"Грааль никому не служит" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)

Глава 8. ХАРОН ЛЮБОПЫТНИЧАЕТ

Интересно: как на Земле уживаются разные национальные кухни? Индийская, немецкая, русская. На Казе синтет-кашу готовят всего одним способом. Правда, он-то как раз мне и не нравится.

Мы втроём — я, Николай Джонович и Визионер — сидели на верхней палубе Гавани, любуясь звёздами и лакомясь суши. Капитан и Визионер беседовали, я помалкивал. Гигантское помещение подавляло меня. Совершенно не представляю, зачем на космической станции нужен зал-оранжерея таких размеров. Да ещё и отгороженный от космического пространства лишь туманной дымкой силового поля. Показуха чистейшей воды. Наверное, для большого начальства. И чтобы на парады любоваться.

Николай растёр кусочек васаби, обмакнул сушину и отправил в рот.

— Страшный народ эти японцы, Сергей Дарович, — сообщил он, вытирая слёзы. — Вот и еда — вроде нормальная, а почитаешь названия — боже мой. Ика, сэмисаба, магуро дункан. Какие суровые люди были!

— Я в училище с одним фанатом каратэ учился. Мы с ним спорить любили. Раз поспорили, будто он названий всех ударов каратэ не знает. — Генерал подцепил палочками креветку и бросил в соус. — Я предложил ему показать «эби темпуру»[2].

— И?

— Показал. Оказывается, в двадцать втором веке был расцвет боевых искусств. Школы как грибы росли. Вот один шарлатан и создал новое направление каратэ, совершенно не зная японского. Взял меню в ресторане и год по нему учил людей.

Глаза Визионера обессмыслились. Сергей Дарович полез в эфиросферу. Мы ждали двух гостей: рунарха и человека, посланника Пелеаса. Оба задерживались.

— Мы видели рунархский корабль, — заметил Николай Джонович. — Он уже пришвартовывается.

— Пелеас расист. Он рунархов терпеть не может. А я, Николай Джонович, обещал императору, что к концу месяца справлюсь.

— Подчинить мантикору?

— В точности так.

Я нацелился на кусочек осьминога. Палочки выскользнули из пальцев и покатились по полу.

— К гостям, — сообщил Рыбаков. — Вилка — значит, придёт мужик. Ложка — женщина.

— А если палочки, то рунарх.

Джемитин — рунарх. Он пси-мод. Трансформация «харон» доступна лишь нашим соседям, людей-харонов не существует. Впрочем, так же как, например, рунархов-срединников. Хароны очень интересная модификация. Они живут вне времени, проникая одновременно в прошлое и будущее. Недалеко: минут на двадцать, не больше. Но этого обычно хватает, чтобы испортить им жизнь.

Симбу — больного протея, чьё сознание я встретил в Лоноте, — всё-таки доставили в Гавань. С ним сразу же возникли сложности. Всё-таки протеи — это вам не обычные корабли. От земных фрегатов и корветов, а также рунархских гептаресов и эннеров они отличаются, как шаровые молнии от попугаев.

Протеи собраны на основе нанотехнологии. Чтобы управлять ими, не хватит никакого компьютера. Единственный шанс — притянуть из Лонота сознание какого-нибудь чудища. Заставить дракона или мантикору почувствовать себя кораблём.

Единороги и левиафаны, мантикоры и архонты. К протеям нельзя относиться как к роботам. Если обычный компьютер «проваливает тесты», то протей болеет.

— Главное, без спешки, Андрей. До конца месяца ещё две недели. Сперва ты просто посмотришь на зверя. Он заперт в струне Клейна и неопасен. Затем на полигоне мы проверим его реакции. Если специалисты подтвердят, что поведение протея в границах допустимого, ты попытаешься войти в контакт. Не раньше.

— А как это: «в границах допустимого»? — поинтересовался я.

— Это значит — не расстреливает всё, что видит, из лучевых пушек.

— Понятно.

Мы прождали ещё несколько минут. Наконец лицо генерала просветлело.

— Наконец-то! Господа, рунарх Джемитин идёт сюда.

