"Капитан Удача" - читать интересную книгу автора (Белаш Людмила и Александр)Блок 2Мариан умер. Как ни старался врач, что ни пробовал — всё впустую. — Извините... — тихо сказал врач, боясь нарушить молчание Форта, неподвижно сидевшего с опущенной головой. — Я был бы рад помочь вашему другу... Стоило ли извиняться? Врач хлопотал над Марианом от заката до рассвета, даже не прилёг вздремнуть. И вот солнце поднялось с сухим ветром над рыжими прибрежными холмами, жалкий посёлок ожил — а здесь, в хижине, замер даже воздух. Врач горестно поник, придавленный усталостью; бросит в жестяной стакан пилюлю, махнёт залпом пузырящуюся воду — и опять согнётся. — Незнакомый организм, — вздыхал врач, — поймите меня правильно. Иные внутренние органы, иная биохимия... — и принял ещё стакан шипучки. — Теперь всё равно, — вымолвил Форт, встав и привычно поправив лингвоук — автопереводчик, прикреплённый гекко-лентой к плечу. — А что вы сделаете с телом? — Закопаю. Форт обрядил Мариана в скафандр и свистнул автомату: «Ко мне». Паучина сам пристроил на спину носилки, будто вновь собрался нести пострадавшего через горы. Двадцать часов без остановок прошагали, и паук нёс Мариана бережно, чтобы не допустить малейших сотрясений — а может, беда была не в тряске?.. Слишком долгий путь. Почти сутки без медицинской помощи. При появлении из хижины звёздного пришельца в сопровождении нагруженного трупом паука-гиганта местные поторопились кто свернуть, кто скрыться, лишь бы оказаться подальше от массивного чужака с пугающе жёстким лицом. Свалилась же с неба напасть! ясно, что сверху — по номерным зонам такие не бродят. Выродок небесный... костяк тяжёлый, волосы щетиной, плоское лицо в один ровный цвет — другой бы от печали побурел, а на нём ни пятнышка не проступило. Глазами и сканером Форт мельком отследил все перемещения вокруг. Худощавые туанцы не выглядели опасными; непохоже было, что они замышляют подлость. Грязные, боязливые, пожухшие, в бумажных кульках вместо шляп, в тряпье с трафаретными строками из кривых чёрных знаков — похоже, на плечах туанцев доживала своё упаковочная мешковина. Никакого сходства с теми нарядными спесивыми красавцами, что гордо расхаживали по Иколе-2. В душе у Форта стало так пусто, что и желаний не было, не то чтобы о чём-то думать. «Ты не спас Мариана, — неустанно укорял его внутренний шёпот. — Ты виноват. Зачем ты пошёл на юг? Зачем не остался ждать у корабля?.. » Ветер звучал гулом отчуждения и одиночества. Можно подумать, на севере не та же выморочная безводная земля, где ни души живой, ни даже следа человека. Да, можно было выжидать, пока военные явятся к сбитому «Холтон Дрейгу» — а они рано или поздно прилетели бы. Вопрос — рано или «Да если б и хотел, не связался бы ни с кем, — ответил злому и горькому шёпоту Форт. — Наш аварийный передатчик здесь не услышат, а услышат — не поймут». Он вспомнил, как вчера врач замахал руками, словно в испуге: «Нет, нет! Здесь нет радиостанции! Нет никакой связи!» Вот тебе и высшая цивилизация, «сверх-Ц», как вздыхают наши поклонники всего туанского. Сюда бы их, пускай вкушают. Местные, широко освободив путь чужаку, следить не перестали. Любопытные, сволочи. Форт шёл, нет-нет да и поглядывая на лицо под забралом шлема. Больше не подмигнёт, не улыбнётся. Можно восстановить его голос из архива, даже заговорить, как он, но его уже никогда не будет. Можно отыскать его родню — но что им скажешь? «Ваш сын зарыт на ТуаТоу. Я даже не знаю, как называется то место. Какой-то берег, там посёлок. Дощатый причал и осклизлые лодки. Сети развешаны на кольях для просушки. Мини-фабричка в бараке, где пластают и морозят рыбу. В общем, дыра без имени». Пусть кто-нибудь другой доложит это семье Йонащей, не я. Рассказывать будет слишком тяжело — и еще тяжелее оттого, что вернётся боль безвозвратной потери. Автомат аккуратно снял носилки, вложил передние лапы в инструментальные отсеки и вооружился клинками-копалками. Металл заскрипел о спёкшуюся землю. Форт присмотрел подходящую каменную плиту — заложить могилу сверху. Сделать надпись? нет. Положимся на память. Когда суставчатые лапы паука опустили камень на взрытый прямоугольник, Форт остался совершенно один — возможно, единственный землянин на тысячи километров вокруг. Если не считать, конечно, орбитального пояса КонТуа, где хватает эйджи, работающих по найму. Где-то есть федеральное