"Ключи от заколдованного замка" - читать интересную книгу автора (Бадигин Константин Сергеевич)

Глава тридцатая. ЗЕЛЕНЫЙ БРИГ СНОВА ПОДНИМАЕТ ПАРУСА

В феврале на индейском острове зазеленела трава. Появились первые весенние цветы. Солнце светило ярче и грело. В воздухе запахло водорослями и прелью от гниющих прошлогодних листьев.

Старейшины племени стали чаще собираться в большой бараборе. Оттуда доносились громкие голоса. Индейцы спорили, доходило чуть не до драки.

В дождливое февральское утро жителей поселка разбудил пушечный выстрел. Выглянувшие из домов индейцы увидели парусное судно.

Это был зеленый бриг капитана Роберта Хейли. Бриг стоял на якоре, матросы убирали на нем паруса.

По приказу вождя охотники стали грузить бобровые шкуры на баты. Погрузили на десять батов пятьсот превосходных шкур и двинулись к стоявшему на якоре бригу. Подойдя к борту, индейцы запели приветственную песнь, а Ютрамаки тем временем взобрался на палубу.

На шканцах его встретил капитан Роберт Хейли. В руках он держал большую подзорную трубу. Осторожный англичанин внимательно наблюдал за всеми действиями индейцев. Из кармана камзола торчала Библия.

— Здравствуй, Ютрамаки, ты ведь говоришь по-английски.

— Здравствуй, капитан.

— Ну, зайдем в каюту, выпьем по стаканчику рома.

— Что ж, я не против.

В каюте капитан налил по стаканчику себе и гостю.

— Ютрамаки, ты, наверное, единственный индеец, у которого есть штаны. Смотри-ка, шляпа и куртка, совсем европеец. Только вот не хватает сапог. Я давно хотел спросить, как вы, индейцы, можете совсем босыми ходить в лесу или по камням.

— Кто к чему привык, — уклончиво ответил Ютрамаки. — Мне было бы жарко носить столько одежды, сколько надето на тебя.

— Ну ладно, это к делу не относится… сколько привез мне бобровых шкур на продажу?

— Тысячу шкур.

— О-о-о, превосходно… Я тебе привез подарок, Ютрамаки, черного раба, молодого мужчину, у него черная кожа.

— Черного? Вот такого, как этот стол? — индеец указал на стол из черного дерева.

— Да, совсем такой. Наверное, еще чернее.

— Я тоже тебе приготовил подарок. Пойдем, капитан, посмотрим бобровые шкуры. Они на батах.

Чтобы лучше рассмотреть бобров, капитан вышел на шканцы и только успел наклониться, как вождь воткнул ему в грудь кинжал. Двумя выстрелами из пистолета он убил помощника — Ричарда Мейлза — и суперкарго.

Притаившиеся на батах индейцы бросились на бриг. Они как кошки карабкались по борту, помогая друг другу. На палубе началась свалка. Матросы успели выстрелить три раза из фальконета, но без всякого успеха.

Индейцы хозяйничали на бриге. Они доставали людей из кубрика, снимали с мачт, убивали и бросали в море. Англичане отбивались как львы. Индейцы падали, сраженные пулями, под ударами топоров и ножей. Матросы Том, Вилли и Джек сопротивлялись с особым упорством и уложили много врагов. Палуба была залита кровью и завалена трупами.

Через час сопротивление окончилось, англичане были уничтожены. Начался грабеж. Весь день из трюмов брига на берег перевозились всевозможные товары. Покойный капитан Хейли накупил в Кантоне много всякой всячины.

Слепцов и остальные русские мореходы, живущие в селении, не понимали, почему началась стрельба. Думали, что капитан обижает индейцев. Но когда воины привезли на первых батах скальпы и ром, Слепцов догадался, что произошло. Вечером началось великое празднество. Пели песни, ели и пили. Танцоры выходили в боевом убранстве, со скальпами побежденных, болтавшимися у пояса. Только через три дня закончился праздник.

— Слепцов, — сказал вождь Ютрамаки, утомленный плясками, — я убил много врагов и захватил богатую добычу. Об этом должен знать отец моей жены, великий вождь якутатского племени. Я хочу поделиться с ним ромом, ружьями и еще чем-нибудь.

— Хорошо, — сказал Тимофей Федорович. — Но зачем ты погубил столько людей? Ведь англичане отомстят тебе.

