"Наследник" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 9

Ата-Армут и президентская

резиденция Карлыгач, 13 мая

Черный чемоданчик заверещал во время завтрака. Ел Каргин один, приказав накрыть в лоджии, и хоть еды было на четырех тарелках плюс чашка кофе, притащили ее три официанта и суетились у стола с таким усердием, что бутерброд в горло не лез. Каргин цыкнул на них и велел проваливать. Исчезли со скоростью звука – видно, помнили его вчерашнюю угрозу.

Кофе он все-таки успел допить. Новая привычка, связанная с семейной жизнью: в понятиях Кэти завтрак состоял из чашки кофе, апельсинового сока и пары тостов с джемом или сыром. Каргин же утром насыщался капитально, да и вообще отсутствием аппетита не страдал – очень полезная привычка, которую всякий офицер приобретает еще в курсантские времена. После недельных споров договорились: кофе и сок остаются, а тосты – побоку, вместо них яичница, ветчина, хлеб с маслом и что-нибудь еще, огурец или салат из капусты. Салат Кэти уже научилась готовить.

Вспомнив ее подвиги на кухне, Каргин улыбнулся и откинул крышку чемоданчика. Надо думать, Мэлори… В Калифорнии ночь, а коммодору не спится – наверно, руководящие указания нужны. Скажем, взрывать ракетный завод в Нанкине или не взрывать…

Но это оказался не Мэлори, а старый Халлоран. Дед… Его костистое лицо явилось на фоне темных небес, обрамленное звездами, словно он был Господом Богом или, как минимум, пришельцем из ядра Галактики.

– Ты в порядке, Алекс?

– Вскрытие покажет, – буркнул Каргин и тут же, устыдившись, перешел на английский: – В полном, сэр. Тут ни войны, ни мира нет, но если с Африкой сравнивать, то тишина и благодать.

– Не обольщайся, – проскрипел старик. – Колокола третьей мировой еще не грянули, но четвертая уже идет – война Америки со всей планетой за тотальное господство. Ты в этой битве участвуешь и должен делать на ней деньги.

– Я стараюсь, – сказал Каргин. – Просто носом землю рою.

Дед пошевелил рыжими с сединой бровями.

– Мышка рыла, рыла и дорылась до кошки… Рой, старайся, но будь поосторожнее. Теперь тебе надо быть вдвойне осторожным! Конечно, я твою задницу прикрою, но все же побереги себя.

«Горы сдвинулись, моря расплескались! – подумал Каргин. – Похоже, о нас проявляют родственную заботу… С чего бы? И это обещание задницу прикрыть… Каким образом, чтоб мне в Хель провалиться?!»

Он открыл было рот, но слово вылететь не успело, как старик произнес:

– Я тебе яхту подарю, океанскую яхту, а твоей супруге – колье и диадему Марии-Антуанетты.[39] Поздравляю, Алекс!

Глаза у Каргина полезли на лоб.

– Что… – прохрипел он, – что случилось? Меня сенатором избрали от штата Калифорния?

Халлоран – небывалый случай! – улыбнулся.

– А, ты еще не знаешь… Матери позвони.

Экран погас, а Каргин схватился за трубку телефона, соображая, сколько времени сейчас в Краснодаре, шесть или уже семь.

Мать, впрочем, уже была на ногах.

– Что там у вас произошло? – сдавленным голосом зашептал он. – Что вы от меня скрываете? Что…

В трубке раздался журчащий мамин смех.

– Мы не хотели тебя беспокоить… не были уверены… У Катеньки задержка, и вчера мы сделали анализ.

Каргин затрепетал.

– И что?

– Как выразился твой отец, счет в нашу пользу.

– Ты кому-нибудь сообщила? Деду, например?

– Тебе первому, если не считать нас троих. А дед… Я ведь с ним связаться не могу, Алешенька, а сам мне не звонит.

«Вот это номер! – мелькнула мысль у Каргина. – Мэлори хвастал, что есть у нас люди во Франции, в пустыне Сахаре и даже на Огненной Земле… Теперь, значит, и в Краснодаре имеются! Да еще какие информированные! Ходят, небось, по пятам, берегут, охраняют и о всякой мелочи докладывают… Хотя какая это мелочь! Дело хоть и семейное, но серьезное!»

Пару секунд он соображал, готов ли к роли отца, потом выдохнул в трубку:

– С Кэти я могу поговорить?

– Она еще спит, сынок.

– Ну, так поцелуй ее за меня. Я еще позвоню.

Каргин осторожно опустил трубку и невидящим взглядом уставился в светлое утреннее небо.

Бывают минуты, равные годам, когда человек стремительно взрослеет или стареет, отказывается от прежних мнений и идей, оценивает заново себя и свое место в Мироздании. Краткие мгновения, после которых ты уже не прежний, а иной, и эти перемены иногда пугающи, или радостны, или непонятны, и нужно время, чтобы разобраться, каким ты был и каким стал. Нечто подобное происходило сейчас с Каргиным, что-то рождалось в нем, что-то отмирало, и он, всматриваясь в туранские небеса, пытался сообразить, сколь велики потери и сколь значительны приобретения. «Теперь тебе надо быть вдвойне осторожным», – прошелестел в сознании голос Халлорана – подсказка, которой мудрая старость из века в век смиряет юный пыл.

Кажется, он начинал понимать.

Прежде он не колебался перед боем и твердо знал, что честь дороже жизни. Сейчас ситуация изменилась: сейчас была Кэти и будущий их ребенок, и жизнь Каргина принадлежала им. Точно так же, как жизнь Перфильева – его жене и дочери, и как, наверное, жизни остальных людей, Балабина, Азера, Флинта, Сергеева, достаточно зрелых, чтобы обзавестись потомством и принять за это полную ответственность. Жизнь на одной чаше весов, долг, честь, победа – на другой… Всегда ли эквивалентен обмен, всегда ли нужен? Это оставалось неясным, зависящим от обстоятельств и конкретных целей. Каргин чувствовал, что не может ответить на этот вопрос, и, более того, подозревал, что ответа просто не существует. Такие колебания не означали, что он утратил отвагу и решимость; они лишь были свидетельством того, что он становится старше и мудрее.

Зазвонил телефон, трубка рявкнула голосом Перфильева:

– Спускайся! Шутюр-баад[40] у подъезда! А в холле – рота пишущей братии!

