Белобров Владимир Попов ОлегАрап Петра Великого два

Владимир Белобров, Олег Попов

Арап Петра Великого два

Книга вышла в 1997 году в издательстве "Красный Матрос" (Санкт-Петербург).

Продается в магазинах "Гилея", "Графоман", "AD MARGINUM" и других.

Использовано 2 рисунка Енгалычева (18-й век).

Белобров В.С. является родственником Занзибала Петровича.

История подлинная.

"В АМЕРИКЕ НЕГРАМ ХОРОШО,

А В РОССИИ ЕЩЕ ЛУЧШЕ!"

ПОЛЬ РОБСОН темнокожий певец североамериканских гетто

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Пролог

Глава 1. Подарок из Африки

Глава 2. Дипломатия.

Глава 3. Айнц, цвайн, драй...

Глава 4. Америка -- родина махорки.

Глава 5. Внезапный книксен.

Глава 6. Журфиксы.

Глава 7. Ключи от ее фортификации.

Глава 8. Защитники Елизаветы Федоровны.

Глава 9. За спокойствие в государстве.

Глава 10. Крокодилы и Салдорефы.

Глава 11. Сатрапы Петра Великого.

Глава 12. Царская экзаменация.

Глава 13. Призрак.

Глава 14. Разлука.

Глава 15. Черт -- сообщник ефиопа.

Эпилог.

ПРОЛОГ

Широко известно, что у русского царя Петра Алексеевича жил бывший

африканский негр Ганнибал Пушкин, подаривший впоследствии нашему отечеству

национального поэта Пушкина. Однако, мало кому ведомо, что у Ганнибала был

родной брат. Мало кому ведомо, что у Петра Алексеевича было два арапчонка.

Ганнибал Пушкин и Занзибал Пушкин. Многие ученые, ничего не понимающие в

истории и, в силу научной специализации, имеющие к ней косвенное

отношение, могут возражать, что де у царя Петра Алексеевича был всего

один-разъединственный арап, а не о каком-таком Занзибале они не слышали, и

что легендарный Занзибал является, таким образом, антинаучным героем

истории. За такие заявления настоящие Историки наверняка наплюют в лицо

этим паразитам!

Доподлинно известно, что было принято держать арапов исключительно парами.

Согласно соответствующему пункту дворцового протокола, царь устанавливал

их по бокам трона, либо по бокам кареты, для своеобразной симметрии. Тем

более, пардон, карета перегнулась бы на бок, имея внутри одного царя, а на

боку одного арапа.

Не стал бы держать при дворе одного-единственного арапа царь Петр Первый.

Не мог бы себе такого позволить. Это смотрелось бы некрасиво. Подрывало б

авторитет. А царь Петр серьезно относился к своему положению и в

подтверждении этого лично палил из пушки по Финскому заливу,приговаривая

при этом: "Аз рыбу оглушаю и аз соседей устрашаю!"

Русский царь никак обойтись одним арапом не мог.

И еще. Читаем в сочинениях Ключевского отрывок из казацкой летописи тех

лет:

"... и сего июня привезли казаки посля заморскаво ахрипанскаво набегу

дюжину инаротцев арапских кровей.

Черные волосья на их кудрявые. Чистые аблизьяны-шипито. Баяли, будто

добыли их на ахрипанском берегу в воде. Порешили -- пару арапчат отправить

в подарок царю Петру Алексеевичу с оказией, остальных же распродать

европейским королям с выгодой. А выгоду пропить поровну промежду казаками.

Продали по паре арапчат францускому, аглицкому, голанскому и швецкому

королям. А греческий царь забурел ирод и брать не стал. У меня, -речет, -

энтих ефиопов с полсотни на царских хлебах гужуются -- будя! Собакацарь

греческий сподвиг еси казаков сплавлять прочих арапов да по реке Дунай к

ерманскому королю. Дорогою казак Степан захворал от сырой воды кручением в

брюхе и помер через семь ден. А казаку Егору проломили те немцы в

ерманской корчме евоную голову своею чугунной кружкой за то, что он

обзывал их нехристями-басурманами за то как енти ерманцы кушали в пост

свою свинячью колбасу, и стол им за это саблею порубал. А ерманский король

Флидрих за арапов настоящей цены не дал, а уплатил денег курям на смех.

Токмо и вышло, что зря утруждались. Убытку премного, а выгоды

незначительно."

Как видно из документа -- у царя Петра Первого было два арапа. Один из

которых -- всем нам известный Ганнибал Пушкин, а другой -- никому не

известный Занзибал Пушкин, о котором и пойдет речь.

ГЛАВА 1

ПОДАРОК ИЗ АФРИКИ

Как-то раз сидел Петр Великий в Зимнем дворце над картой Европы и думал

чего бы еще оттяпать у шведов.

Входит Меншиков:

-- Гутен морген, мин херц! К вам казаки приехали из Африки. С африканскими

сувенирами.

Петр трубку изо рта вынул:

-- Казаки, говоришь?

-- Так точно, мин херц! На телеге.

-- Пойдем поглядим казаков.

Вышли они на площадь. С Невы ветер дует, закручивает усы царю.

-- Штормит, мать! -- сказал царь по-морскому.

-- Так точно, мин херц. Пробирает! Вы бы, мин херц, шубу накинули -

простудитесь еще.

-- Пошел в задницу!.. Где твои казаки?!

