания. Тогда он подхватил ее на руки и понес в спальню. Она расстегивала пуговицы на его рубашке, расстегивала ремень… Сейчас ей были нестерпимы любые преграды, ограничивающие доступ к его живой плоти. Или к ее собственной. В одно мгновение бархатное платье полетело на пол, за ним последовали тонкие, как паутина, кружевные трусики. Они опрокинулись на кровать, и Франческа слабо запротестовала, когда Доминик щелкнул выключателем лампы. — Я хочу видеть тебя, — прошептал он, — и чтобы ты видела меня. Франческу уже не беспокоило, скрывает ее темнота или освещает свет. Его пальцы пробрались к ней между ног и погрузились во влажный тоннель. Ее тело выгнулось навстречу ему, томясь в ожидании утешения, которое он мог предложить, она закричала, ослепленная желанием. Доминик вошел в нее одним мощным движением, каждый его толчок подчинялся неумолимому ритму. Она побуждала его увеличивать темп, пока наконец они не достигли кульминации, и, застыв на несколько бесконечно долгих секунд, не откинулись, тяжело дыша. Франческа лежала совершенно обессиленная, кожа ее лоснилась от пота. Смутно припоминала она теперь, что кричала, пока не перестала осознавать, где она и что с ней. И все же… знать, что твое спокойствие, само твое существование зависят от другого человека, — это вызывает настоящий ужас. Справится ли она с ним? — Открой же глаза, — тихо приказал Доминик. Пальцы его подрагивали, пробегая по ее щеке, но ей не хотелось слушаться его. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Так трудно найти верные слова для описания той волшебной прострации, в которой она находилась. С чего начать? Да и что можно сказать? Что ее кожа представляет собой сплошные нервные окончания, которые мгновенно реагируют на самое легкое прикосновение, словно на удар тока? Что тепло, выделяющееся при этом, разливается по жилам, заставляя все ее тело откликаться, как камертон? Сейчас на самом глубинном уровне подсознания ей открылась связь, изначально существовавшая между ними, как будто они знали друг друга с незапамятных времен, может быть, в другой жизни. Мысль о том, что это возможно, давно уже не давала ей покоя и принуждала задаваться вопросом, что есть любовь, что означает это слово. Приходилось признать, что любовь многолика и то, что она испытывала к Марио, было одним из возможных вариантов. Если Доминик желает заглянуть в ее мысли сейчас, то пусть увидит злость. Смятение, сожаление. Сокровенные мысли принадлежат только ей. Ресницы Франчески взметнулись вверх. — Хочешь убедиться в том, что счет в этой игре в твою пользу? Его глаза потемнели, и это испугало ее. Следя за сменой выражений на прекрасном лице, он читал в ее душе, впадая в отчаяние от полнейшей беспомощности, невозможности что-либо изменить. Был только один путь, достаточно приемлемый для них обоих, — абсолютная честность в отношениях, даже если она приведет к разрыву. — Ты прошла со мной весь путь, и оба мы сгорали в одном пламени. Чувственный жар начал спадать, охлаждаемый разумом. — Ты искусный любовник. — Похвала очень сомнительная, если вообще похвала. Помолчав несколько томительных секунд, он заговорил таким холодным тоном, что у нее мурашки пробежали по спине: — Ты воспринимаешь это так? — Дыхание его согревало ей щеку. — Техника? Не понимая выражения его лица, она не промолвила ни слова. Обеими руками он взял ее лицо и повернул так, чтобы видеть глаза. — Франческа? — Он всматривался в ее черты, пытаясь обрести хоть какую-то надежду. — Что еще? Решил проверить меня? — Ей хотелось выплеснуть свое раздражение в каких-нибудь словах или действиях. — Что ты хочешь услышать, Доминик? Что ты первый мужчина, с которым я оказалась в постели за последние три года? — Остановиться она уже не могла. — Что, занимаясь любовью с тобой, я вручаю тебе право распоряжаться моей жизнью? Он прервал поток слов, поцеловав ее. Поцелуй этот длился, казалось, вечность, а когда он наконец поднял голову, она долго не могла отдышаться. — Я не оставляю тебе права выбора. — Голос его был глубоким, пронизанным неукротимым стремлением к одной цели. Со злым криком Франческа кинулась на Доминика, и ее маленькие кулачки забарабанили по его груди. — Как бы не так! Услышав, как он недовольно закряхтел после одного из ударов по ребрам, она ощутила кратковременное