"Последний легион" - читать интересную книгу автора (Банч Кристофер)

Глава 4

Капелла/Центрум

Люди двойной цепочкой медленно приближались к сходням «Мальверна». Рядом с нависшей над ними громадой они казались муравьями. Гарвин Янсма, задрав голову, засмотрелся на корабль.

— Эй, червяк навозный, очнись! — рявкнул человек с нашивками финфа. — Очень нужно Конфедерации, чтобы ты свернул себе шею еще до того, как увидишь оружие.

— Отличный совет, сержант, — раздался голос впереди Гарвина. — Особенно в устах такого космического волка, как ты. Снимаю шляпу перед твоими орденами.

Сержант вспыхнул. На его форме было столько же наград, сколько волос на его гладко выбритом черепе.

— Молчать!

Вместо ответа рекрут обрушил на финфа такой взгляд, что тот попятился как от удара.

— Продолжать посадку! — тявкнул сержант и исчез. Виновник его бегства был человеком крупным. Не толстым, а очень плотным, крепко сбитым, высоким. На вид ему было чуть больше тридцати. Редеющие темные волосы свисали на лицо, застывшее в мрачной меланхолии, похоже, навсегда. По щеке спускался шрам, утончаясь и исчезая где-то посередине массивной шеи. Одет он был в рабочие брюки иссиня-черного цвета и зеленую гимнастерку, за которую, судя по всему, когда-то было немало заплачено. На ногах давно нечищенные полуботинки. У его ног болтался небольшой, плотно набитый рюкзак, на котором по трафарету была выведена армейская надпись: «Кипчак Петр». Скользнув взглядом по Янсме и его соседу, Кипчак с усмешкой отвернулся.

— Хотел бы я так уметь, — тихо заметил Гарвину его сосед.

— Что уметь?

— Да уничтожать их взглядом, как этот, со шрамом. По сравнению с бластером так дешевле. И полиция не придерется.

Гарвин вскинул руку ладонью кверху. Его сосед повторил жест приветствия.

— Гарвин Янсма.

— Ньянгу Иоситаро.

Гарвин пригляделся к новому знакомому. Его ровесник, и такого же высокого роста. Смуглый, коротко стриженные черные волосы, азиатские черты лица. Темно-серые брюки, ветровка без воротника и выглядывающая из-под нее светло-зеленая рубашка, — все очень дешевое и с чужого плеча. Он был похож на насторожившуюся лису или хунсмеера. Гарвин спросил:

— Ты не слышал, куда мы летим?

— Нет, конечно, — ответил Ньянгу. — Объяснять что-то таким, как мы, без крайней необходимости — ниже их достоинства. А крайняя необходимость наступит, я думаю, не раньше, чем мы доберемся до места.

— А как у тебя с боевой подготовкой? — спросил Янсма. — Я записался в бронетанковые части, но до сих пор только сортиры драил.

Тут обернулся Кипчак:

— И больше тебе ничего делать не дадут, пока не попадешь в свое подразделение. Конфедерация ввела новый порядок. Вас, салаг, везут сразу в действующие части и прямо там натаскивают.

— Но по холо все показывают иначе, — сказал Ньянгу.

— Еще бы не иначе! Конфедерация дышит на ладан, и у них больше нет ни времени, ни денег рассчитывать каждую мелочь, как раньше.

— Дышит на ладан? — Гарвин не поверил своим ушам. — Да иди ты!

В своей бродячей жизни Гарвину случалось попадать в переделки, но чтобы что-то угрожало самой Конфедерации? Уж лучше бы сказал, что завтра погаснут звезды или что сегодня не обязательно наступит ночь. Конфедерация существует уже больше тысячи лет и никуда не денется еще через десять тысяч.

— Я знаю, что говорю, — ответил Кипчак. — Она разваливается. Ты не замечаешь этого потому, что находишься в центре событий. Ведь муравей не замечает, что кто-то собирается залить кипятком его муравейник. А уигор не понимает, чего хочет живодер.

Обоим новобранцам эти иносказания были непонятны. Кипчак продолжал:

— А из-за чего, по-вашему, происходят все эти беспорядки?

— Какие беспорядки?

— Вы что? Пока в бараках давили клопа, ни разу не смотрели холо?

— Э-э… Нет, — ответил Иоситаро. — Мне новости до лампочки.

— Ну и зря, — возразил Кипчак. — В хорошем холо-репортаже иногда бывают неизвестные вещи о глубине выгребной ямы, в которой тебе предстоит купаться. Может, успеешь запастись болотными сапогами.

Так вот. Люди везде возмущаются, выходят на улицы, бьют витрины и так далее. Потому что им чего-то не хватает. Например, Центрум — административный центр высочайшего класса, и здесь никому не интересно выращивать огурцы. Или вообще хоть что-то производить. Поэтому абсолютно все, от пирожных до подтирки, привозят с других планет. А когда система начинает давать сбои, то обед не всегда приезжает вовремя.

Когда ты не можешь позволить себе яичницу с беконом, то очень трудно согласиться, что ты живешь на «величайшей планете во всей Вселенной», как об этом твердят по холо.

— И откуда ты все знаешь? — с легким сарказмом поинтересовался Иоситаро и тут же испытал на себе тяжесть того взгляда, от которого с позором бежал финф. Но, в отличие от сержанта, Ньянгу не отвел глаза. Кипчаку пришлось убрать с лица жуткую гримасу.

— А оттуда, что мне, в отличие от некоторых, не всё до лампочки, — парировал он. — Иногда бывает просто необходимо пошевелить мозгами. Кстати, я мог бы тебе сказать, куда мы летим, как называется часть, в которой мы будем служить, и как выглядит физическая и политическая карта планетной системы, где мы окажемся. Мог бы, если б захотел. Но не очень хочу.

Похоже, он мог бы еще много чего сказать, но перед ними уже оказались сходни «Мальверна».