посольство, консульства, но туда Форт не торопился. Чем дальше от любимой родины, тем оно спокойней. Вернее выйти на офис «Вела Акин», которая купила его и Мариана вместе с «Холтон Дрейгом». Пусть вчиняет военным иск за испорченное — Зарыл как падаль, без благословения, — донёс поселковому голове патлатый механик морозилки. — Теперь, того и гляди, за нас примется. Слава Небу, что он без радио, а то бы враз своих выкликал, тут нам и шмак. А может, послать моторку за стражей? к завтрему здесь будут. — Ц! — осёк голова, сам не свой, вот-вот его трепетуха схватит. — Заметит и убьёт. Видел, пушка у выродка? поди, на пол-лиги лупит. Едва мотор запустишь, он заметит — и моторку пополам. И расказнит душ пять-шесть по выбору, кого поплоше. Молчать надо! Он долго не высидит один без связи, он уйдёт. Патлатый сокрушённо тряхнул гривой. Верняк, что звёздные — выродки. Правильный язык они забыли, лают через говорильник, и Небо в наказание им рожи сплюснуло и кожу выбелило, лишило человеческого разноцветья. Слетают на землю людей воровать, чтобы высосать. Вон, в зоне 7 колонию 7-18 дочиста обезлюдили — патруль пришёл, а там всё брошено, жрачка не доедена, и никого, всех загрузили и тю-тю. Напичкают, лимфу вытянут, а выжимки — в конвертор, гореть без огня. Страх, ужас!.. Возвращаясь, Форт сложил в уме то, что у него осталось. Лёгкий скаф пилота, автомат с запасом батарей и комплектующих, брикеты на два месяца, три укладки прецизионных инструментов, канистра с водой, лайтинг и рюкзак с вещами. — Есть проблема, — сказал он врачу. — Спешить мне некуда, но двигаться надо. Я должен связаться с орбитой, и если этого нельзя сделать отсюда, то... — Потерпите, — принялся увещевать врач. — Вам нет необходимости самому идти в город. Это далеко, по бездорожью... Прибудет судно за уловом, и всё решится. — Мне как-нибудь поскорей. Нельзя ли на лодке? Я видел, у вас есть моторная лодка... мои деньги вам не нравятся, тогда я заплачу вещами. — Смотря какими вещами, — насторожился врач. — Оружием нельзя. — А инструментами? — Форт достал соблазнительную укладку; под слоем ламинации лежал нецелованный универсальный набор, как сладкий сон кибер-монтажника. — Вряд ли они кому-то здесь пригодятся. Слишком компактно и тонко. — Перепродайте. — Некому. И не купят. — Могу предложить вибро-резак, очень практичный. — Что это, покажите. Форт показал — вибер резал что ни попадя. Врач затряс руками: — Это оружие! «Ох, — подумал Форт, — и это называется сверх-Ц!.. Ни радио, ни черта, один мотор на лодке». Он ещё вчера обратил внимание, что освещения здесь тоже нет. Ночью врач наблюдал за Марианом при свечах, и то бегал по соседям призанять. В лачуге врача развернулся небольшой рынок — Форт извлекал из рюкзака очередную диковину, хвалил её, демонстрировал в действии; врач приценивался, сомневался — то отложит одно, то другое. Форта подмывало предложить ему нательное белье: «Вдруг клюнет?.. Нет, коммивояжер из меня не получится». Наконец отобрали, чем можно соблазнить сверх-Ц ТуаТоу — спасательный пояс, крюк-гарпунчик с линем, таблетки для опреснения воды. — Я поговорю с людьми, но обещать не могу, — врач в чём-то сильно сомневался. — Они вас боятся. Вы вооружены... Кого и как он уламывал. Форт так и не узнал. Явившись обратно, врач опять схватился за пилюли и пил шипучку — Форту подумалось, что это сухой глушитель типа квадро и что врач немного опустился вдали от жизни. При первой встрече, когда от мечущихся в панике поселян ему навстречу выдвинулись трое смельчаков, он нипочём не опознал бы в нищего вида доходяге специалиста с высшим образованием. Он и сейчас не избавился от впечатления, что этот тип попал в лекари лишь благодаря инстинкту заботы о ближних и неспособности тянуть из моря сети с рыбой. — Потерпите. Люди советуются. — Это надолго? — Не могу сказать. Тени яркого дня удлинялись, ползли, отмечая ход времени. Форт вспомнил размер здешних суток — почти тридцать часов Федерации, из них половина — ночь. Стало смеркаться, в затянутых плёнкой окнах посёлка затеплились свечи, и всё яснее обозначалось, что сессия парламента перенесла прения по вопросу о чужаке на завтра. — Вы, я полагаю, устали, — сочувствовал врач; у него самого от утомления выступили кирпичные полосы на лице. Вы не спали и не ели... Устраивайтесь, как вам удобнее, отдыхайте. Закрыв шлем, Форт привалился к стене. Врач