"Моя единственная (Том 2)" - читать интересную книгу автора (Басби Шарли)

Басби ШарлиМоя единственная (Том 2)

Ширли БАСБИ

МОЯ ЕДИНСТВЕННАЯ

ТОМ 2

Глава 12

Напряженность, возникшая во время поездки в новое имение, в течение следующих недель не спала. Скорее наоборот. Даже небольшая рана, если ее не лечить, становится опасной. Образовавшаяся в их отношениях трещина превращалась постепенно в глубокую и широкую пропасть. Вели они себя друг с другом все холоднее и отчужденнее.

То, что Хью больше не приходил к ней по ночам и собрался отправить ее на все лето за город, нанесло болезненный удар по самолюбию Микаэлы. Пытаясь как-то защититься, она старательно возводила баррикады из холодной вежливости. Что ей еще оставалось? Только показать ему, что он сам и его поведение ей глубоко безразличны. Поначалу она хотела рассказать обо всем Лизетт, но затем передумала. И не потому, что была слишком горда. Просто поняла, что не так уж ей на самом деле плохо, чтобы бежать жаловаться матери, будто маленькая девочка. Лизетт не сможет помочь ей. Никто не исправит того, что произошло, раз уж она имела глупость влюбиться в Хью. Именно это делало ее такой ранимой и не позволяло обсуждать свои проблемы даже с матерью. Микаэла твердо решила, что он никогда не узнает, как много значит для нее. При появлении Хью она вооружалась ледяной улыбкой и подчеркнуто вежливыми манерами. Глядя на ее спокойное, красивое лицо, никто бы не догадался, что душа ее умирала.

Хью чувствовал себя немногим лучше. Сильнее всего угнетало то, что он сам был во всем виноват: он оставил жену одну в тот вечер и не пошел к ней в спальню, сказал, что не поедет с ней в загородный дом. Все он понимал, но исправить ничего не мог. Невероятно трудно переступить через собственную гордость. Но даже если он пересилит себя, то один Бог знает, захочет ли она помириться. Даже малейших намеков на это он не видел. В ту ночь, когда, поддавшись гневу и раздражению, впервые после свадьбы ворочался один в своей постели, Хью решил, что следующим же вечером просто войдет к ней в спальню н займет свое законное место рядом с женой. Но сделать это, хотя очень хотел, он так и не смог. Слишком много недосказанного осталось между ними. Но в чем он должен оправдываться? В том, что решил остаться в городе? Он не гулять здесь собирается, а заниматься делом. Микаэла обязана понимать это! Хью с раздражением Повторял про себя, что его решение подсказано элементарной логикой. Это немного успокаивало и вселяло надежду на то, что он сможет все объяснить жене и она поймет его. Но как только он наталкивался на ее безразличный взгляд, приготовленные заранее слова застревали в горле. Он обзывал себя слабовольным дураком. Но никакие хлесткие ругательства не помогали. Вернуть те счастливые отношения, которые были у них в первые недели после свадьбы, с каждым днем становилось все труднее и труднее.

Дел, как бы там ни было, у обоих было много, и время летело быстро. Хью, раздраженный нарастающим отчуждением, искал успокоение в работе. Он целыми днями пропадал в конторе, возвращаясь домой только поздно вечером. Микаэла занималась приобретением и упаковкой мебели и разных мелочей для нового дома. Она научилась мастерски скрывать свое настроение, и даже помогавшая ей в сборах Лизетт, казалось, ничего не замечала. Много дел было и в городском доме. Хью, не догадываясь, насколько болезненно воспринимает каждое его слово и без того доведенная до отчаяния Микаэла, заявил, что большую часть своего времени собирается посвящать делам, а потому нуждается всего в нескольких комнатах. Остальные помещения предполагалось на лето закрыть, и сейчас в них сворачивали ковры и покрывали чехлами мебель. До возвращения Микаэлы в доме должны были остаться лишь несколько слуг Хью, остальные отправлялись вместе с ней в имение.

Довольно скоро наступил день, когда все было отправлено и упаковано. Хью осталось лишь проводить жену и тещу до плантации. Только тут выяснилось, что кабриолет маловат для троих. Лизетт тут же предложила воспользоваться каретой Дюпре. Хью согласился. При этом он подумал, что следует купить экипаж, а заодно и удобную коляску для Микаэлы, и грустно улыбнулся. Покупки, похоже, остались единственным, что хоть как-то объединяло их с женой. Слава Богу, что хоть денег у него пока достаточно.

Наконец карета с тремя путешественниками тронулась. Лизетт о чем-то мило болтала, и обстановка благодаря этому казалась вполне нормальной. По крайней мере если Лизетт и заметила холодок в отношениях Хью и Микаэлы, она ничем это не проявила.

Мамочка едет с ней, и это, пожалуй, единственное, что радовало Микаэлу. Провести несколько часов наедине с Хью перед долгим расставанием было бы настоящей пыткой. Микаэле казалось, что, не будь рядом Лизетт, она не выдержала бы и бросилась в объятия мужа, умоляя не оставлять ее. Она даже вздрогнула, представив эту картину: хнычущая Микаэла Дюпре цепляется за фалды сюртука равнодушно взирающего на нее мужа. Нет! Она не должна, не имеет права быть такой слабой!

Одернув себя таким образом и твердо решив продолжать прежнюю линию поведения, она выпрямилась и приняла независимый вид.

- Я так рада, maman, что ты поживешь со мной, - сказала она, чтобы не молчать. - Мне очень понадобятся твои советы. Ведь в имении Жюстины предстоит еще так много сделать.

- Вы что, называете это место имением Жюстины? - удивилась Лизетт. Насколько я помню, муж мадам Жюстины, завершив строительство нового дома, объявил, что отныне его имение носит название "Уголок любви". По-моему, это очень романтично. Может, стоит сохранить это название, как вы думаете?

Хью поморщился. Уголок любви! Он чуть не рассмеялся вслух. Прямо насмешка какая-то! Уголок любви, обитатели которого, того и гляди, набросятся друг на друга с кулаками!

- В этом что-то есть, - произнес он вслух безразлично, посмотрев на Микаэлу. - Как ты считаешь, дорогая?

Какое-то мгновение Микаэла смотрела в серые глаза Хью, затем, не выдержав их холодного блеска, отвернулась.

- Да, звучит довольно мило, - пробормотала она. - Лучшего названия, пожалуй, и не придумаешь.

- Значит, решено, - произнес он с наигранной радостью. - Отныне это место называется "Уголок любви".

Лошади бежали резво. Погода, несмотря на усиливающуюся жару и влажность, была прекрасной. А некоторая скованность в отношениях Хью и Микаэлы с избытком компенсировалась приподнятым настроением Лнзетт, которой не терпелось взглянуть на новый дом. Когда за поворотом показалось белое воздушное здание, она не сдержала восхищенного возгласа.

- О! Великолепно! Даже не знаю, можно ли представить что-то лучшее для тебя! - защебетала она на ухо дочери. - Говорите, что здесь даже озеро имеется? Вне всяких сомнений, лето мы проведем отлично, правда, малышка!

- О, oui! - ответила Микаэла, сумев придать своему голосу почти столь же радостное выражение. - Нам здесь будет чем заняться и на что посмотреть, мама.

Хью грустно улыбнулся, ощутив, вдруг нечто похожее на зависть. Наслаждаться с молодой женой красотами этого очаровательного уголка должен был бы в первую очередь не кто иной, как он. Однако, судя по всему, ей его компания вряд ли могла доставить удовольствие. Это неприятное ощущение не оставляло его все то время, которое они провели в доме. Наблюдать за тем, как мило Микаэла болтает с Лизетт, совершенно не замечая его, было невыносимо. Хью позавтракал с женщинами на просторной террасе. Но как только был выпит кофе, он поднялся из-за стола и пристально посмотрел на жену.

- Пожалуй, я поеду обратно, - заявил он. - Нет никакого смысла оставаться здесь далее.

Лицо Микаэлы дрогнуло, но тут же приняло отстранение невозмутимый вид. Чего ей это стоило, знала лишь она сама. Каждое слово мужа отзывалось в сердце мучительной болью, - Да, конечно. У тебя же дела в городе, - ответила она с какой-то странной улыбкой. - Как мы можем тебя задерживать?

- Ты проводишь меня до кареты? - спросил Хью, чувствуя, что ему вдруг стало трудно говорить. - Вы не возражаете, если я на несколько минут отвлеку внимание вашей дочери, мадам? - уже спокойнее обратился он к Лизетт, удивленно наблюдавшей за ними.

- Было бы странно, если бы я не позволила супругам пошептаться наедине перед расставанием, - улыбнулась она. - Идите, конечно.

Микаэла сумела заставить себя сохранить милую, вежливую улыбку. Внешне она казалась спокойной и даже равнодушной. Но это только внешне... Внутри все в ней протестовало. Поддайся она хоть на мгновение зову сердца, она схватила бы руку Хью и не выпускала ее так долго, насколько хватило сил, умоляя его не уезжать. Неужели он не понимает, как нужно сейчас ему остаться? Ведь им так важно сделать хоть что-то, чтобы сломать эту дурацкую ужасную стену, вдруг возникшую между ними!

Однако ни он, ни она не проронили ни слова, пока шли по тропинке. Лишь когда подошли к лошадям, возле которых хлопотал кучер, Хью остановился и посмотрел ей в глаза. Но и тогда по лицу его было совершенно непонятно, что творилось у него в душе.

- Если тебе что-нибудь надо... - произнес он тихо.

- Если мне что-нибудь понадобится, - прервала Микаэла, боясь, что потеряет сознание от пронзительной боли в сердце, - я дам тебе знать об этом письмом.

Воцарилось напряженное молчание. Кончики пальцев горели от желания хоть на прощание прикоснуться к нему, стоявший в горле комок мешал говорить. Боже, дай силы перенести это и не умереть прямо сейчас!

- Когда нам ожидать твоего следующего приезда? - неожиданно для себя спросила она вдруг.

- Это имеет какое-то значение? - холодно бросил Хью. Безразличное спокойствие жены ранило его в самое сердце.

Им же предстоит разлука на несколько недель. Могла бы хоть притвориться, что огорчена и будет скучать!

- Думаю, что вам с мамой будет здесь неплохо и вдвоем, - добавил он после небольшой паузы. - А у меня в городе полно дел.

- Да, конечно. Не сомневаюсь, - резко ответила Микаэла, скрестив на груди руки, чтобы они помимо ее воли сами не обняли его.

- Значит, мы обсудили все, что нужно, не так ли?

- Да!

Губы Хью скривились в подобии улыбки. Он сделал шаг по направлению к карете, но вдруг остановился и резко обернулся к Микаэле.

- Черт бы все это побрал! - пробормотал он, обнимая ее. Поцелуй его был жадным и в то же время удивительно нежным. Губы Микаэлы дрогнули и ответили, руки сами обвили его шею. Она вся подалась вперед, прижимаясь к груди мужа. Слившись в этом поцелуе, они на несколько долгих мгновений забыли обо всем. Прекратил его Хью, который, что-то бормоча, отстранил ее от себя.

- Пусть хоть это останется тебе от меня на память! - произнес он вслух, глядя на нее пылающим взором.

Это были последние слова мужа, которые услышала в этот день Микаэла. Он быстро повернулся, сел в карету и дал кучеру знак трогать.

Молодая женщина стояла неподвижно, глядя вслед удаляющемуся экипажу. Губы еще ощущали вкус его поцелуя, но видеть мешала выступившая на глаза предательская влага. Целиком занятая своими переживаниями, она даже не услышала, как ее окликнула Лизетт. Микаэла очнулась, когда мать осторожно тронула ее за плечо.

- О! Мамочка! - всхлипнула она. - Мне хочется умереть! Все так ужасно, и нельзя ничего исправить.

- Тс-с, малышка. Уверена, что все не так плохо, как тебе сейчас кажется. Со временем все удастся уладить. А если нет, то привыкнешь, и жизнь будет казаться не такой уж несносной. Поверь мне. Давай-ка лучше пройдем в дом, и ты обо всем расскажешь своей мамочке.

Оттолкнуть искреннее материнское участие было выше человеческих сил. Микаэла послушно пошла за Лизетт, готовясь рассказать все. Мама сможет понять и утешить. Эта мысль немного успокоила. Но лишь только девушка взяла себя в руки, ей стало нестерпимо обидно уже за то, что мать увидела ее слезы. Не хватало еще, чтобы из-за этого негодяя расстроилась и Лизетт! К тому моменту, когда они входили в дом, Микаэла уже была полна решимости показать матери, что у них с Хью все идет нормально.

- Я, наверное, веду себя как глупая гусыня, расстраиваясь из-за каждого пустяка, - выдавив улыбку, сказала она, когда они сели за стол и отпили по глотку лимонада. - Он избаловал меня, постоянно находясь рядом. Я и не подозревала, что даже недолгая разлука окажется столь болезненной.

Лизетт несколько долгих секунд молча глядела в глаза дочери.

- И это все, малышка? - наконец спросила она с сомнением. - Ты огорчена только из-за недолгой разлуки?

- Конечно! - немного раздраженно ответила Микаэла. - А чем же еще?

- Мне показалось, - сказала Лизетт, глядя на свой бокал, - что для людей, которые только что поженились, вы слишком холодны. Между вами возникло какое-то непонимание, да?

Более откровенно призвать дочь поделиться с ней секретами супружеской жизни Лизетт не могла. Перед замужеством Микаэлы она дала себе слово, что в отношения дочери и зятя, что бы ни произошло, она вмешиваться не будет. Но Боже! Разве может мать оставаться бесстрастной, когда ее дочь плачет так, что сердце разрывается!

Микаэла вздохнула.

- Да. Хотя, пожалуй, ничего существенного, - с трудом выговорила наконец она. - Ты права. Мы только что поженились, а он... Он с радостью отправил меня в деревню, а сам остался, в Новом Орлеане! - Румянец смущения залил ее щеки, но остановиться уже не было сил. - К тому же последнее время он не спит со мной. То есть всячески дает понять, что я ему наскучила!

Она еще раз вздохнула. Вроде все. Что еще могут сказать слова о ее переживаниях?

- Ох, малышка, - тихо рассмеялась Лизетт, - это и есть самое страшное? Думаешь, что ты надоела Хью?

Микаэла кивнула и надула губы. Смех в такой ситуации показался обидным, но нежная материнская улыбка ее успокоила.

- А ты сама пыталась как-то дать ему понять, что не хочешь с ним расставаться? - ласково спросила Лизетт. - Или что его отсутствие в твоей постели тебя огорчает, а? Мне кажется, что ты и раньше вела себя с мужем так же безразлично и отчужденно, как сегодня. Меня удивило не то, что он уехал, а то, что после всего этого ты вдруг разрыдалась.

- Я вела себя так, как положено хорошей жене-креолке, - пробормотала Микаэла, только сейчас до конца поняв, какой холодной и бесчувственной она могла казаться Хью в эти последние дни.

- И как же, скажи мне ради Бога, должна себя, по-твоему, вести "хорошая" жена-креолка? - с наигранно заинтересованным видом спросила Лизетт.

- Так, как ты! Ты всегда была спокойной и невозмутимой, даже когда папа горячился. Он никогда не видел твоих слез. Он всегда был ласков с тобой, а ты всегда вела себя с ним с такой милой добротой и пониманием. - Микаэла вдруг запнулась, что-то вспомнив. - Я помню, что папа часто уезжал куда-то, но он никогда бы не оставил тебя одну на плантации! - упрямо добавила она, чуть заикаясь.

На этот раз вздохнула Лизетт.

- Я и не знала, что оказалась такой хорошей актрисой, - произнесла она, задумчиво проведя пальцем по кромке бокала. - Что ж, ты стала взрослой, и, видимо, пришло время тебе узнать правду. Так вот, я с трудом выносила Рено Дюпре и ненавидела твоего деда за то, что он заставил меня выйти за него.

- Но... Но ты же!..

- Делала вид, что все хорошо? Да, я постоянно притворялась счастливой женой! Что еще я могла делать, если мое замужество стало уже свершившимся фактом? Срамить себя и свою семью перед друзьями и соседями? - Ее голос сорвался и вновь стал твердым. - Нет уж! Я сделала то же, что и сотни несчастных женщин до меня, - заставила себя стать хорошей креольской женой! Я принуждала себя принимать ласки мужчины, хотя от одного его прикосновения мое тело вздрагивало от отвращения. О женщинах, которые у него были постоянно, и об оскорблениях, которые он причинял мне чуть ли не ежедневно, рассказывать не буду. Но это все было, поверь мне, хотя вы ни о чем не догадывались. С тобой, с родственниками и слугами я играла ту роль, которую предназначила мне судьба, - хорошей, понимающей и любящей креольской жены. И поверь мне, повторить мой путь я бы не пожелала и врагу, а уж тем более тебе, моя дорогая. - Лизетт импульсивно поднялась, обошла стол, взяла руки дочери в свои и посмотрела ей в глаза. - У тебя есть шанс, которого никогда не было у меня. Ты вышла замуж за честного и доброго человека. Ты можешь обрести то, что мне было недоступно, счастливую семейную жизнь! Уверена, если ты сумеешь укротить гордость и самолюбие, не будешь скрывать свои настоящие чувства, она у вас с Хью обязательно будет. - На губах Лизетт вновь появилась ласковая улыбка. - Хью прекрасный молодой человек, малышка. Он заботлив и добр. Уже одно то, что я сейчас здесь с тобой, доказывает это. Он думает о том, чтобы тебе было хорошо. - Лизетт чуть сжала руки Микаэлы. - Конечно, выйти за него тебя заставили. Но поверь, моя дорогая, я никогда не допустила бы вашей свадьбы, если бы не была уверена, что он постарается сделать тебя счастливой. Я знала, что он будет нормальным мужем. Нет, это не те слова - Рено, по креольским меркам, тоже был нормальным мужем. Хью может быть преданным и честным. Он может любить жену, а это очень важно!

- Ты.., ты не.., не любила папу? - пролепетала совершенно ошарашенная услышанным Микаэла.

- Да, не любила, - спокойно сказала Лизетт. - Хотя мы встречались с ним, даже говорили о свадьбе, и я не стану утверждать, что наотрез отказала ему. Но это все было до того... - Лизетт замерла и посмотрела вдаль, будто видела там нечто, что не могла видеть дочь. Лицо ее сделалось мягким, глаза - молодыми и мечтательными. - Это было до того, как я встретила другого... - Она с какой-то особой нежностью взглянула на Микаэлу. - Другого, который помог мне узнать, что такое любовь...

Обескураженная и заинтригованная неожиданной исповедью матери, Микаэла почти не дышала.

- Но почему же ты не вышла за него? Вы любили друг друга? - чуть слышно спросила она.

Лицо Лизетт стало серьезным, а когда она заговорила, в голосе ее слышалась горечь.

- Он любил меня. Я не сомневалась в этом даже после того, как... - Лизетт тяжело вздохнула и на мгновение смолкла. - В общем, он любил меня, но не настолько, чтобы пойти против воли моего отца. А папа и слушать не хотел о том, что мы можем пожениться. Моим мужем он видел только Рено. Выйти за кого-то другого было немыслимо!.. - Лизетт вновь смолкла, видимо, не находя нужных слов. Устремленные на нее глаза дочери говорили, что и так она сказала слишком много. Она начала сердиться на себя. - Все это случилось очень давно, - сказала она, заставив себя улыбнуться, - и не имеет уже никакого значения. Я стала женой Рено и не имею теперь никакого права ругать жизнь, которую мы с ним прожили. Рено, что бы там ни было, нельзя обвинить в жестокости. Он был обыкновенным креольским парнем, со всеми достоинствами и недостатками. И не так уж и плохо обращался со мной.

- А человек, которого ты любила? Что стало с ним?

- О, - печально улыбнулась Лизетт, - он уехал и больше никогда не приезжал...

Неожиданно услышанные от матери отрывочные сведения сложились в одно целое, и у Микаэлы перехватило дыхание от ошеломляющей догадки.

- Ты... - запинаясь, произнесла она, глядя на Лизетт широко раскрывшимися глазами. - Ты была влюблена в отчима Хью - Джона Ланкастера!

Лизетт несколько секунд молча смотрела на дочь. - Oui, - наконец сказала она, - именно так.

***

Хью угрюмо рассматривал мелькающие за окном кареты пейзажи. На душе было тяжело, сердце стало будто свинцовым. Он поймал себя на неприличном и несвойственном ему желании: хотелось напиться до бесчувствия, отправиться в какой-нибудь грязный притон и затеять там скандал. Единственное приятное разнообразие в мрачные мысли вносило воспоминание о последних секундах прощания с Микаэлой. Она все-таки не смогла не ответить на его поцелуй и с готовностью сама обняла его. Но что это значит? Хью саркастически усмехнулся. Только то, что Микаэла была и намерена остаться хорошей креольской женой. Настоящая креолка может презирать и ненавидеть мужа, но никогда не позволит себе оттолкнуть его или, упаси Бог, устраивать сцены. Он как бы вновь ощутил теплое прикосновение Микаэлы и нежный шелк ее кожи, вздрагивающей под его губами. Уж лучше бы она набросилась с кулаками и расцарапала ему лицо! Тогда он хоть не испытывал бы такого мучительного желания, как после этой нежной сцены.

Подобные невеселые размышления мучили его всю дорогу до Нового Орлеана. Возле дома Хью отпустил кучера и, ругая себя за слабость, а Микаэлу за все сразу, вошел внутрь. В прихожей было темно и неуютно. Он вновь обругал себя, на этот раз за дурацкий характер, заставивший его тащиться сюда. Ведь ничто не мешало остаться до утра в "Уголке любви" и провести ночь в теплой постели жены. Эта мысль расстроила еще больше. Если разобраться, он вообще мог бы жить с Микаэлой в загородном доме все лето. Конечно, пришлось бы то и дело совершать утомительные поездки в город. Но разве может сравниться это неудобство с тем, что бы он получил взамен. Микаэла всегда была бы рядом: за столом, в саду, в постели!

Остаток ночи он провел, ворочаясь на холодной кровати. Болезненно было осознавать, что он сам лишил себя того, чего больше всего желал. Не будь он таким упрямым гордецом, наслаждался бы сейчас ласками жены в прекрасном загородном доме, а не валялся в этой слишком большой для одного и слишком пустой постели. Забылся он только под утро, и пробуждение настроения не улучшило. Оставалось только упрямо внушать себе, что принято было единственно правильное решение, чем и занимался беспрестанно Хью, умываясь и одеваясь. Он в одиночестве позавтракал и отправился в контору компании.

Однако и там занятий, в которые он мог бы погрузиться с головой, не оказалось. Хью в очередной раз убедился, что Жан умел подбирать работников. Служащие "Галланд, Ланкастер и Дюпре" знали свое дело и вполне обходились без надзора со стороны хозяев. Он без особого энтузиазма просмотрел списки прибывших грузов. Ничего нового в них не нашел. Пока не случится нечто, что будет способно как-то изменить ситуацию с его расследованием, делать ему фактически нечего. Только сидеть, ждать и скучать. Не слишком веселая перспектива!

Он вглядывался в строчки лежащих перед ним бумаг, почти не вникая в содержание. Мысли сами собой обратились к жене. Что, интересно, она сейчас делает? Как ей спалось этой ночью без него? Он грустно усмехнулся. Нормально спалось. По крайней мере нечего было опасаться, что нежеланный муж начнет утомлять ее своими приставаниями.

Отгоняя назойливые мысли, Хью резко поднялся из-за стола, вышел из кабинета и направился в помещение, где работал Этьен Грае. Войдя туда, он с деланным безразличием огляделся по сторонам и, убедившись, что никто не обращает на него особого внимания, подошел к столу молодого человека.

- Не удалось обнаружить какие-нибудь неточности в тех расписках, которыми я просил вас заняться? - спросил он мягко.

Этьен поднял глаза.

- Н-н-нет, - ответил он, покрываясь румянцем. - С ними все в порядке, мсье Ланкастер.

В течение нескольких секунд Хью задумчиво смотрел на него, ничего не говоря.

- Помните, о чем мы говорили на складе? - поинтересовался он как бы между прочим.

Этьен, проглотив подступивший к горлу ком, кивнул:

- Да, мсье. Я помню каждое слово.

- Предложение пока в силе, но я начинаю подумывать о том, чтобы сделать его человеку, способному на решительные поступки.

- Я понял, - произнес молодой человек чуть слышно. Хью вернулся в кабинет, сел за стол и вновь попытался вникнуть в лежащие перед ним бумаги. Но дело решительно не клеилось. И зачем он вообще вернулся в город? Чтобы сидеть вот так и неизвестно для чего в десятый раз просматривать эти документы?

Перед мысленным взором вновь возникла Микаэла, и почему-то нестерпимо захотелось узнать, что она сейчас делает. Наслаждается неторопливым завтраком на террасе в компании матери? Гуляет возле пруда? А может, все еще спит? Образ жены, раскинувшейся в постели, вызвал физическую боль в паху. Хью даже тихо застонал не то от боли, не то от страсти. Ругая себя за неспособность контролировать собственные чувства, он опять вскочил из-за стола. Лучше уж отправиться в кофейню. Если Джаспер не уехал из города, то есть шанс найти его там. Компания близкого человека была бы как никогда кстати. Хью направился к выходу, и как раз в этот момент кто-то постучался.

- Да? Что там еще? - спросил он, распахивая дверь. На пороге стоял высокий статный господин. Он улыбнулся, и на его смуглых щеках появились чуть заметные ямочки. Господину было на первый взгляд около пятидесяти лет, может быть, чуть меньше. Он был широкоплеч, строен, с хорошо развитой мускулатурой. Волосы еще густые и черные, только на висках поблескивала седина.

- Я прервал какое-то важное занятие? - произнес господин, и в глазах его мелькнули озорные искорки.

- Папа! Как же я, черт побери, рад тебя видеть! - воскликнул Хью, широко улыбаясь. От мучившего его со вчерашнего дня плохого настроения в одно мгновение не осталось и следа. - Когда ты приехал? - спросил он, сжимая отчима в объятиях. - Вообще-то я ждал тебя, но думал, ты сообщишь о своем прибытии письмом.

Джон Ланкастер бросил свою шляпу с загнутыми полями на стул, а сам уселся на стоящий рядом.

- Я чувствовал себя одиноко с тех пор, как ты уехал, мой мальчик, - заявил он. - А уж когда пришло послание с сообщением о твоей неожиданной женитьбе, усидеть и вовсе было невозможно. Я приказал немедленно упаковать чемодан и побежал на первый же корабль, отправлявшийся в Новый Орлеан. - Глаза Джона озорно блеснули. - Тебе должно быть известно, что в нашей семье ты не единственный, кто действует быстро и решительно.

- Я никогда не сомневался в этом, сэр, - рассмеялся Хью, присаживаясь рядом с отчимом. - Как долго ты здесь пробудешь? Мне бы хотелось, чтобы как можно дольше. Пожалуй, я уговорю тебя остаться в Новом Орлеане навсегда.

- Может, тебе это и удастся, кто знает, - улыбнулся Джон. - Я передал все дела нашему уважаемому агенту в Натчезе и предоставил действовать самостоятельно. Не сомневаюсь, он будет работать так же великолепно, как и всегда, поэтому могу жить здесь столько, сколько захочу.

- Вот и отлично! - искренне воскликнул Хью, радостно блеснув серыми глазами. - До переезда сюда я даже не подозревал, что мне будет так не хватать вас, сэр. Как же здорово, что вы приехали!

На лице Джона появилось такое же теплое сердечное выражение, как и у Хью.

- Я тоже не думал, что буду так сильно скучать по тебе, - признался он. Потому и решил в конце концов, что глупо отказывать себе во встрече с самым дорогим мне в мире человеком из-за какой-то древней клятвы. - Он улыбнулся. И вот я здесь, в том самом месте, куда, как я поклялся двадцать лет назад, никогда больше не должна ступать моя нога!

- Так вот почему ты не ездил в Новый Орлеан! Ты дал слово не появляться здесь? - спросил Хью, слегка помрачнев.

- Именно так, мой мальчик. Когда я уезжал отсюда, сердце мое было разбито, гордость ущемлена и на душе было так горько, что я дал себе слово никогда не возвращаться. Но все это было так давно, что сейчас уже не имеет никакого значения! Лучше расскажи мне о своей жене. Из твоей до смешного короткой записки я понял только то, что ты решил обзавестись семьей. Даже имя невесты не сообщил. Кого же ты осчастливил? Маленькую Алису Саммерфилд? - Джон улыбнулся и погрозил пальцем. - Тебе явно следует взять у кого-то уроки по написанию писем, мой мальчик. Я весь извелся от желания узнать, что за ангела, возбудившего в тебе желание срочно отправиться с ним к алтарю, ты встретил в Новом Орлеане. Так кто же она?

- Не Алиса Саммерфилд, - сообщил Хью, придав лицу притворно грустный вид. - Это девушка из знатной креольской семьи.

- Она - креолка? - переспросил явно удивленный Джон. - Бог мой! Как же вы сумели так быстро сговориться?

Хью чуть было не начал рассказывать об обстоятельствах, заставивших его жениться, но благоразумно сдержался. У них с отчимом практически не было секретов друг от друга, и врать он, конечно, не собирался. Но сообщать Джону, что брак его, по сути дела, результат хитроумной ловушки, в которую загнала его Микаэла, тоже было не обязательно. Хью, сам удивляясь, вдруг понял, что ему почему-то очень хочется, чтобы отчим не думал о Микаэле плохо и полюбил ее. В итоге, вместо того чтобы раскрыть все связанные с его женитьбой неприятные факты, он сказал совсем другое.

- Она так прекрасна, папа! Стоило мне ее увидеть... - голос Хью чуть дрогнул, - я сразу влюбился.

Произнеся эти слова, он неожиданно понял, что в них и заключается вся правда. Он любит Микаэлу! А вот она, похоже, ненавидит его. Хью глубоко вздохнул, собираясь с неожиданно закрутившимися в каком-то странном круговороте мыслями, и заставил себя улыбнуться.

- Она и ее родственники дали согласие на наш брак, и откладывать свадьбу не было смысла. Хотя, конечно, мне хотелось, чтобы и ты на ней присутствовал.

- Ох, молодость, молодость! Она всегда так нетерпелива! - произнес Джон с озорной улыбкой на губах. - Но я тоже когда-то был молодым и по уши влюбленным, а потому не сержусь на тебя. Меня удивило не то, что ты так быстро пошел под венец, а то, что гордые до невозможности креолы согласились на брак их дочери с американцем! - Лицо Джона чуть помрачнело. - Поверь мне, такое случается далеко не часто.

Пораженный пришедшей ему в голову догадкой, Хью даже забыл на мгновение о своих проблемах.

- Из-за этого ты и дал обет не приезжать в Новый Орлеан? - спросил он, с интересом глядя на отчима.

- Должен же я был что-то делать, - пожал плечами Джон. - Но сейчас это уже не имеет значения. Да и, честно говоря, я приехал не за тем, чтобы рассказывать о себе. Меня интересуешь ты и твоя молодая жена.

- Да, собственно, и рассказывать особо нечего. Я ее увидел и сразу захотел, чтобы она стала моей. Я просил ее руки. Ее семья не возражала. И теперь перед тобой стоит женатый мужчина. Вот и все.

- И все-таки мне трудно поверить, что все было так просто. Насколько я знаю, креолы скорее согласятся, чтобы в их семью вошел раб, чем американец!

- У се родственников имелось достаточно причин, чтобы принять мое предложение. Моя женитьба соответствует их деловым интересам.

- Деловым интересам? - нахмурил густые брови старший Ланкастер. - Как зовут твою жену?

- Микаэла Дюпре. Она внучка старого Кристофа Галланда. Наш брак позволяет консолидировать акции компании. А я вдобавок получил еще и очаровательную жену.

Хью постарался произнести все это как можно беззаботнее. Но отчима это не обмануло.

- Внучка Кристофа? - уточнил он угрюмо. Хью кивнул. - А кто ее родители?

- Лизетт и Рено Дюпре. Но Рено, как тебе известно, уже давно умер. Его вдова мадам Дюпре - единственная дочь старого Галланда. Думаю, что ты видел ее, когда вы основывали компанию. Она очень хорошо приняла меня. Честно говоря, если бы не ее теплое гостеприимство и очарование, мне пришлось бы здесь куда тяжелее. Партнеры встретили меня холодновато. - Хью усмехнулся. За исключением Джаспера, конечно. Его ты, кажется, знаешь.

- Да, Джаспера я помню. Трудно забыть те времена, когда вы с ним с упорством, от которого волосы вставали дыбом, искали смертельных приключений. - Судя по тому, как легко Джон изменил тему разговора, его любопытство в отношении Микаэлы и ее родственников было удовлетворено. - Кстати, поскольку я не знал, где тебя искать, - добавил он, - я отправил свой чемодан к нему.

- Когда ты постучался, я как раз собирался уходить, - сказал Хью, вставая со стула. - Не пойти ли нам вместе на поиски твоего багажа и отправить его в мой дом?

Джон с улыбкой кивнул и тоже поднялся. Пока они шли по коридору, Хью успел представить его нескольким служащим, а вскоре они уже подходили к дому Джаспера, который, к счастью, был дома. Он готовился к отъезду в свой загородный дом, где намеревался провести ближайшие недели. Для того чтобы разобраться с багажом, хватило нескольких минут. Уезжать друг собирался только утром. Хью предложил ему пообедать вместе и возобновить таким образом знакомство с Джоном Ланкастером. Долго уговаривать Джаспера не пришлось.

Когда они подходили к дому Хью, тот, как бы между прочим, сообщил отчиму, что Микаэлы сейчас в Новом Орлеане нет. Удивился Джон или нет, узнав, что приемный сын отправил молодую жену на шесть недель за город, было непонятно. Свои мысли на этот счет он предпочел оставить при себе. Зато в доме он не стал сдерживать одобрительных восклицаний. Ему явно нравилась и новая резиденция Хью, и перспектива возобновить знакомство с его другом. Все трое с удовольствием, не торопясь пообедали, обсуждая дела "Галланд, Ланкастер и Дюпре". Покончив с едой, они продолжили интересный разговор за бренди в кабинете Хью.

Беседу прервал неожиданный звонок в дверь. Симпсон, один из слуг, оставленных на лето в доме, сообщил, что спрашивают Джона Ланкастера. Хью распорядился проводить гостей в кабинет.

- Компаньоны, должно быть, зашли днем в контору и узнали там о твоем приезде, - предположил он, обернувшись к отчиму. - Пришли Дюпре - Жан и Франсуа, а также Ален Хассон.

- Хассон? - нахмурился Джон. - Не помню этого имени.

- Он, так же как и я, выиграл акции компании у Кристофа незадолго до смерти старика, - объяснил Джаспер. - Хассоны - известная и уважаемая в нашем городе семья. Но, честно говоря, у нас с Хью имеются некоторые разногласия с Аленом.

- Разногласия? - переспросил старший Ланкастер, удивленно приподняв брови.

- Мы пока не можем сказать точно, что за махинациями в компании стоит именно он, но основания для подозрения имеются, - спокойно объяснил Хью. - Ну и, кроме того, несколько недель назад я стрелялся с ним. - Увидев выражение лица отчима, он не смог сдержать улыбку. - Не волнуйся, победил я.

Для продолжения разговора времени уже не было - в открытую Симпсоном дверь вошли визитеры. Несмотря на то что все приготовились вести себя максимально вежливо, заметной напряженности избежать не удалось. Собственно, иного и не могло быть: Хью и Ален не встречались с самой дуэли, а Жан Дюпре с Джоном Ланкастером общались в последний раз около двадцати лет назад. Все стоя приветствовали друг друга, затем Ален, Франсуа и Джон Ланкастер были представлены.

Джаспер, как всегда, старался сгладить неловкие моменты. К тому же сама возможность лицезреть легендарного Джона Ланкастера произвела сильное впечатление на Франсуа.

Молодой человек горячо расцеловал Джона в обе щеки на французский манер и воскликнул:

- О, мсье Ланкастер! Как я рад, что встретился с вами. Я столько слышал о вас на протяжении своей жизни и вот наконец имею удовольствие видеть вас лично. Добро пожаловать в Новый Орлеан!

Джон улыбнулся ему.

- Интересно, только ли хорошее вы обо мне слышали? - произнес он, глядя не на Франсуа, а на Жана.

- Что было, то прошло, - произнес последний, слегка поморщившись. - Не думаю, что нам стоит начинать все сначала.

С этими словами он подошел к старшему Ланкастеру и протянул ему руку. Чисто американский жест ревнителя креольских традиций оказался неожиданным для всех. Но Джон если и растерялся, то лишь на долю секунды.

- Не стану говорить, что ужасно рад видеть вас вновь, - сказал он, крепко пожимая протянутую руку и язвительно улыбаясь. - Но не могу не отметить, что годы были к вам явно благосклонны. Вы почти не изменились.

- То же, бесспорно, можно сказать и о вас, - с галантным поклоном ответил Жан. - Если не считать серебра на висках, вы совершенно такой же, как двадцать лет назад.

Джон Ланкастер кивком головы поблагодарил за комплимент и посмотрел на третьего гостя, не сомневаясь, что он и есть Ален Хассон.

- Как я понял, вы, как и Джаспер, стали нашим компаньоном, выиграв акции у Кристофа? - спросил он, улыбаясь.

- Именно так, мсье, - вежливо поклонился Ален. - Надеюсь, у вас нет возражений на этот счет?

- Ну что вы, конечно, нет, - покачал головой Джон.

- Присаживайтесь, пожалуйста, - пригласил всех Хью. - Как вы узнали о приезде моего отчима? - обратился он к Жану, когда все расселись.

- О, это я узнал, - ответил за дядю Франсуа. - Днем я пошел в контору, надеясь застать вас там. Все служащие только и говорят о приезде мсье Ланкастера. Я, естественно, сообщил новость Жану и Алену. Мы решили нанести визит не откладывая, поскольку полагали, что вы захотите показать вашему приемному отцу свой новый загородный дом и можете уехать уже завтра.

- Вы хотели поговорить со мной? - спросил Хью, чуть хмурясь. - О чем?

Франсуа на секунду смутился, но тут же преодолел замешательство и широко улыбнулся.

- Я хотел убедить вас позволить мне навестить Микаэлу и maman. He прошло еще и суток, как они уехали. Но я уже так соскучился. И конечно, меня мучает любопытство. Очень хочется взглянуть на ваш новый дом, - признался он с детской искренностью. - Не возражаете, если я поживу там недельку-другую?

- Почему бы и нет, - пожал плечами Хью. - Что бы гам ни было, мы теперь одна семья. Само собой, что приглашение относится и к вам, - добавил он, поклонившись в сторону Жана.

- Непременно воспользуюсь им, - ответил тот. - Это весьма интересно.

Разговор постепенно перешел на общие темы. Со стороны могло показаться, что встретились давние друзья, которым нечего скрывать и уж тем более прятать свои антипатии. Немного странно, правда, выглядел Ален с рукой на перевязи. Однако рана его, судя по всему, заживала, и держался он совершенно естественно. О дуэли никто не вспоминал, впрочем, как и о любых других вещах, способных вызвать неудовольствие собравшихся. Казалось, что все здесь довольны друг другом, все вели себя достойно и вежливо. Шестеро джентльменов просто сидели рядом, наслаждаясь, ко всеобщему удовольствию, приятной беседой и бренди.

Прервало беседу новое появление Симпсона, который объявил, к удивлению Хью, еще об одном госте. Было около полуночи. Приезд Джона и визит Дюпре с Хассоном уже были событиями, далеко выходящими за рамки обычных. Что же еще за сюрприз ждет его?

- Кто же это? - спросил Хью, помрачнев.

- Этот джентльмен не пожелал назвать своего имени, - сообщил Симпсон. - Он сказал только, что пришел поговорить с вами по известной вам проблеме, связанной с бизнесом.

- Ах да, - пробормотал Хью, сообразив, что неожиданным гостем может быть не кто иной, как Этьен Грае. - Проводите его в приемную и принесите ему что-нибудь выпить. Скажите, что я скоро приму его.

- Деловой разговор в такое время? - задумчиво произнес Жан удивленно.

- Не думаю, что это так серьезно, - пожал плечами Хью.

- Я бы не относился к этому столь небрежно, - заметил Ален. - Не то время, чтобы беспокоить по пустякам. Кто же, интересно, решился на это?

Хью на секунду растерялся. Меньше всего ему хотелось раскрывать имя гостя. Но, с другой стороны, о приходе Этьена все равно станет известно, и недомолвки лишь вызовут ненужные подозрения.

- Скорее всего это Этьен Грае, - сказал он после некоторого колебания, стараясь, чтобы это прозвучало естественно. - Я попросил его разыскать кое-какие бумаги и показать мне как можно скорее. - Хью улыбнулся. - Боюсь, что молодой человек отнесся к этой просьбе серьезнее, чем я ожидал. Вы же знаете, какой он старательный работник.

В комнате воцарилось молчание. Хью ощутил, как сразу изменилась атмосфера в доме. Неприятная заминка, впрочем, продолжалась недолго. Затем кто-то рассмеялся, и возобновился прежний непринужденный разговор. Тем не менее Хью не оставляло предчувствие, что Грае из-за него оказался в опасности.

Глава 13

Джон некоторое время сидел молча, пристально глядя на Хью.

- Думаю, что тебе следует поговорить с этим молодым человеком, - сказал он наконец. - Никто не обидится, если ты оставишь нас на несколько минут.

- Нет-нет, - поднялся со своего стула Жан. - Мы сейчас уйдем. Мы зашли только для того, чтобы поприветствовать вас в нашем городе. У нас еще есть дела. Я получил удовольствие от нашего разговора, хотя, признаюсь, не рассчитывал на это, - произнес он, задумчиво улыбнувшись, пожимая руку Джону.

- Как ни удивительно, я могу сказать то же самое и о себе, - ответил тот, также чуть улыбнувшись. - Наверное, возраст сделал нас сентиментальными.

- Кто знает, кто знает! - воскликнул Жан. - Если так, то это лето обещает быть очень интересным для нас! Ланкастеры проводили гостей до выхода.

- Я должен поговорить с Этьеном наедине, - сказал Хью. - Как долго продлится этот разговор, не знаю.

- Сдается мне, - ворчливо заметил Джон, - что мистер Грае пришел не только из-за того пустякового дела, о котором ты говорил.

- Ты прав. Было бы лучше, если бы наши гости вообще не узнали, что он пришел. Мне кажется, этот молодой человек является тем слабым звеном преступной цепочки, с помощью которого мы сможем разоблачить всех расхитителей.

- Ты подозреваешь кого-то из них? Надеюсь, не Джаспера?

- Нет, Джаспер вне подозрений. А вот что касается других... Фраза осталась незаконченной, так как Джон пошел в спальню, а Хью, пожелав ему спокойной ночи, свернул в небольшую гостиную, где его ждал Этьен. Молодой человек нервно ходил из угла в угол. Лицо его было напряжено и смертельно бледно. При звуке открывшейся двери он вздрогнул и затравленно посмотрел на Хью, будто загнанный гончей заяц. Появись вместо Хью призрак, Этьен вряд ли выглядел бы более растерянным.

- Мсье! - громко воскликнул он. - Вы не сказали мне, что сегодня вечером у вас будут гости. Знай я о них, ни за что бы не пришел. - В голосе слышался не только страх, но и упрек.

- Прошу прощения, - спокойно сказал Хью, жестом приглашая молодого человека сесть. - Но мне не было известно о том, что придут гости, так же как и то, что вы решите навестить меня именно сегодня. - Он с сожалением посмотрел на осторожно присаживающегося на краешек стула Этьена. - Люди, которые у меня были, вам хорошо известны. Это Жан Дюпре, Франсуа Дюпре и Ален Хассон. Все они или один из них, возможно, причастны к воровству, но, возможно, и нет. В любом случае, пока мы не выясним все до конца, вам следует быть с ними поосторожнее. - Хью поморщился. - Надо же было случиться, чтобы так не повезло.

- Sacrebleu! - прошептал Этьен, сглотнув подступивший к горлу комок. - Не повезло - это слишком мягко сказано. Речь идет о моей жизни. Не уверен, что она продлится долго, если кое-кто заподозрит, что я встречался с вами.

Хью вспомнил, что несколько минут назад сообщил троим гостям о визите Этьена, и мысленно обругал себя за это.

- Неужели даже просто встретиться со мной так опасно? - спросил он тихо, глядя в бледное лицо молодого человека.

- Oui! - горько усмехнулся Этьен. - Люди, которые обворовывают компанию, весьма могущественны. Если они узнают, что я помогаю вам, моя участь решена.

Хью потребовалось несколько секунд, чтобы до конца осознать страшную правду, заключенную в этих словах. До этого момента он думал только о том, как достичь поставленной цели. То, что при этом может возникнуть угроза тем, кто согласится помочь, просто не приходило в голову. Он вновь обругал себя. Ему-то уж следовало понять, что те, с кем он решил бороться, безжалостны и беспринципны. Но действительно ли они способны на убийство, или это только домыслы запуганного Этьена?