-- Вон они, за греческой колонной сало едят...

-- Здорово, братки! -- Меншиков говорит.

Казаки вытерли об жупаны руки, поклонились:

-- Здравствуй, царь-батюшка. И ты, светлейший, здравствуй.

-- Здорово, служивые! -- царь заложил руки за спину. -- Как дела?

-- Спасибо, государь. Доехали ужо. Тильки -- чу! -- ан зело велико множество

злодейского люду да по дорогам шарить ради выгоды. Все с кистенями

орудують, да рогатинами честному народу в ребра тычуть. Безобразют, тати!

Да токмо супротив наших сабель -- с кистенями -- куды! Дивись, государь,

каки у нас са бли вострые! -- Казак, подкинул в воздух ломоть сала,

выхватил из-за пояса саблю и разрубил сало налету.

Царь крякнул:

-- Важно! А треуголку? -- Он сорвал с Меншикова треуголку и подбросил вверх.

-- И--иых! -- Казак рубанул саблей, но промахнулся. Треуголка приземлилась на

клумбу.

Меншиков было кинулся к ней, но казак опередил. Он подбежал первым и одним

ударом рассек шапку напополам.

-- Молодец, казак! -- похвалил царь.

-- Жаль, рано подкинули, Ваше Величество. Я бы ее навскидку растерзал!

Меншиков насупился:

-- Напрасно вы, мин херц, всякому мужичью над княжеским платьем позволяете

глумиться. Так и до бунта недалеко.

-- Молчи, Алексашка! -- гаркнул царь и повернулся к казаку. -- Скажи мне,

братец, где такие сабли исправные куют?

-- В Дамаске, государь. Мы взапрошлом годе с братвой сирийский караван

отбили. Сидим, енто значить, аккурат, у дороги за кустами. В засаде,

значить, сидим. Салом закусываем. Ан чу -- скачуть по дороге велбрюды,

промеж горбов купцов насажено! Сидят басурманы на мешках с добром, изюм

жруть. Мы с кустов как повыскочим и купцов басурманских с велбрюдов

посымали! Мешки вспороли -- а там сабли!.. Пользуемся таперича.

-- Ишь ты! -- восхитился царь. -- Даром, что басурманы, а сабли делают

искуснее, чем наши. Незазорно бы у них поучиться. Напомни мне, Алексашка,

при случае.

Меншиков щелкнул каблуками и повернулся к казакам:

-- Хорош, мужичье, брехать! Царю некогда! Показывай, чего привезли.

Казаки подошли к телеге и стащили с нее дерюгу. Под дерюгой сидели два

арапчонка лет семи отроду. Они жались друг к другу и стучали зубами от

холода.

-- Прими, государь! Гостинец от верного казацкого сердца. Мы папуасов

словили и порешили всею братвою тебе, твое величество, приподнести.

Слыхали мы, что папуасы нужны по бокам кареты ставить, али трон для

сурьезности окружать.

-- Эка важность! -- вмешался Меншиков. -- Тьфу! Тоже мне невидаль -ефиопы!

Мы ентих ефиопов у греческого царя сто штук видели. Помнишь, мин херц,

ефиопов? Я думал -- слона привезли! А тут -- такие пустяки! Лучше бы слона

добыли... али крокодила! Стоило ли царя из-за такой чепухи отрывать от

делов?!

-- Болтаешь много, дурак! -- осадил Меншикова царь. -- Спасибо, казаки, за

подарок.

-- Рады служить, государь.

-- Чтой-то тошшие арапы, -- Меншиков подошел к телеге. -- Самых, поди,

завалящих прихватили. Очень стыдно такое барахло вокруг трона

устанавливать! Ишь, ребра-то торчат! -- Меншиков ткнул пальцем в живот

одному арапчонку. Негритенок укусил Меншикова зубами за палец. -- Едри

твою! -- вскрикнул Меншиков. -- Арапская морда! Чуть не отгрыз!

Петр Алексеевич захохотал:

-- Вот тебе крокодилы!

-- Енто Занзибал будет, -- пояснили казаки. -- Кусачий, анафема! А тот другой

потише. Ганнибалом звать. За всю дорогу никого, значить, не кусанул.

ГЛАВА 2

ДИПЛОМАТИЯ

Вот так и появились братья арапы Пушкины в Санкт-Петербурге при дворе

русского царя Петра Алексеевича.

Уже вскоре они изъяснялись по-русски и по-французски. Бегло считали до

ста.

Петр Алексеевич души в них не чаял. А князь Меншиков не мог простить

Занзибалу укушенного пальца и ждал удобного случая, чтобы отомстить.

Так однажды пил Меншиков водку с голландским послом.

-- Давай, немец, -- говорит Меншиков, -- за дружбу.

-- Яволь.

-- Кряк! -- Меншиков крякнул. -- Аж слезы... Ты грибком закусывай. Рыжик это.

У вас такое не растет. У нас только. У вас -- одно море. Рыба в нем

плавает. У нас -- лес, там рыжики растут. Договоримся давай -- вы нам из

Амсердаму рыбу, а мы вам -- рыжиков.

-- И-я, и-я.

-- Обмоем?

-- Яволь.

-- Ну как?

-- Зеер гут!