развернул тощую скатку — как оказалось, кровать, — закутался в длинное полотенце и умолк. Что ж, у каждой Ц свои порядки. Спать он не мог — и завидовал живым, которые, как бы ни вымотала их жизнь, имели право раз в сутки выйти из потока и лечь на дно, забыть про всё. Его время длилось непрерывной линией событий, происходящее накапливалось, архивировалось, вписываясь в оперативную часть мозга шеренгами ссылок. И что самое обидное — ни в этом мире, ни в каком ином не было шанса вернуть нормальный сон, вкус пищи, голод, жажду, запахи, влажную теплоту поцелуя. Заснуть — недостижимая мечта. Осталось вспоминать о сне. Ты устал; это мягкая тяжесть, сродни утомлению от любви. Все желания потухают, ты едва слышно шепчешь, сам не слыша своих слов, улыбаешься в полузабытьи... «Бедняга Мариан», — вернулась неотвязная мысль. Форт видел его подружку — случайно, в станционном баре, куда напарник затащил его перед рейсом. Сколько толков ходит о женском чутье; как видно, чутьё на самом деле есть — она была так печальна, словно знала, что больше не увидит своего милого. Лучше бы никогда с ней не пересекаться. Она спросит... заплачет, потом поглядит так, будто скажет: «Почему «Потому что я не человек. Такой, каким ты меня видишь, я сошёл с конвейера. Я приспособлен к нагрузкам, которых человек не выдержит». И обязательно добавить: «Я артон». Никому нельзя знать, «Так Глядя на умирающего Мариана, он вдруг поймал себя на ощущении, что видит себя — себя в тот час семь лет назад, когда точно так же над ним суетились медики, и толку от их суеты было не больше, чем у жалкого врача из самого захудалого посёлка ТуаТоу. Редкие, глубокие вдохи, ввалившиеся глаза, помертвевшее лицо. Жизнь покидает тело. Здравствуй, костлявая. Ни умиротворяющей церемонии прощания, ни напутствий священника — просто хрип и вытекающая кровь. Какой-то вой, провал и невесомость. Затем серое свечение и шипящие голоса: «Есть реакция на зрительный раздражитель. Есть на слуховой». Альф, первый пилот из группы Дагласов, после возмущался, едва ли не орал: «Послушайте, меня причастили и отпели! Я получил законную эвтаназию, я совершеннолетний, я имел право выбрать смерть! Вы душу у меня украли!!!» Мариану это не грозит. И одному Богу известно, как лучше. Он, Всемогущий, мог бы проконсультироваться с Дагласами, если в Его планы входит массовое производство киборгов с человеческим рассудком: «Как вам понравилась такая ситуация, ребята? готовы ли вы порекомендовать это другим?». Прежде Форт не задумывался о религии. Жил как все — ел, пил, исполнял несложные житейские дела. Казалось, жизнь будет длиться вечно, совершая свой круг ежедневных забот в едином, раз и навсегда установленном ритме, меняя даты на календаре и прессуя года в десятилетия, как вдруг... смерть. Глупо, жестоко, внезапно — какие-то люди, тёмные силуэты, выкрики, выстрелы, удар в грудь; он летит, сбитый с ног, всё дальше и дальше, тело становится лёгким, а сознание необычайно ясным. Суета, возня, «подняли — понесли», иглы прокалывают кожу, а ты почти ничего не чувствуешь, кроме плывущей лёгкости, и где-то в отдалении слышен спокойный голос: «Умираю... » Так же, как Мариан. Форт снова видел в потухающих глазах бортинженера ту отстранённость, тот покой, с которым душа отправляется в последний полёт — её не дозовёшься, не вернёшь с полпути назад... Тогда всё было иначе: был скоростной флаер, а рядом была клиника Гийома. И всё равно не успели. Разве что поймали душу, как мотылька сачком. «Отделима ли душа от тела?» Биоинженеры из клиники доказали, что отделима. Они вынули её из мозга и переселили в киборга. «Теперь я не могу есть, пить, ощущать мир, не могу спать — и видеть сны, не могу грезить и летать. Я могу вспоминать и думать, думать обо всём, что не успел осмыслить и понять раньше. У меня появилось очень много времени: ничто не отвлекает, особенно длинными тёмными ночами, когда спит всё живое». Можно приостановить работу субстрата, играющего роль мозга. Перейти в режим ожидания. Сновидений не будет — просто бесцветный шум, где мысли едва шевелятся и глаза, не мигая, отмечают всякое движение вокруг. «Нет, не хочу». Форт сидел, смотря и не видя, медленно отмеряя слова, звучащие в мозгу: «Я один, один, Мариан умер, куда я спешу, зачем, назад к своим, и опять, опять... » Привязчивая мысль — заведётся и не отпускает, пока не угомонишь её до следующей