"Непорочная грешница" - читать интересную книгу автора (Бекнел Рексанна)

Глава шестнадцатая

Настроение у собравшихся за пиршественным столом людей было самое разное. Солдаты де ла Мансе во главе с Питером, казалось, веселились и радовались от души. Возвращение леди Милдред являлось свидетельством того, что их многолетняя борьба успешно завершилась, они видели в ней символ своей победы. Сама же леди Милдред лишь старательно изображала веселье, не желая разочаровывать своих вассалов. Линни сидела неподалеку от матери Экстона и видела, каких усилий ей это стоило. Улыбка на ее лице была словно наклеенная, а руки дрожали. Кроме того, за весь вечер она ни разу не посмотрела Линии в глаза.

Экстона, судя по всему, тоже терзали противоречивые чувства. Он сидел между женой и матерью, но сэра Эдгара за столом не было видно вовсе. Линни сделала все, что был ее силах, чтобы отец остался у себя в комнате и не попадался на глаза новым хозяевам. При всем этом Линни знала, что спокойствие Экстона обманчиво и он тогда лишь обретет покой, когда молодой герцог Генрих вынесет окончательное решение по поводу замка Мейденстон и его бывших владельцев Эдгара и Мейнарда де Валькуров.

Тем временем грандиозный обед, состоявший из двенадцати перемен, продолжался. За молочными поросятами следовал пирог с дроздами, затем шли жареный лебедь, устрицы, паштеты из дичи и — во множестве — тушеные и вареные овощи, фрукты и огромные круглые хлебы. Гостей развлекали менестрели, музыканты и жонглеры, среди которых был даже пожиратель огня.

Сидевшие за нижним столом люди ели в свое удовольствие, пили в огромном количестве эль и отчаянно веселились, те же, кто сидел за господским столом, вели себя сдержанно, ели и пили в меру.

Первой покинула пиршественный стол леди Милдред, которую проводил до отведенных ей покоев ее сын Экстон де ла Мансе. Линии осталась за столом, чтобы дождаться возвращения и, пожелав ему спокойной ночи, тоже удалиться к себе. Ее провожал сильно подвыпивший Питер, который в этом состоянии куда больше напоминал мальчишку, нежели взрослого мужчину. Как обычно, за ним следовал его огромный пес.

— Я сказал матери, что вы с Экстоном отлично ладите. Думаю, после событий сегодняшнего дня в этом вряд ли кто усомнится.

Тут он зацепился шпорой за лежавший на полу ковер и рухнул бы на каменные плиты, если бы не ухватился за ошейник Мура и не удержался на ногах. Восстановив равновесие, Питер ласково потрепал пса за уши и глупо улыбнулся Линии.

— Сегодня великий день для всех де ла Мансе.

Линни бросила взгляд на лестницу, которая вела на третий этаж, где находились теперь покои Питера и Экстона.

— Мне кажется, что далеко не все де ла Мансе счастливы, как ты.

— Мать к тебе привыкнет — дай срок. Она женщина хорошая. В сущности, более достойной леди я не встречал за всю свою жизнь.

Не выпуская из рук кожаного, с металлическими шипами ошейника Мура, Питер отвесил Линни галантный поклон.

— Позволь пожелать тебе доброй ночи, миледи. Мне нужно вернуться в зал, поскольку там сейчас начнут заключать пари…

Он неожиданно замолк, застыдившись чего-то. Это могло бы показаться Линни смешным, если бы ей в голову не вкралась мысль, что смущение Питера имеет непосредственное отношение к ее особе.

— Какое такое пари, Питер? — вкрадчиво спросила она. — Ты просто обязан мне рассказать!

Питер уже пятился к лестнице. Хотя его лицо и покраснело то ли от стыда, то ли от выпитого, широкая озорная улыбка по-прежнему растягивала его рот.

— Ну… я побился об заклад, что Экстон не успеет опрожнить и половины кувшина с вином, как его снова потянет тебе!

? Питер! — с возмущением воскликнула Линни, но того и след простыл.

На лестнице, между тем, послышался грохот, из чего Линни сделала вывод, что де ла Мансе-младший упал с лестницы и кубарем покатился вниз. «Так ему и надо, — мстительно подумала Линни. — Пусть не заключает дурацких пари.»