-- Натурлих. Закусывай, синьер... Перед тобой аглицкий посол приезжали

выпить-то не успел, а харей в щи улетел. Нешто ядро. Едва успел его за

волосья из сервиза достать. Понимаешь, что я говорю?

-- Яволь.

-- Яволь-яволь, твою мать! -- Меншиков набрал воздуха и спел. -

Я воль--на--я птица

Степной га--ма--юн!

Меня по ногтям на ногах

У--зна--ют!

Эх! -- и скинул со стола тарелку с рыжиками. -- Приятный ты! Не чета другим.

Обныкновенно пентюхов присылают. Уразуметь не могу -- от чего все послы

придурки?! Никакой дипломатии. Другое дело -- с тобой. Сидим с тобой, как

люди. Наливаю... Та--а--ак, а где рыжики? Ах, едрена палка, я ж их на пол...

Ты куда полез-то? Да плюнь на них! Смотри-кось, пол какой грязный. Лезь

назад... Аккурат перед тобой французский посол наведывался... Или нет...

то гишпанский был... Али генуэзский... А пес их знает! Понаедет сволочи, а

ты запоминай ишо... Приехал один плешивый. Сели за стол. Вытягивает он

посля второй чарки табакерку. Вино занюхал чурбан. Смотрю я на тую

табакерку -- работа фиглигранная, по бокам драгоценных камней налеплено,

посередке -- слон в наморднике, а на энтом слоне голая баба восседает. И до

того искусно, что все у энтой бабы доподлинно видно. Представляешь, Карл?

-- Яволь.

-- Я говорю -- давай, чурбан, меняться. Я тебе карету, а ты мне табакерку...

Не хочет! Я ему толкую -- погоди, толкую, -- ты, наверное, не понял. Я тебе

во--о--от такую громадную карету даю, а ты мне свою занюханную табакерку.

Разве ж может такая безделица цельной кареты стоить? Да токмо я -русский

человек и не привык себе ни в чем отказывать. Мне если чего пондравилось -

то вынь да положь. И кареты не пожалею. В карету, чурбанская дурья морда,

двенадцать человек влезает!.. Гляжу -- он табакерку обратно засовывает. Ну,

говорю, синьер, -- амба! Дипломатия у нас с тобой не вышла! Собирай манатки

и вон из Рассеи! Чтоб завтра тобою не пахло! Мы с Петром Алексеевичем

войну вам чурбанам обьявляем таперича. Мультиматом, разьедри твою в бога

душу мать!.. А с ентих пор царь Петр Алексеевич лично из пушки по Финскому

заливу кажное утро долбит. "Аз, -- говорит, -- рыбу оглушаю и аз соседей

устрашаю!"... Пушку-то слышно?

-- Зеер гут.

-- Ишо по одной?

-- Яволь.

-- Да... Вот он какой царь Петр-то Алексеевич. На расправу скорый. Под

горячую руку не лезь! А я посля него -- второй в государстве человек. У

меня все -- во где сидят! -- Меншиков сунул кулак голландцу в нос. -Понятно

тебе? Ферштейн зих?

-- И-я, и-я. Зих-зих!

-- И-я, и-я! Заладил, как какадун! У меня, знаешь, какая

печаль--кручина?..Царь таперича с арапами якшается, а к Меншикову -нуль

антиресу! Все для них для ефиопов... А Меншикова забыл! Меншиков ему не

нужен стал! Шляпу мою порубать дозволил! -- Меншиков всхлипнул. -- А ишо

Занзибал едва мне палец не откусил! И хучь бы ему что! Попробовал бы меня

кто ишо за палец кусануть -- я б ему показал! Он бы у меня покусался!..

Что, не веришь?! А ну-кось попробуй! -- Меншиков протянул послу руку.

Попробуй, попробуй укуси!

-- Нихт.

-- Что, спужался? И правильно. Я б тебе тогда! Я б тебя ентим графином так

по башке бы перетянул! А потом ишо вот ентим бы блюдом добавил. На вот,

подержи. Чуешь, тяжелое блюдо?!

-- Зеер гуут!

-- Во-во! Зеер гуд, зеер гуд, пока блюдом не забьют! Давай выпьем, раз ты

такой понятливый, наблюдешарф... А где рыжики?.. Где рыжики, чурбан?..

Куда ты дел грибы?! Тут блюдо стояло! С рыжиками! Ты взял?

-- Яволь. Яволь.

-- ... Я про блюдо говорил?

-- Зеер гуут. Яволь.

-- Ну на, сукин сын! -- Меншиков ударил графином посла по голове.

Посол упал со стула на пол.

Меншиков, не спеша, поднялся из-за стола, подошел к голландцу и добавил

сверху блюдом.

ГЛАВА 3

АЙНЦ, ЦВАЙН, ДРАЙ...

Вот приходит Меншиков к царю. Под мышкой папка с государственными

бумагами.

-- Гутен морген, мин херц!

-- Ты, Алексашка? С чем пришел?

-- С докладом, мин херц.

-- Бумагу, хе-хе, расходуешь?

-- Хе-хе. Да уж не хуже прочих.

-- Неужли?! А может ты и носовой платок завел сопли вытирать? Хе-хе!

-- А как же! Хе-хе. И мандаграмма на ем -- "А.М.". Желаете, мин херц,

посмотреть?

-- Делать мне не хрена! Докладывай.

