"КАНИКУЛЫ В АРИЗОНЕ" - читать интересную книгу автора (БРОДЕРИК Аннетт)

Глава 7

– Сначала Средний Восток, потом Юго-Восточная Азия, там я крутился года три… Под разговор Хок разбирал свою рыболовную снасть. Они с Пейдж расположились у заводи, образованной излучиной их ручья. Хок полулежа раскладывал поплавки и грузила по ячейкам специального сундучка.

Пейдж растянулась на спине в нескольких футах от него, наслаждаясь тихими звуками природной жизни, тенью осины, но больше всего – тем, что Хок говорил с ней о себе.

– А в армии ты служил?

– Нет. Я делал для них кое-какую работу, но не более того.

Она смотрела, как пляшут по нему пятна света, пробивающиеся сквозь густую листву, и вдруг спросила с бессознательной острой тоской:

– У тебя было когда-нибудь место, которое ты называл домом?

С минуту он, задумавшись, смотрел в пустоту.

– Я родился в резервации подле Дульсе, Нью-Мексико. До четырнадцати лет жил вместе с матерью. Счастливые четырнадцать лет.., я думал, что так и надо. – Он покачал головой. – А потом, дело было зимой, мать заболела воспалением легких и умерла. – Его рука сжалась в кулак, выдав его чувства. – Бессмысленно! Но, по-моему, ей было все равно, жить или нет. Ей казалось, что она меня вырастила и больше не нужна. – Он смолк, и только тихо журчала вода. – Она ошибалась.., но я уже никогда не смог ей этого доказать.

– И тогда ты ушел и решил, что тебе больше никто не нужен, – предположила Пейдж.

Он поднял брови.

– Как ты догадалась?

– Я встречала детей, которые так реагируют на потерю близкого человека. Это страх подпустить к себе кого-то, а потом его потерять.

Она подобрала прутик и стала теребить им траву.

– Потери особенно трудно переносятся в таком нежном возрасте. Мне самой было восемнадцать, когда мама умерла от рака.

– Но у тебя остался отец, – напомнил Хок.

Она улыбнулась.

– О да. И еще как остался. Только он и помог мне оправиться от такого горя. – Пейдж помолчала. – Мне хотелось бы думать, что я тоже ему помогла. – Она взглянула на Хока. – Ты знаком с моим отцом?

Хок помотал головой.

– Я думаю, он тебе понравится. – Ее глаза заблестели, оглядывая Хока, устроившегося подле нее в небрежной позе. – Ты-то ему понравишься, это точно. – Она наморщила носик. – Ты – именно то, что всегда прописывает доктор.

Она перекатилась на бок, оказавшись в нескольких дюймах от Хока. Тот как раз кончил раскладывать снасть и отставил сундучок в сторону. Пейдж была так близко, что он чувствовал легкий аромат ее духов, нагретых солнцем, и другой, неуловимый, ее запах. Он глубоко вздохнул, отбиваясь от сигналов, которые подавали ему все органы чувств.

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, даже маленькой девочкой я всегда была очень серьезная и хотела скорее вырасти и стать врачом. При такой целеустремленности я не позволяла себе ничего, что могло бы меня отвлечь. – Она приплюснула пальцем его нос. – Даже мальчиков.

– Ну, а там в кино, на танцы?

– На школьные вечера ходила. И на танцы. Но заводить романы – ни-ни. Я спешила стать взрослой и отдаться своей профессии.

– И в том преуспела, похоже.

– Даже слишком, как говорит отец. Он считает, что я не давала себе ни на минуту остановиться и насладиться жизнью. – Пейдж оглядела долину. – И я начинаю понимать, что была не права.

Ее довольный вид напомнил Хоку об их ситуации. Может быть, она уже набралась сил для большого похода?

Последние дни они провели чудесно. Головная боль отпустила Пейдж, а энергии в ней прибывало. Но Хок не имел представления, как долго им придется идти по горам.

Надо было бы выяснить это, прежде чем принимать решение.

– Пейдж!

– Да?

– Как насчет того, чтобы выбираться отсюда? Ты готова?

Она не скрыла своего удивления.

– Ты что, уже начал скучать?

Он засмеялся.

– Если честно признаться, то нет. Она улыбнулась ему, и он почувствовал, что тает.

– Я очень рада.

– Просто.., просто вряд ли нас тут найдут, так что лучше подумать о собственном спасении самим.