вспышки, чтобы снова... Он прикинул: «Отключиться, что ли?» А то мысли крутятся, как колёса, без начала и конца. И тут — свист, сначала далёкий, тоненький, но всё сильнее и сильнее, пронзительнее. Сверху — да, сверху! — на посёлок обрушился слепящий свет; врач суматошно вскочил, бросился к окну, потом к двери. — Кто там? — спокойно осведомился Форт, не меняя позы. — Это военные? Скорее всего, именно они. На их месте Форт тоже постарался бы обыскать все жилые места на двести-триста километров от места посадки. Не надо много ума, чтобы понять — экипаж «Холтон Дрейга» ушёл не своими ногами, а верхом на автоматах, как на конях. — Отнюдь не армия! Это... — поспешно черпая ладонями из лохани, врач в спешке умывался — зачем? — вытирал лицо одеялом, оглядывал себя в зеркале; а, ведь у него были на скулах белые мазки уголками, как перевёриутые римские пятёрки, теперь их не стало. — Это правительская стража. Не надо её опасаться, она честная. — Отлично. Доберусь с ней до узла связи. — О, не знаю! — бормотал врач, растворяя очередную пилюлю. — Вы объясните им, как оказались тут... я очень, очень вас прошу... Контрольный налёт стражи предвидеть так же невозможно, как нападение звёздных гостей. Когда хотят, тогда и явятся. Врач чувствовал близкий приход трепетухи; всякого бы в тряску кинуло, если в хижине — звёздный пришелец, а на дворе — стража. Зональный голова к звёздным жесток, его люди тоже. Не жди хорошего, если со звёздными сдружился! четыреста раз в краску вгонят, прежде чем оправдаешься. Подойдя к окну, Форт увидел горбатый летательный аппарат, похожий чем-то на примятую с боков шляпу, — это чёрное уродство снижалось посреди посёлка, ослепляя всё кругом прожекторами; всё, кроме Форта — забрало гасило и не такие огни. Чудо хай-тэка в бидонвиль спустилось... Надо выйти. Так или иначе туанец, титул которого лингвоук перевёл как «голова селения», доложит о пришельце. — Силы правопорядка? «Да, да!» — угадывалось по губам врача, но звук был подавлен голосом с улицы: — Все быстро выходите! Все кто есть, все! Построиться в круг! Форт счёл, что выбежать и встать по стойке «смирно» ему не к чести. Заодно надо потянуть время, понаблюдать за здешними обычаями. Обычаи были строгие. Все жители посёлка, человек триста пятьдесят, живо стекались к просторному лысому месту между порядками хижин — кое-как одетые, мятые, всклокоченные. Дверь-трап в борту «шляпы» откинулась, по ступеням сошёл высокий туанец в чёрном с красными ремнями костюме и ребристой маске. Сосчитав на глаз толпу, очень похожую на федеральное манхло, Форт обратил внимание на то, что здесь нет ни детей, ни подростков. Странно. Если предположить, что раньше они прятались от чужака (вдруг, скажем, сглазит), то где они сейчас?.. — Я вижу знаки невинности! — гаркнул стражник, и Форт засомневался в переводе. Круг почти замкнулся, но он заметил, как кое-кто плюёт на ладони и стирает со щёк белые уголки. — Вы все виноваты! Не сметь на рожах рисовать бу-бу! — лингвоук запнулся о незнакомое слово. Голова — в знак своего высокого положения он носил отрепья поприличнее и шейную табличку на верёвочке — подбежал к стражнику на полусогнутых и залебезил, тыча рукой на хижину врача. «Мне пора», — решил Форт. Должно быть, он забавно выделялся в кругу жмурящихся туанцев круглой безглазой башкой и фигурой в скафандре. — Ты! Совсем обнаглел! — громыхнул усиленный мегафоном голос. — Начзоны вам сказал, что никаких семей со звёзд мы не потерпим?! Сказал или нет?!! Отвечать ясно!!! «Кажется, меня тут принимают за другого», — мелькнуло у Форта. — Минутку, — поднял он руку мирным жестом, — я здесь впервые... — Он пострадал! — пряча глаза от прожекторов, крикнул врач. — У него убило сослуживца! Он у нас всего сутки! Он не... — Бу-бу-бу! — лингвоук туго забуксовал на переводе ругани стражника. — Бу-бу! Почему не доложили тотчас?! Бу-бу вас и бу-бу! Вас давно не бу-бу! Ты, бу-бу, покажи лицо! Снять шлем! Пожалуйста. Шлем снимать — обойдёмся; Форт поднял забрало. Если стражник ждал, что чужой сощурится, то зря; глаза Форта работали не хуже светофильтра. — Ты, скидывай сбрую, бу-бу, — перевёл лингвоук, — и брось оружие! Даже оружие разглядел!.. Уступки уступками, но есть Правила космических сообщений, они международно признаны, и наступать на них не позволяется. — Я капитан, и раздеваться перед вами не обязан. По должности я