Меншиков торжественно раскрыл папку и наморщился:

-- Читаю!.. За истекшее время мною, Светлейшим князем Меншиковым,

понаделано полезных делов премного. -- Меншиков поглядел на царя. -

Продолжаю... Айнц! Купцу Филимонову было приказано поставить для войска

сорок тыш порток. Филимонов, мошенник, портки не поставил.

Царь вскинулся:

-- Высечь кнутом и -- в Сибирь!

-- Будьте спокойны, мин херц. Уже исполнено. Мы ему, вору, ишо и ноздри

повырывали... Так я продолжаю. Цвайн! По моему приказу соглядатаем Гришкою

Косым учинено дознание за дворянскими домами -- в коих из них не

утруждаются кофий кушать согласно царской воле. Вот, мин херц, списочек

кто не пьет. Я положу на кресло... Пепендикулярно с ентим, Гришкою Косым

обнаружено, что князь Мордасов бороду, согласно твоего, мин херц, приказу,

сбрил токмо для отводу глаз. А сам, двурушник, шастает по дому в накладной

бороде на гуттаперчивой резинке, за ухи ее подвязывая. Бунтует...

Подвесили изменщика на дыбу. Пусть маленько повисит... Драй! На прошлой

ассамблее с греческой колонны в Эрмитаже упал мраморный купидон и зашиб

княгиню Креслову. Княгиню похоронили, купидона заташшили на место. Фир!

Лефорт вторую неделю в запое. Фюнф! Мною, Светлейшим князем Меншиковым,

произведен сговор с голландцами об обмене рыбы на рыжики. Рыбу будут слать

из Амсердаму, а мы им -- рыжики. Сговор сей сулит большие выгоды для царя и

государства Российского! Числа писано такого-то. Подпись -- князь Меншиков.

-- Меншиков захлопнул папку.

-- Изрядно, -- похвалил царь.

-- Не ради себя, мин херц, стараюсь. Заради славы Российской империи!..

Ишо, мин херц, имею я донесение без протокольных церемониев... Я, разумею,

что вам про это знать неприятно... да токмо смолчать я не могу. Хучь и

себе во вред, а скажу. Потому как знаешь ты мою к тебе верность и

честность.

-- Ну, -- царь нахмурился.

-- По донесениям из Парижу, ефиопы твои любимые, Ганнибал и Занзибал, коих

ты в обучение туда направил, науки не превосходят, а транжирют казенные

деньги в бардаках и кабаках с тамошними профурами. Особливо Ганнибал по

бардакам преуспевает. А Занзибал до кабаков охоч вельми. Окромя чего -

режутся в азартные игры и фехтуют за баб на дуелях. А Занзибал, будучи

нетверезым, на спор перекусил канат, коим корабль торговый к пирсу

привязанный был. Отчего корабль ентот снесло в море. За что уплатил ваш

любимый арап Пушкин изрядный штраф казенными, опять же, деньгами. Сдается

мне, мин херц, что арапы задумали нашу казну разорить и пустить нас с

тобой по миру. Окромя всего прочего, снюхались они с французскими арапами,

что у короля Людовика при дворе. Зело, мин херц, подозрительно. Разумею я,

что недоброе задумали они своею шайкой ефиопской. Чую я, что все

придворные ефиопы, кои по Европе разбросаны, хотят промежду собой

обьединиться, благодетелей своих потравить, и обустроить повсюду

Европейское Ефиопское Царство Басурман! Я бы на твоем месте, мин херц, их

из Парижу отозвал и на кол посадил, пока не поздно!..

-- На моем месте?! -- царь покраснел от злости. -- Много себе позволяешь,

пес! Я тебя самого, мерзавца, на кол посажу! Пшол вон!

-- Эх, мин херц, попомнишь ты еще мои слова, да поздно будет!

-- Вон! -- Петр Первый запустил чернильницей.

Меншиков увернулся и выскочил из кабинета.

ГЛАВА 4

АМЕРИКА -- РОДИНА МАХОРКИ

А время шло. Из Парижа вернулись ладные чернокожие юноши с кудрявыми

головами и приплюснутыми носами на радость царю. Особенно ему нравился

Занзибал.

-- А что, Занзибал, -- спросил его как-то Петр, -- скажи мне, как будет

по-французски БАБА?

-- ЛЯ ФАМ, государь.

-- Молодец! А теперь штудируй аглицкий. У меня на тебя виды. Хочешь

послужить?

-- Так точно, государь! Мечтаю отслужить за вашу ко мне доброту.

-- Прикрой дверь и поди сюда... Разговор тайный... -- царь посмотрел за трон

и, подманив Занзибала пальцем, зашептал ему на ухо. -- Ты про Америку

слыхал? Слыхал?.. Страна такая на востоке, родина махорки. Сразу после

Сибири она, через Ледовитое море. Брешут про нее разное, да только

доподлинно известно, что земли там обширные, а в землях тех золота да

серебра изобильно... А еще там индусы почему-то живут. Эти навроде казаков

-- на лошадях скучут. Токмо заместо портов -- перья птичьи носят. А говорят

все по аглицки. А более я про эту Америку ни хера не знаю! А узнать-то

надобно! Для пользы дела. Ты штудируй пока аглицкий, а через год поедешь

лазутчиком в Америку. Тем более с твоей ефиопской физиогномией ты и за

индуса сойдешь. Везде ходи, все запоминай. Года три пошастай, посля

вернешься и мы посмотрим тогда, как бы эту Америку приспособить. Только

смотри, никому про разговор не сказывай! Особливо братцу. Больно он

несурьезный -- одни бабы в голове! Думаешь, я не знаю, что он все деньги в

борделях спустил с французскими профурами? А мне соврал, что на книги

тратил! Где книги-то?!.. Царя не обманешь! Я его, каналью, не наказал

токмо потому, что люблю я вас, черномазых... Ну, ступай с Богом... Я тебе

к завтрему княжну Белецкую пришлю. Она из Лондона вернулась... По ихнему

говорит отменно.