Она завела руку за спину и легким взмахом опустила ему на плечо. Пальцем чертя на нем разводы, спросила:

– Жалеешь, что пришлось проводить со мной отпуск?

Хок весь напрягся от ее прикосновения. Как он хотел, чтобы она вспомнила все! Жалеешь? – повторил его внутренний голос. Разве тебе когда-нибудь в жизни бывало так хорошо, как сейчас с ней?

Он сел.

– Не особенно.

Пейдж тоже села и боднула его головой в плечо.

– Вот и хорошо. Уж в следующий-то раз я напакую одежек таких, каких надо.

– Пейдж…

– Хок… – начали они одновременно.

– Да, что ты хочешь мне сказать?

– Так, ничего особенного. Просто хотела узнать, не хочешь ли искупаться.

– Искупаться?

– Угу. А то жарища. Там, где водопад, вполне можно поплавать, если не возражаешь. Еще бы он возражал! Пейдж вскочила на ноги.

– Пошли. Попробуем, а вдруг тебе понравится?

Она рассмеялась легким, счастливым смехом. Ох уж этот ее смех – гибель для Хока. Он хотел, чтобы его женщина была счастливой. Он хотел всю оставшуюся жизнь положить на то, чтобы сделать ее счастливой, но как, как? Он понятия не имел.

Она подняла его за руку и потянула за собой – вверх по ручью, к водопаду. Даже водопад шумел весело, нарушая тишину разомлевшей от жары долины.

Пейдж немедленно села и скинула туфли. Хок хотел сказать, что купанье – не очень удачная идея, но не мог объяснить почему, пока она не сбросила блузку и шорты, а после этого вообще потерял дар речи.

То, что на ней осталось, прикрывало ее чисто символически. Она решительно посмотрела прямо ему в глаза и порозовела.

– Не понимаю, почему я тебя так стесняюсь. В конце концов, ведь мы женаты.

И, как будто бросая ему вызов, она избавилась от лифчика и спустила с себя треугольник трусиков.

За последние дни у нее немного загорели руки и ноги, и от этого еще нежнее светился перламутр ее тела. Хок смотрел на нее почти с испугом.

Окончательно смутившись, она поспешно окунулась в воду. Куда это годится! – укоряла она себя. Он ведет себя как истинный джентльмен, а ты жеманишься, точно какая-нибудь секс-бомба.

Но ей хотелось дать ему понять, что никакая потеря памяти не должна испортить им каникулы, что ему больше не надо держать себя в узде. Вот только как об этом скажешь? Хоть бы он сам догадался!

Она услышала за спиной всплеск – значит, Хок тоже прыгнул в воду. Ей не хватило смелости оглянуться. Вместо этого она поплыла к тому берегу, где оставила мыло и шампунь. Торопливо, дергая, расплела косу и яростно намылила голову, а потом встала под водопад – смыть пену.

Чтобы легче было расчесывать волосы, она еще разок нырнула и только потом, выжимая их, обернулась к Хоку. Хок стоял в нескольких футах от нее, глядя с такой нежностью и тоской, что у нее зашлось сердце.

Он последовал ее примеру – оставил одежду на большом камне на берегу и теперь стоял по пояс в воде, весь в сверкающих каплях. Пейдж знала, что нет более совершенного создания на свете, такого же прекрасного в своей силе, так же ладно скроенного. И с такой любовью в глазах. Конечно, он любит меня не меньше, чем я его. Разве нужно было что-то еще, чтобы пожениться?

Она пошла к нему, невзирая на явный испуг в его глазах. Там, где ему было по пояс, ей было по грудь – грудь как будто плыла по воде, пока не уткнулась в него.

– Знаешь, о чем я думаю? – волнуясь, спросила она.

Единственное, что он мог, – это заложить руки за спину. Его трясло, и он знал, что Пейдж достаточно близко, чтобы уловить его реакцию.

– Нет.

Ему с трудом удалось протолкнуть через пересохшие губы этот односложный ответ.

– Я думаю о том, что никем не интересовалась и ни с кем не водилась, потому что ждала тебя. Каким-то образом я знала, что ты где-то есть и что я узнаю тебя, как только увижу. – Она закинула руки ему на шею, придвинулась ближе. – Я так рада, что ждала.

Выдержка покинула Хока, и его руки сами обвились вокруг нее, а губы припали к ее губам в мучительном поцелуе, высвобождая все, с чем он боролся все эти дни.