На самом же деле, ей тоже было интересно — сколько пройдет времени, прежде чем Экстон окажется в ее опочивальне.

Когда он пришел, она уже лежала в постели и была готова к любовной битве. В этот момент Линни не думала ни о пожилой женщине, поселившейся в покоях неподалеку, как, впрочем, не думала ни о своей бабке, ни о брате. Она даже позабыла на время о своей любимой Беатрис, поскольку их с Экстоном тела, повинуясь голосу страсти, слились в единое целое, а души устремились в выси, где не было места размышлениям обо всем низменном. Правда, это продолжалось недолго.

Потом ей в голову пришла мысль, что над будущим она не властна, но над настоящим власть все-таки имеет, а посему ей следует извлечь как можно больше радости из авантюры, которая именовалась ее браком. Как можно больше ибо после нескольких дней, в лучшем случае, недель ее ожидали бесконечные годы печали и душевной пустоты.

Следующая неделя прошла относительно спокойно. В Мейденстоне зажили по новым правилам, которые, знаться, мало отличались от прежних. Но теперь слугами командовала Линии, а не ее бабка. Она утверждала ежедневное меню и ведала самым ценным из припасов — специями. Кроме того, она заправляла кухарками и поварятами, а так же всеми работниками, которые приходили за чем-нибудь в замок. Поначалу Линни полагала, что хотя бы часть забот возьмет на себя леди Милдред, но этого не случилось. Большую часть времени мать Экстона проводила у себя в комнате в компании своей личной служанки. Правда, в течение дня к ней то и дело заходили сыновья.

При всем этом леди Милдред не стремилась вести жизнь затворницы — вместе со всеми она усаживала стол в полдень и, разумеется, ходила слушать с утра мессу. Когда ей приходилось встречаться с Линни по надобности, их общение носило вполне сердечный характер, но было очень коротким. Начинателем этих коротких встреч всегда оказывалась Линни, придумывавшая для них различные предлоги.

Достаточно ли удобны ее покои? Довольно ли у нее свеч, чтобы можно было по вечерам заниматься вышивкой? Так ли приправлены, как она любит, блюда за обедом. На все эти вопросы леди Милдред давала исчерпывающие ответы, которые исключали дальнейшие расспросы со стороны Линни. Да, покои ее вполне устраивают. Нет, лишних свечей ей не нужно, достаточно и те что есть. Да, в пище ровно столько специй, сколько нужно. Даже если Экстон и замечал скрытую недоброжелательность в отношениях между женщинами, то никогда об этом не говорил. И уж, конечно, Линни ни словом не обмолвилась ему о своих чувствах по этому поводу. Тем не менее она очень сочувствовала пожилой даме. Леди Милдред, хотя и оказалась снова в стенах родного дома, никакой особой радости, очевидно, от этого не испытывала.

Зато Линии, живя под крышей Мейденстона, была счастлива, даже несмотря на нависшую у нее над головой угрозу разоблачения. Мейнард продолжал пребывать в беспамятстве, отец молчал и ходил погруженный в свои мысли, леди Милдред пестовала свою тоску по прошлому. Но у Лини был Экстон, и все остальное меркло перед тем светом, который он привнес в ее жизнь.

Воздействие, которое муж оказывал на Линни, было огромно, награждал ли он ее долгим пронизывающим взглядом или заключал в крепкие объятия перед тем, как лечь с ней в постель. Линни, можно сказать, жила ожиданием его слова или внимательного доброго взгляда. Даже когда он просто поддерживал ее за локоть, прикосновение это рождало в ней глубинную лихорадочную дрожь. Хотя она и понимала, что это почти гармоничное сосуществование с мужем не продлится долго, все в ней противилось такому исходу.

Более того, Линни очень хотелось забеременеть от Экстона и подарить ему ребенка — хотя при том, как сложились обстоятельства, такое желание выглядело нелепым. Она знала его всего несколько недель, но этот замысел окончательно зрел в ее голове. Рождение ребенка, по мысли Линни, должно было обеспечить ее любимому Мейденстону окончательное примирение и длительное процветание в будущем.

Только ничего бы из этого не вышло. Рождение ребенка только бы ухудшило и без того сложную ситуацию, поскольку ребенок был бы признан незаконнорожденным — в том, разумеется, случае, если бы старая леди Хэрриет вообще позволила бы ему появиться на свет.

