"Грааль никому не служит" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)

Глава 3. БУДДИЗМ, РЕКЛАМА И ГАДАНИЕ ПО ЭФИРОСЕТИ

Засиделись мы допоздна. Погром на экране ГБН-визора (подумать боюсь, как его называют в просторечии) сменился боями пенсионеров на ратушной площади. Маклеры, букмекеры, опьянённая азартом толпа... Затем пошёл длинный блок рекламы. Пока на экране балерины рекламировали антистатик для велосипедных чехлов и удобный держатель для булавочных подушечек, я успел посвятить Бориса в свои изыскания. Не полностью, конечно. О том, для чего мне нужен не-господин страха, я умолчал.

— Студентик, значит... — Борис задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. — Да ещё и в горах... Ну, зараза... Давай картинку.

Я достал фотографию. Цензор недовольно сморщил нос:

— Почему плоская?

— Реконструкция.

— Ясно. Придётся повозиться. Часов шесть, ловишь эфир?

Эфир я ловил. На то, что дело окажется настолько простым, я и не надеялся.

— В общем, так. Я погоняю картинку через сетку. Предупреждаю: поисковик слабый. Гражданский. Для цензорского придётся смотаться кое-куда, а сейчас уже поздно. А тебе, чтобы не скучать, можно на боковую. Где ляжешь — здесь или в гостиной?

Гостиную я забраковал: мне хотелось посидеть у головизора, поизучать жизнь Либерти. Кроме того, был ещё один вопрос, который меня мучил:

— Борис, а ты взаправду писатель?

Секунд двадцать он смотрел на меня, не говоря ни слова. Потом вышел. Я уж решил было, что обидел его, но тут он вернулся и вывалил мне на колени кучу мем-карт. Сверху пришлёпнул планшетку:

— Вот держи. Что нашёл, то принёс. Разберёшься?

Я с интересом взял планшетку. На Земле выпускали похожие, только там кнопок было больше.

— Вот это — регулятор уровней восприятия, — принялся объяснять Борис. — Здесь — блокировка кровавых сцен, включена. Это — секс-микширование. В это гнездо вставляешь мем-карту с книгой, а чтобы менять — отщёлкни здесь. Я тебе штук тридцать принёс, на первый раз хватит.

Мы выдвинули из стены ложе-трансформер (один шарнир заедал, поэтому кровать получилась с перекосом) и в четыре руки застелили бельё. Хозяин пожелал мне спокойной ночи и удалился.

Я остался один на один с включенным головизором и планшеткой. На полу горкой лежали мем-карточки. Культура планеты, на которой я собирался прожить послевоенную жизнь, ждала меня.

Я залез в кровать. Попрыгал, регулируя жёсткость матраца. Одеяло оказалось тяжеловато — после корабельного из вакуум-нити непривычно. Подушку я сдул на две трети от обычного и пристроил под спину.

«Симба, — позвал я. — Дай связь по резервному каналу».

Разговаривать, используя протея как ретранслятор, оказалось трудно. Не видно собеседника, не слышно голоса. Я коротко обрисовал ситуацию. Эксперты ответили уклончиво. Да, сказали они, у экзоразведки есть соглашение с советом цензоров. Моего нового знакомца уже проверяют. Первичная рекомендация — помощь принять. С осторожностью, конечно. В общем, действуй на своё усмотрение.

И я принялся действовать. Поджал ноги, усевшись по-турецки, и принялся рассматривать планшетку. Воспроизведение работало в трёх режимах: текстовой, звуковой и проекция внутреннего диалога. К последнему я относился скептически: держать в сознании поток на триста слов в минуту — это здорово, но долго ли продержишься с бормотунчиком в голове?

Выбрав мем-карту, я зарядил её в планшетку. Книга оказалась безумно сложным философским романом, посвященным проблемам этического самоопределения. Я поленился ввести своё имя, поэтому переменная •читатель• оказалась не определена.

«...•читатель• вошёл в пещеру. Снегопад снаружи усилился, затягивая выход мутной пеленой. Ориентироваться в сгустившемся полумраке было нелегко и •читатель• включил фонарик.

