"Крылья Урагана" - читать интересную книгу автора (Банч Крис)

1

Хэл Кэйлис устало возвращался домой, когда услышал где-то над головой клекот дракона. Он быстро посмотрел вверх, отчаянно стараясь разглядеть в небе цветное пятнышко, такое радостное по сравнению со скучным пейзажем вокруг — всеми этими серыми булыжными мостовыми, каменными домишками, горами, унылыми рудничными постройками, кучами высоких отвалов. Даже небо сегодня выглядело безрадостно-серым.

Темно-зеленый с малиновым великан — нет, пожалуй, великанша, хотя она находилась слишком высоко, чтобы он мог разглядеть характерные для самок темные полосы на брюхе, — кружил в небе, вертя рогатой головой из стороны в сторону и высматривая что-то на земле.

Где-то в утесах над деревушкой — Хэл подумал, что в своих одиноких, но отнюдь не тоскливых прогулках по горам он видел это место, — было ее гнездо. Гнездо, где драконы вот уже больше ста лет выводили своих детенышей.

Он гадал, что же вызвало ее любопытство. Да что вообще могло возбудить чей-либо интерес к их деревушке Каэрли?

«Сплошная серость, — подумал он мрачно, — включая всех ее обитателей, надрывающихся на оловянном руднике, чтобы обеспечить себе скудное пропитание».

Сегодня он прогулял уроки, решив, что просто свихнется, если еще хоть раз услышит, как учитель талдычит о том, что рабочие обязаны сохранять существующий порядок вещей, то есть послушно вкалывать на руднике семейства Трегони и с благодарностью целовать хозяевам руки.

Он мечтал — или, вернее, пытался мечтать, ибо это казалось совершенно неосуществимым, — о том, чтобы вернуть былую славу горцев. Славу отчаянных забияк и воинов, раз и навсегда утраченную, когда армия короля Дирейна прошла по их земле, уничтожив всех, кто не склонился, не присягнул на верность и не стал покорным слугой аристократов, которых король поставил управлять этим краем.

Да, прошло уже двести лет. Но до сих пор находились такие, кто поговаривал о том, что это несправедливо.

Холодный ветер хлестнул по лицу, и Хэл поежился, плотнее кутаясь в новую шерстяную куртку, подаренную только на прошлый день рождения.

Кэйлису недавно исполнилось тринадцать, и он был довольно рослым для своего возраста, хотя нескладным не выглядел никогда. Руки и ноги у него были обманчиво тонкими, создавая иллюзию слабости. Его каштановые волосы имели вечно взъерошенный вид, а на чуточку длинноватом лице сверкали непокорные зеленые глаза. Дракон пронзительно взревел, и Хэл вздрогнул, потому что совсем рядом с ним раздался ответный рев, более высокий, хотя и не столь громкий. Похоже, он доносился откуда-то из-за угла.

Он завернул за угол и увидел четверых мальчишек, мучающих детеныша дракона. Судя по всему, он только что вылупился, поскольку не превышал еще ярда в длину. Должно быть, он вывалился из своего гнезда на что-то такое, что смягчило его падение.

И теперь мать отчаянно пыталась выручить его.

Один из мальчишек был Нанпин Трегони, сын местного лорда, и Хэл понял, что детенышу осталось жить час, не больше. Трегони, на год старше самого Хэла, симпатичный, с вечной улыбкой на лице на случай встречи с кем-нибудь из взрослых, тщательно скрывал свои садистские наклонности.

Хэлу это было известно как никому другому — как-то раз он наткнулся на него, захлебывающегося истерическим хохотом при виде котенка, которого сам же Нанпин только что облил светильным маслом и поджег.

Ни один из четверки его не заметил. Трегони обломком метлы, прижатым к шее детеныша, придавливал его к земле, в то время как трое остальных тыкали в дракона заостренными палками.

Эту троицу Хэл тоже хорошо знал — прихвостни Трегони, на год-два старше Кэйлиса, вечно вьющиеся вокруг Нанпина и готовые во всем ему поддакивать в надежде на расположение сына владельца рудника — своего будущего хозяина.

Маленький дракон закричал от боли, и сверху донесся ответный крик, утонувший в насмешливом хохоте Трегони. Мальчишка порылся в поясном кармане и вытащил оттуда узкий пружинный нож. Он нажал на кнопку, и острое лезвие со щелчком выскочило из рукоятки.

— Подержи-ка его, — велел он одному из своих дружков, передавая ему метлу. — А теперь глядите, — сказал он, наклонившись над беспомощно барахтающимся детенышем.