Хью вздохнул. Видимо, по наивности он смотрел на ситуацию слишком просто: прибыли компании уменьшились, и он как один из ее основных владельцев должен найти причину этого. То, что речь идет о воровстве или каких-то махинациях, он, конечно, подозревал. Однако поначалу не думал, что к ним причастен кто-то из партнеров. Собственно, и сейчас не было полной уверенности, что негодяи имеют прямое отношение к "Галланд, Ланкастер и Дюпре", в конце концов в Новом Орлеане хватает преступников. И все-таки в том, что вор или воры - люди совершенно посторонние, Хью сильно сомневался. Вряд ли это были и мелкие служащие компании. Хочешь не хочешь, а приходится подозревать кого-то из партнеров. Хорошо, если вором окажется Ален Хассон. Этого сукина сына он уничтожил бы с большим удовольствием! На губах появилась улыбка идущего по следу тигра.

- Вы находите то, что я сказал, забавным? - резко спросил Этьен.

Улыбка мгновенно исчезла.

- Нет, конечно, нет, - отрицательно замотал головой Хью. - Но не преувеличиваете ли вы опасность? Неужели эти люди действительно способны на убийство?

- Способны.

Произнесено это было с такой твердой уверенностью, что у Хью мурашки побежали по коже. Похоже, что придется бороться не просто против расхитителей, но и против убийц. Он поморщился. Не слишком в приятной ситуации он оказался. Более того, он сам же и сделал ее крайне опасной. Если за махинациями стоит один из партнеров, а он сообщил о визите Этьена, то тем самым фактически подписал молодому человеку смертный приговор! Он внимательно пригляделся к Этьену. Лицо того было бледно, в глазах застыло отчаяние. Вероятно, молодой человек многое знал, и решиться на сотрудничество с хозяином компании было непросто. Надо признать, что он отнюдь не трус.

- Вы смелый человек, - мягко сказал Хью. Этьен удрученно покачал головой.

- Вы преувеличиваете, мсье, - хрипловато сказал он, запуская пальцы в свои черные волосы. - Я единственный сын у матери. Понимаете, что это означает? Отец умер три года назад. У меня пять сестер, о которых я должен заботиться, грустно улыбнулся он, глядя в глаза Хью. - Папа был хорошим человеком, но собственности, которая бы приносила серьезный доход, он нам не оставил. О нет, мы, конечно, не бедствуем. Но необходимо еще собрать достойное приданое для сестер. Мама справедливо считает, что эта обязанность лежит на мне.

- Понимаю, - тихо сказал Хью.

Его устремленные на Этьена серые глаза светились симпатией. Но жалости в них не было. Жалость может обидеть настоящего мужчину.

- Из-за моих проигрышей денег понадобилось еще больше, - запинаясь, признался молодой человек, отворачиваясь. - Думаю... О, какое имеет значение, что я думаю! - горько рассмеялся он. - Я запутался в долгах, тогда и...

Этьен вздохнул и опустил голову.

- Тогда некто и подсказал, как можно заработать кучу денег для покрытия долгов и даже немного больше?

- Oui.

- И кто же это был?

Молодой человек тяжело откинулся на спинку стула.

- Я не знаю, - произнес он на одном дыхании.

- Что вы этим хотите сказать? - нахмурился Хью. - Как можете вы не знать имени того, с кем имели дело?

- Я действительно не знаю. Клянусь, мсье! Однажды я получил записку без подписи. В ней описывалось, что надо сделать, чтобы расплатиться с долгами и, как вы сказали, заработать еще немного денег. - Этьен посмотрел Хью в глаза. Я считал себя порядочным человеком, мсье, и не помышлял ни о каких махинациях. Сама мысль о воровстве казалась мне дикой. Но пришлось задуматься о маме, сестрах. - Он обхватил голову руками. - Долг мой был слишком велик. Семья оказалась на грани разорения. Сестры лишились бы надежды на хорошее замужество. Мама, наверное, просто не перенесла бы позора.

- Трудная ситуация, - согласился Хью.

- Но в первый раз я ничего не предпринял, - продолжил молодой человек. Прошло несколько недель. Все оставалось по-прежнему. Я уже начал подумывать, что это была какая-то дурацкая шутка. Но тут я получил вторую записку с тем же содержанием. Я выбросил и ее. Но, признаюсь, уже не с такой решительностью. Он вновь взглянул на Хью. - Искушение было сильно, мсье. Очень. Ведь к тому времени долг мой возрос, и тот человек, которому я был должен, стал настоятельно требовать расплаты.

- Полагаю, что человеком этим является Ален Хассон? - прищурившись, спросил Хью.

- Да. Как вы догадались?

- Пристрастие мсье Хассона к игре и его удачливость общеизвестны, - пожал он плечами. - Также известно, что с теми, кто не расплачивается с ним вовремя, часто случаются разного рода несчастья. Но продолжайте ваше повествование.

- Затем были еще и еще записки. Все одинаковые. Каждая последующая приходила через несколько недель после предыдущей. И в конце концов... - Этьен тяжело вздохнул и поднял полные боли глаза. - В общем, я согласился помочь им... Только один раз.

- Но вы же" должны были как-то сообщить о своем согласии? Почему же вы говорите, что никогда не видели человека, который посылал вам эти записки?

- Потому что я его действительно не видел. В записках была инструкция. Я должен был пойти в "Серебряный петух" и оставить несколько серебряных монет на определенном столике. Это и означало, что я согласен. Так я и сделал.

- "Серебряный петух"? Что-то не припомню такого названия.

- Ничего удивительного, - печально улыбнулся молодой человек. - Эта грязная таверна в Свампе, прибежище воров и городского отребья.

Хью кивнул. О Свампе, расположенном неподалеку от гавани в грязном районе с дурной репутацией, он был наслышан. Он почти сплошь состоял из игорных притонов, публичных домов и таверн, в которых даже днем было небезопасно появляться. Свамп был любимым местом сбора хулиганов, мошенников, проституток, сутенеров и прочего разномастного люда, промышляющего в порту и не слишком разборчивого в способах заработать деньги. Грабежи, изнасилования и даже убийства были там делом совершенно привычным. Словом, Свамп был самым скверным из городских районов. И респектабельные жители Нового Орлеана старались туда не заглядывать.

- Понятно, - пробормотал Хью. - Вы оставили монеты в "Серебряном петухе". Что было потом?

Этьен помолчал несколько секунд, поудобнее устраиваясь на стуле.

- В течение нескольких дней никто меня не тревожил. Я даже начал подумывать, что сделал что-то не так. Но однажды вечером, когда я возвращался домой по пустынной аллее, кто-то неожиданно накинул мне на голову мешок и оттащил в сторону. Можете представить, как я был испуган, мсье! Я прощался с жизнью и думал только о маме и сестрах. Как они будут жить одни! - Этьен проглотил вновь подступивший" к горлу комок. - Но я не погиб. Какой-то мужчина грубым голосом четко объяснил, что я должен делать дальше. На первых порах ничего особенного. Мне предлагалось пойти в одну из лавок канцелярских принадлежностей и взять там оставленную на мое имя пачку бумаги. Лавка была самая обычная. Упаковку мне дали сразу. Меж листов лежала новая записка, в которой говорилось, что теперь я должен бережно хранить бумагу, а когда будет нужно, со мной свяжутся и дадут новые инструкции. Прошло еще несколько недель. - Этьен тяжело вздохнул. - А затем пришло судно "Мари Роз" из Франции, почти весь груз которого предназначался для нашей компании. Это была очень большая партия товаров. Я приступил к своей обычной работе и к полудню практически завершил приемку груза. А ночью я вдруг проснулся, почувствовав, что в моей спальне кто-то есть. Это было ужасно, мсье! Я понял, что эти люди проникли в мой дом, и тут же вспомнил, что совсем рядом спят ничего не подозревающие мама и сестры. Несмотря на то что было темно, на мою голову вновь накинули мешок, а вдобавок приставили к горлу нож. Предупредив, что с женщинами, если я пророню хоть звук, произойдет нечто страшное, мне сказали, как поступать дальше. О, у них везде имеются глаза и уши! Как иначе они могли узнать, что я уже заканчиваю работу с грузом? - По телу молодого человека пробежала дрожь, но он сумел взять себя в руки. - Я должен был делать вид, что продолжаю заниматься инвентаризацией. На случай, если мсье Бриссона или кого-то еще насторожит медлительность, следовало заранее придумать не вызывающее подозрений объяснение. Через два дня я должен был сделать новую инвентаризацию, не замечая, естественно, что в доставленной партии произошли изменения. Чтобы этого не заметили другие, я обязан был изготовить несколько фальшивых расписок на хранящейся у меня бумаге и заменить ими настоящие. В итоге получались документы, полностью соответствующие находящимся на складе товарам. Затем оставалось только уничтожить замененные страницы и держать язык за зубами. Все остальное они сделают сами. Мою долю мне обещали отдать сразу же, как продадут похищенное.

- И вы ее получили?

- Да, - устало сказал Этьен. - Сумма была очень большой. Вполне достаточной, чтобы расплатиться с долгами. Я почувствовал себя новым человеком.

- И?..

- Я понимал, что мое благополучие основано на воровстве, это мучило меня. Успокаивал я себя только тем, что больше подобного не будет.

- Но играть вы продолжали? - жестко спросил Хью.

- Да, - честно признался молодой человек. - Но немного. В этом плане урок пошел мне на пользу. Ловушка захлопнулась не из-за игры, а из-за того, что я один раз согласился помочь им. Рассчитывая, что они этим ограничатся, я не понимал, с какими людьми связался. Они появились снова. Встреча произошла на той же аллее, и на голове у меня вновь оказался мешок. Они заставляли меня участвовать в их махинациях снова и снова. Я не хотел, верьте мне, мсье! горячо воскликнул он, с мольбой глядя на собеседника. - Я пытался отказаться. Но мне четко дали понять, что выбора у меня нет. Или я продолжаю работать на них, или они устраивают так, что я окажусь главным и единственным расхитителем в глазах владельцев компании. Меня бы разорили и полностью скомпрометировали. - Голос его сорвался. - Я боялся. И из-за страха делал то, что они приказывали.

Этьен смолк и устало откинулся на спинку стула, обхватив руками голову. Было видно, что он находится на грани нервного срыва.

- И вы ни разу не видели их лиц? - спросил после некоторой паузы окончательно помрачневший Хью.

- Ни разу, - тускло улыбнулся Этьен, подняв глаза. - И подтвердить то, что я сказал, мне нечем. Я ни на кого не могу указать. Не осталось никаких бумаг... Ничего!

- Может, вы с кем-то говорили в "Серебряном петухе" или в канцелярской лавке? Не пытались ли вы поинтересоваться, кто забрал монеты со стола в таверне или заказал для вас бумагу?

- "Серебряный петух" - не то место, где принято задавать вопросы. Что касается лавки, я зашел туда как-то еще раз и спросил, кто сделал для меня заказ. Но никто из работающих там об этом не знал. Они говорили со мной вежливо и, полагаю, не обманывали. Тот, кто стоит за этими кражами, очень умен, - тяжело вздохнул Этьен. - Он предусмотрел все, чтобы его не обнаружили.

Несмотря на необычность услышанного, Хью не сомневался, что молодой человек рассказал ему правду. Он задал еще несколько вопросов и вскоре знал о махинациях в компании все, что мог поведать собеседник. Облегчения это не принесло, но он заверил Этьена, что его роль в раскрытии преступления останется тайной для других, и пообещал подумать о вознаграждении за помощь.

- Продолжайте спокойно работать, - сказал он ему на прощание. - Они вряд ли вновь вступят с вами в контакт до прибытия новой крупной партии товаров. Хью посмотрел Этьену в глаза. - Но как только вы узнаете о чем-то подозрительном, немедленно сообщите мне. Немедленно! Не откладывайте ни на минуту.

- И что вы предпримете? - испуганно спросил молодой человек.

- Я еще не знаю, - честно признался Хью, решив быть тоже до конца искренним. - Но паниковать вам не стоит. Я сдержу свое слово и сделаю все возможное, чтобы вы сохранили свое честное имя и остались в безопасности.

Они пожелали друг другу спокойной ночи. Но для Хью эта ночь, конечно же, спокойной не была. Ее остаток он проходил по кабинету, размышляя над тем, что удалось выяснить о ворах. Получалось, что не так уж и много. Если не считать деталей, то Этьен рассказал то, о чем он и сам догадывался. Приятно, конечно, сознавать, что ты самостоятельно раскрыл механизм махинаций. Но к тем, кто их осуществляет, ни это, ни откровения молодого Граса не приблизили ни на дюйм. Хью сердито поморщился. Да, подозрения его подтверждены полностью. Но что это дает?

Можно не сомневаться, что вор действует не один. Иначе бы он просто не успевал так быстро и незаметно присваивать предназначенные для компании товары. То, что разного рода негодяи в Новом Орлеане группируются в шайки, Хью слышал давно. Сейчас ему стало ясно, что с одной из них, причем очень хорошо организованной и дерзкой, он и столкнулся. Второй вывод, который можно было сделать из слов Этьена, заключался в том, что поначалу негодяи воровали гораздо меньше и реже. Видимо, опасались. Но со временем они, почувствовав безнаказанность, осмелели, и в последний год жадность перевесила осторожность. Если бы они не зарвались, о хищениях вообще бы никогда не догадались. Колебания прибыли - вещь в общем-то закономерная для бизнеса, которым занимается "Галланд, Ланкастер и Дюпре". Небольшие потери, случающиеся время от времени, вряд ли насторожили его до такой степени, чтобы заподозрить воровство.

Но почему именно в последний год столь резко возросли аппетиты жуликов? Только ли из-за жадности и безнаказанности? Или им потребовалось больше средств? Для чего? Этьен сказал, что сумма его гонорара была стабильной вне зависимости от того, сколько товаров было похищено. Может быть, увеличилось число тех, кому приходилось платить? Вряд ли. Хью не думал, что речь идет о слишком большой шайке. Судя по всему, хищениями, помимо Этьена и главаря, занимаются человек шесть, от силы восемь. В противном случае выигрыш организатора был бы слишком незначителен, чтобы рисковать.

Кто же этот главарь-организатор? Больше всего на эту роль подходит Ален Хассон. И дело отнюдь не только во мнении, которое сложилось об этом человеке у Хью. Неразборчивость Алена в связях и его беспринципность в выборе методов взыскания долгов были общеизвестны. Человеку, у которого, согласно слухам, хватало подлости терроризировать должников и устраивать жестокие нападения на них, ничего не стоит применить ту же тактику и для решения других своих проблем. Судя по всему, у него имеются необходимые для этого знакомства и среди обитателей городского дна. И вместе с тем все это еще не доказывает, что главой расхитителей является именно Ален.

А если организатор не он, то кто? Жан? Франсуа? Подозрение, что за махинациями в компании стоят родственники жены, уже давно мучило Хью. Как ни печально, но приходится признать, что именно ради безопасности своей семьи Микаэла могла согласиться заманить его в ловушку. А раз так, то она должна что-то знать и о кражах. Знает? Догадывается о чем-то? Хью скрипнул зубами. Что ж, когда он в следующий раз увидит свою очаровательную женушку, придется поговорить с ней откровенно. Приняв это решение, он заставил себя не думать о причастности Микаэлы к проблемам компании. Но милый образ жены еще несколько минут стоял перед его мысленным взором. Он видел ее темные зовущие глаза, милую, приветливую улыбку... Отгоняя наваждение, Хью потряс головой и обозвал себя мечтательным дураком. Да, теперь уже совершенно ясно - он любит Микаэлу. Но будь он проклят, если эта любовь может сделать его счастливым!

Когда Хью решил немного поспать, уже рассветало. Но и несколько часов сна немного освежили. Он быстро принял ванну, оделся и спустился на первый этаж. Узнав у Симпсона, что мистер Ланкастер во дворе, он распорядился подать завтрак туда же и направился к отчиму. Тот уже закончил завтракать и теперь потягивал кофе за железным столиком. Поприветствовав его и извинившись за свой не слишком бодрый вид, Хью сел напротив. Они говорили о пустяках, ожидая появления слуги. Симпсон поставил перед Хью раковый омлет, миску свежей клубники и залитое сахарной глазурью печенье. Добавив к этому кофейник с дымящимся ароматным кофе, он окинул придирчивым взглядом стол и удалился. Теперь можно было поговорить серьезно. Отдавая должное вкусной пище, Хью обстоятельно рассказал отчиму все, что узнал вчера вечером от Этьена. Времени это заняло довольно много, поскольку приходилось отвечать на многочисленные вопросы и разъяснять свою точку зрения. Затем они еще долго обсуждали нелегкую ситуацию, высказывая различные предположения относительно того, кто мог стоять за махинациями. При "том оба разгорячились и потратили немало времени на бесполезные споры.

Они даже не заметили, как просидели до двух часов дня. Остановиться заставила ужасная духота. Хью внимательно посмотрел на медленно плывущие в голубом небе мрачные облака.

- Похоже, что вскоре может начаться гроза, - сказал он. - Не уйти ли нам в дом? В любом случае там сейчас попрохладнее.

Они прошли в кабинет и продолжили беседу там. Теперь Джон захотел узнать как можно больше об Алене Хассоне. Хью постарался удовлетворить его любопытство. Когда он закончил свое повествование, отчим сидел, откинувшись на спинку стула, и задумчиво барабанил пальцами по колену.

- Не верю, что к этому причастен кто-то из семьи Дюпре, - произнес он. - С Жаном у нас в прошлом были свои счеты, но я всегда считал его честным человеком. Возможно, он не такой талантливый бизнесмен, каким себя считает, улыбнулся Джон. - Но то, что он человек чести, я не сомневаюсь. А кроме того, он очень предан своей семье, а значит, вряд ли решится на что-то, что может нанести вред компании. Что касается молодого Франсуа... - Лицо отчима помрачнело. - Скажу откровенно, мне никогда не нравился его отец. Ты встречался с Рено? - спросил он.

- Да, - кивнул тот. - Однажды. Джаспер познакомил нас во время моей первой поездки в Новый Орлеан.

- И как? Понравился он тебе?

- Не особенно, - улыбнулся Хью. - Он держался со мной с высокомерной снисходительностью. И вообще, производил впечатление хладнокровного негодяя, одного из тех, к кому без особой надобности не стоит поворачиваться спиной, если не хочешь получить кинжал в спину.

- Да, этот портрет похож на Рено, - угрюмо согласился Джон. - И когда я вчера вечером увидел этого парня, я сразу подумал, что у него достаточно много отцовских черт.

Но и влияние матери в нем тоже очень заметно. Ты знаешь Франсуа лучше, чем я. Может он быть организатором махинаций?

- Сомневаюсь. Но полностью исключить его причастность не могу. Если на Хассона подозрения падают из-за его связей с преступным миром, то у Франсуа скорее всего есть финансовые проблемы. Его могли вовлечь в кражи примерно тем же способом, что и Этьена. Не секрет, что он тоже должен Хассону приличную сумму. Роль руководителя ему не очень подходит, исполнителя - возможно.

- Возможно или весьма вероятно?

- Не знаю, - поморщившись, ответил Хью. - Франсуа был явно недоволен моим приездом и женитьбой на его сестре. А вчера вечером он был прямо очарователен. Ты сам видел.

Они чуть было не принялись обсуждать дела по второму кругу, но Джон вдруг протестующе поднял руки.

- Мне кажется, что на сегодня этих разговоров достаточно. Лучше расскажи мне о своей молодой жене. Когда ты свозишь меня в "Уголок любви"?

Хью растерялся. Хотя он не сомневался, что рано или поздно услышит этот вопрос, но как отвечать на него, не придумал. В конце концов он решил пройти между правдой и ложью ровно посредине.

- Этьен подтвердил вчера вечером, что уничтожил депешу, извещавшую за несколько недель о прибытии "Прекрасной Лиз" и грузах, которые она для нас везет. Но он признался также и в том, что уничтожил еще одно послание, которое было доставлено на самой "Прекрасной Лиз". В нем говорится о судне "Петух", которое должно было выйти из Франции через шесть недель после "Прекрасной Лиз". Этьен утверждает, что на нем прибудет довольно большая партия грузов для "Галланд, Ланкастер и Дюпре". Учитывая необходимость маневрировать, чтобы избежать встречи со штормом и пиратами, прибытия "Петуха" следует ожидать в середине июля. Естественно, я хотел бы быть в это время в городе.

- Понимаю, мой мальчик. Но что мешает нам уехать на несколько дней? Или даже на неделю? Ведь пока "Петух" не придет, здесь вряд ли может случиться что-нибудь интересное. Сейчас, насколько мне известно, опасный сезон, улыбнулся он. - Не хочешь же ты, чтобы я, приехав в Новый Орлеан, умер от лихорадки?

- Конечно, нет, - улыбнулся в ответ Хью. - Этого мы не допустим. Сегодня ехать в "Уголок любви", похоже, поздновато. К тому же после прошедшей ночи мне необходимо выспаться. Но завтра я пошлю кого-нибудь предупредить Микаэлу, что мы приедем в четверг. Таким образом, у меня будет еще день на то, чтобы доделать кое-какие дела в конторе и напомнить Этьену о нашей договоренности.

***

В среду, как он и планировал, Хью отправился в контору. Там он отдал необходимые распоряжения, познакомился с почтой, убедившись попутно, что Этьен хоть и выглядит немного утомленным, но спокойно работает. Если не считать бледности, которая появилась на его лице, когда Хью пригласил его зайти в свой кабинет, держался молодой человек как обычно. Разговаривали они недолго. Хью сообщил ему, что в четверг уезжает и пробудет за городом неделю, от силы дней десять.

- Если я вам понадоблюсь, - сказал он, - для.., по какой-либо причине, пришлите с кем-то, кому вы доверяете, записку. До "Уголка любви" можно добраться часа за три. Я приеду сразу же, как только это потребуется.

Этьен кивнул и направился к выходу. Но Хью остановил его.

- Я понимаю, что вы доверились мне, и ценю это, - произнес он мягко. - Я не подведу вас... - Хью на секунду замялся, подбирая нужные слова. - Надеюсь, что у вас будет все нормально. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не подвергать вас опасности. Если бы я знал, что вашей жизни может что-то угрожать, я вообще бы не стал просить вас ни о чем. Но так уж получилось. И если наш противник таков, как вы его обрисовали, то всякое может быть. Поэтому хочу вас заверить, что в случае чего я не оставлю ваших сестер и мать на произвол судьбы.

Этьен пристально посмотрел ему в лицо. Выражение глаз Хью не оставляло сомнений в его искренности.

- Благодарю вас, мсье. Честно говоря, я начал жалеть, что решил рассказать вам все. Вы рассеяли мои сомнения.

Через полчаса, сказав мсье Бриссону, где его можно будет найти и когда примерно вернется, Хью ушел из конторы. Дома его ожидал новый сюрприз послание от Жана Дюпре. Читать его он отправился во двор, где в одном из тенистых уголков уже поджидал отчим.

- У нас в "Уголке любви" соберется целая компания, - с улыбкой сообщил он, потягивая портвейн. - Жан и Франсуа сообщают сим посланием, что в понедельник или во вторник нанесут нам визит. Они едут на несколько дней в Ривербенд, а на обратном пути заглянут в "Уголок". Как долго они намерены пробыть там, хмыкнул Хью, - в записке не говорится.

Джон, погрозив пальцем, рассмеялся.

- О, мальчик мой, женившись на креолке, ты должен был предвидеть подобные вещи. Неужели ты не слышал поговорку, гласящую, что, женясь на креолке, человек женится на пяти сотнях ее родственников! Тебе еще повезло, что семейство Дюпре не столь многочисленно.

Хью и Джон, перебравшись с наступлением темноты в кабинет, наслаждались весь вечер полушутливым разговором за портвейном. Часов в одиннадцать они решили отправиться спать. Но именно в этот момент в дверь постучались, и в кабинет вошел Симпсон с запиской в руках. Удивленный Хью спокойно распечатал послание и быстро пробежал по нему глазами. Лицо его напряглось и чуть побледнело.

- Это от Этьена, - отослав жестом руки Симпсона, сообщил он отчиму. - У него есть для меня важные новости, о которых я должен узнать как можно быстрее. Но идти ко мне домой он боится и поэтому предлагает встретиться на складе компании в полночь.

- Это может быть и ловушкой, - медленно произнес Джон, в глазах которого блеснула тревога.

- Почти не сомневаюсь, что именно так и есть, - угрюмо согласился Хью. Но если записку писал не Этьен, у меня в руках первая и единственная весточка от негодяев, обкрадывающих нашу компанию. Как жаль, что Джаспер уехал! Мне непременно надо идти на эту встречу. Возможно, это единственный шанс узнать о них побольше.

- Скорее всего ты узнаешь, как чувствует себя человек, которому проломили голову, - осадил его отчим.

- Возможно. Но у меня есть шанс. Я готов к вероломному нападению и пойду не с пустыми руками.

- Я иду с тобой. Конечно, я не Джаспер и уже не так молод, - спокойно произнес Джон, - но стреляю я еще неплохо да и в кулачном бою не подведу.

Хью некоторое время колебался, но упрямый блеск в глазах отчима говорил, что возражать бесполезно.

- Хорошо, - улыбнулся он. - Твое общество меня вполне устраивает.

Менее чем через полчаса они молча вышли из дома и торопливо зашагали к складам. Оба успели как следует подготовиться к неожиданностям. Уверенности Хью придавали два спрятанных под курткой пистолета и знание, что отчим вооружен не хуже. Джон был доволен тем, что предложил захватить еще и ножи, которые они оба спрятали за голенища сапог. Ночью на складе такие вещи могут очень пригодиться.

Скоро повеяло свежестью реки, а на фоне черного неба обозначились мрачные громады складских построек. Висящие через равные промежутки на цепях фонари тускло освещали отдельные места улицы. Но и темных пятен было достаточно. Хью на собственном опыте знал, какая опасность может подстерегать зазевавшегося путника в расположенной в паре шагов от такого фонаря темной аллейке.

Подойдя к складу ближе, они заметили довольно яркий свет в проеме широко открытой двери. Хью и Джон переглянулись.

- Похоже, - прошептал отчим, - что тот, кто послал тебе записку, уже на месте.

- И не скрывает этого, - сухо добавил Хью. Они осторожно вошли в похожее на пещеру помещение. Если не считать зажженной лампы, стоящей у входа на большой корзине, ничто не говорило о возможном присутствии здесь людей. Не было слышно ни единого шороха. Хью, взяв лампу, двинулся вперед, но, сделав несколько шагов, остановился так резко, что идущий следом Джон чуть не врезался ему в спину. Замереть заставила представшая перед ними страшная картина: на полу, как раз в том месте, где проходила колеблющаяся граница освещенного круга, лежало неподвижное тело. Вокруг неестественно повернутой головы образовалась зловещая ярко-алая лужица. Хью опустил лампу, и стало видно лицо убитого.

На грязном каменном полу лежал мертвый Этьен Грае - убийца перерезал ему горло от уха до уха. Лицо Этьена было почти таким же, каким Хью видел его всего несколько часов назад, только в глазах застыл ужас смерти...

Глава 14

Компания, конечно, держала сторожей, которые должны были ходить дозором вокруг складских помещений. Но обнаружить их оказалось не так легко. Сильный запах перегара стоял в комнатке, где, как выяснилось, преспокойно спали двое парней. Глядя в их одурманенные глаза, Хью подумал, что с такой охраной воры и убийцы могли творить свои черные дела, ничего не опасаясь. Пригодились они только для того, чтобы сбегать за городскими стражниками. Те задали положенные в подобных случаях вопросы. Допрос закончился примерно в три часа. Ланкастеры решили, что будить в это время мать Этьена, чтобы сообщить ей ужасную новость, не стоит. Выполнение этой печальной обязанности Хью перенес на утро.

Лишь только окончательно рассвело, он отправился в дом мадам Грае. Настроение было ужасным. Несмотря на доводы разума и уговоры Джона, Хью не покидало острое чувство вины. Конечно, не он вкладывал нож в руку убийцы, но он не подумал об опасности, грозящей Этьену. Жалость к молодому человеку и ощущение собственной вины преследовали его. Но ненависть к убийцам была еще сильнее. Он дал себе слово, что не успокоится до тех пор, пока не покарает их.

Разговор с мадам Грае был именно таким, как ожидал Хью: горьким, печальным и безысходным. Мать и сестры Этьена не могли поверить в обрушившееся на них несчастье, казалось, мать сама погибнет вместе с сыном. В доме Грасов они с Джоном провели несколько часов, стараясь хоть как-то утешить несчастных женщин. Вскоре начали собираться встревоженные родственники: дедушки и бабушки Этьена, его многочисленные дяди, тети, племянники и племянницы. Лишь убедившись, что они смогут хоть немного успокоить семью, Ланкастеры решили уйти. Глядя при прощании в обезумевшие от горя глаза матери Этьена, Хью терзался страшной виной перед этой женщиной. Вид распростертого на полу молодого человека с перерезанным горлом будет преследовать его теперь до конца дней.

Поездка в "Уголок любви" была отложена. Хью послал Микаэле записку, в которой сообщил о задержке, но о причинах ничего не написал. Похороны Этьена назначили на пятницу. Хью сообщил об этом всем совладельцам компании и потребовал, чтобы они присутствовали на церемонии. К своему удивлению, он при этом узнал, что ни один из них, вопреки объявленным намерениям, из города так и не уехал. У каждого нашлись для этого различные причины. Хью все эти предлоги, даже названные Джаспером, показались не слишком убедительными. Но партнеры явно не чувствовали за собой никакой вины.

Хью испытывал странное чувство, наблюдая на кладбище, как они один за другим подходили к мадам Грае, выражая искреннее соболезнование. Ведь один из этих четверых мужчин распорядился зверски убить ее сына, а возможно, и сам сделал это! Кто? Джаспера он сразу исключил. Подозревать его - все равно что подозревать Джона! К своему удивлению, он обнаружил, что почти уверен и в невиновности Жана. Возможно, более тесное общение в последние месяцы сделало свое дело, и они стали больше уважать друг друга, а может, только потому, что Жан не так уж молод и ловок, чтобы мгновенно перерезать горло. Как бы то ни было, Хью почему-то не сомневался, что убийца не Жан Дюпре. Больше всего на роль негодяя подходил, конечно, Ален. А Франсуа? Не хотелось приписывать зловещую роль брату Микаэлы. Но, глядя на идущих рядом и шепчущихся о чем-то Алена и Франсуа, Хью понял, что, подозревая одного из них, нельзя исключать и участие второго. Уж больно они дружны. А в стаи, как гласит известная поговорка, собираются только птицы одной породы.

Совещание совладельцев "Галланд, Ланкастер и Дюпре" Хью назначил в своем доме сразу же после похорон. На нем он намеревался обсудить вопрос о выделении значительной суммы в виде помощи матери и сестрам Этьена Граса. Вначале он хотел использовать на это свои собственные деньги, но отчим в результате длительного спора сумел убедить его, что произвести выплату должна компания. Джон говорил, что Этьен давно работал на нее и, что бы ни чувствовал в связи с трагедией сам Хью, Этьен погиб не по его вине. Окончательно убедили его слова отчима о том, что стоящий за убийством негодяй понесет пока хотя бы материальные потери. Представив, как должен будет чувствовать себя при этом убийца, Хью мрачно улыбнулся и согласился с планом Джона. Интересно будет понаблюдать за лицами партнеров, когда он предложит им утвердить это решение.

Заседание проходило в небольшом салоне на первом этаже. Хью сразу же перешел к делу, коротко объяснив, зачем собрал совладельцев компании. После его выступления в комнате воцарилось молчание. Собравшиеся были явно шокированы его предложением, но держались все примерно одинаково. Хью с сожалением отметил, что наверняка присутствующий здесь мерзавец и на этот раз ничем себя не выдал.

Первым не выдержал Франсуа.

- Но почему мы должны платить? - удивленно воскликнул он. - В гибели Этьена никто из нас не виноват!

- Вы так полагаете? - спросил Хью. Он нахмурил брови, лицо стало мрачным. - Он долгое время работал у нас и погиб на складе компании. Думаю, что мы тоже несем ответственность за эту трагедию.

- Это ваше личное мнение, и никто не мешает вам заплатить из собственного кошелька, - огрызнулся Франсуа.

- Я полностью согласен со своим другом, - небрежно произнес Ален. - Это дело касается нас лишь косвенным образом. Конечно, речь идет о страшном несчастье, но... - Он выразительно пожал плечами.

- А я не вижу в данном предложении ничего плохого, - сказал Джаспер. Лишившись предложенной суммы, компания не разорится. За последнее время мы уже привыкли к падению прибыли. Она упадет еще немного, только и всего.

Франсуа сердито посмотрел на него и нервно заерзал на стуле. Джаспер ответил не менее красноречивым взглядом.

- Мне казалось, что Этьен был твоим другом. Как ты будешь чувствовать себя, зная, что его мать и сестры остались без средств к существованию?

- Дружба здесь ни при чем, - ответил за друга Ален. - Речь идет о бизнесе и деньгах. Я бы лично ни за что не принял в счет уплаты долга Кристофа акции компании, если бы знал, - в голосе зазвучали насмешливые нотки, - что она намерена заниматься благотворительностью.

- Если это так, то могу вам помочь исправить ошибку, - не сумел сдержать раздражения Хью. - Готов хоть сейчас выкупить вашу долю.

Ален посмотрел на него так, будто собирался ударить.

- Да? - притворно мягко уточнил он и, дождавшись кивка Хью, назвал цену, раз в пять превышающую настоящую.

- Если вы готовы подписать договор сегодня днем, вы получите эту сумму в понедельник, до моего отъезда в "Уголок любви".

- - В таком случае готовьте бумагу, - немедленно заявил Ален и непринужденно раскланялся.

Удивленные столь неожиданным поворотом событий остальные участники совещания молча смотрели, как составляется документ. Ален быстро подписал его и направился к выходу.

- Не стану заявлять, что мне было приятно заниматься с вами совместным бизнесом, мсье Ланкастер, - проворчал он, остановившись у двери. - Но то, что я перестал быть вашим партнером, доставляет мне истинное удовольствие.

- А я, мсье, - ответил Хью с улыбкой тигра, - несказанно счастлив оттого, что "Галланд, Ланкастер и Дюпре" отныне избавляется от вашего вмешательства в ее дела. Всего хорошего!

Рука Алена импульсивно опустилась на висящий у него на боку испанский клинок. Но, постояв несколько секунд в таком положении, он тряхнул головой и со зловещей улыбкой открыл дверь.

- Зайдешь ко мне до отъезда из города? - бросил он Франсуа.

Тот кивнул, и дверь за теперь уже бывшим совладельцем компании закрылась.

- Ух! - облегченно выдохнул Джон Ланкастер, глядя на Хью. - Я уже начал думать, что тебе не избежать еще одной дуэли с этим молодцем.

- Я тоже, - улыбнулся Хью. - Итак, - вернулся он к своим обязанностям председателя собрания, - какие еще есть возражения против выделения денег на помощь семье Этьена Граса?

- До сих пор мы никогда не делали подобного, - произнес Жан, задумчиво почесывая подбородок. - Но и наших сотрудников до сих пор не убивали. Не думаю, что с деловой точки зрения ваше предложение безупречно. Но и жить, зная, что мадам Грае и ее дочери бедствуют, мне будет нелегко. Честь обязывает нас помочь им.

- Не понимаю, зачем вообще меня сюда пригласили! - выпалил Франсуа, вскакивая на ноги. - Решение было бы принято и без меня. Зря только потратил время на все эти разговоры!

Жан недовольно посмотрел на захлопнувшуюся за племянником дверь.

- Франсуа слишком молод, - сказал он, также поднимаясь, - и избалован. Приношу извинения за поведение моего племянника. - Он обернулся к Хью. - Ваше приглашение посетить "Уголок любви" остается в силе?

- Неужели вы полагаете, что мои жена и теща допустят, чтобы я отлучил от дома ближайших родственников? - с улыбкой спросил тот.

- В таком случае все нормально, - в свою очередь, улыбнулся Жан. - В среду или четверг ждите нас в гости. По крайней мере меня. Кто знает, что еще выкинет этот безмозглый юноша.

Он направился к выходу.

- Подождите, mon ami, я пойду с вами, - остановил его Джаспер. - Полагаю, что наше совещание закончено? - поклонился он Хью и Джону.

Хью кивнул.

- Желаю вам счастливо провести время в "Уголке любви". Сам я намерен навестить там тебя и твою очаровательную супругу попозже.

Оставшись наедине с Джоном, Хью устало опустился в огромное, обитое серым бархатом бургундское кресло.

- Все прошло неплохо, как ты считаешь? - обратился он к слегка нахмурившемуся отчиму.

- Даже лучше, чем я мог надеяться, - растягивая слова, согласился тот. Честно говоря, меня сильно удивила легкость, с которой Хассон согласился расстаться со своими акциями. Хотя, надо сказать, ты заплатил за них невероятную сумму.

- Я бы дал и вдвое больше, лишь бы избавиться от него, - пожал плечами Хью. - А что касается легкости, с которой он согласился на эту сделку, она имеет простое объяснение. Если Хассон именно тот негодяй, которого мы ищем, он не может не понимать, что возможность безнаказанно обворовывать компанию очень скоро исчезнет. - Он мрачно улыбнулся. - Наверное, этот парень поступает так, как поступают крысы. Они всегда покидают корабль, почуяв, что жизнь на нем становится слишком опасной. Сравнение именно с этими животными, на мой взгляд, больше всего ему и подходит.

- Возможно. Но что-то настораживает меня в этом поступке. Сам не знаю почему, но мне кажется, что за ним кроется нечто более зловещее, чем то, о чем ты сейчас сказал.

К этому разговору они вернулись в понедельник, когда Хью перечислял деньги на счет Хассона. Хью тревожило то, что он так и не сумел добиться успеха в поисках расхитителя. Он говорил, что ему следует остаться в городе. Джон убеждал его, что в этом нет никакого смысла.

- Сам знаешь, что такое жаркий сезон в Новом Орлеане, - спокойно излагал он свои доводы. - До прибытия "Петуха" ничего произойти не может. А, как ты сам сказал, это судно придет не ранее чем через несколько недель. Сторожей на складе ты уже заменил на более надежных. Мсье Бриссона напугал до смерти. Он теперь отлично понимает, что от того, насколько быстро он сообщит тебе о прибытии груза, зависит вся его дальнейшая жизнь. Что еще ты можешь сделать? Сидеть и ждать? Это можно делать и за городом.

Хью скорчил недовольную гримасу, но крыть было нечем. Он стал готовиться к отъезду. Поскольку хозяева в течение нескольких недель должны были отсутствовать, дом решили закрыть. Всех оставшихся слуг с утра отправили в "Уголок любви". Сначала Хью и Джон хотели ехать верхом и тем самым сократить время путешествия. Но, подумав, решили, что Микаэла, возможно, захочет ненадолго вернуться в город с Хью, и воспользовались легкой двуколкой.

Выехали они сразу же, как только Хью покончил с переводом денег. День только начинался. Солнце еще не достигло зенита, однако воздух был жарким и влажным. Но пара грациозных скакунов бежала резво, и сидящих в двуколке приятно обдувало легким прохладным ветерком. Все их проблемы, казалось, остались в Новом Орлеане. А еще через час оба Ланкастера окончательно успокоились. На смену тревогам пришло умиротворенное настроение, и они с удовольствием разглядывали окрестности. Хью ощущал, как по мере удаления от города в нем нарастает желание поскорее встретиться с Микаэлой. То короткое время, которое он ее не видел, представлялось теперь бесконечно долгим. Как, интересно, она встретит его? Холодно? С осторожной недоверчивостью? Безразлично? А может, радостно и тепло?

С тех пор как Хью окончательно понял, что любит свою жену, он не имел случая проявить это неожиданно проснувшееся открытие. Он просто осознал, что в нем давно уже живет эта любовь, серьезная и глубокая, и даже удивился, что не догадался об этом раньше. Он понимал, что был очарован Микаэлой, возможно, уже в тот самый момент, когда впервые увидел ее. Он чувствовал себя сильным и окрыленным после ночей, проведенных с нею, но долго не мог понять, что за всем этим стоит куда более глубокое чувство. Если бы он не был так влюблен, разве женился бы на Микаэле, понимая, что она хитро и умело подталкивает его к этому? Но, даже зная это и помня слова Алисы, утверждавшей, что Микаэла считает их брак не более чем сделкой, Хью стремился стать хорошим мужем. Он криво усмехнулся. Глупец! Внушал и внушил-таки себе, что женится только для того, чтобы заполучить красивую женщину в постель, а заодно и ее акции. Даже смешно! Всеми этими рассуждениями, как теперь совершенно ясно, он просто дурачил сам себя. Он любил Микаэлу! И любил, как подумал Хью с отчаянием и удовольствием одновременно, давным-давно, может быть, всегда. Он то поглядывал по сторонам с глупой, счастливой улыбкой, то радостно смотрел на сидящего напротив отчима. Мыслями он был уже не здесь, он видел черные очи и спелые, манящие губы любимой.

Лошади легкой иноходью бежали по, пыльной накатанной дороге, идущей параллельно руслу Миссисипи. В одних местах реку совершенно не было видно из-за покрывающей ее берега густой растительности, в других дорога проходила не более чем в двадцати футах от медленно текущей воды. Порою ветви деревьев почти касались двуколки, а гроздья вьющегося по ним дикого винограда висели прямо над головами путников; затем лес неожиданно расступался, деревья как бы разбегались по сторонам, и путь делался широким и прямым.

Именно на таком участке и произошло то, чего никак не ожидали расслабившиеся и умиротворенные путешественники. Свернув в очередной раз, они поехали почти по самому берегу реки. Вдоль одного края дороги неторопливо катились серо-голубые воды Миссисипи, вдоль другого - тянулись заросли кустарника и небольшие, поросшие высокой травой болотца. Лес отступил футов на тридцать. Лошади, обрадованные простором и тем, что их наконец перестали хлестать ветви деревьев, побежали быстрее. Лица путников обвевал приятный ветерок. Однако, как уже потом отметил Хью, именно этот отрезок пути к "Уголку любви" хорошо просматривался со стороны, миновать его было невозможно, и, следовательно, он представлял собой весьма удобное место для засады.

Шум колес вспугнул какую-то большую птицу на обочине дороги. Она внезапно взвилась вверх прямо перед мордами лошадей. Те, вздрогнув, рванули двуколку чуть в сторону. Это и спасло жизнь Хью, потому что в тот же самый момент раздался выстрел. Стрелок явно метил ему в сердце, и лишь неожиданный рывок лошадей привел к тому, что пуля прошла чуть правее. Хью ощутил ожог на правой руке. Осознание того, что, ошибись нападающий всего на несколько дюймов, Хью Ланкастера уже не было бы на этом свете, еще не пришло, но реакция на опасность была мгновенной.

- Пригнись! - закричал он Джону и хлестнул поводьями по бокам лошадей, подкрепив команду ударом хлыста.

Не привыкшие к такому обращению рысаки, словно ужаленные, рванулись вперед, и это, видимо, вновь помешало нападавшему как следует прицелиться. Вторая пуля просвистела над головой Хью. "Здесь уж не до удобств", - мрачно пошутил он про себя, пригибаясь, и еще раз резко опустил хлыст, ослабив одновременно натяжение поводьев. Скакуны доказали, что они достойны своих предков, бравших призы на ипподромах. Их шеи грациозно вытянулись, ноги заработали с невероятной быстротой. Двуколка как молния полетела вперед, оставив позади целое облако пыли.

Разбойничьи засады на дорогах, порою и убийства, были не таким уж редким явлением в окрестностях Нового Орлеана. Но Хью подсознательно чувствовал, что на них напали не с целью ограбления. Тот, кто прятался у обочины дороги, явно хотел убить именно его. Обычные бандиты ведут себя, как правило, по-другому.

Третья пуля ударила в переднюю перекладину двуколки, когда сверкающие на солнце гривами и развевающимися хвостами кони достигли изгиба дороги. Благородные животные не снизили темпа бега, и коляска чуть накренилась. Поворот оказался слишком резким, левое колесо оторвалось от земли, и какое-то время Хью и Джон ехали на одном. Не перевернулись они только потому, что успели перенести свой вес налево. Двуколка выпрямилась, продолжая нестись вперед. Погони, впрочем, не было. Убедившись в этом, Хью перевел лошадей на обычную рысь и, облизнув пересохшие губы, посмотрел на Джона.

- Ты в порядке? Джон кивнул.

- А ты?

Хью посмотрел на свою руку и только сейчас заметил, что рукав его сюртука разорван и забрызган кровью.

- Похоже, что меня задело, но не сильно. Небольшая царапина, сэр, уточнил он, заметив во взгляде Джона недоверие, - уверяю вас.

Внимательный осмотр раны подтвердил справедливость этих слов. Пуля рассекла предплечье Хью, но кость не задела.

- Как бы там ни было, думаю, нам не стоит задерживаться здесь, - сказал он, вновь натягивая сюртук. - Тот, кто напал на нас, вряд ли пустится в погоню. Но оставлять ему какие-то шансы не стоит.