— Назовите ваше имя и планетную систему, — монотонно прогудел синтетический голос.

— Петр Кипчак, — громыхнул рекрут. — Центрум, когда он меня не достает.

— Ответ принят, — сказал автомат. — Шестнадцатый отсек, любая койка. Следующий.

И огромный «Мальверн» поглотил их.

Отсек был настолько большой, что противоположная от двери стена терялась в полумраке. Его заполняли бесконечные ряды четырехэтажных коек с рундуками для личных вещей внизу. Как и весь корабль, отсек сверкал белизной, и в нем пахло свежей краской. Краской, но в то же время и пылью, как будто «Мальверн» был огромной антикварной вещью.

Кто-то из экипажа, человек с изможденным лицом, распорядился, чтобы рекруты пристегнулись к своим койкам и ждали взлета.

Через некоторое время «Мальверн» ожил. Палубы завибрировали в ответ на низкое гудение двигателей. Из вмонтированного в переборку громкоговорителя донеслось: «Приготовиться!». Гул двигателей нарастал. И когда корабль дернуло, с этим гулом слилась каждая косточка тела…

— Мы в космосе? — спросил Ньянгу.

— Думаю, что да, но…

Гарвина перебил громкоговоритель словами: «Приготовиться к скачку». Через несколько мгновений они почувствовали дурноту и головокружение. Корабль погружался в гиперпространство.

Когда самочувствие пришло в норму, они стали ждать других сюрпризов. Однако — и это характерная черта любых космических полетов, — не произошло решительно ничего.

— Пойдем осмотрим местные достопримечательности. Если таковые имеются, — предложил Гарвин, отстегиваясь от койки.

— А я-то надеялся побывать в невесомости, — с разочарованием сказал Ньянгу.

— Слава богу, что этого не случилось, — ответил Гарвин. — Иначе бы кое-что выпорхнуло из желудков наших товарищей, а меня совсем не устраивает перспектива летать со шваброй за вонючими комками.

— Как?! Вам уже приходилось бывать в космосе? — Ньянгу манерно поджал губы, пародируя героиню мыльной оперы.

Гарвин усмехнулся, пожал плечами и направился к выходу из отсека.

Смотреть, правда, было особенно не на что. Одинаковые жилые отсеки, пустынные прогулочные палубы, длинные коридоры, похожие друг на друга. Нигде, даже на внешних палубах, не было иллюминаторов. Один раз им попался какой-то темный экран, но для чего он и как работает, ни Гарвин, ни Ньянгу понять не могли.

Ньянгу остановился у отсека, в который вел люк с надписью «Библиотека».

— Пойдем-ка пошевелим мозгами, как нам присоветовал этот головорез.

Вдоль стен стояли низкие столы. На них с регулярными интервалами — экраны и клавиатуры. Ньянгу уселся перед одним из экранов и нажал какую-то клавишу. «ВВЕДИТЕ ЗАПРОС» — высветилось на экране.

— О чем спросим?

— Попробуй… э-э… пункт назначения, — предложил Янсма.

Иоситаро пощелкал кнопками.

«ЭТОТ ЗАПРОС УДОВЛЕТВОРЯТЬ НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ. ПОПРОБУЙТЕ ВВЕСТИ ДРУГОЙ».

— Может, тогда про то, о чем мы говорили? Проверим то, что поведал нам человек со шрамом о массовых беспорядках.

— О'кей.

По экрану поползла строчка: «БУДЕТ КРОВЯНКА, ПРОРОЧАТ БРАХМАНЫ КОНФЫ».

— Это еще что такое?

За первым — другие сообщения: «ММУНЯКИ БОШЕМА: БАСТА», «ТУЗЕМНЫЕ БЛУИ ШИНКУЮТ ВУНКОВ, 32 ТРУПА, 170 РАН».

— Сдается мне, я плохо учил конфедеративный язык, — сказал Ньянгу.

— Может, у писак свой диалект? — предположил Гарвин.

Наконец с экрана им улыбнулась весьма соблазнительная и совершенно неодетая молодая особа. Текст под ней гласил: «ПРОККИ ГРИТ, НИКДА НЕ БОИСЬ, ВСИДА КУРАЖЬСЯ».

— Тменно крута млышка Прокки, — заявил Гарвин. — Как бы я с ней упкуражился!

— Интересно, там, куда мы летим, есть хоть что-нибудь похожее на нее? — спросил Иоситаро.

— Если и есть, то только для офицеров, — ответил Гарвин. — Черт с ней. Может, отложим шевеление мозгами до лучших времен?

Мимо библиотеки быстрым шагом шел офицер из команды «Мальверна». Он заметил их:

— Эй, вы двое!

Они застыли на месте.

— Почему не в своем отсеке?

— Разве кто-нибудь говорил, что нельзя… — начал было Янсма.

— А разве кто-то говорил, что можно? — отрезал офицер. — В общем, мне как раз нужны два разносчика в столовую. Пошли.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел по коридору обратно, уверенный, что они последуют за ним. Переглянувшись, Ньянгу и Гарвин решили подчиниться.

— Что за порядки? — не понял Янсма. — Здесь что, запрещается дышать без приказа?

— Видно, нам придется шевелить мозгами, — ухмыльнулся Ньянгу.

На корабле шли уже третьи условные сутки, когда им выдали форму и приказали уложить штатскую одежду на дно рюкзака. Форма была странная: ботинки на мягкой подошве с ремешками на щиколотках вместо шнурков, серые брюки, серая гимнастерка. И никаких знаков различия — ни тебе погон, ни нашивок, ни даже бирки с именем и фамилией.

— Мы похожи на долбаных арестантов, — сказал Гарвин.

— Не похожи, — возразил Ньянгу. — Арестанты ходят в красном.

— Благодарю, что помогаешь шевелить мозгами, сэр!

— К вашим услугам!