Каргин сунул за пазуху футлярчик с дарами для президентской супруги, вышел и двинулся к лифту. Василий Балабин и Рудик пристроились за ним, кабинка поползла вниз, дверцы распахнулись.

Холл и правда был переполнен – фотокорреспонденты, телевидение, репортеры с микрофонами, местные газетчики, французы, турки, россияне и даже вроде бы один японец. Разноязыкая скороговорка, вспышки блицев и множество знакомых физиономий. Пробираясь вслед за Балабиным и Рудиком через эту толпу, Каргин приветственно делал ручкой, бросал короткие реплики и ослепительно улыбался. «Аргументы и факты», «Гарем», «Пари матч», «Туран гази», «Туран ватан», мадам Гульбахар из «Туран бишр»… Бак Флетчер, с огромным синяком под глазом, держался за чужими спинами, но тоже тянул микрофон.

– Мистер Керк, два слова… даже одно… вы направляетесь к президенту?

– Да.

– Кто инициатор этой встречи?

– Обе стороны, мадам.

– Главный обсуждаемый вопрос?

– Я уже говорил на пресс-концеренции: экспорт груш из Турана.

– Прошу вас, будьте серьезны!

– Я серьезен, как покойник.

– Будет рассматриваться вопрос о туранской нефти?

– Возможно.

– О туранском никеле?

– Не исключено.

– О меди?

– Медь вашу так! – пробормотал Каргин. – Кому она нужна, эта медь? Весь мир потребляет дешевый металл из Чили!

У самого порога к нему пробился Савельев, спецкор «Известий», и, тяжело отдуваясь, подмигнул:

– Дело касается российской военной техники?

Каргин подмигнул в ответ:

– Никоим образом. Мы собираемся обсудить идею насчет монумента… Помните – большой скала Ак-Пчак у самого лэйк?

Он вышел на улицу, к Перфильеву. У подьезда, прямо на тротуаре, стоял огромный белый «кадиллак» пятиметровой длины, а за ним – джип с хмурыми, разбойного вида крепышами, вооруженными до зубов. Задняя дверца машины была распахнута, и около нее переминался тощий, интеллигентного вида господин в светлой тройке и при галстуке.

– Что-то ты сегодня сияешь, – сказал Перфильев, пристраиваясь сбоку. – Шутюр-баад понравился?

– Что я, президентских тачек не видал? Это личное, личное… Как ты думаешь, колье Марии-Антуанетты Кэти подойдет?

– А! С женой говорил, наобещал подарков! – Лицо Перфильева приняло озабоченное выражение. – Прошку вызволим, я своей тоже что-нибудь куплю… Не привезешь, такое будет!

Господин в светлом поклонился.

– Райхан Ягфаров, советник президента по внешним связям… Я вам звонил, досточтимый ага, и буду вас сопровождать.

Ягфаров Каргину понравился. Лицо у него было тонким, благородным, как на персидских миниатюрах, а в глазах таилась печаль – та, что бывает не от горя, а от мудрости. Он протянул руку и сказал:

– Можно без аги. Меня зовут Алекс, а это – Владислав Перфильев, шеф российского отделения нашей корпорации. С нами два телохранителя. Поместимся, Райхан?

– Поместимся, Алекс, – вымолвил Ягфаров, пожимая ему руку. – В этой машине можно вывезти на пикник всю мою бывшую кафедру. – Вздохнув, он добавил: – Секьюрити ваши, в общем-то ни к чему – видите, с нами сопровождение.

– Подозрительные рожи, – вполголоса пробормотал Перфильев, косясь на джип.

– Чеченская гвардия туран-баши. Называется так – чеченцев в ней поменьше, чем саудитов, турок и сирийцев. Ну, поехали!

Они расположились втроем на заднем сиденьи, Балабин с Рудиком сели напротив, пронзительно взвигнул клаксон, разгоняя толпу репортеров, и машина плавно выкатилась на Рустам-авеню. Джип с гвардейцами держался сзади. Промелькнули знакомые здания министерств, посольств и отелей, витрины бутиков и ресторанов, плакаты с изображением туран-баши, затем площадь с правительственными дворцами, фонтанами, розами и галереями в виноградной лозе, большая мечеть, облицованная голубыми и зелеными изразцами, шумный восточный базар. «Кадиллак» миновал предместья и выехал на трассу, ведущую в аэропорт. Теперь с одной стороны тянулась нитка трубопровода, а с другой – решетчатые мачты с проводами.

– Сейчас повернем, – сказал Ягфаров, и машина послушно свернула на ухоженную магистраль, тянувшуюся серым асфальтовым потоком среди зеленой степи. – Правительственное шоссе, прямо к резиденции «Карлыгач», – пояснил советник. – Контролируется с земли и с воздуха.

Будто подтверждая его слова, в небе застрекотал вертолет.

– Серьезно дело поставлено, – пробормотал Перфильев и оглянулся на джип с гвардейцами.

Советник кивнул.

– Наш президент уделяет особое внимание вопросам личной безопасности. Кстати, Алекс… Если хотите, мы можем беседовать на английском, французском или немецком, а также, – Ягфаров испустил глубокий вздох, – на любом из романских или скандинавских языков.

– Нет необходимости, Райхан, русский – мой родной. – Каргин заглянул в печальные глаза советника и спросил: – Сколько языков вы знаете?

– Шестнадцать, считая с фарси, турецким и арабским. Я занимался лингвистикой… точнее – сравнительным анализом средневековой восточной и европейской поэзии. Кафедрой заведовал в университете… пока ее не разогнали…

– Почему?

Ягфаров пожал плечами.

– За ненадобностью. Чего у нас только не разогнали по этой причине…

Явный диссидент, мелькнуло у Каргина в голове, а служит чиновником, и не последнего разбора! Он вытянул ноги и усмехнулся.

– Но вы, Райхан, не проиграли – советник президента много выше, чем заведующий кафедрой! Вас привело на эту должность знание многих языков?

Глаза Ягфарова стали еще печальнее.

– Нет, Алекс, не в языках и знаниях дело. Я имею честь относиться к клану президентских родственников, и, по существующим обычаям, обязан ему служить. Так же, как все остальные. Я… – Он принял сосредоточенный вид, пытаясь, очевидно, вычислить степень родства. – Я племянник жены его троюродного брата Сабира Каюмовича Усманова.