Вопреки сказанному, он все-таки огляделся по сторонам, прикидывая собственные возможности догнать разбойника. Было очевидно, что они невелики. Всадник довольно легко мог спрятаться среди деревьев, а преследовать его на двуколке было весьма опасно. К тому же, судя по всему, стрелявший поспешил скрыться с места преступления, а Джон был рядом. Хью твердо решил, что не станет никого больше подвергать опасности, втягивая в свои дела, а уж тем более отчима. Как бы ни хотелось отомстить негодяю, сделать это сейчас было невозможно. Вздохнув, он взял в руки поводья и тронул лошадей.

Отправляясь в "Уголок любви", оба Ланкастера по привычке захватили с собой пистолеты. Лишь из-за неожиданной атаки нападающий не столкнулся с ответным огнем. Заряжать оружие и искать сквозь прицел хорошо замаскировавшегося врага у них просто не было времени. Но тут, как решил Хью, они должны быть постоянно готовы ко всему. Он положил заряженный пистолет рядом с собой на сиденье. То же самое сделал и Джон. Теперь они были готовы к любым сюрпризам. Оба были настороже и постоянно оглядывались по сторонам, внимательно присматриваясь к кустам и деревьям.

Остаток пути был преодолен без приключений. Лошади шли быстрой рысью. Лишь время от времени Хью переводил их на более замедленный ритм, давая возможность отдохнуть и восстановить силы для нового рывка. Седоки молчали, думая каждый о своем.

- Ты думаешь, это был разбойник, решивший убить нас, чтобы ограбить? нарушил молчание Джон. - Или речь идет о чем-то еще более зловещем и серьезном?

- Скорее всего второе, - честно ответил Хью. - Конечно, может быть, просто хотели ограбить. Но я думаю, хотя трудно будет это доказать, что затеяно все было с целью убить именно меня.

- Ты прав, - согласился Джон. - Думаешь, на нас напал тот же, кто убил Этьена?

- Точно не скажу, но очень похоже на то. В этих краях хватает грабителей, которые не остановятся и перед убийством. Но похоже, что и я, и Этьен перешли дорогу одному и тому же негодяю.

- Но кто же это может быть? - не скрывая раздражения, воскликнул Джон. Если тот же человек, что убил Этьена.., то речь идет об одном из наших партнеров, не так ли?

- Я пока не уверен, сэр, - по-тигриному улыбнулся Хью, - но намерен непременно выяснить это. И очень скоро! - решительно добавил он. - Все они знали, что мы отправляемся в "Уголок любви", каждый мог легко устроить засаду.

- Как мне не нравится все это, - грустно признался отчим. - Эти негодяи действуют с каждым часом все более решительно и жестоко. Сначала зарезали Этьена. Сейчас чуть не подстрелили тебя. - Он озабоченно посмотрел на Хью. Что помешает им напасть на тебя еще раз?

- Ничего. Но теперь они уже не сумеют напасть внезапно. Можешь мне поверить, папа, я больше не намерен выступать в качестве беззащитной мишени.

- Кого ты подозреваешь?

Хью несколько секунд молча смотрел на отчима, подогревая его любопытство.

- Ладно, скажу, хотя, возможно, и ошибаюсь, - произнес он наконец. - Вывод напрашивается сам собой, если понять, почему Ален Хассон с такой легкостью продал мне свои акции. Цена, конечно, была завышенной. Но не это было главным для него.

- И какой же вывод? - спросил помрачневший Джон.

- Такой, - спокойно начал Хью, - что он и раньше не слишком жаловал меня, а теперь моя смерть ему очень выгодна. Она ему никак не повредит, выиграть же он может очень много. Дело в том, что мсье Хассон до моего переезда в Новый Орлеан считался главным претендентом на руку Микаэлы. Полагаю, что он решил дважды одурачить меня. Первый раз - получив заведомо завышенную сумму за свои акции. А второй - завладев контрольным пакетом акций компании, включающим и бывшую его долю. Для этого ему надо убить меня и жениться на моей вдове.

- Но это же хитрость, достойная самого дьявола! - ужаснулся Джон.

Глава 15

Записка, в которой Хью сообщал, что скоро приедет в "Уголок любви", очень обрадовала Микаэлу. Прочтя несколько коротких строчек, она прямо затрепетала от радости. Конечно, трещина в их отношениях по-прежнему пугала, ее. Но разговоры с матерью не прошли даром. Она теперь понимала, что во многом виновата сама, потому что вела себя как глупая гусыня. Хью, конечно, тоже небезгрешен, но ее вина в десять раз больше. Разве не жена должна была вовремя заметить наметившиеся разногласия и постараться как можно быстрее сгладить их? Неожиданный приезд Хью давал шансы исправить прежние ошибки.

Когда из Нового Орлеана приехал слуга с посланием Хью, Микаэла и Лизетт сидели возле дома под высокой магнолией, наслаждаясь легким ветерком с реки. Дел в "Уголке любви" оказалось более чем достаточно. После отъезда Хью женщины внимательно обследовали дом, сад и многочисленные вспомогательные постройки, знакомились со слугами, давали им задания и наблюдали за уборкой помещений и описью имущества. Только сейчас и выдался свободный час. Они решили воспользоваться им, чтобы обсудить список необходимого для окончательной меблировки и обустройства нового владения Микаэлы и Хью Ланкастеров. Приятное занятие для женщины, если ее муж богат и щедр!

И без того радостно-возбужденное лицо Микаэлы зарделось еще больше, когда она прочитала полученное послание. Глаза заблестели.

- Ну-ка, ну-ка, - игриво произнесла заметившая это Лизетт. - Что же это за бумагу такую привезли? Неужели это из-за нее ты так светишься? Похоже, что в ней идет речь о возвращении твоего красавца мужа, не так ли?

Микаэла подтвердила предположение кивком головы и смущенной улыбкой.

- Ну вот, а ты говорила, что надоела ему! Не стыдно, малышка? - продолжила в том же тоне Лизетт. - Да он же и нескольких дней без тебя не может прожить!

Микаэла закончила читать письмо и вдруг поняла, что касается оно не только ее. У нее были новости, которые для мамы не менее интересны, чем приезд Хью.

- Ты права, - произнесла она в тон матери. - Хью пишет, что приедет в "Уголок любви" завтра, и не один... Нашим гостем будет Джон Ланкастер.

Сообщение вызвало реакцию даже более бурную, чем та, на которую рассчитывала Микаэла. Прекрасные глаза Лизетт расширились, лицо побледнело.

- Джон? Здесь? Он едет сюда?

- Да, - как ни в чем не бывало ответила Микаэла, озорно сверкнув глазами. - Куда же еще везти мужу своего отчима?

Думаю, что мсье Джон Ланкастер пробудет с нами несколько недель.

- О! Merci! - воскликнула Лизетт, вскакивая на ноги. - Я не рассчитывала встретиться с ним так скоро! Естественно, я понимала, что он приедет, но я... И жить с ним в одном доме! Dieu! О, что он подумает, увидев меня здесь!

Микаэла по-доброму усмехнулась, наблюдая за лихорадочно заметавшейся Лизетт. Ее красивая мамочка совсем не была похожа сейчас на солидную женщину, успевшую вырастить сына и дочь. Она и выглядела немногим старше самой Микаэлы: ни единой морщинки на бархатистой белоснежной коже, ни сединки в густых черных волосах. Стройности и изяществу фигуры Лизетт могли бы позавидовать многие юные девушки. А глаза сияли молодо и ярко.

- Я не могу оставаться здесь! - произнесла она решительно, поворачиваясь к дочери.

- Почему? - спокойно поинтересовалась Микаэла, сразу почувствовав себя взрослой и мудрой. - Приезжает не кто иной, как мой свекор. Он же не съест тебя, мама. Какое имеет значение то, что было между вами давным-давно?

- Ты не можешь понять! Когда-то мы договаривались с ним бежать! - Голос Лизетт дрогнул. - Мы должны были встретиться в той беседке, что у реки. Я ждала его там и была уверена, что скоро мы начнем новую жизнь в Натчезе. Но вместо Джона появились мой отец и Рено. - Она тяжело вздохнула и отвернулась, не желая показывать выступившие на глазах слезы. Даже годы оказались не в силах притупить боль и унижение, которые она испытала, узнав, что предана любимым. - Они рассказали, что Джон во всем им признался и... Он сказал им, что я была для него лишь развлечением, а жениться он вовсе и не собирался. Он бросил меня! Разбил мое сердце, хотя прекрасно знал, что я...

- Это ужасно, мама! - Микаэла не смогла сдержать гнева и обиды за нанесенное матери оскорбление. Но вместе с тем она испытывала еще и чисто женское любопытство. - Как же ты могла с такой теплотой говорить о Джоне Ланкастере? - спросила она тихо. - У меня было такое впечатление, что ты до сих пор к нему неравнодушна.

- Так оно и есть, - печально улыбнулась Лизетт. - Я до сих пор люблю в нем человека, которого, наверное, сама же и придумала. Я всегда помнила о тех временах, когда он был рядом. Это были самые счастливые дни в моей жизни. Порою во мне закипает ненависть, но затем... Французы говорят, что разум сердца в том и заключается, что оно не признает доводов разума. Умом я понимаю, что он предал меня, бросил самым бесстыдным образом. Однако сердце знает только о нашей любви.

- Но если он так обошелся с тобой и ему нельзя верить, то почему же ты решила, что его приемный сын может стать для меня хорошим мужем? - резко спросила Микаэла. - Что позволяет тебе верить, что у меня будет все хорошо с Хью, если развязка твоих отношений с Джоном была столь ужасной? - спросила она уже мягче, заметив, как погрустнели глаза матери.

Лизетт молча смотрела в лицо дочери.

- Не знаю, - чуть слышно произнесла она наконец. - Не знаю, но почему-то верю.

Уверенность в будущем, выросшая в Микаэле за последние дни, начала стремительно увядать. Раз Джон Ланкастер так поступил с ее матерью, то что мешает Хью столь же несправедливо обойтись с ней? Как бы ни сопротивлялось сердце, а приходится признать, что так может случиться. Он не любит ее, и ей об этом прекрасно известно. Но.., неужели он только притворяется таким чутким? Он щедр, любезен и внимателен к ней. А потом...

Комок, подступивший к горлу, мешал дышать. Вспомнились их ночи после свадьбы. Он был так нежен с ней! Микаэла решительно тряхнула головой, беря себя в руки.

- А не преувеличиваешь ли ты опасность встречи с отчимом Хью, мама? спросила она почти таким же, как прежде, веселым тоном. - За эти годы он скорее всего превратился в лысого жирного старика. Пьянство и беспутная жизнь не делают мужчин красивее. Не задумывалась ты над тем, что время могло так изменить его, что он покажется тебе отвратительным, и ты сможешь забыть наконец о своей несчастной любви?

- Возможно, ты права. Но все равно, видеть его вновь и знать, что это он меня бросил, а не я его, будет не слишком приятно.

- Бросил? Ба! Да раз он так поступил с тобой, он просто дурак!

В устремленных на дочь глазах Лизетт мелькнуло что-то странное и непонятное, но тут же исчезло.

- Есть многое, чего ты не знаешь, малышка, - сказала она. - Но может быть, ты и права. Он был глупцом!

- Ну и Бог с ним! По-моему, мы можем перейти к обсуждению более приятных тем, - сказала Микаэла уже совсем весело. -*- Не подумать ли нам, например, о том, в чем мы встретим мужчин? Уверена, что при незначительном усилии ты сможешь предстать перед старым мсье Ланкастером столь прекрасной, что у него глаза полезут на лоб.

- Ты все-таки несносный ребенок! - засмеялась Лизетт. - Похоже, что я плохо воспитала тебя.

Напряжение рассеялось. Они улыбнулись друг другу, и разговор как-то сам собой перешел на разные пустяки.

В четверг женщины проснулись рано и почти все утро провели на кухне, обсуждая с поваром, какими блюдами стоит угостить мужчин. Затем обе ушли в свои комнаты и занялись внимательным изучением гардероба. Надо было подобрать наряд, который не оставил бы равнодушным ни одного представителя сильного пола. И, надо сказать, им это вполне удалось. Лизетт появилась в великолепном темно-фиолетовом муслиновом платье с умопомрачительным пучком на голове. Микаэла выбрала легкое светло-желтое платье из батиста, уложив свои черные волосы в виде короны с ниспадающими на виски локонами.

Времени до прибытия мужчин было еще более чем достаточно, и они расположились в тени деревьев возле дома. Здесь их и нашел слуга, доставивший новое письмо Хью. По мере того как Микаэла читала его, лицо ее становилось все мрачнее и мрачнее.

- Сегодня они не приедут, - сказала она, не сумев скрыть огорчения. - Мой муж пишет, что он задерживается и не знает точно на сколько. Скорее всего до понедельника.

Лизетт слегка побледнела.

- О, понимаю, - прошептала она. - Он пишет, почему задерживается?

- Нет, - покачала головой Микаэла. - Вот письмо, почитай сама.

Лизетт взяла протянутую бумагу, пробежала по ней глазами и, вновь улыбнувшись, поднялась со стула.

- Что ж, первое, что нам в таком случае стоит сделать, это сообщить повару, что гостей у нас сегодня не будет, - решительно сказала она. - Ну а затем мы переоденемся и завершим составление списка необходимых для дома покупок.

Так они и сделали. И неудачно начавшийся день прошел в приятных хлопотах. Список заказов оказался весьма длинным. Отдав его слуге, который завтра утром должен был отправиться в Новый Орлеан, они еще долго сидели, мечтая о том, как будет выглядеть внутреннее убранство дома с новой мебелью. Зато ночью Микаэла, как никогда, почувствовала себя одинокой. Ворочаясь в широкой постели, она особенно ясно ощутила, как ей была нужна сегодняшняя встреча с Хью. Немного успокоиться удалось, лишь дав себе слово никогда более не обманываться надеждами в отношении мужа. Она уже забыла о своей холодности во время его последнего появления в "Уголке любви", не думала и о том, что Хью может просто не придавать значения небольшой задержке. Нет! Микаэла решила, что он устроил все это специально. Решил показать, как мало она значит для него! Жестокий способ, достойный муженька, ничего не скажешь! Что ж, он получит то, что хочет. Она ни за что не покажет, что была так сильно огорчена. Когда Хью появится наконец, она встретит его вежливой безразличной улыбкой. О том, что творилось с ней этой ночью, он не узнает никогда!

К понедельнику Микаэла и Лизетт окончательно успокоились, целиком посвятив себя домашним делам. Когда Хью и Джон наконец добрались до "Уголка любви", на торжественную встречу не было и намека. Навстречу им вышли две простушки в старых запыленных платьях, всецело поглощенные наблюдением за наведением порядка на огромной мансарде. Обе вежливо улыбнулись, смахивая паутину, поблескивающую на покрывавших их головы выцветших косынках.

- О! Вы уже здесь, - с притворным удивлением произнесла Микаэла, входя в не до конца еще обставленную прихожую. - Как вы добрались?

На мужа она взглянула лишь мельком, но на стоящем рядом с ним высоком мужчине глаза невольно задержались. Он был, бесспорно, хорош собой, этот Джон Ланкастер, покоривший сердце ее матери, а затем жестоко бросивший ее. Такого при всем желании не назовешь толстым лысым старикашкой! Еще более удивили неподдельно дружелюбный взгляд его темных глаз и широкая приветливая улыбка, сиявшая на симпатичном худощавом лице. В облике Джона чувствовались характер и благородство. Он совсем не был похож на человека, способного обмануть женщину, которой поклялся в любви. Микаэла невольно засомневалась, что Лизетт сказала ей всю правду о тех давних событиях. Ее ответная улыбка Джону Ланкастеру была куда более искренней, чем та, которой она встретила мужа.

- А вы, должно быть, мой свекор! Я - Микаэла, жена Хью. Добро пожаловать в "Уголок любви", мсье. - Подчиняясь, как это часто с ней бывало, не столько разуму, сколько сердцу, она быстро пересекла комнату и по-французски расцеловала гостя в обе щеки. - Мы надеемся, что вам у нас понравится, прощебетала она при этом, весело сверкая глазами.

- После такого приветствия я в этом не сомневаюсь! - искренне воскликнул старший Ланкастер, совершенно очарованный молодой женой Хью.

Она была так похожа на свою мать, что у него даже заныло сердце от нахлынувших воспоминаний. И вместе с тем было в ее нервах нечто хоть и знакомое, но явно доставшееся ей не от Лизетт: упрямый изгиб маленького подбородка, точеный нос. Наследство Рено? Вопреки здравому смыслу эта догадка вызвала раздражение, с которым, впрочем, Джон легко справился.

- А это, - сухо сказал Хью, нарушая возникшую паузу, - моя теща - мадам Лизетт Дюпре. Полагаю, что вы встречались в те годы, когда создавалась наша компания.

Джон заставил себя отвернуться от Микаэлы и посмотреть на стоящую в отдалении женщину. О Боже, она совершенно не изменилась. Лизетт была столь же мила, как и двадцать лет назад. Только теперь их разделяло время. Они совершенно чужие друг другу, и это необходимо было учитывать.

- Мадам, - произнес он, вежливо кланяясь, - годы оказались очень добры к вам.

- И к вам тоже, мсье. - ответила Лизетт в том же светски вежливом тоне, хотя сердце ее неистово билось.

Dieu! Он все так же дьявольски красив! Разве что кожа стала чуть-чуть смуглее, а на висках появился серебряный блеск. Но это только красит его. Когда Джон подошел к ней и подчеркнуто вежливо поцеловал руку, Лизетт всерьез опасалась, что он услышит дробь ее пульса. Их глаза встретились, и весь остальной мир перестал существовать. Из оцепенения вывело вежливое покашливание Хью. Лизетт посмотрела в его сторону, Джон торопливо, будто обжегшись, выпустил ее руку, и оба они одновременно попятились друг от друга, как бы ища безопасное расстояние. С уст Лизетт сорвался какой-то странный смешок.

- Прошу извинить меня. Я должна покинуть вас. Надо отдать распоряжение повару относительно ужина, - пролепетала она и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

Микаэла смотрела на все это широко раскрытыми от удивления глазами. Похоже, мсье Ланкастер все еще имеет власть над ее обычно столь собранной и спокойной шатан. Она перевела глаза на него и убедилась, что и Джона встреча с брошенной им двадцать лет назад женщиной взволновала не менее сильно. Он несколько раз повел головой, будто воротник рубашки вдруг стал слишком тесен, и вообще выглядел явно обескураженным. Очень интересно! Она украдкой посмотрела на мужа, чтобы определить, заметил ли он эти странности, и только тут увидела дырку на рукаве его сюртука и пятна засохшей крови вокруг нее.

- О! - вскрикнула она, бледнея. - Что случилось? Ты ранен?

Серые глаза Хью весело блеснули.

- А, это. - Он небрежно посмотрел на руку. - Небольшая царапина. Не стоит беспокойства.

- Не стоит беспокойства! - воскликнула Микаэла, заметавшись по комнате. Все намерения вести себя с Хью вежливо, но холодно при одной мысли о том, что ему сейчас больно, были напрочь забыты. - Пожалуйста, сядь и позволь мне самой осмотреть рану. Ой, нет, сначала вызову кого-нибудь из слуг, пусть принесут чистой материи для перевязки.

Хью повиновался. Микаэла, позвонив в колокольчик, подбежала к мужу и торопливо, но так осторожно помогла снять сюртук, что можно было подумать, что он при смерти. Стянув рукав рубашки, она, заставляя себя не смотреть на обнажившуюся грудь Хью, опустилась перед ним на колени. При виде глубокой красной борозды, пересекшей предплечье, Микаэла не смогла сдержать стон.

- Как это случилось? - спросила она дрогнувшим голосом. - Неужели еще одна дуэль?

Растроганный реакцией жены, Хью покачал головой.

- Нет, не дуэль, лапочка, - тихо сказал он. - Кто-то стрелял в нас сегодня утром на дороге. - Он посмотрел на Джона. - Мы думаем, что это был обычный бандит.

- Бандит? Dieu! И ты так спокойно говоришь о столь ужасных вещах, прошептала Микаэла, проглатывая подступивший к горлу комок и осматривая рану. - Он же мог убить тебя!

Хью ласково приподнял ее подбородок и поцеловал в подрагивающие губы.

- И это огорчает тебя. Хм? Зря. Моя гибель превратила бы тебя в очень богатую вдову.

Помрачневшая Микаэла оттолкнула его руку.

- Я не хочу быть вдовой! Я женой-то стала только что. Хью улыбнулся, поудобнее усаживаясь на стуле. Про себя он отметил, что ради взгляда, которым смотрела на него сейчас Микаэла, он бы согласился получить куда более тяжелое ранение. Неужели она наконец стала относиться к нему хоть капельку лучше?

Вошедший в комнату чернокожий худощавый слуга Мишель, внимательно выслушав инструкции хозяйки, принес все необходимое. Джон с интересом наблюдал за ловкими движениями Микаэлы, которая быстро промыла рану, приложила к ней листок какого-то растения и аккуратно перевязала. Не обращая внимания на протесты Хью, она твердо сказала, что день или два он должен будет носить руку на перевязи.

- Пойми же, благодаря этому твоя рана заживет гораздо быстрее, - ласково убеждала она его будто ребенка.

- Если это доставит тебе удовольствие, любовь моя, я сделаю все, как, ты сказала, - кротко согласился Хью.

Он был так счастлив, что мог бы расцеловать ранившего его негодяя.

- Может, тебе стоит отдохнуть? Полежишь немного? Хочешь, я провожу тебя в спальню? Или позвать Мишеля? - спросила Микаэла, соорудив из черного шелка перевязь для руки.

Хью ликовал. Было такое ощущение, что после долгой холодной зимы наконец наступила весна. Мечтал он только о том, чтобы такой, как сейчас, Микаэла оставалась как можно дольше.

Он даже не думал, что нежная забота жены может быть такой приятной.

- Я и в самом деле чувствую себя разбитым, - вздохнув, произнес Хью усталым голосом. - Если ты поможешь мне, я пойду и немного отдохну.

Не обращая внимания на насмешку в глазах Джона, Хью оперся на плечо жены и, прижавшись к ней, пошел к двери. Микаэла поддерживала мужа, обхватив рукой за талию, и от этого невинного прикосновения сердце сладостно затрепетало. Хью подумал, что ради одного этого стоило быть подстреленным. О том, что она не любит его и все это может быть лишь обычным проявлением вежливости, вспоминать не хотелось. Чувствуя тепло ее нежного, чуть подрагивающего тела, Хью еще раз поблагодарил напавшего на него бандита. Усыпленный ласковым воркованием Микаэлы, он забыл обо всем. Только услышав громкое покашливание Джона, Хью вышел из приятного полузабытья. Микаэла тоже слегка вздрогнула.

- О, простите меня, мсье! - воскликнула она, оборачиваясь. - Хотите, я позову слугу и скажу, чтобы он проводил вас в ваши комнаты и принес что-нибудь выпить? Вы сможете отдохнуть там до ужина. Его подадут в семь часов.

- Не стоит беспокоиться, мадам, - ответил Джон, одарив веселым взглядом приемного сына. - Идите с Хью. Я прекрасно понимаю, что забота о здоровье мужа сейчас самое главное для вас. А я, если вы не возражаете, подожду здесь мадам Дюпре. Буду рад, если вы сможете устроить так, чтобы она согласилась показать мне перед ужином ваши владения.

Микаэла пристально посмотрела в красивые задумчивые глаза улыбающегося свекра.

- Конечно, смогу, мсье! Я немедленно попрошу кого-нибудь из слуг разыскать ее.

"Dieu! Maman, пожалуй, убьет меня за такую услугу!" - добавила она про себя.

- Спасибо. Весьма вам благодарен, - степенно ответил Джон.

***

Пока они поднимались по лестнице, Хью старательно продолжал изображать страдальца. Выбор помещения для отдыха он оставил за женой и не ошибся. Она привела его в спальные покои хозяев, состоящие из "двух больших комнат, каждая из которых имела отдельный вход. Разделялись они двумя комнатками поменьше гардеробными, позади которых имелся специальный коридорчик. Через него супруг мог незаметно для посторонних глаз проникнуть из собственной спальни в спальню своей благоверной.

Первое, что Хью увидел в помещении, предназначенном ему, была огромная кровать с высоким в голубых полосах по белому фону пологом. У стены стояло не менее чудовищных размеров кресло из розового дерева. Многочисленные окна прикрывались такими же, как полог кровати, бело-голубыми занавесками, отчего в, комнате царили приятный полумрак и прохлада. Сквозь двойные стеклянные двери можно было выйти на верхнюю галерею. Ковер с красивым узором в сине-голубых тонах лежал на полу из желтоватых сосновых досок.

Постельное белье Микаэла в расчете на приезд мужа заменила только этим утром. Опустившись на мягкую, благоухающую свежестью постель, Хью блаженно вздохнул. В этот момент он с особой ясностью ощутил, что оказался именно там, где хотел: в собственном доме, в своей кровати. Рядом была заботливая красивая жена. О чем еще может просить Господа мужчина? Он чуть скосил глаза в ее сторону. Микаэла нерешительно топталась у двери, в которую они только что вошли. Его супруга? Вот кто ему действительно нужен сейчас: жена, лежащая с ним рядом.

- С тобой ничего не случится, если я ненадолго уйду? - мягко спросила она. - Мне необходимо взглянуть, все ли в порядке на кухне, и убедиться, что мама не забыла про твоего отчима.

Хью так натурально застонал, что даже самому стало себя жалко.

- Действительно необходимо? - спросил он слабым голосом.

- О! - бросилась к нему Микаэла. - С тобой все в порядке? Рана разболелась? Что мне сделать, чтобы тебе стало легче?

Воображение Хью мгновенно нарисовало сладострастную картину. Сердце затрепетало, по телу прокатилась горячая волна, нижняя его часть вздрогнула и рванулась вверх. Если бы Микаэла могла сейчас видеть его мужское достоинство, она бы мгновенно поняла, что ему сейчас требуется. Хью с наигранным усилием перевернулся на бок, подперев голову рукой.

- Помоги, если тебе не трудно, снять рубашку и ботинки, - чуть слышно произнес, он.

То, что помочь в этом вполне мог и слуга, Микаэле в голову не пришло.

***

- О да, конечно! - ответила она, с готовностью бросаясь выполнять просьбу мужа. Ботинки она стащила без труда, но с рубашкой вышла заминка. Лишь только Микаэла стала снимать ее, Хью покачнулся. Чтобы сохранить равновесие, он обхватил талию жены. Руки скользнули по бедрам, спине, бокам и наконец замерли возле груди. Голова его качнулась, губы прикоснулись к ее волосам, защекотали висок. Когда рубашка наконец упала на кровать, лицо молодой женщины пылало, голова кружилась. Случайные вроде бы соприкосновения с его теплым лицом, пряный мужской запах и горячее дыхание возбуждали, заставляя бешено биться сердце. Микаэла с трудом сдерживала желание прижаться к Хью и насладиться желанной близостью. "Он плохо себя чувствует. Его же ранили совсем недавно! успокаивала она себя. - Ты же твердо решила держаться с ним с холодной вежливостью, не проявляя чувств!" Но доводы разума не очень помогали. При малейшем взгляде на полуобнаженного Хью, на его мускулистую грудь внутри все трепетало. Даже не притрагиваясь, она чувствовала, как мягка и тепла его кожа. К низу живота подкатился горячий комок, бедра дрогнули, грудь напряглась, в сосках появилось приятное покалывание.

- Мне надо идти, - пролепетала она, заставив себя отвернуться. - Я должна распорядиться, чтобы тебе принесли бульон, вино и хлеб.

- Не надо, - хрипловато прошептал Хью, поймав ее руку. - Останься со мной... Пожалуйста!

Их взгляды встретились. В глубине серых глаз Хью Микаэла увидела такую беззащитность и теплоту, что ощутила дрожь в коленях. Стараясь защититься, она напомнила себе, что он не любит ее, что женился он на ней исключительно из деловых соображений, что он отослал ее в деревню, а сам остался в Новом Орлеане и, без сомнения, наслаждается там женским обществом. Он оскорбил ее! Она сердита на него!.. Ничего не помогало. Сердце не желало прислушиваться к доводам разума.

Душа и тело рвались к нему вопреки всему и вся. Она растерянно замерла на месте.

Поняв по лицу жены о происходящей внутри ее борьбе, Хью чуть сильнее потянул ее за руку.

- Пожалуйста! - повторил он.

Это был даже не шепот, а шелест губ. Но сердце Микаэлы услышало, рванувшись навстречу этому зову. Не могла она больше притворяться.

- Но ты же ранен, - прошептала она.

Хью улыбнулся такой знакомой нежной улыбкой, что Микаэла совсем потеряла голову.

- Моей ране, - тихим подрагивающим голосом произнес он, - это пойдет на пользу.

Их губы, будто только и ждали этих слов, слились в долгом страстном поцелуе. То, что они почувствовали при этом, удивило обоих. Это было нечто неизведанное, совсем новое в их отношениях. Что именно, сказать не смогли бы ни он, ни она. Слишком сладок был этот поцелуй, чтобы разговаривать и даже думать.

Избавиться от одежды удалось с ошеломляющей быстротой, и уже через несколько секунд они лежали совершенно обнаженные, тесно прижавшись друг к другу. Ноги их переплелись. Пальцы Микаэлы ласково перебирали волосы Хью, соски щекотали его грудь. Он вновь и вновь целовал ее, припадая к ее губам, как измученный жаждой припадает к долгожданному источнику. Она с готовностью чуть приоткрыла рот, впуская туда его язык. Она не подавляла закипающее в ней страстное желание принадлежать ему. Хью - ее супруг! Она любит его! И, о Боже, она хочет его!

Микаэла прижалась еще теснее, и Хью даже застонал от наслаждения. Груди Микаэлы терлись об его грудь, руки ее ласково метались по его спине и плечам, бедра призывно подрагивали. Хью казалось, что вызванное этими ласками желание заполнило каждую клеточку его тела. Осторожно, чтобы не потревожить рану, он приподнялся на локтях и уткнулся головой в грудь жены, коснувшись горячими губами соска. Какое же это было наслаждение! Возможно, еще никогда он не испытывал такого сладкого, опьяняющего блаженства. Единственное, что хотелось еще, - это как можно быстрее и глубже войти в Микаэлу. Он пытался оттянуть этот момент, но сделать это, когда желанная обнаженная женщина столь близка, было очень непросто. Взгляд упал на треугольник густых вьющихся волос внизу ее живота, и желание стало совсем нестерпимым, - они влажно поблескивали. Микаэла готова к полной близости! И все же он сдержался, еще более возбуждая ее мягкими прикосновениями. Дыхание жены сделалось глубоким и прерывистым.

Голова ее кружилась, мысли сделались расплывчатыми и неясными. То вспоминалось, что она должна быть покорна ему, то, что не надо слишком горячо реагировать на его ласки. Но как?.. Почему?.. Ответов не находилось, а потом исчезли и сами вопросы. Оставались только ласковые прикосновения губ и рук Хью, такие приятные, что все ее тело трепетало. Может, следует притвориться равнодушной? Но вкус его поцелуев так пьянит. Откровенные движения пальцев так нежны и так обжигают кожу. Нет, сдержать себя она не в силах! Невозможно оставаться холодной!

Уже не контролируя себя, Микаэла изогнулась всем телом и чуть раздвинула ноги. Впервые не он, а она стремилась к продолжению акта любви! И без того возбужденный до предела, Хью резко рванулся вперед... И тут же почувствовал резкую боль в раненой руке. Не то простонав, не то выругавшись, он завалился на спину.

- Твоя рана! - воскликнула Микаэла, поднимаясь на колени. - Как я могла забыть! Я сделала тебе больно? Это безумие, что мы делаем. Нам надо немедленно остановиться!

Хью здоровой рукой ласково притянул ее к себе и поцеловал.

- Если мы остановимся, мне будет гораздо больнее, - прошептал он. - Я.., я сойду с ума, если мы не завершим начатого!

- Но.., но твоя рука... Ты не можешь...

Чувственная улыбка появилась на его губах и тут же исчезла.

- Смогу. Есть способы, любимая, есть способы... Микаэла удивленно вскрикнула, потому что, не закончив фразу, Хью усадил ее на себя верхом. А еще через мгновение глаза ее широко раскрылись от ошеломляюще приятного ощущения он чуть пододвинул ее, аккуратно насаживая на свою возбужденную плоть. Это было ни с чем не сравнимое ощущение. В подсознательном стремлении продлить и усилить его, она чуть покачнулась и даже застонала от удовольствия. Но и охваченная страстью, едва дыша от переполнявших ее чувств, Микаэла не забыла о ранении мужа.

- Как твоя рана? Это не причиняет тебе боли? - пролепетала она.

Хью, казалось, не понял, о чем идет речь. Собственно, так и было. О ком он мог думать, кроме жены, которая страстно прижималась к нему? На чем мог сосредоточиться, кроме блаженства, которое дарило ему сейчас каждое ее движение? Он и о том, что необходимо дышать, кажется, забыл.

- Рана? Какая рана? - послышалось наконец недоуменное бормотание.

Микаэла хихикнула и снова покачнулась. Серые глаза Хью сделались почти черными. Пальцами здоровой руки он пощекотал у нее между ног. От приятных ощущений у Микаэлы перехватило дыхание. А Хью уже и боли не чувствовал. Обхватив бедра жены обеими руками, он стал осторожно направлять ее движения, стараясь обучить правильному ритму. О, Микаэла оказалась прилежной и способной ученицей! Уже через несколько мгновений ее тело двигалось именно так, как было нужно.

Глаза ее закрылись, и лицо от этого приняло умиротворенно-мечтательное выражение. Хью тоже пребывал на вершине блаженства. О таком он даже и не мечтал.

После первой брачной ночи Микаэла была абсолютно убеждена, что вполне постигла науку любви. Сейчас она убедилась, что ошибалась. Да еще как! Как это возбуждает, какое доставляет удовольствие вот так сидеть на нем, сжимая его бедра своими, и ощущать внутри себя часть его тела! Когда он наклонял ее к себе и жадно целовал в губы, приятное жжение внизу живота становилось почти нестерпимым. А потом он отпускал ее голову и нежно ласкал груди. Руки его опускались ниже и ниже и наконец щекотали там, где их тела соединялись. Было так невыразимо хорошо, что она не могла сдержать рвавшихся наружу криков и стонов. Порывисто дыша, Микаэла, подчиняясь желанию собственного тела, ускорила ритмичные движения. Хью вновь прижал ее к себе. И вдруг что-то будто взорвалось внутри. Достигшая вершины удовольствия, женщина вскрикнула и бессильно упала на грудь мужа.

Звуки, издаваемые Микаэлой, казались Хью сладчайшей музыкой. Движения ее доставляли неописуемое наслаждение, которое переполняло его и вот-вот могло выплеснуться наружу. В такт им он еще раз резко приподнял таз, стараясь войти глубоко в нее, и застонал, достигнув пика экстаза в тот же самый момент, что и жена.

Время остановилось. Ни он, ни она не знали, как долго они лежали, не в силах разжать объятия. Наконец Микаэла слегка отодвинулась. Хью не мешал, лишь притянув здоровой рукой ее голову, нежно поцеловал в щеку. Она благодарно уткнулась в его плечо, подумав о том, что Хью вновь оказался прав. Имеются способы... Может, и способ сделать их жизнь счастливой имеется?

Глава 16

Лизетт была далеко не в восторге, узнав, что дочь намерена заняться лечением мужа, а ее просит развлечь Джона Ланкастера. То, что Хью по дороге сюда был ранен, огорчило, а перспектива выполнять в течение ближайших нескольких часов роль хозяйки этого дома пугала еще больше. Очень не хотелось выполнять просьбу Микаэлы. Но, подумав немного, она придала лицу отрешенно вежливое выражение и решительно вышла из кухни. Джон Ланкастер ничего не значит для нее! Она уже давно не молоденькая девочка, потерявшая голову при виде красивого смуглого иностранца. Она взрослая женщина, вдова, воспитавшая двух детей. Никакой Джон Ланкастер ей не страшен!

Решительные заявления, которые Лизетт не переставала твердить про себя по пути из кухни в дом, придавали ей силы. Но уже в конце этого короткого пути, когда она представила, что через несколько секунд вновь окажется с ним лицом к лицу, сердце екнуло и бешено заколотилось. Dieu! Оказывается, даже думать страшно об этом! Что будет, когда она увидит его глаза?..

Лизетт, сердясь на себя, саркастически хмыкнула. Это же смешно! После того, что этот человек сделал ей, она не может испытывать к нему никакого иного чувства, кроме презрения. Так оно и было! Так и есть! Только вот помнить об этом, когда своенравное сердце шепчет совсем другое, все труднее.

Как бы то ни было, войдя в маленькую гостиную, где ожидал Джон, Лизетт казалась совершенно спокойной.

- Ах вот вы где, мсье Ланкастер! - бодро произнесла она. - Поскольку моя дочь занята мужем, удовольствие.., честь показать вам их новый дом предоставлена мне. Не хотите выпить лимонаду перед экскурсией?

Джон отрицательно покачал головой, и его выразительное лицо украсила очаровательная улыбка.

- Может, вам стоит называть меня просто Джон? - спросил он. - Помнится, были времена, когда вы это делали часто и легко.

- Это было очень давно, - чуть напряженно, но вежливо произнесла Лизетт. Я была юной и глупой девочкой. - Она посмотрела ему в глаза. - Могу вас заверить, мсье Ланкастер, что ошибок, подобных тем, которые наделала в молодости, я уже не совершу.

Взгляд Джона стал жестким, на скулах шевельнулись желваки.

- Не только вы были молоды и глупы в те времена. Я тоже был таким дураком, что поверил в вашу любовь, подумал, будто вы действительно готовы на все, чтобы стать моей женой.

- И вы считаете возможным говорить это мне! - выпалила Лизетт, гневно сверкнув глазами.

Она была раздражена настолько, что чуть не дала ему пощечину. Остановило только то, что перед ней был свекор ее дочери. Раз уж так получилось, что Микаэла вышла за приемного сына Джона Ланкастера, придется и с отчимом держаться как с родственником. Лизетт, борясь с кипящей в груди яростью, глубоко вздохнула и гордо подняла голову.

- По-моему, нам нет никакого смысла обсуждать то, что произошло много лет назад, - со спокойным достоинством произнесла она. - Что было, то прошло. Полагаю, что мы могли бы сойтись на том, что глупы тогда были и вы, и я. Возможно, поэтому все так и получилось.

Джон, проглотив подступивший к горлу горький комок, коротко кивнул. Как много бессонных ночей он провел, размышляя над обвинениями, которые бросит ей, когда увидит вновь! Как он проклинал ее и как мечтал встретиться! И что же? Он тяжело вздохнул. Какой смысл рассказывать о своих страданиях и гневе? Пожалуй, она права: что было, то прошло, а прошлое ворошить не стоит.

- Что ж, согласен. Не будем больше обсуждать дела давно минувших лет. Но как вы предлагаете нам вести себя друг с другом? - Он сардонически улыбнулся. - Притворяться незнакомыми людьми? Делать вид, что мы только что встретились в первый раз?

- А мы и встретились только что! Я совсем не та молоденькая девочка, которую вы знали. Я была замужем, родила и воспитала дочь и сына. Да и вы не тот молодой человек, в которого, как мне когда-то казалось, я была влюблена. Вы тоже были женаты. У вас есть приемный сын Хью. Мы оба совершенно другие. Почему бы нам не считать эту встречу первой?

Джон в волнении заходил по комнате.

- Это будет нелегко, - наконец произнес он, остановившись возле Лизетт. Память способна устраивать ловушки там, где их совсем не ждешь.

- Я знаю, - тихо сказала она, ощущая себя сейчас именно в такой ловушке.

Он стоял так близко от нее, что она чувствовала знакомые запахи его волос и тела. Такие знакомые запахи! Такое знакомое чувство! Так сильно тянет к нему! Как ни печально, а все было почти так же, как двадцать лет назад, когда она впервые поняла, что любит этого человека. Но это все в прошлом, их отношения должны быть такими, как предложила она.

- Если вы готовы следовать за мной, - бодро произнесла Лизетт, чуть приподнимая край юбки, - я покажу вам основные комнаты этого этажа. Многие, правда, как вы, наверное, успели заметить, еще не до конца обставлены и требуют дополнительной отделки. Но думаю, что это будет исправлено очень скоро. - Она озорно улыбнулась. - Мы с Микаэлой составили огромный список всего того, что здесь необходимо, и уже отправили его в Новый Орлеан. Денег потребуется уйма. Но, слава Богу, у вашего приемного сына их достаточно.

К обоюдному удивлению, совместная экскурсия по многочисленным комнатам доставила им удовольствие. Джон искренне интересовался планировкой и убранством дома, а Лизетт с радостью рассказывала об истории его строительства и намеченных переменах.

- Вы собираетесь жить с ними? - поинтересовался он между прочим.

- Нет! - улыбнувшись, покачала она головой. - Сейчас мое присутствие доставляет им удовольствие, и, естественно, я буду рядом. Но одно дело, когда теща у вас в гостях, а совсем другое, когда живет с вами постоянно, не правда ли?

- Весьма проницательное наблюдение. Вы мудрая женщина, - кивнул Джон. Хью и меня уговаривает переехать сюда из Натчеза. Но я пока не принял решения.

Несколько секунд она молча смотрела на него, о чем-то думая.

- Мы говорим о разных вещах, - сказала она затем спокойным тоном. - Одно дело жить в Новом Орлеане, как я, совсем другое - в Натчезе. Мне потребуется не более часа, чтобы повидаться с дочерью. А чтобы добраться в Новый Орлеан из Натчеза, надо проделать целое путешествие.

- А как бы вы посмотрели на то, - тихо спросил Джон, глядя собеседнице прямо в глаза, - что я переберусь сюда, куплю дом и тоже буду жить в часе ходьбы от них? Ведь в этом случае наши пути будут пересекаться довольно часто.

Лизетт нарочито равнодушно пожала плечами.

- Ради счастья дочери, - произнесла она, - я готова терпеть даже ваше присутствие.

Глаза Джона блеснули. Он покачал головой и весело рассмеялся.

- А ваш язычок, как я вижу, - произнес он, отсмеявшись, - по-прежнему чертовски остер.

Лизетт бросила в его сторону дерзкий, почти презрительный взгляд.

- Ну а сейчас, мсье, - сказала она как ни в чем не бывало, - я, если вы не устали, покажу вам боковую террасу.

Дерзкая девчонка уступила место вежливой, но холодной хозяйке дома. Это огорчило. Но что он мог поделать? Джон покорно поплелся за Лизетт.

***

Франсуа, вошедшего примерно в это же время в новоорлеанский дом Алена Хассона, никакая хозяйка, естественно, не приветствовала. Но его здесь тем не менее ждали. Чернокожий дворецкий сразу же проводил его в небольшую комнату, сказав, что масса Хассон скоро придет и просил подождать его здесь.

Чуть нахмурившись, молодой человек оглядел элегантно обставленное помещение, размышляя, зачем Хассон просил его прийти. Хотелось бы надеяться, что не затем, чтобы потребовать возвращения долга.

Буквально через минуту вошел улыбающийся Ален. Он на ходу поправил манжет белоснежной рубашки, чуть больше чем положено выступивший из рукава прекрасно сшитого пиджака цвета спелой сливы, и направился к гостю.

- Надеюсь, тебе не долго пришлось меня ждать? - спросил он. - У меня были кое-какие срочные дела за городом. Я буквально только что вернулся.

- Нет, - пожал плечами Франсуа. - Я пришел всего пару минут назад.

- Воп! Выпьешь чего-нибудь или лучше кофе? У меня есть великолепное печенье.

- Кофе, пожалуй, - сказал гость, усаживаясь на мягкий стул, обтянутый красной бычьей кожей.

Ален позвонил в колокольчик и сел напротив.

- Полагаю, тебе не терпится узнать, зачем я пригласил тебя сегодня? спросил он, многозначительно приподняв брови.

Франсуа обреченно вздохнул, готовясь к вопросу о долге, выплатить который он никак не мог.

Ален, будто прочитав его мысли, ободряюще улыбнулся.

- Не надо хмуриться, mon ami. Требовать у тебя денег я не собираюсь. Я прекрасно осведомлен о твоих доходах. Отдать такую огромную сумму сейчас ты не в состоянии.

- Я расплачусь, уверяю тебя, - пробормотал Франсуа.

- А вот в этом я слегка сомневаюсь, mon ami, - подмигнул ему Ален.

Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент вошел дворецкий, и разговор на несколько минут прекратился. Дождавшись, когда слуга выйдет, Ален поудобнее устроился на стуле и посмотрел гостю в глаза, - Я рассчитывал, что сегодня мы сможем отметить радостное событие, - сообщил он, - но, к сожалению, немного просчитался.

- Радостное событие? - озадаченно переспросил Франсуа. - Что нам отмечать? Я тебе по-прежнему должен огромные деньги! Вот если бы все пошло так, как мы задумали, тогда другое дело. Ты стал бы моим шурином, а долг был бы аннулирован. Но этого не случилось, и я весь измучился, размышляя о том, как отдать тебе деньги. Это долг чести. Я обязательно расплачусь. Но радоваться пока нечему... - Он вздохнул. - И Этьен только что погиб.