Я приготовился. Джемитин оказался типичным рунархом: бакенбарды, тяжёлая нижняя челюсть, глаза посажены далеко друг от друга. Одет в заросшую седым мехом симбионку. Это комбинезон такой. Но в целом ничего особенного.

Отличие я заметил позже. Мы, люди, всегда стараемся держаться вместе. А рунарх жил сам по себе. Словно кошка из сказки Киплинга.

— Где? — спросил он, не поздоровавшись. — Этот? — и кивнул на меня.

— Да. Присаживайся, душа Джемитин.

Фамильярное с точки зрения человека обращение рунарх воспринял как должное. Он уселся и после недолгих раздумий ответил:

— Спасибо. Правильно? Итак, добрая беседа и уважение между нами.

Рунархи не благодарят. У них не принято. Но Джемитин хотел быть вежливым.

— Добрая беседа, — отозвался Визионер. — Вот ученик Андрей, а это — его наставник Николай Джонович, — капитан вежливо склонил голову. — Джемитин, мы нуждаемся в твоей помощи. Дело касается больного протея. Ученик Андрей собирается вступить с ним в контакт. Протей опасен. Он принадлежит к морфу мантикора. У нас нет ничего, что могло бы противостоять его мощи и скорости. Единственный шанс — твоё предвидение будущего.

— Беседа наша неполна, — мягко возразил Джемитин. — Мантикоры — враждебный людям клан. Их покорность немыслима.

— Этот протей — особенный. Наши сотрудники уверены, что его можно подчинить. Андрей дал ему имя.

— Беседа наша неполна, — повторил рунарх. И добавил: — Тайны бесчестны моему духу. Кто этот ученик? Где истоки? Нет правды — нет помощи. Императорский Визионер, господин. — Последнее слово рунарх произнёс с особым тщанием.

Визионер и капитан переглянулись. Любопытство рунарха — его личная инициатива. Тевайзу наши тайны до лампочки. Другой рунарх, возможно, помог бы нам, ни о чем не спрашивая. Но Джемитину никто не мог приказывать. Как кошке.

— Зачем тебе? — не выдержал Сергей Дарович.

— Наша беседа неполна.

— Ладно, я объясню. Ученик Андрей встретил протея в Лоноте. Дал имя.

— Ученик на мифизическом плане. Чудовище-мантикора в услужении. — Рунарх прикрыл глаза. — Хорошо. Это знание достойно помощи. Беседа полна.

Визионер кивнул. Внешне он оставался спокоен, но я видел, какой ценой давался ему разговор. Рунарх пригладил бакенбарды и продолжил:

— Тайна за тайну: ожидание пилота бессмысленно. Ваш адмирал полон неодобрения. Обязанности пилота-погонщика-протеев велики и многотрудны.

— Откуда ты знаешь, душа Джемитин?

— Один из. Вы и ваши слова.

— Спасибо, — Визионер закусил губу. Обернувшись к нам, он сообщил: — Дело плохо. Мы договаривались с адмиралом, что тот пришлёт консультанта, пилота протеев. Похоже, Джемитин получил информацию из будущего. Пилот не придёт, надо отправляться в ангар.

Харон вцепился в мех симбионки и отчаянно дёрнул. Одежда пискнула. На глазах рунарха выступили слёзы. — Нет! Нельзя так! Время неполно!

— Он прав, — заметил капитан: — Если Джемитин видел будущее, то Пелеас скоро пришлёт сообщение. Мы должны его дождаться. Иначе нарушается причинно-следственная связь. Хароны к таким вещам относятся болезненно.

Несколько минут прошло в напряжённом молчании. Наконец пришло сообщение от Пелеаса. Визионер транслировал его так, чтобы видели все.

— Прошу извинить меня, — сообщил Пелеас, — но возникли осложнения. Господин Визионер, я обещал прислать эксперта по протеям. К сожалению, ничего не выйдет. Капитан Смит, пилот протея «Клэпси» был вынужден покинуть Землю, исполняя личный приказ императора. Я постараюсь найти ему замену в ближайшие же недели.

