"Чертополох и роза" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

Глава 8 МАРГАРИТКА, НОГОТОК, ГРАНАТ И РОЗА

Несмотря на предательство мужа и потерю младшего сына, Маргарита в те апрельские дни с радостным волнением готовилась ехать из Морпета на юг. Генрих писал ей очень ласково. Он с нетерпением ждал их встречи при своем дворе, потому что, говорил он, хорошо, когда братья и сестры иногда видятся, пусть долг перед подданными по необходимости удерживает их вдали друг от друга годами.

Его жена, Екатерина Арагонская, едва знакомая Маргарите в детстве, с таким же нетерпением ждала ее приезда, как и Генрих. Она слышала о тяжелых родах Маргариты и могла ей искренне посочувствовать, так как сама перенесла немало подобных тягот. Узы материнства объединяют их, писала Екатерина, мечтая увидеть маленькую Маргариту – всего на несколько месяцев старше ее собственной дорогой Марии, ибо та, как Маргарита, несомненно, слышала, родилась в феврале.

«И поскольку, моя дорогая сестра, вам предстоит долгое путешествие, я посылаю вам своего конюшего, сэра Томаса Парра, а также любимую белую лошадь с удобным седлом, каковое, надеюсь, сослужит вам добрую службу в пути к нам, на юг».

Маргарита слышала, что ее невестка – мягкосердечная женщина, до глубины души влюбленная в красавца мужа, часто грустила, поскольку до сих пор не смогла подарить Генриху наследника мужского пола, коего он так жаждал, по не отчаивалась, ведь после нескольких неудач она все-таки родила вполне здоровенькую Марию.

«Будет утешительно поговорить с невесткой», – размышляла Маргарита, зная, что та способна полностью разделить с ней горе утраты Александра и великую гордость за маленького Якова.

Маргарита стала понимать, что совершила огромную ошибку, позволив страстному увлечению юным Арчибальдом возобладать над здравым смыслом. Королева была одинока, ее снедало чувственное возбуждение, что являло собой неотъемлемую часть ее натуры, вот и решила очертя голову устроить роман с красивым мальчиком.

Но опыт делает нас мудрее. Будь у Маргариты снова возможность выбирать, она не выбрала бы капризного ребенка, а нашла кого-то более зрелого, мужчину вроде ее мужа. Умей он хранить верность и видя в жене умную, способную заниматься делами спутницу, Яков был бы идеальным мужем. Она хотела не подчинять, а только быть на равных.

Маргарита потеряла Якова, не сумела сохранить свое положение в Шотландии. Но бесполезно оглядываться назад; она должна ехать вперед – ко двору Генриха; должна посоветоваться с братом и его министрами, дабы, благодаря их помощи, вернуть себе регентство Шотландии и право заботиться о короле, своем сыне.

Если бы Маргарита не выскочила замуж за Ангуса, а у Олбани не было жены… могла бы получиться совсем другая история. Она гневалась на герцога, обзывала убийцей, но часто думала о нем и ничего так не хотела, как встретиться с ним и все высказать в лицо. Эта мысль будоражила королеву, но могла потерпеть.

А пока не оставалось ничего иного, как ехать па юг, в Лондон.

Ехать на белой лошади Екатерины было очень удобно, а сэр Томас Парр оказался приятным спутником и охотно признался, что его госпожа велела получше заботиться о «дорогой сестре».

Но это еще не все; в виде знака особого уважения Генрих послал Маргарите с одним из слуг множество серебряных вещиц – туалетный и столовый прибор для путешествия.

Следовательно, Маргарита не сомневалась в радушном приеме, вдобавок Генрих сопроводил серебряную посуду письмом, сообщая, что устроит празднества в честь сестры и ее супруга, как только те прибудут ко двору.

Земля вокруг была по-весеннему прекрасна; погода стояла мягкая; и Маргарита, будучи сильной от природы, быстро восстановила здоровье, а вместе с ним и веру, что получит то, к чему стремится.

Они миновали Ньюкасл и достигли Дурхэма. Однажды утром Маргарита отдыхала в постели, когда дверь в ее покои распахнулась и, к ее изумлению, вошел Ангус.

Застигнутая врасплох королева обрадованно вскрикнула и потянулась к мужу. Тот обнял жену, и она тотчас прильнула к нему.

Потом Маргарита слегка отодвинулась и посмотрела Ангусу в лицо. Но он так походил на смущенного мальчика, что королева захохотала.

– Я слышал, – пробормотал он, – мое отсутствие тебя опечалило.

– И вернулся, не желая меня огорчать?

– Я никогда не хотел этого делать.

– Ах, любовь моя, – вновь засмеялась Маргарита, – как мне тебя не хватало! Не хочешь ли повидать свою дочь?

– В свое время. В первую очередь я побуду с женой.

Королева опять почувствовала себя молодой. Была весна, а она так давно не видела Ангуса! Маргарита ясно дала понять, что сначала – любовь, а разговоры можно оставить на потом, и граф охотно повиновался.

По замку мгновенно разнеслось, что королеву не следует беспокоить, – вернулся молодой Ангус, и они хотят немного побыть наедине.

У англичан вытянулись лица. Что бы это значило? Не пытается ли муж убедить королеву вернуться в Шотландию? Такой поступок не обрадует их господина. Слугам не хотелось бы возвращаться к Генриху с рассказом об этом, ибо он имел обыкновение винить вестника за принесенные дурные новости.

Ангус был союзником Олбани, а герцог хотел вернуть королеву в Шотландию, дабы та поддерживала его правление, каковое, по сути, было правление Франциска, врага англичан.

Слуги угадали верно.

– Неужели ты не видишь всего безумия этой поездки в Англию? – говорил Ангус. – Возвращайся со мной в Шотландию. Олбани готов тебя принять.

Глаза Маргариты сверкнули гневом.

– Думаешь, я готова принять Олбани?

– Ох, перестань, что хорошего принесет кому бы то ни было эта вражда между тобой и герцогом?

– У меня нет желания покорно возвращаться к убийце моего сына.

– Твоего сына никто не убивал. Он умер от болезни, как это случается с маленькими детьми. Олбани тут совершенно ни при чем.

– Ты так искренне защищаешь своего друга!

– Он станет и твоим.

– Никогда! Я ненавижу его. Но что тебе до того? Видно, ты принимаешь его дела ближе к сердцу, чем интересы своей жены.