- Этьен? - Ален сделал маленький глоток кофе. - Его смерть тебя огорчает?

- Mon Dieu! Конечно! - воскликнул Франсуа, в волнении вскакивая со стула и удивленно глядя на собеседника. - Мы были товарищами! Я знал и его, и всю семью с самого детства.., всю жизнь.

- О, а я и не знал, что вы были так близки, - наигранно удивился явно развеселившийся Ален.

Мы не были близкими друзьями. И ты прекрасно Знаешь об этом, черт побери! Но мы были товарищами, к тому же у нас...

Будто опомнившись, молодой человек смолк, сжавшиеся было кулаки разжались, руки бессильно опустились.

- Сядь-ка лучше, - резко приказал Хассон, - и послушай меня внимательно. Этьен умер, и с этим уже ничего не поделаешь. Он должен был умереть. Как только стало ясно, что он оказался в руках Хью, выбора не осталось. Это было необходимо для нас. Так же как необходима смерть самого америкашки.

- О Боже, неужели ты не шутишь... - заикаясь, произнес побледневший Франсуа. - Ты это серьезно?.. Ты собираешься убить его?

- Конечно, - кивнул Ален. - Более того, если бы удача не изменила мне несколько часов назад, он бы уже был покойником, случайной жертвой бандитского нападения.

- Ты пытался убить его? Сегодня? - пролепетал молодой человек.

- Именно так, - твердо произнес хозяин дома, холодно блеснув глазами. - Я полон решимости жениться на твоей сестре. Но пока Хью Ланкастер жив, как ты понимаешь, это не в моих силах. И не забывай, mon ami, ты тоже глубоко завяз во всем этом и нуждаешься в решении проблем не меньше, чем я.

- Но.., но ведь это убийство! Я никогда бы не согласился на убийство! Я потрясен гибелью Этьена, Это ужасно! А ты еще готовишь убийство моего шурина! Немыслимо!

- О, сколь нежна твоя совесть, mon ami! Я и не подозревал об этом, когда ты изложил мне однажды схему одного прибыльного дельца, - зло проговорил Ален. - Ведь если память мне не изменяет, это была именно твоя идея.

Франсуа судорожно проглотил подступивший к горлу комок.

- Да, я не могу отрицать этого, но я не думал... Это была только... - Он прервался на полуслове, стараясь справиться с мучившими его угрызениями совести, затем тяжело вздохнул. - Но ты не только не остановил меня, узнав, каким способом я намерен расплатиться, но сразу поддержал и развил мою идею. Ты с охотой вызвался помочь в ее осуществлении, а затем именно ты настаивал на том, чтобы мы крали все больше и больше. Мне это было нужно только для того, чтобы расплатиться с тобой. Сделав это, я хотел остановиться. - В глазах Франсуа мелькнуло отчаяние. - Когда ты потребовал, чтобы я немедленно расплатился, я и нашел единственную возможность, как сделать это. Все казалось не таким мерзким. Я просто брал чуть больше, чем мне полагалось. Но брал из средств своей собственной компании, как бы в долг. - Он с ненавистью посмотрел на Хассона. - Когда ты предложил мне помощь в организации краж, ты сказал, что речь идет об одной, от силы двух партиях груза. После этого, как ты говорил, я разделаюсь с долгами, и все пойдет по-прежнему. - Молодой человек скрипнул зубами. - Но затем ты увидел, как легко все получается, и жадность не позволила тебе остановиться!

- А ты, - мягко сказал Ален, в упор глядя на гостя своими холодными глазами, - не мог отойти от карточного стола. Так что не я один транжирил деньги, которые мне не принадлежат.

- Ты прав, - печально поник Франсуа, отводя взгляд. - Я вел себя как последний дурак! Я думал...

- Ты хотел доказать всем, что ты взрослый, умный и искушенный в житейских делах человек, - зло улыбнулся Ален. - Более того, ты надеялся удивить всех, переиграв меня. Но ты действительно дурак, если думаешь, что я мог допустить это. Я никогда не проигрывал и не намерен проигрывать сейчас. Ты слишком глубоко завяз в этих делах, чтобы отказаться от них, mon ami, - добавил он почти с жалостью.

- Не смей называть меня так! Я тебе не друг! Ты просто использовал меня, направляя туда, куда хотел. Ты заставил меня пойти по пути, на который я сам бы никогда не ступил. Сделал ты это примерно тем же способом, как, полагаю, и с Этьеном?

- О, даже так... Вижу, что, возможно, ошибся в тебе. Мне казалось, что ты, несмотря ни на что, самостоятельный человек и сам отчитываешься за свои поступки. - В голосе Алена послышались стальные нотки. - Ты об этом неоднократно заявлял, как я помню. Это была пустая болтовня? А твоя нелюбовь к американцам и гневные тирады в их адрес? Не более чем спектакль? Тебе уже нравится, что америкашка руководит тобой? Ты счастлив, что твоя сестра вышла замуж за этого безродного пришельца? Кстати, именно этот америкашка практически выкинул тебя из твоей же собственной компании.

- Я действительно не люблю американцев...

- Не любишь? Я не ослышался? Разве ты только что не встал на сторону этого наглого упрямца Хью Ланкастера? Между прочим, прошло всего несколько дней с тех пор, как ты был буквально взбешен его решением о чересчур щедрой помощи семье Этьена из средств компании. Тогда, как мне помнится, ты не был так добр к нему, да и по Этьену так не убивался.

- Проклятие! Неужели человек не может изменить свое мнение? Я не успел ничего обдумать, когда Хью ошарашил нас своим предложением! К своему стыду, должен признать, что руководствовался тогда лишь эмоциями, а не разумом. Я увидел в словах Хью лишь желание еще раз показать свою власть! Но затем я понял, что прав был он, а не я. Мы обязаны помочь семье Этьена. Более того, мне самому следовало выступить с таким предложением, коль скоро я оказался причастным к его смерти.

Хассон со стуком поставил кофейную чашку на стол.

- Позволь мне заметить, что ты становишься утомительным, топ... О, извини. Я не должен более называть тебя так, да?

- Не должен, - твердо произнес Франсуа, выпрямляясь. - Я более не считаю себя твоим другом. Какой же я идиот! Я пошел на поводу у своего дурацкого характера, позволил гордыне и предрассудкам ослепить меня и совершал один дурацкий поступок за другим. А ты, как я теперь понимаю, специально разжигал во мне ненависть к американцам. Из-за тебя и из-за своей собственной глупости я впутался в нечто совершенно бесчестное и позорное! Я погубил себя. А все из-за того, что захотел доказать маме, дяде, тебе и друзьям - в общем, всем, что я уже взрослый мужчина, способный решить любую свою проблему. А доказал только то, - голос его дрогнул, - что я всего лишь избалованный мальчишка и беспросветный дурак!

- Бог мой! Не сцену ли прозрения блудного сына я наблюдаю? - произнес, растягивая слова и злобно сверкая глазами, Ален. - Не раскаявшийся ли грешник, готовый во имя спасения к самобичеванию, забрел ко мне? Под твоим модным костюмом скрывается власяница? Ты намерен посвятить остаток жизни трудам праведным? Бросишься в объятия этого америкашки, я полагаю, и начнешь восполнять ущерб, который ты нанес семейной фирме? Сапоги своему шурину ты тоже готов лизать?

- Нет, - устало ответил Франсуа. Оскорбления, прозвучавшие в словах хозяина дома, он, казалось, пропустил мимо ушей. - Но мне горько от того, что произошло со мной. Я глубоко сожалею об этом и постараюсь сделать все, чтобы искупить свою вину и вновь обрести достоинство хотя бы в своих собственных глазах. Я был глупцом, но оставаться таковым не намерен!

- Я уже говорил, - демонстративно зевнул Ален, - что ты становишься чертовски утомительным. Когда ты метал громы и молнии, ненавидя америкашек, и пытался действовать вопреки ударам судьбы, ты мне нравился гораздо больше.

- Я и сейчас виню во всем прежде всего себя и сам хочу исправить свои ошибки, - сказал удрученный Франсуа, - О, ради Бога! Только не распускай слюни! Как только Хью отойдет в лучший мир, а я женюсь на твоей сестричке, ты, если хочешь, можешь отправиться в монастырь и отмаливать там грехи до самой смерти, но сейчас... - Сузившиеся глаза Алена взглянули на собеседника с угрозой. - Сейчас ты будешь делать то, что я тебе скажу!

- А если не буду?

- Если не будешь, то тогда уж действительно будешь жалеть об этом до конца жизни, - спокойно, но твердо предупредил Ален. - Я устрою так, что твоя роль в расхищении имущества собственной компании станет общеизвестной. Пожалуй, задумчиво произнес он, - можно будет сделать достоянием гласности и твою причастность к убийству Этьена.

- А как насчет твоей причастности ко всему этому? - угрюмо спросил Франсуа. - Разоблачая меня, ты неизбежно раскроешь и свою роль.

- Не думаю, что так уж это и неизбежно. Тебе лучше других известно, что я все время держался в тени, - безмятежно улыбнулся Хассон. - Да, я опытной рукой направлял события в нужную сторону. Но идея принадлежит тебе, и предложил ее мне ты, а не наоборот. О моей причастности к этим делам знают очень немногие, и этих людей, добавлю, можно не брать в расчет. Естественно, ни один из тех, кто работает на меня, не станет выступать в твою защиту. Видя, каким растерянным и хмурым сделалось лицо собеседника, он улыбнулся еще шире. - Ты, конечно, можешь оказаться таким дураком, что попытаешься свалить вину на меня. Что ж, попробуй. Но, не сомневаюсь, большинство наших знакомых расценит это как попытку испорченного, запутавшегося мальчишки избежать наказания за собственные прегрешения. Ты должен мне солидную сумму, и это станет лучшим доказательством, что именно ты пытался привлечь меня к преступному сговору. А уж я, поверь мне, постараюсь предстать в роли невинного агнца, которого ты пытаешься опорочить, чтобы не отдавать то, что принадлежит мне по праву. Уверен, это будет совсем нетрудно, - усмехнулся он. - Хочешь, поспорим, что мне все удастся?

Франсуа удрученно покачал головой. Ален был абсолютно прав. Более того, если бы даже он мог каким-то чудесным образом доказать всем, что именно Хассон сыграл зловещую роль в его судьбе, это бы ничего не изменило. Сам факт воровства лег бы страшным позором на семью Дюпре и всех родственников. Мама, конечно, стала бы винить в гибели сына себя. Дядя начал бы презирать его, сестра тоже. А Хью... Молодой человек даже вздрогнул, представив взгляд, которым одарит его шурин, если все узнает. Каким же идиотом он был! Упрямым, самоуверенным идиотом!

- Нет, - стараясь держаться достойно, ответил он-- Спорить я с тобой не буду. Теперь-то я понимаю, что ни один умный человек не станет играть с тобой на деньги.

- Печально, что ты не понял эту истину раньше! - взорвался Ален. Он взбесился и уже не выбирал выражений. - Шляпа ты шляпа! Тебя было так легко одурачить, что я покатывался со смеху, наблюдая, как ты сам все глубже и глубже запутываешься в долгах.

- И что ты хочешь от меня теперь? - сухо спросил молодой человек, игнорируя новое оскорбление.

Спокойствие явно не желающего далее действовать с ним заодно Франсуа еще больше разозлило Хассона. Он молчал, стараясь взять себя в руки. Идиот! А чем же, думал он, все это может кончиться? Как смеет этот молокосос говорить теперь о совести! Ален, ощутив прилив мрачной веселости, чуть не рассмеялся вслух. Совесть! Он давно не обращал внимания на подобную ерунду, если она мешала получить то, что хочется. Он надеялся, что и Франсуа той же породы. Потому-то и ощутил себя обманутым, когда молодой человек заговорил вдруг о раскаянии. Что ж, когда Хью умрет, а Микаэла станет мадам Хассон, надо будет разобраться и с ее братцем.

- Ты не ответил на мой вопрос, Ален, - напомнил, вставая, Франсуа.

- О, извини, mon ami, - усмехнулся Ален, заставляя себя отвлечься от сладостных размышлений о будущем. - Я все-таки считаю возможным обратиться к тебе. Я - твой друг, хоть ты и думаешь, что это не так. Наши дела не очень плохи. А от тебя требуется совсем пустяковая услуга. Я хочу всего лишь, чтобы ты взял меня с собой в "Уголок любви".

- Зачем?

- Просто потому, что я тебя об этом прошу! - скрипнул зубами Ален.

- А если я не захочу выполнить твою просьбу? - спросил Франсуа после довольно продолжительного раздумья.

- Если ты не захочешь, - с угрозой ответил Ален, - я сделаю изобретенный тобой способ обкрадывания собственной компании и семьи всеобщим достоянием. Он мило улыбнулся. - Уверен, что мне это удастся, и тогда само имя Франсуа Дюпре будет неприлично произносить в обществе.

То, что будет именно так, молодой человек не сомневался. В последние недели он много думал о создавшемся положении и все больше и больше понимал, что за вежливыми манерами и симпатичной внешностью Хассона скрывается порочная и беспринципная натура. Ален водил знакомство с такими людьми, которых Франсуа ни за что бы не решился представить своим родственникам. От одного их вида становилось не по себе. У Алена везде были свои люди: и в домах уважаемых безупречных матрон, и в притонах, служивших прибежищем самых отвратительных грехов. А кроме того, за годы дружбы с Хассоном Франсуа успел убедиться, что Ален умеет с настоящей жестокостью создавать неприятности тем, кто ему не нравится.

Молодой человек бессильно опустил голову и прикрыл глаза. Выхода у него, похоже, не было.

- Я еду в "Уголок" в четверг. Мы с Жаном договорились отправиться туда утром, - произнес он, сделав ударение на имени дяди, и, открыв глаза, посмотрел на своего мучителя. - Как ты понимаешь, Я не могу просто так ни с того ни с сего пригласить тебя поехать с нами. Надо будет прежде спросить у Микаэлы, не возражает ли она против твоего визита. Не думаю, что ее обрадует моя просьба, придется долго и настойчиво уговаривать.

- Но ты попытаешься уговорить сестру принять меня, не так ли? - сказал Ален, лениво потягиваясь.

- Oui, - осторожно кивнул головой Франсуа. - Однако надо, чтобы согласилась не только Микаэла, но и Хью. А он вряд ли будет счастлив, узнав о перспективе твоего вторжения.

***

Франсуа, конечно, был прав. Но в тот самый момент, когда он говорил это, Хью чувствовал себя совершенно счастливым. Микаэла отдалась ему самозабвенно и горячо. Впервые за все время их совместной жизни ему было не просто приятно и сладко, он испытывал еще и особое чувство полного удовлетворения. Он знал наверняка: на этот раз удовольствие получила и Микаэла. Стоны и вздохи, которые вырывались из ее груди, доказывали это со всей очевидностью. То, что было между ними раньше, невольно порождало сомнение в собственных силах, опыте и способности физически удовлетворить жену. Теперь эти мучительные сомнения исчезли, и Хью чувствовал себя сильным и уверенным как никогда. Если именно за это пришлось заплатить ранением, то цена была более чем подходящая.

Мягкая, расслабленная Микаэла доверчиво положила голову на его плечо. Это было так приятно, что хотелось забыть обо всем на свете, тем более о разделявших их проблемах. И все-таки что-то тревожило. Как ни печально, а приходилось признать, что самая заветная его мечта - любовь Микаэлы, все так же несбыточна, как и прежде. То, что он сам глубоко и беззаветно любит ее, не означает, что он потерял память. Он не забыл ни об обстоятельствах, предшествующих их свадьбе, ни о том, что Микаэлу привлекло в нем только богатство. Тот проклятый разговор между ней и Франсуа, который Хью случайно подслушал у беседки, то и дело всплывал в памяти, разъедая душу и отравляя самые счастливые моменты. К услышанному тогда, будто капли яда, добавились слова Алисы.

По лицу Хью пробежала тень. Лоб чуть нахмурился. Он прекрасно понимал, что размышлять об обстоятельствах женитьбы нет никакого смысла, тем более сейчас. Но неприятные мысли, как надоедливые комары, неотступно кружились в голове, и отмахнуться от них было не так-то просто.

Микаэла тоже думала далеко не о самых приятных вещах. Смущало то, как она вела себя сегодня в руках Хью. Как похотливая девка! Она со страхом ждала, что он вот-вот выскажет свое мнение о сладострастных порывах своей женушки. То, что он не делал этого, пугало еще больше. Может, ему так неприятно, что даже не хочется говорить? Не оттолкнула ли она его окончательно? Не поступит ли он так же, как тот креол, который потребовал развода с женой за то, что посчитал ее поведение в супружеской постели признаком развратности?

А ведь ситуация и без того сложна. Близость, возникшая сегодня, ничего не решает. Все разделявшие их проблемы сохранились в том же состоянии, в каком находились до того, как они вошли в эту спальню. Но с другой стороны, надо быть последней дурой, чтобы после этих жарких объятий держаться с ним с той же холодной вежливостью, как в последние недели. Только безмозглая упрямица стала бы притворяться, будто сегодня абсолютно ничего не случилось. Она не настолько глупа и упряма!

Мерные удары сердца Хью у самого ее уха успокаивали. О, если бы в этом сердце нашлось место ей! Так не хочется, чтобы натянутые, холодные отношения между ними сохранялись и дальше. Но если быть честной, то и вернуться в те дни, когда сразу после свадьбы им было хорошо и приятно, она тоже не хотела бы. Она, да, пожалуй, и Хью просто делали вид тогда, что у них все хорошо, закрывая глаза на реальность. Как это ни печально, но приходится признать, что они в те дни слишком увлеклись своим новым состоянием, наслаждениями, которые приносила близость, обзаведением собственным хозяйством, но так и не смогли как следует обдумать, что же означает для них их брачный союз.

А что он означает? Так ли уж отличается он от большинства других заключенных здесь браков? Почти все они тоже, по сути, представляют собой сделки. Невеста ждет от будущего мужа хлеба насущного, защиты и обеспечения достойного положения в обществе. Мужчине нужна симпатичная хозяйка, которая позаботится о доме и будет рожать ему мужественных сыновей и красивых дочек. Микаэла знала несколько семейных пар, которые стали таковыми исключительно во имя интересов своих родственников: потребовалось увеличить силы кланов, объединить собственность, сохранить или расширить земельные владения. Брак ради увеличения доли акций в компании ничем от них не отличается. Микаэла грустно улыбнулась.

Спать не хотелось. Микаэла осторожно села. Убедившись, что Хью не проявляет никаких признаков беспокойства, она соскользнула с кровати, собрала одежду и, поглядывая на дремлющего мужа, начала быстро одеваться.

Хью лежал тихо. Прядка черных волос упала на лоб, глаза его были прикрыты густыми ресницами, такими длинными, что, казалось, занимали они чуть ли не половину лица. Сердце Микаэлы затрепетало. Как же ей дорог этот мужчина! Как она любит его! Невозможно представить, что его еще совсем недавно не было рядом. Взгляд упал на перевязанную руку. А ведь кто-то пытался убить его! Душа похолодела при мысли о том, как просто и быстро он мог бы исчезнуть из ее жизни. О нет, этого не может, не должно быть! Он нужен ей! И пора уже понять, что глупо злиться на него за то, что он женился по расчету. Ее черные глаза сделались ласковыми и теплыми. Какое ей дело до того, почему он женился на ней? Главное, что он оказался добрым и заботливым мужем. Уже за одно это она должна уважать и ценить его. Хватит мучить себя и его глупыми сомнениями, разбираться в мотивах его поступков, и так уже потрачено слишком много времени и сил. Она любит его - это главное, что надо понять. Она ею любит! Все остальное не важно.

Муж неожиданно открыл глаза, и их взгляды встретились. Не заметить нежность и тревогу, с которой смотрела на него жена, он, конечно, не мог.

- Что-то случилось? - спросил он удивленно. - Почему ты на меня так смотришь?

Микаэла очаровательно улыбнулась, и лицо ее сделалось еще прекраснее.

- Ничего не случилось. Просто я подумала, что мне очень повезло с мужем.

У Хью стало так тепло и приятно на сердце, что даже перехватило дыхание. Но уже через мгновение в душе шевельнулась холодная змея подозрений. Что она затевает на этот раз? Чего хочет? Всего пару часов назад она смотрела на него как на парию, и лучшее, что он мог ожидать, - это вежливое и безразличное общение. И вдруг... Хью не смог поверить в искренность слов и улыбки жены. Естественно, он принялся искать причину столь неожиданных перемен в ее отношении к нему. Те ошеломительно-приятные минуты, которые они провели в объятиях друг друга, вряд ли могли все изменить. Наверняка есть что-то еще...

Он ужаснулся столь стремительной перемене собственного настроения. Как же быстро, оказывается, ощущение полного слияния с Микаэлой может смениться раздражением и недоверием! В эти секунды Хью с особой ясностью понял, - что им необходимо поговорить обо всем, что их мучает. Без такого откровенного объяснения недоверие и мерзкие подозрения будут постоянно омрачать их жизнь. О каком счастье можно мечтать с таким грузом? Нет, надо расставить все точки над i, и он сделает это прямо сейчас!

Он попытался вскочить на ноги, но сделал это слишком резко, забыв о раненой руке. Сильная боль немедленно напомнила о том, почему он оказался в этот час в постели. Хью, бормоча проклятия, вновь повалился на подушки. Микаэла бросилась, чтобы помочь, но он здоровой рукой отстранил се.

- Не надо. Нам необходимо серьезно поговорить. А мне, должен признаться, трудно собраться с мыслями, когда ты так близко.

Слова эти прозвучали почти как признание в любви. Она зарделась. Сердце радостно рванулось навстречу любимому.

- О чем ты хочешь поговорить? - спросила она тихо. Хью, борясь с желанием забыть обо всем, обжег ее сердитым взглядом. Если и во время предстоящего серьезного разговора она будет выглядеть так же притягательно, он не сможет сказать то, что хочет. Хватит ли у него решимости, если она станет отвечать ему тем же заботливым ласковым тоном, от которого у него кружится голова. Начать разговор надо немедленно, пока рассудок еще работает ясно и есть силы осуществить задуманное. Хью сел и хмуро посмотрел на жену.

- Можешь снять маску, дорогая, - резко произнес он. - Пришло время сказать тебе, что я слышал тот ваш с Франсуа откровенный разговор в беседке. Мне известно, почему ты сделала все, чтобы стать моей женой!

Глава 17

- Что? - воскликнула явно удивленная Микаэла. Ее лучезарная улыбка увяла, и она хмуро посмотрела на мужа.

Хью неприязненно поморщился. Неужели она сделает вид, что не знает, о чем идет речь? Почему-то именно это его особенно огорчило. Он не сомневался, что Франсуа, а скорее всего и Жан настаивали, чтобы Микаэла вышла за него замуж. Не сомневался он и в том, что она в конце концов поддалась на их уговоры. С ее точки зрения, это была жертва. Не ради себя, а ради семьи она поступила так. Да, ему больно вспоминать ее обращенные к Франсуа слова. Она четко сказала тогда, что ей не нравится американец, что даже его богатство ее не слишком прельщает. Не исключено, что в ее отношении к нему что-то изменилось. Но тем более сейчас особенно важно, чтобы она была с ним честна и откровенна. Выйти замуж за нелюбимого человека ради спасения своей семьи - не такой уж неблагородный поступок. Это, наверное, означает, что ему не суждена любовь жены, но их семейные отношения могут быть вполне нормальными. Но сама мысль, что Микаэла считает свое замужество жертвой, была нестерпимой и оставляла горький осадок.

- Я сказал, - медленно напомнил он, - что мне известны причины, побудившие тебя выйти за меня замуж. Я не собирался подслушивать, но в Ривербенде случайно стал свидетелем твоего откровенного разговора с Франсуа. - Во взгляде Микаэлы по-прежнему не было ничего, кроме удивления. Это раздражало Хью. - Я имею в виду тот разговор в беседке, когда твой брат уговаривал тебя выйти за меня замуж. Я даже помню его слова. Кажется, он говорил обо мне как о симпатичном молодом человеке, который однажды станет одним из самых богатых и уважаемых жителей Нового Орлеана. - Хью мрачно улыбнулся. - Ты ответила что-то в своем обычном стиле. Язычок у тебя острый. Мне известно, как он может жалить.

Глаза Микаэлы, по мере того как до нес доходил смысл его слов, становились все шире и шире.

- Так вот, значит, в чем дело! - горько усмехнулась она. - Ты думаешь, что Франсуа говорил о тебе?

Хью, различив звучавшую в голосе жены насмешку, вздрогнул.

- Учитывая то, что произошло затем, к другому выводу я и не мог прийти, ответил он подчеркнуто спокойно.

Микаэлу все сильнее и сильнее охватывал гнев. Как смеет он так думать о ней!

- Так ты полагаешь, - спросила она, сверкнув глазами, - что я вышла за тебя ради моей семьи? Устроили ловушку, а я согласилась стать приманкой? Я потворствовала планам своих родственников и обманом заставила тебя жениться на себе? Единственная цель - завладеть твоими деньгами?..

Злость мешала говорить. Микаэла смолкла. Волосы ее рассыпались по плечам, щеки пылали, в глазах горело пламя. Хью она напомнила разъяренную молодую тигрицу. Ее сжатые в кулаки руки уперлись в бока, губы скривились в напряженной сердитой улыбке.

- Все выглядело именно так, - воспользовавшись паузой, сказал он, правда, уже не столь уверенно. - Особенно если учитывать твои последующие действия. Именно благодаря тебе мы попали в щекотливую ситуацию. В результате я должен был жениться, а ты получила доступ к моему состоянию.

Ноздри Микаэлы дрогнули, и Хью показалось, что из них вот-вот вырвется бушевавший внутри се огонь.

- Самоуверенный негодяй! Змей, охотящийся за чужими секретами, вот ты кто! Значит, подслушав наш разговор, ты решил, что Франсуа имел в виду тебя? - Она бросила на мужа презрительный взгляд и рассмеялась. - Так знайте же, мсье, ваша вера в собственную неотразимость и богатство на этот раз сыграла с вами злую шутку. Франсуа уговаривал меня выйти вовсе не за вас, а за Алена Хассона. Мой брат задолжал ему весьма приличную сумму, и Ален в обмен на мое согласие стать его женой обещал простить долг. Что касается вас, то, поверьте, Франсуа буквально трясло от одной мысли, что моим мужем может стать американец!

Сошедшиеся вместе брови Хью выдавали напряженную работу мысли, а помрачневшее лицо говорило о том, что мысли эти были далеко не приятные. В том, что гнев Микаэлы - не игра, не было никаких сомнений. Поняв это, он вдруг с болью в сердце понял и то, что в словах ее есть и логика, и смысл. Куда больше смысла, чем в его трактовке подслушанного у беседки! Конечно же, Франсуа упрашивал сестру выйти замуж не за Хью Ланкастера. Конечно же, Ален Хассон куда больше устраивал его в качестве шурина. Сразу вспомнились и слухи о настойчивых ухаживаниях Алена за Микаэлой. И о том, что Франсуа является должником Хассона, как подумал с запоздалым раскаянием Хью, ему было прекрасно известно. Каким же тупоголовым идиотом надо быть, чтобы без малейших сомнений решить, что в беседке шел разговор о нем! Да Франсуа никогда бы и не назвал его красивым и подающим надежды молодым человеком. Мог бы хоть это понять! Но не понял. Гордыня и самомнение помешали. Сам же все и запутал до такой степени, что разобраться было уже невозможно.

- Но ты же устроила так, что твои родственники нашли нас вдвоем в охотничьей хижине, - без особой уверенности произнес он, хватаясь за последний аргумент как утопающий за соломинку. - Ты намеренно осталась со мной. Или скажешь, это тоже было случайностью?

- Нет, мсье, не скажу, - тихо произнесла Микаэла, презрительно скривив губы. - Это не было случайностью. Это было естественное желание помочь ближнему. Я решила, что вы ранены, и поступила так, как поступил бы на моем месте каждый порядочный человек.

Хью вдруг почувствовал себя совершенно разбитым. Обстоятельства его женитьбы предстали совершенно в ином свете. Микаэла и до этого много раз говорила, что ни в чем не виновна, но он не слышал ее. Поверить мешала его тупая уверенность, что он сделал правильный вывод из услышанного разговора. Родственники настаивали, чтобы Микаэла вышла за Алена!.. Теперь понятно, почему Франсуа и Жан были столь искренни в своем негодовании, когда нашли их в той хижине. Микаэла отвезла его туда совсем не для того, чтобы захлопнуть хитроумную ловушку. Она просто хотела помочь ему. Хью проглотил подступивший к горлу горький комок.

Конечно, можно допустить, что она лжет и сейчас. Имена в подслушанном им разговоре не назывались, следовательно, предметом обсуждения мог быть и не Ален. Но, подумав об этом, Хью сразу же понял, что просто подтасовывает факты, пытаясь как-то оправдать себя. Все услышанное тогда вставало на места только в том случае, если разговаривали об Алене. Как ни крути, а надо признать, что он непростительно ошибся, по крайней мере в этом. Но ведь есть еще и другое Микаэла, как сообщила Алиса, сама сказала, что рассматривает свой брак как финансовую сделку.

- В день нашей свадьбы, - начал он, - Алиса Саммерфилд сказала мне, что ты вышла за меня потому...

- Алиса Саммерфилд! - воскликнула Микаэла, не дав ему закончить. - И у тебя еще хватает наглости произносить при мне это имя! Я ей вообще ничего не сказала! С какой стати мне откровенничать с ней, когда я ее совершенно не знаю! А вот ты!.. - Губы ее предательски дрогнули. - Она мне о тебе многое рассказала. Женясь на мне, ты любил ее! Ты бросил ее, разбил ее сердце! Ты обещал, что женишься на ней, а женился на мне! Вот что тебя, интересно, заставило так поступить?

Хью удивленно приподнял брови.

- О чем, черт побери, ты говоришь? Между мной и Алисой ничего не было. Мы просто дружили. - Он запнулся, вспомнив о чем-то, и виновато опустил глаза. Должен признаться, правда, что одно время я думал о женитьбе на ней... Но не более того. Предложения я ей не делал. Я не любил ее и, конечно, никогда не признавался ей в любви. Если она сказала что-то иное, то это ложь.

Говоря это, он вдруг понял, какую злую шутку сыграла с ними Алиса. Они с Микаэлой практически не знали друг друга, а обстоятельства, подтолкнувшие их к браку, не располагали к доверию. Этим и воспользовалась Алиса, умело перемешав факты и домыслы, чтобы посеять семена сомнений в сердце Микаэлы, да и его собственном. А он-то хорош! Можно еще как-то понять то, что он неверно истолковал разговор Микаэлы и Франсуа. Но распознать в словах Алисы месть обманувшейся в своих надеждах ревнивой женщины он был просто обязан! Так нет же! Все, что сказала Алиса, подтверждало его собственные худшие опасения, и он принял эти слова за чистую монету, и маленькая ложь превратилась в большую ошибку, омрачившую его отношения с молодой супругой.

Хью поднял глаза, взглянув в лицо жены. Как она прекрасна! Как она должна быть разгневана на него после всего услышанного! Наверное, ей сейчас не до его объяснений и извинений.

Да и ему подобрать нужные слова сейчас будет очень трудно. И все-таки надо попробовать.

- Микаэла, - начал он, попытавшись улыбнуться, - я должен...

- О, хватит! - резко перебила она. - Я не желаю больше выслушивать разные глупости! Ты с самого первого дня нашей совместной жизни пытаешься обвинить меня в том, в чем виноват сам. Ведь это же ты, а не кто иной, выстраивал связанные с нашим браком хитроумные деловые планы и в конце концов осуществил их.

- Не было ничего подобного! - воскликнул Хью, до глубины души возмущенный тем, что о нем могли подумать такое.

- Не было? Прости, но очень сомневаюсь в правдивости твоих слов. Разве не правда то, что контроль над моими акциями перешел от Жана к тебе?

- Ну... Да, это правда. Но это же естественно, черт побери, коль я стал твоим мужем. К тому же акции эти не стали моими. Они по-прежнему принадлежат тебе. Они лишь находятся у меня, как ранее у Жана.

- Ах, так эти акции ничего не значат для тебя? Я могу потребовать, чтобы ты отдал их мне, и ты немедленно это сделаешь? Я могу поступить с ними так, как мне заблагорассудится? Скажем.., передать Алену, и тебя это ничуть не огорчит?

Последний вопрос ошеломил Хью. Он задумался, подбирая Правильные слова для ответа, и Микаэла восприняла это как подтверждение своей правоты.

- Не мучайся, - холодно произнесла она, - я не хочу выслушивать очередную порцию лжи. - Она обвиняюще уперла в него палец. - Это вы, мсье, поймали меня в ловушку, прикинувшись раненым, а затем сделали вид, что уснули в хижине. Вы нарочно скомпрометировали меня. Франсуа понял причину. Он сразу сказал, что вы все подстроили, чтобы подтолкнуть меня к решению выйти за вас и, заполучив мои акции, увеличить свою долю в компании.

Серые глаза Хью потемнели от переполнившего его гнева.

- Да провались к черту эта компания! - взорвался он. - Что за чушь пришла тебе в голову! Неужели ты всерьез полагаешь, что я способен на столь бесчестные и хладнокровные действия?

С секунду Микаэла молча смотрела ему в лицо.

- А почему я не могу этого предположить? - спросила она наконец. - Ты же не сомневался, что я па такое способна!

С этими словами она резко развернулась и быстро пошла к двери.

- Микаэла! - закричал Хью. - Вернись! Ты не должна уходить от меня сейчас!

Микаэла даже не оглянулась. Через мгновение он остался наедине со своими мрачными мыслями. Сам за всех все решил.

Сам убедил себя, что подозрения его - чистая правда. Сам же и забрел, будто слепец, в болото. Да какой там слепец! Тупоголовый болван, вот он кто!

До самого ужина он угрюмо сидел на кровати, размышляя над совершенными глупостями. Он придумал не менее дюжины планов искупления вины перед женой и один за другим все их отверг. Ничего действительно удачного он так и не придумал.

Пришлось лишь признать: понять ошибки - значит иметь шанс их исправить.

***

Ужин в этот день напоминал встречу дипломатов враждующих государств. Впрочем, со стороны все выглядело вполне благопристойно. Микаэла мило улыбалась окружающим и вообще вела себя весело и непринужденно. Лизетт продолжала исполнять роль вежливой хозяйки и дальней родственницы Джона Ланкастера. Мужчины держались так, будто в мире вообще не существовало никаких проблем.

Хью, несмотря на оставшийся в душе после объяснения с женой болезненный осадок, внешне был само обаяние. Он искренне хвалил жаркое из дикой утки с молодой репой, одобрительно отзывался о произведенных женой переменах в доме. Не забыл он, конечно, упомянуть о том, как очаровательно выглядит Микаэла в новом отделанном атласом светло-желтом шелковом платье. Наградой за все это был в лучшем случае лишь холодный взгляд. Джон, которому хотелось поговорить с Лизетт, чувствовал себя не многим лучше своего приемного сына - за столом, естественно, затрагивались только отвлеченные темы. Когда трапеза завершилась, все согласились, что теплый летний вечер стоит того, чтобы, не обращая внимания на комаров, немного погулять на свежем воздухе. Хью с Микаэлой ушли чуть вперед, и Джон решил, что настало подходящее время обменяться несколькими словами с шедшей с ним под руку Лизетт.

В вечернем свете спутница казалась ему особенно прекрасной. Глаза ее сняли каким-то загадочным блеском. Великолепные черные волосы были уложены в высокий пучок, скрепленный драгоценным гребнем, в котором отражались лунные блики. Рубинового цвета платье подчеркивало нежность кожи. Шея и руки казались выточенными из слоновой кости. Джон вдруг поймал себя на мысли, что околдован ее обаянием и робеет будто юноша.

- Ты так красива сегодня, прекраснее, чем когда-либо, - тихо произнес он.

Лизетт, чуть приподняв брови, повернула голову к нему.

- Неужели, мсье? Раньше, стало быть, я выглядела как старая карга?

- Я имел в виду совсем не это, - усмехнулся Джон, - и вам это отлично известно.

- Вы зря расточаете комплименты в мой адрес, - пожала она плечами. - Те времена, когда красивые слова могли вскружить мне голову, давно прошли.

Джон чуть не выругался вслух, но быстро взял себя в руки.

- Я и не пытаюсь вскружить вам голову, - тихо произнес он, - просто сказал очевидное. Вы действительно прекрасно выглядите сегодня.

- Merci, - холодно поблагодарила Лизетт. - Но я бы предпочла, чтобы вы воздержались от подобных оценок. Мы с вами чужие люди. Только брак моей дочери и вашего приемного сына как-то связывает нас. Не забывайте, пожалуйста, об этом впредь.

Сжав зубы, Джон подавил желание схватить ее за плечи, как следует потрясти и.., просто обнять и поцеловать. Но новых попыток разрушить возведенную Лизетт стену отчуждения он больше не предпринимал.

Появление Жана и Франсуа, приехавших через два дня, в четверг, было воспринято всеми как надежда на разрядку обстановки. Хью не мог бы сказать, что эти проведенные в "Уголке любви" дни были самыми неприятными в его жизни. Однако он, равно как и его приемный отец, так и не смог растопить холодок, с первых же минут возникший между ним и любимой женщиной. Лизетт и Микаэла держались безукоризненно вежливо, но до обидного отчужденно. Причем внешне это почти никак не проявлялось. Прибытие в усадьбу еще двух мужчин было как нельзя кстати. Появлялась надежда на передышку в той незаметной для постороннего глаза, но изнурительной войне, в которой оба джентльмена уже отчаялись победить. Женщины тоже были довольны приездом родных. Усилия, которые им постоянно приходилось предпринимать, чтобы держать двух столь уверенных в себе мужчин на достаточном расстоянии, в то же время не выводя их из терпения, требовали серьезного нервного напряжения и изрядно изматывали.

Рука Хью все еще была на перевязи, но рана быстро заживала, и он не сомневался, что недели через две он окончательно поправится. Конечно же, известие о нападении, которому они с Джоном подверглись по дороге сюда, взволновало Жана и Франсуа. Когда обмен приветствиями завершился и все прошли в прохладу гостиной, они задали Хью и Джону массу вопросов. Разговор из-за этого продлился несколько дольше, чем обычно в подобных случаях. Лишь обсудив самые мельчайшие детали происшествия и опустошив по несколько стаканов лимонада, гости отправились в отведенные для них комнаты. Был полдень. Солнце огромным огненным шаром висело в безоблачном голубом небе. Не чувствовалось даже малейшего дуновения ветерка, и даже сам воздух казался раскаленным до предела. Естественно, все решили переждать самое жаркое время дня в прохладных помещениях дома.

Надежды на то, что Микаэла вновь придет в его спальню, у Хью не было никакой. После того памятного разговора она не сделала этого ни разу. Рана хоть и не очень беспокоила, но существенно ограничивала выбор занятий. Времени поэтому у него было более чем достаточно. Хью, не привыкшего к праздности и лени, это не радовало, а угнетало. Ранее в схожих ситуациях он спасался от скуки, с головой погружаясь в дела компании, но здесь он был лишен и этой возможности. От нечего делать он уже просмотрел все счета и бухгалтерские книги, имеющиеся в поместье, а день перед приездом Франсуа и Жана посвятил составлению планов хозяйственного использования плантации.

Вообще-то Хью любил проводить время за городом, с удовольствием отдаваясь сельским развлечениям. Но сейчас он не мог ни охотиться, ни удить рыбу, ни кататься верхом. Дело было не только в ранении. Из-за жары даже самая тонкая рубашка пропитывалась потом буквально через несколько минут пребывания на воздухе. Подобная перспектива никак не прельщала. Хью, следуя примеру остальных, направился в спальню. Но и там ничего приятного его не ждало. Он задумчиво посмотрел на огромную кровать, обещавшую отдых и забытье. Но перед мысленным взором тут же всплыла Микаэла, страстная и зовущая, такая, какой он видел ее здесь совсем недавно. Сделалось грустно. Повторится ли это еще "когда-нибудь? Конечно, если реально смотреть на вещи, то вопрос глуповат. Естественно, он не на всю жизнь лишен ослепительной улыбки, теплого смеха и ошеломляюще прекрасного тела жены. Но и надеяться на то, что скоро она перестанет сердиться на него, тоже глупо.

Постояв немного, Хью решил, что дневной отдых сегодня не принесет ему успокоения, и, вздохнув, отправился на поиски чего-нибудь более интересного. Но, судя по тишине, в доме все отдыхали. Ничего не оставалось, как пойти в симпатичную, хорошо проветриваемую комнату в восточном крыле, которую . Микаэла выбрала для его кабинета. Открыв дверь, он, к своей радости, увидел Джона Ланкастера, удобно сидящего в кресле и листающего привезенный Жаном номер новоорлеанской "Монитер де ла Лузиан". Подняв глаза, Джон приветливо улыбнулся и отложил газету в сторону.

- Я с нетерпением ожидаю следующего месяца, когда должна выйти "Лузиана газет" Джона Моури. "Монитор" сплошь состоит из рекламы и расценок на фрахт судов. Очень редко в ней можно найти что-нибудь интересное. Надеюсь, Моури станет наконец выпускать настоящую газету, из которой можно будет узнавать новости.

- Кто знает! - пожал плечами Хью. - В любом случае не думаю, что она поможет американцам, которые не читают по-французски.

Кабинет, как и большинство комнат дома, был оборудован не до конца, но стараниями хозяйки уже приобретал обжитой и довольно милый вид. У камина висело зеркало в причудливой рамке из красного дерева. По обе стороны черной мраморной каминной полки стояли канделябры - замысловатые миниатюрные сооружения из латуни и хрусталя. Заново обструганный пол кое-где еще был усыпан сосновыми стружками, благоухающими свежим ароматом. Из доставшейся вместе с домом мебели Микаэла отобрала для этого помещения пару больших удобных кресел, обтянутых красно-коричневой кожей, длинный узкий ореховый стол и четыре плетенных из тростника стула, которыми она постаралась временно заполнить пустующее пространство.

Хью удобно устроился в кресле напротив отчима и, вытянув ноги, удовлетворенно вздохнул.

- Не скрою, я весьма доволен своим новым домом. Как ты его находишь? спросил он.

- Неплохой дом. - улыбнулся Джон. - И предполагаю, что, когда Микаэла и твоя очаровательная теща завершат его меблировку, он будет просто великолепен.

- Со своей стороны могу только заметить, что я рад потратить на это столько, сколько потребуется, - произнес Хью, улыбнувшись в ответ.

Несколько минут беседа продолжалась в том же полушутливом тоне, затем Хью неожиданно спросил:

- А ты не думал о том, чтобы продать свой дом в Натчезе и перебраться ко мне в Луизиану?

- Я размышлял над этим в последние дни.

- И?.. - произнес Хью, вопросительно приподняв правую бровь.

Отчим несколько секунд молча смотрел ему в глаза.

- Ты, похоже, не знаешь, - спросил он наконец, - что в свое время я чуть не женился на твоей нынешней теще? Хью чуть не подскочил в кресле от удивления.

- Господи Иисусе! Конечно, нет. Мне было известно, что до женитьбы на моей матери в твоей жизни существовала какая-то другая женщина. Знал, что ты любил ее, а женился скорее из деловых соображений. Но я и не подозревал...

- Женитьба на твоей матери была, пожалуй, самым лучшим шагом в моей жизни. Именно благодаря ей я смог почувствовать себя счастливым. Но я знал, что она слишком любила твоего отца, чтобы полюбить другого. И она знала о моих чувствах к Лизетт. Правда, само это имя ей не было известно, но я не скрывал, что где-то существует женщина, которой принадлежит мое сердце. - Джон вздохнул и отвернулся к стеклянной двери, через которую в комнату заглядывали ветви дуба и магнолии. - Мы оба знали, что в наших сердцах живет любовь к другим, но ни я, ни твоя мать никогда не испытывали ревности, - медленно "проговорил он. - Мы уважали чувства друг друга. Мы отлично ладили и были очень близки. К тому же, - он тепло посмотрел на Хью, - я рад, что сумел заменить тебе отца. Ты отличный парень и, смею надеяться, относишься ко мне неплохо.

- Конечно, сэр, и вы прекрасно знаете, что "неплохо" - не то слово для выражения моих чувств. Я вообще не знаю, что бы стало со мной после смерти матери, если бы не ты. Отца я едва помню. Думаю, не будет неуважением к его памяти сказать, что ты мой настоящий отец. И я горжусь, что могу считать себя твоим сыном.

- Не исключено, - тихо произнес Джон, - что провидение порою вмешивается в наши судьбы во имя счастья будущих поколений, а мы не понимаем этого и думаем, что оно обошлось с нами слишком жестоко. Ведь если бы я женился на Лизетт, ты бы не стал моим приемным сыном, а твоя очаровательная жена вообще бы не появилась на свет.