– Знакомое имя, – произнес Каргин.

– Уже наслышаны? Он на оборонном заводе директорствует.

На горизонте вставали горы. Степь по-прежнему была плоской и ровной, и потому казалось, что горные вершины возносятся над ней на недосягаемую высоту, упираясь прямо в небо и как бы поддерживая его бирюзовый свод зелеными, поросшими сосновым лесом хребтами. Но это являлось иллюзией; горы были невысоки, метров пятьсот-семьсот, не больше, но все-таки горы, а не холмы.

– Природный феномен, – сказал Ягфаров. – Скальные массивы прямо в степи, меж ними – четыре озера, лес, прохлада, целебный воздух. Спецсанаторий здесь был с кумысолечебницей, а также одна из дач генсеков. Т е х еще генсеков… Хрущев наведывался, Брежнев приезжал… Дача теперь и есть резиденция Карлыгач, а санаторий стал гостиницей для приближенных. Кое-что переделали, убавили или добавили… В общем, увидите сами.

Над их автомобилем пролетел еще один вертолет. «Ми-8» отметил Каргин и спросил:

– Какова программа встречи?

– Сугубо неофициальная. Познакомитесь с высшим руководством, побеседуете, затем – прогулка у озера и обед, после чего вас примет туран-баша. Я буду вашим бессменным гидом.

Дорога вильнула и пошла вверх. Слева и справа поднялись живописные скалы, засверкал радугой водопад, потом ущелье сузилось и впереди показались глухие стальные ворота, перегораживающие шоссе от края до края. Они разошлись, машина и джип медленно скользнули в узкую щель, чья-то бородатая физиономия, подпираемая автоматным стволом, заглянула в кабину, чья-то ладонь гулко стукнула по багажнику. Джип остановился, белый «кадиллак» поехал дальше, по дороге, огибавшей озеро хрустальной чистоты. Над ним поднимались огромные сосны с оранжевыми стволами, а на другом берегу раскинулся парк с комплексом белых и желтых строений – видимо, бывшим санаторием.

– «Карлыгач», – сказал Ягфаров, когда машина остановилась перед одним из зданий, двухэтажным и довольно большим, с террасой, тянувшейся вдоль второго этажа. Сравнив его с дедовой виллой на Иннисфри, Каргин решил, что по части роскоши генсекам все-таки миллиардеров не обскакать. Что немудрено: генсеки, как-никак, являлись слугами народа, а миллиардерам сия дымовая завеса была ни к чему.

Каргин с Перфильевым вышли. Автомобиль развернулся.

– Ваши люди смогут отдохнуть в одном из павильонов, – пояснил Ягфаров. – Транспорт подадут в шесть вечера. Прошу вас, Алекс и Владислав, следуйте за мной.

Они поднялись на просторную эспланаду, где полукругом стояло десятка три человек, пожилых и молодых, и начали обходить их, пожимая руки, выслушивая цветистые пожелания благополучия и здоровья, а также шепот Ягфарова, сообщавшего, кто тут эмир министр, кто ага депутат Курултая, кто доблестный сераскер, и кем все эти личности приходятся туран-баши. Тут были кузены, двоюродные, троюродные и внучатые племянники, родичи со стороны супруги и родичи родичей – словом, никто из близких не был обижен и обделен. В центре шеренги нашелся старых знакомец Чингиз Мамедович, встретивший Каргина распростертыми объятиями, а рядом с ним – брат Курбанова Дамир Саидович с младшим сынком Саидом. Старший, Нури, все еще оставался в Ницце и, вероятно, поправлял здоровье на пляжах, в борделях и кабаках.

Вместе с толпою родичей Каргин и Перфильев двинулись к дому, вошли в овальный зал, убранный коврами и портретами туран-баши, и сели у круглого стола. Стол предназначался для самых именитых – Таймазова, президентских брата и племянника; прочие разместились в креслах вдоль стен, соблюдая четкую, установленную свыше и хорошо усвоенную иерархию. Снова обиенялись вежливыми пожеланиями удачи и здоровья, затем Дамир Курбанов с приятной улыбкой спросил:

– Первый раз в Туране?

– Первый, ага. – Ответ был чистой правдой – в период службы Каргина-старшего в Кушке эта республика называлась иначе.

– Дамир Саидович – бейлербей Дивана, – прошептал сидевший сзади Ягфаров. – Обращайтесь к нему ага бейлербей. Желательно добавлять «пресветлый».

– Ну, а какие впечатления?

– Дивные края, пресветлый ага бейлербей, изобильные, щедрые, воистину благословенные аллахом. Богатейшие ресурсы, теплый климат, плодородные земли, море, рыба, кумыс и, разумеется, нефть… А люди, какие люди! Думаю, люди, которых я встретил здесь, главное ваше богатство… – Сидевшие у стен начали переглядываться с довольными улыбками, Перфильев иронически хмыкнул, но Каргин, не меняя тона, продолжал: – Однако я вижу ряд проблем, с которыми вы, очевидно, уже столкнулись. Естественная вещь – распад огромной империи не происходит без последствий, а они особенно заметны на периферии. Крым, Кавказ, Приднестровье, Балтия и, разумеется, Туран, со всем, что его окружает… Территория у вас как у Франции, но население менее трех миллионов, и отток его продолжается. В горах – разбойники, а где рабочие руки? Где армия, способная защитить страну? Ваши южные рубежи охраняют российские пограничники, а за этими рубежами – беспокойный Афганистан и Иран с шестидесятимиллионным населением. Вспомним также про восток и север, про Узбекистан и Казахстан – в любой из этих держав народа в пять раз больше, а за морем, в Азербайджане, больше вдвое. – Каргин посмотрел, как увядают улыбки на лицах президентских родичей, и закончил: – Не уверен, что в таком окружении вы сохраните независимость. Пирог у вас пышный, большой, но едоки вокруг больно голодные!

Наступило молчание, потом кто-то у стены пробормотал:

– СНГ… Россия гарантировала нам…

– Не вам, – жестко сказал Каргин. – Турану!

Дамир Курбанов посмотрел на сына и шевельнул бровью.