Хэл Кэйлис никогда не был особенно вспыльчивым — во всяком случае, он так считал. Но когда что-нибудь его злило по-настоящему, то мир, казалось, до предела замедлял свое вращение, давая ему более чем достаточно времени сделать то, что было необходимо. Из-за этой-то холодной ярости его и боялись остальные деревенские ребята.

Сейчас, на этой серой, продуваемой всеми ветрами улице, произошло то же самое.

Он увидел деревяшку, длиной почти в его собственный рост и толщиной в руку, валяющуюся в груде мусора неподалеку. Через миг палка уже была у него в руках.

— Прекратите! — закричал он и бросился на мучителей. Один из них обернулся, но, получив сильнейший удар по голове, завыл в панике и бросился бежать.

Трегони отскочил в сторону.

— Кэйлис! — завопил он. — А ну убирайся отсюда, деревенщина, а не то мой отец надерет тебе задницу!

Хэл едва слышал его слова. Он поднял деревяшку, и второй парень сжал кулаки, собираясь дать ему отпор. Хэл ткнул его в живот. Согнувшись, тот рухнул рядом с драконом, и крошечные коготки детеныша тут же располосовали ему щеку. Четвертый мальчишка бросился удирать вслед за первым.

Но Трегони оказался смелее своих дружков.

— Ну давай, — расплывшись в улыбке, процедил он. — Давай, — повторил он, размахивая ножом.

Хэл обеими руками сжал свою деревяшку, точно боевой посох, какие он видел на картинах в таверне своего отца, и принялся отбиваться, уворачиваясь от ножа Трегони.

Нанпин сделал неожиданный выпад, но Хэл ушел в сторону, взял палку за один конец, точно копье, и изо всех сил ткнул ею в противника. Ему удалось задеть шею Трегони, и зазубренный конец оставил на коже рваный след. Хэл отступил и снова бросился на противника. На этот раз удар пришелся в грудь, и Хэл услышал, как хрустнули ребра. Нанпин завизжал от боли, ухватился за конец палки, потом отпрянул назад и ударился о каменную стену, которая была у него за спиной. Он попытался подняться, но Хэл, нацелившись, пнул его прямо в лицо.

Глаза Трегони остекленели и закатились. На миг Кэйлису почудилось, что он убил Трегони, но потом заметил, как ровно поднимается и опускается его грудь.

В ту же секунду Трегони был забыт. Кэйлис упал на колени перед детенышем, который как-то умудрился подняться на нетвердые лапы.

Дракон закричал от страха, и сверху тут же отозвалась его мать.

— Теперь займемся тобой, — пробормотал Хэл. — Пожалуй, придется повозиться.

Драконий детеныш, завернутый в куртку Хэла, завозился в тот самый момент, когда мальчик искал, за что бы ухватиться. Хэл чуть не поскользнулся, ноги поехали по мокрому камню, но он все же удержался и через миг благополучно достиг расселины, ведущей наверх.

Он взглянул на Каэрли, лежавшую в тысяче футов под ним, и с удивлением обнаружил, что не испытывает ни головокружения, ни особенного страха перед тем, что любой другой счел бы чудовищной высотой, стоя на этой огромной скале всего в нескольких ярдах ниже драконьего гнезда.

— Проклятие! — выругался он, стараясь говорить по-взрослому. — Да уймись же ты! Я на твоей стороне!

Детеныш, похоже, не понял Хэла, потому что задергался еще отчаянней.

Через долину на них надвигалась серая дождевая туча, съедая остатки света, и мальчик понял, что если он не хочет заночевать в горах, то ему лучше двигаться.

Он оглядел небо в поисках матери малыша, но ничего не увидел. Хэл задумался, где может быть самец, надеясь, что тот не вынырнет в следующий миг откуда-нибудь из-за спины.

В нос ударил запах мускуса из гнезда, который многим казался тошнотворным. Хэл, напротив, нашел его хотя и не слишком приятным, но уж точно не отвратительным.

Вынужденно теряя драгоценное время, он покрепче привязал куртку к поясу, обнаружив, пока привязывал, что маленький дракон разодрал ткань. Ладно, Хэл заплатит за это потом, когда подуют зимние ветры. Он прижался спиной к стене расселины и стал протискиваться внутрь, отталкиваясь ногами.

Он видел, как собиратели драконьих яиц поднимаются таким способом по отвесным скалам с висящими на груди, выстеленными травой корзинами, и попытался поступить так же.

Острые камни рвали его льняную рубаху и царапали кожу, но он не обращал на это внимания. Взгляд Хэла был устремлен вверх, на огромное гнездо, похожее на груду старого хлама.