— Кстати, — осторожно начал Гарвин, — твоя штатская одежда, ну…

— Ну, что? — Интонация Иоситаро не поощряла дальнейших расспросов.

— Ну… Э-э… Ты не похож на парня, который стал бы такое носить.

— Ну и на кого я похож?

— На человека, который привык одеваться более респектабельно.

— Да. Действительно, я привык. Но сейчас у меня не было выбора. Экипировку для этого путешествия мне купили другие люди, — сказал Ньянгу. Взглянув на его лицо, Гарвин не решился продолжать расспросы.

Распорядок дня на корабле был простой: очередь в столовой, прием пищи, физические упражнения, опять очередь в столовой, прием пищи, поиски компаньонов для игры или болтовни, очередь в столовой, прием пищи, сон… Так один день за другим превращался в труху.

Петр Кипчак жил в их отсеке, в дальнем конце, но не спешил заводить новых друзей. Когда он не поднимал тяжести в спортзале, то сидел на своей койке и читал диск, ничего не замечая вокруг.

— Сдается мне, — ворчал Ньянгу, — что этот обычай принимать душ вместе с дамами — это как-то слишком.

— Почему?

— Возникают довольно опасные мысли.

— Не-а, — сказал Гарвин. — Не беспокойся. Нам что-то подмешивают в еду, чтобы ничего такого не случилось.

— Да, пожалуй, ты прав, — согласился Иоситаро. — С тех пор как мы погрузились в этот корабль, у меня ни разу не вставал!

— Теперь ты знаешь почему. Слушайся дядюшку Гарвина, и ты всегда будешь в курсе событий!

— Вы мне не поверите! — задыхаясь от изумления, сказала девица-рекрут по имени Май. — Арабский бог с погремушкой!

— Что случилось? — Гарвин и Ньижу одновременно скатились с коек.

— Пошли. Это надо видеть.

Май повела их в направлении санузла, где перед отбоем густо столпились рекруты обоего пола. Она показала на одну из душевых кабинок, где могла бы поместиться дюжина людей. Сейчас ее занимал лишь один — Петр Кипчак, абсолютно безразличный ко всеобщему вниманию.

Гарвин уже собирался спросить, что тут такого особенного, но…

Одной из тех огромных щеток с жестким синтетическим ворсом, которыми чистят кафель, Кипчак деловито тер свои гениталии и при этом орал какую-то песню, не попадая в ноты.

— Боги небесные! — вырвалось у Гарвина. Им пришлось отпрыгнуть назад, потому что Кипчак повернул голову в их направлении.

— Что это за чертовщина? Этот ублюдок — псих! — крикнула Май.

Ньянгу готов был согласиться, но остановился. Он еще раз заглянул в кабину и увидел на жестком лице варвара нечто похожее на улыбку. Он все понял. «Не самый плохой способ отбить у всех охоту приставать к тебе с глупостями», — подумал Ньянгу, но оставил свою догадку при себе.

Гарвина разбудили тихие двойные звоночки. Он уже знал, что это склянки, сообщающие время команде «Мальверна». Корабль находился в ночном цикле, и в отсеке стоял разноголосый храп. Кто-то посапывал, кто-то храпел от души. В темноте выделялись лишь тусклые красные огни ночников, укрепленных на переборках, а в дальнем конце отсека из санузла сочился яркий белый свет.

Не вполне проснувшись, Гарвин понял, что хочет пить, и на цыпочках поплелся в санузел. Там сидела компания из четверых мужчин и двух женщин. Одна из женщин охраняла проем входного люка. Остальные пятеро, в их числе Петр Кипчак, кто сидя, кто на корточках рядом, расположились на двух одеялах, расстеленных на полу из ребристого пластика. Новобранцев здесь не было.

На одеялах валялись карты и деньги. Рядом с Кипчаком — всего несколько купюр и монетки, а вот перед дилером громоздилась внушительная кипа разношерстных банкнот происхождением из дюжины звездных систем.

Все пятеро покосились на Гарвина. Он не выказал к игре никакого интереса и направился прямиком к писсуарам. Краем глаза он наблюдал за игрой, и на какое-то мгновение в глазах его вспыхнули огоньки. Но тут же огоньки погасли, и его лицо приняло прежнее выражение спокойной добродетельности.

Глотнув напоследок воды из-под крана, Гарвин повернулся и подошел к одеялам. Дилер, плотный лысеющий мужчина, поднял на него взгляд:

— Иди-ка ты спать, сынок. У нас тут игра не детская.

— Что, выигрывать у школьников деньги на завтраки не позволяет совесть? — спросил Гарвин.

Дилер неодобрительно поцокал языком, но вдруг расплылся в улыбке, точнее — в довольно отвратительном оскале. Рассеянно покручивая туда-сюда массивное серебряное кольцо на пальце левой руки, он оценивающе взглянул на Янсму и сказал:

— Хочешь проиграть нижнее белье? Твое дело. Я не возражаю. Кто-нибудь против?

Кипчак как будто хотел что-то сказать, но только помотал головой. Остальные тоже покивали или пожали плечами.

— Ставки не ограничены, — сказал дилер, — так что крепче держись в седле, ковбой! И не распускать нюни, когда мы тебя обчистим. Иди, доставай свою заначку.

Гарвин отправился к своей койке, набрал цифры на замке небольшого вещмешка, достал пару носков. В носках оказался плотный рулон из банкнот. Гарвин поспешно оделся, с особой тщательностью проверив, хорошо ли застегнуты ремни на ботинках.

Тут обнаружилось, что Ньянгу тоже не спит.

— Что происходит? — поинтересовался он.

— В санузле играют. Думаю присоединиться.

— Не знал, что ты игрок.

— Я и не игрок. — Гарвин помедлил. — Но парень, затеявший игру, тоже не игрок. Он фокусник.

Ньянгу сел на койке:

— И что ты собираешься делать в этой ситуации?

