"Низший пилотаж" - читать интересную книгу автора (Ширянов Баян)ПОДЕРЖИ ЗЕРКАЛО.Никаких хохмочек! Никаких выебонов! Правда. Голая блядь правда! Сам видел! И поэтому право имею ее резать! На глушняк… Да, я ширяюсь, шмыгаюсь, втираюсь, мажусь. Да, и зовут меня поэтому Шантор Червиц. А, может, и не поэтому, а из-за других причин, но причины эти по хую. Может и узнаешь когда, а пока въезжай в расклад и расстановку сил. Я объявил войну винту. Как и многие. Мы воюем с ним так же, как алкоголики со своей вонючей водярой, путем уничтожения посредством собственного организма. Ничего нового в этом нет, поэтому мы решили легализовать наркотики. Но об этом позже. Итого, мы имеем пятнадцать кубов на пять рыл. Я поставил кубы первыми, ибо они важнее всего. Без них ничего не случается, потому что случиться не может принципиально. Второе это флет. Флет у нас однохатный, с сортиром, ванной, прихожей и винтоварней, которая на других флетах обзывается кухней. Но кухня – это не винтоварня. На кухне варят хавчик, чтоб его потом жрать, поддерживая силы. В винтоварне, наоборот, варят, как многие уже догадались из названия, винт, который жратвой не является, а действует ровно наоборот. Ты грызешь свой кусок булки с ковбасой, чтоб наполнить себя силой, которая складывается в жировые отложения, по которым можно производить раскопки твоей истории. Ты хаваешь винта, чтобы извлечь из себя свою силу. Понятно? Ладно. Винта надо хавать. Сие – аксиома и обсуждению не подлежит. Чтобы его хавать, нужны те, кто его хавает. Их пятеро. Я. Чо, нескромно, ставить себя первым? А по хую!… Второй – Семарь-Здрахарь. Яростный торчок. Третьим у нас будет Навотно Стоечко. Распиздяй, похуист и поебеньщик. Четвертым – Роза Майонеззз, родная шировая сеструха Зои Чумовоззз. До сих пор неизвестно, кто из них кого подсадил. Пятая, последняя, безымянная герла. Она приблудилась к нам во время поисков салюта и села на хвоста так прочно, что пообещала выебать всех мужиков, что не понравилось Розе Майонеззз, но ее послали на хуй, вместе с ейной пиздожадностью. Да, чуть не забыл, хозяином флета числится Навотно Стоечко. На флету имеется разъебаный во всех смыслах и позициях диван без ножек, пара матрацев с бычковыми дырками, ковер, на который все стравливают контроль, стол комнатный и стол кухонный, разные, несколько не то стульев, не то табуреток, мигрирующих в широких пределах, колдун, в просторечье холодильник, газовая плита. Все прочее не имеет значения и смысла перечислять. Да, еще есть винт! Но об этом я уже сказал в самом начале. Итак, винт. Его надо ширнуть. И, желательно, в вену. А если не в вену, то под шкурой будет такой фуфляк!… Короче, вмазаться хотят все. Но первым должен ублаготвориться Навотно Стоечко, как варщик, это основная причина, и как хозяин, на эту причину всем насрать, поэтому она причиной здесь являться не будет. Без пизды можно сказать, что навотностоечковский организм проширян насквозь. На моей памяти он двигался в руки, ноги, пальцы и хуй. Если он когда-нибудь кинется, то, в натуре, в его винте крови не обнаружат, как не найдут и самих веняков. Для активных боевых действий супротив винта без веняков не обойтись, а эти суки норовят или скипнуть, или затромбиться, или вообще, на хуй, исчезнуть. Не въезжают они в необходимость своего присутствия. Навотно Стоечко заряжает баян положняковыми двумя квадратами. Вся тусовка кучкуется вокруг них. – Ой, бля-я-я… – Шипит Навотно Стоечко и угрожающе размахивает машиной. – Уйдите на хуй, свет застите!… – Помочь? – Интересуется Семарь-Здрахарь. Он единственный кто остается рядом, остальные растусовались по углам и старательно косят, что навотностоечковская казнь их не ебет. – В пизду! – Верещит ширяющийся, – Надо будет – сам позову. Семарь-Здрахарь под визги хатовладельца съебывает на винтоварню, а Навотно Стоечко стягивает с себя рубаху. Телеса Навотно Стоечко достойны кисти Пабло Дали и Сальвадора Пикассо. Или наоборот? Но до пизды, значит так, хэнды. Правая. Она пятнистая, сине-желто-зеленого окраса от подшкурного контроля. Тонкие белые полоски на местах старых дорог, у локтя красная блямба заросшего колодца. Вся эта красота в коричневую крапинку от недавних широк. Левой хэнде повезло меньше. На ней несколько вулканчиков, следы какой-то недоебаной инфекции. От вулканчиков вся хэнда ярко красная и бугристая. Торс Навотно Стоечко не так красив, на нем всего несколько синяков, ребер и волосков. – Блядский Бог… – Бормочет Навотно Стоечко, ощупывая правой хэндой левую. Зрители не дышат. – Ебаный Христос… Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие несколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование правой хэнды. Он пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни… И, ебеныть! чего-то находит!