"Шерлок Холмс и талисман дьявола" - читать интересную книгу автора (Робертс Барри)

14 КАРТИНКИ И ЗАГАДКИ

На следующий день точно в назначенный час полковник Харден вместе с сыном приехали на Бейкер-стрит. Их сопровождали два полицейских в штатском, нагруженные тяжелыми ящиками с фотокамерой и снимками. Я помог им пронести их по нашим семнадцати узким ступенькам в гостиную.

Шерлок Холмс окинул взглядом комнату, которую заполнили наши гости, полицейских и принесенные ими ящики.

– Полагаю, – сказал Холмс Хардену, – что ваша аппаратура требует хорошего освещения?

– Но в камере есть свои собственные лампочки, – ответил полковник, – хотя, конечно, при естественном солнечном свете результаты будут лучше.

– Значит, мы поставим фотокамеру там, куда падает солнечный свет, – сказал Холмс. – Ватсон, будьте так любезны, освободите маленький столик под окном.

Столик был подготовлен, и туда поставили фотокамеру. Холмс собственноручно освободил другой конец стола от своих химикалий. Наконец мы смогли приступить к рассмотрению снимков.

Фотокамера полковника представляла собой ящик из красного дерева, примерно два с половиной фута в ширину, спереди были укреплены две линзы в медных держателях со специальными винтами. На ящике в некоторых местах виднелись отверстия в виде щелей и окружностей, через которые, очевидно, должен был поступать свет, а на его боковых сторонах было еще несколько медных винтов. Харден уселся перед фотокамерой и протянул руку к сыну. Джей стоял возле длинных коробок с фотопластинками. Надев кожаные перчатки, он достал из первой коробки пару пластинок и передал их отцу. Полковник вставил одну из них в щель фотокамеры, приложил глаза к линзам и стал поворачивать в разные стороны зеркала-отражатели. Потом стал осторожно поворачивать медные винты, чтобы добиться необходимого эффекта. Наконец, удовлетворенный, он обернулся к Холмсу:

– Фотокамера приспособлена для обычного фокусированного видения, мистер Холмс. Хотите взглянуть?

Харден отодвинул стул, и Холмс нагнулся посмотреть. Минуту-две он молчал, потом, выпрямившись, сказал:

– Эффект необычайный. Ватсон, взгляните-ка.

Я в свое время немало занимался стереоскопами, иногда рассматривая в них фотографии, сделанные лучшими мастерами этого дела, но оказался совсем не подготовленным к тому, что увидел сейчас. Перед моим взором возникли ярко освещенные солнцем развалины аббатства в Гластонбери. На переднем плане из серебристого тумана выступал темный куст шиповника, а вдали виднелись обломки арок, наполовину скрытые разросшимися сорняками. Снимок, отраженный в двух зеркалах, имел необычайную глубину и четкость. Я отпрянул с восторженным восклицанием. – Посмотрите опять, доктор, – сказал полковник и дотронулся до одного из медных винтов.

Я снова нагнулся к линзам и с изумлением стал наблюдать, как картина перед моими глазами изменяется. Куст шиповника стал гораздо крупнее и немного расплылся, словно я смотрел на него с очень близкого расстояния. Туман исчез, а каменные обломки арок раздвинулись. Мне показалось, будто я приблизился к изображению на расстояние в несколько шагов.

Холмс, в свою очередь, наклонился к линзам и, как и я, был потрясен увиденным.

– Если бы ваши усовершенствования распространить повсеместно, это было бы новое слово в развитии фотографии. Она стала бы гораздо более гибким средством, чем простой оптический механизм для воспроизведения реальности, а также для исследования снимков.

Харден коротко кивнул в знак благодарности.

– Спасибо, – сказал он. – Я был бы чрезвычайно доволен, если бы мои труды увенчались успехом. Вы теперь видите, на что способно мое маленькое изобретение, может быть, вы посоветуете, каким образом его использовать для анализа снимков, сделанных в Гластонбери?

Холмс сел около обеденного стола.