имею право носить оружие. Мне надо связаться с... События нескольких последующих мгновений гораздо лучше мог бы оценить сторонний наблюдатель. Тот, что стоял у аппарата, поднял руку, и по скафандру звёздного, по животу выше пояса, пробежало белое пламя, брызнули искры, фигура в круглом шлеме окуталась дымом. Но звёздный не упал мёртвым — более того, сам сделал правой резкое движение от пояса вперед, луч из оружия в его руке словно зачеркнул стражника; левой звёздный закрыл шлем, и его неожиданно мощный рык заставил туанцев вздрогнуть: — Кто шевельнётся в машине — сожгу!! Воцарилась тишина. То, что осталось от стражника, лежало кучей у подножки трапа. — Выходите — все, кто есть!!! Тишина. Оружие звёздного было нацелено на дверь в борту аппарата. Прожекторы держали на прицеле оцепеневшую толпу. Он не ждал, что стражник выстрелит; оружие, похожее на пенал, появилось у того в руке внезапно, и Форт ответил с промедлением. Но рефлекс самозащиты сработал безупречно. Всё превосходно, если не считать покойника. Под шорох ног проворно разбегавшихся туанцев Форт понял, что убил человека. Рука с лайтингом опустилась. «Он хотел убить меня, — тупо стукнуло в уме. — Он в меня стрелял...» Цепенящее чувство не отпускало. Зрение сканера механически ощупывало «шляпу», слух внимательно отмечал звуки, но рассудок в этом не участвовал — его кружило в водовороте безвыходной мысли: Стоило бежать из семьи Дагласов, сменить ровную жизнь военного кибер-пилота на судьбу мечущегося изгоя, всё затем, чтобы никогда не участвовать в убийствах — и за какой-то миг так влипнуть! «Я защищался. Это была самооборона», — отыскивал он доводы, но совесть их не слушала, а если она заладит своё, её не переспоришь. Чтобы иметь в себе такого безжалостного обвинителя, надо с ним родиться и питать его всяким умным чтением, а потом принять напрасную смерть и тщательно обдумать её со всех сторон. Но отвечать на нападение совесть не запрещает — это смягчило жгучий яд стыда. Судя по всему, на «шляпе» больше никого не было; летучий аппарат стоял безмолвно и открыто. Форт осмотрел повреждённый скафандр — горелая дыра до тела и в теле. Первым выстрелом — в живот, довольно мило. Однако на поминки по скафандру времени не оставалось. Туанцы попрятались в тёмных халупах, но кого-то вытащить придётся — предпочтительнее знакомого. — Собирайся, — с порога обрадовал Форт врача. — Полетишь со мной. — Эта машина в космос не взлетит! — забился врач в угол. — И не надо. Мне — в любое место, где есть связь с орбитой. Ты объяснишь, как управлять аппаратом, куда лететь и так далее. Собирайся, я сказал!.. Ты врач или нет? — Врач. По внутренним болезням и родовспоможению. — По-моему, по части родовспоможения ты отдыхал. Да я не о том... Сообрази сам — чем в посёлке пропадать, устроишься в городе. — О, я не устроюсь! На мне запрет. Если меня поймают с вами, я пропал. — Ладно, высажу тебя где-нибудь. — Это разумно, — врач вылез из угла, оправляя на себе лохмотья. — На такое условие я согласен. Но прошу вас, сделайте вид, что увозите меня насильно. — Будь по-твоему. Скоро ли хватятся этого... стражника? — Часа через три, когда он не ответит на запрос. — Ты можешь водить эту машину? — Не умею, — врач протянул раскрытые ладони. — А что к чему в ней, расскажешь? — Попытаюсь. Багаж у врача оказался куда легче, чем у Форта: матрас-скатка, одеяло и коробок медикаментов, что-то из еды. Для вида пришлось вести его к «шляпе» волоком, покрикивая и понукая. Внутри «шляпа» состояла из пилотской кабины и тёмного отсека за стеной-решеткой; сбоку лаз вёл к глухо закрытому движку. Врач осматривал пульт управления, как впервые. Форт был вчерне знаком с пилотируемыми аппаратами иных миров, но не настолько, чтобы сразу сесть и полететь на любом из них. Кресло одно, удобное, но узковатое. Прямых иллюминаторов нет; значит, или экраны, или корпус переменной прозрачности... главное — не пробовать вслепую, тыкаться опаснее всего. — Здесь... — осторожно указал врач мизинцем, — средство связи, оно отключено. Здесь — измерение высоты и скорости... Здесь... Споря, они вместе распутывали спасительную головоломку; попутно выяснилось, на что способна «шляпа» — по всем статьям равняется с обычным флаером. Перевести в метры-километры то, что лингвоук называл «стадием» и «лигой», не удалось, но Форт знал, что туанский час равен примерно сорока пяти