— Посмотри на крепость… Пусть только придут сюда бледнолицые, и я сумею обратить их в бегство.

Тимофей Федорович подумал, что англичане сами виноваты. Не надо было продавать оружие и порох индейцам. Правитель Баранов много раз предупреждал об этом английских и бостонских капитанов. Но обычно капитаны отвечали так: «Мы идем из дальних мест. У нас одна забота — хорошо заработать. Никто нам не говорил, что оружием здесь нельзя торговать, и мы будем менять и порох и пушки на бобровые шкуры, если это выгодно».

— Если ты хочешь поделиться с тестем, — сказал он, — это похвально. Родственников не надо забывать.

— Слепцов, я хочу поручить твоему начальнику и тебе привести бриг к селению отца моей жены. На нем я привезу подарки. Мы устроим опять праздник.

Тимофей Федорович сразу смекнул, что такой прекрасный случай нельзя упускать. Самое главное — добраться к своим. Но прежде всего выручить из плена русских и кадьякцев.

— Дело хорошее, — подумав, сказал он. — Но для того чтобы привести бриг к якутатскому племени, нужны все русские, находящиеся в селении… И еще трое, которые живут на соседнем острове.

— Знаю, что управлять парусами вдвоем нельзя. Я выкуплю русских и заставлю их работать на бриге. Можете жить на корабле. — Индеец испытующе посмотрел на Слепцова. — Но не думайте, что Ютрамаки глуп, как женщина. На корабль я посажу моих воинов, они будут жить с вами.

— Ютрамаки — мудрый вождь. Я говорил это всегда. Когда ты хочешь отправиться в путь?

Индеец показал пальцы одной руки.

— Через пять дней бриг должен быть в море.

Вождь Ютрамаки исполнил свое обещание. И все русские и кадьякцы из команды галиота «Варфоломей и Варнава», оставшиеся в живых, были им выкуплены и собраны в одном месте.

Капитанской каютой завладели Иван Степанович Круков и Елена Петровна… Они топили чугунный камелек и днем и ночью. И долго не могли насладиться теплом и уютом. Каюта была обставлена превосходной мебелью: стол, шкаф, кресла. В отдельной спаленке за занавеской обширная постель. В капитанской кладовке хранились запасы кофе, чая, сахара и, конечно, душистого рома самого высокого качества.

Иван Степанович отыскал морские карты и разный морской инструмент. В особом сундучке капитан хранил два хронометра. Был и добротный секстан, сделанный в Лондоне. Особенно Круков был рад мореходной тетради капитана Роберта Хейли. Тот был знающим и наблюдательным моряком, и записи его отличались большой точностью.

Перелистывая тетрадь, Иван Степанович нашел описание захода в Павловскую гавань, в Якутат, в Ситкинскую гавань и другие русские поселения. Тетрадь оказалась драгоценной находкой. На морской карте красными чернилами были отмечены индейские поселки, имена вождей и сколько там можно выменять бобровых шкур.

Приказчик Слепцов поселился в небольшой каюте помощника Мейлза и сочинял свои собственные записки. Остальные мореходы заняли места в кубрике, где раньше жили английские матросы.

Индейцы расположились в малом трюме, приспособленном для перевозки черных невольников. Там еще остались стальные наручники и колодки, сложенные в деревянном ящике у переборки.

Собравшись вместе, русские мореходы обрели уверенность. Каждый надеялся на скорое освобождение. Прежде всего промышленные отмыли кровь и грязь с палубы брига. Похоронили убитых англичан. Тимофей Федорович приказал осмотреть весь стоячий и бегучий такелаж и особенно тщательно паруса. Все оказалось в наилучшем порядке. Бриг всем понравился. Он был недавно построен и находился в умелых руках.

Теперь команда брига состояла из пятнадцати человек: одиннадцать русских, два кадьякца и две кадьякские женщины, подданные Российского государства.

Задымилась поварня, объявился умелец выпекать хлеб, благо в кладовках нашлось два десятка мешков белой муки.

В индейском поселке тоже шли приготовления. Опять призвали колдуна, и он предрек успешный поход. Все воины получили от вождя новые шерстяные одеяла. У каждого была деревянная маска, не пробиваемая пулей, и под плащом деревянные доспехи. Все воины вооружены отличными английскими ружьями, порохом, пулями. Раскраска была военная — черным цветом.