Гнездо было сооружено в углублении в скале, куда не могли добраться ни ветер, ни непогода. Оно было громадным, футов тридцати в диаметре. Подобравшись ближе, Хэл почуял запах падали, перекрывший даже резкий драконий дух, и желудок у него неприятно сжался.

Пронзительный крик разорвал тишину, и он вздрогнул, чуть не потеряв равновесие. Мимо, едва ли в десяти футах от Хэла, пронеслась самка, обдав его струей воздуха.

— Кыш-кыш, разрази тебя гром! — крикнул на нее он. — У меня твой детеныш! Кыш, а не то погубишь нас обоих!

Дракончик забился, запищал, и мать услышала. Держась одной рукой, Хэл другой помог детенышу высунуть голову из его куртки.

Самка снова взревела, набрала высоту, потом, медленно хлопая кожистыми крыльями, поднялась еще выше.

Дракониха поймала ветер, заложила крутой вираж и вернулась, угрожающе обнажив острые клыки. Детеныш увидел мать, пронзительно заверещал, и самка снова повернула в сторону.

Хэл преодолел последние несколько футов, перевалился через край гнезда и приземлился на гниющий, полуобглоданный скелет ягненка.

Дно гнезда усеивали кости и недоеденные остатки пищи. Там и сям валялись рваные тряпки, похищенные с бельевых веревок в деревне, обрывки ковриков, которые драконы, видимо, таскали для того, чтобы законопачивать щели, или для украшения.

Послышался низкий рык, и Хэл увидел гигантского самца, присоединившегося к своей подруге. Пятидесяти футов в длину, колотящий острым, смертоносным двадцатифутовым хвостом, самец яростно мотал головой на десятифутовой шее.

— Вот, — сказал мальчик, разворачивая куртку и вываливая детеныша в гнездо.

Руку с курткой он отдернул, но недостаточно проворно, и дракончик вцепился ему пониже локтя клыками, разодрав руку до самого запястья.

Детеныш торжествующе взревел, и самец спикировал в гнездо.

Хэл пережил мгновение абсолютного ужаса, глядя на дракона, несущегося прямо на него с разверстыми челюстями и вытянутыми когтистыми лапами. В мозгу у Хэла мелькнула мысль, что лишь немногим удавалось увидеть подобное зрелище и остаться в живых. Потом ее сменила другая: если он не поторопится, то может и не войти в число этих немногочисленных счастливцев. Тогда мальчик скользнул через край гнезда, чуть не сорвавшись, но в последний момент уцепившись за двухдюймовый конец бревна, торчащего из гнезда.

Самка взмахнула крыльями и приземлилась едва ли не над головой Хэла, но ее интересовал лишь детеныш.

Самец снова поднялся в воздух, сложил крылья и опять бросился на него, но Хэл уже забился в расселину, стараясь как можно быстрее спуститься вниз.

Дракон снова попытался схватить его, но летел слишком быстро и промахнулся мимо расселины, яростно закричав.

Теперь он был под мальчиком, и Хэл видел его широкие лопатки и панцирь, прикрывающий длинную драконью шею и рогатую голову. У Хэла вдруг мелькнула безумная мысль, что если панцирь использовать как седло, то на драконах можно летать, надо лишь найти способ заставить их подчиняться. Но усилием воли он прогнал эту мысль, скользя по трещине вниз.

Ярость дракона все-таки утихла, и, пробираясь по каменистому спуску, Хэл почувствовал холодок страха — страха перед тем, какой прием его ожидает, когда он доберется до земли и до таверны отца.

— Надеюсь, у тебя не останется шрама, — сказала мать Хэла, закончив перевязывать руку сына заговоренным бинтом, который дала ей деревенская знахарка.

— С рукой все будет в порядке, мама, — сказал Хэл.

— Она единственное, что будет в порядке. — Мать устало потерла глаза. — Двадцать лет — и все псу под хвост.

— Лиз, — спокойно сказал Фаади, отец Хэла, — от этого Хэлу не станет легче. И проблемы наши от этого не решатся.

— Мне очень жаль, что так получилось, па, — сказал Хэл.

— Правда?

Хэл хотел было что-то ответить, потом подумал и покачал головой.

— Нет. Нет, сэр, не жаль. Этот Нанпин не должен иметь право мучить других, даже драконов.

— Да, — сказал Фаади. — Не должен. Как и его отец не имеет право использовать свое золото и власть, данные ему королем, чтобы распоряжаться нашими жизнями. — Он пожал плечами. — Но, похоже, такова жизнь.

— Несколько людей лорда Трегони... — начала Лиз.

— Громил, — поправил ее Фаади. — Головорезов. Бандитов. Вряд ли это люди доброй или свободной воли.

— Неважно, — отмахнулась Лиз. — Они разыскивали тебя, Хэл.