Линни вздрогнула и прижала ладошку к своему пока еще плоскому животу. Одно она знала наверняка — как бы ни сложилась ее жизнь, старую злую бабку к своему будущему ребенку она не подпустит. Никогда. Если понадобится, свое чадо она будет защищать зубами и ногтями.

Линни всячески пыталась избавиться — хотя бы на время — от этой, сделавшейся чуть ли не навязчивой, мысли о ребенке. Бесполезные волнения могли лишить ее последних крох счастья, которые ей еще оставались. А этого она допускать не хотела.

Потом настала пятница, День святой Феодоры, умер ее брат Мейнард. Это вызвало дополнительные трудности, избежать которые было невозможно.

— Он ушел от нас, — беспомощно бормотал ее отец, в углу комнатушки священника, в то время как Лини наблюдала за приготовлениями к похоронам. — Ушел навсегда.

— Никогда он с нами, в общем-то, и не был, — пробормотала Линни, хотя ее отец был слишком погружен в свои мысли и в свою скорбь и вряд ли бы услышал ее замечание даже если бы она прокричала эти слова у него над ухом

Она брила холодные ввалившиеся щеки Мейнарда, Норма обмывала ему тело, руки и ноги. В комнате стоял затхлый запах, который служанка окрестила запахом смерти. Сказать по правде, Линни ощущала его уже с неделю и думала, что ей, возможно, не следовало продлевать страдания Мейнарда, а надо было позволить ему умереть в первый же день. У нее задрожала рука, и лезвие бритвы впилось в щеку брата. Крови, однако, не было, и это настолько поразило Линни, что руки у нее задрожали еще сильнее.

— Не могу я это делать, — пожаловалась она. — Не могу, и все тут.

Служанка отобрала у нее бритву.

— Позаботься о том, чтобы обрядить его, как надо — уж я сама его добрею.

— Он от нас ушел, он от нас ушел, — безостановочно повторял сэр Эдгар. Можно было подумать что он читает молитву, которая только и может его поддержать. Как ни странно, им удалось завершить все приготовления, хотя Линии казалось, что она вот-вот сойдет с ума от монотонных причитаний отца. Зачем ей без конца напоминать о смерти брата? Она и без того знала, что все надежды ее семьи отныне будут покоиться на ее хрупких плечах. Ей предстояло принять на себя ответственность за судьбу бабки, отца и любимой сестры.

«Если обо всем этом думать, ? решила Линии, — то можно и рассудка лишиться». А такой роскоши — при сложившихся обстоятельствах — она никак себе позволить не могла. Обхватив себя руками за плечи, она украдкой посмотрела на отца.

— Умоляю, Норма, забери его отсюда. Уведи куда-нибудь — вот и Фрайан тебе поможет…

— А как быть с телом сэра Мейнарда? Где мы будем его хоронить?

Линии старательно вытерла чистой тряпкой руки. Ах, если бы она могла вот так же стереть из своего сознания чувство обреченности, которое охватило ее после смерти брата!

— Я поговорю об этом с сэром Экстоном. А ты помни — отец ни в коем случае не должен попасться новому лорду на глаза, — со значением посмотрев на Норму, добавила Линни.

Экстона она обнаружила в большом зале, где милорд отдавал распоряжения на день. Сама Линни ни разу не видела, как занимался ежедневными насущными делами ее муж, но по слухам знала, что непосильного бремени на крестьян деревеньки Мейденстон он возлагать не стал. К тому же он создал здесь суд, и Норма рассказывала, что он засадил в темницу дубильщика кож за то, что тот в пьяном виде отлупил свою жену — племянницу Нормы. Новый лорд оставил также в распоряжение крестьян строевой лес, что бы они могли восстановить сожженные во время осады амбары и склады, и не взял за это никакой платы. Поговаривали и о том, что милорд собирается ввести празднование начала весенней посевной, приуроченное ко Дню святой Дафны, которое будет сопровождаться народными гуляньями со всевозможными состязаниями.

«Что и говорить, этот человек умеет привлечь на свою сторону сердца подданных — и своей жены тоже», — подумала Линии, останавливаясь у открытой двери и заглядывая внутрь.