ГЛАВА 5

ВНЕЗАПНЫЙ КНИКСЕН

Арапы Петра Великого играли в кости.

-- Плохо трясешь, -- Ганнибал почесал грудь. -- Тряси лучше. Чего-то не везет

мне...

-- Зато тебе с бабами везет.

-- Это да, -- Ганнибал улыбнулся. -- Мадам Журмо при прощании зело убивалась.

Сказывала -- хучь ты, Ганнибал, и бабник, нешто гишпанский Жон Дуан, но

дюже невозможно мне с тобою, с мавром, прощаться, потому как наипервейший

ты во всем Париже мужчина и галантный кавалер и от тебя приятно пахнет.

-- Вызывал меня, кстати, государь и, промежду прочим, ему про все наши

парижские выкрутасы известно. И про то как ты по борделям шлялся... и про

то как маркизу Анжуй на бале за занавеской прижал... -- Занзибал зевнул, -

... И про то, как от мужа мадам Журмо с балкона без порток сиганул, и как

я торговый корабль в плавание отправил... и как я ихнему гвардейцу усы

шпагой отсек... и все такое прочее. Все известно.

-- Еттить твою! -- Ганнибал присвистнул. -- Это ж ктой-то набрехать успел?!

Кому это язык подрезать?

-- А ты не догадываешься? Чай не велика загадка.

-- Ну?

-- Что, не знаешь? Даю подсказку. Святлейший князь Ме--е--е--е!

-- Ншиков!

-- Угадал!

-- Неужли?!

-- А кто ишо? Кому ишо надо? Только гундосому...

-- Вот, шкура! Давай его на дуэль вызовем!

-- Тут не Париж, за дуэль государь башку оторвет.

-- Тогда давай ему физиогномию разобьем!

-- А... -- Занзибал махнул рукой. -- Опять наябедничает...

-- А может ему, ябеде, в сапог нассать?

-- Это можно.

В дверь постучали.

-- Стучится кто-то, -- сказал Занзибал. -- Поди открой.

-- Чего я? Сам иди! Ты услышал, ты и иди!

-- Я не могу, я в исподнем.

Ганнибал нехотя вылез из-за стола и поплелся открывать.

Открыл дверь и остолбенел. В коридоре стояла ангельской красоты молодая

девица. Она сделала книксен и поздоровалась:

-- Бонжур, мусью! Я -- княжна Белецкая. Государь прислали меня к вам

заниматься аглицкой грамматикой. Это вы, Занзибал?

Ганнибал молчал.

-- Это вы Занзибал?

-- Я... -- наконец выдавил он. -- То есть нет... Не я... Это мой брат

Зназибал. А меня Ганнибал звать... Я его брат. А вас как зовут?

-- Елизавета Федоровна.

-- Очень приятно. А я Ганнибал Петрович...

-- Могу я видеть вашего брата Занзибала Петровича?

-- Нашего брата?.. Он сейчас выйти затрудняется... Он сейчас не в том

виде...

-- Он что, пьяный?

-- Он-то?.. Трезвый.

-- Гм...

-- Он не в форме... Может, передать чего?..

-- Передайте, что я жду его в библиотеке. Государь велели заниматься

немедля, -- княжна сделала книксен и удалилась.

Ганнибал вошел в комнату, прикрыл дверь.

-- Кто там? -- спросил Занзибал.

-- Слушай, черномазый, к тебе такая дама приходила! Кр--р--расота! Здесь у

нее -- во! Здесь -- во! Представляешь?! А здесь -- во!

-- Да для тебя что ни баба, то -- во!

-- Говорю тебе -- первый раз такую вижу!

-- Чего она приходила-то? Чего ей от меня надо?

-- Государь прислал, аглицкому тебя обучать. Везет тебе! В библиотеке ждет.

-- А, знаю! Энто княжна, что ли, Белецкая? Мне Петр Алексеевич сказывал.

-- Точно! Она самая!

-- Ну ладно. Пойду тогда. Подай штаны, ефиоп.

Царь Петр Алексевич распорядился, чтобы княжна Белецкая поселилась во

дворце, покудова не выучит Занзибала. Княжна Белецкая перевезла во дворец

свои гардеробы, кремы, пудры, канарейку, и поселилась в одной из дворцовых

комнат. Занзибалу язык давался легко. Царь Петр Алексеевич раз в неделю

вызывал девушку к себе для доклада.

-- Здравствуй душенька. Как поживаешь? Не тесно ль тебе во дворце?

-- Здравствуйте, государь. -- Белецкая сделала книксен.-- не тесно.

-- Вот и ладно. Как успехи ефиоповы?

-- Ефиоп весьма способный.

Царь просиял:

-- Он у меня такой! До наук охочий! Токмо озорной. Не забижает тебя? А то

ты эвона какая красавица! -- Замуж тебе пора. Созрел мандаринчик... Так не

забижает?

