"Транзитом до Скорпиона" - читать интересную книгу автора (Балмер Генри Кеннет)

Глава 3 АФРАЗОЯ — ГОРОД МУДРЕЦОВ

Жуя сладкие ягоды-вишни, которые нашел выше по реке, я вернулся к лодке-листу. Она отличалась той же жесткой волокнистой твердостью, что и местные камыши. Но также обладала гибкостью, проистекавшей из ее конструкции. На порогах, как я выяснил, она легко изгибалась и извивалась.

Но выдержит ли она то, что ей предстоит? И останусь ли в живых я, всего лишь смертный человек, при таком чудовищном испытании?

Тянуть лодку обратно вверх против течения будет нешуточной задачей. А оставаться здесь я не мог. Я съел немного мяса, оставшегося от последнего животного, сваленного броском копья. По обоим берегам бродили огромные стада животных разных видов, многие походили на быков и оленей, и я приятно разнообразил рацион в дополнение к рыбе, овощам, ягодам и фруктам.

Я выкинул со дна лодки-листа плоские камни, которые использовал в качестве балласта для придания лучшей остойчивости. Потом закрепил копья меж бортов, связав их тросом из волокон разрезанного камыша. Я думаю, это было единственное решение. Так утвердила судьба или иные причастные к этому силы.

Я привязался к лодке, распластавшись на дне, с шестом десятифутовой длины в руках. Лодка понеслась по течению. Я почувствовал, когда она оторвалась от воды и оказалась в воздухе. В ушах у меня зашумело. Ощущение было вроде как при нырянии. Когда мы ударились о воду, я, должно быть, потерял сознание, ибо следующее, что я помню, — это перевернутую лодку, которую качало, швыряло и крутило, и себя — висящего на камышовых тросах над зеленоватым сумраком пенящейся воды. Дыхание причиняло боль, и я гадал, сколько сломано ребер. Но у меня имелась более насущная задача — я должен был выбраться из этого водоворота. Не было времени испытывать чувство благодарности за то, что я еще жив.

Освободиться с помощью лезвия копья не составило большого труда. Перевернуть лодку обратно заняло гораздо больше времени; но мои широкие плечи сделали свое дело, я перекувырнулся обратно в лодку, схватил копье-весло и, серией энергичных гребков, вытолкал себя подальше от опасной близости подножья водопада. Через мгновение я плыл свободно и снова выруливал вниз по реке.

Я сделал глубокий вдох. Болело не очень сильно. Отделался синяками.

Только дурак или сумасшедший — или любимец богов — осмелился бы совершить то, что я. Я поднял взгляд на отвесно падающую стену воды, на бурлящий котел там, где вода билась и взлетала в пенном неистовстве, и осознал — везение или нет, сумасшедший или нет, любимец богов или добыча Скорпиона, я прошел живым через испытание, в котором мало кто смог бы уцелеть.

Теперь я увидел то, что лежало по другую сторону кольца гор.

Они опоясывали цепью весь горизонт, постепенно уменьшаясь в размерах, становясь вдалеке всего лишь лиловой нитью. Но прямо передо мной обзор загораживало нечто.

Даже сейчас мне трудно адекватно передать первое впечатление от захватывающего вида Афразои, города мудрецов-савантов.

Кольцевая стена гор образовывала кратер, столь же огромный, как кратер на Луне, и в самом центре река разливалась в широкое озеро. Из центра озера подымались гигантские камышовые заросли. В их реальность было трудно поверить. Все они были разной толщины, от ярда до двадцати футов в диаметре. По стеблям росли луковицеобразные выпуклости, словно висящие на шнурах китайские фонарики. Камыши воспаряли высоко-высоко и напоминали ламинарии, растущие под водой.

С изогнутых макушек камышей опускались длинные нити, и мне вскоре было суждено узнать, какое множество применений они находили.

Я прожил долгую жизнь и видел чудесные башни Нью-Йорка из бетона и стали, поднимался на Эйфелеву башню и лондонский почтамт, побывал в нависших на скалах дворцах внутреннего Тибета; но ни в каком другом месте, ни в каком другом мире я не нашел города, подобного Афразое.

С правого борта по равнине текла еще одна река, стиснутая между округлыми стенами кратера, вливаясь в мою реку примерно в трех милях от города и озера. Само озеро, прикинул я, достигало пяти миль в поперечнике, а высота растительных башен… В то время я мог только сидеть и пялиться вверх, сбитый с толку.

Эти растительные гиганты лишь относительно можно называть камышами. Наросшие на стеблях утолщения были размером с индийское бунгало или с солидный особняк эпохи короля Георга в Старой Англии. Чем ближе я подплывал, тем яснее становилось, насколько они огромны. Мне уже приходилось сильно задирать голову, но я не мог разглядеть макушек из-за свисающих вайй . Эти вайи вечно двигались, качаясь во всех направлениях. Меня это заинтересовало.

Ко мне приближалось плывущее вверх по реке судно.

Я был нагим, и все, что я мог сделать, — это зачесать назад волосы, взяться за копье и ждать.