– Маргарита, прошу тебя…

– Не будь глупцом. Для меня единственный способ вернуть утраченное – это помощь брата. Олбани боится Генриха… так же, как и его господин, король Франции. И не без причины! Перестань болтать глупости. Мы едем в Англию.

– Мы?

– Ну да, ты и я, дорогой мой, потому что мой брат ждет и тебя.

Ангус угрюмо отвернулся, но Маргарита подошла и просунула руку ему под локоть:

– Подумай, любовь моя, ты будешь наслаждаться великолепием английского двора. Наш собственный очень беден по сравнению с ним, уверяю тебя. Мой брат любит маскарады и танцы. Ты ему поправишься. И станешь другом Генриха. Он говорит об этом во всех письмах: «Передай привет моему зятю, своему доброму супругу». Так что король очень хочет с тобой познакомиться.

Ангус не отвечал. Поехать в Англию? Когда Олбани был готов поддерживать с ним хорошие отношения? Когда Джейн сказала, что понимает: его принудили к женитьбе на королеве, и для них это не имеет значения? Оставить Джейн… теперь, когда они снова вместе?

Но Ангус не посмел выложить все это Маргарите. Он стоял молча, слегка насупясь, как будто бы соглашаясь признать ее правоту.

Она легонько толкнула его:

– Ну, иди. Моим женщинам пора одевать меня. Я присоединюсь к тебе позже. Я буду так радоваться твоему обществу всю дорогу в Лондон, любовь моя.

Ангусу стало страшно. Надо сейчас же что-то предпринять, иначе вскоре он и в самом деле поскачет на юг рядом с королевой, вместо того чтобы ехать на север – к Джейн.

Он кивнул, поцеловал ее и, когда королева шепнула: «Скоро я снова буду с тобой», не стал спорить.

Но из ее покоев Ангус направился прямо в конюшни, где его ждали слуги.

Молодой человек не вымолвил ни слова, пока не оказался в седле.

– Было ошибкой приехать сюда, – наконец выдавил он. – А теперь… поехали… как можно быстрее к границе с Шотландией.

Королева со свитой проследовала через Стоуни-Стратфорд, и по всей Англии люди выходили из домов полюбоваться кавалькадой. Англичане приветствовали королеву шотландцев, потому что она была сестрой их доброго короля и, как все знали, именно по его желанию едет на юг.

Когда Маргарита достигла Энфилда, уже стоял май. В тамошнем дворце королеву гостеприимно встретил сэр Уильям Ловел, лорд-казначей ее брата.

Теперь до Лондона оставалось всего два шага, и Маргарита знала, что вот-вот увидится с братом.

Замечательным утром, покинув Энфилд, молодая женщина подъехала к Тоттенхэм-Кросс, как вдруг заметила далеко впереди блистательную кавалькаду, едущую навстречу. Сердце так и затрепетало от удовольствия – Маргарита тотчас угадала, кто это, и не успела процессия приблизиться, узнала человека, скачущего во главе. Он казался более крупной и роскошной версией памятного сестре мальчика. Камзол на Генрихе был из пурпурного бархата, драгоценности сверкали на руках и одежде, а берет с пером украшали рубины и бриллианты. За эти годы он так сильно вырос, что казался гораздо выше всех своих спутников. Лицо сияло здоровым румянцем, а голубые глаза сверкали на ярком солнечном свете, пылая, как два огонька.

Это был ее брат Генрих, в этом не было ни малейших сомнений.

И он тоже узнал Маргариту с первого взгляда – их сходство не стало меньше, хоть оба и повзрослели.

Он подъехал совсем близко, улыбаясь.

– Мой король и дражайший брат!

Генрих изящно спрыгнул с лошади, и животное мигом подхватил грум. Брат подошел к Маргарите и поцеловал ей руку.

– Это великая радость, – сказал он.

– Генрих! Как я счастлива быть здесь!

– Мы с нетерпением ожидали вашего приезда. Но где же милорд Ангус?

Лицо Маргариты затуманилось.

– Он вернулся в Шотландию.

– Вот как? Почему же? Разве милорд не получил от нас письма с приглашением?

– Боюсь, он подумал, что разумнее помириться с Олбани.

Выражение детской радости исчезло с пухлого квадратного лица Генриха, глаза его сузились, и в складках кожи замерцали голубые льдинки. Брат повернулся к сестре, окинул ее оценивающим взглядом, и Маргарита угадала: Генрих отлично понял, что Ангус бросил ее.

Потом король Англии громко рассмеялся.

– Поступок, достойный шотландца! – воскликнул он. – Милорд Ангус может обойтись без нас, э? В таком случае, сестра, могу вам сказать, что и мы прекрасно без него обойдемся.

Он снова прыгнул в седло и повел лошадь бок о бок с Маргаритиной.

– Мы немного отдохнем у Комптона на Тоттенхэм-Хилл, – объявил Генрих. – А потом поедем в мою столицу.

Из Тоттенхэм-Хилл они выехали пополудни. Генрих на великолепной лошади со сверкающей упряжью выглядел впечатляюще; а рядом – Маргарита в дамском седле ведомой сэром Томасом Парром белой лошади Екатерины.

На обочинах дороги толпились люди. Генрих улыбался им, милостиво и восторженно принимая приветствия.

«Как Генрих упивается своим новым положением! – думала Маргарита. – Он всегда говорил, что все изменится, когда он станет королем, и так оно и вышло. И как народу по душе эта дарованная им веселая Англия! Вот это – Король! Как он отличается от нашего отца, тоже совсем не плохого короля… И все же именно благодаря Генриху VII Генрих VIII обладает сокровищами, что дают ему возможность так жить!»

– В замок Байнард! – воскликнул Генрих. – Я решил сделать его вашей личной резиденцией, сестра. Но мы не останемся там. Королева и наша добрая сестра ждут, надеясь встретить вас в Гринвиче.

Кавалькада немного помедлила у замка Байнард, что стоял на северном берегу Темзы, чуть ниже собора Святого Павла. И Маргарита, взглянув на эти норманнские башни и крепостные валы, осталась очень довольна жилищем, выбранным для нее Генрихом.

Здесь она отдохнула и сменила наряд, так как Генрих решил, что оставшуюся часть пути до Гринвича они проделают по воде.

Маргарита с нетерпением оглядывалась вокруг, то и дело в ней начинали шевелиться воспоминания. Минуло так много лет с тех пор, как она спускалась вниз по реке к Гринвичу… И до чего восхитительно было видеть и слышать на берегах людей, собравшихся приветствовать королевскую барку, внимать сладкозвучной музыке менестрелей, плывя по реке.