– Не будем о России, – произнес Саид. – Россия далеко, и мы не желаем делиться с ней своей независимостью. Кроме того, Россия бедна.

Он собирался сказать что-то еще, но Таймазов перебил племянника туран-баши.

– Мы нуждаемся в других партнерах, мистер Керк, более богатых и более динамичных. В меньшей степени приверженных идеям демократии.

– Соединенные Штаты – демократическая страна, – заметил Каргин.

– Ну, и дай ей аллах! Я говорю не стране, а о вашей ХАК или любой другой транснациональной корпорации – они, как это ни удивительно, ближе нам по духу. Единоначалие, глобальный контроль, наследственная власть, строгая подчиненность… Вам не приходило в голову, мистер Керк, что западные фирмы в сущности организованы по принципу восточных деспотий?

– Ясен день, и этот в ханы метит, – тихо пробормотал Перфильев. – Вот плесень лиловая!

Саид, ревниво покосившись на Таймазова (Чует конкурента! – подумал Каргин), тут же вмешался, стараясь перехватить инициативу:

– Бесспорно, нам требуются союзники, готовые вложить в Туран финансовые средства, поддержать тем самым существующую власть и укрепить обороноспособность страны. Думаю, эти инвесторы не ошибутся – наш сырьевой и даже технический потенциал высок, так как от прежних времен осталось многое, вплоть до новых военных разработок… – Он значительно усмехнулся. – Надеюсь, вы сознаете, мистер Керк, сколь широки и неожиданны могут оказаться эти перспективы?

– Вполне, – сказал Каргин.

– Кроме западных фирм есть и другие заинтересованные стороны, – добавил бейлербей Курбанов. – Не все страны третьего мира бедны. Скажем, арабы из…

Он замолчал, наткнувшись на предостерегающий взгляд Таймазова.

– Араб арабу рознь, – произнес Каргин, не спуская глаз с Курбанова. – Кого вы имеете ввиду, ага? Египтян, сирийцев, саудитов? Ливию, Алжир или Ирак? Возможно, Эмираты? – Заметив, как дрогнул краешек рта бейлербея, он с безразличным видом откинулся в кресле. – Ну, эти конкуренты нам не страшны. Одни слишком бедные, другие слишком агрессивные и потому находятся под контролем, а что до стран ОПЕК, то в них мы вложили изрядные деньги и обладаем там кое-каким влиянием.

«Эмираты, – мелькнуло у него в голове, – точно, Эмираты! Денег у шейхов немеряно, чего ж не вложиться в оружейный бизнес? Опять же там нефть и здесь нефть…»

Бейлербей с натугой откашлялся.

– Мы не информируем другую сторону о контактах с вами, и будет справедливо, если арабы останутся просто арабами. Так сказать, без конкретики…

– Не возражаю, – кивнул Каргин. – Я говорил уже светлому эмиру, – поклон в сторону Таймазова, – что ХАК готова предоставить двести миллионов. Возможно, и больше… Но деньги – это только деньги. Что нужно еще?

– Об этом скажет Сабир. – Курбанов повернулся, отыскал взглядом среди сидевших у стены дородного мужчину в годах и повелительно махнул рукой. – Говори, Сабир! В чем нуждаешься?

Тот поднялся.

– Усманов, мой дядя, – прошелестел за спиной голос Ягфарова.

– Нужен металл, прокат, различные комплектующие – список примерно на четыреста позиций… Но это не главное, это, хвала аллаху, подождет. Нужны специалисты!

– Какие и сколько? – спросил Каргин.

– Программисты самого высокого класса, не меньше десяти… инженеры-электронщики, вдвое больше… еще эти… как их… специалисты в области стратегии и тактики, для разработки алгоритмов. Мы, конечно, можем купить их в России, но лучше, если это сделаете вы.

– Будет не так заметно, – подмигнув, пояснил Таймазов.

– ДМУО хотят раскурочить, хорьки трахнутые, – буркнул Перфильев. – Обманем, Леха?

– Разумеется, – произнес Каргин, и это было ответом и Владу, и светлому эмиру. – ХАК предоставит деньги, сырье, комплектующие и специалистов, но на условиях, которые я обсуждал с Чингизом Мамедовичем: контрольный пакет, плюс демонстрация ваших достижений, плюс президентские гарантии. Для финансирования проекта я выбрал Второй президентский банк.

Саид расплылся в торжествующей улыбке, а Курбанов тут же спросил:

– Почему не Первый?

– С ним возникли сложности, – неопределенно ответил Каргин. – Если хотите, обсудим их за обедом.

Намек был понят, и сидевшие у стен и за столом начали вставать. Вероятно, дальних родичей к обеду не пригласили – они прощались один за другим, осыпая гостей пожеланиями бриллиантового счастья, рубиновой удачи и изумрудных успехов. При упоминании изумрудов Каргин сунул руку за пазуху и убедился, что футлярчик во внутреннем кармане пиджака никуда не исчез. Мысль его тут же переметнулась к другим драгоценностям, принадлежавшим некогда Марии-Антуанетте, и, проследовав этой тропинкой, добралась до милой ласточки, ждавшей его в Краснодаре.

– Ты что лыбишься как Дед Мороз после третьего стакана? – шепнул ему Перфильев.

– Дипломатический этикет, – откликнулся Каргин. – Гость обязан приятно улыбаться.

В сопровождении Ягфарова они спустились в парк на озерном берегу. Деревья в нем стояли просторно, кусты были пострижены по пояс, лужайки засажены травой, а главным украшением служили затейливые цветники, клумбы и павильоны с крышами на тонких резных столбиках. Парк, вероятно, был разбит еще в советскую эпоху и, с точки зрения военного искусства, продуман безукоризненно: местность просматривалась в любом направлении, и никакой злоумышленник не подобрался бы тайно к высоким лицам. Главной достопримечательностью являлся розарий, где уже наливались тугие алые, пурпурные, белые и желтые бутоны, распространяя вокруг пьянящий аромат. Унюхав его, Каргин вспомнил о Праге, тонувшей в запахах сирени, и повернул к розовым кустам.

– Не торопитесь, – сказал Ягфаров, посмотрев на часы. – Осмотр розария – ровно в два пополудни. Так компетентные люди посоветовали.

– Почему?

Советник президента пожал плечами.