Он сидел в резном кресле сеньора, к которому был придвинут стол, а перед ним стояла редкая цепочка просителей. В данный момент Экстон выслушивал крупного грузного мужчину, чья одежда была обсыпана как пудрой какой-то странной белой пылью. «Мельник», — смекнула Линии. За спиной мельника стояли молодая женщина приятной наружности и юноша, на лице которого было написано уныние. Мельник, о чем-то взволнованно повествуя, отчаянно жестикулировал, время от времени тыча пальцем в молодую, пару. Линни овладело сильнейшее любопытство, и она невольно подалась вперед, чтобы узнать, о чем шла речь.

— …оказался ленивым и ужасным мотом. У него нет денег, чтобы заплатить налог за женитьбу, — жаловался мельник, с негодованием глядя на молчавшего, как истукан, парня.

Экстон откинулся на спинку кресла и потер пальцем бородок.

— Я так понимаю: ты вносить плату за свою дочь и ее жениха не намерен.

— Если он не может заплатить, стало быть, жениться еще рано! — воскликнул мельник, багровея от злости.

— Но, отец… — вступила было в разговор девушка, ? только сразу же замолчала, заметив негодующий жест мельника. Линни стояла достаточно близко, чтобы видеть, как ее глаза наполнились слезами. Юноша же в надежде успокоить невесту робко обнял ее за талию, хотя мельник при виде подобной развязности нахмурился еще больше. Это почти осознанное движение тронуло Линни до глубины души. Перед ней были двое влюбленных, которых жадный отец невесты намеревался разлучить, чтобы не платить положенный в таких случаях налог лорду. Она перевела взгляд на Экстона и заметила, что он на нее смотрит. Если он и удивился, увидев ее в зале, то никак этого не показал — его светло-серые глаза хранили бесстрастное выражение. Через минуту он снова перевел взгляд на мельника и его несчастную дочь.

— Коль скоро они вступили в связь, не освященный таинством брака, и при этом не имеют возможности внести соответствующую подать, мне остается одно: повелеть чтобы их выставили на день к позорному столбу, дабы жители деревни получили возможность на их примере убедиться в серьезостности сего деяния. Потом, когда у девицы вырастет живот, ее снова выставят у позорного столба, чтобы еще раз напомнить о последствиях, которые означенный грех может иметь. Разумеется, когда у нее родится ребенок, мать и дитя придется разлучить. Ублюдок не должен…

Дикий вопль, который издала молодая женщина, заглушил последние слова Экстона.

— Нет! Я не отдам свое дитя! Вы не можете, не должны его у меня забирать!

Если бы юноша не поддержал молодую женщину, она, вероятно, упала бы на пол. Надо сказать, что Линни была поражена случившимся ничуть не меньше обезумевшей от горя дочери мельника. Широко распахнув глаза, она смотрела на мужа, который вынес столь жестокое решение. Тот, однако, смотрел на мельника, а не на его рыдающую дочь. Когда Линни тоже перевела глаза на этого человека, она заметила, что его лицо из багрового сделалось пепельно-серым.

— Ну так как, мельник? Ты сам привяжешь дочь к позорному столбу или мне отрядить для этого своих людей? — осведомился Экстон. — Привязывать к столбу будем завтра, поскольку сегодня уже поздно. Привезешь ее с самого утра, чтобы жители Мейденстона смогли налюбоваться ею и подольше и усвоить, что девице так поступать нельзя.

Мельник молчал, будто воды в рот набрал. Было очевидно, что не такого сурового приговора он услышать из уст лорда

Но… милорд, я не знал… — Мельник снова замолчал, и в зале слышались только рыдания его несчастной дочери. Линни была больше не в силах выносить ее вопли. Она решительно направилась вперед, но взгляд Экстона приковал ее к месту. И тут заговорил мельник:

? Хорошо, милорд, я заплачу подать за свою дочь и этого сына. ? хотя он произнес эти слова очень тихо, все участники их услышали. Дочь мельника сразу прекратила рыдать и подняла залитое слезами лицо на отца. На бледной физиономии ее жениха затеплилось выражение надежды. Экстон ухмыльнулся.

— Ты заплатишь только половину подати, мельник. Жениху же придется поработать после захода солнца, чтобы внести недостающую часть суммы.

