"Транзитом до Скорпиона" - читать интересную книгу автора (Балмер Генри Кеннет)

Глава 14 МЫ С ДЕЛИЕЙ И ГЛОАГОМ ЕДИМ ПАЛИНЫ

— Убейте обоих рабов! Немедленно!

Я пнул благородного кодифекса в чувствительное место, выволок двух стражников вперед себя и швырнул их, спотыкающихся, в изумрудно-зеленую кучку знати, выхватил шпагу у кодифекса из ножен и двумя быстрыми, жесткими выпадами убил стражей, державших Делию. Свободной рукой схватил ее за руку и бегом потащил к лестнице в конце сада на крыше.

— Дрей! — прорыдала она. — Дрей!

— Беги, Делия с Синих гор! — крикнул я. — Беги!

Внизу, где лестница заканчивалась дверью, отделявшей покои знати от жилых помещений рабов, меня постарались остановить двое охранников — и поплатились за старания жизнью. Я захлопнул за ними двери, и мы бросились бежать.

Рабы, шедшие по своим делам, смотрели на нас тусклыми глазами. Покупатели новых рабов и надсмотрщики вроде Нижни с ходу отдубасили много спин, чтобы с самого начала вселить страх и отчаяние, что является необходимым для раба. Нам не мешали. Нас словно не замечали. Я надеялся, что все же через месяц-другой рабы обретут какое-то подобие обычной способности к болтовне, пересудам и любопытству.

— Куда мы бежим, Дрей? Что нам делать?

Я хотел пасть на колени перед этой лучезарной девушкой и молить о прощении. Если бы не я, она сидела бы в Дельфонде и была бы счастлива в лоне семьи. С каким презрением и ненавистью она должна относиться ко мне! И, что еще хуже, из-за подозрения, что я люблю ее, она могла умереть! Часто ли можно сказать такое о нежеланном мужском внимании к девушке на Земле?

— Скорей, — сказал я.

В своей комнате я откатил кровать на колесиках. Глоаг поднял пораженный взгляд, увидев Делию. Глаза его расширились, и он присвистнул.

— Ходу, дружище Глоаг, — бросил я резко, заставив его вскочить, а Делию — вздрогнуть.

Мы выскочили за дверь и помчались по лабиринту коридоров. В одной нише подальше от своей комнаты я содрал с себя дурацкий наряд. С помощью шпаги мы смастерили набедренные повязки для меня и Глоага и тунику для Делии. Я почувствовал теплое восхищение тем, как она принимала свою наготу в нашем присутствии. При столь отчаянном положении, в котором мы оказались, лицезрение розовой кожи мало что значило.

Мы стояли, готовые двинуться дальше. Делия собралась в отвращении вышвырнуть жемчуга, но я удержал ее и попробовал одну из бусин на зуб.

— Настоящие. Сгодится на что-нибудь.

Затем меня поразила мысль о потрясающей несправедливости. Такая гордая принцесса, как Натема, не станет одевать своих рабынь в поддельные жемчуга, такое поведение было бы показателем безвкусицы и неотесанности. Точно так же, разве стала бы она одевать человека, которого надеялась сделать любовником, в поддельные самоцветы? Думаю, мои пальцы чуточку дрожали, когда я рылся в куче брошенной одежды.

В огромном тюрбане, унизанном камнями кушаке и туфлях самоцветы оказались настоящими.

Это я знал точно. Я бросался в атаку, глотая пороховой дым не ради славы. Бывая у лондонского ювелира, я перебирал драгоценные камни именно для такой надобности.

Я держал в руках целое состояние.

— Скорее, — скомандовал я и засунул камни в складку ткани внутри набедренной повязки. Вокруг талии у меня был застегнут широкий кожаный пояс, взятый у воина в стальной кольчуге. Мы шли коридорами, известными Глоагу. Он держал в руке копье. Я бы не рискнул встать сейчас у него на пути.

На жесткой, мышиного цвета шкуре Глоага я заметил над левой лопаткой след клейма, вензель, соответствующий буквам К. Э. Натема обезображивала прислуживающих ей рабынь, которых видела ежедневно. К моему бесконечному облегчению, Делию, пробывшую на кухне, по ее словам, всего один день, не заклеймили. Меня, как потенциального любовника принцессы, тоже не стали клеймить.