федеральным минутам, и это помогло в расчётах. Наконец, сделали опыт — Форт тронул сенсоры, и вогнутая стена перед креслом просветлилась, открывая обзор вымершего посёлка. Другой сенсор — гаснут прожекторы. Потянуть на себя и слегка утопить рукоять — посёлок, качнувшись, плывёт вниз. Автомат залёг в проходе, облапив багаж. — Вы не ранены? — озаботился врач. — Вы, наверное, терпите сильную боль? Позволите ли вас перевязать? — Сам справлюсь, — удалившись в зарешёченный отсек, дабы не смущать попутчика, Форт осмотрел живот. Кожа почернела, растянулась в стороны от раны; подкожный слой спёкся, но уже подтекал слизью; дно блестело иссиня-чёрными фартанговыми пластинами. Человека луч пронзил бы насквозь. Боли, как всегда, не было; зудящее чувство останется, пока не сомкнутся края раны. Форт скобками стянул края поближе, наложил пластырь и заклеил всю конструкцию лентой. Компаньона он застал за употреблением шипучего напитка; воду он, надо полагать, позаимствовал из канистры. — Угостил бы. — Это может быть вредно для вас. — Ты наркоман или больной? Гримаса врача напомнила улыбку. — Нет, нет. Это... успокаивающее средство. У нас все им пользуются. — Немудрено. Форт вёл машину малой скоростью низко над морем, вдали от берега; в кабине нарастало молчание, типичное в подобном положении — они летели на одной «шляпе», но в разные места. Все дружеские услуги взаимно оказаны, пришла пора разобраться, кто и чего ждёт от жизни завтра. Автомат тихонько следил на тот случай, если врач вздумает обнять пилота сзади с целью задушить. Ну, сказал он, что не может пилотировать — так мог и соврать, чтобы его «похищение» выглядело более правдоподобно. — Так, — спросил Форт, — тебе куда надо? Врач помудрил над пультом и вывел на экран контурную карту, где по синему полю ползла зелёная звёздочка. — Это мы сейчас, а это берег континента. Мне бы хотелось попасть вот сюда, — он провёл пальцем к самому краю карты, где берег изворачивался глубоким заливом. — Правительская стража там есть? — Нет, только агентство — Яснее, по слогам. — О-ЭС. Всепланетная Его Величества следственная служба. — Они такие же честные, как тот, в посёлке? Сразу в живот стреляют? — Нет! Они... изучают подробности. Дознаватели. — Надеюсь, их дознание достанет до посёлка. Мне бы не помешало сотни три свидетельств о том, что не я стрелял первым. Форт с досадой подумал, что иногда быстрота вредна. Едва ли хотя бы четверть свидетелей успела заметить его заминку. Естественно будет, если они хором заявят, что чужак пальнул раньше. А скачивать для доказательства свою высокоточную память никак не хотелось. — Могу подтвердить я, — вызвался врач. — Мои показания выслушают внимательно, уверяю вас. Я образованный человек, я знаю Пятикнижие; это непременно примут во внимание. Но сначала мне надо найти надёжное убежище в Хинко. — Стоп. Хинко — район, куда ты показал? — Совершенно верно. Там другие власти. — А, выходит, правительские люди не везде? — Везде. ТуаТоу — союзная держава. Вы, наверное, из далёкой, забытой колонии, где люди выродились? — Почему ты так считаешь? — Вы о державном мире ничего не знаете и говорите не священным языком, а на каком-то необычном диалекте. И друг ваш не был человеком, а вы так переживали за него, что я удивился. Должно быть, вы очень к нему привязались... До Форта понемногу доходило превратное мнение, которое сложилось на его счет в голове врача. И не только врача, похоже! Врач искренне полагал, что имеет дело со своим, выходцем с дальней планеты и мутантом, а Мариана он обследовал и убедился, что тот — не туанец. «А почему он считает туанцем меня?.. — смутно догадываясь, Форт потёр подбородок. — Кожа?.. Щетина не растёт; я гладкий, как они». — Вот и стражника вы по неведению спровоцировали, — продолжал врач. — Надо же было вам сказать ему такую оскорбительную дерзость! Он, конечно, погорячился, но ваши слова... — Какие ещё слова?! Я говорил с ним вежливо, а он ни с того ни с сего... — Я не решаюсь повторить, как вы его обидели. Язык не повинуется, — на щеках врача заполыхали ржаво-красные тени, складки у носа залило охристой краской. — Да что я такого сказал?!! — В голову Форта полезли жуткие подозрения: «Не лингвоук ли меня подставил?.. » — О... не настаивайте! я стыжусь произнести. — Ну нет! Начал — продолжай. — Вы... я заранее прошу прощения... вы заявили, что являетесь криминальным