Мы шли по галерее, опоясывающей наклонную шахту арсенала. Шахта напоминала вывернутую наизнанку Пизанскую башню. Колоннада, балконы, причудливые картуши микросхем, пилоны управляющих пультов. В центре сплетённое из множества пульсирующих линий сияние. Это всё струны Клейна. Каждая заперта своим кодом и хранит в себе единицу оружия — от узкополосного «пожелай-жезла» до протея.

— На свет долго не смотри, — сухо предупредил Визионер. — Сядь возле шлюза и не путайся под ногами. Я разблокирую протея.

Вот, опять. Я, оказывается, под ногами путаюсь. А Джемитин? Вряд ли он что-то понимает в автоматике арсенала. И вообще, может, он рунархский шпион. А генерал выписал ему пропуск.

Я залез с ногами на диван и принялся демонстративно разглядывать стену. Николай сел рядом.

— Не дуйся, парень, — примиряюще заявил он. — На струну смотреть нельзя, она гипнотизирует. У нас всех стимул-блокада, нам ничего не будет. А за тебя Визионер беспокоится.

— Так и объяснили бы по-человечески, — буркнул я.

— Так и спросил бы по-человечески.

— А рунарха зачем взяли? Это же секретный объект.

— Джемитин говорит, будто без его присутствия в арсенале «время незамкнуто».

А, всё ясно. Только он, по-моему, листает.

— Да врёт он! Ему секреты наши нужны. Нашпионит, как последняя свинья и смоется.

Николай Джонович вздохнул:

— У каждого модификанта свои странности. Харон ещё не самый странный. Это ты ещё со счётчицами не разговаривал, когда они в «потоке».

Я вспомнил Галчу и помрачнел. Она-то ведь тоже станет счетчицей...

— Хароны видят ситуацию целиком. Все жесты и фразы собеседника существуют для них одновременно. Понятие движения в такой ситуации обессмысливается. Поэтому хароны не пользуются глаголами.

— А-а. А я слышал, будто Джемитин прыгает в прошлое и будущее на несколько минут.

— Не прыгает. Он живёт так. Размазан по ближайшим сорока минутам.

— Здорово.

Над плечом капитана виднелся зеркальный выступ. В нем на фоне сияющих струн Клейна отражался Рыбаков.

— ...стоять вон там, — объяснял он рунарху. — Мы смонтируем гравизахват и установку слежения. От вас потребуется немногое: в случае опасности включить аварийную систему. Гравизахват вытянет Андрея из-под носа у мантикоры.

Сияние притягивало взгляд. Со скуки я принялся разглядывать белый столб струны. Не до потери сознания, — что я, дурак, что ли? — а так. Надо же посмотреть, чем меня пугают.

На самом деле ничего особенного. Вы смотрели когда-нибудь в глаза своему отражению? Сперва хочется отвести взгляд, а потом настает оцепенение. Кажется, что отражение меняет форму: щёки раздуваются, глаза превращаются в уродливые дыры, наплывает туманная дымка. Так и тут.

— Гравизахват опасен. Силы ученика достаточны? — донёсся до меня голос рунарха.

— Более чем, — ответил Визионер. — Мы нашли его на Казе, в чумном бараке. Мало того — он умудрился заразить станцию...

— Ого! — В голосе рунарха прозвучало уважение.

— Да. Кусочек местной биосферы — крабик-бретёр. Одни из самых безобидных. Пока мы ликвидировали прорыв, погибло два человека.

Я рассмеялся. Он что, так шутит? Или у меня уже начались галлюцинации? Я поднялся с диванчика и пошёл.

— Эй-эй, ты куда? — Николай схватил меня за рукав.

— В туалет, — грубовато отозвался я. — Здесь есть?

— Да. Вон та дверь.

Я отправился в указанном направлении. Меня пошатывало. Мысли в голове плавали ватными комками. Рыбаков — хороший человек, думал я. Он сразу сказал, что протей может меня убить. А Пелеас — нет. Он юлил бы до последнего. Вот что значит честь. Или генерал просто боится потерять лучшего на Первом Небе срединника?

Дверь захлопнулась за моей спиной. Я не видел сияющего водопада, заполняющего шахту, но чувствовал его присутствие затылком.

Струна мигнула. Белое сияние сменилось алым, порождая новые ассоциации.