– Боже, как я люблю тебя, Пейдж, – пробормотал он, переводя дыхание. Она тоже едва дышала.

– И я люблю тебя, Хок. Я чувствую, что любила тебя всю жизнь!

Птица лениво засвистала в прибрежном дереве, ветерок мягко зашелестел листьями. Хок еще раз властно нашел ее губы, зная, что настал час отказаться от борьбы, что это нужно ему, нужно им обоим. Нужно и желанно. Весь мир ушел куда-то в сторону на много световых лет. Они очутились в собственном раю, пара влюбленных, один на один друг с другом.

Он чувствовал под рукой биение жилки у нее на шее, и его сердце тоже так и надсаживалось в груди. Больше он не мог крепиться – после стольких ночей, когда он держал ее в руках, сгорая от желания и не смея дать ему волю. Все преграды рухнули.

Пейдж почувствовала, как легко скользят его руки вдоль ее спины и бедер. Таких прикосновений она не знала и понятия не имела, как к ним относиться. Но прикосновения исходили от него и потому давали ей уверенность, что она любима и желанна.

Хок вдруг сообразил, что они все еще стоят в воде. Не отрывая своих губ от ее, он подхватил Пейдж на руки и медленно понес на берег. Там он встал на колени и бережно положил ее на прибрежную траву.

Руки Хока прошлись по ее ребрышкам, медленно огладили живот и спустились ниже. Он замер. Она была такая хрупкая, такая красивая.

Хок вытянулся рядом с ней, не желая пугать ее стремительным натиском. Склонился над ней, коснувшись волосами ее плеча, и губами повторил мягкие очертания ее грудей. Ненадолго остановился сначала на одном их темном кончике, потом нежно приласкал губами другой.

Что-то творилось с Пейдж: все ее мысли уплыли, как клочки облаков в небе. Остались одни ощущения: губ, припадающих к ее телу, гладящих рук, его горячей, влажной, головокружительно пахнущей кожи.

Ее несмелые пальцы пытались повторять за ним. Всю неделю он был ее учителем. Теперь пришел черед для нового урока – он обучал ее искусству любви.

Она провела рукой по его груди, потом по животу, потом.., от ее прикосновения он вздрогнул всем телом.

– Прости, – прошептала она.

– Ну что ты. Меня просто подводит самоконтроль, когда я имею дело с тобой. Боюсь, что ты довела меня до точки.

Она заглянула ему в глаза – там были любовь и желание. Дрогнувшим голосом она сказала:

– Не надо никакого самоконтроля, Хок. Просто люби меня.

– Люблю. Еще как люблю!

За словом последовало дело, и Пейдж отвечала на физическое выражение его любви, как расцветающий бутон. Сколько лет она "ждала этого человека – и у нее мороз пробегал по коже при мысли, что она могла не узнать его при встрече. Но она узнала. И перешагнула через то, что они такие разные – по стилю жизни, по социальному рангу. Не поддалась условностям.

Теперь он мой!

Хок осторожно накрыл ее своим телом. Она была такая миниатюрная, и он не хотел причинить ей боль. Его губы снова позвали ее, потом он откинулся назад, чтобы видеть ее лицо, видеть, что она почувствует, когда будет с ним первый раз – но не последний, как он горячо надеялся.

Она подняла дремлющие ресницы – и как будто чья-то исполинская рука сжала сердце Хока. Он не мог сделать этого, пока она не знает правды и думает, что они женаты. Не мог сыграть на ее чувствах к нему.

Все еще держась на локтях, он взял ее голову в ладони.

– Пейдж, родная, послушай… От ее улыбки у него захватило дух.

– Неужели я сейчас услышу, что ты девственник?

Его чуть не задушил приступ смеха.

– О нет, боюсь, что нет.

– Так я и думала. У большинства тридцатишестилетних авантюристов, которых я знала, были те же проблемы.

Как она может шутить, если все так серьезно? Ну да, ведь она понятия не имеет, о чем речь.

– И скольких же тридцатишестилетних авантюристов ты знала? – пробормотал он, не в силах устоять перед соблазном еще одного поцелуя. Он пытался не думать о том, как замечательно соразмерны их тела. Какой-то миллиметр отделял их от последней, от самой последней черты.

Отвечая на его поцелуй, она умудрилась прошептать:

– Несколько дюжин, это уж точно. Сейчас даже не припомню имен.