Подобно любому моряку, я критически рассматривал приближающееся судно. Это была галера. Ритмично подымались и опускались длинные весла с серебристыми лопастями, идеально и дружно выносимые плашмя, совершая короткие и резкие рубящие гребки, принятые в военном флоте, когда судно идет на веслах. Это необходимо на морских дорогах, где на курс влияют волны; на этих же окруженных сушей водах можно было бы применить гребки и подлиннее.

Изящного вида высоко задранный нос изобиловал позолотой, серебряными и золотыми украшениями. Мачты отсутствовали. Я молча ждал, слушая плеск весел и бурление вод у галеры за кормой. Раздалась громкая команда, весла с правого борта стали табанить, с левого продолжали тянуть вперед, и галера плавно развернулась. За новым приказом последовало сушение весел — как часто я отдавал такую же команду! — и галера поплыла дальше бортом. Меня несло течением к ней.

С этой точки зрения стали ясно видны ее очертания; как и следовало ожидать, она была длинная и низкая, с высоким, крытым пологом ютом на корме. На палубе толпились люди. Я увидел белые руки и множество разноцветных одежд. Слышалась доносимая ветром музыка.

Даже если бы я хотел сбежать, теперь побег стал невозможен.

Когда я подплыл, одно весло опустилось. Моя лодка скользнула вдоль борта. Все еще сжимая копье, я вспрыгнул на лопасть, а затем легко взбежал по веслу к планширу. Перемахнув через фальшборт, я приземлился на шканцах. Полог над головой шуршал на ветру. Палуба сверкала белизной, как на любом корабле королевского флота.

Человек в белой тунике и парусиновых брюках подошел ко мне, протягивая руку с улыбкой, полной энтузиазма.

— Дрей Прескот! Мы рады приветствовать тебя в Афразое.

Я ошеломленно пожал руку.

Над шканцами подымалась в великолепии позолоты и украшений корма. Там, должно быть, находились рулевые. Я повернулся и посмотрел вперед. И увидел ряд за рядом загорелые обветренные лица, улыбающиеся мне. Мускулистые руки дружно потянули весла, когда девушка — девушка! — кивнула и выбила легкую дробь на тамбурине. В такт с ее ударами весла вонзились в воду, и галера стала плавно набирать ход.

— Ты удивлен, Дрей? Ну, конечно. Позволь представиться. Я — Масперо, — он пренебрежительно махнул рукой. — Мы в Афразое не особенно гордимся титулами. Но меня часто называют наставником. Ты, наверное, испытываешь жажду, голод? Какое невнимание с моей стороны. Пожалуйста, позволь предложить тебе что-нибудь освежающее. Если ты последуешь за мной…

Он направился к кормовой каюте, и я ошеломленно последовал за ним. Девушка с волосами пшеничного цвета и смеющимся лицом, которая отбивала ритм на тамбурине, не обратила ни малейшего внимания на мою наготу. Я последовал за Масперо, и меня опять охватило ощущение предопределенной судьбы. Он знал мое имя. Он говорил по-английски. Не оказался ли я и впрямь в тенетах лихорадочного сна, на самом деле умирая на колу пыток в африканских джунглях?

Нос изумительной галеры был направлен теперь на город. Мы двигались постоянно и плавно, что казалось странным для моряка, привыкшего к качке и крену фрегата на огромных океанских волнах. С яркого неба прилетел белый голубь, покружил над галерой и уселся на задранный нос.

Не единожды в моем путешествии по реке он прилетал ко мне, но после того первого случая великолепный ало-золотой орел больше не появлялся.

Сидевшие на веслах люди смеялись и болтали, словно веселый народ на ярмарке. Их одежды ярко блистали в солнечном свете.

Масперо кивнул, улыбаясь.

— Мы уважаем нравы и обычаи людей, приглашаемых в Афразою. В твоем случае мы знаем, что нагота может вызвать смущение.

— Я к ней привык, — ответил я, но взял у него простую белую рубашку и парусиновые брюки, хотя когда мои пальцы сомкнулись на этом материале, я понял, что никогда раньше не встречал его. Не хлопок и не лен. Теперь, конечно, когда земляне открыли применение искусственных волокон для тканей, такие одежды или им подобные можно найти в любом стандартном универмаге. Но в то время я был простым моряком, привыкшим к толстым камвольным тканям, и меня могли поразить элементарные чудеса науки. Масперо носил пару светло-желтых атласных туфель. Большую часть своей жизни — до тех пор, пока не пробил себе дорогу через клюз — я ходил босиком. Даже потом мои тупоносые ботинки украшались стальными пряжками, ибо я не мог позволить себе даже дутых золотых.

Мы прошли в кормовую каюту, обставленную просто и со вкусом мебелью из какого-то легкого дерева вроде сандалового, и Масперо пригласил меня присесть в кресло под кормовыми окнами.

Теперь появилась возможность внимательнее приглядеться к нему. Первое и, безусловно, определяющее впечатление, производимое Масперо, — ощущение жизнелюбия, живости, подтянутости и постоянное ощущение гармонии, крывшееся во всем, что он говорил или делал. Чисто выбритое лицо обрамляли темные кудрявые волосы. Мои собственные густые шатеновые волосы пребывали в не слишком заметном беспорядке, но борода достигала уже шелковистой стадии и, рискую предположить, не слишком радовала глаз. Позже такую форму бороды назовут торпедой.