Через пять дней вождь Ютрамаки вместе с воинами перешел на бриг и расположился в большом трюме. Приближались индейцы к судну, как всегда, с песнями, обошли его три раза на батах, а уж потом взобрались на палубу. В трюм набилось около сотни индейцев, было тесновато, трюм пустовал только наполовину, там оставались товары, не нужные индейцам.

Ютрамаки приготовил подарки для якутатского вождя: несколько ящиков рома, порох и два десятка новых английских ружей.

Погода благоприятствовала плаванию. С попутным ветром Иван Степанович снялся с якоря и взял курс на залив Якутат.

Вечером бриг миновал остров, у которого в прошлом году потерпел крушение галиот «Варфоломей и Варнава». На острове Круков в первый раз увидел вождя Ютрамаки. Глядя на черные скалы, торчавшие из воды, Иван Степанович вспомнил, как все произошло…

«Буду умолять министра морских дел, — думал Иван Степанович, — позволить покинуть сии дикие места и приехать в родной Петербург. Император Павел умер. Может быть, великодушный Александр отменит несправедливое наказание? Самое тяжелое преступление можно искупить страданием, выпавшим на мою долю».

Бриг повернул на запад. Обойдя южную часть острова Чирикова, Круков положил курс вдоль острова на север. Ровно через сутки открылась приметная гора Эджкомб, вершина ее дымилась. Отсюда начинался Ситкинский пролив. Иван Степанович показал Слепцову гору Эджкомб.

— Я бывал на Ситке и знаю место, где построена крепость архистратига Михаила, — сказал Круков. — Не повернуть ли нам на нее?

— Нет, так делать нельзя, — не согласился Слепцов. — Может быть, крепость захвачена колошами. Тогда мы попадем в скверное положение: на корабле враги и на берегу враги.

— Да, ты прав, Тимофей Федорович.

— Значит, идем в Якутатский залив.

— Да, идем. Там наша крепость. Там живут русские. Но как мы избавимся от проклятого Ютрамаки?

— Ютрамаки вовсе не плохой человек, — отозвался Слепцов. — Когда придем на место, увидим, как поступить. Сейчас ничего не придумаешь.

Бриг «Провидение», наполнив ветром все паруса, немного накренясь на левый борт, продолжал свой путь на север.

Недалеко от поворотного мыса, над которым высилась гора Эджкомб, вахтенные увидели два индейских бата: они шли наперерез. Когда бриг поравнялся с батами, Круков увидел сидевших в них колошей. Они что-то кричали и показывали на Ситкинский пролив.

— Зовут на Ситку, — догадался Иван Степанович. — Думают, что на нашем бриге агличане.

— Вы правы, сударь. Теперь я еще больше уверен, что крепость захвачена колошами.

На следующий день вечером мореходы увидели глетчерные льды, плавающие у входа в Ледяной пролив.

На баке брига появился вождь Ютрамаки в сопровождении старого индейца с длинными седыми волосами. Вождь был в своем обычном наряде: в куртке, штанах и пуховой шляпе.

Старик долго присматривался к берегам и, когда увидел высокий ледник, спускавшийся к берегу, оживился и стал указывать на него вождю Ютрамаки… Берег был пустынен. В подзорную трубу Иван Степанович увидел узкую полоску песчаного пляжа, протянувшуюся вдоль подножия ледника. На песке он заметил огромные валуны.

— Вождь Ютрамаки нас проверяет, не иначе. Старик индеец был в здешних местах.

Вскоре бриг поравнялся с черным мысом, лишенным растительности. Его поверхность была покрыта большими камнями. К северо-западу виднелась скалистая осыпь и водопад, низвергавшийся с каменного уступа.

К вечеру ветер переменился, подул с запада. Парусник сбавил ход. Похолодало. Над свинцово-черным морем заклубились седые клочья тумана. Неслышно, будто крадучись, молочная пелена окутала со всех сторон парусник. Туман заставил насторожиться мореходов. Иван Степанович не покидал шканцы.

Промокли, отяжелели паруса, струнами натянулись снасти. Все судно покрылось крупными каплями влаги. Только море по-прежнему было тихим. Туман глушил звуки. Тишина нарушалась лишь всплесками воды за бортом.

По счислению до Якутатского залива оставалось всего десять миль. Иван Степанович решил дождаться прояснения погоды и лечь в дрейф.

В эту ночь мореходы не спали. «Что сулит завтрашний день, — думал каждый. — Может быть, завтра мы будем свободными, а может быть, все сложится иначе?..»

