"Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца" - читать интересную книгу автора (Бегемотов Нестор Онуфриевич)ИЗ СБОРНИКА «СОТНЯ БЛОХ» (Бромпортреты и Натюрморды)Жил да был самый обыкновенный Фонарь. Всю свою жизнь он мечтал светить людям темными вечерами, служить для них маяком, на который бы они шли и не сбивались с дороги. Но, вместо этого, он был вынужден стоять столб столбом. Ибо люди еще не придумали электричество. Бывает чертовски обидно родиться раньше своего времени. Напиваясь вечерами, Сидоров выходил на улицу и грабил прохожих самым безжалостным образом. Оправдывало его только то, что ему позарез нужны были деньги. Чтобы напиваться вечерами. Мне вот лично наплевать, что вы обо мне думаете. Я говорю, чихать я хотел на ваше мнение!.. Что вы сказали? Это я-то такое сказал? Да вам, видимо, послышалось! Как вы только могли обо мне такое подумать! Я же говорю – послышалось! Я совсем другое имел в виду. Я говорю, начхать я хотел на то, что вы обо мне думаете! Одна блоха считала, что сотня блох могут запросто закусать одного слона. У слона было на этот счет другое мнение, но спорить с блохой он считал ниже своего достоинства. А может быть, просто боялся. Поскольку было известно, что эта блоха кусала его совершенно безнаказанно. Начинайте с малого, понемногу. Постепенно расширяйте свои методы и возможности. И в конце концов, я уверен, настанет день, когда вы будете получать удовольствие от того, что врете. – Смотри, это пишущая машинка. Она печатает разные буквочки, из которых можно составлять неприличные слова. – А приличные можно? – Не знаю, не пробовал… Иванов был замечательным музыкантом – и ему прощалось его беспробудное пьянство. Петров был талантливым поэтом и ему прощалось, что он никогда не отдавал свои долги. А Бормашинов был Подлец. И ему прощалось все. Накануне защиты диплома, студент Слонов повстречал студента Бегемотова и, как это принято у студентов, спросил: – Ну, как поживает твой диплом? – Начал делать, – вздыхает студент Бегемотов. – Так поздно?! – Что значит поздно? – искренне обиделся Бегемотов. – Всего-то семь часов вечера! Если литератору Бегемотову рассказывали о каком-нибудь замечательном человеке, тот неизменно спрашивал: – Это все, конечно, хорошо. Ну, а он-то меня знает? Я люблю читать о том, как люди женятся. Вот, например, «Иван Иванович женился на Оленьке» или «Сидор Петрович взял в жены Светланочку». И так бы страниц на сто пятьдесят! Наряду с обломками кораблекрушения, на берег выбросило Мермедова. Несмотря на палящее солнце, Мермедов пошел по берегу острова, сладко поеживаясь и почесывая свою спину… Я мог бы сделать с этим оборванцем все, что угодно. Но он мне ничем, собственно говоря, не досадил. Перед побоищем барон де Кайфель подошел к одному из своих вассалов, упакованному в непробиваемые доспехи, принюхался к шлему и подозрительно спросил: – Вас, кажется, качает, любезный? Может быть вы пьяны? – Никак нет! Просто магнитная буря, сэр! Сидоров стоит и полчаса рассматривает памятник Ильичу. К нему подходит заинтригованный экскурсовод и спрашивает: – Вам нравится этот памятник? – А то! Конечно, нравится! Скажите, а это бронза? – Да, это чистая бронза. – Какой хороший, большой памятник! Я вот стою и все прикидываю – сколько наконечников для стрел могло бы из него получиться… – Счастье – это целыми днями лежать на сеновале с красивой девушкой, которая тебе близка; есть бананы, утром пить кофе, вечером – пиво и писать в свое удовольствие толстенные романы. – Ну, а несчастье? – Наверное, такие романы читать… Читая хорошую книгу, я, откровенно говоря, перерождаюсь заново. Я ликую и ниспадаю, я смеюсь и плачу, я думаю: «Так бы мог написать я сам». Славно, что нашелся человек, написавший эту книгу. Хорошо, что это был не я. Стены моей комнаты искривились, и женщина в облегающем белом вышла прямо из стены, так сказать, Извне, приблизилась ко мне и присела на моей постели. – Привет! Я из параллельного мира, – томно сказала она. – Как у вас там с водкой? – Никакой гарантии. Можно и отравиться… – Жаль, – согласился я. – Может быть, нам стоит познакомиться как можно ближе? – Нет. Без водки ничего не получится, – отрезал я и она ушла восвояси. А вот прощальный разговор в другой квартире: – Ешь, милый, инжир. Он увеличит твою небывалую потенцию… Скушай, зайка, баночку сметаны, это народное, проверенное средство… А теперь посмотри, Сидоров, какие орешки я для тебя раздобыла – отведай… – Неплохо, неплохо, – бормочет «зайчик», уплетая за обе щеки. Через пять минут, возбужденный до угрожающей крайности Сидоров вылетел