Тусклое пятно света заметалось по пещере, выхватывая предметы обстановки. Чаша для подаяний, ветхая шкура, старый кувшин. На лице отшельника луч ненадолго задержался. Старый монах сидел, привалившись спиной к стылому камню стены. Поза его казалась насмешкой над канонами медитации, но вот лицо... •читатель• видел такие лица не раз. Бессмысленная маска идиота, дряблый мешок — это выражение называют улыбкой Будды. Монах не двигался уже несколько месяцев. •читатель• решил, что святой вряд ли сможет ему помешать, и двинулся к алтарю с заветным ларцом.

— Грабить пришёл? — спросил монах.

— Так точно.

— Ну и дурак. Это не настоящий Будда.

— Рассказывай! А лорд Пивонька думает иначе. Полмиллиона даёт, Пивонька-то.

По пещере прошелестел смешок:

— Ты продешевил, о раб обезьяньего ума. Вор, пославший тебя, может заплатить трижды. Но Будда всё равно ненастоящий.

•читатель• озадаченно замер. Надо было хватать статуэтку и улепетывать, но он с детства обожал загадки. Да и бегать по горам в метель — занятие то ещё. Пока ешё Саймон на гравикоптере его отыщет...

— Говори, — отрывисто бросил он. Поискал взглядом, где можно присесть, и устроился на потрёпанной шкуре.

— Слушай, раб обезьяньего ума. Всё на свете оставляет свой след. Когда ты поймёшь это, перед тобой откроются врата рая.

...Есть присутствие, когда следы тотальны, и есть нирвана — бесследие.

Будда ушёл в нирвану. С собой он забрал всё, что могло отметить его путь на Земле. Откуда же тогда взялись его изображения? Откуда молитвы и истории?

Это — Будда ложный. Не будь его, осталось бы неприсутствие. Пустые шкатулки стали бы символом истинного Будды и привязали его к миру. В золоте статуэток, в грохоте взрывов, которыми талибы почтили никогда не существовавшего, — милосердие мироздания. Ложный Будда — есть Будда ушедший. Он существует лишь потому, что Будда истинный смог уйти. Никогда не быть.

Спасение невозможно. Тот, кто спасся, — никогда не существовал. А значит, некого было спасать...»

Я потёр виски. И это у них называется развлекательной литературой?.. На боковой панели планшетки виднелся рычажок «ИУ». Регулятор интеллектуального уровня. У нас они используются в учебной литературе, чтобы менять сложность материала. Рычажок стоял на высшей отметке. Я сдвинул его чуть пониже.

«...•читатель• вошёл в пещеру. Снегопад снаружи усилился, затягивая выход мутной пеленой. Ориентироваться в сгустившемся полумраке было нелегко, и •читатель• включил фонарик. Тусклое пятно света заметалось по пещере, выхватывая предметы обстановки. Чаша для подаяний, старая Шкура, кувшин. •читатель• нагнулся к чаше. На внутренней поверхности вспыхнули свежие царапины. Посветив фонариком, он прочёл:

А роза упала на лапу Харона. Кто имеет медный шлем, тот имеет медный лоб. Поцелуйте меня в зад, джинны, — вы ищете там, где не прятали.

Все стало ясно. Тот же шифр, что применялся в старом монастыре. Первая фраза — намёк на старинный палиндром. Значит, именно Азор — переодетый рунархский харон. Вторая же фраза — вольный пересказ священной книги о возмутителе спокойствия. «Джинн» в данном контексте «безумец», эти два слова у арабов созвучны.

Он вытянул из кармана колоду. Достал карту, изображающую безумца.

— Ах я дурак! — хлопнул себя по лбу.

— Поторопись, — донёсся из глубины пещеры бесплотный голос монаха. — Швед опередил тебя. В ларце — поддельный Будда».

Я ещё раз передвинул рычажок и отключил блокиратор кровавых сцен.

«...высохшие кости хрустели под ногами. Блеклое пятно фонарика выхватило стену с размазанными по ней кровавыми брызгами. Вот и всё. Как печально всё закончилось.