-- Что вы, государь. -- Белецкая сделала книксен. -- Он смирный. Ничего

такого. Токмо от него вином пахнет.-- Девушка поморщилась.

-- Злоупотребить любит! Да. -- Царь погрозил пальцем. -- Ну ступай, душенька,

с Богом.

Белецкая сделала книксен и удалилась.

ГЛАВА 6

ЖУРФИКСЫ

С тех пор как княжна поселилась во дворце, Ганнибал потерял покой. И не он

один. Другие тоже интересовались. Светлейший князь Меншиков подкарауливал

княжну в анфиладах и шептал ей на ухо сальности. Белецкая краснела, но

неудовольствия открыто не высказывала. Ганнибал несколько раз заставал их

вместе и скрипел крепкими белыми зубами. Горячее сердце арапа обливалось

кровью. "И как она может с ентим гундосым?!" -- думал он закатывая глаза.

Вечером Ганнибал одолевал брата расспросами.

-- Чего она тебе сегодня говорила?

-- Хэллоу. Хау дую ду?

-- Это про чего же? -- волновался Ганнибал.

-- Здрасте. Как поживаете?

-- А между вами никаких намеков?

-- Я не по энтой части -- ты же знаешь. С бабами одна возня. Ни выпить, ни

поговорить. Благодарю! На хрена мне такие журфиксы?!

-- Эх. -- Вздыхал Ганнибал. -- Не понимаешь... Весьма я предпочитаю

блондинок. Хучь сам и брюнет... В чем она сегодня была?

-- Ясно не в портках. В платье.

-- Дурень! В каком платье-то?

-- В длинном...

--С тобою бессмысленно о прекрасных дамах беседовать.

-- А чего о них беседовать?! Тоже мне нашел предмет -- прекрасные дамы.

Кони-пистолеты -- вот енто, я мыслю предмет!

-- Слушай, братан, давай я ей записку напишу. А ты передашь завтра.

-- А пиши коли делать не фуя.

Назавтра Занзибал пришел в положенный час на урок. Княжна уже сидела за

столом и крутила пальцем глобус.

-- Гуд морнинг, Елизавета Федоровна. -- Произнес с порога Занзибал.

-- Гуд морнинг. -- Княжна зевнула.

-- Скучаете? Али не выспались?

-- Йес. Всю ночь под окном какой-то мужлан маршировал. В сапогах с

подковами. А ишо прикладом об мостовую бухал. Так глаз и не сомкнула.

-- Энто я знаю, что за плидурок. После праздников, как найдет на него

начинает маршировать. Вы в следующий раз в форточку просуньтесь и горшком

цветочным пульните. Я всегда так делаю. Верный способ.

-- У меня на подоконнике два цветка растут. Гортензия и герань.

-- Так вот один и выкиньте. А у меня для вас записочка от брата. Чего-то он

вам пишет. Весь вечер вчера сопел, сочинитель. Вспотел аж. Два пера сгрыз.

Вот она записочка-то.

Княжна взяла записочку и развернула:

"Елизавета Федоровна, -- прочитала она,-- С тех пор как я повстречал Вас -

нет мне покою и жизни нету. Хожу ли я по коридору, сижу ли я на стуле в

анфиладе, али проветриваюсь на резвом рысаке -- Ваш образ загромождает мне

горизонты беспросветлым туманом и я рискую разбиться насмерть, налетев на

незримое глазу препятствие. Иногда мне хочется схватить вострый кинжал и

вонзить его себе в грудь по самую рукоятку, а потом расковырять лезвием

достаточное в груди отверстие, чтобы пролезть туда рукою, вытащить из

нутра горячее мое сердце и принесть его к вам под ноги. Чтобы вы,

уважаемая Елизавета Федоровна, увидя такие ужасы, как разрушительно бьется

оно от безответного чувства, заплакали бы от печали горючими слезами и

полюбили бедного вздыхателя посмертно. Когда я могу надеятся с Вами

повстречаться? Напишите время и место. Крепко целую. Ваш навеки Ганнибал

Пушкин."

-- Чего пишет-то? -- Равнодушно спросил Занзибал, вынимая из-за пазухи

книгу.

-- Да всякое.-- уклончиво ответила княжна. -- Так говорите, в следующий раз

горшком кидаться?

-- Можно и горшком. А можно и так вхолостую, напоматерному ему

гаркнуть...Ответ-то писать будете, али на словах чего передать?

-- Напоматерному -- это грубо. Я токмо по-французски знаю.

-- По-французски ему хучь всю ночь чеши. А он только -- ать-два, да

прикладом -- стук-стук. Тогда уж горшком лучше. Ну так как с ответом-то?

-- А чем посоветуете -- гортензией либо геранью?

-- Хучь фикусом. Я в наименованиях не смыслю. Вы бы, Елизавета Федоровна,

Ганнибала призвали -- он большой специялист. Изрядно понимает. Хучь что на

клумбе растет, хучь в горшке. Вы его призовите, али в записке ответной про

то у него испросите.

-- А скажи мне, Занзибал, какие нынче в Париже платья модны?

-- Елизавета Петровна! Я прямо удивляюсь! Второй день меня про платья

пытают! Вчера Ганнибал выспрашивал, какое у вас платье. Теперь вы меня

донимаете. Я Париж-то с трудом вспоминаю. Как в тумане!