Теперь королева Шотландии видела дворец с кирпичным фасадом, обращенным к реке, башню В парке и монастырь, примыкающий к дворцу.

– Мы подготовили для вас в Гринвиче неплохие развлечения, сестра, – ликующим тоном объявил Генрих; Маргарита чувствовала, что он все время искоса наблюдает, желая знать, насколько сестру изумляет великолепие его королевства.

Брат и сестра поднялись по лестнице, и у ворот дворца их с приветствиями ждала королева.

Невестка тепло обняла Маргариту, и первые вопросы Екатерины, после того как она удостоверилась, что путешественница чувствует себя хорошо и дальняя дорога не причинила ей особого вреда, касались здоровья маленькой дочки.

А потом еще одна женщина выступила вперед, чтобы обнять Маргариту, – потрясающе красивая молодая особа. Она так напоминала Генриха, что Маргарита сразу угадала: это ее младшая сестра Мария, ныне совсем взрослая.

Маргарита, с удовольствием расцеловав ее, отодвинулась и поглядела на сияющее, смеющееся личико:

– Мария! Не может быть!

– А вы ожидали, что я навеки останусь ребенком? – фыркнула юная красавица.

– Сколько вам было лет, когда я уехала? Шесть?

– Ну да, – отвечала Мария, – а вам около тринадцати. Никто из нас не стоит на месте.

– И у вас не обошлось без приключений.

Мария состроила гримаску.

– Как и у вас, сестра, – прошептала она.

Генрих едва мог устоять на месте от нетерпения. Он хотел видеть свою семью дружной, но требовал, чтобы все помнили: кто бы ни пришел, кто бы ни появился после долгой разлуки, только одна персона может быть средоточием любого собрания – блистательный король Англии.

Будь с ней маленький Яков, будь крошка Александр еще жив и окажись Ангус таким мужем, о каком мечтала Маргарита, эти дни стали бы самыми счастливыми в ее жизни.

Чудесно было снова оказаться среди родных. Генрих жаждал произвести впечатление превосходством английского двора над шотландским, и роскошные пиры и балы следовали друг за другом. Маргарите, тоже обожавшей повеселиться, это доставляло большое удовольствие. Доброжелательная и отзывчивая Екатерина также приняла ее по-своему очень тепло. Что до Марии, то она пребывала в дивном настроении и была в восторге оттого, что живет в Англии – при веселом и блестящем дворе, созданном ее братом.

Маргарита говорила себе, что ей необходимо отдохнуть и расслабиться, прежде чем заняться государственными делами. В надлежащий момент Маргарита попробует объяснить Генриху, как необходима ей помощь, дабы вернуть то, что принадлежит ей по праву; но королева Шотландии отлично знала своего брата. Сейчас Генрих жаждал развлекать ее и, попытайся сестра вернуть его к скучным материям, был бы в высшей степени недоволен.

Да и сама Маргарита с удовольствием погрузилась в легкомысленные развлечения. Перед тем как прибыть в Лондон, она послала в Шотландию людей, чтобы ее наряды и драгоценности доставили в Англию – все это должно было ей понадобиться, ведь нельзя же уступать в блеске элегантным дамам двора Генриха.

Олбани, явно желая, чтобы королева перестала обвинять его в смерти маленького Александра, и, вероятно, испытывая к ней сочувствие, никоим образом не препятствовал сборам, и вещи прибыли в Лондон вскоре после ее приезда.

В тот день, когда доставили туалеты королевы Шотландии, с ней была ее сестра Мария, и женщины, отпустив слуг, вместе начали осматривать наряды.

Мария визжала от восторга, одну за другой вынимая из сундука сверкающие вещицы. Она порхала по комнате, надев пару рукавов из золотой парчи, подбитых пунцовым бархатом; надевала на голову шеврон и поворачивалась то так, то эдак, дабы разглядеть свое отражение в полированном зеркале, восхищаясь блеском драгоценностей.

– Вы очень неплохо жили в Шотландии, сестра, – объявила Мария. – А мне всегда казалось, что это на редкость мрачная страна.

Маргарита сидела на постели, изучая золотой воротник, украшенный эмалевыми белыми розами, и вспоминая, по какому случаю Яков подарил ей его.

– Мой муж был великим королем и настоящим рыцарем.

– Но он был старым! – бросила Мария, и ее прелестное лицо потемнело. Видя, как сестра поежилась, Маргарита поняла, что та думает о дряхлом короле Франции, за которого ее выдали замуж. Бедная Мария! Хотя бы такие муки обошли саму Маргариту!

– Не такой, как Людовик. Просто Яков был старше меня… а я приехала туда совсем юной, так что в действительности он вовсе не был стар, а пребывал в полном расцвете сил. Знаете, Мария, я считаю Якова IV самым красивым из всех мужчин, каких мне когда-либо доводилось видеть.

– Только не говорите этого при Генрихе, – рассмеялась Мария.

– Но хоть теперь-то вы счастливы, Мария? Младшая сестра захлопала в ладоши и возвела глаза к потолку:

– До безумия!

– Значит, дело того стоило. Мария надулась:

– Этого вообще не должно было произойти. Что хорошего дал этот французский брак Англии?

– Он позволил заключить мир между двумя странами, что всегда замечательно.

– Плохой мир! И ради него мне приходилось выносить… это.

– Не так уж долго.

– О нет! Долго я бы не вынесла. Потом король умер, а Чарльз приехал забрать меня домой.

– И женился на вас.

– Я настояла на своем, Маргарита. Я твердо решила. А Генрих обещал, что если я выйду за старого Людовика, то смогу выбрать себе любого, когда он умрет. И я выбрала Чарльза… правда, много раньше, чем стала женой Людовика.

– Следовательно, ваше желание исполнилось.

– О, это было золотое время, Маргарита. Я никогда его не забуду. Быть женой Чарльза… и вместе гадать, чем нам предстоит расплачиваться за свою смелость… но не тревожиться об этом!

– Это был необдуманный поступок. Вы могли носить во чреве наследника Франции.

– Я вовсе не была беременна. Но как забавно было дразнить Франциска и его старую мамашу, делая вид, будто я в тягости!

– Похоже, вы нашли себе развлечения при французском дворе.

– Только после того, как умер мой муж, Маргарита. Как Тюдоры, мы отважны и темпераментны! Мне очень хотелось взглянуть на вашего Ангуса. Он очень красив?

Лицо королевы окаменело.

– Довольно-таки.

– Почему он не приехал с вами?