— Благодарю тебя, милорд, — приободрился юноша. Прижимая к себе невесту, словно величайшую драгоценность, он не уставал при этом низко кланяться Экстону. ? Благодарю тебя.

— Не благодари заранее, парень. Поскольку я прослежу, чтобы тебе поручали самую грязную и тяжелую работу. В твоем возрасте уже пора чувствовать мужскую ответственность, ведь ты собираешься произвести на божий свет человека. Если ты не в состоянии стать для него примером, в мои обязанности входит научить тебя этому. — Некоторое время Экстон молчал, а потом добавил: — Смотри, чтобы мне не пришлось всерьез взяться за твое обучение.

Потом Экстон подал знак сенешалю, и тот вывел кланяющуюся и благословляющую сеньора троицу из зала.

Пораженная, Линии не могла отвести взгляда от мужа. Он был суров — да, особенно по отношению к молодому человеку, но назвать его несправедливым было не правильно. Ему удалось заставить раскошелиться скуповатого мельника и доходчиво объяснить, что такое долг и ответственность легкомысленному юноше. Линии наконец-то поняла — намерения выставлять у позорного столба дочь мельника у него не было.

Ну есть ли на свете мужчина, который бы обладал такими же достоинствами, как Экстон? Ничего удивительного в том, что она его полюбила. Когда он жестом предложил ей подойти поближе она с готовностью ему подчинилась, поскольку надеялась на чувство справедливости и полагала, что он сможет бесстрастно рассмотреть ее просьбу. Как ни странно, Экстона порадовало присутствие на его утреннем приеме. Он довольно ловко утер носа зазнавшемуся скупердяю-мельнику и весьма доходчиво объяснил легкомысленному юнцу, что такое чувство долга и ответственности перед семьей. Жена стала свидетельницей его маленькой победы, и он испытывал от этого законное чувство гордости. В том, что она оценила его ум и проницательность, он был уверен. Об этом свидетельствовали блеск ее глаз и горячий румянец, проступивший на щеках.

— Не хочешь ли присесть? — спросил Экстон, указывая на стул, стоящий рядом с его величественным креслом.

— Нет, милорд. Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы мешать твоим важным делам.

— И вовсе ты мне не мешаешь. Итак, скажи на милость, что я могу для тебя сделать? — И для себя тоже, подумал он, поскольку почувствовал сильнейшее напряжение в паху, которое появлялось у него всякий раз, когда он ее видел. Хорошо еще, что он сидел за массивным столом, который скрывал от посторонних глаз нижнюю часть его тела.

Линии направилась к нему медленной и нерешительной поступью, и Экстон сразу подметил ее нервозность. Он смотрел на жену и пытался понять причину ее внутреннего напряжения. Неужели она заметила, как сильно он ее хочет? А может, дело в том, что ее тоже снедает желание — под стать его собственному? Эта мысль настроила Экстона на игривый лад, и он, облокотившись о дубовую столешницу, стал дожидаться, что она ему скажет.

— У меня… У меня есть для тебя известие, милорд. И просьба, с которой я хочу к тебе обратиться. Не сомневаюсь, что ты уважишь ее, ибо тебе присуще чувство справедливости, в чем я имела возможность только что убедиться.

Экстон доброжелательно улыбнулся жене.

— Какое же известие ты мне принесла? И в чем заключается твоя просьба?

Прежде чем начать, Линии тяжело вздохнула, и Экстон вдруг понял, что и просьба, и известие ничего особенно приятного ему не обещают.

— Я бы хотела, чтобы прах моего брата был захоронен в алтаре часовни замка. И по знатности своего происхождения, и оттого, что он пал, защищая Мейденстон от врагов, Мейнард вполне этого достоин…

— Нет!

Слово сорвалось с его уст прежде, чем он успел выслушать до конца просьбу жены. Впрочем, ответ в любом случае был бы отрицательным.

— Ни в коем случае! — снова гаркнул он, поднимаясь на ноги во весь свой богатырский рост и одновременно отодвигая от стола массивное резное кресло.

Щеки у его жены разом побелели, поскольку она не ожидала от него такой суровой отповеди. Экстону поначалу даже стало ее немного жаль ? но, черт возьми, есть у этой женщины разум или нет?