-- В Лондоне тоже туманы. Дале носа, бывает, ничего не видать. А я слыхала

-- в Париже климат не такой. А и там, однако ж, туман.

-- Ясно, туман! Выкушаешь чарок восемь -- так тебе и туман, как в Лондоне.

-- Право слово, не могу я, Занзибал Петрович, привыкнуть к вашим арапским

шуткам. Не пойму, ей Богу, вроде вы образованный человек, при дворе, а

шутите нешто кучер.

-- Прилично шучу. Другим по вкусу. Обыкновеные мужские шутки. Энто Ганнибал

у нас куртуазный и шутит для баб. Вам бы, я чаю, пондравилось. Отвечать-то

будете, али как?

-- Я подумаю прежде.

-- Ладныть. До конца занятия подумайте.

ГЛАВА 7

КЛЮЧИ ОТ ЕЕ ФОРТИФИКАЦИИ

Ганнибал, закинув руки за голову, лежал на кровати и смотрел в потолок на

пастушескую идиллию. Молодой пастушок в козьей шкуре придерживал на

коленках молодую пастушку с выскочившей розовой грудью. Рядом на траве

валялся пастушеский рожок и стояла корзина с провиантом. Вокруг толпились

козы, овцы и бараны. Сзади, в полверсте от пастбища, курился

величественный вулкан.

"Вот так и мое чувство к Елизавете Федоровне,-- тяжело вздыхал Ганнибал,-

как сей италианский Везувий. Дымится-дымится, а потом -- как даст! И все

кверху тормашками -- все овцы и бараны! Аллегория такая... Вон тот баран на

Меншикова похож. Б--е--е... И как она может с таким гундосым?"

Вошел Занзибал.

-- Валяешься, ефиоп? -- Он бросил книгу на тумбочку.

-- Скажи, тот баран с потолка на Меньшикова похож?

-- Есть чтой-то...А пастух -- енто ты, наверноть? А на коленках, надыть

княжну придерживаешь с голой титькой?

-- Если бы.. Я -- вулкан сзади. Видишь?

-- Вижу... Пляши, вулкан. -- Занзибал вытащил из кармана записку. -- От нее

депеша.

Ганибал рывком соскочил с кровати:

-- Дай сюды!

-- Пляши!

Негр повилял бедрами.

-- Ну, давай!

-- И чего ты в ней нашел? -- Занзибал протянул записку. -- Дура, каких свет

не видывал. Ни поговорить с ней путем, ни пошутить. Хьюмору никакого! Я ей

такую шуточку сегодня сказал, про то как мы в Париже пили -- сам чуть со

смеху не лопнул. А она стоит -- морда кислая, и токмо кучером меня

обозвала. Дубина!

Ганнибал развернул записку:

"Здравствуйте, Ганнибал Петрович, -- прочитал он. -- Записку от вас через

брата вашего Занзибала получила, с коим и передаю сей ответ.

Вы, наверное, считаете меня легкомысленной особой, которой можно писать

записки такого непозволительного содержания. Вы, наверное, решили, что раз

вы есть любимец государя и любые девушки хочут в мечтах с вами

познакомиться, то и этот скромный цветок вам удасться сорвать с той же

легкостию. Знайте же, сударь, что это не так! И хотя я всего лишь

скромная, беззащитная девушка, которую всякий может обидеть, и которая,

конечно же, нуждается в сурьезном и благородном кавалере, защитнике

девичьей чести, но я сумлеваюсь -- тот ли вы гишпанский Дон Кишот, который

достоин носить на груди ключи от моей фортификации. Хотя вы и жгучие

брюнеты, но это не имеет значения. Знаете ли вы -- что такое настоящее

чувство, и как легко над ним надругаться? Вы меня совсем не знаете, а

пишете мне легкомысленные записки про жеребца и про кинжал, которым вы

зачем-то хотите зарезаться. Мне только осьмнадцать лет, но множество

испытаниев выпало на мою долю в Лондоне. Один аглицкий пэр уже постарался

в прошлом годе меня обмануть, и эта рана по сей день терзает внутри мое

сердце. Таперича я не могу доверять мужчинам, как они есть все обманщики,

и Вы, наверное, один из них. Хотя у Вас и благородное лицо, честные глаза

и, возможно, у Вас сурьезные намерения. Хорошо бы, если это так. Но если

это не так -- оставьте меня в покое. В любом случае -- ничего обещать Вам не

могу. Сами понимаете почему. Вооружитесь терпением и смирением. Да

пребудем мы чисты и кротки, как агнцы Божии. За сим прощайте.

Княжна Е.Б."

Ганнибал оторвался от листка.

-- Прочел? -- Занзибал потянулся. -- Ну и как тебе эта муть? Я тоже по дороге

прочел от нечего делать. Вот скажи мне, как ты есть бабник Жон Дуан -бабы

завсегда такие глупости пишут?

-- Глупости! Написано кудревато и с тонкостию. Вот, зри, вот здесь она

пишет: "Хотя вы и жгучие брюнеты..." -- намекает, что я ей ндравлюсь. Или

вот тут еще: " ... у Вас и благородное лицо, честные глаза и, возможно, у

Вас сурьезные намерения." -- намекает, что ей моя физиогномия по вкусу и

намерения сурьезные.