Господи, упокой старика отшельника, беднягу. Даруй ему покой и благодать. Нирвану, к которой он так стремился...

•читатель• выхватил парализатор и принялся методично садить в угольную тьму шоковыми зарядами. Затем швырнул плазменную гранату. Во мраке нестерпимо полыхнуло. Послышался дикий рёв. Пора!

Вскочив, •читатель• бросился навстречу врагу. Автомат в его руках забился, выплёскивая навстречу дьявольской твари мономолекулярную нить. Ожерелье на шее врага лопнуло. Оскаленные черепа горохом запрыгали по каменному полу. Отбросив бесполезный автомат, „читатель· бросился на чудовище врукопашную. В последний миг взгляд «читателя· скользнул по стенам пещеры. С потолка на крючьях свисало нечто, похожее на обугленный мешок с тряпьём. Костяк в хлопьях жирного пепла — вот и всё, что осталось от красотки Джины...»

Я вернул блокиратор в прежнее положение и включил микширование эротических сцен.

«...•читатель• вошёл в пещеру. Роскошное зрелище открылось ему. Среди тёмно-бордовых ковров, дорогих светильников, подносов с винами, сластями и фруктами высилось ложе тёмного дерева. На нём, привольно раскинувшись в обворожительной своей наготе, возлежала юная монахиня. Тонкие пальцы сжимали золотую статуэтку Будды с огромным торчащим фаллосом.

— Иди же ко мне, — низким грудным голосом позвала монахиня. — Я открою тебе всю благость нирваны.

•читатель• ощутил, как восстала его мужская плоть, и, не помня себя, ринулся к соблазнительнице...»

Я перевернул планшетку. Триггер пола был спрятан под неприметной панелькой возле блока питания. Проверять, адаптирован ли роман под читательниц, я не стал. И так ясно. Прежде чем отложить планшетку, заглянул в выходные данные. Текст принадлежал к серии «Революция сознания». Был одобрен советом цензоров Либерти и рекомендован для всеобщего прочтения как культовый роман.

Так вот чем занимается Борис. Он действительно пишет книги. И, по совместительству, является их цензором.

Критика бестселлеров, одобренных советом цензоров, теряет смысл. Искусство условно. А в данном случае отсутствует книга как таковая. Критику можно посоветовать перечитать роман, выставив ИУ-регулятор делением выше или ниже. Любая книга — одновременно женский роман, детектив или боевик. Либерти пришло к абсолюту литературы.

Я закинул руки за голову и задумался. Бедные либертианцы... Как же они сами себя боятся. Бунтовщики по натуре, они делают всё, чтобы избежать новых революций.

Первое Небо нашло себе достойного союзника.

Разбудил меня шум головизора. Борис сидел на ковре, жевал бутерброд с колбасой и сосредоточенно щёлкал пультом. Уютно пахло свежим кофе.

— Доброе утро, — кивнул мне Борис.

— Ага, — вяло отозвался я и, спохватившись, добавил: — Доброе.

Лучше бы не ложился... Несколько часов сна не принесли бодрости. На экране дева с томным взглядом и упругой грудью рассказывала о достоинствах сенсорного кодового замка для соковыжималки. Красный мотылёк-треугольник надоедливо трепыхался у её сосков.

— Что это? — хмуро спросил я, кивая на экран.

— Блок новостей. Говорят, что...

— Да нет, вот это. На груди.

— А-а... ты о мельтяшках. Манипуляционный маркер. Правительство обязало рекламодателей отмечать все точки воздействия на сознание.

— Ясно. Нашел что-нибудь?

Борис пододвинул мне тарелку с бутербродами. Налил кофе.

— Угощайся. Я закинул твою хреновину в «Трандекс». Обшарил все трансферы видеоинформации, веб-камеры, хранилища изображений. Даже в спецхраны залез. Пусто.

— Обидно.

Борис предостерегающе поднял руку:

— Не вешай нос. Это не всё. Я вспомнил одного полезного друганца. Документы подделывает. У него в архивах всё и нашлось.