– Предпочел остаться в Шотландии.

– Я знаю, как поступила бы, будь у меня такой муж!

– И как же?

– Избавилась бы от него и нашла себе другого.

– Проще сказать, чем сделать.

– Что? И это говорит Тюдор! Разве вы не слыхали, что Тюдоры всегда найдут выход? Я сказала, что выйду замуж за Чарльза Брэндона, – еще до того, как меня отправили во Францию, – и вышла! Мы всегда получаем то, чего хотим… даже если обстоятельства порой заставляют нас ждать. Мы, трое, совершенно одинаковы – вы, я и Генрих. Разве вы не видите этого?

– Мы сильны и решительны – да, я вижу.

– Иногда мне чуть-чуть жаль тех, кто вступает с нами в брак. Я немного сочувствовала бедному Людовику. Знала, что он долго не протянет. Он так старался быть молодым, Маргарита! И делал ошибку. Погоня за молодостью свела старика в могилу. И вот теперь ваш Ангус… я уверена, вы заставите этого человека горько пожалеть о том, как он с вами поступил. Иногда я смотрю на Генриха и Екатерину и думаю: «Несчастная Екатерина».

– Но она так предана нашему брату!

– Екатерина очень добродетельна и всегда будет хранить ему преданность, поскольку это ее муж. Ее религия точно говорит женщине, где ее место. Но между ними уже возникли небольшие трения. Генрих начинает задумываться, почему Екатерина не способна родить ему сына.

– Но у нее, бедняги, было несколько выкидышей, а теперь она родила Марию.

– Да, но где же мальчики, где мальчики? – Мария уцепила за серебряный шарик с ароматическими травами пояс, расшитый драгоценными камнями, и обернула его вокруг талии. – Нет, – сказала она, – не хотела бы я оказаться женой или мужем одного из Тюдоров… и не угодить им. Будь я Ангусом, Екатериной или даже Чарльзом, держалась бы очень осмотрительно.

Потом она принялась кружить по комнате – столь полная жизни и очаровательная, что Маргарита легко могла понять, как стареющий король Франции, подстегиваемый страстью к юной Тюдор, в погоне за мечтой сошел в могилу.

С Екатериной Маргарита провела немало приятных часов, и, оставаясь наедине, это были не королевы, а две матери, с удовольствием и любовью говорящие о своих детях.

Маленькие девочки почти не отличались по возрасту и, когда Маргарита бывала в Гринвиче, делили детскую. Обе матери испытывали огромное удовольствие, навещая их, и, отослав нянек да прислужниц, сами сидели с детьми.

Маргарита, памятуя слова Марии о растущем недовольстве Генриха неспособностью Екатерины дать ему наследника, чувствовала, как ее тянет к невестке не только благодаря симпатии и общим интересам, но еще из жалости.

И во время этих встреч в детской Екатерина изливала душу, рассказывая, как страстно хочет родить сына.

– О, родить бы мне только Генриху сына, в коем он так нуждается, – и я была бы совершенно счастлива, – сказала она невестке.

– У вас получится, – утешила ее Маргарита. – Вам просто не повезло, как и мне в первое время. У меня родились маленький Яков и маленький Артур, но оба умерли. Потом родился второй Яков. Ах, видели бы вы моего малыша! Я и жизни не видела более прелестного ребенка.

– О, я очень хотела бы его увидеть! Какую радость он должен вам доставлять!

– Если бы только сын был со мной. – Маргарита на мгновение сникла, и Екатерина мысленно выругала себя, что напомнила невестке о разлуке с малышом. Но она не могла скрыть зависть, мелькнувшую в глазах, и Маргарита поняла, что это ей следует пожалеть несчастную женщину. – Я уверена, что Мария очень подросла, с тех пор как мы ее видели последний раз, – обронила она. – И моя Маргарита тоже растет. Бедное дитя! Как вспомню, что она впервые увидела свет в мрачном Харботтле! Это совсем не похоже на другую малышку… родившуюся со всей королевской пышностью тут, во дворце Гринвич.

Екатерина не удержалась и взяла дочь на руки. Мария, па редкость спокойный ребенок, безмятежно оглядела мать.

– Я не сомневаюсь, что она вырастет очень мудрой, – заметила Екатерина.

– Да, безусловно, в малышке уже заметна склонность к раздумьям, – ответила Маргарита и взяла из колыбели дочь. Две матери устроились на скамеечке у окна, каждая – со своим ребенком на коленях.

Маргарита попросила Екатерину рассказать о крестинах Марии, и та была вне себя от счастья, вспоминая эту церемонию. Она поведала, как дорогу от дворца до источника в церкви Серых братьев Гринвича устлали коврами, как крестными матерями выбрали принцессу Екатерину Плантагенет и герцогиню Норфолк; как ребенка несла графиня Солсбери, а герцоги Норфолк и Суффолк шли по обе стороны от нее; и сам кардинал Вулси стал крестным отцом.

Маргарита слушала и восклицала:

– Как все это отличается от того, что было у моей маленькой Маргариты в Харботтле!

И когда они так беседовали, в детскую вошел Генрих, облаченный в зеленый бархат, усыпанный драгоценными камнями. Король жизнерадостно приветствовал обеих женщин:

– Ха! Материнский совет, э? И какие хорошенькие детки!

Он взял Марию у матери и стал покачивать ее па руке, с улыбкой глядя в глаза, что разглядывали его так же невозмутимо, как и Екатерину.

– Какой умный ребенок! – воскликнул Генрих. – Она узнала своего отца.

Екатерина нежно улыбнулась обоим.

– Вы должны хотя бы взглянуть на мою маленькую Маргариту, – сказала Генриху сестра.

Король подошел поближе и взглянул сверху вниз на ребенка у нее в руках.

– Красивая девочка, – признал он и дотронулся пальцем до щечки маленькой Маргариты. – Надеюсь, она узнала своего дядю!

Немного походив по комнате, Генрих остановился у окна.

– Как вам не повезло с сыном, Маргарита, – буркнул он.

Лицо Маргариты затуманилось, и Екатерина с тревогой следила за ней. Она попросила бы Генриха не говорить об этом, если бы только посмела.

Генрих помрачнел:

– А все этот негодяй Олбани! Богом клянусь, мне доставит удовольствие отправить его обратно во Францию!

– Именно это и произойдет, как я надеюсь, – отвечала Маргарита. – Тогда я смогу вернуться, получить обратно регентство и опеку над Яковом, забыть прошлые беды и опять чувствовать себя счастливой.