– Не знаю, как объяснить, Алекс, я ведь лингвистикой занимался, а не ботаникой. Возможно, в самое жаркое время розы пахнут сильней и приятней? А пока давайте осмотрим вот это заведение. – Советник вытянул длинную руку, показывая на одноэтажный домик в мраморной плитке. У домика не было окон, только двери из темной лакированной древесины, и стоял он наособицу, среди засыпанного песком пространства.

– Вход в подземный бункер? – осведомился Перфильев.

– Нет, президентский туалет. – Ягфаров повел их к домику, поясняя на ходу: – Должен заметить, что московских гостей в «Карлыгач» не приглашают, а встречаются с ними в Армуте или в других резиденциях. То, что вы сюда попали – знак доверия и уважения, либо признание того, что вы, Алекс, хозяин ХАК, и вы, Владислав, ее служащий, собственно уже не русские или, в крайнем случае, русские самой новейшей формации. Так сказать, рашен американской выпечки.

– Это вы к чему, Райхан?

– Зайдем, увидите и поймете.

Они зашли. В светлом, облицованном бежевым кафелем помещении, стояли три художественных унитаза, три огромные лепные башки: одна в золоченой фуражке генералиссимуса, другая голая и лысая, а третья – с темной шевелюрой и широкими разлапистыми бровями. Напротив них тянулся ряд писсуаров, которых было гораздо больше, и каждый изображал чье-то знакомое или полузнакомое лицо, памятное с детства. Члены Политбюро, догадался Каргин, с изумлением разглядывая эту выставку.

– Вот так мы любим Россию, – с горькой улыбкой произнес Ягфаров. – Желаете облегчиться? Можно фуражку откинуть с генералиссимуса или в этого, в бровастого…

– Это не Россия, – сказал Каргин, покачивая головой и отступая к порогу, – это ее прошлое. Мы причастны к нему гораздо меньше, чем ваш президент.

– Согласен с тобой, – ухмыльнулся Перфильев. – Одного унитаза тут явно не хватает. Или писсуара… На унитаз ваш нынешний не тянет.

Ягфаров хихикнул.

– Не тянет, конечно, не тянет! Но будьте к нему снисходительны: то, что вы видите здесь, всего лишь лечебная психотерапия, попытка совладать с давними комплексами страха, зависти, унижения и затаенной злобы… Свирепой злобы и еще не позабытой! Вы молоды, и вы, возможно, не понимаете, что те, кому за пятьдесят, как вашему покорному слуге, принадлежат не Турану и не России, не Грузии или Украине, а Советскому Союзу. Мы, старшее поколение, в нем родились, мы пропитаны прошлым, и с этим ничего не поделаешь.

Они обогнули туалет и медленно двинулись к розарию. Неширокая, усыпанная песком дорожка шла по берегу озера, мимо небольшого пляжа, пристани с лодками и настила на поплавках под тентом, который покачивался метрах в пятнадцати от берега. Там виднелись шезлонги и столики, а на самом краю сидели два гвардейца и, изнывая от скуки, щелкали затворами автоматов.

Кусты роз были рассажены на пологом горном склоне, и эта территория, как и лужайки и санаторные здания за ней, просматривалась прекрасно. Каргин видел, как от ближнего корпуса кто-то идет, тоже направляясь к розовым зарослям – два человека впереди и двое сзади. Один из лидеров, молодой парень, был в джинсах и рубашке, другой – в просторной белой хламиде, с платком, наброшенным на голову и плечи; пара в арьергарде была одета точно так же.

– Гости туран-баши, – пояснил Ягфаров. – Наверное, тоже хотят полюбоваться розами.

– Точно в два часа?

– Почему бы и нет? С ними, кстати, Баграм, мой помощник. Чувствуете, какие запахи? Ах!.. – Ягфаров, с выражением блаженства на лице, втянул носом воздух. – Наверное, в садах аллаха не пахнет слаще…

Каргин молча согласился с ним, шагая мимо кустов с полураскрытыми бутонами. Кремовые розы, светло-алые, желтые, багряные, кирпичного цвета, пурпурные, красные, как кровь, и белые, точно первый снег или оперенье лебедя… У белого куста они сошлись с командой, вступивший в розарий с другой стороны.

Человек в хламиде и платке, смуглолицый, темноглазый, с аккуратной бородкой, вежливо поклонился.

– Да прольется на вас благословенный свет из глаз аллаха, – произнес он на английском и приложил руку к сердцу. – Азиз ад-Дин Абдаллах ибн-Сирадж.

– Пусть ваша жизнь будет подобна этому саду, – Каргин в ответ тоже склонил голову. – Мое имя короче: Алекс Керк.

Кивнув, Азиз ад-Дин важно проследовал к пурпурному кусту и остановился, слушая объяснения парня в джинсах. Два его спутника, таких же смуглолицых и темноглазых, прошли мимо с застывшими физиономиями, не глядя по сторонам. Охранники, понял Каргин.

– Арабы! Точно, арабы! – Влад повернулся к Ягфарову. – Хотели нам их показать? А им – нас? Случайная встреча конкурентов, и цены растут… Так, Райхан?

Ягфаров отвел глаза.

– Думайте, что хотите, Владислав. Я человек подневольный… Сказано, показать розарий, я показал, а что до всего остального… – Он произнес певучую фразу на персидском, затем перевел: – Увы! Беспомощны все наши знанья перед великой тайной мирозданья!

– Это откуда?

– Это из Фирдоуси. «Шах-наме», глава «Рустам и Акван-див», строфа третья. Ну, не пора ли нам обедать?

Обедали в той же комнате на первом этаже, за тем же круглым столом. На эспланаде перед домом, явно поджидая гостей, прогуливался Дамир Курбанов, и вид у него был озабоченный и хмурый. Взяв Каргина под локоток, он отвел его в сторону и, тревожно озираясь, зашептал:

– Мы обедаем с моим почтенным братом и его супругой Нестан-ханум… неудобно может получиться… вы уж скажите, ага, что за проблемы с Первым президентским?

– Ничего ужасного, – успокоил его Каргин. – В нашей корпорации заведен такой порядок: любым финансовым контактам предшествует сбор сведений о предполагаемом партнере. Так что пришлось поинтересоваться вашими сыновьями. Надеюсь, это вас не обижает, пресветлый бейлербей?