– Давайте поразмыслим над уже известными нам фактами, – сказал он. – Во-первых: каким-то образом профессор Мориарти узнал, что нечто так ему необходимое надо искать в Гластонбери. – И загнул один их своих длинных пальцев. – Во-вторых, со слов Порлока, а также после посещения Британского музея мы знаем, что король Генрих Восьмой тоже искал это нечто, но ничего не нашел. В-третьих, Дрю, узнав о ваших намерениях заниматься фотоэкспериментами в Гластонбери, немедленно позаботился, чтобы вам помешать. В-четвертых, когда ему это не удалось, он попытался завладеть вашими негативами.

Холмс сделал паузу и посмотрел на нас так, словно хотел убедиться, что до нас дошел смысл сказанного.

– Все, конечно, так, – ответил полковник. – Но каким образом мы узнаем, что нам нужно найти?

– То, что профессор Мориарти, Дрю и, разумеется, король Генрих Восьмой пытались отыскать. Это нечто явно имеет огромную ценность, и обладатель найденного предмета будет наделен какой-то властью над другими людьми. Само название «талисман дьявола» предполагает скорее последнее. Попытки Генриха Восьмого отыскать клад явно говорят о том, что он был спрятан ранее 1532 года, когда по приказу короля аббатство в Гластонбери было разрушено. Непонятно, по какой причине, но Дрю решил, что ваши снимки помогут обнаружить клад или наведут его на след. Разве не ясно в таком случае, что мы ищем нечто находящееся на территории аббатства по крайней мере уже три с половиной столетия и что оно осталось тайной для короля. И разве также не ясно, что Дрю уверен в существовании клада и что он сможет его найти на основании ваших снимков.

Он повторил последние слова несколько раз, встал и начал что-то быстро искать в ящичках своего бюро. Выхватив листок бумаги, Холмс снова сел за стол.

– Полагаю, вы согласны с тем, что мы столкнулись с какой-то тайной, имеющей отношение к извращенному религиозному культу. В ходе моих исследований в Британском музее я наткнулся на такой вот абзац в тексте автора двенадцатого века, который намекает на некую религиозную тайну, понятную лишь только посвященным. – И Холмс прочел вслух: – «Весь пол выложен отполированными каменными плитами. В алтаре и боковых приделах множество драгоценных реликвий. Более того, во многих местах керамические плитки в свинцовой окантовке слагались в узор из перемежающихся треугольников и квадратов. Если я думаю, что здесь таится какая-то священная тайна, то ведь тем самым я не погрешу против нашей религии». Принадлежит сие странное описание Уильяму из Малмсбери, священнику, который хорошо знал Гластонбери. Он изучал древние тексты, и если он думал, что именно в орнаменте пола содержатся какие-то религиозные тайны, то мы не должны пройти мимо этого свидетельства.

– Вы полагаете, – спросил я, – что тайна, которую пытается разгадать Дрю, та же самая, на которую этот Уильям намекал шесть веков назад?

– Возможно, – отвечал мой друг. – И если это так, значит, и мы и Дрю потерпели фиаско, так как полковник подтвердит, что вокруг алтаря этот пол не сохранился.

Однако я обратил внимание на описание священника лишь в доказательство того, что даже за три столетия до Генриха Восьмого существовала практика скрывать ритуальные и религиозные тайны, зашифровывая их особенным орнаментом, чей смысл очевиден только посвященным. Если мое предположение верно, тогда Дрю, возможно, прав, и мы все-таки сумеем отыскать какие-нибудь дошедшие до нас фрагменты.

– Теперь я понимаю, – сказал Харден, – почему вы просили меня сосредоточиться на некоторых украшениях. Может быть, с них и начнем?

– Я думаю, если сравнить несколько фотопластинок с орнаментом, который я просил вас снять, с другими, где могут проявиться какие-нибудь декоративные элементы, мы получим возможность найти ключ к разгадке тайны, – ответил Холмс.