– Маргарита, вы и так счастливы – у вас есть сын!

Нижняя губа короля воинственно выдвинулась вперед, и лицо неожиданно стало угрюмым.

– Да, я очень горжусь своим маленьким Яковом. И очень хотела бы, чтобы вы его увидели, Генрих. Знаете, кого он больше всего напоминает?

– Кого? – требовательно осведомился король.

– Вас!

– Неужели? – Угрюмость мигом исчезла, и лицо монарха вновь засияло. – Какого цвета у него волосы?

– Темно-золотые. Румяное личико. Голубые глаза. Те, кто видел вас, всегда говорят: «Как он похож на своего дядю!»

Генрих хлопнул себя по бедру, затянутому в бархат:

– Расскажите-ка мне еще об этом маленьком короле! Он умный? Веселый?

– Разве я не сказала, что Яков похож на вас? И не только внешне, уверяю! Я думаю, когда он вырастет, будет точь-в-точь как вы.

– Будем надеяться, что так и выйдет, – с любовью сказала Екатерина.

Генрих нежно взглянул на нее, но у него всегда очень резко менялось настроение. Маргарита видела, что брат опять думает: «Почему у других есть сыновья, а мне в этом отказано?»

Был солнечный день, и в Гринвиче толпы народа собрались посмотреть на турнир.

Маргарита сидела рядом с сестрой и невесткой на возвышении, устроенном для них. Это было великолепное зрелище: дамы ярко одеты, и Маргарита втайне ликовала, что выглядит ничуть не хуже любой из них. Ее платье было столь же броской расцветки, как у Марии, и не менее дорогое, чем Екатеринино. Последней, конечно, не хватало умения блеснуть, столь развитого у Маргариты, Марии и Генриха; где бы ни появлялись эти трое, великолепие нарядов немедленно выдавало, кто они такие, даже если их не знали в лицо.

Балкон был изысканно украшен их символами: маргаритка – для Маргариты, ноготки – для Марии, гранат – для Екатерины; но доминировала над всеми роза Англии – личная эмблема Генриха.

Крики толпы, теплый солнечный свет, рыцари в блистающих доспехах – все это возбуждало и поднимало настроение. Турнир – славное событие, и Маргарите льстило, что таковой устроен в ее честь.

Взгляд Марии не отрывался от высокой фигуры одного из участников турнира.

– Суффолк мог бы победить всех, если бы только захотел, – шепнула она Маргарите.

– Тогда почему он этого не хочет? – поинтересовалась королева Шотландии.

– Вас не было тут чересчур долго. Естественно, ни один рыцарь не может сиять ярче, чем кое-кто. Вчера вечером я сказала ему: «Если вы меня любите, будьте осторожны на турнире». – «Как? – ответил он. – Неужели вы опасаетесь, что какой-нибудь слишком проворный рыцарь убьет меня?» – «Нет! – воскликнула я. – Это бы еще полбеды, я боюсь, как бы вы не затмили короля».

– Значит, Генрих, как и прежде, любит всегда быть победителем?

Мария громко расхохоталась:

– Неприятности возникли бы у любого, кто посмел бы выказать себя более отважным рыцарем. И знаете, мы с Чарльзом все еще несем наказание за вольность. К примеру, должны выплатить Генриху мое приданое. И приходится вести себя тише воды. Помните об этом, Маргарита. Если вы чего-то хотите от Генриха, – а я полагаю, вам нужна его помощь, чтобы вернуть свое королевство, – ни на миг не упускайте из виду: в любом месте он неизменно и всегда должен удерживать превосходство. Запомните это настолько твердо, чтобы уверовать всерьез, и Генрих станет вашим другом.

– Как вы можете так говорить о нашем брате?

– Да ведь я его сестра и очень хорошо своего брата знаю. Я люблю Генриха, и он меня любит, но я изучила его лучше, чем он меня, по правде сказать, даже лучше, чем наш брат сумел постигнуть собственную персону.

Маргарита задумчиво следила за фигурами в латах, выезжающими на турнирное поле. Мария сказала чистую правду, и женщине разумной следовало запомнить это.

– Кто этот необъятный рыцарь, что сейчас выезжает на поле?

– Сэр Уильям Кингстон. Его ни с кем не спутаешь из-за габаритов.

– Ну, думаю, такого молодца никто не ссадит с коня.

– Как знать? – мудро ответила Мария. Теперь все внимание толпы сосредоточилось на двух рослых рыцарях в плащах, расшитых золотыми цветами жимолости, ибо, судя по всему, с кем бы эти рыцари ни сражались, они всегда выходили победителями.

Маргарита заметила, что Мария ни на минуту не сводит с них блестящих глаз, и, наклонившись к сестре, услышала, как та шепчет: «Будь осторожней, Чарльз… Будь хорош… так хорош, чтобы все об этом говорили… а потом стань чуточку похуже». Маргарита подумала: видно, жизнь во Франции изменила Марию, сделав из нее циника. Или это влияние молодого Франциска? Маргарита была склонна считать, что это вполне возможно.

Мария возбужденно кричала:

– Смотрите, Кингстон на поле! И с ним высокий рыцарь… Кингстон падает… вместе с лошадью и всем прочим. В первый раз вижу, чтобы его так свалили!

Молодая женщина откинулась на спинку расшитого ноготками кресла и негромко захихикала.

В большом зале собрались рыцари.

Королева Екатерина сидела на троне с Марией по одну руку и Маргаритой – по другую. Рыцари выходили вперед по очереди и склонялись перед ней.

В зал вошел тот, на кого обратились все взоры, поскольку именно этот рыцарь уложил сэра Уильяма Кингстона вместе с лошадью, и сей невероятный подвиг до сих пор обсуждали.

– Теперь, – сказала Екатерина, – мы должны узнать имя неведомого героя, а потому пусть он снимет шлем. – Королева обратилась к рыцарю: – Сэр, мы хотели бы поговорить с вами и высказать, как восхищены вашей отвагой. Это был смелый и мастерский удар. Я сомневаюсь, что когда-либо прежде видела на турнирах подобное умение.

Мария тоже заговорила, и в ее голосе Маргарите почудилось скрытое лукавство:

– Клянусь, сам король пожелает бросить вам вызов, сэр рыцарь, ибо он гордится званием непревзойденного мастера турниров.

Рыцарь вышел вперед, склонился перед королевой, и, когда шлем был снят, все увидели раскрасневшееся и веселое лицо Генриха.