удовлетворение, длившееся ровно столько, сколько потребовалось ему для того, чтобы схватить ее запястье, потом другое и завести руки ей за спину. Скоро Доминику удалось обезвредить и ее ноги, сжав их своими. Франческе оставалось биться в его руках, сознавая невозможность действовать ничем, кроме зубов, и она, не задумываясь, вонзила их в твердые мускулы плеча. Возмездие настигло ее очень скоро. Он слегка изогнулся, прихватил зубами чувствительную грудь, а когда отпустил, то на ней осталась отметина. Франческа возобновила борьбу, но тщетно, ей пришлось оценить, насколько он силен. — Хватит. Ты делаешь себе больно. Она тяжело дышала, глаза заволокло туманом ярости. Придется уступить. Он ведет себя с ней как с непослушным ребенком. — Ненавижу тебя. — Голос ее звучал ровно, с каким-то неестественным спокойствием. У него на лице заходили желваки. — Это не правда. — Черт тебя возьми. — На глаза ей навернулись слезы, которые Франческа отказывалась проливать. — Три года я убеждала себя, что все прекрасно. — Все плыло перед ней. — И так и было. До того, как ты влез в мою жизнь. И разорвал ее на части. Доминик провел пальцем по ее полной нижней губе. — Я не гонщик и не рискую зря. Франческа замерла от внезапной боли, затем отпрянула от него к краю постели. — Кто ты, тебя не спрашивают. — Ну так спроси. — Будет лучше, если ты уйдешь. — Холодные, спокойные слова, такие же холодные, как лед, которым начало покрываться ее сердце. Она поднялась, схватила халат и завернулась в него. Доминик не двигался. Она обернулась к нему и поразилась мрачности его взора. — Одевайся и уходи. Говорил ли кто-нибудь ей о том, как она хороша в гневе? Волосы, рассыпавшиеся по плечам, пылающее лицо и глаза — она была похожа на тигрицу. Он поднялся, подобрал трусы и брюки, надел их, затем остановился, глядя через кровать на нее в упор. — Я живой, — спокойно сказал Доминик. — Запомни это, прежде чем я уйду. И мы оба потеряем что-то, что могло бы быть с нами всю оставшуюся жизнь. Она наблюдала, как он берет рубашку и надевает ее, а после этого ищет носки и туфли. — Это шантаж. Он помедлил, завязывая шнурки, потом бросил на нее долгий жесткий взгляд. — Это констатация факта. Ты считаешь, я не понимаю, как трудно тебе было справиться с прошлым? — Он говорил без обиняков, жестко и решительно, словно торопясь высказать ей все. — Или как страшно тебе впустить в свою жизнь кого-то, кто может снова заставить тебя страдать? — Это называется самосохранение. Инстинкт выживания. — Ты так думаешь? Саморазрушение — более верное слово. — Он помолчал, взял пиджак и перебросил его через плечо, зная, что собирается сейчас рискнуть по-крупному. — Будь счастлива в своем хрустальном дворце, Снежная королева. Образ был ярким, пугающим. Недоступная, всегда одинокая, ведущая пустое существование в мире теней, недоступном для эмоций. Зритель, а не игрок. Разве это то, чего она хочет? — Каждый раз, как я делаю шаг вперед, ты принуждаешь меня сделать следующий, — в отчаянии воскликнула она. Ее рука поднялась и бессильно упала. — Я даже не знаю направления, не говоря уж о пункте назначения. Доминик обошел кровать, подойдя совсем близко к Франческе. — Я хочу всего. Хочу, чтобы у тебя на пальце было мое кольцо. Хочу иметь право разделить с тобой оставшуюся жизнь. Франческа почувствовала, как кровь отлила от ее лица. — Ты не можешь этого хотеть. — Почему нет? — Скрытая сила этой обманчиво мягкой фразы заставила ее задрожать. — Ни одна женщина не имела надо мной такой власти, как ты. И я сомневаюсь, что такая найдется в будущем. Она никак не могла подобрать нужных слов. — Этого недостаточно. Огонь сверкнул в его глазах, моментально запрятанный снова. — А как насчет любви? Франческа перестала дышать. Любовь? Длящаяся вечно? — Любовь… Когда я ее потеряла, это почти убило меня. Доминик швырнул пиджак в кресло. Пальцы его приподняли ее подбородок, заставляя посмотреть на него. — Жизнь не дает гарантий, Франческа. — Его ладони охватили ее лицо, глаза блистали. — Надо брать от нее все, что доступно сейчас. Губы его оказались на ее губах, неся сладость, дикие желания, лаская, соблазняя, заставляя кровь струиться быстрее, доводя до лихорадочной горячки. Франческа потеряла чувство времени и пространства, захваченная чудом его прикосновения, наслаждаясь