авторитетом и... не собираетесь вступать со стражем в интимные отношения. Речь выглядела крайне вызывающе! — Ничего подобного! Точно помню, как это звучало: «Я капитан и раздеваться перед вами не обязан». — Да-да, буквально так: «Я есть главарь, не оголюсь перед тобой». Прилюдно названный глагол не произносят. Он уместен лишь наедине или в доме постыдных услуг. Форт едва не застонал, с ненавистью скосившись на лингвоук. Дерьмо, а не прибор! Хлам паршивый! «Узнаю, кто эту программу выпустил — в суд на них подам. Портачи! я убил из-за их ошибки в переводе!» Надо следить за речью. «Только недвусмысленные слова! А то, куда ни войдёшь, сразу недоразумения, и стрельба начнётся. Хватит с меня того, что весь посёлок повторит, как я вслух опустил стражника... » — Так, это мы проехали. Тьфу! То есть — тема исчерпана... «Как он это перевёл? „Вычерпана"?» — ...в смысле — больше мы об этом говорить не будем. Меня интересует КонТуа, ваш орбитальный пояс, и как найти на нём определённую фирму. Ещё лучше — её офис на планете, хотя бы в том же Хинко. Врач присел на корточки, обнял руками колени. — В Хинко не найдёте. Разве они вас не предупредили, что их на земную твердь не допускают? — Их — кого? — Звёздных жителей. Здесь им нельзя содержать фирму. Могут въезжать только частные лица оттуда. — А какой же бизнес?.. Ну, предпринимательство, торговля и всё прочее? — Через посредников. Легко вообразить, как эти промежуточные фирмы наживаются. Но где отыскать тех местных, кто работает с «Вела Акин»?.. нет, легче связываться напрямую. — Вопрос прежний — я должен говорить с фирмой на КонТуа. — Есть публичные станции эфирной связи. Прийти на любую и заплатить за сеанс, вот и всё. Номер для соединения подскажут, у операторов есть адресные списки. Можно со своего номера, с карманного аппарата — по-всякому. Но я боюсь, скоро вас начнут искать... Узнают, куда мы летим, и объявят там розыск. — Вот именно. Придумай, как мне сделать это незаметно. — Вернуться назад. — Спасибо, не надо. — Я не договорил. Не в посёлок, а в другое место, северней. Найти там... людей в тёмной коричневой форме и попросить их. Это не стража, а зональная полиция. Все подозревают, что они общаются со звёздными ради наживы... За деньги они всё тайком устроят. «Коррупция, — со смешанным чувством неприязни и надежды подумал Форт, — давно с ней не виделись...» — А попробовать в Хинко? — показал он на карту, в залив. — Нет, здесь люди нравственные, сила у белодворцев, а в полиции много Чем хороши ино-Ц, так это путаной неразберихой для чужих; кажется, слово за словом раскручиваешь моток, но на деле вязнешь всё глубже без надежды понять, где кончается верёвка. От путаницы сильно помогает адаптация, но Форту с Марианом адаптироваться не пришлось. Сели, загрузились и взлетели; всего-то и успели, что купить разговорные программы для лингвоуков, а те оказались дефектными. — Они — — Причина не в этом. На службу берут людей моральных, стойких... — А в зональную полицию, выходит, аморальных? — Они там сами разлагаются от денег и от власти. — Но и те, и другие — правительские, так? — Да, верно. — И одни принципиально ловят звёздных, а другие нет?.. — О, бывают исключения!.. — ...и потому не ловят, что нет белодворцев и — Нет, не поэтому. Вы не понимаете... — Так сделай, чтобы я понял. — Постараюсь, — врач пересел на свою скатку. — Мы вылетели с территории особого режима. Скажем так, посёлок, где я находился — тюремный. Это не место жительства, а место наказания. «О-па! — осенило Форта. — А кого же я везу?..» Факты и наблюдения, до того витавшие порознь, вмиг сложились цельной картинкой. Трафареты у всех на одежде, похожей на мешки из-под сахара. Жилища из одинаковых щитов то ли картона, то ли жести. Одни взрослые, нет молодого поколения. Боязнь даже прикоснуться к оружию. Построение перед чёрно-красным стражем, нагрянувшим с неба. — Парень, — душевно обратился Форт к врачу, — а ты сам случайно не каторжник? — Каторжник, — подтвердил тот, — в чине лагврача. Не в рыбацкой бригаде состоял, заметьте; занимался лишь лечением. Теперь ясно, отчего врач такой катастрофически худенький — видимо, кормили его столько, сколько он мог лечить своей убогой аптечкой. Форт прибавил к списку совершённых преступлений ещё пунктик — содействие побегу закоренелого преступника. — Я, — продолжал пассажир, — жертва политических репрессий, меня