Мы удостоверились, что в материале избранной нами одежды нет ни одного изумрудно-зеленого клочка. Я накинул на плечи в качестве плаща короткий алый квадрат и заставил Глоага сделать то же самое.

Он находил дорогу с безошибочной точностью, пока мы не добрались до узкого, пыльного, заросшего паутиной коридора внизу дворца, где с одной стороны сквозь трещины между массивными базальтовыми блоками сочилась вода. У нас будет больше шансов ночью, когда два солнца зайдут в буйстве топазовых и рубиновых красок и, если повезет, между первой из семи лун и землей проплывет небольшое облачко. Подобно любому моряку, узнав однажды положение с приливом и луной, я постоянно держал эти сведения в голове, готовый в любой момент выдать точное положение того и другого. На Крегене приходится учитывать семь лун и их фазы; но я автоматически был уверен, что смогу сказать, когда наступит самый темный период ночи.

Привыкнув к долгим вахтам без еды, я испытывал озабоченность насчет Делии; но тут Глоаг поразил нас, достав ломоть хлеба, несколько размякший и помятый, и горсть палин, сохраненных от предыдущего ужина, контрабандой принесенного мной. Мы поели с аппетитом, вполне естественным у голодных людей, не оставив ни крошки.

Учитывая обстоятельства, в дальнейшем побег проходил без особых трудностей. Мы проползли через вонючий тайный ход и потерну. Глоаг оказался превосходным разведчиком. Мы выплыли в канал, украли ялик и погребли при тусклом свете трех лун, проходивших низко над головой. Движение ближайших к Крегену лун заметно на глаз. О побеге из города на аэроботе не могло быть и речи, поскольку городская стража наверняка сейчас усиленно патрулирует воздушные трассы. Я осторожно выспрашивал направление у рабов и узнал точное местонахождение анклава Эвард среди прочих островов. Я брался за отчаянную игру, но у меня имелась козырная карта.

Весь город поднят на ноги из-за побега рабов, особенно Знатного Дома, и нас могут, конечно, выдать. Но я в этом сомневался. Эвард и Эстеркари были друг с другом на ножах. Мы бесшумно подплыли к причалу, где люди в зелено-синих ливреях Дома Эвард проводили нас к главе их Дома. Я принял надменный и властный вид. Когда возникает необходимость, вавадир может держаться столь же авторитарно и по-диктаторски, как любой человек, командующий людьми.

Беседа протекала без формальностей и приятно. Ванек из семейства Ванек Знатного Дома Эвард живей всего напоминал мне Кидонеса Эстеркари. Оба страдали мрачной иссушающей жаждой власти. Он сидел в голубовато-зеленых одеждах, скрестив руки, и слушал. Когда я закончил, он велел принести вина, а рабыням — позаботиться о Делии.

— Добро пожаловать в Эвард, Дрей Прескот, — сказал Ванек, когда мы сели за стол с вином и закусками. Солнца всходили над крышами в ало-золотом великолепии, подернутые бледно-зеленым огнем. — Мой сын, принц Варден, в данное время отсутствует. Но я сочту за честь помочь. Мы не то, что эти расты Эстеркари. Союз между принцессой и этим щенком Працеком — дело серьезное. — И Ванек принялся пространно рассуждать о политике борьбы за власть в городе.

Всеобщее Собрание заседало постоянно. Его совещания, дебаты и законодательная деятельность шли без перерыва. В Собрании насчитывалось четыреста восемьдесят мест. В городе, же имелось двадцать четыре Дома, как Знатных, так и Простых, поэтому среднее число мест на Дом достигало двадцати. Некоторые из них, вроде Эстеркари, могли похвалиться большим числом мест в собрании — до двадцати пяти, то есть тем же числом, что и Эвард. Но давление оказывали блоки власти, альянсы и пакты между Домами, так что какая-то одна партия могла получить большинство голосов. Когда я подивился выносливости депутатов собрания, Ванек рассмеялся и объяснил, что в счет шли только кресла. Любой принадлежащий к Дому мог заседать в креслах, зарезервированных в Собрании для его Дома. Власть давало только число кресел; заседавшие в них люди постоянно приходили и уходили, часто по расписанию дежурств, вроде системы вахт на море.

— И Эстеркари имеют немалый вес. Кидонес Эстеркари — кодифекс всей Зеникки!