— Выиграть немного денег.

— Смотри, осторожно!

— Я всегда… — Янсма замолчал на полуслове. Немного подумал. — Хочешь поучаствовать в представлении?

— Я не играю в карты.

— Тебе и не придется. Слушай, у меня только что родилась потрясающая идея. Всем будет очень весело.

Гарвин заговорил очень тихо и быстро. Ньянгу сначала хмурился, но потом усмехнулся.

— Один вопрос, — сказал он. — Зачем мы это делаем? Ведь это грозит неприятностями.

— Ты сам ответил на свой вопрос. Мы любим неприятности.

— Пожалуй, — ответил Иоситаро. — Да, ты прав. Договорились.

Янсма отделил от своего рулона несколько банкнот:

— На. Твой выход — через пятнадцать минут.

Гарвин расправил в руке пять карт, внимательно посмотрел на них Ни хорошо, ни плохо. Он играл четвертый кон. В двух раздачах он пасовал, в третьей поднял ставку и проиграл.

— Для начала — по десять кредитов, — сказала женщина, швырнув банкноту в центр одеяла.

Гарвин бросил на кон пару монет. Туда же легли и другие бумажки. Все, включая Кипчака, остались в игре.

— Ну давай, сынок, — сказал дилер. — Я тебя сделаю.

— Меняю одну, — ответил Янсма, снося карту и взяв другую из прикупа в пять карт. Дилер тут же пополнил прикуп из колоды в своих руках.

— Не подошла, — вздохнул Гарвин и бросил карты. Без него ставки поднимались еще два круга, пока наконец Кипчак не сорвал небольшой куш.

Дилер тасовал колоду, когда в помещение проскользнул Иоситаро.

— Хей, Кипчак! — сказал Ньянгу. — Могу отдать долг. Вчера выиграл в кости.

Уставясь на Ньянгу, Петр поморгал, хотел что-то сказать. Иоситаро слегка повел головой вверх-вниз.

— А! Ну да! — Кипчак поднялся с места. — Я сейчас вернусь!

— Деньги у меня в рюкзаке, — сказал Ньянгу, и они вышли вдвоем.

Сыграли еще один кон. Выиграл дилер.

Вернулись Петр и Ньянгу. По лицу Кипчака проходили штормовые волны, но постепенно он успокоился и сел играть. Ньянгу растянулся вдоль переборки, неподалеку от женщины на стреме. Этакий мучающийся бессонницей прилипала.

Игра шла еще около часа. Гарвин заметил, как один из игроков облизывает губы, когда блефует, и как женщина рассеянно дергает себя за прядь волос, если у нее хорошие карты. Заметил он предательские жесты и у других игроков. Но главное внимание — на дилера. Удача улыбалась то одному, то другому, но деньги медленно, но неуклонно перетекали к толстяку с кольцом на пальце. После часа игры Гарвин выпрямил ноги и задел Кипчака.

— Прошу прощения, — сказал он.

Петр не ответил и только через несколько секунд буркнул:

— Хорошо бы по коктейлю. Такой проигрыш, как у меня сегодня, легче перенести, если ты не слишком трезвый.

Сдающий собрал карты, принялся быстро их тасовать.

— Не возражаешь, если я сниму? — спросил Янсма.

— Нет, — сразу согласился дилер, — имеешь полное право.

— Пополам — к слезам, слегка взяться — смеяться, — пробормотал кто-то.

Гарвин взял колоду в руку и легонько сдвинул. Дилер пристально посмотрел на него, принял колоду. Быстро полетели карты. В санузле повисла глухая тишина, нарушаемая только негромким шумом кондиционеров и пощелкиванием карт — звуком немного более отчетливым, чем обычно.

Дилер посмотрел в свои карты. Его губы дрогнули.

— Похоже, этот кон будет дорого стоить, — объявил он и зашуршал деньгами. — Сотня, чтобы просто посмотреть, не блефую ли я.

— Я в игре, — сказал Кипчак и поставил на кон почти все свои деньги.

— Я тоже, — поддержал Гарвин.

Еще два игрока остались в игре, двое пасовали.

— Меняю две, — сказал Янсма и, сбросив карты, взял две из прикупа. Когда он рассмотрел новые, в его лице ничто не изменилось.

— Дилер меняет одну.

— Я играю своими, — ответил Кипчак и не стал менять карты.

Женщина поменяла две, последний игрок — три.

— Ставлю еще сотню, — объявил дилер. Женщина пасовала, последний игрок повысил ставку.

— Надеюсь, мне повезет, — сказал Янсма, — Две сотни сверху.

— Поднимаю еще на сто, — ответил Петр.

— Дорогая игра, как я и говорил, — сказал дилер. — А потом — уже поздновато. Не хочу портить цвет лица недосыпанием. — Он пересчитал деньги. — Поднимаю на пять… на шесть сотен.

— Сейчас школьник сваляет дурака, — объявил Гарвин и подбросил на кон еще несколько банкнот. — Еще две сотни.

— Я пустой, — признался Петр.

— Нет проблем, — вступил Ньянгу, отходя от переборки и вытаскивая деньги из кармана. — Играй спокойно, у тебя надежный кредитор.

— Спасибо.

Дилер неприятно захихикал:

— По-моему, мне будут сниться очень-очень приятные сны. — Он выложил на стол свои карты. Все пять карт были одной масти.

— Наверно, вопросов не будет, — и он потянулся за деньгами. — По порядку, старшая карта — регент.

— Вопросы есть! — И Петр по одной выложил карты на одеяло. — Властитель… властитель… властитель… властитель… и пятая — мутант.

У дилера расширились зрачки:

— Да вы!.. — И он сунул руку в задний карман.

— Рьюб! — крикнул Гарвин, вскакивая на ноги. Коротко сверкнув сталью, над одеялом просвистело узкое лезвие ножа и засело в предплечье у дилера. Он взвизгнул, хлынула кровь.

