"Жара в Архангельске-2" - читать интересную книгу автора (Стилл Оливия)

Гл. 15. Свинарник

Саня застегнул дорожную сумку и, подумав, положил паспорт и билеты в боковой отсек. Перекинув сумку через плечо, вышел из своей комнаты и, медленно ступая по ковровой дорожке, направился по коридору к лестнице.

«Вроде всё взял, ничего не забыл, — подумал он, спускаясь на первый этаж, — Ах да, питерская симка! Вот вечная моя рассеянность — так бы и уехал без неё…»

Саня прошёл через холл и, поставив сумку в передней, направился в диванную. Там в шёлковом халате стояла мама, поправляя в большой старинной вазе только что принесённые цветы.

— Когда у тебя самолёт? — спросила она, задумчиво теребя орхидеи.

— В восемь часов; а Дима где?

— Наверху наверно… Я вот думаю: ты уедешь, мы с папой завтра утром тоже улетаем в Сан-Тропе; кто же будет присматривать за цветами и кормить вовремя рыб? Дима такой безалаберный…

От диванной Саня опять вышел в холл и, подумав, поднялся на второй этаж и направился в комнату брата.

— У тебя питерская симка? — спросил Саня у Димы, — Она должна быть у тебя; я помню, я её тебе отдавал.

Дима выдвинул ящик стола и, достав оттуда небольшую шкатулку, высыпал из неё на стол несколько симок.

— Нет, этой здесь нет, — сказал Саня, — Где же она?

— Значит, она у Салтыкова, — ответил Дима, убирая симки обратно в ящик стола, — Точно у него: он у меня брал эту симку, когда в Питер к Майклу ездил.

— А где я его теперь найду? Они же щас вроде с Оливой на Медозере; а у меня самолёт через три часа.

— Да нет, я думаю, они уже вернулись. Но ты позвони ему на мобилу, уточни.

…Свернув с улицы Тимме во двор, Саня с трудом нашёл дом 23-б и, поднявшись на девятый этаж, пошёл по тёмному смрадному коридору, отыскивая квартиру 87. Остановился у обшарпанной деревянной двери, нажал кнопку звонка. «Кошмар, в каком свинарнике они тут живут, — подумал он, с отвращением осматривая облупившуюся краску на стене и прислушиваясь к гулу сквозняка в тёмном коридоре, — Неужели люди ещё могут жить в таких жутких домах за этими облезлыми дверьми, ходят по этим вонючим и смрадным коридорам… Неужели они нормально себя чувствуют в такой обстановке?..»

Между тем Салтыков открыл дверь. Лицо его было помято, волосы взлохмачены, глаза заспанны. Зевая, он пропустил Саню в прихожую.

— Вы спите, что ли? — спросил Саня.

— Ага, спим… — зевнул Салтыков, — Симка твоя у меня в телефоне, щас я её тебе отдам. Пошли в комнату.

Саня зашёл в комнату и тут же сконфузился. На постели, скинув с себя простыню, спала Олива, лёжа на спине и раскинув руки.

— Ой, что же это я зашёл… Она тут спит…

— Да ладно, я её щас разбужу!

— Зачем? Не надо, пусть спит, — сказал Саня, — Я сейчас уйду, только симку заберу.

— Куда такая спешка? В покер бы сыграли, — Салтыков достал симку из телефона.

— Некогда; у меня самолёт в восемь часов, а надо ещё регистрацию пройти в аэропорту…

— Яасно. Ну, бывай, Саня. Майклу привет! И Максу Капалину тоже.

Закрыв за ним дверь, Салтыков вернулся в комнату и принялся целовать спящую Оливу. Она проснулась и недовольно отстранилась.

— Зачем ты меня разбудил?

— Так время-то уже шесть часов вечера, — сказал Салтыков.