- В таком случае я сожалею о том, что жертвовать пришлось именно тебе, но не могу не благодарить провидение за то, что Лизетт не стала твоей женой. Я многое мог бы вынести, но только не отсутствие в этом мире моей Микаэлы.

- Очень изящный комплимент, мальчик мой. Полагаю, что тебе непременно стоит повторить его своей супруге.

- Сомневаюсь, что в данный момент она сможет оценить его подобающим образом, - горько усмехнулся Хью.

- У вас серьезные проблемы?

- Не столь серьезные, но из тех, решить которые может только время. Маленькая глупышка возомнила, что я женился на ней только для того, чтобы завладеть контрольным пакетом акций компании! И это при том, что каждый имеющий глаза видит, что я от нее буквально рассудок теряю. - Хью скорчил недоуменную гримасу. - Каждый, но не эта сомневающаяся во всем леди!

- А ты пытался рассказать этой сомневающейся во всем леди о своих истинных чувствах?

- Пытался, будь оно все проклято! Но ведь так трудно достучаться до разума и сердца женщины, если на каждую твою попытку примирения она отвечает лишь ледяным взглядом или презрительно отворачивает лицо.

- О, я-то уж знаю, что ты испытываешь при этом! - с чувством воскликнул Джон.

- Благодаря моей уважаемой и очаровательной теще? Джон, грустно улыбнувшись, кивнул.

- Ты заметил? Не знаю, как ей это удается, но она заставляет меня испытывать вину за то, что случилось много лет назад. А ведь это она обманула меня! И не просто обманула! Она разбила мое сердце, бросила меня, ничего не объяснив. Просто прислала своего отца и этого ублюдка Рено сказать, что не хочет выходить за меня замуж. Они с большим удовольствием сообщили мне это, а заодно и то, что до конца месяца она станет женой Рено. - Джон тяжело вздохнул и на секунду смолк. - Когда они предстали передо мной и сказали все это, я сначала не поверил. Но очень быстро понял, что они знают о наших с Лизетт планах практически все. Это убедило меня, к тому же у них была ее записка. Мне было известно, что она любит отца. Наверное, он посоветовал написать мне. Допускаю, что она не сразу согласилась. Но все-таки написала! - Он вновь вздохнул. - Кристоф усиленно подталкивал ее выйти за Рено. Но я был уверен, что наша любовь настолько сильна, что поможет Лизетт выстоять. Как жестоко я ошибся! - В глазах Джона на какое-то мгновение появилось отсутствующее выражение, будто он смотрел куда-то в недоступную даль. - Но она много раз доказывала, что любит меня. Доказывала так, как только может доказать женщина мужчине. Я мог бы тогда поклясться собственной жизнью, что это настоящая любовь! Как же я был глуп! Мне следовало быть готовым к такому повороту! Но я не мог думать ни о чем, кроме нее. Я был по уши влюблен, прямо сходил с ума. Он покачал головой. - Я был дураком! Ведь с самого начала мне было известно, что Дюпре согласились принять участие в нашем деле именно в расчете на брак Лизетт и Рено. Кристоф знал, что Рено очень нравится Лизетт, но, помимо этого, у него имелся практический расчет. Если бы дочь вышла за кого-то другого, часть его акций, а то и все, рано или поздно перешли бы к зятю. А брак с Рено гарантировал, что все они останутся в семье.

Конечно, - горько добавил он, - выдать Лизетт за меня было бы еще выгоднее, наша семья в этом случае имела бы контрольный пакет. Но брак со мной был исключен. Ведь я был для него америкашкой!

Благодаря горячей поддержке Джаспера Хью гораздо меньше, чем другие его соотечественники, ощутил силу нелюбви креолов к американцам. Но понять, как чувствовал себя влюбленный Джон, он мог вполне. Все-таки ему гораздо больше повезло в жизни, чем приемному отцу. Хью позволил себе даже слегка улыбнуться. Прекрасная маленькая креолка стала его женой!

- А как сейчас ты чувствуешь себя рядом с Лизетт? - тихо спросил он. Наверное, тебе не слишком уютно от того, что она вновь оказалась поблизости?

- Еще бы, черт побери! Неуютно, совсем неуютно! Но, признаюсь тебе, увидеть Лизетт и вновь оказаться вдали от нее было бы в тысячу раз хуже!

- О, вот, оказывается, в какую сторону дует ветер, - насмешливо прошептал Хью. - Честно сказать, надо быть слепцом, чтобы не заметить, как сыплются искры, когда вы подходите друг к другу.

- Не стоит шутить на эту тему, - обжег его взглядом отчим, - и убери эту дурацкую улыбку со своего лица, молодой человек! В ситуации, в которой я оказался, нет ничего смешного.

- Действительно, нет, - кротко сказал Хью, по-прежнему, однако, улыбаясь. - И что же ты собираешься предпринять?

- Как только мне удастся остаться наедине с этой злюкой, я больше не позволю ее острому язычку увести меня в сторону. Я заставлю ее выслушать все, что хочу сказать. Я докажу, что это не я разбил ее сердце, а она мое! А затем я потребую объяснить ее дурацкое поведение, и в первую очередь то, почему она прислала отца и этого Дюпре, позволив им так жестоко поступить со мной. А затем, как ни странно это звучит, я намерен обратиться к ее разуму и сердцу и доказать, что я нужен ей. - Лицо Джона сделалось жестким и решительным. - Я хочу, чтобы она поняла, что я был и остаюсь тем единственным на свете человеком, который ей нужен!

Хью как никто другой понимал, что сделать это отчиму будет совсем непросто. Микаэла очень похожа на свою мать, а Джон оказался примерно в том же положении, что и он сам. Красавица креолка обвинила его в том, что он женился на ней по расчету, и не хочет слушать никаких доводов, опровергающих это. Лнзетт убеждена, что в случившемся двадцать лет назад повинен только Джон. За прошедшие годы она свыклась с мыслью, что Джон бросил ее. Почему? Она же сама написала ему ту роковую записку. Сама? А так ли это? Ведь письмо можно и подделать. Хью даже вздрогнул от мысли, неожиданно пришедшей на ум.

- Ты узнал ее почерк и больше уже не разговаривал с ней? - спросил он, наклоняясь вперед и внимательно глядя на отчима.

Джон кивнул.

- Но ты же говорил, что она любила тебя и даже согласилась бежать с тобой. Ты, думаешь, что она уже тогда обманывала тебя?

- Нет, - улыбнулся отчим, и лицо его смягчилось. - Уверен, что ее чувства были искренни. Я долго размышлял обо всем этом и пришел к выводу, что это Кристоф убедил ее отказаться от меня ради семьи. Наверняка он говорил, что замужество Лизетт не только ее личное дело и ей следует подумать о родственниках.

- Но это все твои догадки. А с ней самой ты объясниться не попытался? Просто сжал зубы и уехал в Натчез?

- Ну да, - несколько удивленно произнес Джон. - Особого выбора у меня не было.

- Но если ты не поговорил с самой девушкой, - грустно усмехнулся Хью, откуда же такая уверенность, что это она прислала к тебе Галланда и Дюпре? Ты абсолютно уверен, что записку, которую тебе показали, писала Лизетт? Я неоднократно слышал, что Рено Дюпре - большой интриган, а про старого Кристофа вообще говорят, что он самого дьявола мог обмануть. Не могло ли случиться, что, узнав каким-то образом о ваших с Лизетт планах, они просто сговорились их разрушить? У каждого из них для этого имелись основания. А судя по тому, что я слышал об этих людях, они могли пойти и па подлог.

Джон застыл как громом пораженный. Он побледнел, затем вспыхнул. Хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.

Хью, с трудом сдерживая улыбку, откинулся на спинку кресла.

- Вижу, что подобная мысль тебе в голову не приходила. Но ведь подобное могло быть? Джон удрученно кивнул.

- Какие мерзавцы! - воскликнул он наконец, справившись с собой и вновь обретя дар речи. - Да, это вполне в духе Кристофа и Рено. Я даже могу, пожалуй, точно сказать, от кого они узнали о нашем с Лизетт плане - от ее проклятой французской горничной! Она вечно шпионила за ней и копалась в ее вещах. Лизетт любила Мазетту, так, кажется, звали ту мерзавку, и верила ей. Ха! Доказательств, конечно, у меня нет. Но я готов поставить половину моего состояния, что именно Мазетта сообщила Кристофу о намерении Лизетт бежать со мной.

- И что же ты, поняв это, будешь делать теперь?

- Изменить, к великому сожалению, уже ничего нельзя. Кристоф и Рено в могиле... Но я обязательно поговорю с Лизетт, расскажу ей о наших подозрениях и выясню точно, она написала ту записку или нет. Если послание было подделкой, это и явится лучшим доказательством моей невиновности. - В темных глазах Джона мелькнула искра надежды. - И того, что я всегда любил ее...

- А что ты думаешь о Жане? Может он что-то знать?

- В те дни он был совсем еще мальчишкой, буквально обожавшим Рено, неуверенно произнес отчим. - Он может н не знать правды. Скорее всего ему сообщили версию, придуманную Кристофом и Рено, в которую он и верит до сих пор.

- Возможно. Но и наша версия - умозаключения, а не факты. Поэтому, прежде чем расследовать дальше, я должен спросить тебя: ты уверен в том, что все произошло именно так, как мы сейчас предполагаем, и Лизетт не виновата?

Уголки губ Джона чуть опустились в грустной улыбке.

- Это и есть главное, что мы должны выяснить, не так ли? - ответил он вопросом на вопрос.

***

Ужин в расширившемся составе оказался довольно занимательным. Хотя Хью по-прежнему думал только о взаимоотношениях с женой, он неожиданно почувствовал себя за столом более спокойно, уверенно и обнаружил, к своему удивлению, что присутствие Жана и Франсуа действует на пего благотворно.

Жан вел себя так, что можно было сделать лишь один вывод: он целиком и полностью признает - несносный американец стал теперь полноправным членом его семьи, и он не возражает против этого, равно как и против значительной роли этого американца в компании. Взаимная симпатия, которую неожиданно обнаружили Жан и Джон во время недавней встречи в Новом Орлеане, судя по всему, сохранилась. Хью даже подумал, что отрицательное отношение Жана к американцам могло основываться на разных выдумках, которыми напичкал его в свое время Рено. Кто знает, может, он только сейчас обнаружил, что уроженцы Соединенных Штатов не такие жадные, неотесанные дикари, какими он представлял их себе до сих пор?

Хью сразу почувствовал необычное поведение Франсуа. Но в чем же дело, понять не смог. Молодой человек держался вежливо, охотно принимал участие в разговорах, был мил и обворожителен. Но сквозь все это проглядывала в нем озабоченность. По быстрым взглядам Франсуа, которые Хью несколько раз почувствовал на себе, можно было понять, что скрытое беспокойство шурина связано с ним. Но что его тревожит? Франсуа раздражает его присутствие? Вряд ли. Этот молодой человек не очень умеет сдерживать свои чувства. Вряд ли он смог бы вести себя с таким искренним дружелюбием и выглядеть таким довольным, раздражай его хозяин дома. Может, он, как и Жан, понял наконец, что ошибался в шурине, и испытывает теперь чувство раскаяния? Хотелось бы надеяться, однако едва ли. Франсуа еще слишком молод, ветрен и горяч, чтобы огорчаться из-за подобных вещей. Скорее всего его вообще ничего не огорчает, а настороженность в его поведении - лишь плод собственной фантазии Хью. Как бы там ни было, оба новых гостя вели себя просто великолепно и блистали столь свойственными креолам непринужденностью и остроумием.

А вот о других гостях "Уголка любви" этого сказать было никак нельзя. Джон был явно напряжен, а Лизетт с вежливой холодностью отвергала все его попытки затеять более личный разговор. Хью тем не менее подумал, что, когда Лизетт станет не только его тещей, но и приемной матерью, он окажется в довольно необычной ситуации. В том, что рано или поздно это случится, он не сомневался.

Ланкастер перевел взгляд на другую сторону покрытого белоснежной скатертью стола, где сидела его жена. Жаль, что нет пока такой уверенности в том, что и у него с Микаэлой скоро будет все хорошо. Его устремленные на жену серые глаза потеплели. О, как же она дорога ему! Он даже испытал укол глупой ревности, услышав, как при какой-то очередной шутке Франсуа она засмеялась. Когда же она столь же искренне будет смеяться над его остротами? Да она просто глупая гусыня, если думает, что он женился на ней из-за этих дурацких акций, будь они Прокляты! Как она не понимает, что он любит ее! Он любил ее еще до того, как сам догадался об этом. Только как убедить в атом и ее? Мозг мгновенно переключился на изобретение способа, с помощью которого можно сломить, у прямое недоверие супруги и вернуть ее на законное место в своей постели. Это так увлекло, что Хью даже перестал слышать, о чем говорят остальные. Вывело из задумчивости то, что разговор неожиданно смолк и все вопросительно смотрят на него.

Улыбнувшись одной из самых своих очаровательных улыбок и с вызовом блеснув черными очами, Микаэла спросила, явно уже во второй раз:

- Франсуа просит позволить ему пригласить на несколько дней в "Уголок любви" Алена. - Она сделала паузу, но слишком короткую, чтобы Хью успел что-то возразить. - Я сказала ему, что для такого приятного человека и давнего друга нашей семьи мой дом открыт всегда. Надеюсь, ты не возражаешь?

Глава 18

Несколько долгих мгновений Хью пристально смотрел на Микаэлу, не зная, чего ему больше хочется - расхохотаться или выругаться. Наконец он поднял бокал, как бы намереваясь произнести тост, и сказал:

- Конечно, я не стану возражать, коль скоро присутствие Алена в нашем доме доставит тебе удовольствие, любовь моя. - На лице его мелькнула и тут же исчезла улыбка, похожая на тигриный оскал. - Любой твой друг, дорогая, является н моим другом. Я буду с нетерпением ждать его приезда. Кстати, произнес он скорее с вежливым безразличием, чем с искренним интересом, обернувшись к Франсуа, - когда мсье Хассон собирается приехать?

Не ожидавший такого поворота Франсуа удивленно смотрел то на сестру, то на ее мужа.

- Я... О, я сообщу ему об этом письмом, которое завтра же отправлю с кем-нибудь из слуг. Думаю, что он приедет в субботу или воскресенье.

- Вот и отлично! - довольно произнес Хью. - Мы будем ждать его. - Он нежно посмотрел на жену. - Не правда ли, дорогая?

В ответном взгляде Микаэлы угадывалась явная растерянность. Конечно, она не думала, что в ответ на ее вопрос он устроит сцену. Но и то, что он так спокойно согласится пригласить Алена в дом, где собрались самые близкие родственники, она тоже не ожидала. По ее расчетам, Хью должен был хотя бы попытаться вежливо, но твердо отказать ей и Франсуа в этой странной просьбе. Она и затеяла все это для того, чтобы понаблюдать за тем, как муж будет выпутываться из щекотливого положения. Но вместо этого Хью легко согласился, более того, предстал в роли истинного джентльмена и любящего мужа. В ловушку, таким образом, попалась она сама. Стараясь скрыть неудовольствие, она равнодушно пожала плечами. - Oui! Я рада гостям.

Разговор за столом перешел на другие темы, но Микаэла почти не принимала в нем участия. Посмотрев в смуглое лицо мужа, который весело рассмеялся в ответ на какое-то остроумное замечание Жана, она вдруг ощутила пустоту и отчаяние. Как же она любит этого бесчувственного красавца! А он совершенно равнодушен к ней! В этом нет уже никаких сомнений. Прошло уже два дня с момента их ссоры, а он не предпринял и малейшей попытки к сближению. Конечно, ему нет до нее никакого дела. Будь иначе, разве мог бы он с такой холодностью воспринимать все ее выпады. Если бы Хью испытывал к ней хоть какие-то чувства, он бы ни за что не позволил, чтобы их отношения зашли в тупик, из которого и выхода-то не видно. Она горько усмехнулась. Да что там говорить, разве может любящий муж допустить, чтобы молодая жена постоянно спала от него отдельно? Как это ни больно, но приходится признать, что он абсолютно холоден к ней. Этим и объясняется его согласие на приезд Алена. Может ли нормальный муж пригласить в дом человека, который совсем недавно считался чуть ли не женихом его жены? Если да, то она ничего не понимает в этом мире!

Единственное, что ее радовало, когда она думала об их отношениях, была новость о том, что Алиса Саммерфилд солгала ей. Слова американки не давали Микаэле покоя с самого дня свадьбы. Хью казался искренним, когда говорил, что между ним и Алисой были лишь самые невинные дружеские отношения. Так хочется верить в это! По крайней мере можно не корить себя хоть за то, что вышла замуж за человека, который любил и любит другую. Микаэла чуть слышно вздохнула. Конечно, Хью мог и солгать, но сердце подсказывало, что правду сказал он, а не Алиса. Американка, похоже, просто хотела отомстить ей, посеяв семена недоверия, из которых часто вырастают серьезные семейные проблемы. Так оно и вышло. Конечно, сам по себе навет Алисы не мог бы ухудшить их с Хью отношения, но вместе со многим другим он, безусловно, сыграл свою роль. Однако Бог с ней, с этой американкой. Сейчас гораздо важнее понять, почему Хью с такой легкостью согласился принять Алена в узком семейном кругу. Ответы, которые приходили в голову Микаэле, были самыми неутешительными. То, что появление в доме ее бывшего поклонника не волнует мужа, говорит скорее всего о том, что он совершенно равнодушен к ней. Мысль эта болью отозвалась в сердце. Живое воображение мгновенно нарисовало мрачную картину ожидающего се будущего. Некоторое успокоение принесло только то, что ужин подошел к концу и можно было выйти из-за стола. Оставив мужчин в компании мадеры и шерри, женщины ушли в гостиную.

Лизетт удобно расположилась на обитом красным дамасским бархатом стуле красного дерева. Микаэла нервно ходила по комнате. Мать озабоченно посмотрела на нее.

- Что это тебе вдруг пришло в голову разыгрывать эту сцену, малышка? спокойно спросила она. - Пригласить сюда Алена Хассона, на мой взгляд, не слишком мудрая затея. Даже затевать разговор об этом было большой глупостью со стороны Франсуа. Но ты, спровоцировав мужа на положительный ответ, поступила еще глупее. - Лизетт немного замялась. - Надеюсь, это произошло не потому, что ты сожалеешь о своем отказе выйти за Алена?

- Нет, - скорчила гримасу Микаэла. - На Алена Хассона мне глубоко плевать. Я люблю своего мужа. Только он такой болван!

Лизетт улыбнулась, и морщинки, появившиеся было у нее на лбу, мгновенно разгладились.

- О! Тогда я тебя понимаю. Мужчины бывают так упрямы, не правда ли?

Микаэла, мгновенно забыв о собственных проблемах; задумчиво посмотрела на мать.

- Похоже, что, помимо моего мужа, здесь есть еще один упрямец, да?

Пришла очередь Лизетт состроить гримасу.

- Да. И к своему стыду, должна признаться, что Джон Ланкастер, несмотря на то что в юности бросил меня, кажется мне весьма привлекательным. Лучше бы он был жирным и лысым! Но здесь уж ничего не поделаешь. - Лизетт вздохнула. Стоит ему посмотреть в мою сторону или улыбнуться мне, и я забываю обо всем. В памяти остается только то, что я страстно любила его когда-то. Я пыталась держаться подальше от него, но он так настойчив. Возможно, - прошептала она, сердито сверкнув глазами, - если бы он был столь же настойчив тогда, наша жизнь повернулась совсем иным образом. Но случилось то, что случилось. Он предал меня. Я не могу забыть этого и поверить ему еще раз. Но оказалось, что чары его все еще способны воздействовать на меня, и это пугает. Наверное, если он решит пожить здесь подольше, мне придется уехать домой. - Она неуверенно посмотрела на дочь. - Как ты думаешь?

Возможно, еще несколько месяцев назад Микаэла не смогла бы понять мать. Но то, что ей пришлось пережить за последнее время, многое изменило. Она кивнула.

- Мне будет не хватать тебя, - тихо сказала она. - Но ты же сможешь опять приехать, когда здесь не будет этих упрямых и глупых мужчин, да?

- Или останется только твой муж, и ты решишь, что он не такой уж несносный зануда?

- Я не думаю, что это произойдет, - грустно промолвила Микаэла. - Мне кажется, что я ему вообще безразлична, мама.

Микаэла чуть не рассказала о том, в чем подозревал ее Хью. Но стало стыдно, и она отвернулась к окну. На гневно горящие глаза навернулись слезы.

- Ты никогда бы не сказала этого, малышка, если бы заметила, как он смотрит на тебя, - улыбнулась Лизетт. - Не берусь судить, любит он тебя или нет, но то, что ты ему небезразлична, это точно. Я уже говорила, что это ясно не только мне, но и всем, кто оказывается с вами рядом.

- О, мама) Ты уверена в этом? - воскликнула дочь, стремительно поворачиваясь.

Глаза Лизетт потеплели. Она по-матерински нежно улыбнулась.

- Настолько, насколько вообще можно быть уверенной в чем-то. - Она взяла руки дочери в свои ладони. - Я говорила тебе, Микаэла, что не хочу превращаться в надоедливую мамашу, всюду сующую свой нос, но все-таки дам тебе один совет. Ты не должна допустить, чтобы гордыня и уязвленное самолюбие разрушили то хорошее, что уже существует между тобой и Хью. Поговори с мужем откровенно. Расскажи ему обо всем, что тебя тревожит и заставляет чувствовать себя несчастной. Если и после этого он ничего не поймет, значит, ты права. Но по крайней мере ты будешь знать наверняка, что речь идет о намеренном поведении, а не о непонимании и вымысле.

Дочь, прикусив верхнюю губу, растерянно посмотрела на мать.

- А если ты ошибаешься? - спросила она. - Если он относится ко мне совсем не так, как ты думаешь? Тогда, сделав так, как ты советуешь, я еще больше унижусь в его глазах и ничего не добьюсь.

- Гордость бывает неплохим Товарищем, но она не греет, - пристально глядя в глаза дочери, произнесла Лизетт. - Ты собралась до конца жизни делить с ней холодную постель? Не лучше ли чувствовать рядом тепло любящего мужа? Конечно, я могу ошибаться, и Хью женился на тебе исключительно из деловых соображений. Но может быть и нет. Неужели ты не хочешь знать правду?

- Я.., я боюсь, мама, - тихо пролепетала Микаэла, широко раскрывшиеся глаза которой, казалось, заняли чуть ли не половину лица. - Порою мне кажется, что лучше уж ничего не знать, чем знать наверняка, что он женился на мне по расчету.

- Послушай, малышка! - серьезно сказала Лизетт. - Так уж получилось, что свадьба ваша стала результатом стечения определенных обстоятельств. Хью может считать, что попался в ловушку с таким же правом, как и ты. Но это вовсе не означает, что вы оба не ошибаетесь. Он уже начинал ухаживать за тобой. Если бы это продолжилось, он вполне мог сделать тебе предложение. Ты не веришь в это только потому, что тебя заставили выйти за него. Может, ты поверила Франсуа, который утверждает, что все подстроил Хью? Так это же полная чушь!

Очередная выдумка горячего и глупого мальчишки. Мне кажется, что он уже и сам в это не верит. Но ты же знаешь Франсуа, он скорее повесится, чем признается, что ошибся. - В глазах Лизетт мелькнули озорные искорки. - А потом, с каких это пор мнение младшего брата стало столь бесспорным для тебя? Не пытаешься ли ты просто прикрыться им, чтобы защитить себя от неприятных выводов на свой счет? - Лизетт сделала паузу, ожидая ответа, но дочь молчала. - Неужели тебе доставляет удовольствие жить в самой же придуманном мире? Мире без вражды, но и без любви?

- Нет! Но, - Микаэла глубоко вздохнула, - мне просто не хватает смелости. Я смущена и рассержена одновременно. Не думаю, что смогу быть сейчас достаточно рассудительной и в конце концов не разругаюсь с ним окончательно.

- А тебе никто и не предлагает начать этот разговор немедленно, та cherie. Просто подумай о том, что я тебе сказала, когда будет время. Но, поверь мне, Микаэла, - проникновенно произнесла Лизетт, - тянуть с разговором не следует. Ты рискуешь упустить свой шанс на счастье и виновата будешь только сама. Ситуация, которая сложилась сейчас у вас с Хью, может стать привычной, и тогда уже трудно будет что-то исправить.

Остаток вечера прошел без каких-либо неожиданностей. Микаэла вела себя довольно мило и даже весело улыбалась в ответ на шутки присоединившихся к ним вскоре мужчин. Но легко ей стало только тогда, когда все закончилось и можно было уйти в свою комнату. Ночью она ворочалась в просторной, отгороженной прозрачным газом кровати. Мысли вновь и вновь возвращались к словам матери. Конечно, Лизетт права. Конечно, надо поступить, как советует мама. Да вот сможет ли она? Микаэла никогда не считала себя трусихой, но стоило только представить, как она начнет говорить мужу о своей любви и желании быть любимой, и вся ее хваленая храбрость мгновенно испарялась. Даже уверенность Лизетт в том, что Хью прекрасно относится к ней, не прибавляла решимости.

Микаэла с удивлением посмотрела на окно. За ним уже брезжил золотистый рассвет, а она так и не уснула, так и не придумала ничего. Но чем светлее становилось на улице, тем яснее было, что жить с Хью так, как они живут сейчас, больше нельзя. Мама права, еще немного - и такие отношения станут привычными. Тогда уже трудно будет что-то исправить.

***

Задумчиво смотрел в светлеющее окно и Джон Ланкастер. Он тоже почти не спал этой ночью. Покоя не давала мысль о том, что они с Лизетт могли стать жертвами обмана. К рассвету он твердо решил, что сегодня непременно поговорит с ней обо всем, даже если для этого придется ее похитить.

Джон спрыгнул с кровати и быстро оделся, продолжая обдумывать различные варианты выполнения задачи. Отобрав несколько самых удачных, он решил заняться их подготовкой немедленно и, несмотря на раннее время, вышел из спальни, страстно желая осуществить задуманное. Для этого требовалась помощь приемного сына, на поиски которого он и направился. К радости Джона, Хью не изменил своей привычке рано вставать и уже пил первую чашку кофе в столовой. Когда неожиданно появившийся отчим попросил о конфиденциальном разговоре, он несколько секунд удивленно смотрел на него, затем поднялся и предложил пройти в кабинет, где им никто не мог помешать.

- Чтобы докопаться до истины, мне непременно надо поговорить с Лизетт, начал Джон сразу же, как только Хью закрыл дверь. - Однако она пресекает все мои попытки начать здесь такой разговор. Таким образом, мне ничего не остается, как пойти на экстраординарные меры. - Он прервался на секунду и глубоко вздохнул. - В общем, я решил похитить ее и надеюсь, что ты мне поможешь.

Хью озадаченно приподнял брови.

- Безусловно. Но.., чем я могу тебе помочь в столь отчаянном предприятии?

Джон подмигнул сыну, сделавшись вдруг похожим на озорного мальчишку.

- Тебе придется закрыть глаза на наше отсутствие, как бы долго оно ни продолжалось, и придумать какое-нибудь благовидное объяснение, чтобы успокоить других. Сможешь?

- Конечно, - кивнул Хью, в глазах которого замелькали веселые искорки. Ты же знаешь, что всегда можешь положиться на меня. Но не мог бы ты чуть подробнее рассказать, что ты задумал.

Джон стал еще больше похож на мальчишку.

- Я уже приказал оседлать двух лошадей и попросил повара положить в дорожные сумки еду и напитки. В доме за исключением нас и нескольких слуг все еще спят. Значит, никто не увидит, как я войду в комнату Лизетт, и не бросится к ней на помощь, если она вздумает взывать о ней. Я заберу ее с собой.

- Но почему ты думаешь, что тебе удастся уговорить ее ехать с тобой? спросил Хью, с трудом сдерживая смех.

- Я просто напомню ей, что произойдет, если меня застанут в ее спальне в столь ранний час, - ответил отчим, решительно блеснув глазами. - Конечно, Лизетт вдова и имеет право на определенные вольности. Но сама мысль о том, что дети или брат покойного мужа увидят у нее мужчину, да еще не просто мужчину, а меня, уверен, заставит ее принять мои условия. А я не остановлюсь перед тем, чтобы устроить подобное представление если не сегодня, то в любой из ближайших дней по своему выбору. Это и будет решающим аргументом в нашем споре. - Он неожиданно вздохнул и нахмурился. - Видит Бог, я бы предпочел более деликатный способ, чтобы заставить ее поговорить со мной. Но Лизетт не оставила мне выбора. - Он посмотрел на приемного сына почти с мольбой. - Единственное, что мне требуется сейчас, - это отвезти ее куда-нибудь, где нам не смогут помешать, и выяснить наконец, что двадцать лет назад в действительности стало причиной крушения наших планов. Не так уж и много, согласись?

- Немного, - согласился Хью, покачав головой. - Совсем немного.

***

Поддержка Хью ободрила Джона. Однако когда наступил решающий момент, выяснилось, что все начинается не совсем так, как он планировал. К своему удивлению, он увидел, что Лизетт расчесывает волосы у туалетного столика. Уже то, что она проснулась так рано, нарушило все планы похитителя. А увидев на столике чашечку кофе и надкушенный бисквит, он едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Направляясь сюда, Джон надеялся застать Лизетт спящей. Но Лизетт выглядела достаточно бодрой. Мурлыкая под нос какую-то песенку, она неторопливо укладывала свои великолепные волосы в замысловатый пучок по последней моде. Надеяться на то, что красавица находится в полусонном состоянии и лишена способности сопротивляться, явно не приходилось.

Все эти мысли мелькнули в голове растерявшегося Джона Ланкастера, стоящего у стеклянных дверей, через которые можно было проникнуть из галереи верхнего этажа в спальню Лизетт. Он лихорадочно обдумывал, как следует действовать теперь. Можно было, конечно, перенести разговор. Но это значило бы, что он струсил. Джон Ланкастер нахмурился, собирая волю в кулак, и, когда женщина поднялась из-за туалетного столика и направилась к платяному шкафу, решительно шагнул к ней.

Лизетт, увидев его, удивленно сверкнула глазами и тихо вскрикнула. Джон стремительно пересек комнату и зажал ладонью ее рот, одновременно обнимая и притягивая к себе другой рукой.

- Тс-с! - прошептал он. - Я не причиню вам никакого вреда. Мне просто необходимо поговорить с вами.

.Лизетт попыталась вырваться, но, убедившись, что Джон не шутит, прекратила сопротивление. Обращенные к нему черные глаза горели гневом. Джон еще раз подивился тому, как привлекательно она выглядит.

- Обещаете, что не станете кричать, если я освобожу вас? - мягко спросил он.

Лизетт коротко кивнула.

- Вы сошли с ума! - воскликнула она, лишь только получила возможность говорить. - Что вы собираетесь делать? Dieu! Вдруг вас здесь застанут! Что это за важный разговор, который вы не можете отложить до более подходящего момента? - Она принялась подталкивать его к двери. - Уходите немедленно! Вас здесь не должны увидеть.

Джон уперся, и, несмотря на все усилия, сдвинуть его с места Лизетт не смогла.

- Вы не слышите, что я говорю? - торопливо зашептала она. - Нельзя допустить, чтобы кто-то увидел вас здесь. Не дай Бог, придет кто-нибудь из детей. Это же будет настоящий скандал! А если Жан... Dieu! Даже страшно представить его реакцию! Вы немедленно должны уйти!

- О, я с готовностью уйду, - с улыбкой произнес Джон, любуясь раскрасневшимся от гнева лицом своей пленницы, - но только вместе с вами.

- Что? Вы сумасшедший! Бред какой-то! Я никуда не пойду с вами.

- Что ж, хорошо, - с готовностью ответил Джон, поудобнее устраиваясь на небольшом стуле возле стеклянных дверей и скрещивая руки на груди. - Раз вы не можете отправиться со мной немедленно, я готов ждать здесь до тех пор, когда вы будете готовы.

- Вы пьяны? - прошипела Лизетт. - Конечно, только пьяный или безумец может совершать такие поступки!

- Напротив, я совершенно трезв, и поступки мои вовсе не безумные, - твердо произнес Джон. - Другое дело, что это поступки человека, чье терпение иссякло. Я хочу говорить с вами, говорить откровенно и наедине. И я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не дадите согласие на это.

Лизетт затравленно огляделась по сторонам. Если кто-нибудь, пусть даже слуга, войдет сюда!.. Взгляд упал на подол полупрозрачного пеньюара, и она только сейчас поняла, что практически не одета. О Боже! Надо как можно быстрее решаться на что-то. Она невольно посмотрела на незваного гостя. Надо признать, что, несмотря на столь ранний час, Джон, в отличие от нее, выглядит великолепно. Взгляд живых карих глаз был ясным и спокойным, подбородок и щеки гладко выбриты, волосы тщательно уложены, а серебристые виски придают лицу особое обаяние. Отлично скроенная замшевая куртка и узкие кожаные брюки подчеркивали ширину плеч и стройность фигуры. Да, для мужчины своего возраста он очень красив. Лизетт с горечью подумала, что любой, заставший такого мужчину в ее спальне, сделает вполне определенный вывод.

Лизетт тряхнула головой, стараясь вернуть мысли в нужное русло. Не думать о его красоте, а найти что-нибудь тяжелое и трахнуть по голове - вот что сейчас нужно. Она резко вскочила на ноги и заметалась по комнате. Наконец она остановилась, сделала глубокий вдох и спросила:

- А если я пойду с вами, вы дадите слово, что больше не станете преследовать меня?

- Если пойдете со мной и согласитесь поговорить о том, что случилось более двадцати лет назад, - да.

- О Боже! Что тогда случилось, вам и мне прекрасно известно - вы бросили меня!

- Да, я думаю примерно так же, с той только разницей, что в положении брошенного оказался я. Вы жестоко обманули меня!

Лнзетт удивленно посмотрела ему в лицо.

- Я никогда не обманывала вас, - произнесла она, чувствуя, как от обиды сжимается сердце. В этот момент из коридора послышалось позвякивание фаянсовой посуды, которую нес на железном подносе кто-то из слуг. - Здесь мы не можем продолжить разговор, - испуганно сказала она, понизив голос, - кто-нибудь обязательно помешает.

- В этом я с вами согласен. Поэтому предлагаю побыстрее переодеться в платье для верховой езды и отправиться со мной.

Лизетт обожгла его сердитым взглядом, но упрямо приподнятый подбородок Джона дал ей понять, что иного выхода нет. Сердито бормоча что-то, она подошла к шкафу, извлекла из него костюм для верховой езды, затем, обиженно поджав губы, прошла за ширму. Через несколько минут она появилась уже одетой.

- Я готова, - сообщила она, не скрывая раздражения. - Мы можем идти?

Улыбающийся Джон поднялся со стула и галантно поклонился.

- Вы позволите, мадам? - произнес он, предлагая ей руку.

Больше всего Лизетт хотелось залепить ему пощечину, но она лишь сердито фыркнула и направилась к двери. Успокоило немного лишь то, что спальню они покинули. Молча она шла рядом с Джоном, совершенно не представляя, что ожидает ее впереди. Они спустились по широкой лестнице во двор, где стояли оседланные лошади. Он помог ей усесться на небольшую гнедую кобылку и ловко запрыгнул в седло более крупного коня.

Лошади сразу пошли быстрой рысью, дом и окружающий его сад вскоре остались позади. Джон облегченно вздохнул, поверив наконец, что план его начинает исполняться. Впрочем, судя по каменному лицу скакавшей рядом Лизетт, самое трудное было еще впереди.

Блики нежного утреннего солнца играли па дубах, акациях, диких магнолиях и шелковицах, мимо которых они ехали. Между деревьями то и дело вспыхивали коралловая жимолость, пурпурные и розовые азалии, бледно-синий виргинский горошек, землю покрывал пестрый ковер полевых цветов. Вскоре двигаться пришлось осторожнее, - они пересекли поросшее карликовыми пальмами болотце, на одном из грязных берегов которого дремал небольшой крокодил.

Как ни странно, по чем сильнее удалялись Лизетт и Джон от обжитых мест, тем менее напряженными становились они сами. Уже не чувствовалось враждебной отчужденности. Гнев и раздражение постепенно исчезали. Лизетт, к своему удивлению, даже поймала себя на мысли о том, что эта утренняя прогулка верхом доставляет ей удовольствие. Лошадь скакала легко и уверенно, свежий ветерок ласкал лицо и шею, ноздри щекотала волшебная смесь тысячи пряных лесных ароматов. Они любовались дикой природой: великолепные деревья, сказочной красоты цветы и забавные животные. Новых радостных впечатлений было слишком много, чтобы продолжать по-прежнему злиться.

Конечно, способ, который избрал Джон Ланкастер, чтобы поговорить с ней, не мог не вызывать возмущение. Но она думала уже не только об этом, но и о том, что пошел он на такой отчаянный шаг только для того, чтобы разобраться в причинах, расстроивших в далекой юности их планы. Неужели это так важно для него до сих пор? Чуть нахмурившийся лоб Лизетт выдавал напряженную работу мысли. Что он имел в виду, говоря о ее предательстве? Как можно обвинять в этом ее! Она любила его до самозабвения. Стать его женой было тогда единственной ее мечтой. Если бы отец не сказал тогда, что Джон... Лизетт вздрогнула от смутной догадки, непроизвольно сжав пальцы на уздечке. Если бы отец не пришел тогда к ней... Губы ее дрогнули.

Впервые с того ужасного дня, когда отец и Рено сумели доказать, что Джон отказывается от нее, Лизетт подумала о возможном обмане. А ведь почти сразу же после свадьбы она поняла, что Рено далеко не всегда говорит правду. Если точнее, он говорил ее только тогда, когда это было ему выгодно. За годы совместной жизни она десятки раз уличала мужа во лжи. А отец? Не стоит кривить душой перед собой, он был из тех людей, что и архангела Гавриила обманут, если смогут извлечь из этого хоть малейшую пользу. Джон сказал, что это она бросила его... Получается, что она действительно могла, сама того не зная, поступить именно так! Может быть, отец и Рено обманули их обоих? Не остались ли они в дураках, поверив им?

Лизетт посмотрела на широкую спину скачущего впереди Джона. О, как она любила когда-то этого человека! Страстно, самозабвенно... Он был для нее тем единственным мужчиной, за которым она готова была пойти на край света. А потом, все эти годы? Сколько раз снились ей его объятия, сколько раз во сне она протягивала к нему руки, умоляя вернуться, а потом, проснувшись, часами лежала, обливаясь слезами. Ее сердце не хотело верить, что он бросил ее, оставил опозоренную. Может, сердце было право? Не могли ли ему сказать, что она отказывается выйти за него? Если так, то понятно, почему он бежал из Нового Орлеана. Находиться рядом с той, которая предала любимого, невозможно.

Мысли эти приносили почти физическую боль, и Лизетт попыталась успокоиться. На самом деле смешно и глупо искать ему оправдания. Не так уже он и невинен. Мог бы попытаться встретиться и поговорить с пей пораньше. Но, насколько она знала, Джон до сих пор ни разу не приезжал в Новый Орлеан с тех пор. Почему? Ответ на этот вопрос показался вдруг очень важным. Стеснялся показаться ей на глаза, зная свою вину? Но ведь могли быть и другие причины. Он мог не приезжать в Новый Орлеан и потому, что был уверен в ее измене. Сердце Лизетт бешено забилось. Неужели все было совсем не так, как она представляла до сих пор? Боже! Она постаралась взять себя в руки. Скорее всего все это лишь сентиментальные домыслы стареющей женщины. Конечно же, дело вовсе не в том, что молодой красавец был в отчаянии из-за ее вероломства. А может быть, так все и было. Что, если она сама разрушила их любовь и нанесла ему рану, от которой он до сих пор не смог оправиться?

Выехав на окруженный густыми зарослями тенистый лужок, они остановились. Джон галантно помог спутнице спуститься на землю, привязал лошадей и огляделся по сторонам. Возле большого поваленного дерева он расстелил одеяло. Лизетт без особого энтузиазма наблюдала за тем, как Ланкастер неторопливо достает из седельных сумок разнообразные пакеты и раскладывает на одеяле провизию и вино. Лишь покончив с сервировкой и бросив довольный взгляд на импровизированный стол, он обернулся.

- Прошу вас разделить со мной скромную трапезу, мадам, - произнес он, глядя в ее сторону совершенно непроницаемым взором и подкрепляя приглашение красноречивым жестом.

Лизетт подала ему руку, позволила проводить себя к дереву, подвернув подол юбки, удобно устроилась на краешке одеяла и опустила глаза.

- Выпьете чего-нибудь прохладительного? - ободряюще улыбнулся ей Джон. На кухне мне дали целый кувшин лимонада. Есть и апельсиновый сок.

Подняв глаза, она покачала головой. Ее симпатичное лицо выражало одновременно сомнение, надежду, желание разобраться в своих чувствах и предположениях - все то, что было сейчас на душе.

- Насколько я поняла, - спокойно произнесла Лизетт, - ты затеял все это, чтобы поговорить со мной без постороннего вмешательства. - Она огляделась вокруг. - Думаю, что здесь нам никто не помешает.

Джон напряженно кивнул и, усевшись напротив, вдруг вырвал целый клок травы.

- Когда я размышлял об этой прогулке, все казалось простым, - признался он, глядя ей в лицо. - Но сейчас, когда все вроде бы получилось, у меня не хватает слов, чтобы все объяснить.

- Что-то не припомню, чтобы с тобой раньше случалось такое.

Лизетт сказала это в надежде на то, что, пока Джон молчит, сердце ее немного успокоится и пульс уже не станет биться так сильно. Но видимо, слишком много возбуждающих и одновременно обескураживающих мыслей скопилось в голове, чтобы контролировать вызванные ими чувства. Может, в самом деле и его, и ее обманули? А вдруг Джон и сейчас любит ее? Лизетт уже почти верила в это. А если не верить? Не упустит ли она последний шанс на счастье? Но ведь и вся ее привычная жизнь может измениться! Смущенная и сбитая с толку, она уже и не знала, нужна или не нужна ей истина. За многие годы она свыклась с мыслью о том, что ее возлюбленный оказался лживым негодяем. Так было проще и понятнее. Ей бывало больно и одиноко, но по крайней мере все было ясно. Каково будет, если выяснится, что лишили ее счастья покойный муж и родной отец?

Джон, наблюдая за отражающейся в ее глазах внутренней борьбой, грустно улыбнулся.

- И все-таки я поступил правильно, - тихо сказал он. - Я счастлив, что оказался рядом с тобой, но чувствую себя деревенским увальнем, неожиданно встретившим богиню и лишившимся дара речи.

Борясь с нахлынувшей волной нежности, Лизетт резко тряхнула головой.

- Не очень-то верится, - произнесла она. - Утверждаешь, что лишился дара речи, но несешь ерунду, как светский повеса.

- Это не ерунда, - покачал головой Джон. - Это чистая правда. - Он импульсивно схватил се руку и притронулся губами к нежным пальчикам. - Неужели ты до сих пор не поняла, что я действительно видел в тебе богиню? Я всю жизнь считал себя счастливейшим человеком только потому, что ты любила меня когда-то.

- Почему же ты тогда уехал? - вскрикнула она, вырывая руку.

- Я не собирался уезжать, - произнес он, и губы его при этом дрогнули, по крайней мере до тех пор, пока твой отец и Рено не доказали, что ты не станешь моей, что ты решила выйти за Рено, а я лишь мешаю твоему счастью.

Лизетт сама сжала его пальцы.

- И ты поверил им! - дрогнувшим голосом произнесла она. - Ты поверил?

- Я бы не поверил, но это были не только слова... Они показали мне письмо, написанное тобой!

- Какое письмо? - спросила мгновенно помрачневшая Лизетт.

Джон достал из бокового кармана куртки аккуратно сложенный лист бумаги. С первого взгляда на него было ясно, что посланию этому много лет и читали его много-много раз. Не говоря ни слова, он протянул листок Лизетт.

Она взяла его с осторожной брезгливостью, будто жабу. Только пристальный взгляд Джона заставил ее прочитать записку. В ней было всего несколько строк. Но их содержание было страшным. Неудивительно, что даже сейчас он болезненно поморщился. Содержание записки Джон знал наизусть, и каждое слово отражалось болью в сердце.

***

"Если ты действительно имеешь ко мне хоть капельку сострадания, пожалуйста, забудь обо всем, что было между нами. Я никогда не стану твоей женой. Я люблю другого.

Лизетт".

Глава 19

- Они обманули нас обоих! О бедный!.. Дорогой мой, любимый! Это адресовано вовсе не тебе! - воскликнула Лизетт. - Это часть письма, которое я написала Рено, когда поняла, что люблю не его, а тебя. - Лицо ее побледнело, и черные глаза от этого казались необыкновенно большими. - Рено собирался жениться на мне. Отца это устраивало. До того, как ты приехал, мы были помолвлены. - Она смолкла, и щеки ее, несмотря на прошедшие со дня этих событий годы, покрылись стыдливым румянцем. - Но как только я увидела тебя... - В глубине черных глаз зажегся загадочный огонь, лицо сделалось невыразимо нежным. - Когда мы встретились, я поняла, что не смогу выйти за него. Я любила тебя.., только тебя одного!