– Вот как… Боже, какая ты сладкая, и я так хочу тебя…

– Но боишься, что мне будет больно, да? Не бойся. Раз я решилась, все в порядке.

– Пейдж, я должен тебе кое-что сказать. Пока ты не узнаешь, я не могу…

От его тона она наконец-то насторожилась. Заметила, что он собран и напряжен. Всю ее ленивую истому как рукой сняло.

– Ты о чем?

– О нашем знакомстве, Пейдж. Мы познакомились в день катастрофы. Ты наняла мой самолет до Флагстафа, потому что получила известие, что твой отец.., болен. Но мы, к сожалению, не долетели.

Он ощутил, как напряглись все мышцы ее тела, и перекатился на бок, неотрывно глядя на нее. Мириады чувств проносились по ее лицу. Как бы он хотел защитить ее от них! Но было слишком поздно.

Пейдж одолевала зарождающаяся в голове боль. Со всех сторон вперебивку наваливались мысли, обрывки воспоминаний. Хок сказал, что они вообще не были знакомы. Он сказал, что она просто наняла его самолет, чтобы лететь к отцу. Он сказал, что…

Пейдж вскочила и бросилась за своей одеждой. Судорожно напяливая ее, она не смотрела на мужчину, который по-прежнему лежал там, где она его оставила, словно бы не сознавая своей наготы.

Одевшись, она заговорила, все еще не глядя на него.

– Значит, все это жалкий фарс. Мы не только не женаты, но даже и не знакомы.

– Это не так, Пейдж. Мы не были знакомы, когда ты заказывала самолет, но ты видишь – нам хватило нескольких дней, чтобы узнать друг друга. Я никому не рассказывал о себе столько, сколько тебе.

Она наконец с усилием подняла на него глаза, и ее передернуло. Он и не собирался прикрывать себя – живое напоминание о том, что чуть было не случилось.

– Ты не соизволишь одеться?

Тон был ледяной, и у него упало сердце. Она отреагировала, как и следовало ожидать, самым худшим образом.

– Пейдж, по-моему, нам надо поговорить.

– О чем? О том, какого дурака я сваляла? Вот уж избавь. Я все прекрасно понимаю. Полоумная старая дева встречает мужчину своей мечты и воображает, что она за ним замужем. Это оправдывает весь ее бред, не так ли? Я уверена, что ты с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться мне в лицо.

– Смеяться мне и в голову не приходило, Пейдж. Я влюбился.

– Ну, довольно! Оставим эту пластинку. Я уже все поняла. Единственное, что мне надо знать, – это зачем я полетела во Флагстаф. Ты говоришь, мой отец заболел. Но отец никогда не болеет.

Хок успел уже натянуть «левисы», сунуть ноги в мокасины и причесаться пятерней. Но когда он подошел к Пейдж, она резко отступила назад. Он остановился, положив руки на пояс.

– Ты сказала мне, что у твоего отца был сердечный приступ и что тебе надо спешно к нему.

Пейдж чуть не потеряла сознание и опустилась на камень, где до этого лежала ее одежда. Она восприняла эту новость как свежую и испытала шок во второй раз.

– Сердечный приступ…

– Да.

– И ты держал меня все время здесь, когда я должна была быть с отцом! Ее голос срывался от гнева. Он развел руками.

– Сама видишь, у меня нет ковра-самолета, чтобы вызволить тебя отсюда.

– А почему мы не пошли пешком?

– Я считал, что тебе надо как следует окрепнуть. Это не шутка – переход через горы… И потом я не терял надежды, что нас найдут.

Оглядев лощину, Пейдж в исступлении бросила:

– Ты же индеец. Почему ты не посылал дымовые сигналы?

– Очень забавно.

– Мне не до забав. Мне надо придумать, как выбраться отсюда.

– А чем, интересно, я занимался все это время? – спросил он.

– Соблазнял меня.

Они скрестили глаза – в ярости, в обиде, в отчаянии. Их рай исчез, унеся с собой все мечты о будущем.

Хок долго молчал, прежде чем произнести:

– Если бы я хотел соблазнить тебя, Пейдж, у нас не было бы сейчас этого разговора. Я бы не остановился на полпути. – Его рот скривился в сардонической усмешке. – И ты уж точно не сделала бы ничего, чтобы остановить меня.

Он повернулся и ушел вверх по ручью, в горы.