Женщина, стоявшая в дверях, двинулась в сторону игроков с откуда-то взявшимся обрезком железной трубы в руках. Ньянгу подскочил к ней сбоку и ударил в висок тыльной стороной ладони. Качнувшись вперед, она споткнулась об одного из сидящих, упала и больше не двигалась.

В дело собрался было вступить еще один, но Гарвин врезал ему кулаком в солнечное сплетение, потом ребром ладони ударил по затылку, и тот свалился.

Дилер уставился на свою кровоточащую руку, на нож, застрявший рядом с локтем. Петр выдернул клинок, и толстяк опять заверещал.

Остальные игроки сидели неподвижно, скрестив на груди руки с растопыренными пальцами.

Иоситаро бросил взгляд в барак.

— Никто ничего не слышал, — сообщил он. Петр тщательно вытер нож и спрятал его.

— Не люблю мошенников, — сказал он дилеру. — Ради твоей же пользы стоило бы перерезать тебе сухожилия. Играй в свои карты с чертями.

Дилер застонал и умоляюще посмотрел на Петра.

— Эй, народ, — спросил Петр. — Вы сегодня что-нибудь видели или рано легли спать?

Все дружно закивали: мол, спали, спали.

Охранница поднялась на колени, закашлялась, сблевала и поковыляла в сторону туалета. Парень, которого свалил Гарвин, оставался без движения.

— Ты его убил? — без особой озабоченности в голосе спросил Петр.

— Да нет, — сказал Янсма. — Через час очухается и будет чувствовать себя так же, как эта дама. Но все быстро пройдет.

— Отлично. Трибунал нам некстати, — сказал Петр и обратился к остальным: — Ребята, не пора ли вам по кроваткам?

Игроки поспешили к выходу.

Петр взял дилера за грудки и поставил на ноги:

— Сейчас ты пойдешь в медсанчасть и на все вопросы будешь отвечать, что ты поскользнулся и напоролся на задвижку люка. Ясно? Если ты скажешь что-нибудь другое, то, когда мы доберемся до D-Камбры, два свидетеля подтвердят, что ты лжешь. А после суда держи глаза на затылке. По моим наблюдениям, все люди с глазами на затылке через некоторое время становятся несколько нервными.

— Все в порядке, — пролепетал дилер. — Все было так, как ты сказал. Я клянусь. Клянусь.

— Отлично. Вот, возьми полотенце и иди поищи врача.

— Погоди-ка минутку, — сказал Гарвин. — Прежде чем, благословив, отпустить чад наших, нам надо преподать им урок. — Он говорил размеренно, нараспев. — Сей человек перед нами еще не ведает, как мы раскрыли его богомерзкое мошенничество. А такое знание может быть полезным для его бессмертной души.

— Ничего не говори этому ублюдку, — сказал Кипчак. — В следующий раз он учтет свои ошибки и облапошит других простофиль.

— Не надо беспокоиться, — пренебрежительно изрек Янсма. — Таким законченным негодяям впрок идет только самый последний урок. — И, выдержав паузу, он продолжил проповедь: — Я обратил внимание на этого человека, когда услышал звук. Вы удивлены? Да, звук, — неспешно продолжал он. — Когда дилер сдает из-под полы — а это значит, что он сдает не верхнюю карту колоды, а следующую за ней, — то можно услышать указующее на грех шуршание. — Он собрал рассыпанные карты в колоду. — Внимайте, и вы тоже достигнете просветления. Обратите внимание, вот так я держу эту колоду карт, и смотрите хорошенько: я придерживаю верхнюю карту на месте большим пальцем левой руки и выдергиваю следующую карту указательным и большим пальцами правой руки. При этом можно услышать вполне определенный звук, не так ли? Второй подсказкой для меня было отвратительное серебряное кольцо на пальце у этого отброса общества. — Он схватил дилера за левую руку и стянул у него кольцо с пальца: — Обратите внимание, оно даже не подходит ему по размеру. Этот факт заставляет нас предположить, что перед отлетом он позаимствовал кольцо у такого же извращенца, как он сам. Я заметил, что он не только постоянно поворачивает кольцо на пальце, но и непрерывно полирует его. Так вот, удерживая колоду в правой руке и слегка согнув ее, приблизительно вот так, он немного отгибал уголок верхней карты, по отражению в кольце определял, нужна она ему или нет, и удерживал ее для себя, сдавая из-под полы. Охранница, конечно, была у него в доле, и этот тупица, которого я свалил, скорее всего тоже. А может быть, и нет, — безразлично сказал Янсма.

— Может, раздробить ему пальцы? — предложил Ньянгу.

— Мы, конечно, могли бы, — сказал Янсма, и дилер снова издал жалобный звук. — Поистине, он — угрюмый ублюдок, угнетенный унынием и ужасом. Но если я кое-что ему покажу, это может оказаться весьма эффективным. Слушай, ты. Ты думаешь, ты акула, да? Или другой какой-нибудь хищник? Но вот что ты должен хорошенько усвоить: в любом океане найдутся акулы и покрупнее. Гляди. Я беру колоду и тасую ее. Ты все видел, ты все слышал. Что-нибудь не так? Но смотри дальше. Я сдаю верхние пять карт. — Каждая карта вышла из колоды со щелчком. — Регент… регент… регент… регент… провокатор. Совсем неплохой набор. Но смотри, я снова тасую колоду. Теперь верхние пять карт такие: компаньон… компаньон… компаньон… компаньон и десятка. Эта комбинация получше. Признайся, с такой комбинацией в руках ты затеял бы крупную игру? Можешь не отвечать, но вот еще одна комбинация, которую я тебе сейчас нарисую. — Еще пять карт вышли из колоды, — Нова… нова… нова… нова… и как здесь опять оказался этот мутант? Я-то думал, он лежит вон в той кучке карт. Все понятно? Хотя, конечно, ничего тебе не понятно. — Янсма опять говорил своим обычным тоном. — Кипчак, он твой.