Из горла Джона вырвался не то стон, не то всхлип. Он положил руки на плечи женщины и порывисто притянул ее к себе.

- Я тоже любил тебя, - хрипловато прошептал он. - Всегда! Даже тогда, когда думал, что ты обманула меня, разрушила наши планы, что ты любишь другого, все равно любил!

- О Джон!

Еще далеко не все было ясно. Многое предстояло объяснить друг другу. Но в этот момент они жили лишь этими объятиями. Они вновь были вместе! Вновь, как в юности, упивались жадными поцелуями. Правда, и он, и она ощущали нечто новое: грусть о потерянном счастье, горечь от того, что так легко дали обмануть себя, и радость, что сумели сохранить свою любовь. Любовь их оказалась сильнее человеческой лжи, сильнее самого времени!

Было очень тихо вокруг. Казалось, сама природа замерла, чтобы не мешать ласковому шепоту вновь обретших друг друга влюбленных, которых жестоко и надолго разлучили с помощью лжи. Они замерли, прильнув друг к другу, губы то соединялись в поцелуе, то шептали ласковые, только им понятные слова. Время будто перестало существовать.

К реальности их вернул неожиданно выскочивший на поляну и удивленно фыркнувший при виде людей олень. Джон и Лизетт одновременно вздрогнули и рассмеялись, наблюдая, как испуганное животное вновь скрылось среди деревьев. Джон уселся, привалившись спиной к дереву, Лизетт, положив голову ему на плечо, машинально теребила пальцами пуговицу на его куртке.

- Они решили все за нас обоих! - прошептала она. - Dieu! Сейчас кажется невероятным, что мы могли поверить в эту ложь.

- Меня убедила твоя записка, - сказал Джон. - Я не верил сначала. Но затем твой отец показал ее. Когда до меня дошел ее смысл, я думал, что мое сердце разорвется. Я был в отчаянии. Поэтому Рено так легко убедил меня уехать из города. Он сам проводил меня, пока я не передумал. А твой отец в это время помчался домой и сообщил тебе, что ты связалась с мерзавцем, которому нужны лишь приключения, а не ты сама.

Лизетт чуть отстранилась от него и строго взглянула в глаза.

- Но почему ты не попытался поговорить со мной?

- Я хотел встретиться с тобой, - печально улыбнулся Джон. - Но твой отец доказал, что это ни к чему. Он казался таким искренним, когда говорил, что это только рассердит и расстроит тебя, но ничего не изменит. Он сказал, - в голосе Джона послышалась горечь, - что если я действительно люблю тебя, я не стану причинять тебе дополнительную боль. А что он тебе говорил? - спросил он, нахмурившись.

Лизетт вздохнула и вновь прижалась к нему.

- Ты почти точно повторил его слова. Папа казался очень добрым и заботливым, но говорил при этом, что я ошиблась, что ты не любишь меня и не собираешься жениться. Он сказал, что ты просто играл со мной, развлекался, а я по своей неопытности приняла твои обещания вечной любви всерьез. - Губы ее дрогнули. - Я сердилась и не хотела его слушать, говорила, что он лжет. Тогда он сказал, что сам готов отправиться со мной к тому месту, где мы с тобой договорились встретиться, и, если ты окажешься там, он даст согласие на нашу свадьбу. Но он уверен, что тебя там нет, потому что ты уже уехал в Натчез.

- И оказался прав, - горько усмехнулся Джон, - поскольку сам же организовал мой отъезд. Лизетт кивнула.

- Я продолжала сомневаться. Тогда он отвез меня в гостиницу, где ты жил. Там сказали, что мсье Ланкастер оплатил все счета и утром отбыл в Натчез. Затем, чтобы сомнений не осталось, он повез меня в порт. - Голос Лизетт стал еле слышен. - Там мы разыскали двух рабочих, которые вспомнили тебя по описанию и сказали, что именно такого человека видели садящимся па баржу, которая часа два назад отправилась в Натчез. И тогда... - Прекрасные глаза Лизетт заполнились слезами. - Только тогда я поверила, что ты оставил меня.

- Мое сердце всегда было с тобой, Лизетт, - произнес Джон, беря ее ладонь в свою. - Всегда!

Он нежно прикоснулся к се губам. Лизетт закрыла глаза, как в юности, упиваясь сладостью поцелуя. Сердце трепетало от радостного ощущения счастья. Когда же она их открыла, там не было и тени прежней печали и настороженности. Они светились, как две яркие звезды. На лице появилась мечтательная улыбка.

- Я люблю тебя, - тихо произнес он. - Всегда любил. Выйдешь за меня? Предлагаю вам стать моей женой, мадам, и чем быстрее, тем лучше!

- Oui, мсье, - ответила она, ласково проведя кончиками пальцев по его щеке. - Я согласна. Почту за честь стать вашей супругой.

Оба замолчали. Главное было сказано, а для того, чтобы выразить чувства, все равно не хватало слов.

***

Хью не очень удивился, узнав, что его отчим и теща решили пожениться. Он видел, с какой осторожной нежностью усаживал Джон Лизетт в седло, когда они уезжали. Видел, как блестели глаза ставшей вдруг совсем молодой тещи и каким мягким и ласковым было лицо отчима, когда они вернулись через несколько часов в "Уголок любви". Только глупец бы не понял, что это все означает. Хью не был глупцом. В чувствах других людей он по крайней мере разбирался. Ему сразу стало ясно, что в отношениях членов его семьи предстоят серьезные перемены. Встретив их на ступеньках центрального входа и посмотрев в их немного смущенные лица, он широко улыбнулся.

- Кажется, вас можно поздравить?

Джон и Лизетт улыбнулись и одновременно кивнули в ответ.

- Мы решили пожениться, - ответил Джон, обнимая спутницу за плечи. Свадьбу хотим устроить как можно скорее.

На верхней галерее появилась привлеченная стуком лошадиных копыт Микаэла. Как и Хью, она посмотрела сначала на одного, затем на другую и радостно улыбнулась. Весело сверкая глазами, она мгновенно сбежала вниз и обняла мать.

- О la-la! - воскликнула она. - Все выяснилось, как я понимаю? Он оказался вовсе не таким грубым и неотесанным, как ты думала? Похоже, что и у меня появится отчим?

- Да, - рассмеялась Лизетт. - И очень скоро. Счастливое настроение старших было столь заразительным, что даже напряженность в отношениях молодых супругов на какое-то время исчезла. Хью и Микаэла обменялись такими радостными и многозначительными взглядами, что можно было подумать, будто все это устроили они. Хью заявил, что принятое решение следует скрепить шампанским, и вся четверка веселой гурьбой направилась в дом.

Так уж получилось, что в тот момент, когда они вошли в холл, туда спускался и Жан. Увидев их, он замер на нижней ступени лестницы и подозрительно посмотрел на Лизетт и Джона. Он не хуже других знал о том, что связывало и разделяло этих двух людей, и было нетрудно предположить, что означало их радостное возбуждение. Вошедшие тоже остановились. Возникла напряженная пауза.

- Итак, - нарушил молчание Жан, - вы наконец узнали правду?

Джон коротко кивнул и, положив руку на плечо Лизетт, прижал женщину к себе.

- Да, мы узнали правду. А насколько, интересно, она была известна вам?

- Почти полностью, - признался Жан, подходя к ним ближе. - Я знал, что Кристоф и Рено воспользовались частью письма Лизетт. Они сказали, что делают это во имя ее счастья, благополучия наших семей и пользы компании. Не забывайте к тому же, что речь идет о моем старшем брате. Кто я был такой, чтобы говорить, что он не прав? Я считал, что обязан во всем помогать ему. Он перевел взгляд на Лизетт и заговорил тоном, в котором угадывались нотки раскаяния. - Я понимаю, что часто вел себя с тобой несправедливо. Во всем, что случилось, я обвинял только тебя. Мне казалось, что ты изменила моему брату, и подсознательно хотел отомстить тебе за это. Мне было тяжело осознавать, что ты вышла за брата, которого я так любил, только потому, что от тебя отказался кто-то другой.

Мать и дочь одновременно вскрикнули. Побледневший Джон сделал шаг вперед. Глаза его угрожающе блеснули.

- Все это было очень давно, - поспешил вмешаться Хью, вставая между Жаном и отчимом и укоризненно глядя то на одного, то на другого. - Тех, кто виноват, уже давно нет в живых. Бессмысленно обвинять их. И уж тем более выяснять отношения между нами и портить так счастливо начавшийся день.

- Я не желал никого обидеть, - тихо произнес Жан, глубоко вздохнув. Просто я попытался объяснить Лизетт свое отношение к ней. К сожалению, проделал я это в обычной для меня неуклюжей манере, - Он сделал шаг в сторону и поклонился Лизетт. - Прошу прощения. Я, честно говоря, уже давно понял, что вы ни в чем не виноваты. - Губы его скривились. - Печально то, что, когда я понял это, мое поведение не изменилось. Оно вошло в привычку, которая стала сильнее меня.

Последняя фраза, будто неожиданная вспышка молнии, высветила много темного и неясного ранее Микаэле. Теперь она поняла, почему постоянно ощущала какую-то напряженность в отношениях матери и дяди, хотя внешне это никак не проявлялось. Еще поразительнее были его слова о привычке, помешавшей исправить что-то в его отношениях с мамой. Микаэла непроизвольно посмотрела на мужа. Мама абсолютно права - гордость не согреет постель. Решено. Она непременно поговорит с Хью!

Жан подошел к Лизетт, осторожно взял ее руку и притронулся к ней губами.

- Может быть, вы разрешите мне попробовать исправить мои ошибки? Не станете возражать, если и я поздравлю вас? Поверите, что я делаю это искренне?

Лизетт растерялась, но не более чем на секунду.

- Oui! Большое спасибо. Надеюсь, что теперь, когда разделяющих нас секретов больше не осталось, мы станем настоящими друзьями, которыми и должны были быть все это время.

Жан слегка нахмурил брови.

- Действительно не осталось секретов?.. - многозначительно прошептал он ей на ухо.

- Dieu! - вдруг заторопилась Лизетт, будто что-то неожиданно вспомнив. Не кажется ли вам, что мы стали слишком серьезными? По-моему, самое время выслушать тост, который приготовил мой очаровательный зять.

Хью, довольный тем, что напряженный момент остался позади, рассмеялся и, подхватив обеих женщин под руки, направился в гостиную. Оставшись одни, Жан и Джон некоторое время стояли, молча глядя друг на друга, затем Джон протянул руку.

- Мой приемный сын прав. Все осталось в прошлом. У нас нет причин для вражды. Начинается новый этап в истории нашей семьи. Не следует осложнять его воспоминаниями о неприятностях, в которых мы не виноваты.

- Такой поворот дела меня устраивает, - улыбнулся, правда, без особого энтузиазма, Жан. - Для меня интересы семьи всегда были превыше собственных. А если в нашу семью войдете вы, то она, без сомнения, станет сильной и крепкой. Что касается нас с вами... Мы стали старше и, надеюсь, умнее. Лично я с возрастом понял, что лучше приобретать новых друзей, а не врагов.

Жан крепко пожал протянутую руку.

- Пойдем, друг мой, - тепло произнес он, похлопав Джона по спине. - Нам теперь предстоит поднять не один, а по крайней мере два тоста: за разоблачение старого обмана и за расцвет новой дружбы.

Оставался лишь один член семьи, который пока не знал о предстоящей свадьбе, и Лизетт отнюдь не была уверена в том, что он воспримет эту новость спокойно. Об отношениях матери и Джона Ланкастера Франсуа ничего не знал. Он слышал, что когда-то очень давно, еще во время основания компании, они встречались. Он никогда особо и не задумывался над этим. Тем более сейчас. В данный момент все его мысли были заняты Аденом, который должен был появиться в "Уголке любви" в течение ближайших двух дней. Зная, что Хассон намерен убить Хью, Франсуа не находил себе места.

Передавая сестре просьбу Алена, он про себя молил Бога о том, чтобы она отказала. Молитва не была услышана. Легкость, с которой Микаэла и Хью согласились принять "его друга", ввергла Франсуа в уныние. Но изменить что-то уже было невозможно. С болью в сердце он написал Хассону записку и отправил ее со слугой в Новый Орлеан.

Родственники, занятые собственными проблемами, не замечали, что Франсуа притих, стал реже улыбаться, а обычно жизнерадостный его взгляд сделался грустным. Если кто-то и обратил внимание на это, то решил, что молодому человеку просто скучновато в деревне. Но Франсуа было не до развлечений. Привычный мир рушился по его вине. Чем больше он думал об этом, тем с большей тоской вспоминал, как счастливо он жил до того, как попал в железные объятия Алена.

Размышляя о событиях своей короткой жизни, он вдруг с необычайной ясностью понял, что в появлении проблем, с которыми он постоянно сталкивался и боролся, виноват прежде всего он сам. Нельзя сказать, что в его падении повинен только Ален. Ни к чему сваливать свои грехи на других. Надо найти мужество признать их хотя бы перед собой. Как ни крути, а даже мерзкая идея поживиться за счет собственной компании пришла в голову именно ему. А все из-за того, что хотелось прослыть искушенным в жизни мужчиной, достойным другом Алена Хассона. Хотелось, чтобы и о нем, как об Алене, в Новом Орлеане шептались с уважением и страхом. Как приятно было делать умопомрачительные ставки за карточным столом и в самых пустяковых спорах, а потом ловить на себе удивленные и испуганные взгляды окружающих. Эх! Если бы не это глупое стремление доказать, что он уже давно повзрослел и знает о тайных сторонах жизни побольше многих других! Именно это мальчишество и толкало его на безрассудные поступки. Франсуа даже задрожал от стыда и злости на себя. Теперь стало ясно и то, что в своей ненависти к американцам он просто подражал Алену. Будто попугай повторял слова знаменитого дружка, стараясь перещеголят того в злобности. В конце концов и сам поверил, что разделяет его чувства. А если быть честным, то Хью ему нравился все больше, по крайней мере сейчас он не может сказать, что не любит своего шурина.

Большую часть времени в "Уголке любви" он проводил в своей комнате, часами глядя в окно. Но, конечно, не открывающийся из него вид интересовал Франсуа. Он мучительно искал выход из создавшегося положения. Что делать? Признаться во всем Жану? Возможно, это самое подходящее решение. Но признаться дяде в собственной подлости, двуличии и беспросветной глупости, сказать, что он оказался самонадеянным болваном, было выше его сил. О разговоре на эту тему с сестрой или матерью и подавно не могло быть и речи. Оставался только Хью... Франсуа помрачнел, тяжело вздохнул и вновь повернулся к окну.

Неужели он дошел до того, что будет спокойно наблюдать, как Ален убьет его шурина? И так он уже оказался причастным к одной смерти. Конечно, не он убил его. Но все равно лицо мертвого Этьена то и дело всплывало перед глазами, будоража совесть. Хью, правда, не Грае. Франсуа не дружил с ним, не знал его с детства, как Этьена. Но с другой стороны, Франсуа все чаще ловил себя на желании познакомиться с ним поближе. Наверняка это пошло бы на пользуй всей семье. Как он будет жить после убийства Хью, зная, что мог, но не сумел предотвратить его гибель?

Конечно, Франсуа не был бы самим собой, если бы тут же не пожалел себя. Но после того памятного разговора с Аленом он все-таки очень изменился. Впервые оглянулся на прожитые годы и пришел в ужас. До какой же степени ослепили его гордыня и самовлюбленность! Разве могут какие бы то ни было причины оправдать бессовестное воровство? Он же фактически обкрадывал, свою семью! Молодой человек поморщился. Слабовольный глупец! И уже ничего не исправить! Честно говоря, он подсознательно ждал этого момента. Знал, что рано или поздно его прегрешения откроются и придется понести наказание. Но что все случится таким образом и так быстро, он не думал. Франсуа отчаянно хотел придумать хоть какой-нибудь план спасения Хью. Но ничего стоящего в голову не приходило. Он вновь глубоко и печально вздохнул.

Горестные размышления прервал стук в дверь. К его удивлению, в комнату вошла Лизетт.

- Вот это сюрприз! Мама! - воскликнул он, заставляя себя улыбнуться. - Что это ты встала в такую рань?

Он взглянул на мать и, несмотря на свои переживания, заметил радостный блеск ее глаз. Улыбка на его лице стала более естественной.

- Так что же случилось? - спросил он, подходя поближе. - Микаэла сообщила, что ты скоро станешь бабушкой? Мне пора привыкать к титулу дяди?

Лизетт покачала головой, вдруг осознав, что не знает, с чего начать разговор с сыном. Все окружающие знали о ее предстоящем замужестве и радостно обсуждали эту новость. Говорили и о возможной реакции Франсуа. Все сошлись на том, что мать должна побыстрее рассказать ему обо всем сама. Наверняка это лучше, чем ошарашить его необычным известием за ужином. Убеждая ее пойти к сыну, говорили, что Джон Ланкастер, судя по всему, понравился Франсуа. Более того, младший Дюпре, похоже, уже не столь удручен тем, что его сестра вышла за Хью. Можно было ожидать, что молодой человек не станет сердиться, узнав, что его maman скоро станет женой Джона, может, даже порадуется со всеми вместе. Но сейчас, увидев грустные глаза Франсуа и его осунувшееся лицо, Лизетт растерялась. Она вдруг почувствовала, что рассказать ему о своих планах ей будет совсем не просто. Материнское сердце сразу почувствовало, что сын чем-то встревожен.

Невольно нахмурившись, Лизетт ласково дотронулась до его руки.

- Что с тобой? - спросила она, не отвечая на его вопросы. - Ты выглядишь таким несчастным.

- О, ничего особенного, - пожал плечами Франсуа. - Не волнуйся. Просто разболелась голова, а в таких случаях не до веселья.

Посмотрев ему в глаза, мать подумала, что сын чего-то недоговаривает. Но мало ли какие тайны есть у каждого молодого человека.

Лизетт покрепче сжала руку Франсуа и, немного смущаясь, повернулась к окну.

- Я хочу сообщить тебе нечто очень важное, - тихо произнесла она. Надеюсь, что ты будешь рад за меня.

Поначалу казалось, что Франсуа не до конца понял, что она ему сказала. Несколько секунд он молча смотрел на нее, и в глазах его читалось несказанное удивление.

- За.., замуж? Вы с Джоном Ланкастером решили пожениться? - наконец вымолвил он.

Лизетт, нервно сжав руки, кивнула.

- Мы всегда симпатизировали друг другу, - старательно подбирая слова, начала она рассказывать свою историю, сочиненную на коротком совещании в гостиной. - Но я всегда любила твоего отца и всегда была верна ему.

Не говорить Франсуа всю правду предложил Жан. Он сказал, что ни к чему молодому человеку, только начинающему жить, знать о жестокости и лжи отца и деда, которых он так уважал. Куда больше подходит романтическая история о том, что симпатия, возникшая между Джоном и Лизетт много лет назад, так бурно расцвела сейчас. Возможно, в другое время Франсуа усомнился бы в том, что все было именно так. Но сейчас, занятый своими собственными проблемами и обескураженный неожиданной новостью, он воспринял рассказ матери, как абсолютную истину. Более того, он искренне обрадовался.

- Значит, у меня теперь будет приемный отец? А у Джона Ланкастера - два приемных сына, oui? - уточнил он, весело блеснув глазами.

Лизетт кивнула.

- Ты не осуждаешь меня, mon cher? - спросила она с затаенной тревогой.

Конечно, ничто не заставило бы Лизетт отказаться от замужества. Но мнение сына было ей далеко не безразлично, а основания опасаться его возмущения имелись.

- Нет! Что ты! - с искренней улыбкой воскликнул Франсуа и горячо поцеловал мать в щеку. - Я всегда считал, что моя любимая мамочка слишком молода и красива, чтобы оставаться вдовой до конца жизни. А Джон Ланкастер кажется мне приятным человеком. К тому же, - подмигнул он, - у нас в семье уже имеется американец. Теперь будет еще один. Это уже смахивает на традицию. Придется и мне подумать, - добавил он, рассмеявшись, - о женитьбе на американке!

Радость Франсуа - это как раз то, чего не хватало Лизетт для полного счастья. Она чувствовала себя на седьмом небе. Ее приподнятое настроение разделяли и все остальные. Ужин превратился в настоящий праздник с множеством тостов, шуток и с живым обсуждением предстоящей свадебной церемонии. Жан во избежание лишних разговоров о прошлом предложил не устраивать грандиозное торжество, а ограничиться небольшой семейной компанией, пригласив священника в дом. Франсуа поначалу возражал, но очень быстро, вопреки обыкновению, признал справедливость доводов дяди и заявил, что будет счастлив лично вручить руку своей очаровательной мамочки Джону Ланкастеру.

Приятная атмосфера согласия, царившая в "Уголке любви" этим вечером, располагала к примирению, и Хью решил воспользоваться этим, чтобы поговорить наконец с женой. Удобный момент представился, когда все прошли в гостиную. Туда же подали шампанское. Компания собралась вокруг Жана, что-то рассказывающего в углу просторной комнаты. Микаэла отошла, чтобы наполнить бокал. Заметив, что жена ищет взглядом кого-то, кто бы мог помочь ей, Хью подошел к ней.

- Позволь мне поухаживать за тобой, - предложил он, с улыбкой поднимая бутылку.

Микаэла кивнула. Он наполнил оба бокала и подошел к ней поближе. Жена не отошла немедленно, как это бывало в похожих ситуациях ранее. Сердце Хью забилось быстрее, - его шансы явно возрастали!

- Ты рада, что maman выходит замуж?

Микаэла посмотрела на него сквозь хрусталь бокала. И без того большие глаза ее казались совсем огромными и необыкновенно загадочными.

- О да! - произнесла она, подарив ему улыбку, от которой затрепетало сердце. - Это так романтично, не правда ли? Они пронесли свою любовь через столько испытаний и наконец смогут пожениться.

Хью бросил взгляд на сидящего на подлокотнике кресла Лизетт Джона. Отчим нежно сжимал руки своей вновь обретенной невесты и буквально светился от счастья. Судя по выражению лица Лизетт, ее настроение было таким же, как у жениха.

- Жаль только, что этого счастливого момента ждать им пришлось целых двадцать лет, - тихо сказал он и решительно посмотрел в глаза жены. - А что ты думаешь о наших отношениях? - Голос его от волнения стал немного хриплым. Мне тоже, придется мучиться два десятилетия, прежде чем ты простишь мои глупые выходки, самонадеянность и тщеславие?

Микаэла проглотила подступивший к горлу комок, но не отвела взгляда от устремленных на нее в ожидании ответа серых глаз мужа. Сделать это было выше ее сил. Он был так близко, что она ощущала тепло его сильного мускулистого тела, чувствовала присущий только ему мужской аромат. Вспомнились слова матери. Совершенно ясно, что больше всего на свете ей хочется вновь оказаться в его объятиях.

- Я не вправе в чем-то обвинять тебя, - тихо произнесла она. - Не правы были и ты, и я.

В глазах Хью мелькнула надежда.

- Неужели ты думаешь о том же, о чем и я? От страстных ноток, звучавших в этом вопросе, закружилась голова. Микаэла кокетливо улыбнулась и опустила ресницы.

- А это зависит от того, о чем думаете вы, мсье, - прошептала она.

Не в силах более сдерживать страсть, он шагнул вперед, обнял ее и, притянув к себе, прижался губами к щеке.

- Хью! - прошептала она, чуть отстраняясь и указывая глазами в ту сторону, где находились остальные. - Ты угадал. Но не прямо же здесь!

Он чуть ослабил, но не разжал до конца объятия. Лицо его было таким счастливым, а в глазах читался такой красноречивый призыв, что Микаэла почувствовала, как у нее слабеют колени.

- Я не выпущу тебя, пока ты не скажешь где и когда, - чуть слышно промолвил он.

Возбуждение мужа передалось ей. Сладостное томление теплой волной разлилось по всему телу.

- В моей комнате.., как только все разойдутся, - пролепетала она.

- Только не передумай, - прошептал Хью, быстро целуя ее в губы. - Умоляю!

- А сам-то ты не передумаешь? - спросила Микаэла, явно поддразнивая мужа, и выскользнула из его объятий.

Успев поймать ее руку, Хью прикоснулся к ней горячими губами.

- Я? Ни за что па свете! - произнес он как клятву. Микаэла поспешила отвести взгляд от его сиявших глаз и присоединиться к окружавшей Лизетт и Джона компании. На губах ее застыла мечтательная улыбка. Все мысли были заняты скорым свиданием с Хью. С нетерпением ожидая окончания вечера, она даже не заметила странных фраз, которыми обменялись дядя и мать.

Все разговоры на этот раз, естественно, были посвящены будущему. Но по крайней мере одному человеку прошлое не давало покоя. Им был Жан. Перед самым концом оживленной вечеринки он попросил Лизетт уделить ему несколько минут для конфиденциального разговора. Та согласилась не сразу. Просьба деверя не предвещала ничего хорошего. И вместе с тем было в его взгляде нечто, что мешало отказать. Что он задумал? А чем, собственно, он может навредить? Улучив момент, когда Джон разговаривал с кем-то, Лизетт прошептала:

- Жди меня на веранде первого этажа через полчаса. Жан кивнул и удалился. Вскоре его примеру последовали и другие. Лизетт, тепло попрощавшись с Джоном, ушла в спальню, но, постояв у двери несколько минут, вновь выскользнула в коридор и быстро спустилась по лестнице. С затаенным страхом, почти не дыша, она открыла дверь веранды. Жан уже был там. Он вежливо взял ее под руку и медленно пошел вперед. Со стороны они походили на отдыхающих, вышедших насладиться свежим, заполненным пряным ароматом магнолий ночным воздухом.

- Ему следует сказать об этом... - спокойно сказал Жан, когда они сделали не более дюжины шагов. - Ты сама знаешь о чем. Нельзя, чтобы между вами оставались какие-то секреты и недомолвки.

Лизетт повернула к нему погрустневшее лицо.

- Не понимаю, о чем ты, - отстранение произнесла она. - И, должна сказать, я слишком устала, чтобы обсуждать сейчас твои подозрения. Ради этого не стоило назначать тайное свидание. Лучше я пойду спать. Уже поздно.

Лизетт повернулась, собираясь уйти, но Жан задержал ее.

- Ты знаешь о чем, Лизетт. Не притворяйся, что ничего не понимаешь.

Она растерянно заглянула ему в глаза.

- Что тебе известно? Вернее, что, как тебе кажется, ты знаешь?

Жан не то улыбнулся, не то поморщился.

- Что ж, хорошо, попробую говорить на том языке, который тебя больше устраивает, - натянуто произнес он и посмотрел в темноту, собираясь с мыслями. - Надеюсь, ты не сомневаешься, например, в том, что я умею считать хотя бы на пальцах. Джон, кстати, тоже. Так вот, согласно моим вычислениям, Микаэла появилась на свет ровно через семь месяцев после вашей с Рено свадьбы. - Он склонился в старомодном поклоне. - Других, конечно, можно убедить в том, что она родилась недоношенной. Но я, не забывай, был тогда рядом. - Жан вновь отвел глаза от напрягшегося лица собеседницы. - Естественно, я не знал всего, что было между тобой и Джоном Ланкастером. Но о некоторых вещах я мог догадаться, хоть мне и было всего семнадцать... Моя новорожденная племянница была у меня на глазах с первого же дня жизни. Она была живым, резвым младенцем с нормальным весом. В общем, никаких признаков, что она родилась на два месяца раньше положенного срока, не было. К тому же я знаю, как относился к Микаэле мой брат. Конечно, это отношение нельзя назвать плохим. Но оно было совсем не таким, как к Франсуа. Временами, когда Рено думал, что его никто не видит, он смотрел на девочку с явным неудовольствием.

- Это еще ничего не значит! - резко возразила Лизетт. Он посмотрел в ее сторону с сожалением.

- Само по себе, возможно. Многие креолы относятся к сыновьям лучше, чем к дочерям. Но если учесть и другие обстоятельства... Я ведь знал, что за несколько недель до вашей свадьбы ты наотрез отказалась выйти за него замуж. И вдруг все меняется, и свадьбу устраивают в необыкновенной спешке. Знал я и то, что ты любила Джона Ланкастера... - Она хотела сказать еще что-то, но Жан, покачав головой, продолжил:

- Не надо. Не пытайся убедить меня в том, что я ошибся. Не надо больше лжи. Лизетт отвела взгляд.

- Есть и еще одно доказательство, бесспорное для любого, кто знал твоего отца: Кристоф практически подарил моему брату на свадьбу чуть ли не половину своей доли в компании. Причем с условием, что акции эти будут принадлежать Рено, а после его смерти должны перейти к твоему первому ребенку. Именно к первому, независимо от того, сколько еще детей будет у тебя. Странное условие, не находишь? Мне этот подарок всегда напоминал взятку...

Жан осекся, потому что губы Лизетт дрогнули и на ее ресницах заблестели слезы.

- Итак, - вздохнув, произнес он, - когда ты расскажешь ему, что у него есть родная дочь? И как ты объяснишь Микаэле, что отцом ее является вовсе не Рено, как она думала всю жизнь, а Джон Ланкастер?

Глава 20

Микаэла нервно ходила по блестящему желтому сосновому полу своей комнаты. Появления Хью она ожидала с нетерпением и тревогой, веря и не веря, что все измучившие ее вопросы просто исчезнут буквально через несколько минут. Отметая сомнения, она вновь напоминала себе совет матери: что бы ни случилось, нельзя давать волю своему взбалмошному характеру и необдуманными, сердитыми словами разрушить то новое, что зарождается в их с мужем отношениях. Семейная жизнь должна строиться не на подозрениях и догадках, а на правде и понимании. Их с Хью ошибка в том и заключалась, что они оба оказались слишком самонадеянны и приняли собственные умозаключения за истину. Микаэла вдруг совершенно четко поняла, что если она действительно хочет сохранить свой брак, ей следует научиться не показывать так явно свою боль, гнев и, конечно, гордыню. Необходимо научиться прислушиваться к советам собственного сердца. Ну а сейчас главное - перестать трусить! Хватит бояться своих чувств! Надо говорить о них в открытую, чем бы это ни закончилось.

На Микаэле был пеньюар из бледно-желтого батиста, украшенный лентами, и полупрозрачная зеленоватая накидка, с бахромой по краям. Великолепные черные волосы тяжелыми волнами ниспадали по плечам, оттеняя бледное лицо. В таком наряде она казалась совсем юной и беззащитной. Микаэла понимала, что от наступающей ночи, может быть, зависит вся их с Хью совместная жизнь. От того, сумеет ли она удержать в узде свой характер, сможет ли откровенно говорить о том, что их разделяет, зависит, станет она утром самой счастливой или самой несчастной женщиной на свете. Микаэла импульсивно скрестила пальцы. Скорее бы наступало утро, которое все прояснит. Больше всего на свете она хотела узнать об истинных чувствах мужа.

Дверь позади скрипнула, и Микаэла замерла. Широко раскрывшиеся от волнения глаза ее стали совсем огромными. Начиналось то, чего она ожидала с таким нетерпением и страхом...

Широкоплечая фигура Хью, необычайно большая в тусклом свете, обозначилась в дверном проеме. На нем был только черный восточный халат из драгоценного шелка, расписанного изображениями драконов и каких-то других мистических животных. Стоило ему шевельнуться, и узоры эти как бы оживали, шевеля горящими золотом глазами и изумрудными хвостами. Он стоял в тени, взирая на нее молча. Высокий, со сбившимися на лоб волосами и скрещенными на груди руками, Хью выглядел зловеще. Микаэла ощутила дрожь и тут же одернула себя, напомнив, что бояться нечего, что перед ней ее муж.

- Добрый вечер, - тихо произнесла она, постаравшись улыбнуться.

Хью улыбнулся в ответ, и все пугающее в его облике мгновенно как по мановению волшебной палочки исчезло.

- Хочешь, чтобы мы и сегодня разговаривали официально, любовь моя? спросил он, нежно приподнимая пальцем ее подбородок.

При последних словах сердце вздрогнуло. Он назвал ее своей любовью! Действительно ли это так? Или он опять дразнит ее? Микаэла проглотила подступивший к горлу комок и только тогда сообразила, что уже несколько секунд широко раскрывшимися глазами смотрит на мужа, не отвечая на заданный вопрос.

- Н-нет, - пролепетала она и, вдруг вспомнив о решении говорить сегодня совершенно правдиво и откровенно, продолжила уже более решительным тоном:

- Я просто не смогла придумать ничего иного для начала разговора.

- В это трудно поверить, - удивленно приподняв брови, воскликнул Хью, особенно человеку, который так часто испытывал на себе остроту твоего язычка.

- Зачем ты дразнишь меня, Хью! - Микаэла высвободила подбородок и отвернулась. - У меня нет ни малейшего желания вновь начинать словесную перепалку.

- И я совершенно не настроен на борьбу. Поверь мне, любимая! - чуть хриплым от волнения голосом произнес он, притягивая ее к себе. Микаэла с готовностью прижалась щекой к его груди, ее мягкие, душистые волосы защекотали лицо Хью. - Не знаю, да и не хочу знать, из-за чего наши отношения запутались до такой степени. Уверен только, что с этим пора покончить. Во имя нашего счастья мы должны забыть глупые ссоры и обиды. Ты - моя жена. Я - твой муж. Нам жить вместе. Я уверен, родная, что жизнь наша должна быть более радостной и приятной, чем в эти последние недели. Не так ли?

Микаэла кивнула и вновь прижалась щекой к теплой, сильной груди мужа.

- Я понимаю, что сама во многом виновата, - призналась она. - Я все время пытаюсь занять наступательную позицию. Я сразу поверила Франсуа, когда он сказал, что ты женился на мне по расчету. - Она ощутила, как напрягся муж, и голос ее чуть дрогнул. - Франсуа еще молод и глуп. Мне не следовало слушать его.

Хью облегченно вздохнул и поцеловал ее в затылок.

- Я не склонен обвинять во всем только тебя, - сказал он. - Я тоже сыграл дурную роль в этой ситуации. Наверное, пришло время для обстоятельного и откровенного разговора. Уверен, если мы покаемся в своих грехах, нам станет намного легче.

Подчиняясь зову плоти, Хью поднял жену на руки и хотел отнести на кровать. Но, осознав, что разговор еще только начался, осторожно опустил ее на диван и с гримасой, отражающей внутреннюю борьбу, уселся в стоящее рядом кресло. Этот громоздкий, обитый рубиновым дамасским бархатом предмет был оставлен лишь временно, до прибытия новой мебели из города. Но, глядя на удобно устроившегося в кресле мужа, Микаэла вдруг подумала, что кресло не так уж и плохо. Может, и не стоит менять обстановку в спальне?

Воцарилась напряженная тишина. И он, и она осознавали, что сегодняшняя ночь будет очень важной в их жизни, поэтому никто не решался нарушить молчание первым. Микаэла машинально теребила тяжелый шелк халата мужа, пытаясь успокоить лихорадочно кружащиеся в голове мысли. Он был совсем рядом. Ее ноги чувствовали тепло его тела. Это мешало сосредоточиться. К тому же она знала, что, кроме халата, на Хью ничего нет. От одного этого кружилась голова. Собраться в таком состоянии было тяжело. Она понимала, что решимость может оставить ее в любую секунду, а значит, во что бы то ни стало надо продолжить начатый разговор.

Хью был в не меньшей степени убежден, что, прежде чем заняться любовью, им необходимо до конца разобраться в своих отношениях. Но и возбужден он был не меньше ее. Нелегко говорить, когда вся твоя мужская сущность требует совсем другого. Попробовал бы кто-нибудь держаться спокойно, когда грудь столь желанной женщины и полные зовущие губы находятся в дюйме от тебя, когда чувствуешь ее горячее дыхание! Во взгляде Микаэлы читался страстный призыв, и больше всего на свете сейчас хотелось расцеловать эти глаза, губы, грудь... Пересиливая себя, он отвернулся и глухо простонал:

- Нет! Мы должны завершить этот разговор! Но если ты будешь смотреть на меня так, я не смогу думать ни о чем, кроме того, что хочу тебя...

Микаэла нежно улыбнулась. Слова мужа почему-то придали ей уверенности.

- Что ж, давай начнем, - мягко сказала она. - Итак, ты действительно был уверен, что я заманила тебя в ловушку? Ты думал, что Франсуа уговаривал меня выйти замуж за тебя? Короче, ты думал, что мой брат делал ставку именно на тебя?

Голос жены звучал ласково, но в нем легко угадывались боль и легкая насмешка. Хью вдруг не только умом, но и сердцем понял, какую жестокую шутку сыграла с ним вера в собственную мудрость. Он поморщился, припомнив однозначный вывод, который сделал из подслушанного в беседке разговора.

- Да, к сожалению, должен признать, что это именно так, любовь моя, произнес он. - Я не сомневался в этом. Но согласись, что на моем месте любой бы решил примерно то же самое. То, что Франсуа говорил об Алене, вполне могло относиться и ко мне. А то, что мы неожиданно оказались вскоре вдвоем в столь щекотливой ситуации, окончательно убедило меня в том, что я не ошибся. - Хью заглянул в глаза Микаэлы. - Я не сомневался, что Франсуа сумел найти нас так быстро именно потому, что ты заранее сказала ему, где следует искать. Глаза ее возмущенно сверкнули.

- Dieu! И ты мог представить, что в моей власти было вызвать грозу и заставить твою лошадь выйти из повиновения? - Она на мгновение смолкла, восстанавливая дыхание. - Похоже, ты был не очень высокого мнения обо мне!

- Да, как ни странно, ты права, - откровенно признался он, покачав головой. - Но ты, возможно, заметила, что, и несмотря на эту бредовую уверенность, я хотел стать хорошим мужем.

- Возможно. Но почему? - резко воскликнула Микаэла, не заметив нежные нотки в его голосе.

Хью запечатал ее подрагивающие от волнения губы поцелуем.

- Потому что, к своему удивлению, я вдруг понял, что готов отдать все, лишь бы ты стала моей! - чуть хрипло произнес он. - Я почувствовал, что совершенно очарован тобой и нет для меня ничего на свете дороже тебя!

Забыв обо всем, она с надеждой смотрела в лицо мужа, нежно прикасаясь кончиками пальцев к его щеке.

- Правда? - скорее не сказала, а выдохнула она. - Ты женился не из-за моей доли в компании?

Хью пробормотал что-то похожее на ругательство.

- Черт бы побрал эту компанию! Она приносит мне одни неприятности, горячо заговорил он, глядя ей прямо в глаза. - Да если хочешь знать, я несколько раз всерьез собирался продать все свои акции и зажить спокойной жизнью. Эх ты, маленькая глупышка! Уж что-что, а твои ценные бумаги никак не могли повлиять на мое решение жениться. Если я о них и думал, то в самую последнюю очередь. Но сейчас, - лицо Хью смягчилось, - я готов благодарить компанию. Не будь ее, мы бы могли и не встретиться. Именно мое положение в компании позволяло мне быть рядом с тобой... - На какое-то мгновение он смолк, собирая в кулак всю свою храбрость. - Микаэла, ты должна понять главное: я люблю тебя! Только под влиянием очень сильного чувства мужчина может вести себя так, как я. Я и сам лишь недавно понял это. Когда я влюбился, не знаю. Кажется, это чувство жило во мне всегда. Я люблю тебя и хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты была счастлива... Чтобы ты всегда была со мной!

- О, Хью, мне было так страшно! - воскликнула Микаэла, обвивая руками шею мужа и горячо целуя его. - Я боялась, что ты женился на мне по расчету и отправил меня из города, потому что я уже надоела тебе. - Щеки ее чуть покраснели, в голосе послышалась обида. - Я думала, что ты вернулся к Алисе. Ведь ты даже не искал больше близости со мной. Мне было так мерзко, когда ты уехал. Maman может подтвердить, как я была несчастна. Мне так хотелось быть с тобой, и я боялась... - Микаэла всхлипнула. - Я боялась, что наскучила тебе и ты больше не хочешь спать со мной.

- Наскучила? - то ли усмехнулся, то ли простонал Хью. - Если бы ты только знала, сладкая моя, как я скучал по тебе в пустой постели, как ругал себя в Новом Орлеане за то, что оставил тебя здесь: Что касается Алисы... Забудь о ней! Все, что она тебе сказала, - сплошная ложь. К тому же я был слишком занят нашими отношениями, чтобы думать о какой-то другой женщине. Наш дом оказался таким пустым и неуютным без тебя. Я уже был согласен, чтобы ты просто жила рядом. Пусть бы мы спали порознь, но я хотя бы имел возможность разговаривать с тобой. Я готов сносить все твои обидные шутки и выходки, лишь бы ты была со мной. - Губы его дрогнули в горькой усмешке, голос сделался нежным и проникновенным. - Да, меньше всего на свете мне хотелось разлучаться с тобой. Но мне казалось, что другого выхода нет. Пока мы были рядом, мы раздражали друг друга, и я подумал, что пожить отдельно какое-то время, возможно, будет полезно...

- А я повела себя как глупая гусыня! - не выдержала Микаэла. - Я должна была верить тебе. А если что-то смущало, надо было откровенно сказать тебе об этом, не скрывать то, что было у меня на сердце.

Взгляд Хью стал необыкновенно теплым и нежным. Она еще сильнее прижалась к нему.

- И что же, моя любимая, маленькая моя, скрывается в твоем сердце? прошептал он, почти касаясь губами ее губ.

- О, только любовь! - чуть игриво воскликнула Микаэла и, видя, как вспыхнули при этом глаза мужа, ласково провела кончиками пальцев по его щеке. - Мое сердце целиком заполнено любовью к одному мужчине. Мужчина этот - мой упрямый, сердитый, самоуверенный, но при этом такой великолепный муж Хью Ланкастер.

Поцелуй его был горяч и осторожен одновременно, в нем чувствовалась неукротимая страсть и великая нежность. Они слились в объятиях, и Микаэла попыталась сделать невозможное - прижаться к нему еще сильнее. Ей хотелось раствориться в нем целиком навсегда. Это было великолепное, незабываемое ощущение. Сердца их бились в унисон, души ликовали. Он любит ее! Она любит его! Все остальное в этом мире не имеет особого значения.

Они что-то лепетали, беззвучно и бессвязно, но понимали друг друга. В полупризрачном свете свечей они застыли в старинном потертом кресле, боясь ослабить объятия. Их шепчущие что-то губы почти соприкасались. Слова, собственно, и не были нужны. Они разговаривали сейчас на том тайном языке чувств, который знали с самого сотворения мира все истинно любящие.

Это было новое и незнакомое для них обоих чувство, умиротворяющее и радостное, полное уверенности во взаимной любви. Всем существом они поняли, что отныне соединены чем-то более высоким, чем просто взаимная симпатия и влечение. Хью осторожно поднял жену на руки и медленно, будто во сне, понес ее к кровати. Его ласковые движения были плавными, поцелуи чистыми и нежными. Как-то само собой получилось, что к моменту, когда он опустил ее на белоснежную простыню, они были уже обнажены. Их тела рванулись друг другу навстречу, и все вокруг перестало существовать. Они погрузились в сладостный, принадлежащий только им мир. Мир, в котором все для них было ново и прекрасно. Ночь пронеслась как одно мгновение.

***

Получив приглашение, Ален Хассон не стал терять время. Около одиннадцати часов утра в воскресенье его запряженный парой великолепных серых лошадей элегантный фаэтон остановился у центрального входа "Уголка любви". Спрыгнув на землю, он похлопал рукой по небольшому дорожному чемодану, закрепленному позади экипажа, проверяя крепость ремней, и посмотрел на дверь, из которой уже выходил не слишком радостный Франсуа.

Глядя из окна на довольно прохладно приветствующих друг друга молодых людей, Хью улыбнулся. Подумать только, совсем недавно прибытие этого человека его пугало! Сейчас это кажется смешным. Как все меняется в мире, когда ты уверен, что жена любит тебя! Он неторопливо спустился на крыльцо. Гостя он приветствовал с искренностью радушного хозяина.

Впрочем, Ален если и заметил странное различие в отношении к его прибытию Хью и Франсуа, внешне ничем этого не выдал. На лице его светилась та самая очаровательная улыбка, о которой в Новом Орлеане ходили легенды. Причем она стала еще радостнее, когда ему предложили пройти в бельведер, где остальные члены собравшейся в "Уголке любви" компании наслаждались утренней свежестью.

После обычных при встрече приветствий и расспросов о здоровье и городских новостях, Ален, как и все остальные, удобно расположился на скамье из кедрового дерева. Ему подали кофе. Потягивая его, он получил возможность приступить к изучению обстановки. Обе женщины охотно отвечали на его вопросы, но держались с явной прохладцей. Одеты они были довольно просто. На Микаэле было бледно-розовое муслиновое платье без каких-либо украшений, на Лизетт примерно такое же, только зеленое. Кстати, зеленый цвет очень шел ей. Одежда мужчин тоже не отличалась особыми изысками. Обычные брюки и туфли. Хью и Франсуа, правда, встретили его в сюртуках. Но сейчас сняли их и остались в белоснежных рубашках. Все казались спокойными и довольными жизнью, разве что Франсуа был немного мрачен. Опытный глаз Алена не мог не отметить более теплые, чем это возможно между обычным гостем и хозяйкой, отношения между Джоном Ланкастером и Лизетт Дюпре. Они не скрывали своих симпатий друг к другу. Сидя рядышком, то и дело обменивались многозначительными взглядами и теплыми улыбками. Отметив это, Ален обратил внимание на отношение к атому остальных и вскоре убедился, что особого удивления никто из присутствующих не проявляет. Это уже настораживало.