Еду принесла девушка, одетая в очаровательный, хотя и нескромно короткий костюм лиственно-зеленого цвета. На подносе оказался свежеиспеченный хлеб в виде длинных, на французский лад, батонов и серебряная чаша с фруктами, среди которых, как я с радостью увидел, были желтые вишни со вкусом портвейна. Я взял несколько и принялся с удовольствием жевать.

Масперо улыбнулся, и кожа вокруг его глаз собралась в морщинки.

— Ты находишь палины приятными на вкус? Они растут в диком виде по всему Крегену, где только подходит климат. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Ты, кажется, замечательно приспособился.

Я взял еще вишен — палин , как я узнал они называются. Я не совсем понял, что Масперо хотел сказать последними словами.

— Видишь ли, Дрей, тебе нужно многое рассказать и многому научиться. Однако, успешно добравшись до Афразои, ты прошел первое испытание.

— Испытание?

— Конечно.

Я мог бы рассердиться. Мог бы разразиться бранью, негодуя на то, что меня произвольно проволокли сквозь опасности. Масперо могло искупить только одно.

— Когда вы перенесли меня сюда, вы знали, что я делал, где был, что со мной происходило? — осведомился я.

Он покачал головой, и я готов был дать волю своему гневу.

— Но ведь мы не переносили тебя в прямом смысле, Дрей. Только свободным применением воли ты мог ухитриться проделать свое путешествие. Однако коль скоро ты его проделал, плавание вниз по реке было самым настоящим испытанием. Как я сказал, удивительно, что ты так хорошо выглядишь.

— Я наслаждался путешествием по реке, — сказал я.

Он поднял брови.

— Но чудовища…

— Скорпион — полагаю, он был вашим домашним животным? — дал-таки мне бой. Но сомневаюсь, действительно ли он был настоящим.

— Он был настоящим.

— Разрази меня гром, — возмутился я. — А что, если бы меня убили?

Масперо рассмеялся. Кулаки мои сжались, несмотря на приятную обстановку, кубок с вином и еду.

— Если бы ты мог потерять жизнь, ты бы прибыл сюда не по реке. С рекой Аф не шутят.

Я рассказал Масперо об обстоятельствах, при которых в джунглях Африки на меня упал красный взгляд Антареса, и он сочувственно кивнул. Он немедленно занялся моим образованием, рассказав многое об этой планете под названием Креген.

Креген! Это имя горит у меня в крови! Как часто я жаждал вернуться!

Из шкафчика в стене каюты Масперо достал маленькую золотую шкатулку, покрытую гравировкой, а из шкатулки извлек прозрачный пузырек. В пузырьке находилось множество круглых пилюль. Я не жаловал врачей — слишком уж навидался их топорной работы в кубрике — и наотрез отказывался дать пустить себе кровь или поставить пиявок.

— Мы — жители Афразои, саванты. Мы — древний народ и чтим то, что считаем правильными путями мудрости и истины, смягченными добротой и сочувствием. Но мы знаем, что не являемся непогрешимыми. Возможно, ты и не тот человек, который нам нужен. К нам попадали многие, добившиеся допуска. Много званых, но мало избранных.

Он поднял прозрачный пузырек.

— На этой планете Креген есть много местных языков. Это неизбежно в любом мире, где происходят эволюция и экспансия. Но есть один язык, на котором говорят все, и именно его ты и должен знать. — Масперо протянул пузырек. — Открой рот.

Я сделал, как было велено. Не спрашивайте меня, что я подумал, не приходила ли мне в голову мысль о яде. Меня перенесли сюда, по моей собственной свободной воле — может быть, но все эти усилия, вроде снабжения меня лодкой-листом, едва ли будут сразу выброшены на ветер. Или — будут? Не мог ли я уже провалить какие-то задуманные для меня экзамены? Я проглотил пилюлю, поданную Масперо.

— А теперь, Дрей, когда пилюля растворится и ее генетические составляющие обоснуются в твоем мозгу, ты обретешь понимание главного языка Крегена, как устного, так и письменного.

Для меня, простого моряка конца восемнадцатого века, это было волшебством. Я ничего не знал о генетическом коде, ДНК и других нуклеиновых кислотах, о том, как они могут усваиваться мозгом вместе с несомой ими информацией. Я проглотил пилюлю и принял к сведению, что меня могут ждать и другие чудеса.

Что же касается того, что в мире есть много языков, то это естественно, и прочее было бы глупой мечтой. Здесь, на Земле, мы почти пришли к обладанию общим языком, на котором могли разговаривать и понимать от самых дальних западных берегов Ирландии до восточных границ с Турцией. Таким языком являлась латынь. Но она исчезла с подъемом национализма и местных диалектов.

Галера мягко качнулась под нами, и Масперо вскочил на ноги.

— Мы причалили! — весело воскликнул он. — Теперь ты должен посмотреть Афразою — город савантов!