– Нет, клянусь аллахом! Вполне естественный деловой интерес… Так что же?

– Отзывы о Саиде положительны, однако Нури…

– Что – Нури? – Глаза Курбанова беспокойно забегали. – Что еще натворил этот бездельник?

– Ну, понимаете… – Каргин доверительно понизил голос. – Он, как вам известно, сейчас отдыхает под Ниццей, и какие-то безответственные мерзавцы втянули его в шоу-бизнес. В съемку фильма ужасов, если говорить точнее.

– Он финансирует этот фильм?

– Если бы! Выступает в качестве актера, в одной из заглавных ролей. Мне передали запись, где он висит над бассейном с акулами или кайманами, причем абсолютно голый! Вы понимаете, что после этого…

Бейлербей побледнел и вцепился в рукав Каргина.

– Моча ослиная! Помет шелудивого ишака! Мой брат… если он узнает… особенно его супруга и этот хлыщ Таймазов…

– Не беспокойтесь, пресветлый, сведения «топ сикрет», не для широкого распространения. Но у меня к вам тоже есть вопрос. Это утреннее заседание Дивана… Признаюсь, я не рассчитывал на столь многолюдное сборище. Зачем оно?

Курбанов оживился.

– Традиция, мой бриллиантовый ага, традиция! Не важно, кто и что говорил, решение все равно за моим почтенным братом. Важно другое: люди посмотрели на вас, вы посмотрели на людей… Теперь все вас знают, и вы, надеюсь, кое-кого запомнили.

Демонстрация могущества клана, понял Каргин. Родичи-министры, родичи-депутаты, родичи-директора… Может быть, и в оппозиции есть родичи? Залог успешного правления – иметь среди противников тайных друзей и покупать диссидентов… Таких, как Райхан Ягфаров.

Курбанов-младший и Таймазов отсутствовали – видимо, дела призвали их в город. Стол, у которого сновали четверо прислужников, ломился под тяжестью блюд с жарким и пловом, кувшинов с шербетом, винных бутылок и дорогого хрусталя. Кресла, что находились у стен убрали, а у стола добавилось еще одно, похожее на трон, с высокой резной спинкой и гладкими подлокотниками. И прибор тут стоял особый, тонкого фарфора с синей росписью, а при нем – серебряные вилки, ложки и нож с маленькой короной на рукояти.

– Дар британского посла, – шепнул Ягфаров. – Память о тех временах, когда…

Дверь отворилась, звуки национального гимна заглушили Ягфарова, и в комнату вошел туран-баша с супругой. Первая леди была в том возрасте, когда о женщине говорят: она неплохо сохранилась. Да и сам президент был еще орел: волосы хоть и седые, но густые, щеки слегка обвисли, но линия рта жесткая и твердая, взгляд повелительный, и на лбу – пара морщинок; конечно, от забот о народном благе. На его лице читалась многолетняя привычка к власти, и Каргин невольно принялся вспоминать, кем был этот человек, какие посты занимал и кого воочую видел. При Сталине – секретарь райкома комсомола в Армуте, при Хрущеве – директор медно-никелевого комбината, затем, уже в Москве, сотрудник международного отдела ЦК КПСС, замначальника, начальник отдела. При Брежневе – член ЦК, член Политбюро, министр иностранных дел, а после Брежнева – первый секретарь в родимых палестинах, туранский царь и бог. Где-то по дороге в гору он прихватил звание академика, членство в Союзе писателей (баловался стихами) и молодую жену. В общем, туран-баша являлся человеком многогранным, творческим, и Каргин не удивился бы, узнав, что изваяния в туалете выполнены лично им.

Президент уже двигался к нему с самой сердечной улыбкой. Они обменялись рукопожатием.

– Моя супруга Нестан. – Голос у туран-баши был слегка дребезжащий, но еще сильный.

– Владислав Перфильев, топ-менеджер моей корпорации.

– Достойные люди – украшение стола, – произнес президент, и они уселись. Мадам Курбанова, благоухавшая парижскими духами, оказалась рядом с Каргиным. Он налил ей вина, она положила ему кусочек павлиньей грудки, и некоторое время разговор вращался вокруг кулинарно-парфюмерных тем, воспоминаний о Париже, Риме, Ницце и других местах, которые ему и ей случилось посетить. Беседа была непринужденной, светской, и портило ее лишь одно: при каждом упоминании Ниццы Дамир Курбанов вздрагивал и что-нибудь ронял под стол.

Когда перешли к десерту, кофе и шербетам, туран-баша многозначительно откашлялся и произнес:

– Я в курсе ваших контактов, мистер Керк, с моим министром обороны. Надеюсь, они развиваются в правильном направлении?

– Есть некоторый прогресс, – с уклончивой улыбкой ответил Каргин. – Начали мы с малого, но, возможно, дойдем и до серьезных проектов.

– Например?

«Прродай перрсам оррудия!» – прозвучал беззвучный голос Халлорана, и Каргин, усмехнувшись, произнес:

– Ну, можно было бы перевооружить туранскую армию по натовским стандартам. Танки «Абрамс», «Челленджер» и «Леопард», вертолет «Апач», истребитель «Еврофайтер», транспортник «Оспрей», эскадрилья «Стеллсов» и, для полного комплекта, палубная авиация.

Президент развеселился, захихикал, а вслед за ним, будто двойное эхо, рассмеялись Нестан и бейлербей.

– Хорошая идея! В русле тех, про которые вы упомянули на своей пресс-конференции… Что там с моим памятником на берегу Кизыла? Еще не ваяют?

– Вот эта мысль, Саид, как раз была неплохой, – сказала мадам Курбанова, и бейлербей сразу закивал с одобрительным видом. – Ак-Пчак меня раздражает! Голая бесплодная скала, торчит, как свечка! Но если сделать монумент… Представь: на берегу твое изваяние, и оно отражается в озерных водах… Скажите, мистер Керк, оно получилось бы выше, чем египетские пирамиды?

– Измерить нужно, – с осторожностью вымолвил Каргин, стараясь не глядеть на Перфильева, прикрывшего лицо ладонью.

– Уверена, что выше! Ах! Чудный проект, просто очаровательный! Нашлись бы только средства!

– Найдутся, – пообещал Каргин. – А сейчас я хотел бы преподнести вам, драгоценная хатун, маленький знак внимания.