Видимо, он чем-то проявил свое недоумение. Стоящий позади скамьи Хью, не снимая руку с плеча жены, весело подмигнул ему.

- Вы приехали как раз вовремя, чтобы разделить нашу радость, Ален, сказал он небрежно. - Не далее как вчера моя горячо любимая теща согласилась стать еще и моей мачехой. - Он с улыбкой поклонился в сторону Лизетт и Джона. - Так что скоро мы будем гулять на их свадьбе. Все мы очень обрадовались, когда узнали об этом.

Услышанное никак не входило в планы Алена. Он почувствовал, как внутри его закипает раздражение. Но единственное, что он позволил себе, это метнуть взгляд на Франсуа. Как, интересно, этот молокосос относится к столь обескураживающему повороту событий? Но Франсуа, похоже, совершенно не был огорчен тем, что его мать выходит за янки, да еще не просто за америкашку, а за Джона Ланкастера! Неужели не только женщины, но и мужчины потеряли голову от этих вторгшихся на их родину вандалов? Mon Dieu! Что скажет теперь Франсуа в свое оправдание?

Как бы там ни было, а держать себя в руках Ален Хассон умел. Вежливая улыбка мгновенно скрыла его истинные чувства. Заподозрить, что услышанное ему неприятно, не успел никто.

- О, поздравляю вас обоих! - произнес он своим мягким, мелодичным голосом. Даже глаза его радостно блеснули. - Рад, что оказался в числе первых, узнавших эту приятную новость.

Разговор мгновенно перешел на то, как лучше организовать свадебную церемонию и где будет жить новая семья. Ясность в последний вопрос внес Джон.

- Я не сомневаюсь, что моя невеста готова уехать со мной в Натчез, решительно заявил он, бросив нежный взгляд на Лизетт. - Но, подумав как следует, я решил, что она, а значит, и я, будет чувствовать себя более счастливо рядом с детьми. Посему я прямо завтра напишу своему агенту письмо с распоряжением продать все мое имущество в Натчезе и начну поиски подходящего для нас жилища в Новом Орлеане. - Джон галантно поцеловал руку Лизетт. - Если не удастся купить дом, который ей понравится, мы построим новый. Он должен быть именно такой, какой захочет моя жена!

- О, отличное решение, - немного фальшиво произнес Ален. - Мне уже не терпится взглянуть на ваше новое жилище.

- Это все так мило и необычно, не правда ли? - радостно воскликнула Микаэла. - Моя мамочка и отчим Хью скоро станут мужем и женой! Мы все еще находимся под впечатлением этой новости. - Она посмотрела на мужа, и на лице ее заиграла счастливая улыбка. - Так что у нас есть сегодня что отметить, добавила она чуть тише.

Теплые, любящие взгляды, которыми обменялись Хью и Микаэла, и нежные интимные нотки, звучавшие в ее голосе, не оставляли сомнений в том, что отношения этой семейной пары изменились к лучшему. Это был еще один удар для Алена. А тут еще Хью ласково погладил жену по щеке, и та, повернувшись, поцеловала его руку. Пальцы Алена непроизвольно сжали чашку с такой силой, что тонкий фарфор треснул. Вскрикнув от неожиданности, он вскочил на ноги, бормоча какие-то извинения. К счастью, кофе в чашке уже не было, поэтому костюм его не пострадал. Тем не менее он решил воспользоваться этим инцидентом, чтобы покинуть счастливую компанию.

- Кажется, ранний подъем и дорога несколько утомили меня. Не возражаете, если я немного отдохну?

Собравшиеся дружно согласились. Ален многозначительно посмотрел на Франсуа. Тот без особого энтузиазма поднялся, и они вдвоем направились к дому. В бельведере на некоторое время воцарилось молчание.

- Скажите, это плод моего воображения, - нарушил его Жан, - или вы тоже заметили, что Франсуа не слишком рад своему другу?

- Честно говоря, я подумал о том же самом, - кивнул Джон. - Франсуа встретил Алена без особого восторга.

- Вот и хорошо. Лично я буду только рада, если мой сын наконец поймет, что молодой Хассон не тот человек, которому следует подражать! - откровенно призналась Лизетт. - Ален очень эгоистичен. По-моему, он слишком избалован матерью и сестрами.

- А Франсуа нет? - спросила Микаэла, блеснув глазами и чуть заметно улыбнувшись.

Щеки Лизетт покрылись румянцем, но она быстро взяла себя в руки.

- Ну, видимо, будет справедливо сказать, что я , э...

- Тоже немного балуешь его? - игриво уточнил Джон.

- О да, это так. Должна покаяться. Мне трудно ему в чем-то отказать. Но он хороший мальчик.

- Он уже не мальчик, - произнес Хью, смягчая жесткость слов приятной улыбкой. - Он - взрослый мужчина. И возможно, понял наконец, что даже лучший друг не всегда оказывается настоящим другом.

Франсуа, услышь он сейчас это замечание, согласился бы с ним безо всяких оговорок. Сколько он помнил себя, он обожал своего друга и подражал ему во всем, даже в образе жизни, строя из себя беспечного и богатого повесу. Ален казался ему образцом креольской жизненной силы и мужественности. Однако в последние дни эта слепая вера значительно пошатнулась. Наблюдая за Хью, он подсознательно сравнивал его с Аленом, и сравнение было отнюдь не в пользу последнего. Франсуа начал испытывать стыд, причем не только за то, что он принял участие в махинациях, но и за то, что он говорил об американцах, особенно о Хью. Он вдруг понял, что вся эта бравада была совсем не признаком самостоятельности и смелости. Как раз наоборот, он как обезьяна копировал своего старшего друга. Нет, Франсуа не оправдывал себя, но со всей очевидностью осознал, что из-за юношеского увлечения Хассоном и стремления слепо подражать ему наделал множество страшных ошибок. Сейчас, провожая Алена в предназначенные тому комнаты, он понял и другое: в этом человеке на самом деле нет ничего, что заслуживает уважения и любви. По сути дела, его респектабельный и богатый друг мало чем отличается от тех подонков и головорезов, которые помогают ему обделывать разные темные делишки. Да, Ален страшно горд, обладает железной волей и привык повелевать. Но при этом он прячется за других и совершает мерзости чужими руками. Более того, он не задумываясь пошел на убийство человека, которого знал чуть ли не с рождения, и не испытывает в связи с этим ни малейших угрызений совести. На душе Франсуа стало совсем горько. "И я хотел стать таким же? Боже, каким же безумцем я был!"

Войдя в комнату, Ален, прищурившись, оглядел старую мебель, блеклые занавески на окнах, огромную кровать и саркастически хмыкнул.

- Вот тебе и хваленое американское богатство! Боюсь, что твоя сестричка совершила не очень удачную сделку.

Еще неделю назад Франсуа либо с горячностью бросился бы на защиту сестры, либо стал еще более зло поносить американцев. Но за неделю изменилось очень многое.

- Хью и Микаэла не ожидали гостей, - сказал он спокойно. - Дом будет переоборудован. На то, чтобы привезти новую мебель и сделать ремонт, естественно, нужно время. - Он холодно взглянул на спутника. - Кстати, ты здесь только потому, что сам на этом настаивал. Если не нравится, можешь уехать.

Ален резко повернулся. В сузившихся черных глазах сверкнула угроза.

- О, какие мы смелые! - почти ласково прошептал он. - Ты не забыл, часом, что мы с тобой действовали заодно?

- Нет, не забыл. Но ты заблуждаешься, если полагаешь, что я соглашусь стать твоим сообщником в убийстве, - угрюмо сказал Франсуа.

- Не собираешься ли ты опять рассказывать мне об угрызениях совести? хмыкнул Ален. - Не хочешь ли ты броситься на шею своему шурину и вымаливать его прощение? Наверное, думаешь, что он будет снисходителен к тебе как к брату своей жены?

- Так я не думал, - ответил помрачневший и будто сразу состарившийся Франсуа. - Но, клянусь, что бы ни случилось, я не стану стоять в стороне, наблюдая за тем, как ты совершишь здесь убийство.

- Ты надеешься остановить меня? - прошипел Ален, сжимая кулаки. - И ты посмеешь пойти против друга? Франсуа спокойно кивнул, не отводя взгляда. Искаженное злобой лицо Алена неожиданно разгладилось, и он улыбнулся своей знаменитой очаровательной улыбкой.

- Послушай, mon ami, - воскликнул он, обнимая молодого человека за плечи, - чего ты так испугался? Американец должен умереть. Ты же понимаешь, что это необходимо. Иначе я не смогу жениться на твоей сестре. Неужели ты забыл, что я всегда хотел стать ее мужем?

Франсуа, поморщившись, высвободился из объятий.

- А она не хотела стать твоей женой никогда! Ты забыл об этом? Я был совершенно не прав, пытаясь устроить ловушку, из которой у нее не было бы выхода, - произнес он, и в голосе его чувствовалось искреннее раскаяние. Очень хорошо, что наши планы привели к такому неожиданному результату. В том, что в конце концов она вышла за Хью Ланкастера, есть что-то романтическое. Многие могут увидеть в этом перст судьбы. А потом, - Франсуа печально посмотрел на собеседника, - почему ты так уверен, что я и сейчас желаю видеть мужем Микаэлы тебя? Это совсем не так.

- Возможно. Но тогда ты, наверное, уже распорядился о перечислении той суммы, что задолжал мне, на мой банковский счет? - выпалил Ален.

- Нет, - гордо ответил Франсуа, поклонившись с изысканной вежливостью. Но можете не беспокоиться о своих деньгах. Я собираюсь в самое ближайшее время обсудить этот вопрос с дядей. Дюпре всегда расплачивались по своим долгам, но не человеческой кровью. Вы получите свои деньги. А Хью, пожалуйста, оставьте в покое.

- А если не оставлю? - Красивое лицо Алена вновь исказил гнев. - Ты всерьез полагаешь, что сможешь остановить меня?

Франсуа задумался. А как действительно он сможет помешать своему бывшему другу? Пойти и рассказать обо всем Хью? Нет, сделать это он не сможет. Попытаться переубедить Хассона? В конце концов, поссорившись с ним, он ничего не добьется, лишь еще больше разозлит этого опасного человека.

- Ну неужели так необходимо убивать Хью? - более спокойно спросил он. Деньги я тебе отдам. Даю слово. То, что Микаэла, став вдовой, согласится выйти за тебя замуж, вовсе не обязательно. Продолжать наши махинации в компании стало слишком опасно. Ты уже достаточно богат и в средствах не нуждаешься. Зачем идти на такое ужасное преступление? Ты что, просто не можешь остановиться? Тебе доставляет удовольствие причинять боль другим?

Несколько секунд Ален, сжав губы, молча смотрел ему в глаза, затем, взяв себя в руки, уселся на стоящий у стены обитый черной кожей стул.

- Может, ты и нрав, - произнес он как ни в чем не бывало. - Возможно, я так долго разрабатывал план убийства Хью, что уже сжился с ним и не вижу другого выхода.

- Ты найдешь его, - живо откликнулся молодой человек, веря и не веря, что ему удалось поколебать такого непреклонного и самоуверенного человека, как Ален.

- Я подумаю об этом, - лениво произнес тот, прикрывая глаза, чтобы не выдать бушующей внутри злости. Замерев в таком положении на несколько секунд, он незаметно наблюдал за озарившимся надеждой лицом Франсуа, затем улыбнулся и заговорил вновь:

- Что бы там ни было, а друга мне терять не хочется, тем более такого, который может стать еще и моим шурином. Да и то, что ты сказал, заслуживает внимания. Ведь ты мой самый близкий друг. Еще не хватало нам враждовать. - Он встал со стула и дружески похлопал молодого человека по спине. - Не надо тревожиться, mon ami. Смотри" веселее! Ты выиграл. Я изменяю свои планы: Хью Ланкастер не погибнет от моей руки. Даю слово!

Франсуа с готовностью кивнул. Очень хотелось верить в то, что ему действительно удалось убедить Хассона отказаться от страшных планов. Услышав его ответ, он немного успокоился и даже сумел улыбнуться. Но сомнения остались. Этот человек, как показывает гибель Этьена, жесток и коварен. И все-таки юноша выходил из комнаты в более приподнятом настроении, чем входил туда. Как бы там ни было, а он заставил Алена задуматься. Самое главное - тот обещал не убивать Хью. Франсуа мрачно усмехнулся. Получается, он сделал все, что мог. Но необходимо поговорить с Жаном и Хью и признаться в том, в чем виноват он сам.

***

Тяжелый груз секретов лежал на душе не только у Франсуа. Лизетт не давал покоя разговор-с Жаном прошлым вечером. Целый день она много раз давала себе слово, что вот прямо сейчас расскажет обо всем Джону, однако в последний момент что-то мешало. Набравшись храбрости, она поднимала глаза на жениха, но тут же представляла, с какой болью и гневом он посмотрит на нее, и решимость мгновенно испарялась. Все эти годы их разделяла ложь. Наконец они сумели преодолеть это. Неужели только затем, чтобы теперь вновь потерять друг друга уже из-за ее обмана?

Была вторая половина дня. Печальная Лизетт шла по дорожке сада. Занятая своими невеселыми мыслями, она не замечала ни приятной прохлады, ни красоты многочисленных цветов. Страшно даже представить, что будет с Джоном, когда он узнает обо всем. Но и жить с ним, храня тайну рождения Микаэлы, невозможно. Не отвернется ли он от женщины, которая за все это время так и не сказала, что у него есть ребенок? Не станет ли он презирать ту, которая лишила его радости общения с дочерью? Здраво рассуждая, Джон не должен винить ее за то, что она хранила эту тайну. То, что она считала его виновным во всем, исключало признание. Но вчера утром, когда обман, жертвой которого они стали, был разоблачен, она должна была сказать правду и о Микаэле. Теперь с каждым часом, даже с каждой минутой сделать это будет все труднее.

Лизетт остановилась неподалеку от бельведера, под большой, бурно цветущей магнолией и посмотрела на почти неподвижную гладь пруда. Поглощенная своими мыслями, она не заметила, как подошел Джон, и вздрогнула, когда он осторожно прикоснулся к ее руке.

- Прошу прощения, дорогая Не хотел пугать тебя, - произнес он виноватым тоном и тут же заговорщически улыбнулся. - У тебя был такой отрешенный вид. Тот, кто не знает тебя, как я, мог бы подумать, что либо ты замышляешь страшное преступление, либо тебя мучает какая-то ужасная тайна.

Она подняла глаза, посмотрев в знакомое лицо дорогого ей человека. Неужели она вновь потеряет его? Последние его слова - прекрасный повод для столь необходимого и трудного разговора. Неужели у нее опять не хватит мужества начать его? Лизетт украдкой огляделась по сторонам. Судя по всему, они были одни. Она вздохнула и, не давая себе времени передумать, произнесла:

- У меня и в самом деле есть тайна. Когда мы расстались, я была беременна, хотя и не знала об этом. Только когда я поняла, что жду ребенка, я и согласилась выйти за Рено. - Она пристально посмотрела в глаза Джона. Микаэла - не его ребенок. Она твоя.., наша дочь.

Глава 21

Несколько секунд Джон смотрел на нее молча. В глазах отразилась целая гамма вызванных неожиданным признанием разнообразных чувств: удивление, благоговейный страх, недоумение, любовь.

- Микаэла - моя дочь? - спросил он наконец. Не найдя сил ответить что-либо, Лизетт просто кивнула. Да и что она могла сказать сейчас? Все ее будущее, ее счастье или несчастье до конца дней зависели от стоящего перед ней мужчины. Она готова была к любому ответу. Тело ее напряглось, будто в ожидании удара, сердце бешено колотилось. О, как она любит его! Как ужасно вновь потерять его! Потерять уже навсегда! Похоже, он не сердится. Но это еще ничего не значит. Не возненавидит ли он ее, когда спокойно подумает об услышанном? Джон имеет основания осуждать ее. Он может даже подумать, что она специально приберегла этот секрет, чтобы заполучить его деньги.

- Мой ребенок... - словно во сне произнес Джон. - У меня есть дочь! - Он говорил это так, будто пытался привыкнуть к этим словам, понять до конца их смысл. - Микаэла - наша дочка.

Для Лизетт время тянулось бесконечно долго. Ей уже начало казаться, что еще секунда-другая, и она просто умрет от неопределенности. И вдруг Джон широко и весело улыбнулся, а затем и вовсе радостно и искренне рассмеялся. Руки его обвились вокруг талии Лизетт и приподняли ее над землей. Он раскачивал ее и кружил, как маленькую девочку.

- Мы с вами, дорогая невеста, еще и счастливые родители! - приговаривал он при этом, озорно подмигивая. - Еще никогда я не чувствовал себя таким счастливым! - Джон постепенно замедлил свой дикий танец, заглянул в черные глаза Лизетт, осторожно поставил ее на ноги и трепетно, будто опасаясь, что она исчезнет, поцеловал. - Нет, все-таки я не совсем прав. Самым счастливым я был, когда ты сказала, что любишь меня и готова выйти за меня замуж, пусть и через двадцать лет после того, как это должно было случиться.

Губы его чуть касались ее рта, не столько целуя, сколько лаская. Но в прикосновениях этих чувствовалась такая нежность и страсть, что кружилась голова, а сердце ликующе трепетало. С каждым новым коротким поцелуем на душе Лизетт становилось спокойнее. Страх потерять любимого исчез, уступив место радостной уверенности. Он любит ее! Любит, даже несмотря на то что она не сообщила ему о его ребенке. Глаза заполнили счастливые благодарные слезы.

- О, Джон, - прерывисто прошептала она, прижимаясь к его груди. - Я так боялась, что ты возненавидишь меня, когда узнаешь правду о Микаэле.

Он осторожно слизнул соленые слезинки, чувствуя, что и к его горлу подступает теплый комок.

- Возненавижу, любовь моя? Разве я способен на это? Я любил тебя всю свою жизнь. А сегодня ты преподнесла мне такой подарок! Я узнал, что у нас есть чудесная дочь! - Брови его сошлись, придав лицу решительное выражение. - А потом, после того как я обрел тебя вновь через столько лет, нас уже ничто не разлучит.

Он нежно обнял Лизетт за талию и повел к той самой скамье, на которой они сидели сегодня утром.

- Ну а теперь, - попросил Джон, когда они уселись рядышком, тесно прижавшись друг к другу, - расскажи мне обо всем подробнее. Я хочу знать все о своей дочке: какой она была, когда научилась ходить, когда произнесла первое слово...

Их голоса то громче, то тише еще долго звучали в бельведере. Уже закат окрасил небо пурпурно-розовыми красками, а они все говорили и не могли наговориться, не замечая ни времени, ни надоедливых москитов. Джон хотел знать о своей дочери все: как она росла, какой была в детстве, во что играла. Лизетт с готовностью отвечала, рассказывая о разных забавных проделках маленькой Микаэлы, и они, смеясь, обсуждали подробности. И только когда у собеседницы иссяк запас этих милых историй, Джон откинулся па спинку скамьи и, счастливо улыбнувшись, вздохнул.

Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь миром и спокойствием, которые наконец воцарились в их душах. Оставалась, правда, еще одна проблема предстояло сообщить Микаэле, кто ее настоящий отец. Но немедленно делать это вовсе не обязательно. Конечно, они скажут правду и ей, и Хью. Но чуть позже. Они решили, чтобы избежать скандальных толков, не разглашать тайну рождения дочери. Правду узнают только те, кому необходимо ее знать. Даже Франсуа не обязательно посвящать. Собственно, обстоятельства, связанные с рождением Микаэлы, касаются только ее и ее мужа. Им о них расскажут. Скоро. Но не сейчас.

- Хотелось бы посмотреть на нее маленькую, - печально, но без тени осуждения произнес Джон. - Жаль, что я даже не знал о ее существовании.

Сердце Лизетт сжалось от любви и жалости.

- Прости меня, - тихо прошептала она. - Я так ругаю себя за то, что лишила тебя радости общения с дочерью. Джон ласково посмотрел ей в глаза и покачал головой.

- Тебе не за что ругать себя. Виноваты Рено и твой отец. - Голос его сделался твердым. - Их счастье, что они мертвы, иначе я бы задушил их собственными руками.

- О нет! - вскрикнула Лизетт. - Не говори так! Мы не должны опускаться до ненависти к мертвым. Это ничего не даст, только омрачит наше счастье.

- Не беспокойся, - сказал Джон, целуя се пальцы. - Ради нашего счастья я готов забыть о чем угодно. А теперь скажи мне, кому еще, кроме Жана, известно, что Микаэла - моя дочь?

- Никому. Мне кажется, что и Жан окончательно убедился в этом только вчера, и то только потому, что я растерялась, когда он задал мне прямой вопрос.

- Раз так, я ужасно рад! - произнес Джон и, смолкнув на несколько мгновений, посмотрел ей в лицо. - Не могу поверить, что ты боялась сказать ей правду. Неужели ты думала, что я могу отказаться от тебя?

Лизетт кивнула. Глаза ее наполнились слезами. Она вдруг стала такой беззащитной, что Джон даже простонал от жалости. Страстно прижав любимую к груди, он принялся быстро целовать ее щеки, нос, губы.

- На этом свете никто не заставит меня вновь расстаться с тобой. Тем более сейчас, когда мы обрели друг друга вновь после стольких страданий. - Он чуть отстранился, посмотрел в заплаканное лицо Лизетт и нежно улыбнулся. - Да знаешь ли ты, что ты и есть моя жизнь? Я не мыслю себя без тебя! Я просто не вынесу, если мы опять расстанемся! Двадцать с лишним лет я внушал себе, что любовь моя умерла. Ничего подобного! - Глаза его сверкнули. - Ничто больше не разлучит нас. Клянусь!

***

Если Джон и Лизетт окончательно поняли, что их любовь способна преодолеть любые преграды, то Хью все больше убеждался, что для окончательного решения их с Микаэлой проблем этого чувства еще недостаточно. С тех пор как он и его жена объяснились друг другу в любви, он пребывал в самом приподнятом настроении. Совершенно искренне он бы мог назвать себя счастливейшим человеком на свете. Но временами радость его уступала место невеселым размышлениям. Как ни печально, происходило это в самые интимные моменты их с Микаэлой отношений.

То, что было у них в тот день, когда он, раненный, приехал в "Уголок любви", так больше и не повторилось. Тогда он почувствовал, что доставил жене полное физическое удовлетворение. Сама она, конечно, ничего не сказала. Но ее страстные ласки, стоны и движения были куда красноречивее любых слов. У него самого все трепетало внутри, все ликовало оттого, что он сумел сломать оковы чувств Микаэлы. Вспомнив об этом, Хью грустно усмехнулся. В ту ночь он был уверен, что эта мучительная проблема в их отношениях решена окончательно. Даже вспыхнувшая затем ссора лишь убедила его в этом. Она свидетельствовала отнюдь не о холодности жены. Когда они вновь окажутся в постели, Микаэла, как он считал, будет горячей и страстной. Не было в этом сомнений после их взаимных любовных признаний. Он ждал, что в спальне жены его ждет та умопомрачительная любовница, которая проснулась в Микаэле в день его ранения. Но он ошибся.

Нахмурив брови и стиснув зубы, он пытался найти ошибку, но ничего вразумительного на ум не приходило. Без ложной скромности он мог назвать себя опытным любовником. В постели он делал все как нужно и вовремя. Он не торопился и не торопил ее, стараясь, чтобы не только он сам, но и она получила удовольствие, чтобы любовь доставила ей истинное наслаждение. Он вел себя нежно и осторожно. Жена вызывала в нем страстное желание. Но акты любви, к их обоюдному смущению, стали необычно короткими.

Это было бы понятно, если бы Микаэла не любила его, но она сама сказала, что любит, и Хью не сомневался в ее искренности. Бывают женщины, совершенно равнодушные к физической близости. Но и этого нельзя сказать о Микаэле. Она никогда не отказывала ему. Более того, всегда с радостью и готовностью отвечала на его ласки. Не было ни малейшего признака, говорящего о ее недовольстве. И все же... Губы Хью скривились в грустной усмешке. И все же порою ему кажется, что рядом с ним в постели не живая женщина, а теплая, мягкая и податливая кукла! Она отвечала на его ласки, но уверенности в том, что ей так же приятно и хорошо, как ему, что она возбуждена не меньше, чем он, не было.

Хью прекрасно знал, что Микаэлу, как и всякую креольскую девушку, на протяжении всей ее жизни родственники пытались оградить от любых темных сторон жизни. Интимные отношения, по понятиям креолов, тоже относились к тем вещам, о которых порядочным девушкам даже знать неприлично. Креолы оберегают своих дочерей от всего, что связано с особенностями противоположного пола, почище, чем самые богобоязненные пуритане. Он вновь усмехнулся не то над креольскими предрассудками, не то над собой. Но все же через столько недель после свадьбы должна была она перестать стесняться и сдерживать свои чувства! Он так любит свою острую на язык жену! Его устраивает в ней все, за исключением этой ее непонятной сдержанности. Как ни крути, а приходится признать, что ему недостаточно простой покорности и теплоты. Хочется большего, черт побери! Хочется обладать живой женщиной, а не просто ее телом.

Хью тяжело вздохнул, представив, как тяжело будет заговорить об этом с Микаэлой, если даже он решится на такой разговор. Можно ли вообще поговорить с ней на столь деликатную тему так, чтобы она не обиделась, не подумала, что он сердится на нее? Он как капризный владыка, мечтающий заполучить все, даже то, что он и назвать-то толком не может. Ему стало стыдно. Он женился на женщине, которую любит. Жена тоже любит его и не отказывает ему в близости. Чего еще надо? Такой семейной жизни можно только радоваться. Однако он чем-то недоволен. Рассердившись на себя, Хью попытался направить мысли немного по другому руслу.

Надо попробовать понять причины ее странного поведения в постели. Ведь по натуре она живая и страстная женщина. Вряд ли кто решится утверждать, что Микаэла привыкла скрывать свои чувства. Может, она все еще немного стесняется близости с мужчиной, со временем это пройдет само собой, и она превратится в горячую любовницу? Перебирая в памяти подробности их интимных свиданий, Хью вдруг понял, что жена всегда стеснялась предстать перед ним полностью обнаженной, всегда пыталась прикрыться одеялом или просила задуть свечи. Врожденная женская стыдливость? Или причина в нем самом? Он помрачнел еще больше. Может ли быть такое, что женщина любит мужчину, но не находит удовольствия в близких отношениях с ним? Он что-то делает не так, или ей неприятен сам акт любви? Вряд ли последнее. Микаэла с готовностью принимает его в свои объятия, ласки его явно возбуждают ее. Дело все-таки в нем самом. Как бы это ни было трудно, а надо откровенно поговорить с ней обо всем. Однако теперь такой разговор пугал еще больше. Мысль о том, что он сам является причиной холодности жены, мучила и лишала мужества. Есть, видимо, в том, как он ведет себя в постели, нечто пугающее и отталкивающее Микаэлу.

***

Микаэла, уставшая от полуденной жары, с удовольствием погрузилась в прохладную благоухающую ароматом гардении воду. Удобно расположившись в огромной ванне, она предалась приятным воспоминаниям о минувшей ночи, проведенной с Хью. Узнай Микаэла сейчас о мыслях мужа, она бы ужаснулась и не поверила. Ночи доставляли ей огромное наслаждение, она ждала их и готова была делать все, чтобы доставить ему удовольствие.

После примирения с Хью она вообще считала себя счастливейшей женщиной. Еще бы! У нее самый красивый, самый добрый и самый заботливый муж на свете. Он любит ее и не скрывает этого. А как она любит его! С каждым днем все сильнее и сильнее. Микаэла мечтательно улыбнулась и опустилась чуть глубже. Вода приятно охладила разгоряченную кожу, пощекотала обнаженные груди, нежно охватила соски. Это живо напомнило ласки Хью, губы которого прикасались ночью к тем же местам. Микаэла блаженно вздохнула.

О, если бы он знал, какая это сладостная пытка - ощущать жгучие прикосновения и сдерживать желание страстно отвечать на них! Позволять ему делать все, что он хочет, и не разрешать своим рукам ласкать его в ответ, лежать спокойно в то время, когда каждая клеточка рвется к нему! Она, как могла, старалась обуздать себя, заглушала рвущиеся из груди стоны, заставляла свое тело двигаться не так бесстыдно, как хотелось. Наверное, у нее бы не хватило сил на это, но она помнила постоянно о предупреждении тетушки Мари. Что бы там ни было, а вести себя нужно как положено. Она должна сдерживать свою страсть. Во имя любви! Хью никогда не обвинит ее в распущенности. Она не та глупая креолка, с которой развелся муж, заподозрив ее в безнравственности! Решив так, Микаэла успокоилась и стала мечтать о предстоящей ночи и объятиях мужа.

Ванна стояла в гардеробной, где в это время никто не мог нарушить одиночество Микаэлы. Когда из спальни донесся звук шагов, она решила, что это служанка принесла еще немного теплой воды. Но в открывшуюся дверь вошел Хью! Микаэла тихонько вскрикнула. Покраснев, она попыталась скрыть наготу, погрузившись поглубже в ванну. Румянец стал еще гуще, когда через мгновение она поняла, что лепестки гардений отнюдь не надежное покрывало.

- Хью! - сердито воскликнула она. - Уходи немедленно! Ты не должен видеть меня в таком виде!

Хью замер в дверном проеме, молча наслаждаясь представшей пред ним великолепной картиной. Черные волосы Микаэлы казались глянцевыми. В живописном беспорядке они спускались на ее лицо и шею. К щекам пристали трогательные тонкие прядки. Влажно поблескивающие плечи чуть выступали из полупрозрачной пены цветочных лепестков. А чуть ниже угадывались манящие выпуклости грудей. Взгляд его остановился на розовых сосках. Сердце забилось быстрее. По телу прокатилась волна вожделения.

- А почему, собственно, - громко спросил он, - я не могу посмотреть на тебя? - Импульсивным движением он прикрыл дверь и шагнул к ванне. - Ты - моя жена, и нам нечего скрывать друг от друга.

Что означает этот тон и этот взгляд Хью, Микаэле было отлично известно. А приподнявшаяся вдруг спереди его брюк ткань не оставляла никаких сомнений в том, что задумал муж. Сейчас самое важное было справиться с просыпающимся в ней самой желанием.

- Потому что я раздета, - постаралась как можно спокойнее произнести она, проглотив подступивший к горлу комок. - Хорошая жена-креолка не должна обнажаться перед мужчиной, даже перед собственным мужем. Я не хочу смущать тебя.

- Хорошая жена-кре...

Неожиданно мелькнувшая в голове догадка заставила Хью осечься на полуслове. Может ли это быть? Ему было известно, что креолкам с детства внушают необходимость быть покорными мужьям. А это почему-то предполагает и то, что женщина не должна открыто проявлять свою страсть. Ему даже как-то рассказывали не то быль, не то анекдот о муже, прожившем с женой пятьдесят лет и так и не увидевшем ни разу ее обнаженной. Боже правый! Неужели Микаэла, укутываясь в свою ночную сорочку и переодеваясь исключительно за ширмой, полагает, что делает это ради его и ее блага? Возможно, стараясь быть покорной во время любовного акта, она верит, что именно этого хочет от нее он? В глазах Хью появился веселый блеск. Если это так, то ее ждет настоящее открытие. Очень неожиданное для нее, надо думать. Он хитро улыбнулся, сел возле ванны на стул и принялся неторопливо стягивать с ног ботинки.

Глаза взирающей на это Микаэлы округлились.

- Что ты собираешься делать? - спросила она дрожащим уже не от возбуждения, а от нарастающего удивления голосом.

Разувшись, Хью встал и быстро скинул рубашку. Взгляд ошеломленной Микаэлы остановился на его широкой мускулистой груди, губы приняли форму буквы О.

- Я собираюсь провести один эксперимент. Уверен, что тебе он доставит удовольствие. Только прежде ты должна мне кое-что пообещать.

- Что пообещать? - осторожно спросила Микаэла, заставив себя отвести заблестевшие глаза от мужа. Он склонился к ней и нежно поцеловал.

- Я хочу, - медленно произнес Хью, щекоча губами ее лицо, - чтобы ты дала слово, что на несколько ближайших минут перестанешь быть хорошей креольской женой! Обещай, что будешь прислушиваться к своему телу и, если я сделаю что-то приятное тебе, не станешь скрывать это.

Его рука погрузилась в воду, пальцы нежно сжали грудь Микаэлы. Она вздрогнула и тихонько простонала от удовольствия - Да! - мягко произнес Хью. Именно этого я и хотел. Нужно, чтобы ты не скрывала, что желаешь меня. Я хочу, чтобы ты поощряла меня, отвечала на мои ласки.

Уже при первом поцелуе тело Микаэлы встрепенулось, а когда его пальцы прикоснулись к груди, все в ней затрепетало, стремясь к нему. Соски, налившись негою, мгновенно затвердели, между бедер появилось приятное жжение. Но слова мужа смущали ее.

- Ты.., ты хочешь, чтобы я показала?.. - пролепетала она, посмотрев на него широко распахнутыми глазами. - И это не оттолкнет тебя? Тебе не будет неприятно? Ты.., ты не станешь стесняться меня после этого?

Хью вожделенно улыбнулся.

- Нет, - произнес он, растягивая слова. - Как раз наоборот Это сделает меня счастливейшим из мужчин.

Одним быстрым движением он скинул с себя брюки, оставшись в костюме Адама. Микаэле стало трудно дышать, сердце ее чуть не выскочило из груди. Несмотря на то что прошло уже около двух месяцев со дня свадьбы, она так и не привыкла видеть мужа полностью обнаженным. А сейчас он предстал перед ней во всей красе. Микаэла была смущена и вместе с тем ощущала нарастающее возбуждение. Сложен Хью был прекрасно. Она восхищенно вздохнула, глядя на его широкие плечи, узкие бедра и сильные, отлично развитые, прямые ноги. А между ногами... Наверное, именно об этом втайне мечтает каждая женщина. Микаэла не могла оторвать глаз от продолговатой части его тела, у основания которой вились черные волосы. Под взглядом ее этот таинственный предмет увеличивался в размерах и становился более твердым и упругим. Лишь через несколько долгих секунд смущение заставило ее перевести взгляд на его лицо.

На губах Хью играла довольная улыбка. Он был явно удовлетворен ее поведением.

- Видишь, - тихо произнес он, - как возбуждает меня один лишь твой взгляд. Скрывая свои тела, мужчина и женщина лишают друг друга огромного удовольствия.

Микаэла, борясь с нахлынувшими на нее чувствами, с трудом перевела дыхание.

- Но тетушка Мари говорила, что уважающая себя женщина никогда не допустит, чтобы муж видел ее неодетой. - Она посмотрела на него со страхом и мольбой и заговорила быстрее, стараясь успеть высказать все до того, как наружу вырвутся подступающие к глазам слезы. - Она говорила также, что неприлично показывать мужу, что ты хочешь его. По ее словам, креольские мужья ждут от своих жен сдержанности, а излишняя смелость в постели может только повредить семейным отношениям. Тетушка рассказывала о креоле, который развелся с женой только потому, что та не сдерживала свою страсть, и он посчитал ее слишком развратной... Я не хочу, чтобы ты развелся со мной, - добавила она совсем тихо.

Хью с ужасом подумал о том, что должна была переживать все это время искренне поверившая тетушкиным советам Микаэла.

- Твоя тетушка Мари просто старая болтушка, - засмеялся он. - И уж точно она не самый большой знаток предмета, о котором взялась рассуждать. - Он ласково улыбнулся. - Клянусь, что я не разведусь с тобой ни при каких обстоятельствах, а уж из-за того, чего ты боялась, лапочка моя, тем более. Должен напомнить тебе, - продолжил он, озорно сверкнув глазами и нежно приподняв пальцем подбородок жены, - я не креол. Я просто мужчина, который любит тебя. Мне нужна ты, живая Микаэла, а не какая-то креольская жена из легенд тетушки Мари.

Последовавший за этим поцелуй был таким долгим, страстным и горячим, что он едва восстановил дыхание, чтобы добавить:

- Я люблю свою маленькую женушку, хочу, чтобы она была смелой и страстной и не скрывала своих чувств.

Несмотря на то что вода в ванне успела остыть, Микаэле стало жарко. Мысль, которая пришла ей в голову, обескураживала и пугала.

- Я не смогла удовлетворить тебя? - пролепетала она чуть слышно.

Хью даже в лице изменился.

- Ты не удовлетворила меня? О нет. Меня мучила мысль, что это ты недовольна мной. Скажи честно, это так?

- Нет! Нет, что ты! - воскликнула она, непроизвольно поднимаясь в ванне. Я никогда так не думала. Никогда! Ты всегда был так великолепен, так мягок и добр ко мне.

Хью несколько секунд смотрел на нее молча. В глазах его было столько любви и страсти, что у Микаэлы сжалось сердце.

- Но в данный момент я совсем не мягок, любовь моя, - прошептал он, беря мокрую, трепещущую жену на руки. - У меня осталось одно желание, одна мысль я хочу тебя!

- И.., я.., я тоже тебя хочу, - пролепетала она, ужасаясь собственной смелости.

- Это правда, дорогая? Ты не придумываешь? - Микаэла кивнула, и Хью горячо поцеловал ее. - В таком случае, - пообещал он хрипловатым голосом, - я постараюсь сделать все, чтобы убедиться в этом окончательно.

Не видя ничего вокруг, он понес драгоценную ношу в свою спальню. Именно здесь, на своей постели, этим жарким днем он должен показать Микаэле, как ошибалась ее тетушка Мари.

Хью опустил жену на белоснежную простыню, откинул полог кровати и, чуть наклонив голову, любовался ее освещенным солнцем телом.

- Как же тебе могло прийти в голову, что мне может быть неприятно взирать на такую красоту, такое очарование? Трепет твоего тела, твои прикосновения так желанны мне. - Губы Хью прикоснулись к ее груди, язык пощекотал набухший сосок. - Ты такая сладкая здесь... - Голова его опустилась чуть ниже, и он поцеловал ее теплый живот. - И здесь...

Поцелуи были короткие, почти небрежные, но такие несказанно приятные. Внутри Микаэлы что-то дрогнуло, пальцы сами осторожно расправили его густые черные волосы.

- Да, так... - прошептал он. - Трогай меня... Дотрагивайся до любых мест. Если тебе этого хочется так, как хочется мне.

Микаэла последовала его совету, сначала робко, но с каждой секундой все смелее и увереннее. Чтобы не спугнуть этот порыв, Хью заставил себя лежать смирно, наслаждаясь ее ласками. Но страсть в груди его разгоралась с каждой секундой сильнее. Сдерживать себя было все труднее. А может, и не стоит? Может, забыть обо всем и просто упиваться ласками любимой жены, отдав свое тело в ее распоряжение? Легкие руки Микаэлы нежно прикоснулись к его соскам, защекотали спину и напрягшиеся ягодицы. Из его груди вырвался удовлетворенный стон. А пальцы ее, опустившись ниже, уже дотронулись до его напрягшейся плоти, и Хью на миг показалось, что он умирает от страстного возбуждения. Прерывисто дыша, он схватил ее руки и поднес к губам.

- Достаточно, сладкая моя, я не могу... - пробормотал он, целуя ее ладони и запястья. Серые глаза его буквально светились счастьем и вожделением. Теперь моя очередь.

Уже разгоряченный ласками жены, целуя ее, он чувствовал, что буквально закипает. Голова кружилась, перед глазами расплывались разноцветные круги. Губы его, горячие, влажные, были везде, и тысячи коротких поцелуев слились в один. Хью целовал все ее ликующее тело. Хрипловатые и неразборчивые, но такие нежные слова, слетающие с его уст, проникали в самое сердце, воспламеняя его, делая сладострастное желание до боли властным и сильным. В голове пронеслась мысль, что это, наверное, и называется соблазном, против которого невозможно устоять. Возбуждают и зовут не только его прикосновения, но и слова, взгляды, даже мысли. И на зов этот откликается в ней все без остатка.

Голова Хью была уже у самого низа ее живота, руки осторожно раздвинули бедра, губы жадно прильнули к треугольнику волос, шелковый горячий язык проник внутрь ее. Как он мечтал об этой минуте! Микаэле казалось, что все ее тело вспыхнуло и растворилось в чем-то неописуемо сладостном и приятном. Руки сами судорожно обхватили его голову, стараясь прижать ее еще ближе. В глубине сознания мелькнуло, что муж делает что-то недопустимо безнравственное. Но мысль эта тут же сгорела в пламени страсти. Микаэла сейчас не могла бы остановить Хью. И не хотела...

Пряный, возбуждающий запах Микаэлы полностью заполнил его ноздри, язык чувствовал ее ни с чем не сравнимый вкус, пальцы ощущали ее живую волнующуюся плоть. Он продолжал с наслаждением ласкать ее. Услышав протяжный стон, он алчно улыбнулся и посильнее сжал ее начавшие непроизвольно вздрагивать бедра.

Микаэла как в полусне воспринимала все, что делает он и что происходит с ней. Никогда еще не испытывала она таких невыразимо сладостных ощущений, поглотивших ее целиком. Тело, начавшее вдруг жить своей собственной жизнью, конвульсивно подрагивало в каком-то сладострастном танце. Ее бросало то в жар, то в холод, ее пугали и опьяняли эти ощущения. Нервы свернулись в почти ощутимые клубочки, ожидая его прикосновений и мгновенно отвечая па них. Она обнаружила в себе нечто новое, совершенно неведомое ей до сих пор. Хотелось кричать, плакать и смеяться одновременно. Ошеломленная, она прижала к губам сжатый кулачок.

Хью понял, что творится с женой, по ее приглушенному вскрику. Счастливо улыбнувшись, он поцеловал ее в черный треугольничек еще раз и заставил себя остановиться.

- Я хочу слышать тебя, любимая, - произнес он, осторожно убирая ее руку ото рта. - Я хочу знать, что тебе приятно со мной. Мне это необходимо. Горящий взгляд заскользил по се освещенной солнечными лучами фигуре. - Я люблю в тебе все. Твое прекрасное тело - величайшее наслаждение для меня. Никогда не стесняйся того, чем наградила тебя природа. - Хью поцеловал мягкие губы Микаэлы. - Запомни, мне нужны твои ласки, твои прикосновения, - прошептал он. - Я хочу вновь и вновь сходить с ума от твоей близости. - Он аккуратно поправил ее растрепавшиеся волосы и заглянул в бездонные черные глаза. Впрочем, - слегка усмехнулся он, - если тебя более устраивает то, что предложила тетушка Мари...

Почти не в силах пошевелиться от переполнявших ее чувств, Микаэла нежно пощекотала пальцами щеку мужа.

- Сдается мне, - тихо произнесла она, - что тетушка Мари вовсе не знала того, о чем говорила.

- Вот и отлично! - пробормотал Хью, раздвигая ноги жены и страстно целуя ее в губы.

Руки Микаэлы обвили его шею, тело с готовностью рванулось навстречу его телу. Душу Хью заполнила ликующая радость. Жена любит его и вожделеет как мужчину! Она хочет его не меньше, чем он ее!

Глава 22

Конечно, в жизни Микаэлы и Хью и раньше были приятные моменты. Но понимание настоящего счастья пришло только в этот день. Микаэла впервые до конца ощутила, какое наслаждение может дать женщине в постели любящий, опытный и сильный муж. Ну а Хью обрел наконец ту женщину, о которой мечтал, которая была с ним лишь один раз, в день его ранения.

День уже переходил в вечер, когда они поднялись с кровати и направились в гардеробную, где стояла заново наполненная ванна. Поняв, что Хью не намерен оставлять ее и на время водных процедур, Микаэла попыталась было возражать, не особенно, впрочем, настойчиво. Вскоре она убедилась, сколько удовольствия и радости может доставить обычная ванна, принятая вместе с мужем. Правда, времени это заняло гораздо больше, чем без него. В конце концов они вспомнили о гостях и, одевшись, спустились вниз.