ощущением тела, к которому ее прижимали руки, устанавливающие все более прочную связь между ними. Она поцеловала его, жадно желая получить все, что только можно. Он медленно высвободился, размыкая объятия. Губы его еще раз коснулись ее губ, покрыли легкими поцелуями нежные контуры подбородка, перешли к шее, найдя ямочку у горла. — Ты расскажешь мне о Марио? — осторожно спросил он. — Думаю, что я заслужил это. Она отступила назад. О Боже. С чего начать? Большую часть их жизни журналисты, друзья и знакомые просто сочинили; и только совсем незначительная часть этого романтического мифа была основана на реальных фактах. Доминик может узнать об этом откуда угодно. Да нет, его интересуют интимные подробности. — Мы встретились на фуршете в Риме, — медленно начала она. — Оба праздновали личную победу: он выиграл гонки, а я подписала контракт с ведущим итальянским дизайнером. — Она попыталась говорить спокойно. — Марио был… открыть™, общительным. — Как можно объяснить одного человека другому? К примеру, такую простую вещь, что он притягивал людей, в особенности женщин, подобно магниту? — У нас был скоропалительный роман, через три недели мы поженились. — Она плотно обхватила себя руками, словно защищаясь, глядя перед собой невидящими глазами. — Он жил и дышал гонкой. И уже не мог без этих постоянных выбросов адреналина. Всегда надо было улучшать время, ехать быстрее, быть первым. Каждый раз, когда он выезжал на старт, я мысленно готовилась к тому, что больше его не увижу. Доминик притянул ее ближе, и она обняла его за талию. Казалось, что они стояли так вечность, потом она ощутила, как его пальцы провели вверх и вниз по ее спине, утешая, губы прикоснулись к волосам, виску. — Я люблю тебя. Его руки приподняли ее лицо, и она чуть не лишилась чувств от выражения его глаз. Доминик опустил голову и прижался губами к ее губам. Тело ее затрепетало, и она позволила себе отдаться магии его прикосновений, отвечая его желанию и больше уже ни о чем не думая. Они наслаждались друг другом с какой-то неистовой страстью, дикой и необузданной, превосходящей все, что было у них до сих пор. Наконец дыхание их успокоилось, и они лежали пресыщенные, полностью обессиленные пережитыми эмоциями. Должно быть, они засыпали. Франческа пришла в себя от прикосновений его пальцев к своему бедру. Слабо бормотала бесполезные протесты, когда его рука погрузилась вглубь и начала интимное исследование, которое согрело ее кровь и словно превратило тело в расплавленную массу. На этот раз было медленное, неспешное занятие любовью. Глаза их встретились, и Франческа поняла, что не хочет его терять. Он видел происходившие в ней изменения, чувствовал, как напряженность ее тела ослабевает, и был готов сделать все возможное, чтобы ускорить этот процесс. Мягкими, неспешными движениями он поглаживал ее спину, не пропуская ни единой впадинки или выступа. Как божественно было давать и брать наслаждение, деля открытия, проверяя поставленные ограничения, до тех пор пока ничего, кроме настоящего момента, уже не было важно. Каждый раз, когда они соединялись, казалось, что она дарила ему часть себя. — У меня выставка в Кэйрнсе в субботу, — произнес Доминик. — Отмени свои планы и поедем со мной на уикенд. Вылетим завтра и проведем день в Порт-Дугласе. Судя по розовым утренним лучам, пробивающимся сквозь занавески, «завтра» уже наступило. Ей захотелось его поддразнить. — Дай мне подумать. — Кокетка, — откликнулся он хрипло. — Ты все еще в состоянии думать? — Выставка — это заманчиво. Значит, мне удастся увидеть твои работы. Не говоря о том, что можно будет наблюдать тебя в роли художника. — Она перевернулась на спину. — Дальний север связан у меня с воспоминаниями детства. — Так «да» или «нет»? Франческа улыбнулась в полутьме. — Когда выезжаем? — В восемь. Мне надо забрать из дома сумку. Она позвонила родителям, предупредив их, что уезжает. Его губы проложили дорожку к краешку ее рта. — Проголодалась? — В смысле еды? — поддразнила она и почувствовала, что он улыбнулся. — В обоих. У нее заныли те места, в которых она даже не предполагала такой возможности. — Надо понимать, мне не удастся урвать часок сна до начала сборов? — А ты хочешь спать? — А ты можешь предложить что-то лучше? И он предложил… Они едва успели на самолет. |
|
|