Елена Петровна тоже не спала. Она отложила в сторону английский роман о морских приключениях, оставшийся после капитана Хейли, и задумалась. Индейцев она не боялась и была уверена, что вождь Ютрамаки отнесется к ней благожелательно. Вот только если мужчины затеют драку с индейцами, тогда в нее может попасть шальная пуля. О-о, с нее довольно приключений. До конца жизни она сможет рассказывать родным и знакомым о том, что произошло за эти ужасные месяцы… Только бы ей добраться до Москвы. Теперь-то она не согласилась бы ехать с мужем в эти далекие места ни за какие коврижки. Это не значит, что она стала меньше любить своего мужа. Вовсе нет. Однако есть предел, через который женщине трудно переступить.

Ночью Тимофей Федорович Слепцов зашил свою драгоценную тетрадь в подкладку суконной куртки. Там было записано все, что перенесли промышленные с галиота «Варфоломей и Варнава». Потом приказчик и Иван Степанович, уединившись в рулевую рубку, долго обсуждали, что надо сделать для освобождения от индейцев.

С рассветом туман стал редеть, расходиться.

— Вижу берег! — закричал вахтенный. — Вон там, смотрите!

Словно по мановению волшебной палочки, туман растаял. Показалось синее небо. Мореходы увидели близкие берега, величественную гору Святого Ильи с заснеженной вершиной. Открылись поросшие лесом прибрежные равнины. Здесь был залив Якутат.

Раздалась команда капитана, промышленные поставили паруса, бриг быстро приближался к хорошо заметному входу в залив. Он подходил все ближе к утесистому берегу. Вот он миновал восточный входной мыс. Индейцы вылезли из трюма и разглядывали открывшиеся берега. Палуба огласилась громким разговором и гортанными выкриками.

— Там селение тлинкитов, — показал вождь Ютрамаки. — Видишь, где стоят два высоких камня?

Круков молча кивнул.

Промышленные по приказу Слепцова внимательно следили за индейцами: мало ли что могло прийти им в голову? Но все обошлось благополучно.

Бриг повернул на темнеющий впереди каменный мыс. Не доходя двух верст до индейского селения, Иван Степанович спустил на воду для промера глубин шлюпку, и бриг медленно двигался вслед за нею. На расстоянии одной версты отдали якорь.

Не медля ни минуты, индейцы спустили на воду свои баты, погрузили в них подарки.

— Ты будешь нас ждать, — сказал Ютрамаки Слепцову. — Когда мы вернемся обратно на наш остров, я отпущу всех русских.

— Хорошо, хозяин, но сколько дней тебя ждать?

— Три дня. — Вождь Ютрамаки показал три пальца.

С песнями и радостными возгласами индейцы отвалили от борта.

Ночью пошел дождь. Крупные капли вразнобой забарабанили по палубе. На лужах вздувались пузыри. Дозорный индеец, не шевелясь, как истукан, сидел на люке трюма, не спуская глаз с поселка. Казалось, ему безразлично, что проливной дождь промочил насквозь новое синее одеяло, в которое он был завернут. Ружье индеец держал на коленях.

Два морехода, подобравшись сзади, опрокинули воина и мгновенно связали веревкой руки и ноги. Рот ему заткнули туго свернутой тряпкой. Он не успел даже вскрикнуть. Индеец приготовился к смерти и больше не сопротивлялся.

Оставив на палубе двух кадьякских женщин для наблюдения, мореходы спустились в трюм и по сигналу Слепцова набросились на спящих индейцев. Воины сдались не сразу. Началась свалка, но вскоре прекратилась. Индейцы, связанные по рукам и ногам, с тряпками во рту рядышком лежали на дне трюма. Они таращили черные глаза и старались выпихнуть языком кляп.

— Обе шлюпки на воду, — скомандовал Иван Степанович.

Мореходы спустили шлюпки. В каждой был приготовлен запас провианта и по два бочонка пресной воды. Не теряя времени, тронулись в путь. Не больше мили прошли, как послышался чей-то истошный крик:

— Корабль вижу, корабль!

Все увидели выходивший из-за крутого мыса двухмачтовый парусник.

— Ура! Наши! — закричали мореходы.

Все стали махать руками и шапками. На паруснике заметили мореходов, дали выстрел из пушки.

Когда парусник подошел ближе, промышленные увидели надпись. На борту было написано крупными буквами: «Ростислав».