Я помню этот зал. В замке Грааля когда-то происходила мистерия; жар печей, картуши на стенах. Свечи. Кресла, занятые стариками-рыцарями.

Кажется я перебрал. Слишком долго смотрел на струну. Ох, ерунда какая...

— Андрей.

— Да, господин Анфортас?

Кафель за спиной. Сверкающие белизной писсуары. Пять лиц в зеркале: мятежник, монахиня, прячущий лицо отшельник, медитатор, демон. Сделав свои дела, я нетвердой походкой направился к выходу.

«Протей ничего мне не сделает, — билось в висках. — Он обещал. Я помню».

За дверью глухо звучали голоса. О чём-то упрашивал рунарха Рыбаков, а тот отказывался это сделать. Вот вступил растерянный баритон Николая Джоновича. Джемитин ответил чуть ли не ругательством.

Я отошёл от двери. О чём они могут спорить? Слов рунарха я не разбирал, но строй фразы не оставлял сомнений: «Моё время не полно» — вот что он говорил. Я прислонился виском к холодной поверхности зеркала.

Что же делать? Сумеречное состояние, в котором я находился, понемногу рассеивалось. Но выйти наружу я всё ещё не мог. Там пульсировал опасный свет. Там оставался рунарх, которому я не доверял. Раз, два, три, четыре...

Я досчитал до ста. Отражение в зеркале глядело испуганными глазами, но это было моё отражение. Лица из предсказания исчезли. Послышалось жужжание: из стенной ниши вылез сентибот-уборщик и принялся надраивать полы. Надо было решаться.

Я повернул ручку двери. Мембрана протаяла, и в уборную ворвался рассеянный бело-синий свет. На пол легла длинная тень. Чья это тень, я сообразил слишком поздно. Рунарх шагнул внутрь и быстрым движением руки зарастил дверь.

— Ученик Андрей, — сказал он. — Важно, очень важно! Ты — в ключевой точке.

Я попятился. Лицо чужака казалось мне дружелюбным. Он не выглядел ни иномирянским шпионом, которых я искал в общежитии, ни безумным монстром из стереатральных постановок. В волосах и бакенбардах рунарха застыли кристаллики инея. Меховая симбион-ка делала его похожим на Санта-Клауса.

— Уйдите, — сипло сказал я. — Я буду кричать.

— Зачем? — удивился рунарх. — Со слухом у меня всё хорошо. Да и дикция у тебя на уровне.

Сентибот деловито обнюхал ботинки рунарха и выпустил облако ваксы. Зашуршали щётки; робот-уборщик принялся за работу. Он не воспринимал харона врагом. Я же не мог себе этого позволить. За то время, что дверь оставалась открытой, я разглядел лежащего на полу человека. Визионера или капитана.

— Я вызову охрану. Вас немедленно схватят.

— И очень жаль. Добрая беседа необходима нам. Доверие к собеседнику — лучший выбор.

Джемитин уселся на пол, поджав под себя ноги. Иней на его волосах таял, превращаясь в капельки влаги.

— Твоё исчезновение некстати, ученик Андрей. Очень, да. Холодно как...

Видимо, это была кодовая фраза. Симбионка пискнула и принялась расти. Её седая шерстка удлинилась; рукава волнами набегали на руки; подол толчками полз к голым коленям рунарха. Джемитин хлопнул себя по плечу. Под его ладонью вспух уродливый нарост, голый, словно лишайная кожа. Нарост набух, а потом лопнул сразу в двух местах. Края верхней раны раздвинулись, и оттуда вылез глаз в сетке кровяных прожилок. Нижняя превратилась в рот чудовища.

— Эй, доходец! — скрипнула симбионка. — Лупай ушами мой хорей, гнилой поц. Ну?

— Что, простите? — растерялся я.

Симбионка сменила тон:

— Многоуважаемая, высокоучтивая монада Андрей! Соблаговолите внимать моим речам, ибо сие судьбоносно и сиятельно весьма. Для многих и многих.

— Не понимаю! — в отчаянии развёл я руками. — Что вы говорите?

— Ответ удовлетворительный. Во избежание развития взаимонедопонимания следует провести мероприятия по охвату сферы обмена информацией.