из дома и бросился через всю Москву к своей любовнице. Пройдоха Диоген первым открыл, как с помощью простой бочки можно ловить раков. Вот как он это, подлец, делал. Диоген подвешивал в бочке зажженный фонарь, привязывал к ней веревку, выходил на берег реки и бросал бочонок в воду. Как только два рака заползают в бочку, они первым делом фонарь гасят. А как только Диоген видит, что фонарь потух – сразу же дергает за веревку и вытаскивает свой улов! Я сожрал какие-то старые грибы из старого холодильника, сидел на стуле и гадал – получу я пищевое отравление, если я еще не наелся, или нет? А вдруг умру? Кто же напишет этот нравоучительный рассказ? Я не умер. В общем-то, и писать об этом не стоило. Однажды звери смертельно обиделись на Человека. Крот сказал: Я пророю Землю и измельчу ее на тысячу кусков, так что все вокруг будут проваливаться! Злобный кабан сказал: Я истопчу своими копытами всю растительность и ничего живого здесь не останется! Кролик сказал: А я буду так быстро размножаться, что через десять минут здесь останутся только Наши, на остальных места не хватит! Тогда человек зевнул и ответил: Раз вы так, тогда я полечу на Марс и никого не возьму с собой. Звери разрыдались и взяли свои обидные слова обратно. Так Человек помирился со зверями, но не полетел на Марс. Один мой знакомый, собственно говоря, мой отец, позвонил мне на днях и предложил заключить контракт: он будет снабжать меня время от времени деньгами, а я, в свою очередь, никогда не буду писать о нем ничего – ни плохого, ни хорошего. Подписанный мною контракт не позволяет мне рассказать вам о том, что было дальше и чем все-таки кончилась эта история. Смотри, вот облако, напоминающее своими формами нашего начальника. Смотри, как оно движется по ветру и морщится, отбрасывая от себя все лишнее. Вот и разлетелось все облако. Теперь ты знаешь, что в конце концов происходит с начальниками. Мы проходим залы музея и задарма любуемся мраморными изваяниями богини любви Афродиты, не преклоняя колен, не совершая жертвоприношений, не вымаливая для себя любви. Она отстранена временами и странами, она втайне смеется над нами – нам неизвестен путь к ее благосклонности. Только Сидоров знал этот путь. Ночью он проник в музей им. А. С. Пушкина, разбил стекло в стеллаже, взял жертвенный нож и принес в дар Афродите куриное яйцо. Прозвенела сирена, Сидорова задержали сбежавшиеся смотрители музея и обвинили его в акте вандализма. А на следующий день следователь Иванова согласилась стать тайной возлюбленной Сидорова. Когда-то мечтал провести свою жизнь среди книг и прочих забав, среди дев и других безделушек. Но потом оказалось, что у тоски – цвет лиловый, если смотреть на мир сквозь черные очки; и если ты даешь обет скуки, то все, что было с тобой, осыпается серой пылью. Все чудодейственное становится громоздким – не унести. Хватит ли тебе смелости, чтобы почувствовать ритмику строк, чтобы разгадать симптомы весны – и броситься к распятому на стене телефону, чтобы умолять, умолять, умолять и требовать повторения… День всегда будет таким, каким вы его запомнили: от метро до дома всегда будут грязные лужи, толстые собаки будут прыгать из мусорного бака, а женщины размеренно подниматься по лестницам, удлинняя стройные ноги. И только возле самых дверей, вы неожиданно опустите, как шпагу, букет и подумаете о том, что снова оказались смешным. И даже не станете звонить в двери. В сказках вещам комнатным позволено разговаривать. – Добрый день, – вежливо сказал стол скрипучему стулу. – Привет, старый осел! – доходчиво отозвался стул. – Позвольте! Как можно? – обиделся стол. – В сказках, дружок, все можно, – прокомментировала люстра, которая в тот день была назначена рефери. А с рефери – не спорят. Идет важное заседание, небольшой зал пуст. В одиноком президиуме – яркие, потные лица. Неожиданно во время полемики выясняется, что в помещении явственно пахнет носками. Все начинают смотреть под стол, чтобы определить очаг поражения воздуха – и, наконец, взоры устремляются на председателя. Потупившись (и тупея на глазах), собравшиеся начинают пшикать дезодорантами, душиться экстремальными духами. В речах проступают обмолвки: «Мы боролись в поте лица и не снимая носков…», «Мы покажем еще смену наших решений, как и носков…» и даже – «Наши носки верны традициям отцов и дедов…» В конце невыносимого заседания все начинают зажимать нос, многие скоропостижно покидают комнату. Остаются только председатель и трое его преданных соратников. К ним-то он и обращается со словами: «Мы, верные ленинцы». Это заключительное слово. |
||
|