– Значит, я обманул вас, э? Вас, Кэйт, и вас, Мария, и вас, Маргарита! Ну, вы долго были в дальних краях, а вот Кэйт и Мария… думается мне, они могли бы и узнать своего короля.

Екатерина поспешно сказала:

– Да, теперь, узнав правду, мы удивлены, что не догадались, поскольку никогда не видели подобного мастерства ни у кого, кроме как у вашего величества.

– Так вы высокого мнения о моем мастерстве, э?

– И моя величайшая радость за все время турнира, – продолжала Екатерина, – узнать, что победителем стал мой король.

– Ладно-ладно, это было сделано в вашу честь! Такой маскарад разыгрывался уже много раз и будет повторяться снова и снова.

Генрих был в приподнятом настроении. На пиру король много пил, и его голос перекрывал другие. Он распорядился позвать музыкантов, сам играл на лютне, а один из певцов исполнил песню его сочинения.

«Как Генрих любит жизнь! – думала Маргарита. – Как он счастлив! Насколько его судьба отлична от моей. И все же у короля пет того, чего он больше всего жаждет; у меня, хоть сейчас мы и в разлуке, все-таки есть мой маленький Яков. И пускай малыш в Стирлинге, а я в Гринвиче, он остается моим любимым сыном».

Пришло лето, и Маргарита забеспокоилась, хотя никогда не могла насытиться весельем и постоянные развлечения при дворе брата приводили ее в восторг. Королева скучала по Ангусу и думала, что, присоединись муж к ней в Англии, она простила бы ему предательство. Маргарита жаждала увидеть маленького Якова и частенько напоминала себе, что приехала ко двору Генриха вовсе не затем, чтобы тратить время на удовольствия.

Генрих, как она выяснила, отнюдь не стремился к дружбе с Шотландией, прекрасно зная, что, пока Олбани остается регентом, эта страна будет верным союзником Франции. Генрих ненавидел Франциска не меньше прежнего, ревнуя к его воинской славе, а равно – к приключениям дома и за границей. Король Англии досадливо сжимал в «куриную гузку» рот при всяком упоминании о любовных подвигах француза и частенько говорил, будто не верит, что Господь способен долго благоволить подобному человеку.

Генрих ныне искал дружбы императора Максимилиана, полагая, что, объединясь, они смогут воспрепятствовать тщеславным планам Франциска править всей Европой.

Однако английскому королю очень хотелось лишить Олбани регентства, и он писал шотландскому парламенту, что ему не нравится видеть своего племянника в постоянной опасности, и, если королю будет причинен вред – как это, к сожалению, случилось с его младшим братом, – все подозрения падут на Олбани. Следовательно, его надо срочно отослать обратно во Францию.

Ответ парламента, гласивший, что король пребывает в добром здравии и отнюдь не подвергается опасности, а Совет вовсе не намерен сместить Олбани, привел Генриха в бешенство.

Но Олбани, более всего желавший сохранить мир, написал Генриху, что надеется, получив дозволение, приехать в Англию убедить Генриха в полном отсутствии дурных намерений.

Получив это послание, король пришел в покои Маргариты дворца Гринвич и показал письмо сестре.

– Ха! – воскликнул он. – Если этот малый приедет сюда, он окажется у нас в руках. Тогда я сумею заставить его подчиниться моей воле.

– Думаете, что король Франции это допустит, Генрих?

– Франциск! – выплюнул Генрих, и румянец на его щеках расцвел еще ярче. Ни одно имя во всем христианском мире так его не раздражало. – Нет, сестра, – продолжал король, и его зловещий взгляд встревожил Маргариту, учитывая, как много она надеялась здесь получить, – я не считаюсь с желаниями короля Франции и объясню своему лорду-кардиналу, как следует обращаться с мастером Олбани, как только его нога ступит в пределы моего королевства.

– Вы поступите со свойственной вам мудростью, Генрих, – ответила Маргарита, – но я не думаю, что, хорошенько все обдумав, Олбани приедет к вашему двору. Он проницателен и не глуп.

– Я облеку приглашение в медовые слова, – хмыкнул Генрих.

Маргарита оказалась права: Олбани не поехал в Англию, а отправил посланца, некоего Франсуа де Ладайета, каковой пообещал, что, вернувшись в Шотландию, Маргарита получит обратно свое приданое, а ее муж Ангус и его клан сохранят все привилегии шотландских подданных при условии, что не станут бунтовать против властей.

«Условия вполне справедливы», – подумала Маргарита. За этот долгий год она истосковалась по Шотландии, хотела повидать сына и Ангуса. Королева несколько запуталась в отношениях с мужем и, хотя думала о нем без особого тепла, считала необходимым вновь побыть рядом, чтобы разобраться в собственных чувствах. А кроме того, был еще Олбани. Маргарита убеждала себя, что ненавидит регента, но часто думала о нем, желая встретиться лицом к лицу. Стоило упомянуть имя Олбани, как она разражалась проклятиями, называя его убийцей своего сына, но в глубине души сама этому не верила.

Олбани был из королевского рода Стюартов, а Маргариту, с тех пор как она узнала своего первого мужа, завораживал этот клан. Ее тянуло вновь встретиться с Олбани, жить поблизости, а возможно, понять истинные чувства к нему.

Генрих предоставил к услугам Маргариты дворец под названием Скотленд-Ярд, что использовался как резиденция королей Шотландии во время их пребывания здесь. Из окна башни королевского казначейства она могла смотреть на реку. Неподалеку были Чаринг-Кросс и Вестминстерский дворец, где располагался двор.

Совсем скоро наступало Рождество, и минуло более года, с тех пор как королева покинула Шотландию. Маленькой Маргарите шел второй год, и эта подвижная малышка отличалась сильным характером. Да, похоже, они чересчур долго не были дома.

Самое неприятное – что у королевы возникли финансовые затруднения. Ей требовались деньги па слуг и наряды, поскольку Генрих по-прежнему настойчиво устраивал празднества в ее честь, а Маргарита не могла появляться там в платьях, которые все не раз видели.

У королевы Шотландии не было иного выхода, кроме как обратиться к кардиналу Вулси и попросить денег, что казалось до крайности унизительным; но она упирала на то, что в противном случае придется воззвать к королю, а ведь речь идет только о займе, каковой Маргарита выплатит, вернув свою собственность.

И королеве удалось получить нужную сумму, а это означало несколько новых роскошных нарядов, что всегда приводило ее в хорошее настроение, но Маргарита с тоской думала о Шотландии.

– Яков забудет свою мать, – говорила она друзьям, – если вскоре не увидит меня. Он слишком мал для такой долгой разлуки.