— Образчик твоей словесности, — проворчал рунарх. — Вариантов много, три оси вербальной структуры ясны, а где искомая точка?

Тут до меня дошло. Уродец пытался подстроиться под мой стиль речи. Он анализировал мой словарь и структуру фраз. Мне следовало ему помочь и сказать несколько слов.

— Что с генералом? — спросил я.

— Он жив, — откликнулся уродец. — Его спутник — тоже. Душа Джемитин исказил ход времени и создал парадокс. Я опечален, ученик Андрей: он умрёт, как умирают хароны. У нас мало времени. Говори!

Словно в подтверждение его слов, под потолком щёлкнул обогреватель. По ногам потянуло холодом; мембрана не могла сдержать стужу с той стороны.

— Что вы с ними сделали?

— Моя жизнь — облако времени. Моя смерть в раннем — это парадокс. Энергоёмкий парадокс. Он важен.

— Ты был в Лоноте, — заговорил уродец. — Видел утерянное Морское Око. Скажи, где оно? Кто ещё о нем знает?

— Да не скажу я вам ничего! — заорал я. — Убирайтесь, сволочи. Это наша станция! Мы вам войну объявим!

Не помню, что я там ещё кричал. Наверное, глупости разные. Но уж очень меня всё это разозлило.

— Человек душа господни Андрей, — вновь начал уродец. — Это важно. Мы на грани войны, твой и мой народ. Ты встречал рунархов во дворце Короля-Рыбака? Это предатели. Расскажи о них.

Джемитин неуклюже поднялся. Дрожал он не от холода: на горле его белел свежий рубец. Края раны разошлись, но кровь не текла: симбионка остановила кровотечение.

— Что с ним?

— Он мёртв. Чтобы мы могли поговорить.

До меня наконец дошло. Вернее, не дошло, а я видел такую штуку в одном фильме о рунархах. «Мастера времени» называется. Харон убил себя в будущем. Вернее, убьёт. Вернее... В общем, не знаю. Поскольку он размазан по сорока минутам, возник парадокс. Джемитин одновременно существует и не существует. Разум человека не может его выдержать, поэтому Рыбаков и Николай Джонович потеряли сознание. А я — нет. Потому что на струну смотрел.

От этих мыслей у меня заныли зубы. Понятно, почему так холодно. Парадокс забирает уйму энергии.

— Идём, — звал уродец. — Ты нужен Тевайзу. Ты должен остановить предателей в Лоноте. Это касается и вас, людей! Где зеркало?

Надо тянуть время: скоро Джемитин доберётся до точки, когда убил себя. Парадокс исчерпает себя. Сколько осталось? Десять минут? Пятнадцать?

— Подождите, — я отступил к умывальникам. — Вы мне ничего не объяснили. Быть может, я и сам соглашусь помочь?

— Нет времени. Джемитин скоро умрёт. Надень меня!

Симбионка лопнула по шву и потекла ко мне. Я попятился. Упала симбионка неудачно. Полы её закрыли единственный глаз на голове уродца. Струя живого меха извивалась на полу, пытаясь нащупать мои ноги, а я всё пятился и пятился, словно в кошмарном сне, когда опасность близко, а бежать сил нет. Голый рунарх стоял, покачиваясь, в метре от двери, преграждая мне путь. Силы покидали его; шрам в бурых пятнах крови тянулся от горла к рёбрам.

И вот тут я психанул. У выхода живой мертвец топчется, а на полу — тварь из ужастика. Хочет на меня залезть и это... паразитировать. Отчаянно заорав, я полез на умывальник, едва не разбив голову о сушилку.

— Вернис-сь! Вернис-сь, уч-шеник Андрей!

Спас меня робот-уборщик: обнаружив, что ботинки исчезли, он на миг растерялся, а затем яростно атаковал симбионку. Пластиковый цилиндр сентибота окутался сеткой молний. Комната наполнилась треском электричества. Запахло палёным. Уродец отчаянно закричал.

Я бросился бежать. Прыгать по умывальникам было неудобно, и я чуть не полетел в самую гущу сражения. Рунарх метнулся мне навстречу, чтобы перехватить, и я мстительно врезал ему ногой в челюсть. Будет знать, гад! За Иришку!