Мейнард де Валькур был его смертельным врагом. Этот человек приложил все силы, чтобы зарубить его, Экстона, на поединке. Кроме того, он был сыном старого разбойника Эдгара де Валькура, который отобрал у де ла Мансе наследственные владения, а следовательно, и сам являлся таким же разбойником. И Мейнард — пусть косвенно — способствовал убийству его отца и старших братьев. А теперь он умер сам…

Услышав это известие, Экстон против ожидания не испытал особой радости. Ощутил лишь некое успокоение, и только. Но одновременно с этим в нем снова подняло волна гнева. Чтобы эти проклятые де Валькуры стали его преследовать даже после своей смерти? Хотя смерть Менарда означала, что реальных претендентов на замок Меденстон и его угодья больше не существует, это никак не могло изгнить прошлого. Он, Экстон, не позволит, что бы останки его врага покоились в часовне Мейденстона!

Экстон ненавидел всех де Валькуров и, если на то по в данную минуту ненавидел и свою жену тоже. Неужели она будет держать вечно сторону его врагов? Как она не понимает, что ее будущее находится теперь в руках только одного человека — нового лорда Мейденстона, то есть в его, Экстона руках?

— Если ты собираешься лить по этому поводу слезы — прошу в моем присутствии этого не делать. Если ты хочешь его похоронить, то выбери для этого самый бесполезный участок земли — не годный ни под посев, ни под выпас. И главное — раз и навсегда забудь о том, что кости Мейнарда найдут упокоение в замковой часовне, где по праву должны покоиться тела моего отца и старших братьев!

Экстон сорвался на крик, и головы тех, кто находился в зале, как по команде, повернулись в их сторону, хотя злость его была направлена исключительно на Линни.

— И никогда больше не заговаривай со мной на эту тему. Никогда!

Потом, хотя просители все еще ожидали его, он повернулся на каблуках и торопливо вышел из зала, скрывшись в его боковой арке и с грохотом захлопнув за собой дверь.

Находясь в крохотной комнатенке рядом с сокровищницей, леди Милдред могла наблюдать за поспешным уходом сына. Грохот тяжелой дубовой двери, который сопровождал его уход, пришелся ей по сердцу. Если бы между комнаткой, где она сидела, и сокровищницей имелась бы дверь, она бы с радостью тоже ею хлопнула.

Подумать только! Похоронить де Валькура в часовне! Этой девчонке дерзости было не занимать. Хотя наглая просьба невестки вызвала у леди Милдред сильнейшее раздражение, она тем не менее смотрела на нее, не отрывая глаз. Та стояла на том же самом месте и в своем шикарном, шитом золотой нитью платье казалась особенно хрупкой и беззащитной на фоне массивных деревянных окон, поддерживавших высокие своды зала. После ухода Экстона люди, находившиеся в зале, стали постепенно его покидать. Все эти слуги, крестьяне, солдаты и конюхи неслышно скользили вдоль стен, растворяясь в раке просторного помещения. И ни один из них не подошел к Беатрис де Валькур и не выразил ей соболезнования по поводу смерти брата. Никто не положил ей на плечо руку, чтобы утешить ее после имевшей место грубой выходки ее мужа. Она просто стояла и смотрела невидящими глазами на этих людей, которые не так давно именовались «челядью де Валькура» и должны были служить ей верой и правдой, но которые оставили ее все до единого и перешли под покровительство ее мужа. Леди Милдред заметила, что молодая женщина вдруг покачнулась, будто у нее закружилась голова, и ее зеленые глаза наполнились слезами. Этого зрелища леди Милдред вынести не смогла. Она сжала в пальцах дорогую драпировку, будто в надежде, что это удержит ее от необдуманного поступка, но драпировка, конечно же, ни от чего удержать ее не смогла. Разумеется, Милдред ненавидела не эту рыдавшую в центре зала женщину, а главным образом все то, что символизировала эта женская фигурка. Ей самой в течение жизни приходилось неоднократно выдерживать подобную боль, и о отлично знала, какой непереносимой и пронзительной под час бывает эта боль.

Мысленно пожурив себя за слабохарактерность, леди Милдред вышла из потайной комнатки и прошла в зал. Там стояла такая гнетущая тишина, что даже шарканье кожаных подошв по каменному полу приобретало какой-то зловещий смысл.

