Глава девятая

Пятеро братков, не доверяя страшноватому маленькому лифту, висевшему в тесной сетчатой шахте, поднимались по широченной лестнице со стертыми ступенями, которые помнили еще легкую поступь графинь в парчовых башмачках, когда они спешили на вечерний променад со своими графами.

Пролеты лестницы располагались не впритирку, как в сегодняшних панельных каморках, а так же, как в "Крестах" - по четырем сторонам большого квадрата, образуя глубокую шахту. Они поднялись на третий этаж к нужной квартире, которых и было-то всего по две на каждой лестничной площадке. И замерли в недоумении.

- Ну, бля, лохи живут, - Червонец завистливо усмехнулся.

- Ага, - кивнул Мокрый. - Дверь дубовая, в натуре. Плечом не выбить. Зато замок пальцем открыть можно.

- Заходи, кто хочешь, - мечтательно протянул Бука, - бери, что хочешь…

- Вот мы эту мокрощелку и возьмем, - подытожил Червонец.

Червонец пробился тем, что каждое начатое дело доводил в жизни до конца. Понадобились деньги? Нужно просто пойти и взять. Если брать грамотно - не откажет никто. Сами все предложат, сами все дадут.

Поставив перед собой цель - взять эту бабу - Червонец вцепился в нее, словно форель в муху. Если она замочила Бастинду, царство ей небесное, то, значит, надо ее взять и порвать на клочки. Рыжая…Червонец смутно припоминал какую-то рыжую - в кабаке этом джазовом под ногами путалась… на суде… А вчера приснилась даже - руки к нему тянула.

Обнять хотела, не иначе.

Червонец проявил максимум усердия и через братков и ментов рыжую эту установил. И адресок пробил. Рыжая - бесстыжая… Акулиной зовут.

Червонец с размаху хлопнул по костлявой спине самого молчаливого из команды: - Работай, Бивень.

Хилый и неприметный тип извлек из многочисленных складок мешковатой одежи связку металлических штуковин, которые язык не поворачивался назвать ключами. Но и не отмычки в классическом виде. Инструменты по спецзаказу.

Бивень и впрямь чуть ли не палец в замочную скважину засунул. Пощупал отверстие подушечкой указательного, потыкал в него мизинцем, а потом погрузил в дыру какую-то из своих железных загогулин, предварительно развернув и зафиксировав на ней хитрый отросток - и дверь сама собой распахнулась.

Осторожно ступая на цыпочках, ударная бригада террористического труда втянулась в обширную прихожую и разбрелась по огромной квартире. Хозяйки не было.

Посмотрели под кроватью в спальне, открыли резные створки старинного шкапа, не боясь наткнуться на скелет любовника, забытого в позапрошлом веке прежней хозяйкой апартаментов…

Червонец, слушая доклады друганов, долетавшие из дальних закоулков квартиры, не сводил глаз со старинной картины, висевшей чуть левее напугавшего его трюмо. Она потемнела от времени, весь лак был покрыт тонкой паутинкой трещин, - но изображена на ней была та, которая приходила к Червонцу во сне.

Ему померещилось, что у Елизаветы Оттовны Гессер тихонечко двигались зрачки, словно она внимательно наблюдала за всей этой вакханалией. И он подумал, что живописная дворянка вот-вот укоризненно качнет головой и скажет презрительно:

- Ай-яй-яй…

С трудом оторвав от пола остановившиеся ноги, Червонец вошел в гостиную:

- Ну, что?

- А ничего, - бодро отрапортовал Жареный. И добавил, - и никого…

- Так я и знал, - Червонец покачал головой, - ладно, Бивень, пойдешь со мной. Один хрен, ты тут больше не нужен. А вы, бакланы, тут сидите. Эта шалашовка наверняка домой причапает. Куда же ей еще? Дождетесь - пеленайте и ко мне волоките. И чтобы аккуратно, бля!

- Не боись, шеф, все будет ништяк. Тип-топ в лучшем виде, - раздалось в ответ.

Червонец, поманив рукой Бивня, развернулся и вышел из комнаты.

Проходя мимо зеркала, заметил, как что-то блеснуло в полумраке на тумбочке старинного трюмо. Предположив, что вещица тоже старинная, Червонец не задумываясь, машинально положил в карман брюк фамильный медальон и даже не приостановился, чтобы поглядеть, какая-такая ценность прилипла к его шаловливым рукам.

