Глава шестая

После похорон незабвенной Бастинды, погибшей такой страшной смертью, братки с облегчением покинули кладбище и бодрым шагом направились на стоянку, где расселись по "меринам" и "бомбам". Компания отправлялась в родной шалман "На нарах" помянуть безвременно усопшую Бастинду.

Скорбное лицо бандита, потерявшего верную боевую подругу, по мере удаления от обители мертвых и приближения к отраде живых приобретало все более жизнерадостное выражение. А когда до ресторана осталось проехать один лишь квартал, он даже начал насвистывать траурный марш Шопена.

- Не свисти, Чирик, денег не будет, - заметил ему Леха.

- У меня не будет? - Червонец, которого приятели иногда звали еще и Чириком, расхохотался. - Это у тебя не будет, если будешь много метлой чесать. Это факт. И ваще - на дорогу смотри, ты сейчас водила.

Но свистеть на всякий случай перестал.

Пока люди намерены были торговать друг с другом, банкротство Червонцу не грозило, однако бросать лавэ на ветер все же не стоило. Непредвиденные траты несколько выбили Червонца из колеи. Один суд обошелся в двадцать штук зеленых, да теперь на Бастинду еще десятку потратить пришлось.

Придется к Желваку подвалить, на дополнительную работенку напроситься.

Но это потом, завтра-послезавтра, а пока…

- Не, пацаны, Бастинда - клевая… э-э-э… была баба. - Мокрый с трудом привстал, держа полную рюмку в одной руке, а второй размахивая так, что запросто мог зажатой в кулаке вилкой нанести соседям слева и справа тяжкие телесные повреждения. - Помню, сидит у меня на кухне и говорит: "Ты, Мокрый, пацан конкретный, но круче моего Червонца никого на свете нет!".

- О! И у меня тоже сидела… говорила так же, - встрял, как всегда своевременно, крепко поддатый Леха. - И за чо тебя, Червончик дорогой, так бабы любят?

- За то и любят, - пыжась, произнес неутешный "вдовец", - за глазки красивые.

Он раскрыл лопатник, достал две зеленые сотки и на секунду прикрыл ими глаза.

- Вот за эти самые глазки. За зеленые. За такие глазки любые бабы нас любить будут.

Слышавшие эту истину на каждой попойке, братки тем не менее согласно загудели.

- И мы, мужики, должны конкретно уметь бабе понравиться. А для этого нужно что?

- Лаю, бабки, филки, - послышалось со всех сторон.

- Вот! - довольно ухмыльнулся Червонец. - Поэтому мы с вами должны хорошо работать.

Было в его повадке помимо "чиста канкретного пацана" и еще что-то от менеджера-сетевика, чья задача подгрести как можно больше лохов и стричь с них купоны. Даже на этом печальном обряде он не мог не призвать братву с еще большей отдачей трудиться во имя и на благо…

- А Бастинда наша, - вспомнил он наконец, по какому поводу собрались, - она трудилась честно. Билась на всех фронтах, бля, и так, и сяк… Ушла от нас не вовремя, но мы не должны грустить. Давайте помянем Бастинду, блин. Вот.

От соседнего столика к Червонцу подгреб бригадир союзников с пузырем. Левый глаз у него косил с детства, но стрелять это не мешало, поскольку открытым при стрельбе Васек оставлял правый. Ну а кликуха у него была, понятное дело, - Кривой.

Червонец поднялся навстречу братану:

- Садись, Кривой, раздели мое горе. Васек наполнил стаканы, и они выпили, как и полагается, не чокаясь.

- Слышь, Червонец, я все понимаю, горе-беда. Но надо дальше жить, братуха.

- Ага, горе… - охотно согласился Червонец.

- Так я чего базарю, - гнул свое Кривой. - Ты ведь не оставишь дело просто так, да?

- Какое дело я должен оставить? - не понял Червонец.

- Не должен. Нельзя прощать, - продолжал поучать Васек, - не то станут говорить, что братву можно просто так - ни за понюх - валить. А за такое нужно засадить по самые помидоры, чтобы изо рта зубы выпали…

- Да о чем ты? В натуре - ни хрена не понимаю, - никак не мог врубиться хорошо накачавшийся Червонец.

- Да о бабе лабуха того, которого ты, в общем, это… Не она ли с Бастиндой подсуетилась? Я ведь тоже на суде был. Видел, как она на тебя смотрела, курва рыжая.

- Какая еще баба?