— Пшел отсюда! — рявкнул Петр. Подхватив набрякшее от крови полотенце, дилер вприпрыжку вылетел из отсека.

— Азартные игры когда-нибудь меня убьют, — сказал Кипчак. — Спасибо, я ваш должник.

— Нет проблем, — ответил Янсма.

— Зачем вы в это ввязались?

— Из-за глубокой, преданной любви к истине, справедливости и идеалам Конфедерации.

Ньянгу фыркнул.

— О'кей, — принял Кипчак. — Еще один вопрос. Сегодня вечером пролилось немного крови. Но я не заметил, чтобы кто-то из вас волновался. А большинство новобранцев, которых я видел в своей жизни, устроило бы из-за этого изрядный переполох.

Оба юноши ответили Кипчаку одинаково невинным выражением лиц.

— Черт бы вас драл. Вы, наверно, родные братья.

— Моя очередь спрашивать, — заявил Иоситаро. — Где ты научился ловить мошенников?

— Я читал об этом в какой-то книге, — ответил Янсма.

— И по этой же книге ты научился сдавать карты?

— Именно.

— А витиеватые речи? Ты говорил, как сумасшедший проповедник или чревовещатель в цирке.

— Так я и есть проповедник, — сказал Гарвин. — Я записался в армию с тайной целью привести грешников в распростертые объятия Господа Свиные Уши.

— Никогда не слышал о таком.

— Потому я и стал миссионером. Дела нашей секты идут не слишком хорошо.

— Ты хоть когда-нибудь отвечаешь на вопросы честно? — с раздражением заметил Иоситаро. — Например, что это за Рьюб такой? Ты крикнул это, когда началась драка.

После непродолжительной тишины ответом ему был душевный раскатистый храп.

Следующим условным утром их подловил Петр.

— Вот, хочу поблагодарить вас, клоунов, — сказал он. — Если бы не вы, я проиграл бы этому хорьку все до последнего кредита.

— Да ладно тебе, — сказал Янсма. — Просто я не мог уснуть.

— Угу, — согласился Кипчак. — Все равно я ваш должник.

И, не дождавшись ответа, он ушел куда-то сквозь толпу.

— Ну, теперь этот дядя со шрамом толкует о долге чести, — сказал Гарвин. — Круто.

— Нечего язвить, — заметил Ньянгу. — Может быть, нам когда-нибудь понадобятся услуги человека, который, не моргнув, может перерезать кому-то глотку.

«Мальверн» вынырнул из гиперпространства, и главный компьютер корабля сверил курс. Корабль двигался в нужном направлении.

Спустя несколько минут звездолет вздрогнул и погрузился в предпоследний скачок на пути к системе Камбры.

— О'кей, — сказал Петр. — Мы летим на D-Камбру. Эта планета принадлежит Конфедерации. Она имеет автономное правительство — генерал-губернатор и что-то наподобие совета министров, с которым он может консультироваться. Скорее всего, все они — негодяи из богатых семей.

— А в какую часть нас направляют?

— Численный состав — около десяти тысяч человек. Называется — Ударный корпус быстрого реагирования. — Петр пожал плечами. — Офицерам нравится такая помпа. Наш коуд — некто Уильямс. Никакой информации о нем я не нашел. Предполагаемая задача корпуса — миротворческая миссия.

— Миротворческая миссия против кого? — не понял Ньянгу.

— Здесь все запутано, — ответил Кипчак. — Поселение на D-Камбре возникло, чтобы добывать полезные ископаемые на соседней планете. По-моему, она называется С-Камбра. Те, кто машет кайлом в шахтах — по большей части потомки иммигрантов, называющие себя 'раум. — Петр гортанно булькнул первую согласную. — Пишется черт знает как в начале слова — в речи нормальных людей такого звука нет. Они появились на С-Камбре, как мне рассказывали, несколько сотен лет назад. Свято верили в то, что завоюют Вселенную. Вместо этого они «отбоят молотком», как они сами говорят. В шахтах работают самые фанатичные из них, вкалывая на более сообразительных пройдох, которые появились в системе немного раньше. Видно, некоторым из них такое положение не нравится, и они бегают вверх-вниз по холмистым джунглям и отстреливают всех, кто с ними не согласен. Думаю, что они будут одной из наших мишеней.

— А как мы будем отличать их от тех, кого мы защищаем? — спросил Гарвин.

— Надеюсь, мы их ни с кем не спутаем, потому что они будут целиться в наши молодые задницы, — ответил Кипчак. — Говорят, что они темноволосые, меньше ростом, коренастее. Если верить тем, кто считает себя там высшей кастой, то у этих ребят полный набор вредных привычек тех людей, которым не очень повезло в жизни. Но они — не главное. Главное — полезные ископаемые добывают не только люди, но и мусфии.

— А это что такое? — спросил Ньянгу. — Меня никогда особенно не интересовали инопланетяне. Наверное, мне просто не попадался такой, у которого можно было бы что-нибудь украсть.

— Здоровые, высокие существа, — ответил Гарвин. — Я смотрел холопередачу про них. Выглядят как огромные кошки без шерсти, на двух ногах. У них, помнится, длинная шея и быстрая реакция. Не хотел бы я с ними воевать.

— Да, это они, — подтвердил Петр. — Говорят, что с ними нужно цацкаться, как с полковой шлюхой за день до выдачи денежного довольствия. Я с ними никогда дела не имел, но одному моему приятелю доводилось. Этот мой приятель рассказывал, что они заводятся с полтычка. Но это все, что я о них знаю.

— Можно тебя спросить кое о чем? — произнес Ньянгу.

— Я же сказал, что я ваш должник.

— Ты ведь уже служил?