Коридоры районной больницы "Скорой помощи" напоминали земскую лечебницу конца XIX века. Увечные и больные с кряхтеньем и стонами передвигались по ним в поисках туалета, воды, сестрички и хоть какого-то участия. Вдоль стен стояли крашенные белым металлические кровати с неудобными пружинными матрацами-сеткой и твердыми как камень подушками. Тонкие шерстяные одеяла, которые прежде называли "солдатскими", были прожжены во многих местах и сильно потрачены молью.

В эту больницу, как и положено, привезли пострадавшего на службе старшего сержанта Самцова.

Он шел по коридору и, прижимая к глазнице окровавленный платок, бормотал: -Убью суку, убью!

- Тише, товарищ сержант, тише, - успокаивал его идущий рядом фельдшер.

- Все равно я ее, паскудину, на тряпки порву, - повысил голос Самцов.

- Обязательно порвете, - согласился опытный фельдшер, умевший разговаривать с нервными больными, - непременно. Но сначала мы зайдем в операционную.

- Убью суку драную, сволочь рыжую…

Высокий импозантный мужчина лет сорока, с благородной сединой в коротких волосах, неуловимо похожий на Ричарда Гира, беседовал о чем-то с хирургом, одетым в голубой халат с кровавыми пятнами.

Покосившись на Самцова, он вполголоса спросил у хирурга:

- Простите, Сигизмунд Карлович, что это он так вопит?

Сигизмунд Карлович сдержанно усмехнулся и так же вполголоса ответил:

- А ему глаз авторучкой выкололи. Собственно, я и оперировать буду. Нам еще из машины позвонили, чтобы готовились к операции.

- Авторучкой? - удивился седой. - На службе?

- Ну да, прямо в отделении.

- А кто выколол-то? - поинтересовался седой. - Коллеги?

Хирург захохотал:

- Вы скажете, Артур Александрович! Конечно же, нет. Девушка выколола.

Артур Александрович убрал с лица улыбку, почесал пальцем щеку и задумчиво произнес:

- Интересное дело получается… Посудите сами, Сигизмунд Карлович - девушка выкалывает милиционеру глаз. В отделении. Это вам не кажется странным?

Хирург вздохнул и ответил:

- Мне многое кажется странным. Но я уже не удивляюсь.

- Что ж… - седой протянул хирургу руку, - желаю успеха. Не смею задерживать. Мне пора, а вам - огромное спасибо за помощь!

- Ну что вы, Артур Александрович, всегда рад!

Мужчины обменялись рукопожатиями и разошлись. Седой поспешил к выходу из больницы. На улице он с облегчением вздохнул полной грудью, мельком глянул на номер стоявшего у входа желто-синего милицейского "козелка" и вытащил из кармана телефон.

Отойдя в сторонку, он набрал номер и, поглядывая на сидевшего в "козле" милиционера, негромко сказал:

- Березин, слушай, тут такое дело…

- Я пойду, у меня водка греется, а ты прикинь - какие у тебя перспективы на ближние двадцать пять лет и каково тебе будет на киче париться!

Камень выплюнул папироску и не торопясь, руки в карманах, вразвалку отошел от камеры, оставив Лину наедине с ее страшными мыслями…

Лина уткнула лицо в ладони.

Мысли, тревожные, неясные, похожие на ночной кошмар, в беспорядке клубились в ее голове. Она вспомнила, как мама в школьные годы ждала ее возвращения из театра, сидя на кухне за чашкой крепчайшего кофе и забытой тлеющей сигаретой в переполненной пепельнице.

Она так волновалась, когда Лина приходила поздно…

"Когда я выйду отсюда, - подумала она, - обязательно нужно позвонить маме. Как там они, в Америке?"

Лина вздрогнула: "А когда я отсюда выйду?"

Неужели все будет так, как говорил этот пьяненький мент с сержантскими лычками на погонах? Пока что все складывалось по его злой логике, и в конце была дальняя дорога и казенный дом. Если она сейчас что-нибудь срочно не придумает, то спасет ее только чудо.

Она закрыла глаза.

Чудо в виде прекрасного рыцаря на белом коне. Он вихрем врывается в темницу, копьем разбивает решетки и спасает ее.

С такими чудесными мыслями Лина незаметно для себя уснула, привалившись спиной к грязной, испещренной надписями стене камеры. А разбудили ее громкие мужские крики и шум многих людей. Пока она спала, что-то случилось, и это "что-то" могло отразиться на ее судьбе. Лина поднялась и осторожно подошла к самой решетке.

- На пол! На пол, бля!