— Ну и что? Тебе не похуй, сколько времени? — она отвернулась от него к стене, — Сам не спишь, и другим не даёшь…

Оттого ли, что он разбудил её ото сна, или же от чего другого, настроение у Оливы испоганилось просто ниже плинтуса. Проснувшись, она снова вспомнила прошедший день, сцену на Медозере с вытряхиванием спящего Хрома из палатки, вымогательство Салтыковым денег у Хром Вайта за шашлык, за который Салтыков из своих денег не заплатил ни рубля; вспомнила, как они вернулись днём в Архангельск, и Салтыков, оставив тормозящую от усталости и бессонной ночи Оливу на скамейке во дворе, пошёл искать другую съёмную квартиру, ибо ту, которую он снимал на один день, они уже сдали хозяину. Олива не понимала, почему Салтыков снял ту квартиру только на день, если она приехала на неделю; поняла она это только тогда, когда после двухчасового ожидания на скамейке во дворе к ней подошёл Салтыков и, сказав, что нашёл другую квартиру, спросил, есть ли у неё три тысячи рублей, хотя квартира на неделю стоила две пятьсот. Олива почувствовала внутри какую-то гадость, как будто проглотила горький, гнилой орех; однако она ничего не сказала, а, достав из сумки три тысячи, молча отдала их Салтыкову.

И теперь, проснувшись, Олива чувствовала, что ей противно присутствие рядом Салтыкова; она уже тысячу раз пожалела о том, что связалась с ним. Даже самой себе Олива была противна в эти минуты, она кляла себя за свою слабость и мягкотелость, за то, что она вещь, и позволяет обращаться с собой как с вещью.

— Маленькая моя, ну чего ты опять не в духе? — спросил Салтыков.

— Ничего. Просто меня всё бесит! — Олива выбежала на балкон.

На балконе было не так душно, как в комнате, но тяжёлый осадок на душе преследовал Оливу даже здесь. Её уже подрывало на истерику, тряслись руки.

— Где сигареты?! — Олива пулей влетела в комнату.

— Зачем тебе? Ты же не куришь…

— Надо. Где? Где?!

— Оля, послушай…

— Нет! Тебе чё, жалко? Где сигареты, я тебя спрашиваю?!

— На балконе там лежат…

Олива выкурила сигарету и сразу успокоилась. И руки перестали трястись. «Ладно, что уж теперь, — подумала она, — Ну такой вот он, я-то сама, наверное, не подарок. Может, проще надо ко всему относиться…»

На следующий день, когда Салтыков ушёл на работу, Олива закрыла за ним дверь и прилегла поспать. Разбудила её смска от Мими.

«Оленька, — писала она, — Ты уже в Архангельске, дорогая?»

Олива терпеть не могла, когда её называли «Оленька» или «Оля»; и Мими она, кажется, давно дала понять, что зовут её не Оля и не Оленька, а Олива — но та упорно продолжала называть её Олей, и теперешняя смска от Мими со словами «Оленька» и «дорогая», взбесила Оливу как никогда. Ей очень захотелось написать Мими в ответ какую-нибудь гадость типа «Какая я тебе, к чёрту, Оленька?» или «Машенька, а не пошла бы ты нах?» Но сдержалась. «В конце концов, ничего плохого она мне не сделала, — подумала Олива про себя, — Просто она такой человек. Перфекционистка, — Олива раздражённо усмехнулась, — Да, розовые кружева, приторные пирожные, слащавые записи в дневнике, сессии на пятёрки… Всё это она… А может, я её тоже так же раздражаю только потому, что я на неё совсем не похожа…»

Олива зевнула и опять прилегла на постель. Ей стало скучно. Подумав немного, она взяла телефон и быстро написала ответ Мими:

«Приходи щас ко мне, Салтыков на работе. Тимме, 23-б, 9 этаж, кв. 87».

…Они сидели вдвоём на тесной и грязной кухне, пили чай. Олива сидела напротив Мими, взлохмаченная, в своей ночной сорочке до пят и, помешивая в своей чашке сахар, рассказывала ей, как она сошлась с Салтыковым, рассказывала длинно, с множеством скучных подробностей, важных только для неё одной, и ничего не значащих для постороннего слушателя.