- Рыжая! Не помнишь, что ли? Ты же за решеткой сидел, трезвый, как лошадь, и не заметил! Она, говорят, в шалмане была, когда ты пианиста положил. А потом я ее в суде видел. Сидит, понимаешь, переодетая, загримировалась, но я ее все равно просчитал. Сидит в углу и зырит - молнии из глаз…

- Да ты чо? Она - и Бастинду? Да Бастинда ведь - чемпионка. Да и ваще… Там же все случайно вышло. На стройке этой…

- Случайно, говоришь? А за каким лешим Бастинда поперлась на эту долбаную стройку? Она у тебя чо - строитель? Может - штукатурша или малярша?

- Не, не малярша, - Червонец мотнул головой, которая вроде бы начала что-то соображать.

- Вот и я толкую тебе об этом. Что-то здесь не то. Не могла Бастинда на стройку пойти просто так.

- Погоди-ка… Говоришь, рыжая эта - баба того самого лабуха?

- Ну да, - хмыкнул Кривой, поняв, что до Червонца только теперь начало что-то доходить…

К столику вернулись Мокрый с Лехой Жареным, отходившие проветриться маленько.

- Слышь, братва, - заявил Червонец, - тут Васек вот интересное дело говорит. Бастинду-то нашу замочили…

- Ага. Ясен пень, - кивнул Мокрый, который на самом деле еще не понял, в чем дело.

Но Кривой знал, что говорит, поэтому, не теряя нити, упорно и целеустремленно продолжал внушать Червонцу:

- Ты, братан, видать, от горя слегка поляну не разглядел. Так я тебе сейчас кое-что разжую.

- Ну, давай, разжуй. - Червонец нахмурился, старательно притворяясь трезвым и деловым.

- Значит, так, - Кривой налил себе водки, - водила тот, когда на Бастинду наехал, не видел ее. Он вернулся из магазина через десять минут, и уже тогда увидел, что получилось. Он все понял, и сам, между прочим, вызвал ментов. Ну, там, на ментовской разборке, выяснили, что работяга не виноват. Права у него, конечно, за пьянку отобрали, а так - больше ничего.

- Ну? - Червонец пока ничего не понимал.

- Не нукай, не запряг, - машинально отреагировал Кривой и опрокинул в себя стопарь, - значит, слушай дальше. У меня в том отделении ментяра прикормленный есть, так он рассказал, что в материалы дела не включили одну маленькую подробность. Просто, чтобы не было лишних заморочек. А подробность такая. Водила видел - слушай сюда внимательно - видел стоявшую прямо рядом, в нескольких метрах, рыжую кралю. С железкой в руке. Понял?

- Рыжую кралю… - Червонец, похоже, понял, какой оборот принимает дело, и нахмурился уже по-настоящему, без притворства.

- Вот именно, - кивнул Кривой, - рыжую кралю красоты немеряной.

- Красоты…

- Ага, - Кривой облегченно вздохнул, увидев, что до Червонца наконец дошло.

- Так это, значит, действительно баба этого лабуха… - Червонец внимательно посмотрел на Кривого, - отвечаешь?

- А что мне отвечать? - Кривой пожал плечами. - Я тебе рассказал, передал, так сказать, информацию, а ты уже сам допер. И, между прочим, допер точно до того же, что и я. А что это значит?

- А это значит, - на лице Червонца появилось очень недоброе выражение, - это значит…

Он быстро налил себе водки и залпом выпил ее.

Кривой с удовлетворением посмотрел на Червонца и, повернувшись к браткам, внимательно слушавшим его выкладки, сказал:

- Слушай сюда, пацаны. У того лабуха из шалмана, которого Червонец завалил, шмара рыжая была. Красивая. И затаила она, как видно, зло на Червонца вашего. Зуб нарисовала. А Бастинда это дело просекла и решила из той рыжей душу вытряхнуть, протрезвить ее как следует. Пошла за ней, потом догнала на стройке, а та увидела, что дело жареным пахнет, и пристроила ее под грузовик. Примерно так.

- Ни хера ж себе, - Мокрый удивленно присвистнул, - это что же выходит? Мокруха? И мы, как петухи позорные, должны такое схавать?

- А где эта рыжая швабра сейчас?

- Так кто ж ее знает?..

Выпив еще по паре стаканов, братки окончательно уверились в том, что гибель Бастинды - вовсе не несчастный случай, а злой умысел и даже коварная подляна. И они решили отомстить так, чтобы содрогнулись небо, земля и потомки. Но для начала, понятное дело, следовало эту самую шмару рыжую прихватить и потрясти как следует. Вытрясти у нее всю правду из матки.

На том и порешили.