На шканцах Слепцов различил человека небольшого роста с подзорной трубой. Он был одет в меховую парку.

— Кабыть, Александр Андреевич Баранов, — обрадованно сказал он. — Дайте трубку, командир. Он и есть… Ура, ребята!

Это был Баранов. Уж месяц прошел, как он покинул Ново-Архангельскую крепость.

Правитель обрадовался до чрезвычайности. Когда шлюпки подошли к «Ростиславу», а мореходы забрались на палубу, он обнял и расцеловал каждого.

— Спасибо вам, родные, осчастливили старика. А то все несчастья да несчастья — и поворачиваться не успеваю… И одетые, и сытые, видать… А корабль чей? — указал он на зеленый парусник. — Похоже, «Провидение».

— Аглицкой, — ответил Слепцов и в коротких словах рассказал о последних событиях.

— Немедленно правь к бригу, — распорядился Баранов. — Надо все с него снять, а парусник сжечь. Нам бриг после воровского дела не надобен, а индейцам оставить нельзя. Это же крепость плавучая… Потом поговорим подробно, а сейчас за работу.

«Ростислав» подошел к бригу и встал рядом, борт о борт. Не теряя времени, мореходы снимали пушки и переносили их на «Ростислав». Захватили ядра и оставшийся на баке порох. Из большого трюма взяли все товары до последнего гвоздя. Все было нужно Баранову. Взяли превосходный компас, секстан, веревочный лаг и лот. Взяли запасные паруса и сняли паруса с мачт.

Александр Андреевич ходил по палубе довольный, потирал руки, смеялся.

На «Ростиславе» вкусно запахло печеным хлебом.

Когда с брига все было взято, что можно было взять, и погружено на русскую галеру, Баранов велел накормить индейцев. Каждому по очереди вынимали кляп и предлагали пищу. Но индейцы, словно по уговору, отказывались от всего. Даже от воды.

— Положите пленных на бат и оставьте в море. Когда парусник будет гореть, индейцы увидят и приплывут. Тогда и развяжут своих. Пленные за свои скальпы боятся.

Жалко было мореходам губить прекрасное судно. Но приказ надо выполнять. Парусник подожгли в нескольких местах, и он запылал, как сухой костер.

В подзорную трубу Баранов увидел, как засуетились в селении индейцы.

— Вот ударить бы сейчас по колошским родам, — злорадно предложил Иван Степанович. — Пушки есть, порох тоже.

— Зачем, ваше благородие, — с неодобрением посмотрел на него правитель. — Разве колоши дурно к вам отнеслись, лихо какое сделали?.. Не согласен, напрасно их обижать не будем. Нам с ними жить вместе. Ну, с богом, пошли. Вздымайте парус, ребята!

«Ростислав» развернулся и медленно набирал ход.

— К русской крепости правь, — распорядился Баранов и подозвал Слепцова. — Пойдем, расскажешь.

На своих приказчиков, грамотных и отважных, Александр Андреевич надеялся крепко. На приказчиках держались дела компании. Они находились рядом с командирами судов и правителями отделений главной конторы. Они вели счет промыслам, заведовали магазинами. Отвечали за расход компанейского добра. Из приказчиков назначались передовщики промысловых партий и начальники крепостей и редутов. Эти люди в большинстве своем были верными сынами России и, невзирая на суровые условия, работали не покладая рук.

— Горемыки вы, мои родненькие, — сказал Баранов, выслушав отчет Слепцова, и заплакал. — Разве деньгами оплатишь все страдания и адские труды ваши? — продолжал он, утирая слезы. — Не беспокойся, Тимофей Федорович, что на пай положено, все получите, так и промышленным скажи… А вот крепость новая меня тревожит. Отстроили мы ее заново, вооружили, кормов дали в запас, а начальника там нет. Без новой крепости жить нельзя, колоши наши партии на Ситку не пустят.

— Так, Александр Андреевич.

— Понимаешь, значит. Вот я хочу тебя начальником назначить, пока человека подходящего не найду.

— Тяжко, Александр Андреевич, после плена очухаться не успел.

— Очухаешься в крепости. Пока ты здесь, я буду спокоен. Индейцы тебя выучили сторожким быть.

Слепцов молчал.

— Возьми еще две пушки, порох. Муки возьми и еще чего хочешь из аглицких запасов. Людей пятерых возьми по выбору.

— Через год отпустишь, Александр Андреевич?