Он пощёлкал кнопками пульта. Реклама сменилась объёмным блоком поисковика. Зелёными полосами выделялись значимые куски информации, бежевым — нейтральные тексты, жёлтым — мало относящиеся к теме.

— Видишь, структура хаотическая. Но порядок есть. — Его палец уткнулся в поле картинки, разорвав изображение инверсионным следом. — Зелёные пятна кучкуются здесь. В домене террористических организаций.

Зелёная амёба приблизилась, раскрываясь перед нами колонками текста.

— У вас ещё остались террористы?

— Худо-бедно. Мы их не рекламируем. Честно говоря, терроризма на Либерти нет. Мы его похерили в связи с военным положением. Указ от позапрошлого года, восемьдесят три процента голосов «за» при четырёх воздержавшихся.

— Терроризма нет, а организации, значит, остались.

— Да, и это наше счастье, — Борис надавил ладонью на край изображения, приминая. Облачко поисковой системы лопнуло, из него высунулся салатовый язычок ярлыка. — Вот они, все здесь. Уставы, основные положения...

— Явки, пароли, списки.

— Обязательно. Все антиправительственные организации зарегистрированы в эфиросети. Чтобы любой желающий мог выбрать по своему вкусу. У них жесткая конкуренция. Сидя дома, передавая записочки, много не навербуешь. Нынче не девятнадцатый век. Тайные общества так и умирают тайными.

— А правительство? Их не гоняют?

— Зачем? — Он искренне поразился. — Гелька, ты действительно не понимаешь? Это же наши традиции. Либерти — мир победившей свободы. — Кивнул на планшетку и россыпь мем-карт: — Как думаешь, почему не читают книг, не одобренных советом цензоров? Да потому что на хрен они никому не нужны. У нас существует около трёх тысяч разновидностей фильтров. Есть BDSM, есть христианской направленности, заточенные под слесарей, водопроводчиков, политиков разного толка.

— Ну хорошо. Но представь, что появился гений. Пушкин, Маркес... тот же Достоевский. Написал действительно сильную книгу.

— Так ведь и пишут. Знаешь, на чём они режутся? Всегда находится кто-то, кому интересно: а вот запихну я «Капитал» новоявленного Маркса, и пусть его представят в виде детектива. Или любовного романа. Получится? Нет? Не получается — к новинке теряют интерес. Получилось — тогда в чём её отличие от наших публикаций? Мы настолько привыкли играть с формой, что содержание неважно. В стереатральных постановках, интеракине, играх — то же самое. Из почти трёхсот новых нелегальных религий, зарегистрированных в прошлом году, двести канули в Лету. Их священные книги оформляли непрофессионалы. Стиль, сюжет, дизайн иллюстраций, благозвучность святых имён... Может, в них и было рациональное зерно, не знаю. Одних зёрен людям мало. Надо платить мельникам, надо печь булки. Крупой никто питаться не станет — на дворе давно уже не Средневековье. — Он хмыкнул: — А ещё около восьмидесяти сектам предъявили иски по факту нарушения авторских прав. Они передрали дизайн у своих предшественников. Тоже, заметь, нелегалов.

— Хорошенькое дело.

— Да. Однако же вернёмся к террористам. У парня, которого ты ищешь, богатый послужной список. Вот, смотри, — Борис повёл пальцем по зелёному параллелепипеду ссылок. Названия организаций вспыхивали под его ногтем. — Около десятка террор-групп. Последняя — «Закон тайги». Там он попытался устроиться на работу в таможню Нью-Маркса. Безуспешно. Я справился в спам-списках: его мэйл засвечен в той же десятке, что и эфироящик «Закона». А что это означает?

— Адрес, под которым он действовал, создан для нужд организации.

— Соображаешь. И в таможню он внедрялся не по собственному почину, а по заданию «Закона тайги».

Борис задумался. — Знаешь что? — предложил он. — Давай заглянем к одному друганцу. Не пожалеешь. Обычно он в «Фёдоре Михайловиче» сидит, самоедством занимается. Только учти — старик болтать любит. Да, ты сам увидишь.