Франсуа и Алена нигде не было видно, зато Лизетт, Жана и Джона удалось обнаружить довольно быстро. Они наслаждались прохладой в тени дома. С гордостью хозяйки Микаэла отметила, что все трое восседают в креслах-качалках, поблескивающих свежей зеленой краской. Кресла эти, оставшиеся от прежних хозяев, ей сразу понравились, и она первым делом приказала отремонтировать и заново покрасить их. Судя по выражениям лиц гостей, они разговаривали о чем-то серьезном. Однако при виде хозяев все трое начали улыбаться и оживленно обсуждать предстоящую свадебную церемонию. Хью подозрительно оглядел вмиг повеселевшую при его приближении компанию. Было очень похоже, что здесь обсуждали нечто тайное, не предназначенное для его ушей. Но долго задумываться над этой странностью было некогда. Приближалось время ужина. Он явно пренебрег обязанностями хозяина, забыв обо всем в объятиях жены. Стало немного стыдно, и Хью, стараясь исправиться, целиком посвятил себя развлечению гостей. Впрочем, мечтал он при этом только о том моменте, когда сможет пожелать всем спокойной ночи и уйти с Микаэлой в спальню. За столом он не сводил с нее поблескивающих от нетерпения серых глаз. Взгляды, брошенные в ответ Микаэлой, были не менее красноречивы. В черных глазах читались такие страстные обещания, что у Хью перехватывало дыхание. Можно было не сомневаться, что их сегодня ожидает чудесная ночь!

Увлеченный мечтами о том, чем он займется после ужина, Хью лишь машинально участвовал в общем разговоре. Правда, он обратил внимание, что настроение Франсуа с приездом друга не улучшилось. Молодой человек выглядел даже более грустным и напряженным, чем раньше. Но и это наблюдение отвлекло его лишь на короткое время. Один человек на всем свете занимал его мысли - Микаэла! Хорошо еще, что она догадалась опустить голову. Ее страстные взгляды сводили с ума. Хью даже поймал себя на том, что теряет контроль над собой. Еще немного, и он мог бы шокировать всех, приставая к собственной жене прямо за столом.

К счастью, до этого не дошло. Возможно, благодаря Алену и Франсуа. Они сказали, что торопятся, так как хотят этим вечером еще успеть навестить живущих неподалеку друзей. Всех остальных, хоть они никак и не выказали этого, такой поворот событий более чем устраивал. Хью и Микаэла могли пораньше удалиться в спальню. У Жана, Джона и Лизетт появлялась отличная возможность поговорить с хозяевами на известную щекотливую тему.

Молодые люди уехали. Все вышли в сад и расположились в удобных креслах, стоящих под двумя благоухающими магнолиями. Чтобы отогнать москитов, подожгли несколько горшочков с серой и какими-то ароматными листьями. Струек дыма оказалось вполне достаточно, чтобы испугать надоедливых кровососов. На оба дерева были повешены зажженные фонари, свет которых ярким кругом отгораживал людей от сгущающейся темноты. Со стороны реки дул легкий приятный ветерок. Дополнял сельскую идиллию хор лягушек, в который изредка вносил протяжную басовую ноту зовущий подругу аллигатор.

Хью блаженно откинулся на спинку стула, наблюдая за исполняющими причудливый танец на границе света и тьмы насекомыми и обмениваясь время от времени ленивыми фразами с окружающими. Однако уже через несколько минут он ясно ощутил какое-то напряжение, особенно оно чувствовалось в голосе Лизетт. Он поднял глаза и увидел, как Джон сжал ее руку и, нагнувшись, что-то зашептал на ухо. Теща покачала головой. Жан тоже пристально смотрел на Лизетт, причем так, будто желал подтолкнуть ее к какому-то действию. Что за чертовщина? Хью перевел взгляд на жену. Странное поведение матери, судя по всему, не прошло мимо ее внимания.

- С тобой все в порядке, мама? - спросила Микаэла. - У тебя не болит голова?

Лизетт несколько секунд молча вглядывалась в лицо дочери, похожее при этом призрачном освещении на прекрасную камею.

- Нет, - произнесла она наконец. - Я чувствую себя прекрасно. - Лизетт растерянно перевела взгляд на Джона, затем на Жана и, будто получив от них какой-то тайный сигнал, заговорила уже другим, торжественным тоном:

- Я должна кое-что сказать тебе.., нечто, что очень удивит тебя. Это оставалось тайной в течение двадцати лет.

Джон ободряюще пожал ее руку, и Хью вдруг понял, о чем им хотят рассказать. Сразу припомнилось смутное подозрение, шевельнувшееся в душе, когда он узнал историю давней любви Джона и Лизетт. Тогда перед глазами почему-то возникло лицо Микаэлы с такими знакомыми ямочками на щеках. Знакомыми с детства! Как же он сразу не догадался! Поднявшись на ноги, он подошел к жене и положил руку ей на плечо.

Немного смущенная и озадаченная происходящим, Микаэла обернулась к нему, улыбнулась и благодарно потерлась щекой о его крепкую ладонь.

- И что же ты хочешь рассказать мне, maman? - спросила она, поворачиваясь к Лизетт. - Неужели есть еще что-то, что может удивить меня? - Микаэла рассмеялась. - Сомневаюсь, что так много интересного происходило, до моего рождения... - Произнеся последние слова, она смолкла, ощутив смутную тревогу. Мама встречалась с Джоном Ланкастером до ее рождения... Она вышла замуж за Рено Дюпре почти сразу же, как только прекратились их отношения с Джоном... Что же ты молчишь? - воскликнула она, растерянно глядя то на Лизетт, то на Джона. - Говори же!

Лизетт выдохнула и решительно произнесла:

- Твой отец не Рено Дюпре. Я забеременела до того, как стала его женой. Ты - дочь Джона Ланкастера.

У Микаэлы перехватило дыхание. Если бы не поддерживающий ее за плечи Хью, она, наверное, упала бы. Схватив руку мужа, она прижалась головой к его груди. Он казался ей сейчас единственной твердой опорой в неожиданно изменившем свои очертания мире. Все молчали. Микаэла подняла полные боли глаза на мать, потом перевела их на Джона Ланкастера, затем на Жана.

- Ты знал? - коротко спросила она дядю.

Тот угрюмо кивнул.

Микаэла проглотила подступивший к горлу горький комок, только сейчас начиная понимать смысл услышанного. Тот, кого она называла папой, вовсе не папа. Жан тоже не дядя... Она носит фамилию Дюпре, но в ней нет ни капли крови Дюпре... Никогда не было! Она - незаконнорожденное дитя... Только благоразумное решение Лизетт, согласившейся быстро выйти замуж, спасло ее от стыда и позора. Все это было столь ошеломляюще не правдоподобно, что Микаэла не могла даже плакать. Она замерла, уставившись неподвижным взором в темноту.

Нарушить возникшее тягостное молчание решился Джон Ланкастер.

- Мы не собираемся делать тайну твоего рождения всеобщим достоянием, спокойно начал он. - Это не из-за нас с Лизетт, - поспешил добавить Джон, видя, как сжалась, недоуменно посмотрев на него, Микаэла. - Такой красивой и умной дочерью я могу только гордиться. Но мы понимаем, какие боль и унижение придется испытать тебе, объясняя друзьям и знакомым, кто твой отец.

- Это никого, кроме нас, не касается, - проворчал Жан. - Тайну знаем только мы пятеро. Пусть так оно и останется. - Он взглянул на застывшее лицо Микаэлы. - Мы не хотели причинить тебе боль, крошка. Но, согласись, ты и Хью должны знать правду. - Жан улыбнулся с искренней добротой. - На самом деле ничего не меняется, та cherie. Надеюсь, что ты по-прежнему будешь называть меня дядей. Для меня ты остаешься любимой племянницей.

Микаэла растерянно посмотрела ему в глаза. Мысли в голове мелькали с лихорадочной быстротой, и сосредоточиться на чем-то было крайне трудно. Шок, однако, начал постепенно проходить. Она перевела смущенный взгляд на Джона Ланкастера. Это ее отец... Этот высокий, симпатичный американец с красивыми глазами - ее папа!

- Как давно вам стало известно об.., обо мне? - тихо спросила она.

- Не так давно, как бы мне этого хотелось, - с готовностью ответил Джон, ласково улыбнувшись. - Твоя мама, - он взглянул на растерянную Лизетт, - по вполне понятным причинам сказала мне об этом только сегодня утром. Для меня это была большая радость, сравнимая разве что с ее согласием стать моей женой. Конечно, - вздохнул он, - хотелось бы узнать о своем ребенке пораньше. Мы - и ты, и я - были многого лишены. Но так уж получилось. Ничего не поделаешь. Надеюсь, что ты позволишь мне хоть как-то восполнить упущенное. Я готов помочь тебе всем, чем могу, как и положено отцу. Если ты хоть изредка будешь смотреть на меня с симпатией, я буду совсем счастлив. - Глаза Джона и Микаэлы встретились. - Я не собираюсь подгонять события. Нам еще предстоит привыкать к нашим новым отношениям. Торопить тебя было бы глупо. Меньше всего мне хочется причинить тебе какие-то неудобства. Мы все хотим только одного - чтобы ты была счастлива.

Не без удовольствия Микаэла отметила про себя, что папа ее очень мил. Губы ее чуть дрогнули и расплылись в робкой улыбке. Она ощутила вдруг какое-то странное спокойствие. Конечно, она была смущена, даже ошеломлена, но огорчения, а тем более неприязни не чувствовала совершенно. Боль, которую она испытала в первый момент, становилась все слабее и постепенно исчезла совсем. Джон Ланкастер - родной отец!.. Как ни странно, эта поразительная новость совсем не огорчила ее. Наоборот, чем больше Микаэла думала об этом, тем радостнее становилось на душе. Оказывается, ее папа жив. Вот он, красивый и здоровый, сидит напротив нее! А через несколько недель он женится на ее любимой мамочке.

- Ты очень сердишься на меня? - услышала Микаэла робкий вопрос Лизетт и увидела ее полные тревоги глаза. - Я.., я не хотела тебя обманывать... Но потом решила, что всем нам, тебе в первую очередь, будет лучше, если ты будешь считать своим отцом Рено. - В голосе Лизетт послышались сдерживаемые слезы. Я не хотела причинить тебе боль, малышка! Я так боюсь, что ты возненавидишь меня!..

Сердце сжалось от жалости и любви к матери. Бросившись к ней, Микаэла опустилась на колени перед ее стулом.

- Мамочка! Как ты могла подумать такое! - Голос ее задрожал. - Разве я могу осуждать тебя, тем более ненавидеть? Ты ничем не обидела меня. Ты поступила так, как было нужно. - Микаэла очаровательно улыбнулась и посмотрела на Джона. - Как хорошо, что вы женитесь на моей maman. Благодаря этому я смогу называть вас папой, не опасаясь, что это кого-то удивит.

- О, та cherie! - воскликнула Лизетт, обнимая дочь. - Я так боялась... Я вся измучилась, думая, как пройдет этот разговор!

- Теперь он уже позади. Тебе не о чем больше волноваться, - прошептала ей на ухо Микаэла. - Мы все узнали, не правда ли? - спросила она громче. - Вот и отлично!

Лизетт, смахнув появившиеся на глазах слезинки, кивнула и улыбнулась. Джон одной рукой обнял дочь, другой - невесту. Подошедший к ним Хью помог Микаэле подняться на ноги. В глазах его поблескивали веселые искорки.

- Помнится, - обратился он к отчиму, - я как-то сказал, что благодарен судьбе за вашу с Лизетт размолвку. Ведь поженись вы тогда, на свет не появилась бы моя очаровательная Микаэла. Кажется, настало время подправить это заявление. Должен от всей души поблагодарить вас за то, что вы сумели произвести на свет ту единственную женщину, с которой я узнал, что такое счастье.

Наградой была лучезарная улыбка жены.

- О! Оказывается, ты умеешь говорить отличные комплименты, - произнесла она.

- Чему ты удивляешься? - улыбнулся в ответ Хью. - Тебе же известно, что я вообще отличный парень.

- Да, - вмешался в разговор Жан, вполне довольный состоявшимся объяснением. - Похоже, нам довольно легко удалось вновь обрести почву под ногами. А сейчас, полагаю, не помешает принять немного бренди. - Он тоже улыбнулся. - В качестве разминки перед основным торжеством, естественно.

***

Позже, когда они с Хью лежали в постели, Микаэла мягко спросила:

- Тебя не смущает, что мой отец - твой отчим?

- Смущает? - усмехнулся Хью и притянул ее к себе поближе. - Когда ты наконец поймешь, что ты для меня - само совершенство? Какое мне, черт побери, дело до того, кто твои родители? На свете есть ты, и это самое главное. Ты моя жена. Я люблю тебя, ты - меня. Все остальное не так важно.

Довольная ответом, Микаэла благодарно чмокнула его в щеку. Хью показалось, что при этом жена хотела что-то сказать, но внезапно передумала и резко опустила голову на подушку.

- Что, милая? - подбодрил он ее. - Тебя еще что-то беспокоит?

Микаэла присела и пристально посмотрела ему в глаза.

- За последние дни мы успели поговорить о многом, - осторожно произнесла она, - секретов между нами, кажется, не осталось. И все-таки есть вопросы, в которые ты никак не хочешь посвящать меня. Я имею в виду проблемы нашей компании. А ведь именно из-за них, между прочим, ты приехал в Новый Орлеан, и мы с тобой встретились.

Хью немного растерялся.

- Мне просто не хотелось беспокоить тебя, дорогая, еще и этим, - не очень твердо произнес он.

- Не забывай, дорогой, что это не только твоя, но и моя компания! сердито напомнила Микаэла. - И все, что касается "Галланд, Ланкастер и Дюпре", напрямую затрагивает мои интересы. Я имею право и хочу знать, удалось ли тебе что-нибудь выяснить. Насколько все это серьезно? Как ты собираешься исправлять положение? Ты не хочешь мне ничего говорить о вещах, от которых зависит мое, наше будущее... Ты не находишь, что теперь, когда мы разобрались в наших личных отношениях, самое время вместе заняться проблемами компании?

Несколько долгих минут Хью молча размышлял над тем, что он должен ответить. Он признавал, что Микаэла была абсолютно права. Конечно, между ними не должно быть секретов... Любые тайны и недомолвки омрачат их союз. Это бесспорно.

- Поверь мне, я не хочу говорить об этом только потому, что придется касаться весьма деликатных и болезненных для тебя вещей, - произнес он слегка подрагивающим голосом.

Ответом был твердый и требовательный взгляд жены. Набрав побольше воздуха, Хью начал рассказывать обо всем, что было ему известно: о кражах товаров со склада компании, о том, как они осуществлялись, а также о том, что за всем этим стоит кто-то из совладельцев "Галланд, Ланкастер и Дюпре".

- И ты полагаешь, что это может быть даже мой дядя или Франсуа? - спросила явно огорченная этим предположением Микаэла.

- Не исключено, - пожал плечами Хью. - Сейчас я почти убежден, что Жан ни в чем не виноват, хотя поначалу подозревал и его. Из числа подозреваемых я сразу исключил только Джаспера.

- А Франсуа до сих пор под подозрением?

- Если не ошибаюсь, он должен крупную сумму денег Хассону. Он мог попытаться расплатиться, позаимствовав кое-что у "Галланд, Ланкастер и Дюпре". Это не так уж невероятно.

- Но совершенно не в духе Франсуа! - воскликнула Микаэла, не желая верить в то, что ее брат мог красть у своей семьи.

- Не совсем так, - спокойно ответил Хью. - Можно представить, что он вообще не считал это кражей, полагая, что берет только то, что ему и так принадлежит. Такой вариант вполне возможен.

- Ты думаешь, что так и было?

- Признаться, да, - грустно произнес он. - Но мне бы очень хотелось ошибиться. Я предпочту, чтобы вором оказался Хассон. Это избавило бы пас от многих проблем.

- Не хочется верить, что мой брат дошел до такого, но и отрицать, что в твоих словах есть доля правды, я тоже не могу, - призналась встревоженная Микаэла. - Франсуа крайне избалован. Он с детства привык получать все, что захочет. Пожалуй, рассуждая так, как ты сказал, он мог оправдать и кражу. Но то, что он причастен к хладнокровному убийству, совершенно невероятно, твердо произнесла она. - Да и в то, что он постоянно брал все больше и больше, не верю. Мелкие махинации - еще куда ни шло, по крупные обдуманные хищения нет. - Прервавшись, она посмотрела в глаза мужа. - А Ален... Ты думаешь, что он может стоять за всем этим?.. Ведь речь идет не только о воровстве, но и... - голос жены дрогнул, - о гибели несчастного Этьена.

- Алена ты знаешь лучше, чем я. Поэтому гораздо важнее, что думаешь ты.

Микаэла задумалась. Припомнился взгляд Алена, которым он смотрел в тот вечер, когда пытался насильно поцеловать ее. Было что-то обидное и неприятное в его глазах, безобразно жестокое в поведении.

- Мне кажется, - тихо сказала она, кивнув головой, - что при определенных обстоятельствах Ален не остановится ни перед чем. Известно, что он очень жесток и, если Этьен представлял для него угрозу, мог замыслить убийство.

- И как же следует поступить нам? Выставить его из нашего дома? Публично высказать ему наши подозрения?

- Если ты попытаешься выставить его из дома, - покачала головой Микаэла, а уж тем более обвинишь, не имея вполне достоверных доказательств, в убийстве и воровстве, это окончится еще одной дуэлью. А я не желаю, чтобы ты так глупо рисковал своей жизнью. - Она поцеловала его в губы. - Я уже говорила, что меня не устраивает роль молодой вдовы.

- О, как мало веры в мои способности дуэлянта! Полагаю, что я имею полное право обидеться, - пробормотал улыбающийся Хью.

- Можешь обижаться сколько хочешь, только оставайся живым и здоровым!

- Неужели это для тебя так важно? - спросил он, не сомневаясь в ответе.

- О, если только самую малость. - Микаэла ласково улыбнулась, заглядывая мужу в глаза. - Знаешь же, несносное ты существо, что я обожаю тебя! - Она прижалась к его груди и крепко обняла. - Но ублажать тебя, беспрестанно повторяя это, я не собираюсь.

- Ладно, будем считать, что этот вопрос мы обсудили. Вернемся к менее приятной проблеме. Что же нам делать с Аленом?

- Следить за ним, - прошептала, зевнув, Микаэла. - Надо устроить так, чтобы мы знали о каждом его шаге. Пока он в нашем доме, это будет довольно просто. Мы будем по очереди наблюдать за ним. А когда он уедет, мы наймем кого-нибудь, кто будет незаметно ходить за ним по пятам.

- Неплохая идея, - задумчиво произнес он. - Очень неплохая.

- Не сомневаюсь. Ведь она пришла в голову мне, - промурлыкала она, засыпая.

Хью еще долго лежал, глядя на спящую жену и размышляя о сюрпризах и неожиданных поворотах судьбы. Получается, что "Галланд, Ланкастер и Дюпре" он обязан далеко не только одним финансовым благополучием. Не приди в голову Джона мысль создать экспортно-импортную компанию, он бы не поехал на юг и не встретил Кристофа Галланда, а значит, не увидел его красавицу внучку и не влюбился бы в нее... Даже плохое самым неожиданным образом превращается порой в хорошее. Не соверши Кристоф и Рено свой жестокий подлог, Джон не стал бы его отчимом. А не начни кто-то обворовывать компанию, Хью Ланкастеру не пришлось бы ехать в Новый Орлеан. Преспокойно жил бы себе в Натчезе и не влюбился в спящее сейчас у него под боком очаровательное существо. Немыслимо!

Он уже готов был по примеру Микаэлы забыться в объятиях Морфея, когда услышал шаги в коридоре, а затем голоса. Разговаривали Ален и Франсуа, и, учитывая толщину стен, довольно громко. Хью нахмурился, подумав о том, что брату его жены следовало бы подыскать себе более достойную компанию. Ален человек с сомнительной репутацией и очень опасен. Чем быстрее этот парень уедет в Новый Орлеан, тем лучше. Впрочем, совсем хорошо будет, если его вообще оставят наедине с любимой женой. Хью мечтательно улыбнулся.

Что касается Франсуа, он рад бы покинуть "Уголок любви" как можно скорее. Страх разоблачения день ото дня усиливался. А искреннее гостеприимство Хью делало чувство вины совсем нестерпимым. Но он не мог уехать, пока здесь оставался Ален. Хоть бывший друг и обещал не причинять вреда Хью, Франсуа ему не верил. Он решил, что будет постоянно держать Алена в поле зрения и в случае чего помешает ему совершить преступление.

Встреча с друзьями отвлекла Франсуа от мрачных мыслей. Возвращаясь назад, он был почти весел и вполне мирно беседовал с Аленом. Но по мере приближения к усадьбе молодоженов на душе становилось все тревожнее. Когда заспанный конюх поспешно принял поводья лошади, настроение стало таким же, как перед отъездом. Франсуа опять ощутил острую неприязнь к спутнику.

- Долго ты еще собираешься оставаться здесь? - довольно резко спросил он, поднимаясь по ступенькам крыльца.

- Это выглядит так, mon ami, будто ты хочешь побыстрее избавиться от меня, - нахмурил брови Ален.

Франсуа стиснул челюсти, но, когда заговорил, голос его звучал ровно.

- Будем откровенны. Ты приехал сюда вовсе не для того, чтобы повидаться со мной, а совсем с иными планами. Если ты отказался от этих планов...

- А кто тебе сказал, что я от них отказался?

- Ты дал слово, что не причинишь Хью вреда. И если ты намерен его сдержать, то делать тебе здесь нечего.

- А почему бы не предположить, что я просто отдыхаю? Почему я должен торопиться с отъездом, если мне здесь хорошо?

- Тогда считай, что я прошу тебя уехать, - чуть повысил голос Франсуа, угрюмо посмотрев на собеседника.

В ответном взгляде Алена проступило что-то страшное и мерзкое.

- А ты понимаешь, что твое поведение довольно обидно? Хорошенько подумай, малыш, прежде чем отталкивать меня! Я могу и рассердиться. Поверь мне, если я стану твоим врагом и буду вынужден действовать, тебе не поздоровится.

- Угрожаешь? - сухо уточнил Франсуа. - Тогда и я предупреждаю. Не пинай меня слишком сильно! У меня еще сохранились остатки гордости и хватит смелости, чтобы пойти к Хью и все ему рассказать.

Ален, открывая дверь своей комнаты, к которой они как раз в этот момент подошли, окинул Франсуа ледяным взором.

- Вижу, что ты сейчас не в том настроении, чтобы говорить о делах. Bonne nuil! Будем надеяться, что к завтрашнему дню к тебе вернется здравый смысл.

Ночь, однако, ничего не изменила. Франсуа долго ворочался в постели, а открыв в очередной раз глаза, вдруг обнаружил, что уже светает. Промучившись еще часа два, он наконец заставил себя встать. Еще несколько минут понадобилось, чтобы добрести до туалетного столика и взять вялой рукой бритву. Посмотрев в зеркало, он ужаснулся, увидев угрюмое существо с опухшими веками. Отчаяние и стыд обручем сжали горло. Его честь и достоинство протестовали против звания труса и вора. Нет, так больше продолжаться не может!

Вором он уже стал, но это еще не значит, что у него не осталось мужества. Он может честно рассказать обо всем Хью. Какое-то время Франсуа невидящим взглядом смотрел на свое отражение, мучительно думая, что делать. Как ни суди, а единственный способ выбраться - покаяться перед Хью. Все равно рано или поздно правда откроется. Но одно дело, если он расскажет все сам, другое если это сделает Ален. В последнем случае он остается бесчестным трусом, в другом - он хоть перед собой может оправдаться. Да ведь и не только в нем дело. Он предупредит Хью о замыслах Алена, об опасности. Значит, появится возможность ее избежать.

Франсуа наконец принял окончательное решение. Боясь погрузиться в прежнее мрачное, лишавшее воли и сил состояние, он резко встал и отправился на поиски зятя. Пожалуй, впервые за последние недели он шел смело и твердо. Глаза его светились решимостью. Зная, что Хью обычно встает рано, он пошел прямо в ту солнечную комнату, где утром обычно собирались все обитатели "Уголка любви". Войдя туда, молодой человек облегченно вздохнул - Хью и Джон сидели за круглым столом, наслаждаясь кофе.

Если американцы и были удивлены неожиданным появлением Франсуа, то ничем это не проявили. Хью жестом радушного хозяина показал на стоящий перед ним кофейник:

- Симпсон только что принес его. Кофе еще достаточно свежий и горячий. Присоединяйтесь к нам. Франсуа покачал головой.

- Прошу прощения, - явно волнуясь, произнес он. - Не могли бы вы уделить мне несколько минут для важного разговора? Я хочу поговорить с вами наедине.., прямо сейчас. Надеюсь, вы извините меня за то, что прервал вашу беседу, добавил он, посмотрев на Джона.

Американцы обменялись выразительными взглядами, и Хью, пожав плечами, встал со стула.

- Конечно, - произнес он. - И не волнуйтесь так. Я как раз собирался взглянуть на новую лошадь, которую купил на прошлой неделе у Джаспера. Если хотите, пойдемте в конюшню вместе. - Хью улыбнулся и посмотрел на отчима. Скоро должна спуститься Микаэла. Скажи ей, где я и что я буду рад, если она после кофе присоединится к нам. - Он вновь обернулся к Франсуа. - Не возражаете?

- Нет, - покачал головой молодой человек. - То, о чем я должен сообщить вам, не займет много времени.

Они вышли из дома и зашагали по направлению к конюшне, не подозревая, что из окна верхнего этажа за ними наблюдает Ален. В груди его клокотал гнев, глаза холодно поблескивали, кулаки непроизвольно сжимались. Он понимал, что надо действовать, причем очень быстро.

Хью и Франсуа шли молча. Молодой человек вдруг почувствовал, что ему трудно говорить. Нужные для начала исповеди слова не шли на ум.

- Может быть, пройдем чуть дальше? - предложил он, чтобы хоть как-то оттянуть время. - Я бы не хотел, чтобы кто-то, кроме вас, услышал то, что я намерен сообщить.

Хью удивленно поднял брови, но возражать не стал и молча свернул на извилистую тропинку, ведущую к реке. Вскоре конюшня осталась позади, а ухоженные парковые растения сменились полудикими. Наконец Франсуа решительно остановился и, глубоко вздохнув, начал свой рассказ. Лицо его было бледно, лоб нахмурен, в голосе звучали боль и раскаяние. В грустных темных глазах застыло чувство вины, но они твердо смотрели прямо в лицо Хью. Молодой человек не пытался выгородить себя. Он честно рассказывал о том, как, запутавшись в долгах, придумал мошеннический план, как его подхватил Ален. Франсуа признался, что они воровали все больше и больше, что именно из-за участия в их махинациях был убит Этьен. Наконец он сообщил, что имеет серьезные основания подозревать Алена в подготовке покушения на самого Хью.

Лицо слушавшего все это Хью оставалось совершенно спокойным. Но внутри его все клокотало. Мысль работала с лихорадочной быстротой. Ален его не пугал. С ним он сумеет справиться. А вот как, черт побери, поступить с Франсуа? Сделать его проступки достоянием гласности? Вряд ли это пойдет на пользу отношениям с Микаэлой. А материнское сердце Лизетт может просто не вынести такого удара. Он скользнул взглядом по стройной фигуре стоящего перед ним молодого человека. Пропади он пропадом, этот дурачок! В какой-то степени, надо признать, его уже наказала сама жизнь. К тому же Франсуа добровольно пришел к нему и честно во всем признался. Это, что ни говори, позволяет надеяться, что он не безнадежен. Собственно, Хью и раньше не считал своего шурина окончательно испорченным. Просто он слишком молод, избалован и при этом горд выше всякой меры. Это его и погубило. Молодость, увы, - тот недостаток, который уходит сам собой, избалованность исправят только трудности. А вот гордость? В принципе гордость - не такая уж плохая вещь, надо только, чтобы она не превратилась окончательно в дурацкую гордыню и самолюбование. Думается, молодой Дюпре имеет все шансы стать порядочным мужчиной. Однако наказание за содеянное он должен понести обязательно. Надо, чтобы он на всю жизнь запомнил, к чему привели его веселые похождения с Аленом.

Лицо Хью сделалось задумчивым. В принципе совсем не обязательно посвящать всех в случившееся. Пусть это останется еще одной семейной тайной. Микаэле и Джону он, конечно, расскажет, Жану - тоже. А вот расстраивать Лизетт нет никакого смысла. Хватит и того, что о его проделках станет известно Микаэле и старшим мужчинам. А как же с наказанием? Тюрьма, естественно, отпадает. Ссылка? Над этим стоит подумать. Скажем, ссылка в Англию, где парень сможет работать в одной из сотрудничающих с "Галланд, Ланкастер и Дюпре" компаний. Франсуа придется оторваться, от всего, к чему он привык. Разве это не наказание для него? А представить все можно так, будто он сам решил уехать из Нового Орлеана на какое-то время, чтобы попрактиковаться в бизнесе. Возможно, это и есть самое лучшее решение.

Хью взглянул в напряженное лицо застывшего в ожидании приговора Франсуа и невольно улыбнулся. Несчастный молодой оболтус! Ничего, потерпи немного, сейчас мы облегчим твои страдания.

- Очень хорошо, что вы по собственной воле рассказали все это мне, - тихо произнес он, уже мягче глядя в полные тревоги глаза молодого человека. - Это значит, что вам присущи не только вспыльчивость и позерство, но и сила характера, которая может сослужить хорошую службу в будущем.

- О каком будущем вы говорите! - с отчаянием в голосе воскликнул Франсуа. - Я доказал всем, и себе в первую очередь, что я лжец, вор и бесчестный человек. Моя жизнь кончена!

- Полно! Кроме этих качеств, у вас есть еще одно - молодость. Вы наделали много ошибок, очень серьезных ошибок. Вы должны ответить за них. Но считать, что во всем виноваты только вы один, не правильно. Да, это вы придумали, как незаметно обкрадывать компанию. Но я уверен, что, совершив одну кражу и расплатившись с долгами, вы бы остановились, более того, думаю, что нашли способ со временем вернуть компании все, что вы украли. Могло и так случиться, что мы вообще бы ничего не узнали о вашей роли в махинациях. Но вы пришли ко мне и сами обо всем рассказали. Это вселяет надежду. Особое облегчение, не скрою, я испытал, поверив, что вы не причастны к убийству Этьена и узнали правду о нем только тогда, когда несчастный был уже мертв. Убийство - грех, который невозможно искупить. Тому, кто совершил его, нет прощения. - Хью презрительно поморщился. - Ну а все остальное еще не означает, что все кончено. Вы вполне сможете начать новую жизнь.

В глазах Франсуа мелькнула искра надежды. - Новую жизнь? - переспросил он. - Вы поверите мне? Дадите мне шанс?

- Да, - кивнул Хью. - Вы получите его. Но только после того, как докажете себе и всем, что действительно можете жить по-другому. Не здесь - в Англии. Я решил, что вам целесообразно на некоторое время уехать отсюда. Посмотрите мир. А главное, освободитесь от влияния Алена, - Англия? - произнес дрогнувшим голосом явно обескураженный молодой человек. - Меня ссылают в Англию?

- Да, если хотите, именно так, - сухо ответил Хью. - Помимо всего прочего, самостоятельная жизнь закалит ваш характер.

Франсуа сглотнул подступивший к горлу комок. Перспектива дальнего путешествия его совсем не прельщала, но он с готовностью принял бы и более суровое наказание, назначенное Хью.

- - А Ален? - спросил он, возвращаясь к реальности. - Как же с ним?

- Об Алене можете больше не беспокоиться. Оставьте его мне, - жестко сказал Хью.

Разговор прервал неожиданный треск ветвей, и из ближайших кустов, к удивлению собеседников, появился тот, о ком они только что говорили. Ален зловеще улыбнулся и поднял руку, сжимающую пистолет.

- И как же, хотелось бы знать поточнее, - произнес он, усмехнувшись, - вы намерены поступить со мной, мсье Ланкастер?

Хью равнодушно посмотрел на Алена, затем перевел взгляд на направленное прямо в его сердце черное дуло.

- Вы планировали убить нас обоих? - спокойно, будто из простой вежливости, поинтересовался он.

- Первоначально - нет, - откровенно признался Хассон. - В сферу моих интересов входила только ваша смерть. Но, - он бросил презрительный взгляд на Франсуа, - когда мой бывший друг с рыданиями бросился вам на шею, как вы сами понимаете, ситуация изменилась. Боюсь, что теперь умереть придется и вам, и ему.

- Хм. И как же это будет выглядеть? - бесстрастно спросил Хью.

Голос его звучал ровно. Можно было подумать, что он продолжает беседу исключительно от скуки. Но мозг его, просчитывая варианты спасения, работал с исключительной быстротой. Можно ли обезоружить противника? Выбить пистолет? Трудно. Очень трудно. Одно неверное движение, и мерзавец убьет его...

- Извольте, расскажу. - Губы Алена вновь разошлись в неприятной ухмылке. Полагаю, что этот запутавшийся мальчишка может сгоряча застрелить вас, а затем, испугавшись, покончить счеты с жизнью. Возможно, поначалу это вызовет удивление. Но когда выяснится, что Франсуа систематически залезал в карман собственной компании, все станет на свое место. Конечно, не так просто устроить, чтобы случайно обнаружились доказательства его вины. Но, - он нарочито скромно потупил взор, - человеку с моими способностями это вполне по силам. В общем, скоро всем станет ясно, что вы разоблачили вора, а тот в отчаянии выстрелил сначала в вас, а потом в себя. - Улыбка Алена стала почти приятной. - Чистое и оригинальное решение всех проблем, не правда ли?

- Нет! - неожиданно закричал до сих пор безмолвно взиравший на них Франсуа. Одновременно он бросился вперед и встал перед Хью, прикрывая его собственной грудью. - Ты не убьешь его! Сначала тебе придется убить меня!

- Хорошо, раз ты на этом настаиваешь, - холодно произнес Ален и направил дуло в лоб молодого человека.

То, что случилось в следующее мгновение, явилось полной неожиданностью для всех. Откуда пришла помощь, поначалу не поняли ни Франсуа, ни Хью. Это было похоже на чудо: только что Ален целился в них, а в следующее мгновение кто-то ударом дубины выбил из его руки пистолет. Сотворивший это чудо появился из того же кустарника, что и Ален. Микаэла, сжимающая в руках сухой обломок дерева, очень напоминала рассерженную, неукротимую амазонку.

- Нет, грязный ублюдок! - выпалила она. - Ты не убьешь ни мужа, ни брата!

Грудь ее вздымалась, глаза пылали гневом. Она была великолепна и в то же время излучала такую неукротимую решимость, что даже Хью растерялся. К счастью, лишь на долю секунды. Он сообразил, что неожиданное вторжение его супруги дало им шансы на спасение, но совсем небольшие. Ален оправился очень быстро. С искаженным от злости и боли лицом он быстро поднял пистолет и выстрелил. Хлопок выстрела и стон Франсуа слились в один тревожный звук. В следующее мгновение Хью в прыжке настиг Алена и сжал его запястье. Франсуа медленно опустился на землю и застыл в неловкой позе. Отметивший это краем глаза Хью усилил напор. Он не сомневался, что в пистолете оставалась еще одна - его - пуля. Сейчас все зависело от того, у кого больше сил и ловкости, чтобы направить оружие на противника. Мужчины топтались на месте, сжав друг друга в железных объятиях, изо всех сил стараясь повернуть смертоносное дуло в сторону другого.

Микаэла с ужасом посмотрела на неподвижно распростертого на земле брата, но подавила порыв немедленно броситься к нему. Самое главное сейчас - помочь мужу в его смертельном поединке. Подняв свою дубину, она напряженно наблюдала за дерущимися мужчинами. К сожалению, движения их были слишком резки и непредсказуемы. Ударить Алена, не рискуя угодить в Хью, оказалось невозможно. Микаэла застыла, ожидая более удобного момента.

Противники оказались достойны друг друга. Мышцы их рук напряглись, ноги упирались в твердую землю, оставляя глубокие следы. Периодически кто-то из них пытался применить какую-нибудь хитрость, но другой немедленно отвечал контрприемом, и все начиналось сначала. Со стороны это напоминало танец. Только лица танцоров были искажены гневом, руки их сжимали один пистолет, и закончиться все это должно было смертью одного из них.

Хлопок выстрела прозвучал неожиданно и резко. Микаэле показалось, что у нее остановилось сердце. Возможно, так оно и было. Какое-то мгновение она ничего не видела. Но когда тьма рассеялась, Ален лежал на земле. Губы его застыли в какой-то зловещей пародии на улыбку, по груди расползалось алое пятно. Он был мертв!

Пальцы ее сами собой разжались, выпуская ненужную дубину. Она бросилась к принявшему ее в крепкие объятия Хью.

- Любимый! - чуть слышно пролепетала она. - Я так испугалась, я все слышала, он сказал, что убьет тебя. Прямо не знала, что делать!

- Но сделала ты как раз то, что надо, - чуть хрипловатым голосом произнес Хью, нежно целуя ее в губы. - Как ты нашла нас?

- Джон сообщил мне, что вы отправились в конюшню. А один из работающих там мальчишек видел, что вы с Франсуа пошли по этой тропинке. - Микаэла пожала плечами. - Про Алена он ничего не сказал. Но я еще раньше заметила, как он куда-то уходит. Лицо его было таким злым. Я вспомнила наш недавний разговор, начала беспокоиться. А потом.., потом я увидела, как он поднимает пистолет, и поняла, что это он вам угрожает. Сама не знаю, как это получилось, но я сразу начала искать что-нибудь, что можно использовать как оружие...

- Великолепно! - горячо похвалил жену Хью и улыбнулся. - Похоже, что я не напрасно влюбился в тебя, - добавил он, и в глазах его заплясали озорные искорки.

Микаэла, улыбнувшись в ответ, приготовилась сказать что-то в том же духе, но в этот момент позади них раздался тихий стон. Оба одновременно повернулись к Франсуа. Тот сидел на земле, обхватив руками голову. Меж пальцев медленно сочилась кровь.

- Я жив... - не то спрашивая, не то утверждая, произнес он, растерянно глядя на них. - Он мертв? - спросил он, переведя глаза на неподвижно лежащего Алена.

- Абсолютно, - сухо ответил Хью. - Ты ранен серьезно?

Микаэла подбежала к брату, помогая ему подняться. Было видно, что стоять Франсуа трудно. Он слегка покачивался, лицо его было бледно. Но улыбка светилась искренним счастьем.

- Жить буду, - ответил он Хью. - Возможно, останется довольно заметный шрам. Но это ерунда. Главное, что я жив!

***

Вечером этого дня Жан, Хью и Джон собрались в кабинете. Франсуа лежал в своей комнате. Мать и сестра не отходили от него ни на минуту. Рана оказалась не опасной. Но молодой человек потерял много крови и ослаб.

- И вы полагаете, что таким образом нам удастся избежать огласки? задумчиво спросил Жан.

- А почему бы и нет, - пожал плечами Хью. - Слугам известно только то, что мистер Хассон распорядился утром подготовить коляску и лошадей, чтобы ехать в Новый Орлеан. То, что в роли кучера был я, никто не видел. Отъехав несколько миль от Иголка любви", я спрыгнул с коляски. Лошади потащили ее и то, что находилось в ней, дальше по дороге. Когда тело Алена обнаружат, все подумают, что он стал жертвой бандитского нападения. Мы, естественно, будем удивлены и расстроены, когда эта новость дойдет до нас. Думаю, это произойдет завтра. Что мы знаем? Только то, что мистер Хассон отдыхал у нас и уехал в полном здравии. Франсуа, естественно, сможет появиться в городе только тогда, когда рана его совершенно заживет. - Хью сделал небольшой глоток бренди. - Ах да, возможно, кто-то слышал этим утром выстрелы, - напомнил он спокойным голосом. - Так это я, когда мы пошли прогуляться с шурином, стрелял в выскочившего прямо на нас щитомордника. К несчастью, - он улыбнулся, - Франсуа во время этой прогулки упал и разбил голову. Но не очень сильно. Он скоро поправится.

- Звучит более чем убедительно. С моей точки зрения, не подкопаешься, кивнул головой Жан. - Но есть еще одна проблема. Что мы скажем о махинациях в нашей компании? - Лицо его помрачнело. - И об участии в них моего племянника?

Хью допил бренди. Поднялся, не спеша подошел к буфету, взял графин и, вернувшись к столу, снова наполнил три бокала.

- Какие махинации? - пробормотал он, вновь усаживаясь на стул. - Если вы имеете в виду недавнее падение прибылей, так в бизнесе это вполне обычная вещь. Все компании в один период теряют, в другой увеличивают свои доходы. Для нас, поверьте мне, неудачный период завершился. В ближайшие месяцы наши прибыли пойдут вверх. Вы, кажется, спросили еще о роли Франсуа? - Хью внимательно посмотрел на Жана. - Честно говоря, не очень понимаю, что вас интересует.

Собравшийся было что-то ответить на это Жан лишь понимающе улыбнулся и закивал:

- Конечно, вы правы. Это единственно верная линия поведения. Так будет лучше для всех нас.

- Правду о хищениях и смерти Этьена знаем мы трое, Микаэла и Франсуа, вновь заговорил Хью, внимательно глядя на собеседников. - Лизетт сказали, что Ален тронулся рассудком и ни с того ни с сего попытался убить пас с Франсуа. Это все, что ей известно. Думаю, что этого для нее достаточно. Ей совсем не обязательно знать, что ее сын какое-то очень короткое время был связан с преступниками. Уверен, что Франсуа получил хороший урок и уже сделал из него нужные выводы. - Взгляд его сделался более мягким. - Сегодня утром он спас мою жизнь. Я этого никогда не забуду. Он вел себя мужественно. У Франсуа сильный характер. Мы должны дать ему шанс. И таковым вполне может стать поездка в Англию. Вдали от дома он спокойно все обдумает. А главное, он повзрослеет, научится самостоятельной жизни. Здесь он все время будет оглядываться на нас. Мы непроизвольно будем наблюдать за ним, а он постоянно будет ждать от нас хулы или хвалы. Пожив несколько лет без всякой опеки, Франсуа вернется совсем другим. Он научится правильно оценивать ситуацию и предвидеть последствия каждого своего шага.

Оба собеседника, выражая согласие с доводами Хью, одновременно кивнули.

- Мы столкнулись с очень грязными делами, - сказал Джон. - Я рад, что правда о них останется между нами.

- Скандал, который разразится в противном случае, будет очень болезненным, и не только для нас. Страшно представить, что будет с семьей Хассонов, если преступления Алена станут достоянием гласности. Вряд ли им удастся когда-нибудь вновь поднять голову. А ведь они не виноваты. Для всех будет лучше, если мы поступим так, как предлагает Хью.

***

Хью имел все основания быть довольным собой и результатами разговора. Но еще большая радость ожидала его впереди. Войдя в свою спальню, он увидел на кровати Микаэлу, обнаженные плечи которой прикрывали лишь распущенные волосы. Поза жены была до того соблазнительна, что Хью мгновенно забыл обо всем, включая трагические события этого дня. На красивом его лице засияла ослепительная улыбка.

- Вижу, дорогая, что ты прислушалась к моим словам, - слегка поддразнил он ее.

- Что такое, мсье? - в притворной застенчивости потупила она глаза. - Не понимаю, о чем вы...

Хью, рассмеявшись, с удивительной быстротой сбросил с себя одежду и менее чем через минуту уже был рядом с женой.

- О том, - тихо прошептал Хью, покрывая нежными поцелуями ее грудь, - что ты наконец перестала стесняться меня, и я теперь знаю, чего ты хочешь.

- А ты наверняка знаешь, чего я хочу? - спросила, томно улыбаясь, Микаэла.

- О, я очень надеюсь на это...

***

Прошло довольно много времени, прежде чем Хью и Микаэла вышли из фантастически приятного забытья и смогли просто поговорить. Уютно прижавшись друг к другу, они неторопливо обсуждали бурные события уходящего дня.

- Ты очень мудро придумал! - искренне восхитилась Микаэла, выслушав его рассказ о принятом решении. - Твоя версия позволит все легко и быстро объяснить.

Она поцеловала мужа и ласково погладила густые, вьющиеся волоски на его груди.

- А я, в свою очередь, должен признать, сладкая моя, что ты очень мудро поступила, пойдя утром вслед за Аленом. Ведь это ты спасла мою жизнь и жизнь брата.

Микаэла томно, как холеная кошка, потянулась.

- Я была смела, не правда ли? - промурлыкала она, подарив мужу полный нежности взгляд. - Догадываешься почему? Нет? А ведь я тебе говорила, погрозила она пальчиком. - Меня не устраивает роль молодой вдовы. Не могла же я стоять подобно истукану и смотреть, как Ален убивает моего мужа! - Глаза ее сверкнули. - Я же люблю тебя, милый ты мой! Я не мыслю жизни без тебя!

- А ты догадываешься, - дрогнувшим голосом произнес Хью, - что я обожаю тебя?

Наградой был горячий поцелуй - Догадываюсь, - прошептала Микаэла, щекоча его кончиком носа. - Но знаю, что я обожаю тебя еще сильнее!

Прильнув друг к другу, они замерли на несколько долгих мгновений.

- Какие странные вещи происходят порою на свете, - размышляя вслух, прервала паузу Микаэла. - Было так много лжи, притворства и жестокости. И все исчезло . Осталась только любовь. Ведь если люди любят друг друга, ничего не страшно. Как у мамы и Джона... Как у нас!

- И так будет всегда, - прошептал, обнимая жену, Хью. - Ты - моя любовь, и вместе нам ничего не страшно.