— Отпущу, со мной будешь работать… Ну, согласен?

Баранов протянул старческую руку с кривыми от вечной сырости пальцами.

— Раз надо, назначай. — Слепцов крепко пожал руку.

Александр Андреевич обнял приказчика. Поуспокоившись, он сказал:

— Бог услышал мои молитвы, наказал агличан. Сколько раз говорил капитану Хейли: не продавай колошам порох и ружья! Не продавай. Тем паче пушек. Так нет, за бобровые шкуры на все готов.

Баранов смотрел на американские земли и народы, их населяющие, как на собственность Русского государства, и как рачительный хозяин заботился о лучшем их устройстве.

— Я думаю, Тимофей Федорович, надо агличан и бостонцев приструнить. Их корабли в наших водах захватывать и промысел отбирать. Голыми руками того не сделаешь. Я просил господ акционеров прислать нам хотя бы два больших корабля с пушками и военной командой. Ежели пошлют, отучим нам на пятки наступать… А еще скажу: теперя я высокоблагородие.

Слепцов с удивлением посмотрел на правителя.

— Чего смотришь, словно баран на новые ворота? Удостоен государем императором.

— Ваше высокоблагородие, Александр Андреевич…

— Я не хочу, чтобы ты так меня называл. Но с господ офицеров я спрашиваю строго. — Баранов сжал сухонькие кулачки. — У нас худой год, в Ново-Архангельске два корабля офицеры утопили. И не знаю, то ли по промыслу божьему, то ли по пьянству. Скажи-ка, Тимофей Федорович, как штурман Круков себя показал?

— Как сказать, Александр Андреевич, штурман он хороший и не пьет вовсе, а к нашему делу не гож.

— Как так?

— Твердости в нем нет.

Тяжело груженный «Ростислав» подошел к новой крепости и отдал якорь. Приказчик Слепцов в шлюпке перебрался на берег и с присущей ему неугомонностью приступил к обязанностям начальника крепости и правителя всех компанейских дел в здешних местах.

Промышленные стали перевозить в крепость пушки, порох, ядра и все остальное, что необходимо для жизни людей.

Баранов остался один в своей каюте. После радостных, бурных встреч с вернувшимися из плена мореходами он почувствовал себя слабым, никому не нужным стариком, у которого все валится из рук, ускользает между пальцев.

«Но ведь я сделал не так уж мало для пользы отечества, — утешал себя правитель. — Прибыв в Америку, я принял в свое управление небольшую колонию русских на острове Кадьяк. Окрестные бобровые промыслы были истощены, а ведь от них зависело благополучие и проистекало богатство компании. Надо было двигаться дальше, на новые места, и я шел, не обращая внимания на трудности. А их было немало. От компании Лебедева — Ласточкина принял окрестности Кенайской губы и занял весь берег Чугачского залива, до устья Медной реки. Но и этого оказалось мало: бобры быстро исчезали. Двигаясь, дальше к юго-востоку, образовал поселок у горы Святого Ильи, потом в Якутате. Годами по разным причинам не получал помощи от компании и давно бы должен свернуть все дела и вернуться в Иркутск. Но я, как русский ванька-встанька, после неудач и поражений снова поднимался и начинал работать. Добывал корма для всех, кто работал в Америке на колонию, платил за меховой товар… Эх, сколько испорчено крови, сколько положено сил на добычу кормов, чтобы люди не померли с голоду! Люди болели, и не было лекаря. А я шел дальше, занял обширный остров Ситку с обильным бобровым промыслом и тем укрепил компанию… Основал при хорошей гавани Ново-Архангельский порт. Теперь Ново-Архангельск стал главным местом управления всеми колониями. Пространство российских владений от Кадьяка я увеличил к востоку на 550 миль . Только один бог знает, сколько трудов вложил я в каждую милю. Не раз я слышал из уст иноземцев и русских людей, что труд мой — пустая затея, что нет выгоды для России в занятии берегов Северо-Западной Америки: удержание их сопряжено со значительными издержками. Но если бы не Россия, то, наверное, Англия или Соединенные Штаты незамедлили давно бы занять сии берега, а уж они-то надеялись получить пользу и выгоды. Нет, верю я, что скоро расцветет в России купеческое мореплавание и суда, построенные купцами и ими управляемые, пойдут по всем морям. Вот тогда познают цену сих мест, на которые ныне столь мало обращают внимания».