— Ага. Иду служить, потом мне все это встает поперек горла — увольняюсь. На гражданке начинаю маяться от скуки — снова записываюсь… Наверно, пора мне уже выбрать одно из двух, — вздохнул Кипчак. — Пару раз я пытался пустить где-то корни, но не прижился. Может быть, на этот раз просто не буду увольняться.

— А в каком… Не знаю, как это правильно назвать… В каком роде войск ты обычно служишь? — спросил Иоситаро.

— По мне, стоит думать только об одном — «разведка и рекогносцировка». У нас это называется «понюхай и пощупай». Может быть, встречу там кого-нибудь из своих старых товарищей. РР — это тесный кружок, потому что большинство солдат считают нас отморозками и самоубийцами. Обычно ты действуешь сам по себе на свое усмотрение, или в очень маленькой команде. Так что, если сдохнешь, нарвавшись на засаду, будешь сам виноват. По-моему, это лучше, чем ползать по кровавому поносу, как обычный крекер, или сыпаться с неба горохом в мясорубку, как десантники. И все-таки шансов быть убитым не меньше. Если б у меня были мозги, я бы служил в снабжении или на полевой кухне. Похоже, мамаша Кипчак вырастила себе на голову круглого идиота.

— Эй, Ньянгу!

Иоситаро отложил в сторону диск, который читал. Перед ним стояла Май.

— В чем дело?

— Что-то случилось с цепью на моей койке, — сказала она. — Чертова хреновина перекрутилась, и я все время бьюсь об нее головой. Может, ты поможешь мне ее как-нибудь выпрямить?

— Конечно. — Ньянгу соскользнул с койки и последовал за миниатюрной рыжеволосой девушкой.

Петр и Гарвин сидели по-турецки на койке Кипчака. Между ними стояла небольшая магнитная шахматная доска. Проходя мимо, Ньянгу усмехнулся.

— М-м-м, — мычал Гарвин. — Белый ферзь берет черную ладью.

— Ты о чем? — спросил Кипчак. — Твоему ферзю вообще не видать моей ладьи!

— Не важно, забудь.

Ньянгу не понял, что его разбудило. Потребовалась минута, чтобы понять, где он находится. На койке, у стены, лежала Май, улыбаясь во сне. Ее рука покоилась между бедрами Иоситаро. В свете ночников ее волосы казались очень темными.

Они не удосужились сходить на ужин и заснули только тогда, когда исчерпали все свои силы.

Ньянгу почувствовал возбуждение, провел пальцем по всему ее телу сверху вниз, погладил по бедрам. Не просыпаясь, она перевернулась на спину.

Из громкоговорителя раздался трубный глас: «Тревога! Тревога! Всем занять свои места!»

Ньянгу, схватив в охапку свою одежду, выпрыгнул из койки.

Май сонно похлопала ресницами:

— Что происходит?

— Черт его знает! Но лучше, если мы пошевелимся.

Она поспешно оделась.

«Всем! Всем! Приготовиться! Сейчас ваш корабль будет взят на абордаж. Предупреждаем: никаких попыток сопротивления. Повторяю: никаких попыток сопротивления».

— Как ты думаешь, что происходит? — спросил Иоситаро.

Гарвин помотал головой.

— Мы все еще в гиперпространстве?

— Да.

— Разве кто-нибудь может… какой-нибудь другой корабль… настолько к нам приблизиться? — спросил Иоситаро.

Янсма снова помотал головой.

— В принципе, это возможно, если в гиперпространстве нас ждал какой-то буксирный корабль, — угрюмо сказал Кипчак. — Если они знают наш маршрут.

— Ну и что все это значит? — спросил Ньянгу.

— Ничего хорошего, — ответил Кипчак. — Особенно учитывая приказ не сопротивляться.

«Мальверн» вздрогнул.

— Кто-то идет с нами на стыковку, — заметил Кипчак. — Неплохой трюк в гиперпространстве. Черт! Это почти невозможно, если на нашем корабле нет предателя.

— А кому, собственно, мы не должны оказывать сопротивления? — не понимал Янсма. — Пиратам?

— Чушь, — сказал Петр. — Пиратов не существует.

— Тогда почему они приказывают не оказывать сопротивления, ведь мы… то есть Конфедерация ни с кем не воюет?

— Насколько мне известно, не воюет.

— Тогда что…

— Заткнись. Если бы я что-нибудь знал, я бы тебе сказал, — потерял терпение Кипчак.

Ожидание продолжалось почти час. Ночники медленно погасли, включилось дневное освещение.

«Всему личному составу! — объявил громкоговоритель. — Приготовиться к построению. Иметь при себе все личные вещи, подчиняться приказам людей, которые войдут в ваш отсек. В случае полного повиновения вам нечего бояться. Любая попытка сопротивления будет пресечена самыми крайними мерами».

Казарменный отсек наполнился гвалтом. Все спрашивали друг друга, но никто не мог ответить.

Неожиданно повисла тишина. Распахнулись люки в дальнем конце отсека. В барак вошли двое. На них были скафандры без шлемов, они держали наизготовку крупнокалиберные бластеры. Встав по обе стороны двери, они застыли. Вошел третий — высокий, гладко выбритый блондин. На нем был такой же темный скафандр без опознавательных знаков. С плеча на ремне свисал бластер.

— Все в порядке. — Фраза прозвучала как гром среди ясного неба, и Гарвин подпрыгнул от неожиданности. В следующий момент он понял, что в скафандр вошедшего был вмонтирован небольшой громкоговоритель.

— Ваш корабль поступил в распоряжение законных властей. Все вы должны считать себя пленными. В надлежащее время вы получите возможность изменить свой статус. При попытке сопротивления вы будете пристрелены на месте. Вам не причинят вреда, если вы будете подчиняться приказам. Вы будете щедро вознаграждены в будущем, если согласитесь сотрудничать. Запомните: без промедления выполняйте приказы, и с вами ничего не случится. Неподчинение карается смертью. А теперь — ждите дальнейших распоряжений. — С этими словами блондин удалился.