Джемитин ударился головой об стену, а я рванулся к двери. Мембрана упорно не хотела раскрываться. Скорее! Скорее! За спиной послышался хруст: симбионка жрала кибера. Рунарх полз ко мне — бледный, сутулый словно фикус, всю жизнь росший в шкафу. Отчаянно крича, я замолотил кулаками по замку. И чудо: мембрана выпустила меня. Я вырвался на свободу.

Снаружи стоял дикий холод. Туман заполнял шахту; в нем гасло гипнотическое свечение струн. Я вздохнул с облегчением: вот только кошмаров мне сейчас не хватало.

— Твои действия опасны, — завывал мертвец. — Земля в беде! Тевайз в опасности!

В опасности? И очень хорошо. Я рванулся к пульту управления струнами. Возле ограждения лежал Визионер. Николая Джоновича нигде не было видно: скорее всего, холод настиг его у шлюза.

— Ваше превосходительство, — я схватил генерала за грудки и энергично встряхнул. — Ваше превосходительство, вставайте!

Бесполезно. Его голова моталась, словно грузило рыболовной сети. Из руки Визионера выпал шарик. Сам не зная зачем, я схватил его и ринулся бежать.

Успел я вовремя. Туман расползся, и из него вынырнул Джемитин. Рухнув на колени, мертвец слепо зашарил ладонями по полу.

— Андрей! Андрей! — выл он. — Ради общего рождения!

Когда бежишь, оглядываться нельзя. Но я не смог удержаться.

Симбионка расплескалась по полу белой соляной полосой. Драка с уборщиком не прошла даром: комбинезон лишился уродливой головы. Змеясь тонкими нитями, симбионка ползла ко мне. Отступать было некуда: я сам себя загнал в ловушку. В стене матово поблескивала одинокая дверь-мембрана. Я с тоской подумал о бравых охранниках с той стороны стены. О системах обнаружения и защиты. Находись они на Луне, проку от них было бы столько же. Вряд ли мембрана меня выпустит без специального ключа.

— Общность рас! — безнадёжно донеслось из тумана. — Торжество разума!

Я рассмеялся. А может, рунархи не так уж плохи? Цивилизованный народ, пытать не будут. Сдаться им? Пусть делают, что хотят. Не звери же они.

Рунарх выполз из тумана и упал животом на загаженные плитки. Полоса вскипела жёлтой пеной, обволакивая его тело. Меня затошнило. Симбионка боролась за выживание, используя все возможные ресурсы.

— Джемитин! — отчаянно закричал я. — Что вы делаете?!

Жёлтые нити наползли на тело харона, скрывая его пульсирующим коконом. Я бросился к мембране и забарабанил в неё кулаками. Что-то звякнуло. Я схватил найденный в руке Визионера шарик и безо всякой надежды ткнул им в пульт управления двери.

Ещё раз. Ещё.

Ничего не произошло. Шарик с имперским логотипом открывал совсем другую дверь. Какую именно — я не знал. Знал только, что она находится по ту сторону пенной полосы.

Вот и всё. Из тупика мне не выбраться. Разве только разбежаться и головой в шахту, в переплетение сияющих струн. И тогда...

Я закрыл глаза, вжимаясь спиной в стену. Тьма надвинулась на меня.

...Шум подземной реки. Влажное дыхание волн.

Я стою на берегу, а в руке — тепло девчоночьей ладошки. Иртанетта-Иришка-Ира. Та, что недавно научилась смеяться — после долгих лет страха и боли.

— Адвей... ты возвращайся, пожалуйста! Я... я буду ждать тебя!..

Голос девчонки звучит отчетливо — так, словно Иришка и в самом деле рядом со мною.

А ведь всё просто. Между колоннами — силовое поле. Шахта наклонная, и если повезёт, оно меня отбросит по касательной к пульту. Я смогу убежать. По крайней мере, попытаюсь.

Я бросился навстречу симбионке.

— Эй! Эй, тварь! Я согласен!

Сугроб пены вырос уже мне по грудь. Ничего. Главное, подбежать ближе. Очень близко — иначе не перепрыгнуть.