осудили несправедливо. Мне нужно убежище у белодворцев. — Тебе не кажется, что я с тобой куда-то влип? — Мне кажется, что напротив — это я влип с вами. И я признателен вам за предложение бежать вместе. За вас мне прибавили бы срок; повод такой, что и придумать трудно. — За меня? отчего? — За оказание помощи звёздным. По закону нелегально въехавших нельзя лечить, пока они не зарегистрируются у властей. — Я не заметил охраны. Почему ты раньше не сбежал на лодке? — За мной следили. — Свои? — Да, свои. Посёлки заключённых на территории не охраняются, за побег всем увеличивают срок. Но вы похитили меня — значит, не накажут никого. — А зачем стражник прилетел? — Иногда они проверяют, все ли налицо; прилетают неожиданно. «Шляпа» неслась прежним курсом, чуть поддав ходу. Режим на каменистом берегу нарисовался Форту без дальнейших разъяснений — обширная территория без дорог, редкая россыпь каторжных поселений и два хозяина — полиция и стража, минимум наполовину купленные «звёздными». Вот раздолье криминалу и контрабандистам! приземляйся, разгружайся, отдыхай в тюрьме как дома, кадры пополняй!.. — Как нам разлучиться? К белодворцам твоим я не полечу. — Не знаю, — полушёпотом ответил врач. — На одном берегу залива хинкоская полиция, на другом зональная. Нас заметят: залив узкий, а по берегам системы наблюдения. — Днем, ночью — одинаково? — Да. — Скверно. А скажем, если пару лиг не долететь... дам тебе пояс, вплавь доберешься? — Что вы говорите?! — Врач встрепенулся. — Много морских хищников! — Тогда ищи другое место. — Туда надо лететь над сушей, а вас скоро станут искать. И рассвет близко. Звезда на карте неуклонно двигалась к заливу, тиски сжимались, и у Форта складывалось невыгодное, но единственное решение. Вкратце высказав свой лихой план, он добавил: — Погляди, что ценного в багажнике. — Почти ничего... — Врач разгрёб рухлядь за решеткой. — Одежда... ценное не здесь. — Зачем он возил с собой тряпки? — На продажу. Кто попадает в зону, сдаёт одежду страже. Я выберу что-нибудь для себя, вы не возражаете? А то моя роба... — Бери хоть всё. Ценности оказались у Форта под ногами, в выдвижном ящике; на взгляд он оценил побрякушки невысоко, но врачу было видней. Выбрав десятка полтора чего-то вроде литых стеклянных пробок, он поочередно воткнул их торцом в гнездо на пульте — каждый раз в окошке у гнезда светились разные знаки, — потом разложил пробки на две кучки. — Вам понадобятся оты. Пожалуйста. Семь кликов, отов в них достаточно. Слово Уже светало. Форт вышел на крутую дугу, направляя «шляпу» в залив, и не удержался: — Может, мы всё-таки познакомимся? — Да, конечно! — Врач встал, отряхнулся. — Меня зовут Уле Эмэнии, а какое ваше уважаемое имя? — Форт. Не ошибиться бы берегом. — Мой — слева. Изготовились к десанту. Уле со скаткой и аптечкой сгруппировался у двери. Осторожно, поскольку впервые, Форт прижимал «шляпу» к обрывистому склону; прошёл мимо промоин-каньонов, поднялся — да есть тут где сесть-то? а, вот площадочка! Умная «шляпа» сама распрямила ноги, касание, стоп. В предутреннем полумраке, за туманной дымкой впереди громоздился город или завод — прямоугольные и ступенчатые громады. Опустился трап. — Очень вам благодарен, господин Фольт! — Уле мялся в дверях. — Желаю вам счастья и удачи! — Ну, будь здоров. Вываливайся, время дорого. По расчётам, стражника уже хватились, новая «шляпа» побывала в тюремном посёлке и объявила аврал с изложением примет. Всё это началось, или вот-вот начнётся, с минуты на минуту. И электронные стукачи сигналят, что подозрительная «шляпа» со стороны моря села на левый берег. «Шляпа» хинкоской полиции. Он сорвался с берега вниз и понёсся в мареве над самой водой. Залив шириной километров сорок, значит, времени на сборы и подготовку совсем ничего. Когда оно истекло, автомат обнял хозяина всеми лапами; Форт подтянул кобуру лайтинга, взял багаж, вышиб дверь и прыгнул. Отмерив расстояние до волн, он повернул пусковой регулятор носимого гравитора на максимум. Увесистый плоский блок в ранцевой части скафандра взвыл, и подушка искусственного тяготения смягчила вход в иоду. «Шляпа» с шорохом отмерила последнюю стометровку и врезалась в скалы правого берега; Форт этого не видел, но знал наверняка. «Теперь ищите меня в обломках. Пока хватит батареи, проплыву против течения над дном, а выдохнется — выберусь, и в зону». — — — — — |
||
|