— Ну и дерьмо, — пробормотал Кипчак. — Крепко же мы влипли.

— Ну и что же тут, черт возьми, происходит? — спросил Иоситаро.

— Помнишь, я говорил, что РР — тесный мирок? Я знаю этого ублюдка. Его зовут Селидон, и он просто кусок дерьма. Если будешь выпендриваться, он пристрелит тебя, не моргнув глазом.

— Что-то я не очень понял. — сказал Гарвин. — На кой черт Конфедерации нужно красть у себя свой собственный корабль?

— Он не работает на Конфедерацию, — ответил Петр. — Уже давно. Он — наемник. Стал наемником, когда его вышибли пинком под зад. Я слышал, что он вроде бы работает на одного регента в звездной системе… Ларникс… Нет, Ларикс. У нее было двойное название. А, вспомнил: Ларикс и Кура.

— Ну и что будет дальше?

— Мне кажется, — уже более уверенно ответил Кипчак, — что мы действительно стали жертвой пиратов. Похоже, этот регент положил глаз на наш корабль и на то, что в нем есть. Но никак не могу понять, как он узнал о перемещении войск Конфедерации. Это у меня в голове не укладывается. Однако неплохо они все организовали. Скафандры — без опознавательных знаков. Их корабль, скорее всего, — невидимка. Шансов улизнуть с добычей незамеченными у них на все сто.

— А что будет с нами? — спросил Гарвин.

— Так же будем служить в армии, — ответил Кипчак. — Но уже не в армии Конфедерации. И, наверно, уйдет немало времени, чтобы мы вернулись в место, хоть чуть-чуть похожее на дом. Если, конечно, это имеет для вас значение.

— Превосходно, — сказал Ньянгу. — Просто превосходно.

Но Петр его уже не слушал. Он часто пощелкивал языком в такт своим размышлениям.

— Не-а, — объявил он. — Это не для меня, братишки.

— Что «не для меня»? — не понял Гарвин.

— Я не собираюсь служить какому-то регенту, — твердо сказал Кипчак. — Особенно предателю. Когда Конфедерация обрушится на этого ублюдка, полетят головы у всех и каждого, кто носит его погоны. Нет, это не для меня, — повторил он.

— И что ты собираешься делать? — спросил Ньянгу.

— Обо мне не беспокойся. Вы, парни, просто не высовывайтесь и старайтесь не получать никаких повышений. У солдата в чине рядового меньше шансов отправиться на виселицу. Рано или поздно все утрясется. Или у вас хотя бы будет возможность бежать. Все будет в порядке. — Петр смотрел не на них, а на двух стражников у входного люка.

— Значит, ты сваливаешь?

— Прикуси язык.

— А нам с тобой нельзя? — спросил Гарвин. — Будь я проклят, если я стану пиратом.

— Да не будь ты олигофреном, — рявкнул Кипчак. — Просто… — Он оборвал фразу и критически осмотрел Гарвина и Ньянгу: — Вы что, серьезно?

— Да, — ответил Гарвин.

Ньянгу секунду подумал и тоже кивнул:

— Один раз я уже столкнулся с правосудием. Второго раза мне не надо. Если ты нас возьмешь, я пойду.

— Ну… Я же говорил, что я ваш должник. И у меня будут проблемы, если на спасательной шлюпке я окажусь один. Особенно — при дальнем путешествии, которое нам предстоит, если мы доберемся до шлюпки. О'кей. Ничего с собой не берите. Сначала мы будем потихоньку пятиться, очень медленно. Когда на вас посмотрит кто-то из охранников, застывайте на месте. Не оглядывайтесь. И, ради всего святого, не улыбайтесь. Скоро они вернутся, чтобы всех увести. Именно в этот момент, в суматохе, мы должны проскользнуть мимо санузла и открыть замки на люке в дальнем конце отсека. После этого идите за мной. Надеюсь, что в проходе за этим люком будет воздух. Наша цель — одна из С-шлюпок, спасательных кораблей. Они должны быть на средней палубе. Все эти чертовы военные звездолеты строятся по одной схеме. Если нам повезет, шлюпка будет заправлена топливом и снабжена всем необходимым. В другом случае… В общем, пошли.

«Шажок… шажок… — считал Ньянгу. — Статуя. Я — статуя. Один из этих гадов с бластерами только что посмотрел вдоль шеренги. Но не на меня. Не на меня… шажок…»

Через бесконечные полчаса Селидон вернулся.

— Все идет отлично, — пролаял он сквозь треск усилителя. — Берите ваши шмотки и подходите ко мне по одному. Мы вас обыщем, а потом переведем всех в отсек поменьше. А то вдруг вам придет в голову резвиться? Если у кого-то есть оружие, бросьте его на пол прямо сейчас. У кого найдем позже — расстреляем на месте. Начали! Первый!

Рекруты дружно и беспорядочно подались вперед.

Кипчак присел и скользнул в боковой проход между койками. К нему вплотную прижимался Гарвин. Последним полз Ньянгу. Со всей возможной на четвереньках поспешностью они уходили подальше от главного входа в отсек.

Когда они ползли мимо смятой койки, на которую Май привела Ньянгу, у него внутри что-то сжалось. Он подумал о том, что могло бы случиться в его жизни, но чего не будет никогда.

У небольшого люка, закрытого на двойные зашелки, Кипчак остановился. Он нажал на один из запоров, и с него с громким щелчком отскочил кусок краски.

— Чертовы скоты ремонтники! — прошипел Кипчак. — Если что-то не на колесиках, залей это краской.

Он налег на запор всей тяжестью своего тела, и тот открылся. Вторую защелку он открыл уже без труда, подвигал ее туда-сюда и удовлетворенно кивнул. Воздух с той стороны был.

Кипчак открыл люк, и все трое заползли в утробу технических отсеков звездолета.