Молодая женщина, услышав звук шагов, сразу же повернулась и замерла. Можно было подумать, что после все случившегося она ожидала от судьбы дальнейших ударов. К ее чести, надо сказать, что, заметив леди Милдред, она не отвела взгляда, хотя скрывать терзавшую ее боль и выступившие на глазах слезы тоже не посчитала нужным.

На леди Милдред самое сильное впечатление произвел то, что эта молодая женщина ухитрялась быть смелой и незащищенной одновременно. Пока пожилая дама, шаркая туфлями, шла через весь зал к невестке, она успела в душе проникнуться к бедняжке сочувствием.

— Может быть, мне проводить тебя в опочивальню? — спросила леди Милдред. Оказавшись рядом с Линни, она заметила, что невестку сотрясает нервная дрожь. — Мне очень жаль… — начала было мать Экстона, но замолчала поскольку врать ей не хотелось. Потом, заметив скорбное выражение глаз невестки, решила, что в подобных обстоятельствах назвать выражение сочувствия ложью никак нельзя.

— Мне очень жаль, что нашему возвращению в Мейдестон сопутствовало горе, обрушившееся на твою семью. Жизнь была бы значительно проще и чище, если бы не было нужды вести войны. Если бы вы с Экстоном поженились во времена замирения… — Она беспомощно пожала плечами и замолчала, не докончив фразы.

Молодая женщина продолжала смотреть на нее остановившимся взглядом, будто отказываясь верить в искренность проявленного к ней сочувствия. Неожиданно для себя Милдред решила, что для нее чрезвычайно важно обрести доверие невестки. — Бракосочетание моей сестры Энни было одним из условий мирного договора между двумя знатными родами. Тогда ее отослали человеку, которого она и в глаза не видела. Она была старшей в роду, и вся ответственность пала на нее. Я же вышла замуж за мужчину, который мне всегда нравился. Но я очень переживала за Энни. И было за что. Ее семейная жизнь оказалась сплошным испытанием, в то время как моя принесла мне поначалу много радости.

Леди Милдред замолчала, решив, что она зря рассказывает о своей молодости женщине, которая, казалось, должна была ее ненавидеть.

— Я не допущу, чтобы ваш брак с Экстоном имел в своей основе ненависть.

Глаза невестки прояснились, но взгляд ее, к сожалению, из равнодушного сделался несчастным.

— Каким же образом из него можно изъять ненависть?

Леди Милдред зябко поежилась и сунула руки в широкие рукава платья.

— Если ты станешь ненавидеть мужа за то, что он убил твоего брата в честном бою, то до добра это не доведет…

— Это неправда! В моем сердце нет к нему ненависти.

Леди Милдред недоуменно нахмурилась.

— Но если так… если так… К чему тогда печаль?

— Он меня ненавидит! — воскликнула Линни. — Меня и всю мою семью!

— Нет. — Леди Милдред вдруг замолчала и глубоко задумалась.

Экстон и в самом деле ненавидел семейство де Валькур, причем в течение долгого времени. Как и все де ла Мансе. Но к своей жене он относился по-другому, в этом леди Милдред была уверена. Может быть, он даже хотел бы ее ненавидеть, но у него ничего не получилось.

Это прозрение было настолько для нее неожиданным, что леди Милдред некоторое время молча смотрела на невестку, не зная, что ей и сказать. Впервые в жизни она поняла, что ее сын Экстон мог испытывать глубокие чувства к женщине, которая была дочерью его врага. Нельзя сказать, что это открытие порадовало миледи. Тем не менее коли это так, то…

Молчание затягивалось, и молодая женщина повернулась было, чтобы уйти. Леди Милдред, однако, остановила движением руки.

— Подожди немного… Ты не торопишься? В таком случае… в таком случае я бы с удовольствием с тобой прогулялась. Ведь нам есть что обсудить.

Заметив недоверчивый и, пожалуй, даже испуганный взгляд невестки, леди Милдред ободряюще ей улыбнулась. Оказалось, что это не так трудно сделать.

— В его душе тоже нет ненависти к тебе. Уж в этом-то я уверена. Если же и ты не слишком к нему сурова, то… вполне возможны добросердечные отношения. Ты со мной согласна?