Королева не упоминала мужа, но пыталась угадать, чем он занят во время ее отсутствия. Она не знала, что Ангус заключил союз с Олбани и выполняет указания регента.

О самом Олбани появились новости. Здоровье его жены сильно ухудшилось после отъезда супруга в Шотландию, и ходили слухи, что она при смерти. Олбани рвался поехать к ней, выступил в Толбуте на заседании парламента и со страданием в голосе объявил, что хочет быть рядом с женой, лежащей на смертном одре.

«Вот мужчина, о каком мечтает любая женщина!» – вздыхала Маргарита, невольно сравнивая подобную верность с предательством Ангуса, бросившего жену при смерти.

Но шотландцы в тот момент не могли отпустить Олбани, и, хотя парламент дозволил ему вернуться во Францию, лэрды подчеркнули, что он сможет ехать, лишь когда положение достаточно укрепится.

Итак, Олбани остался в Шотландии, а Маргарита продолжала по ней скучать.

Наступило Рождество, и его отпраздновали в Гринвиче.

Генрих объявил, что в честь его сестры надо устроить особенно пышные празднества, так как, похоже, скоро она их покинет.

И Маргарита сидела на тронном месте рядом с братом, сестрой и невесткой, а в зал вкатили огромный искусственный сад на колесах. Генрих, не сводя глаз с Маргариты, чтобы убедиться, насколько сильное впечатление это па нее произвело, прошептал: «Сад Надежды».

В каждом из четырех углов этого устройства высились башенки; а края «сада» покрывали искусственные цветы из разноцветных шелков и кружев и листья из зеленого атласа. Посередине стояла отделанная драгоценными камнями колонна с позолоченной аркой из алых и белых роз наверху. В глубине этой арки виднелся огромный букет роз, маргариток, ноготков и гранатов. В саду сидели двенадцать разряженных мужчин и двенадцать не менее пышно одетых женщин. И когда сад подкатили к помосту с королем, королевой и его сестрами, кавалеры и дамы, выпорхнув из шелковых кущ, исполнили балет.

Маргарита, радостно хлопая в ладоши, заявила, что никогда не видела столь изысканного зрелища!

– И не увидите в Шотландии, – ответил Генрих с глубоким удовлетворением.

«Не увижу, – подумала королева, – но, тем не менее, хочу там оказаться. Интересно, как вырос Яков? Что поделывает Ангус? И собирается ли Олбани уезжать?»

Зима прошла чередой сплошных развлечений, и наступила весна.

Маргарита решила с наступлением теплых майских дней отбыть домой.

– В таком случае мы должны устроить прощальные празднества! – воскликнул Генрих. – Я хочу, чтобы они были особенно блестящими и элегантными, и у себя в Шотландии вы вспоминали, как мы веселимся здесь, в Англии.

– Вы очень добры ко мне, – сказала Маргарита.

– О, и готов и на большее, моя дорогая сестра. Когда вернетесь в Шотландию, постарайтесь отправить негодяя Олбани туда, откуда его прислали. Это лакей короля Франции, и просто скандально, что он занял место, принадлежащее вам.

Маргарита изобразила на лице согласие, хотя вовсе его не испытывала, а, напротив, по возвращении в Шотландию надеялась отыскать возможность поговорить с Олбани и как-нибудь договориться с ним.

Она готовилась к отъезду, когда в Лондоне взбунтовались подмастерья. Лондонцы восстали против чужеземных рабочих в городе: грабили и поджигали дома. Особенно яростно нападали на испанских купцов Лондона, крича, будто с тех пор как королева-испанка разделила трон с королем, власти относятся к этим людям до такой степени благосклонно, что это поставило под угрозу жизнь англичан. Казалось, чужеземцы ничего не хотели, кроме работы; англичанам нравилось немного потрудиться, а потом отдыхать. Поэтому пришлые добивались большего благосостояния, чем местные жители, а это вызывало сильную злобу. Страсти достигли накала в тот день, который впоследствии стал известен как Черный день мая.

Герцог Норфолк прибыл в Лондон усмирять мятежников, Томас Мор, будучи помощником шерифа Сити, с риском для жизни обратился к толпе, умоляя проявить терпимость к иноземцам, и объяснял, что не стоит навлекать на себя гнев короля. Генрих держался подальше от Лондона – он ненавидел любые вспышки недовольства среди своих подданных и, хотя собственноручно мог лишить головы любого придворного, посмевшего выразить несогласие, совершенно терялся перед толпой. В тот печальной памяти день двести семьдесят восемь юношей были схвачены и брошены в тюрьму, в том числе – мальчишки лет двенадцати – четырнадцати, а по всему городу ставили виселицы как ужасное напоминание для всех подданных, кто впредь посмеет нарушить королевский покой.

Это положило конец празднествам по случаю отъезда Маргариты – она от всего сердца жалела, что не уехала из Лондона раньше, до того как увидела эти жуткие виселицы и услышала на улицах стенания женщин, умоляющих помиловать их юных сыновей.

Она догадывалась, что в гневе Генрих беспощаден, и была права.

Екатерина и Мария пришли к ней в покои, и они ни о чем не могли говорить, кроме печального события.

Екатерина, самая добросердечная, была расстроена до слез.

– Матери посылают мне прошения, умоляя заступиться за них перед королем. Это меня так огорчает! Но что я могу сделать? Генрих меня и слушать не станет.

Мария грустно покачала головой:

– Король решительно настроен покарать смутьянов. Он считает, что нужно преподать всем урок, и отнюдь не склонен к милосердию.

– Неужели мы ничего не можем сделать? – спросила Маргарита. – Что, если мы втроем попросим за этих мальчиков? Генрих любит смиренные мольбы.

«Да, – подумала она, – это напоминает ему, какую власть он имеет над всеми нами».

– Будь это сделано публично… – размышляла Мария, знавшая брата даже лучше, чем Маргарита. Она вдруг встала и расхохоталась: – У меня есть план! Генрих приедет в большой зал Вестминстера, чтобы вынести там приговор, это весьма торжественная церемония: кардинал, совет, мэр и олдермены будут присутствовать, и мы тоже – вы ведь знаете, брат любит повсюду таскать нас с собой. И если, когда все будут в сборе, мы снимем головные уборы, распустим волосы и бросимся перед королем на колени… Ну, неужели не ясно?

– Это будет так же эффектно, как театральное представление, – согласилась Маргарита.