… Его палец находится около кисти, он осторожно надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается. Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль. – Бля! Поймал!… – Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень… – БЛЯ!!! – Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу. – Как больно-а-а!!! – Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем. – Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!… Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!… На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости: – Вперед меня?!… – Да ты сколько будешь казниться… – Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует. – Ну и хуй с тобой, паскуда! – Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги. Самое приятное – это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает. Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок? На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян. – А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так? – Ширнуться, – Соглашаюсь я, – Где пузырь? Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки. – Я – преступная мать… – Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, – Ширните меня… Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших! Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга. – Как? – Любопытствует Семарь-Здрахарь. – Хорошо. – Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать. Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное. – Точно хорошо? – Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет. – Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! – Доносится из комнаты. – Я – преступная дочь… – Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. – Ебите меня… Я – преступница… Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка – штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился. – Ну, ебите меня… – Жалобно просит безымянная герла. – Я – преступница, меня надо ебать!… Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!… Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами. – Попозже… – Улыбается Семарь-Здрахарь. – Вы мной брезгуете? Да? – Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. – Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница! Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница! Дайте двадцатку! Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя: – Я преступница… Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!… Несколько минут мы с Семарем-Здрахарем наблюдали как она дрочит баяном. А потом я не выдержал и сделал ошибку, я спросил: – А с чего ты это взяла, что ты преступница? Безымянная герла встрепенулась. Она посмотрела на меня так, словно я ее уже выебал. Потом, встав на четвереньки, не вынимая баян из пизды, она резво заковыляла ко мне и обняла за колени. – Я – преступная дочь. – Сказала безымянная герла, смотря на меня снизу вверх. – Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает… Я – преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три дня назад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла. Я – преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я ее люблю… Я – преступная дочь, – Начала безымянная герла по второму кругу, – Я бросила свою трехлетнюю дочку на шею мамы, я о ней забыла, она так меня любит, а я сижу тут, а вы мною брезгуете. Ну, пожалуйста, поебите меня, я – преступница! Тебя как зовут? – Шантор Червиц… – Давай я у тебя отсосу? – Умоляюще хлюпает безымянная герла, – Я преступница, я должна… – Прямо здесь? – Удивляюсь я, смотрю по сторонам и натыкаюсь на ухмылку Семаря-Здрахаря. Он кивает и подмигивает. – Мне по хую! – Говорит безымянная герла и еще сильнее обхватывает мои колени, – Пусть все смотрят, пусть все знают, что я преступная мать! – БЛЯ!!! Ну, был же контроль!!! Что ты делаешь, сука??!! Блядский Христос, нет Тебя, Господи! Ебал я тебя! Ну, помоги же Ты мне, ебаный Твой рот! – Верещит в комнате Навотно Стоечко и с его последними словами на кухню входит Зоя Майонеззз, чтобы увидеть, как безымянная герла заглатывает мой нестоящий хуй. Зоя Майонеззз замирает на полушаге, а безымянная герла, не выпуская изо рта мой хуй, начинает свою телегу: – Я – пврештвупфная мфать! Я – пврештвупфная дофь! Я – пврештвупфная фена!