Жёлтый маслянистый ручеёк потёк в мою сторону. Оттолкнувшись, я взлетел на перила ограждения и ухнул в шахту. Сердце отчаянно бултыхнулось в груди. Воздух затвердел, плотные струи подхватили меня и швырнули обратно. Мне показалось, что я лечу прямиком в пенную гору, но тут меня отнесло в сторону. Я ударился бедром о пульт управления, перелетел через Визионера и покатился по полу.

Под потолком зазмеились вспышки. С опозданием завыла сирена охранной сигнализации. Где ж ты раньше-то была, голубушка?! Давай, выручай! Я помчался к огромному полосатому кубу, окружённому хромированными клешнями форц-манипуляторов. Что-то подсказывало мне, что куб этот имеет отношение к сторожевым системам арсенала. Я вытянул руку с шариком-ключом, и о чудо! В полосатой стене возникло матовое пятно мембраны. Края её разошлись в стороны, пропуская меня вовнутрь.

Навстречу мне мчался парень в джинсах и сине-серой рубашке — худенький, темноволосый. Не успев ни удивиться, ни закричать, я врезался в своего двойника. В глазах потемнело. Шахта арсенала сжалась в точку, а потом — скакнула почти до первоначальных размеров. Почти — потому что сам я стал великаном. Куб давил мне на плечи, не давая вздохнуть свободно. Я вырвался наружу, а когда мне под ноги метнулся жёлтый склизкий комок, просто наступил на него. Язычки пламени вырвались из-под подошвы. Симбионка перестала существовать.

В панике я взлетел к потолку и завис там, подавая отчаянные сигналы тревоги.

— Не шевелись.

— Я не...

— Говорю, не шевелись!

Я наконец-то сообразил, что пытаюсь активизировать внешние сенсоры, вместо того чтобы просто открыть глаза. Яркий свет заставил меня зажмуриться. В нос бил запах антисептики, от которого хотелось чихать. Кажется, медблок надолго станет моим домом...

— Живой, — радостно загудел капитан. — Живой, чертяка!

— Итак, коллега, — послышался голос Сергея Даровича, — резюмирую: вы были правы, а я, старый идиот, ошибался. Единственное моё оправдание, к сожалению, служит отягчающим обстоятельством.

На этот раз я открывал глаза медленно. Как я и ожидал, меня держали в медблоке. Причём не просто больничной палате, а в отсеке высшей защиты — для пациентов, искалеченных чужой биосферой. Моё тело покрывала стальная скорлупа стасис-кокона. Из-за неё я напоминал ребёнка, попавшего в лапы компрачикосов.

«Человека, который смеётся» мы проходили в позапрошлом году. Интересная книжка. О том, как злые нейрохирурги выращивали генетически модифицированных комедиантов на потеху президента Парижа.

— Андрей, ты как себя чувствуешь? — спросил Визионер.

— Не знаю, — честно ответил я.

— Попробуй рассказать. Только ничего не утаивай.

— Хорошо. — Я задумался. Ничего особенного со мной не происходило. Мне хотелось перелететь на нейтральную позицию, закапсулироваться в стасис-полях, наладить интерфейс с местными системами защиты и обменяться паролями. Вот только как это выразить, я не знал. — Э-э... — осторожно начал я. — Странное ощущение. Как будто мне хочется спрятаться и одновременно подружиться... э-э... с защитницей орбиты. А ещё, — тут на меня напала стеснительность: — ещё я хочу посплетничать с ней и это... ну...

— Понятно. — Экзоразвсдчики переглянулись. — Базовые алгоритмы, проективный синдром Арраха.

— В рубашке ты родился, парень, — вздохнул Визионер.

— Так что же всё-таки случилось?

— Ты подчинил себе протея. А он передал тебе некоторые привычки. Через несколько часов это пройдёт. В общем, слушай.

Большую часть из рассказанного Визионером я уже и сам знал. С Джемитином наша разведка крупно лопухнулась. Рыбаков не зря получил своё прозвище. Визионер — это человек, который видит духов и общается с привидениями.