Милицейское помещение внезапно наполнилось людьми в черных комбинезонах с натянутыми на лицо шерстяными шапочками. Они были большими и сильными, но двигались совершенно бесшумно, занимая места в разных точках помещения как по заранее написанному сценарию.

Лине на мгновение показалось, что она присутствует на съемках фильма-боевика, что вот-вот прозвучит команда режиссера: "Стоп! Снято!" - и все станет как прежде, а актеры, стянув черные маски, сядут пить пиво с ментами, и даже будут отпускать в ее адрес сальные шуточки…

Однако все говорило о том, что это не кино, что это жизнь, та жизнь, в которой живет и она, Лина…

В коридоре дежурной уже лежали скованные наручниками два других милиционера.

Один, его фамилия вроде бы Камень, он только что рассказывал Лине о ее тяжелой дальнейшей судьбе, а второй, совсем молоденький, имел прозвище Живот. Странная кличка для молодого и совсем не толстого паренька, подумала тогда Лина.

Третий, крепкий и обстоятельный, тот, что отвел ее в камеру и закрыл там до утра, остался сидеть за столом дежурного, как посторонний, не причастный к делу человек. Ну и правильно, подумала Лина, он, пожалуй, и ни при чем, он, даже можно сказать, спас ее.

Командовал одетыми в черное бойцами высокий элегантного вида мужчина в хорошем костюме и благородной сединой в волосах.

Седой повернулся к "обезьяннику" и, внимательно посмотрев на Лину, которая испуганно наблюдала сквозь решетку за взятием ментовской цитадели, сказал:

- Откройте.

И сделал пальцем едва заметное движение в сторону Лины.

Сидевший за столом Сивомеринов, которого закамуфлированные громилы почему-то не тронули, четко ответил "да!" и неторопливо встал, опрокинув при этом стул. Взяв со стола связку ключей, он отпер "обезьянник" и жестом профессионального швейцара распахнул перед Линой дверь.

Седой взглянул на Лину и, улыбнувшись, сказал:

- Выходите, девушка, все кончилось. Лина почему-то сразу поверила ему и, встав с грязной скамьи, перешагнула через железный порог.

- Где ее документы? - спросил седой, продолжая с улыбкой смотреть на Лину.

- А у нее нет документов, - ответил Сивомеринов и быстро собрал в сумочку все, что было из нее вывалено.

После этого он повернулся к седому и передал ему сумочку жестом посла, вручающего ноту с объявлением войны. Взяв сумочку, седой кивнул, и Сивомеринов вернулся на свое место. Стоявшие у стен спецы не шевелились, и только один из них сопровождал передвижения Сивомеринова стволом короткого автомата, похожего на детскую игрушку.

- Пойдемте отсюда, - предложил седой, продолжая с улыбкой смотреть на Лину, и протянул ей сумочку.

Лина взяла ее. Седой, поведя рукой в сторону выхода, сказал:

- Прошу вас.

Девушка, бросив брезгливый взгляд на лежавших на полу ментов, перешагнула через валявшуюся под ногами фуражку и, толкнув дверь, вышла на улицу. Седой, бросив что-то вполголоса одному из спецов в масках, последовал за ней.

Оказавшись на улице, Лина закрыла глаза и вздохнула полной грудью. После вони казенного дома запах буйно цветущей сирени показался ей просто райским.

Перед входом в отделение милиции стояли два микроавтобуса с черными стеклами и роскошный черный "Мерседес". У двери отделения дежурили двое спецов в масках и с короткими автоматами.

Седой жестом указал на "Мерседес" и сказал:

- Давайте присядем. В ногах правды нет.

- Ее много где нет, - ответила девушка, но в машину все же села.

Седой усмехнулся и, подтянув дорогие светло-серые брюки, сел за руль, но не стал заводить машину.

- Я знаю, что произошло, - сказал он, доставая сигареты, - но хочу, чтобы вы сами рассказали мне об этом. Не в подробностях, конечно, этого не нужно, но все же…

Лина нахмурилась, потом посмотрела на седого и спросила:

- А как вас зовут?

Седой снова улыбнулся и ответил:

- Меня зовут Артур Александрович Воронцов. Можно просто - Артур.

- Хорошо, - кивнула Лина, - а я - Акулина Голубицкая-Гессер. Артур, угостите даму сигареткой, а то эти подонки выкурили все мои.

- Пожалуйста! - И Артур протянул ей открытую пачку легкого "Мальборо".