— Ну и вот… — говорила она, вдруг оборвавшись на середине, — Так о чём бишь я? Ах, да, Медозеро… Вот, значит, вылезла я из воды, а Хром Вайт говорит — иди помоги мне шашлык на шампуры насаживать. А темно уже было, Хром фонарик включил. Ты, говорит, побольше луку насаживай, я лук, говорит, ужас как люблю…

Мими вздохнула и, подавив зевок, скучающе-брезгливым взглядом обвела грязный, заваленный немытой посудой и какими-то объедками стол; она увидела крошки на столе, и ей стало противно. По стене прополз небольшой чёрный таракан; при виде его Мими вообще чуть не вырвало. И только Олива, равнодушно глядя на таракана и не замечая его, сидела, подперев рукой свою взлохмаченную голову, и продолжала свой тяжёлый, нудный рассказ.

— И вот, значит, лежим мы, это, с Майклом в постели — и тут Салтыков вышел из душа и полез прямо в постель в чём мать родила… Я говорю — убери свою срамоту, совестно глядеть даже. Меня не постеснялся, так хоть Майкла бы посовестился! А он: я, говорит, трусы потерял, лень искать…

— Ой ладно, мне пора, — Мими решительно поднялась с табуретки, — У меня ещё столько дел сегодня…

— Как? Ты же только что пришла, и уже уходишь? А как же чаю?..

— В другой раз, Оленька, в другой раз.

Мими в одну секунду вылетела в прихожую, надела туфли и — поминай, как звали. Олива закрыла за ней дверь и расстроенно прошла в кухню. Ей хотелось курить. Она хотела взять с подоконника сигареты, но их там не оказалось: Салтыков унёс их с собой на работу.

«Что ж, я что-то не то ей сказала? — подумала Олива, выходя на балкон, — Убежала как ошпаренная… Видимо, наша чистюля побрезговала жрать со мной за одним столом…»

А Салтыков тем временем, дождавшись обеденного перерыва, вышел из здания высотки и закурил, дожидаясь Мочалыча, чтобы с ним вместе сходить пообедать. Паха Мочалыч, его давний приятель, работал в этом же здании, только на другом этаже.

— Давно ждёшь? — окликнул его Мочалыч. Салтыков аж вздрогнул.

— Не, недавно… Сука, не выспался нихуя — сидел сегодня полдня на работе, носом клевал. Этот поход окончательно выбил меня из колеи… А сегодня вечером ещё приезжает подруга Оливы, её идти встречать…

— Из Москвы? — спросил Павля.

— Ну да, откуда же ешё.

— Нда, однако… — Павля не спеша закурил, — А я вчера вечером Тассадара встретил.

— Тассадара? И чё?

— Анекдот сплошной. Сидят они вчера с Гладом «У тёщи». А у Тасса, ты знаешь, с Оксанкой проблемы… Ну, спрашивает его чисто по-дружески: Глад, что б ты сделал с другом, если б он увёл у тебя девушку? Глад такой: «Накуски! Однозначно!» Хорошо. Глад, а что ты будешь делать с этой девушкой? — «Однозначно накуски!» Ладно, Глад, а если проблема в тебе самом, что делать будешь? Глад подума-подумал: «Ммммм… На-кус-ки! Однозначно!»

— Да у него весь словарный запас состоит из двух слов: «накуски» и «однозначно», — съязвил Салтыков, — Всё остальное в мышцы ушло…

— О! Какие люди! И без охраны! — воскликнул Павля, когда неожиданно на горизонте возник Дима Негодяев, — Сенсация! Наш затворник вышел из дома!

— Димас, ты как раз кстати, — сказал Салтыков, — Сегодня вечером к нам из Москвы приезжает Аня — подруга Оливии. Будем тебя с ней знакомить!