И работа началась. Холмс и полковник приникли к камере, а Джей стоял рядом, подавая им фотопластинки, которые они просили, возвращая просмотренные на место. Каждая пластинка подолгу оставалась в фотокамере, так как Холмс и Харден рассматривали ее в разных ракурсах, поворачивая винты так и эдак. Несколько раз Холмс и меня просил высказать мнение по поводу снимка, но не помню, чтобы я оказал сколько-нибудь значительную помощь. А увидел я много прекрасных снимков, воспроизводящих разные детали резьбы по камню, но, по-моему, ни один не напоминал того самого орнамента. И я уже начал подумывать, не заблуждается ли Холмс.

Время от времени Харден поворачивал зеркала таким образом, чтобы они соответствовали положению солнца, но со временем солнечный свет переместился на другую сторону, так что использовать его стало невозможно.

– Как насчет ваших ламп? – осведомился Холмс у Хардена.

– Могу их зажечь, – ответил полковник, – но не думаю, чтобы они дали достаточно света для рассмотрения деталей, как нам требуется.

– Ну что же, тогда мы должны сейчас прекратить нашу работу и пусть миссис Хадсон подаст нам запоздалый ленч. В конце концов нам осталось просмотреть всего около полудюжины пластинок. – И он указал на небольшую стопку, ожидавшую детального исследования.

Мы не отдали должного внимания стряпне миссис Хадсон, поглощая еду в молчании, чуть ли не с ощущением полного краха наших усилий. После ленча полковник закурил, а Холмс встал и медленно подошел к окну. Он взял большую лупу и начал одну за другой тщательно рассматривать пластинки на просвет.

Мы встали из-за стола, и Холмс сказал через плечо:

– Полковник Харден, а вас не затруднит сделать увеличенный отпечаток с одной из этих пластинок?

– Конечно же, нет, – ответил Харден. – Это не представляет для меня никаких трудностей. Я могу, разумеется, напечатать снимок целиком, но не отдельные его фрагменты, которые видны только при механическом манипулировании фотокамеры. Если такой, просто увеличенный, снимок может быть вам полезен, я сделаю его за несколько минут.

Холмс повернулся и вручил Джею пластинку:

– Мне бы хотелось иметь самый большой отпечаток с этой пластинки. И, если можно, пришлите мне его сегодня к вечеру. Я бы считал это величайшим одолжением с вашей стороны.

– Вы его получите, мистер Холмс, – заверил полковник. Через несколько минут фотокамера была снова упакована, и полицейские отнесли ее вниз. Мы условились встретиться на следующий день в одиннадцать утра, и Харден с сыном покинули нас.

После ухода наших гостей Холмс растянулся на диване, закурил трубку и погрузился в молчание. Я, приученный не отвлекать его разговорами в такие моменты, остаток дня провел за журналами. В положенное время миссис Хадсон принесла нам чай, но Холмса невозможно было убедить сесть за стол. Он продолжал лежать на диване с отсутствующим взглядом и яростно курить. Со стола уже убрали, когда посыльный принес от полковника отпечаток величиной примерно два фута.

Холмс наконец поднялся и разложил еще влажный отпечаток на обеденном столе. На увеличенной фотографии теперь можно было увидеть четкое изображение замысловатого рисунка.

– Превосходно! – выдохнул Холмс, разглядывая отпечаток. – Теперь есть над чем поработать.

Его реакция внушала надежду, что он теперь будет общительнее, но меня ждало разочарование. Вечер прошел так же, как и день, с той только разницей, что теперь Холмс сидел, нагнувшись над фотографией, крепко зажав в зубах трубку и внимательно рассматривая орнамент в лупу.

Когда я наконец решил, что лучше пораньше лечь спать, Холмс спросил:

– Прежде чем вы уйдете к себе, Ватсон, скажите, нет ли у вас мелкой разменной монеты?

Покачав удивленно головой, я сунул руку в карман и вытащил пригоршню мелочи.

Холмс покопался и выбрал несколько монет:

– Полкроны, пенни и шестипенсовика будет достаточно. Спасибо, Ватсон. Спокойной ночи.

У двери я на мгновение обернулся. Холмс сидел все в той же позе.