На высоком помосте в зале Вестминстера сидел король; чуть ниже – великий кардинал Вулси, соперничавший с Генрихом великолепием и торжественностью. Собрались королевский совет, мэр и олдермены. Короля окружала семья – жена и две сестры.

Потом в зал ввели заключенных – в основном юнцов, но попадались люди и постарше, даже несколько женщин. Они шли с веревками на шее – несчастные, грязные, утратившие всякую надежду. За стенами собрались их семьи – с улицы доносились крики и плач. Зачинщики восстания были уже наказаны и к этому времени висели на столбах перед домами своих хозяев. Но, судя по всему, и этих жалких узников еще до заката постигнет та же судьба.

Генрих гневно взирал на пленников: лицо его побагровело, а брови так хмурились, что голубые глаза почти утонули в складках жира.

Кардинал попросил короля проявить милость к заключенным, большинство коих были почти детьми, по Генрих угрюмо ответил, что покой его города был нарушен и он не станет терпеть подобных бесчинств. Необходимо преподать горожанам урок: пусть увидят, что бывает с теми, кто смеет нарушить закон короля.

Однако наблюдавшей за братом Маргарите было ясно, что Генрих вовсе не так разгневан, как старается показать; сейчас он играл роль, как обожал делать это на маскарадах; великий король, всемогущий, ужасный… и тем не менее готовый проявить милосердие.

Мария встретилась с ней глазами. Это был сигнал. Женщины сняли головные уборы, и волосы рассыпались у них по плечам. Вся троица славилась изумительными волосами.

Король озадаченно уставился на жену и сестер, когда они бросились перед ним на колени и, рыдая, стали просить о помиловании узников. Генрих сурово смотрел на эти прекрасные склоненные головки несколько секунд, прежде чем позволил себе смягчиться. Он перестал хмурить брови, и маленькие голубые глаза засияли.

– Да, – пробормотал король, – они и впрямь совсем молоды. И как я могу отказать в милости, когда о ней так просят?

В зале воцарилась тишина, но она продержалась всего пару минут. Потом узники, поняв, что произошло, сняли с шей веревки и начали подбрасывать их в воздух.

Три королевы поднялись на ноги. Маргарита и Мария заговорщически улыбались друг другу, но Екатерина искренне плакала.

«Действительно, – подумала Маргарита, – ни дать ни взять спектакль!»

Отзвучали слова прощания, и Маргарита двинулась в путешествие на север. Приятно было ехать по зеленой английской земле ранним летом, и королева не спешила бы вовсе, если бы не желание поскорее увидеть сына. Перспектива воссоединиться с Ангусом тоже прельщала ее. Чувства к мужу сильно изменились: Маргарита не раз думала в этот последний год, что, будь Ангус рядом, дни не были бы столь беззаботными; но все равно молодая женщина не могла подавить возбуждения, нараставшего по мере того, как они приближались к границе. А еще Маргарита думала об Олбани и гадала, сумеет ли с ним договориться; причем размышления о переговорах поднимали настроение не меньше мыслей о встрече с мужем.

Город Йорк приветствовал возвращение королевы от английского двора с не меньшей торжественностью, чем когда она ехала в Лондон. Выяснилось, что тут пребывает один из дворян Олбани – некий Готье де Мален, и Маргарита послала за ним, желая узнать, нет ли у него новостей от господина.

– Да, ваше величество, мой господин после долгих отлагательств все же отбыл во Францию – отплыл из Дамбартона восьмого июня.

– А мой сын, король?

– Он здоров и счастлив, ваше величество. А так как стало известно, что вы возвращаетесь в Шотландию, короля перевезли из Стирлинга в Эдинбург, в его покои замка Дэвид.

– А! Так Яков здоров и счастлив. Я рада и надеюсь вскоре быть с ним.

Это были хорошие новости; но Маргарита немного досадовала, что Олбани уехал во Францию. Правда, она никому бы в этом не призналась, поскольку даже самой себе признавалась лишь отчасти.

Королева узнала, что перед отъездом Олбани назначил регентский совет, куда вошли архиепископ Сент-Эндрюса и Глазго, графы Ангус, Арран, Хантли, а также Аргайл и господин де ла Басти, причем последний, несомненно, блюл интересы Олбани.

Маргарита была довольна, что Ангус оказался в этом совете, хоть это и означало, что после ее отъезда в Англию он успел поладить с Олбани. Возможно, с его стороны было бы глупо сопровождать ее в Англию. Да и, вероятно, с возрастом Ангус стал мудрее. Но насколько счастливее чувствовала бы себя Маргарита, брось он все ради того, чтобы оставаться рядом с женой, как поступила она сама, избрав юного графа супругом.

И когда королева пересекла границу, Ангус встречал ее там с приветствиями, как приказал Совет. Но Маргарита, увидев его, позабыла все разочарования. Ангус был по-прежнему красив, хоть и слегка постарел. Он больше не казался мальчиком, изрядно поутратив юношески невинный вид, но это был ее муж, все еще самый красивый мужчина Шотландии.

Порывистая и добросердечная королева откинула прочь все сомнения. Пусть прошлое останется в прошлом. Он здесь, он приехал встретить ее, поздравить с возвращением в Шотландию!

Ангус поскакал от своих кавалеров ей навстречу, и Маргарита тоже вырвалась вперед, оставив сопровождающих за спиной.

– Маргарита… – начал он.

– О, мой дорогой, – перебила она, – каким невыносимо долгим казалось мне твое отсутствие!

Улыбка облегчения тронула губы Ангуса, но влюбленная женщина этого не заметила; она видела лишь, что этот красавец улыбается ей, в его глазах теплится восхищение, ибо год, проведенный в роскоши и неге, вернул королеве жизненные силы – она вновь была молода и прекрасна.

Маргарита протянула руку, он взял ее и коснулся теплыми губами.

– Ты рад меня видеть? – спросила она. Ангус вскинул глаза, и Маргарите показалось, что слова не нужны.

Они вместе продолжали путешествие в столицу, и в эти первые дни воссоединения Маргарита не замечала, что в поведении мужа чувствуется какая-то опаска и часто он избегает ее взгляда.

Королева была счастлива, что вернулась, ведь скоро, обещала она себе, увидит своего маленького сына. А теперь вдобавок рядом был Ангус, ее дорогой муж, и пусть он наделал ошибок, зато раскаялся в них.

Друзья Маргариты ломали голову, как скоро она раскроет тайну Ангуса; и те, кто любил королеву, трепетали заранее, понимая, сколь велико будет ее горе.