Взяв сигарету, Лина прикурила от дорогой зажигалки, поднесенной Артуром, и, глубоко затянувшись, презрительно выпустила дым в сторону отделения.

- Суки, - отчетливо сказала она.

Артур поднял брови и удивленно посмотрел на Лину:

- Однако… Как-то вы неизящно выражаетесь.

- Я еще и не так могу. Хотите?

- Нет, - Артур решительно поднял ладонь, - не надо. Верю.

- А жаль, - Лина снова глубоко затянулась, - у меня для них найдется еще много разных слов.

Она посмотрела Артуру в глаза и сказала:

- Значит, рассказать вам…

- Рассказать, - кивнул Артур.

Лина задумалась.

Ее так и подмывало рассказать этому незнакомому, но, судя по всему, порядочному человеку все, что произошло с ней в последнее время… Поведать обо всем, поплакаться в жилетку и доверить кому-то решение своих проблем. Но это невозможно. Это не сказка, это реальная жизнь, в которой никто не будет ее спасать… И Лина, стряхнув пепел в форточку, спросила:

- А почему вы все время улыбаетесь? Артур странно взглянул на нее и ответил:

- Ну… Я, конечно, не улыбаюсь все время, но, глядя на вас, трудно удержаться.

И он снова улыбнулся, но уже как-то грустно.

- Хорошо, слушайте историю, - сказала Лина и вытащила сигарету из пачки, лежавшей на скамейке между ними, - я вам расскажу.

Помедлив, она сказала:

- В общем, я шла по улице и никого не трогала.

Артур фыркнул.

Лина строго посмотрела на него и повторила:

- И никого не трогала. Ко мне подъехала милицейская машина, из нее вылезли менты с автоматами и потребовали предъявить документы. Потом они вытащили из моей сумочки пакетик с белым порошком, понятия не имею, откуда он там взялся, и арестовали меня. А в отделении сказали - или ты сделаешь нам всем минет, или отправишься за наркотики в тюрьму на долгие годы. Я, конечно же, отказалась, а когда один из них попытался заставить меня, я ткнула ему в глаз его же авторучкой.

Она взглянула на Артура и спросила:

- А меня теперь будут судить за это?

- Ни в коем случае, - Артур решительно покачал головой, - вы можете забыть об этой истории. Ну, я имею в виду… Закон не будет преследовать вас.

- Хорошо… - Лина глубоко вздохнула, - хоть это хорошо…

- Акулина… - начал Артур, но Лина прервала его.

- Я не люблю, когда меня так называют, - сказала она с гримаской неудовольствия.

- Тогда как же?

- Лина.

- Хорошо, как скажете, - улыбнулся Артур. - Так вот, любезная Лина, вы посидите минутку в машине, а я выйду, дам кое-какие распоряжения.

- Только сигареты оставьте.

- О да, конечно!

Артур кивнул, выбрался из машины и направился к черным микроавтобусам.

Лина с любопытством посмотрела вслед своему неожиданному освободителю. Очень приятный мужчина. Стройный, даже худощавый, но под костюмом угадываются стальные мышцы.

Она нахмурилась, удивляясь себе - ведь она только что побывала в очень грязной ситуации, и на тебе - она тут же с интересом разглядывает мужчину. Да и Макс, ее Макс… Правда, Артур ее спас… Это просто благодарность, ничего больше.

Ее размышления прервал голос Артура, вышедшего на обшарпанное кирпичное крыльцо отделения.

- Загружайте, - сказал он, и стал неторопливо спускаться по ступеням.

Лина увидела, как из отделения выводят закованных в наручники ментов.

Зрелище было настолько необычным и радующим душу, что она не выдержала и злорадно заулыбалась.

Проходившие мимо двое алкашей резко остановились и завороженно уставились на этакую невидаль.

- Гля, Леха, - просипел один из них, - ментуру пакуют!

- Точно, - согласился другой, - давно пора.

- А может - путч? - нахмурился первый.

- Путч… - на лице второго тоже отразилась озабоченность, - а если путч, то могут и цены поднять.

- Тогда пошли быстрее, - решительно сказал первый.

И они, быстро переставляя слабые ноги, направились в сторону покосившейся вывески "24 часа".

Наконец все неудачливые охотники до дармовой женской ласки были загружены, и оба микроавтобуса уехали.

Артур сел в машину рядом с Линой и сказал:

- Ну вот, все кончено. Давайте я отвезу вас домой.

- Хорошо, - грустно сказала Лина, доставая из пачки сигарету, и назвала адрес.

"Мерседес" плавно тронулся с места.