Джемитина он проморгал. Скорее всего, тот и не подозревал о своей шпионской миссии. Всё сделала программа, скрытая в симбионке. Смерть харона создала парадокс. Человеческое сознание не способно его воспринять. Сергей Дарович и Николай потеряли сознание. Я бы тоже свалился, если бы не моё упрямство. Если бы я не смотрел на гипнотизирующий свет струны.

Лонот. Чем-то моё путешествие было важно для Тевайза. Важно настолько, что жизни людей и рунархов потеряли ценность.

— А двойник? — спросил я.

— Двойник? А, двойник... Шарик, который ты подобрал, управлял приёмной камерой струны. Мы как раз распаковали протея. В состоянии отдыха он похож на ртутный шар. Ты увидел своё отражение в его теле. — Рыбаков помолчал немного и добавил: — Теперь можно не торопиться. Мы победили.

Вечером того же дня я вернулся в свою комнату в общежитии. Перед тем как лечь спать, я заглянул на кухню. Предчувствия не обманули: будущие экзоразведчикн пили чай и резались в «Демиургов». У Димки — чёрная колода, у Юрки — бело-сине-красная, а Галча играла за жизнь и природу.

— Андрей вернулся! — обрадовалась она. — Андрюша, иди сюда. Будем вместе играть.

Я придвинул табуретку и уселся так, чтобы видеть её карты. Ничего так: лес, монастырь и две отшельничьих хижины. Из созданий, правда, остался лишь сын древа. Но он сильный, жить можно. Игра началась недавно, и никто пока что не успел развить свои армии. Димкину сторону представляли склеп и стена костей, Юрка выставил поля лавы, а Галча только-только построила летающий остров.

— Королевский убийца, — шлёпнул на стол карту Димка.

Крохотный человечек в чёрном атласном халате уселся на стол, скрестив ноги. Хороший художник рисовал: глазенки так и сверкают, в бороде каждый волосок можно различить. Я на всякий случай отодвинул локоть. Димка хихикнул.

— А мы его аббатисой покроем, — меланхолично отозвался Юрка. — И ледовым богомолом. Как съездил, Андрюха?

На столе появилась толстенькая дама в чёрной рясе. За ней — серебристое создание, похожее на кузнечика-переростка. Вокруг кузнечика поднялась миниатюрная снежная буря. На столе намело крохотные сугробы, и аббатиса достала из поясного кошеля фляжку с коньяком. Запахло клопами.

— Ничего. Только возни много.

— Ага. Это всегда так. — Галча выложила на стол лес. Возле моей чашки закачались сосны, и весёлые медвежата полезли на поваленное дерево. — А этот обалдуй, — Шлепок карты, — интуицию сдал. С твоей помощью, между прочим. — На столе появился сын древа. — Дим, ты бы хоть спасибо сказал.

— Ага, спасиб. — Димка рассеянно выложил на стол карту рубашкой вверх. — Сюрприз!

Мы с интересом посмотрели на карту.

— Не томи. Что там? — грубовато спросил Юрка. — Людоед?

— Разбежался. — Он чуть помедлил и перевернул карточку. — Игнисса! Это мне дядя подарил. За экзамен.

На столе появилась миниатюрная копия огненной демоницы. Той самой, из рунархского зеркала. Она сделала несколько пассов, и над лавовыми полями вспухло облако взрыва.

— Так, допрыгались... — Галча задумчиво сложила свои карты и вновь развернула их. — Юр, у тебя срединника не завалялось?

Рыжий ложал плечами:

— Не-а. Срединника два хода ждать.

— Ну, значит, всё. Слили партию.

Она без раздражения бросила карты на стол. То же самое сделал Юрка.

— По следующей?

— Ага. Димыч, ты сразу скажи: кроме Игниссы у тебя других подарков нет?

Димка вздохнул:

— Нету. Вот сдам сессию — будет корабль «Восьмёрка мечей».

— Ясно.

Вновь зашлёпали по столу карты. После нескольких партий я попросил, чтобы мне дали колоду. А ещё через час — в первый раз выиграл.

— Случается, — Юрка перетасовал карты, сдал семь карт и повернулся к Димке: — Слушай, а «Восьмёрка» сильная карта?

— «Восьмёрка»? — Он на мгновение задумался. — Да нет. Не столько сильная, сколько непредсказуемая.