Александр Андреевич тяжело вздохнул. Жизнь вечереет. Совсем еще недавно скорый на ногу, он с трудом поднялся с деревянного стула и открыл окно каюты.

Деревянная новая крепость перед глазами. Бревенчатые стены с бойницами и двухэтажный дом. На высоком шпиле русский трехцветный флаг. Несколько небольших хозяйственных строений… А вокруг на сотни миль пустынные берега и островки, покрытые хвойным лесом. И океан, густо населенный всякой живностью.

Александр Андреевич снова услышал несмолкаемый гул океана. Огромные темно-зеленые волны, наступавшие от юго-запада, с грохотом ломались о прибрежные скалы. Океан грозно звал к победам и новым завоеваниям.

После описанных в романе событий русские владения в Америке просуществовали еще около шестидесяти лет. В 1867 году Аляска была продана, и 18 апреля русский флаг в Ново-Архангельске был спущен и поднят американский.

Какова же судьба некоторых героев, действовавших в романе?

Николай Петрович Резанов рано ушел из жизни. Он удачно завершил свою миссию в Калифорнии. Его романтическое и достойное уважения знакомство с дочерью испанского коменданта Консепсией известно во всем мире. После возвращения из Сан-Франциско на «Юноне», нагруженной продовольственными товарами, он еще шесть месяцев провел во владениях Российско-Американской компании. В 1806 году Николай Петрович отправился из Охотска в Петербург сухопутьем через Сибирь. Не доехав до Красноярска, он умер. Похоронен в Красноярске. Его смерть разрушила многие планы компании.

Александр Андреевич Баранов провел безвыездно на Аляске двадцать восемь лет и, будучи в преклонном возрасте, захотел возвратиться на родину. 27 ноября 1818 года на корабле «Кутузов» Баранов отправился по морям и океанам в Петербург. Во время перехода Александр Андреевич заболел и, когда «Кутузов» шел Зондским проливом, внезапно скончался. Его похоронили по морскому обычаю, опустив в море вблизи острова Принцев. Никаких капиталов Баранов после себя не оставил.

Иван Федорович Крузенштерн после возвращения из кругосветного плавания быстро пошел в гору. Он успешно служил по Адмиралтейству, им написано несколько научных работ, составлены морские атласы. За 1809 — 1812 годы изданы его трехтомные записки о кругосветном плавании. С 1827 по 1842 год он был директором Морского кадетского корпуса, где заслужил уважение и добрую славу. Вышел в отставку в чине полного адмирала. Умер в 1846 году.

Юрий Федорович Лисянский был менее счастлив на морской службе. По возвращении из кругосветного плавания он был назначен командиром корабля и несколько лет прослужил в этой должности. Вышел в отставку в 1809 году в чине капитана 1 ранга. Он с трудом, за свой счет, издал превосходные записки о кругосветном плавании, где много места уделил описаниям Русской Аляски. Умер Ю. Ф. Лисянский в 1837 году.

Мало что известно о дальнейшей деятельности ученого московского купца Федора Шемелина. Он был главным приказчиком от компании во время кругосветного плавания. Вел дневник. В 1816 году в Петербурге издана его превосходная книга «Первое путешествие россиян вокруг земного шара».

Часть записок, где освещены события, разыгравшиеся на острове Нукигаве, не вошли в книгу. Рукопись, однако, целиком хранится в Публичной библиотеке в Ленинграде.

Мореход и землепроходец Тимофей Тараканов, человек незаурядный, приказчик Российско-Американской компании, выведен в романе под вымышленной фамилией Слепцова. Его воспоминания о кораблекрушении и плене у индейцев я отчасти использовал в книге. Тимофей Федорович в 1814 году еще раз побывает в плену у индейцев более южных широт и опять оставит для потомства интересные записки.

Наконец, Иван Александрович Кусков, ближайший соратник Баранова. В 1808 — 1819 годах он несколько раз совершал плавания в Калифорнию. В 1812 году им основана крепость на западном берегу Американского материка и земледельческое поселение Росс. Под его руководством русские промышляли зверя на всем калифорнийском берегу. Иван Александрович управлял поселением Росс до 1821 года, после чего возвратился к себе на родину в Тотьму, где и умер в 1823 году.

В материалах Российско-Американской компании, относящихся ко второму периоду работы правителя Баранова, автор обнаружил немало интересных событий, происходивших на Аляске и других местах. Но об этих событиях будет рассказано особо.