Это-то явно и являлось источником злобы Ванека из Дома Эвард. На его взгляд, кодифексом , признанным вождем самой мощной коалиции, полагалось быть ему самому.

Затем я увидел еще одну интересную подробность жизни Зеникки. Вызвали согбенного, сморщенного бородатого раба в серой набедренной повязке, и он с мастерством, на которое стоило посмотреть, удалил клеймо с плеча Глоага. Он раскалил бы тавро и заклеймил бы Глоага по новой, вензелем В. Э., но я ему не позволил.

— Глоаг свободен, — веско сказал я.

Ванек кивнул.

— Само собой разумеется, ты и Делия с Синих гор свободны, Дрей Прескот, ибо вы не были заклеймены. И также свободен должен быть ваш друг Глоаг, если вы этого желаете. — Он знаком велел бородатому рабу уйти.

— Я распоряжусь обработать Глоагу кожу. Шрам будет незаметен. — Ванек рассмеялся. — Мы в Зеникке набрались немало опыта по части удаления чужих клейм и замены своими.

Его жена, прямая, строгая и все же носящая ореол былой красоты, мягко заметила:

— В Зеникке проживает около трехсот тысяч свободных людей, по сравнению с семьюстами тысячами из Великих Домов. Конечно, — она сделала жест белой, как слоновая кость, рукой, — у них нет никаких кресел в Собрании.

— Они живут на островах и в анклавах, расколотых улицами, — добавил Ванек. — И во всем подражают нам. Подобно нам, они занимаются ремеслами и торговлей и иногда бывают полезны.

В центре города река Никка опять разделялась на рукава и составляла самый большой остров. На этом-то острове и располагалось сердце города — здание Всеобщего Собрания, казармы городской стражи, административные здания и запутанный лабиринт узких переулков и каналов, выходивших к базарам, где продавалось и покупалось все, что угодно.

Через некоторое время, когда начало казаться, что у Ванека и его жены нет лучшего занятия, чем болтаться со мной, Ванек предельно вежливо спросил, нельзя ли ему осмотреть мою шпагу. Я не сказал ему, что отнял шпагу у Кидонеса Эстеркари. Ванек взял ее со странным для меня благоговением — он ведь мог купить и выбросить тысячу ей подобных — и неожиданно усмехнулся.

— Некачественная работа, — сказал он, посмотрев на жену. — Работа Красни. Рукоять с точки зрения бойца чересчур усыпана драгоценными камнями.

Я потер пальцы.

— Я это заметил.

— У нас в Эварде самые лучшие и самые прославленные кователи мечей во всем мире, — буднично заметил он.

Я кивнул.

— Мои кланнеры приобретают оружие из города, когда возникает необходимость. Нам нет дела до того, кто его сработал, — при условии, что мы можем купить самое лучшее — или взять.

Он потер подбородок и отдал шпагу обратно.

— Мы изготовляем оружие на продажу для мясников и кожевенников, а те продают его вам за мясо и шкуры. Но шпаг они не продают. Гладиусы, палаши, секиры — да, но шпаги — нет.

— Человек, владевший этой шпагой, жив, — пояснил я. — Но он, вероятно, все еще не разогнулся и изрыгает содержимое своего желудка.

— А, — понимающе произнес Ванек Эвард и больше не задавал вопросов.

Разговор затянулся. Полагаю, Ванек, подобно многим другим власть имущим, просто не представлял себе, что другой человек может устать, когда он сам еще не устал. Снова всплыло ненавистное имя Эстеркари, и я узнал, что они являются ведущими судовладельцами города. Затем жена Ванека проворчала что-то о том, что эти проклятые палачи тащат не свое, и об убийствах, а потом я услышал выпрыгнувшее неведомо откуда название — твердое, сильное и звучное.

Название это было — Стромбор.

Я считаю теперь, что тогда, когда впервые услышал это название, оно прозвенело и прогремело у меня в ушах, как громкий призыв боевой трубы, — или я обманываю себя, и на меня повлияли все последующие годы? Не знаю, но название это, казалось, воспарило, раскатилось эхом и зазвучало у меня в голове.

Наконец я сумел отправиться отдохнуть, и меня препроводили в покои, где в углу уже храпел Глоаг. Я рухнул на постель и погрузился в сон, и последнее, о чем я думал, — это о Делии с Синих гор. Как и каждую ночь своей жизни.