— А я уеду, — сказал Дима, краснея как помидор, — В деревню.

— Ну что ты за человек такой, а, Негодяев? Девчонка едет за полторы тыщи километров, а ты морду воротишь…

— Салтыков, я не люблю москвичей. Особенно москвичек, — отрезал Дима, — Если Олива так хочет меня с кем-то познакомить, то пусть ищет подружек из Архангельска хотя бы.

— Блин, Димас, да какая хуй разница? — воскликнул Салтыков, — Я не думаю, что она там гламурная шопиздец! Просто пообщаться едет…

— Нет, ты немножко недопонимаешь, для меня фактор расстояния, к примеру, критичен.

— Ой, Негодяев, Негодяев…

— Ладно, там видно будет, — Дима свернул разговор, — Мне идти надо.

…Вечером Салтыков, Олива и её подруга Аня, только что приехавшая из Москвы, уже сидели в гостиной Негодяевых, пили кофе с суфле и рассматривали Димкину коллекцию монет, древние старообрядческие кресты, ордена.

— Боже, империалы XVII, XIX столетий… — изумлённо бормотала Олива, разглядывая коллекцию, — Откуда у тебя такие раритеты?

— Мой прадед был потомственный дворянин, — рассказывал Дима, украдкой взглядывая на Аню, — Эта коллекция досталась мне от него в наследство…

Аня во все глаза смотрела на Диму. Блестящая обстановка дома, гостиной, куда она попала словно по волшебству, возымели на неё потрясающее действие. Но больше всего произвёл на неё впечатление сам хозяин дома и коллекций. Аня смотрела на его утончённо-правильное лицо, наполовину скрытое тёмною шапкой кудрей, и улыбалась — Дима ей очень и очень приглянулся. Олива же сидела как на иголках: с минуты на минуту должен был прийти Гладиатор.

Внизу раздался звонок в дверь. Олива соскочила и понеслась вниз по лестнице, сломя голову. Минута — и она уже висела на руках у Гладиатора. Тем временем по лестнице спустилась Аня, и Глад, недолго думая, заключил её в свои объятия.

«Тоже мне, мачо-хуячо, — с неудовольствием подумал Салтыков, но тут же вспомнил анекдот, который рассказал ему утром Павля, — Ну да, что ему ещё остаётся, больше ничем кроме мышц взять не может…»

— А всё-таки, Димочка мне нравится больше, — шепнула Аня на ухо Оливе, когда парни поднялись на второй этаж, — Если смотреть, кто из них симпатичнее, то Димка на первом месте, Салтыков на втором…

— А Гладиатор на последнем? Я думала, что Салтыков по внешности им всем проигрывает, — призналась Олива.

— Нет, ну Салтыков в принципе симпатичный, — сказала Аня, — Зря ты так на него.

— Девчонки! — крикнул Салтыков сверху, опираясь на баллюстраду. Аня и Олива, оставив секретничать, с постными лицами поднялись вверх по лестнице.

— Димас, а родители-то твои где? Уехали что ли? — спросил Салтыков у Негодяева, когда настенные часы внизу пробили полночь.

— Да, они улетели сегодня утром в Сан-Тропе, — ответил Дима.

— Так, Димас! — Салтыков ударил кулаком по ладони, — Чё ж ты раньше-то молчал? Я б за квартиру не платил… Всё, остаёмся у тебя!

— Нет, мне щас уходить надо, — уклончиво ответил Дима. Это, конечно, была уловка: никуда ему ночью уходить было не надо, а просто надо было их спровадить.

— Нуу, Димас!

— Салтыков, я сказал — нет, значит, нет.

— Ну дай нам хотя бы подушки, одеяла, — сказала Олива, — А то мы по части белья прям бедствуем.

Негод дал им и подушки, и одеяло, и даже спальный мешок пожертвовал. Облегчённо вздохнул только тогда, когда закрылась дверь за шумной гурьбой, и их смех, гахнувший разом за дверью, смолк далеко на улице.