Он вытащил футляр, раскрыл его и во-время успел отставить рюмку – руки мадам Курбановой взлетели в восхищенном жесте.

– Париж? – пролепетала она.

– Амстердам.

– Ах!

– Камни, разумеется, колумбийские.[41]

– Ах!

– Всмотритесь: шесть темных радиальных лучей расходятся из центра…

– Ах! Я должна это примерить! Немедленно!

Нестан выпорхнула из-за стола и исчезла, словно пушинка, несомая ветром. Туран-баша величественно выпрямился в кресле, похожем на трон.

– Вы порадовали мою супругу, мистер Керк. Не знаю, чем отдариться… Может быть, коня? Настоящего ахалтекинца? Или орден? Или орден и коня?

– От коня не откажусь, – молвил Каргин, – и от ордена тоже, когда появятся заслуги. Подождем! В данный момент у нас другая проблема, с программами и с автоматикой. Я предупредил Таймазова: наше участие зависит от боеспособности изделия. Стопроцентной боеспособности! Только убедившись в этом, я смогу решить вопрос.

– Изделие боеспособно. – Туран-баши неторопливо налил и выпил стакан шербета. – В самом скором времения я приглашу вас в одну из моих резиденций в горах, и мы проведем полевые испытания. После них обсудим практические моменты. Мы можем договориться обо всем, кроме одного: участие России исключается.

– Почему?

В глазах президента полыхнула ненависть.

– Исключается! – сдавленным голосом повторил он. – Без всяких объяснений!

Щеки туран-баши затряслись, губы сжались, и в этот миг на Каргина снизошло озарение. Его самого удача и случай вознесли на самую вершину, и этот взлет был столь стремительным, что он, неопытный еще владыка, не испытал, как долго и упорно карабкаются к власти, как втаптывают в грязь соперников, как кланяются, льстят и интригуют, как ненавидят тех, кто обогнал, кому необходимо льстить и перед кем пришлось унизиться. Да, Саид Саидович Курбанов ходил в министрах и членах Политбюро, но не был первым, не был даже вторым или десятым. Не был, но мечтал, и от того бессильно ярился и злобился! Россия была ему не по зубам, не по его талантам – слишком огромная, чтоб удалось ее подмять, взнуздать и сделаться царем, диктатором, ханом, президентом. Как называется должность значения не имело, главное – власть! Но нужной силой он не обладал – силой, способной подкрепить непомерное властолюбие.

Несбывшиеся мечты рождают ненависть, подумал Каргин, а вслух произнес:

– Ну, не стану спорить – без России, так без России. У нас договор с «Росвооружением», поэтому техдокументацию на «Шмели» придется вернуть, предварительно ее откопировав. Что касается трех серийных образцов, составим протокол: погребены под рухнувшим от старости ангаром в Прикаспийске. Наши же с вами отношения будут конфиденциальными и строго секретными… Разумеется, когда я увижу, что есть для них предмет и повод.

– Увидите, – успокаиваясь, пообещал туран-баша. – Надеюсь, что после визита в горы не замедлите с решением.

– Деловые люди в Штатах очень динамичны, – ответил Каргин. – Мы тянуть не будем.

Возвращались на том же огромном белом «кадиллаке» и всю дорогу молчали. Каргин, уже убежденный на двести процентов, что добровольно «Шмели» им не отдадут, размышлял, как объегорить президентскую мафию и все-таки добиться своего: потребовать машины на испытание в Африку, нанять каких-нибудь местных бандитов и взять их с боем, на штык, снова похитить Нури Курбанова и предложить обмен либо разыскать ангар и базу Ариман и подорвать все к черту, без затей. Перфильев тоже был молчалив, а когда они наконец добрались до отеля и вошли в лифт, промолвил, покачивая головой:

– Вот сукин сын! Крепко не любит матушку Русь!

– Не любит, – согласился Каргин.

– Лопухи мы расейские, лохи и веники… Как место шаха проворонили? А могли ведь тут своего человека поставить… Того же Чубайса, к примеру.

– Рыжий он, масть неподходящая, – сказал Каргин.

– Ну, тогда хотя бы Березовского или еще какого ельциноида… В шахи любой бы согласился! А так потомки нам не простят…

В номере их уже поджидал Сергеев. Очевидно, визит к президенту казался ему светским развлечением или дипломатической акцией – во всяком случае, интереса к его результатам у подполковника не имелось. Он доложил, что, по наведенным справкам, кезбаши Аязов Валихан Агзамович, пятидесятого года рождения, проживающий там-то и там-то, заместителем армутского ферраш-баши не является, а служит у него помощником по разным деликатным поручениям. Известен как прожженый лихоимец, но, несомненно, гребет не себе одному, а в большей степени начальству – проще говоря, через Аязова проходят финансовые водопады, коим назначено рухнуть в карман ферраш-баши. Так что ситуация неопределенная – может быть, и правда договорились полицейские и воры.

Перфильев слушал и мрачнел. Каргин тоже был не в лучшем настроении – казалось, все ниточки, кроме финансовой, оборваны, и непонятно, где искать похищенных.

– Теперь насчет этой базы Ариман, – произнес Сергеев, подняв глаза к потолку и собирая лоб морщинами. – Дозвонился я в столицу, старым друзьям-товарищам… Говорят, была такая база, строго секретная, с ракетами, нацеленными прямо в Персидский залив. Собственно, две базы: Ариман-1 – в горном массиве, под землей, где дислоцировались ракетчики, а поблизости, для отвода глаз, Ариман-2. Там десантный батальон стоял, с вертолетами и кое-какой бронетехникой – границу с Ираном подкрепляли, а заодно и для ракетчиков защита… Ну, четыре года назад все вывезли, и ракеты, и ракетчиков, и ВДВ.

– Планы этих баз можно достать? И выяснить точное их положение? – спросил Каргин. – Я думаю, что…

Раздался телефонный звонок, и он поднял трубку.

– Слушаю. Говорите!

– Узнал драгоценного агу и счастлив его приветствовать, – раздался жизнерадостный голос. – Это кезбаши Аязов беспокоит, из городского ферраш-управления… Желаю благородному эмиру здоровья, удачи и процветания! Что у нас с деньгами? Если ага не забыл, сутки остались.