Мы пробудились под вечер и утолили голод свежеиспеченным крегенским хлебом, батонами длиной со шпагу, тонкими ломтиками из спины вуска и под конец палинами с крегенским чаем, обладающим ароматом и остротой. Когда мы снова встретились с Ванеком, он приветливо поздоровался с нами. Я спросил о Делии.

— Я распоряжусь, чтобы она присоединилась к вам, — сказал Ванек и отправил раба.

Только для того, чтобы увидеть, как тот вернулся с известием что Делии в комнате нет и рабыня, с такой заботой и вниманием настаивавшая на уходе за ней, тоже пропала. Я выпрямился в кресле. Рука легла на эфес шпаги.

— Пожалуйста! — Ванек выглядел растерянно. Произвели поиски, но Делию так и не нашли. Я был в ярости, а Ванек — вне себя от оскорбления, которое ему пришлось из-за этого вынести — оскорбления, нанесенного ему тем, что он оскорбил почетную гостью.

Во время побега мы с Делией из Дельфонда обменялись лишь несколькими словами, так как рядом был Глоаг и, по крайней мере со своей стороны, я чувствовал себя скованно, уверенный, что она ненавидит и презирает меня. Она рассказала нечто, что меня до крайности озадачило. Когда мы оба исчезли из бассейна крещения в Афразое, она, открыв глаза, обнаружила себя на пологом песчаном берегу, а к ней неслись фрислы, и она ничуть не удивилась, увидев меня. После того как меня скинули с зорка , ее отвезли в город прямиком в Дом Эстеркари. Из-за судовладельческих интересов Эстеркари занимались процветающей торговлей невольниками. И тут Делия потрясла меня. Потому что, по ее словам, на следующий день она увидела меня в коридоре, одетым в дурацкий костюм, и разбила кувшин.

Также она рассказала мне, что при каждом из случаев — когда ее захватывали в плен или продавали в рабство, она видела высоко в небе белого голубя, а еще выше, над ним — ало-золотого орлана.

Объявили о прибытии посла. Вошел грубоватый усатый рослый мужчина, выглядевший до странности неуместно в зелено-синих цветах Эвардов, со шпагой на боку. Его лицо кипело гневом и тщетно подавляемой яростью. Он был, как я понял, Защитником Дома, то есть занимал такой же пост, как у Эстеркари — белолицый Гална с его злобными глазами.

— Ну, Энкар?

— Послание, мой вождь, — от Эстеркари. Рабыня, которой мы доверяли — как они насмехаются над нами из-за этого! — похитила госпожу Делию с Синих гор.

Я вскочил, дрожащей рукой до половины обнажив клинок, и знаю, что моя физиономия, должно быть, показалась окружающим просто дьявольской.

Это было правдой. Все устроила рабыня с ее льстивыми уговорами. Она служила шпионкой Натемы. Она, как стало известно, отправила сообщение хозяйке, и люди в проклятых изумрудных ливреях поджидали ее у крошечной потерны. Там-то они и схватили мою Делию, набросили ей на голову мешок, быстро отнесли в гондолу и уплыли к анклаву Эстеркари. Все это было правдой. Правдой, разбившей мне сердце.

Но было и еще кое-что.

— Если человек, именуемый Дрей Прескот, добровольно не сдастся кодифексу , — продолжал Энкар, и на его грубоватом честном лице отражалось отвращение к этим словам, — то госпожу Делию с Синих гор ждет участь, какая назначается непокорным рабыням, совершившим побег… — Он запнулся и посмотрел на меня.

— Продолжай.

— Ее разденут и выпустят на двор к рапам .

За спиной у меня кто-то ахнул. Я не знал, о чем идет речь, — но догадывался.

— Дрей Прескот… что ты можешь сделать? — спросил Глоаг. Он поднялся и встал рядом со мной — невероятно сильный и умный, друг, несмотря на перепончатые лапы и шерсть мышиного цвета.

Как я уже говорил, смеюсь я неохотно. Но я откинул голову — я, Дрей Прескот, — и рассмеялся, там, посреди Большого зала Дома Эвард.

— Я отправляюсь, — со смехом сказал я. — И если хоть волос упадет с ее головы, я сравняю Дом Эстеркари с землей и перебью их всех до единого.