… Подозрительно глядя на торчащий из пизды безымянной герлы шприц, Зоя Майонеззз делает Семарю-Здрахарю условный жест. Она оттопыривает большой палец и трет им руку, мол, вмажь меня. Семарь-Здрахарь наполняет баян, и они уходят в ванную, винт, Семарь-Здрахарь и Зоя Майонеззз. – Я – пврештвупфная мфать! – Бля, ну помогите же кто-нибудь, бляди! – Кричит Навотно Стоечко из комнаты. – Семарь! Шантор! Кто-нибудь, бля! Мне удается высвободить хуй из губ безымянной герлы, с него капает ее слюна и я решаю штаны пока не надевать. В раскорячку я вхожу к Навотно Стоечко, и вижу, что он абсолютно голый сидит на матрасе, а к стене прислонено большое круглое зеркало, отражающее жопу Навотно Стоечко. – Я и в ноги, и в живот, и в хуй… – Жалобно стонет Навотно Стоечко. В его руке уже десятикубовый агрегат с метровой бабочкой, полный навотностоечковской крови. – Поможешь? – Как? – Подержи зеркало. – Зачем? – В спину вмажусь. Ну, давай, бля! Скорей! Пока я устанавливаю зеркало как надо Навотно Стоечко, он молчит, но как только игла бабочки приближается к коже, начинается старое ворчание: – Бля… Ну, на хуя столько контроля? Блядский Бог… Нет Тебя, падлы! Поможешь ли Ты мне, ебаный Христос!? Там, куда ширяется Навотно Стоечко я не вижу ни хуя. Как он разглядел веняк у себя на спине, непонятно. Но вдруг в шланг бабочки начинает идти контроль! Навотно Стоечко замирает, не доверяя своей удаче. Кровь медленно ползет. Она доходит до баяна, выгоняя воздух из прозрачной трубочки, и смешивается со старым контролем. Навотно Стоечко мягко жмет на поршень. О, ширка! Непостижимая, как круглый квадрат. Вот она, жидкость, в баяне. А вот она исчезает. Вот она была снаружи. А вот она внутри! И приход!… – Бля… – Стонет Навотно Стоечко, – Нету ни хуя!… Его кровь скрылась там, откуда пришла, но торчок не вынимает струны из тела: – Нету прихода!… Шантор, добери мне двушку! – Пока я щелочу, выбираю, отбрыкиваясь от безымянной герлы, проходит минуты две. Вернувшись, я застаю Навотно Стоечко в абсолютно той же позе: – Давай, давай! – Кричит он. Поменяв баян на бабочке на полный, он начинает гнать. Сперва осторожно, по децилам, а потом, чуя наступающий приход, и в полную струю. Граница воздуха и винта резво бежит по трубке, приближаясь к коже, но Навотно Стоечко выдергивает иглу на последних каплях. – Ух! Ух! Ух! У-у-у-у-у… – Звуки замирают, и слышится только натужное дыхание. Пока я наблюдал за ширянием, безымянная герла опять присосалась к моему хую. – Да отъебись, ты! – Делаю я страшные глаза и бью ее коленом. Герла валится на пол и начинает рыдать: – Вы все мной брезгуете!… – Я вот чего придумал… – Говорит вдруг Навотно Стоечко. После вмазки у него совершенно поменялся голос. – Какого хуя нас, торчков, все стремают? Если так разобраться, торчки-то абсолютно все! Чай пьешь – наркоман. Куришь – тоже наркоман! У нас весь мир – одни наркоманы! А я стану президентом! И введу принудительную наркотизацию населения. Чувак чапает, а к нему полис: – Чем сегодня ширялись? А ну-ка покажите дырки! А нет дырок – в ментовку, на анализ крови. Есть наркотики – отпускают. А нет – выбирай! Вот марфуша, вот герасим, вот фен, вот винт, вот кока. Ширяйся, братец. Вот тебе баян одноразовый. А не умеешь ширяться – на первый раз тебя мент вмажет, а потом – изволь на курсы. Или колеса глотай, но так, чтобы мы видели! Там тебя научат и ширяться, и разбираться в наркотиках… А в драгах!… Хочешь чистяка? Пожалуйста! Хочешь сам сварить? Вот тебе комплект из соломы с ангидридом, эфедрин с компонентами, что душа пожелает! А лениво в драгу на ломках, скорую помощь можно вызвать. Они тебя и втрескают, и веняки подлечат. Она так и будет называться – «скорая наркотическая помощь». Зарплату будут наркотиками выдавать. Из расчета: сколько надо – столько получишь! А для безработных – общественные «Широчные». Заходишь, ширяешься, там комнаты для прихода. Только больше десяти минут зависать нельзя. Очередь. И никакого стрема! Все вмазанные, тащатся, кайфуют. А глюки захотел, тоже, пожалуйста. «Глюкаличные» откроют. А я – президент… И тоже весь день под кайфом… Эй, ты, герла. Иди сюда. Отсоси-ка… |
||
|