– Ага не забыл. Вся сумма в сейфе, в моем офисе. Деньги повезу сам, со своими людьми. Вы будете сопровождать.

Голос в трубке из жизнерадостного превратился в озабоченный.

– О, аллах! Никак нельзя, почтенный! Ваша бриллиантовая жизнь…

– Слушай сюда, Аязов! – рыкнул Каргин. – Будет так, как я сказал! Сегодня я встречался с президентом и его семьей, так что могу на выбор звонить министру Таймазову, бейлербею и в более высокие инстанции. После чего ты станешь на голову короче. Усек? Не слышу ответа по уставу!

– Есть! Готов исполнить, ага! – раздалось в трубке, потом заспешили, заторопились гудки отбоя.

– Козел кезбаши? – спросил Перфильев.

– Он, – кивнул Каргин и перевел взгляд на Сергеева. – Так что у нас с координатами и планами?

– Постараюсь, Алексей Николаевич. Если найдутся, приятель мой отсканирует и интернетом перешлет. Эти сведения уже не секретные, поскольку…

Телефон зазвонил снова.

– Твоя очередь, Влад, – сказал Каргин. – Если опять кезбаши, передай, что приговор уже подписан всеми министрами и бейлербеем. Сейчас приедем и расстреляем прямо в ферраш-управлении.

Перфильев поднял трубку, послушал, нахмурился и покачал головой.

– Это не полицейский кукиш, это Флинт. Говори с ним сам, Леха, не понимаю я его акцента… Кажется, внизу сидит, в ресторане, ужинает с какой-то девицей. Взволновался отчего-то…

Голос Флинта в самом деле был взволнованным.

– Девушка? Что за девушка? – переспросил Каргин, потом брови его полезли вверх, глаза изумленно округлились, и он, бросив в трубку: – Давай ее сюда! – повернулся к Перфильеву и Сергееву: – Флинта девушка разыскала – из этих, из ночных бабочек. Объяснилась с ним кое-как… Говорит, возили ее в горы, в Кара-Суук, эмира Вали услаждать, и там, в его лагере, она на Прошку наткнулась. Сидит в каземате, измордованный, порезанный, но живой. И Барышников будто бы с ним… Ну, что скажете, соратники?

По лицу Влада скользнула хищная усмешка.

– Что говорить? – отозвался он. – В ружье!

Интермедия. Ксения

Ночью, в своей квартирке, Ксения долго не могла уснуть, все ворочалась, вспоминала того избитого, страшного, и думала: почему ее к негру послал?.. что за негр?.. Понятно, что не наш человек, в «Тулпаре» большей частью иностранцы, кто из Европы, кто из Азии, а негры редкость. Черного легко заметить… Поэтому, может, к нему и послал? Добавил, правда: наши с ним… Что за наши? Российские? А к чему им негр?

Все-таки сон ее сморил, и проспала она до полудня, только сны видела нехорошие. Поднялась, и в душ… Потом по хозяйству стала хлопотать, прибираться, стирку затеяла и все соображала, когда в «Тулпар» сбегать. Ясно, что не днем, а лучше вечером и попозже, когда постояльцы сидят в ресторане. Спрашивать про негра у портье Ксении не хотелось, портье и ее знал, и Керима, и были у них с Керимом дела на предмет поставки девочек. Скажет Кериму, а тот подумает, что решила на стороне подработать, и за трость возьмется… Гад ползучий!

Только вспомнила о нем, а Керим тут как тут. Заявился! Злой, как пес! Побил его кто-то – на шее огромный синяк, будто дубиной огрели, и челюсть еле ворочается. Ксения сразу сообразила – пришел, чтоб злость сорвать. Дело обычное, не ей одной знакомое: как не заладится у Керима, обходит девочек, ищет вину, кто наработал мало, или клиента не ублажил, или опоздал по вызову, или в прах напился… Новой вины нет, старую припомнит, змеюка подколодная!

Так и случилось. Но в этот раз двигался он с трудом – видно, не только по шее врезали! – и Ксения успела выскочить за дверь. На площадь пошла, к фонтанам и розам, полюбовалась на них, повздыхала, что нет в Смоленске такой красоты, потом о маме вспомнила, поплакала, спрятавшись за кустами. Несколько месяцев тут, и письма все под керимову диктовку писаны: учусь, мол, на отлично, и как в раю живу, сыром по маслу катаюсь, пряники ем, медом запиваю… Знала бы мама про этот мед!

В восемь в «Тулпар» пошла. Место знакомое, бывала тут чуть ли не в каждом пятом номере, а в последний раз – с японцем. Хороший этот японец, вежливый! Что он сюда приехал? Город красив, да люди в нем свирепые и поганые – может, и не все такие, но не поймешь, кого тут больше, разбойных людей или нормальных. С тем, который к негру посылал, вон что сделали! Поуродовали человека! А за что?

Ксения проскользнула в ресторан и тут же увидела негра. Такого трудно не увидеть – черный, огромный, в плечах косая сажень, и шея, как у быка. В общем, заметный мужик! Сидит один, а столик весь тарелками уставлен. Ну, конечно, и бутылка есть… Черный мужик, белый мужик, а все равно мужик!

Подошла, осторожно присела. Негр выкатил глаза, прожевал, сглотнул, зарокотал на английском. Поняла с пятого на десятое: вроде спрашивает, кто такая и чего нужно. Показала на него, спросила: Флинт? Закивал, хлопнул в грудь огромным кулачищем: Флинт, Флинт! Принялась объяснять, мучительно подбирая слова, а негр в лице переменился, услышав про Браш Боя, Кара-Суук и эмира Вали. Мобильник вытащил, названивать куда-то принялся, потом вскочил и вынес Ксению к лифту чуть ли не со стулом.

Поднялись. Номер роскошный, на три комнаты, не считая лоджии и холла; в таких Ксении здесь не приходилось бывать. А люди оказались из Москвы – двое молодых крепышей и один постарше, за пятьдесят, тощий и плюгавенький. Ксения подумала, что этот – самый главный, но негр не с ним говорил, а с молодым, высоким и рыжеватым. Глаза у него были серо-зеленые, холодные, как лед, и когда он поглядел на Ксению, сразу стало ясно, кто тут хозяин.

Звали его Алексеем Николаевичем.