— Естественно, мы велели им убираться, пригрозив позвать стражника, — сказал отец.

— Они только расхохотались и сказали, что, даже если они не найдут тебя, — продолжила Лиз, — будет суд, и они получат нашу таверну, а мы пойдем по миру. Уж мы-то знаем, что стражники и судьи будут на их стороне. Они всегда на стороне богатых.

— Завтра на рассвете я поеду в город и найму самого лучшего адвоката, какого только найду, — сказал Фаади. — Это немного их остановит.

— Но разве это не дорого? — спросил Хэл.

— Таверна принадлежит нашей семье, — сказал Фаади. — Доход с нее покроет по крайней мере часть издержек. Оставшуюся часть придется отдать наличными.

— Которые теперь будут бог знает когда, — заметила Лиз. — Люди Трегони сказали еще, что Трегони запретит своим рудокопам — а, ты знаешь, они принадлежат ему с потрохами, считай, как рабы, — пить здесь. А ведь на этом и держится наше дело.

— Не все в Каэрли пляшут под дудку лорда, — возразил Фаади.

— Большинство.

— Есть и другие, которые все равно будут приходить сюда за своим стаканчиком и куском пирога, — настаивал Фаади.

— Жаль, что... — потерянно начал Хэл. Голос у него сорвался.

— Что? — спросил Фаади.

— Ничего, — сказал Хэл, пытаясь не зареветь. Лиз положила руку ему на плечо.

— Мы им еще покажем, Хэл, — сказала она твердо. — Мы выстоим.

Хэлу очень хотелось поверить в это, но в ее голосе он ясно слышал сомнение.

Позже, в своей комнатушке на чердаке, Хэл все-таки расплакался, чувствуя себя глупым ребенком и понимая, что слезы ничем не помогут.

Он смотрел из окна на дождливую улицу, вспоминая материнские слова о том, что они все «пойдут по миру».

Нет уж. Этому не бывать. Этого его родители не заслужили.

Внизу часы в зале отбили полночь. Никогда раньше никто из посетителей не считал двенадцатый удар знаком, что пора расходиться по домам. Сегодня, похоже, вся деревня ждет, затаив дыхание, что же сделает лорд Трегони с мальчишкой, осмелившимся тронуть его единственного сына.

Хэл подумал о том, как отец будет метаться по городу в поисках адвоката и со снятой шляпой умолять его отважиться выступить против карманных судей Трегони.

Нет уж, подумал он. Только не это. Ни к чему его родителям такие унижения.

Он подумал о них, об их полной забот жизни, подчиненной строгой экономии в этой крошечной горняцкой деревушке на краю света. И представил себе, какой будет его собственная жизнь, когда он повзрослеет.

Он знал, что ни за что не пойдет на рудники, как его приятели. Ну и кем же он станет в противном случае? Унаследует таверну и будет днями напролет выслушивать пьяную болтовню отупевших от непосильной работы рудокопов и стариков, пропивающих последние мозги в ожидании смерти? Или станет учителем и будет учить горняцких ребятишек читать по слогам, писать, кланяться и расшаркиваться перед хозяевами, чтобы потом мальчики вслед за своими отцами отправились на рудники, а девочки принялись рожать одного ребенка за другим, пока к тридцати годам не превратятся в старух?

Нет уж.

Он мрачно подумал, что, по крайней мере, ему ни с кем не придется прощаться, поскольку настоящих друзей у него здесь нет.

Стараясь как можно меньше шуметь, он оделся, натянув свои лучшие шерстяные штаны, самые тяжелые башмаки, свитер и изрядно замызганную и пестро залатанную куртку. Из другой пары штанов он быстро соорудил импровизированную котомку, сунул в нее две рубахи, зубную щетку и кусок мыла.

Он спустился по лестнице мимо дверей родительской спальни, прислушиваясь к звукам их тревожного сна.

В зале он написал им записку, жалея, что не может высказать все, что у него на сердце.

Он прихватил с собой хлеб, сыр, из таверны — пару пинт эля и небольшой кусок копченого окорока. Увидел висящий в чехле рядом со старинным мечом на стене не менее древний нож, снял его, вытащил из чехла и пальцем попробовал острие.

Сойдет. В ящике с разнообразной утварью он отыскал небольшое точило, добавил к нему нож, вилку и ложку.

В кассе валялась пригоршня монет, и, впервые чувствуя себя вором, Хэл взял несколько.

Потом оглядел зал, такой гостеприимный и теплый в угасающем свете от камина, — единственный мир, который он знал.

Он отпер входную дверь, натянул куртку и, сойдя по ступеням, зашагал под дождем в новый, лучший мир.