-- Ты про пэра аглицкого лучше почитай. Мне интересно, как он над ней

надругался?

-- Убью!

-- Давай лучше браги выпьем.

-- Не буду. Имею намерение -- сей же вечер посетить Елизавету Федоровну.

-- Ну и что за дело? От чего не выпить?

-- Дык изо рта дрожжами нести будет. Как я с нею лобзаться стану?

-- А станет она с тобой лобзаться с первой-то встречи?

-- Мыслю, что станет. Вишь, она в записке намеки строит.

-- Так что, не будешь, значит, а, Гань? Пить-то?

-- Не буду.

-- Ну и хрен с тобою, а я выпью.

ГЛАВА 8

ЗАЩИТНИКИ ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ

Откушав кофию, княжна Белецкая легла на кушетку и открыла аглицкий роман

Снучардсона "Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов".

"... Уже третий день несчастная девица Кларисса Гарлов плутала в дремучем

Эдинбургском лесу, когда неожиданно вышла на поляну. Посередине поляны

стоял небольшой замок. Кларисса подошла поближе и заглянула в окно.

Престранная картина предстала ей там. На широченной кровати с балдахином

сидел полуголый мужчина. В руке он держал пробирку с какой-то зловещей

жидкостью, в другой -- безобразную ложку. Слева на сундуке сидел еще один

полуголый мужчина и болтал ногами. В это время дверь в комнату отворилась,

и на пороге показался еще один полуголый мужчина, державший под мышкой

черную курицу. Завидя вошедшего, мужчина с кровати вздрогнул и уронил

ложку, а другой мужчина соскочил с сундука и замер.

--Сэр Генри, -- громовым голосом произнес вошедший, -- вот мы и встретились!

Теперь вам от меня не уйти!.. Вы видите эту черную курицу?!

-- О, жестокосердный сэр Гарольд, сжальтесь надо мной! Уберите эту

отвратительную птицу!

-- Я вижу -- здесь посторонние! -- сэр Гарольд указал пальцем на мужчину с

сундука.

-- Это -- сэр Робенсбрюк из Сассекса. Он знает о нашей распре.

-- Хорошо, -- сэр Гарольд спрятал курицу за спину. -- Не будем же терять

время. -- Свободной рукой он вытащил из кармана бутылку и, откупорив зубами

пробку, выплюнул ее. -- Извольте подать бокал!

Сэр Генри поспешно вылил зловещую жидкость из пробирки на пол и протянул

посуду нежданному гостю.

-- Благодарю, -- сказал сэр Гарольд и выпил несколько пробирок одну за

другой. -- А теперь ты, недостойный сэр Генри! -- Он протянул бутылку и

пробирку.

Пока сэр Генри дрожащими руками подносил пробирку ко рту, сэр Гарольд

выхватил из-за спины курицу и со всей силы нанес удар сэру Генри по лбу.

Сэр Генри зашатался и рухнул. Сэр Гарольд дико захохотал и превратился в

шкилета.

Перепуганный сэр Робенсбрюк из Сассекса попытался укрыться в сундуке, но

шкилет одним прыжком допрыгнул до него и ударил курицей.

Сэр Робенсбрюк упал замертво.

Дверь отворилась и в комнату вошел еще один полуголый мужчина. Не успел он

сделать и двух шагов, как получил по лбу черной курицей и умер.

-- Я удовлетворен! -- шкилет зашвырнул курицу в угол и, гремя костями, вышел

из комнаты.

Перепуганная Кларисса от ужаса не могла двинуться с места, как вдруг

кто--то грубо схватил ее за плечо.

-- Ах! -- только и смогла произнести Кларисса и лишилась..."

Раздался громкий стук в дверь.

Княжна Белецкая вздрогнула и выронила книгу.

-- Кто там? -- сдавленным голосом произнесла она.

-- Это я, -- послышалось из-за двери, -- Призрак-шкилет из Эрмитажа! У--у--у!

Открывай, девица, я тебя съем!

Белецкая перекрестилась:

-- Чур меня! -- запричитала она. -- Сгинь, черт!

-- У--у--у! От--кры--вай! Не откроешь -- я дверь сломаю! Я так умею! У--у--у! -

Из--за двери послышался хохот. -- Не боись, Елизавета Федоровна! Это я

Светлейший князь Меншиков. Что, спужалась? Ха--ха--ха! Открывай -свои!

-- Чего вам надо? Поздно ужо. Идите спать к себе, -- княжна приникла ухом к

двери.

-- Открывай давай! У меня к тебе срочная депеша от Петра Алексеевича.

-- А вы ее под дверь засуньте.

-- Да я уж пробовал -- не пролазит. Больно пухлая.

Белецкая слегка приоткрыла дверь.

-- Давайте вашу депешу.

-- Да ты пропусти в покои-то! Мне на словах ишо велено передать. Пусти!

-- Энто неприлично -- женатому мужчине к девице затемно являться. Говорите

оттуда. А то я сейчас дверь прикрою.

Меншиков просунул в щель ногу.

-- Открывай, говорю! Я из коридору сообщать не могу. Секретная нимформация

государственной важности. -- Он налег на дверь и ввалился в комнату.

Княжна отбежала в угол и присела на краешек стула.

Меншиков прикрыл дверь на крючок.

-- Неплохо, гляжу, ты, Елизавета Федоровна, тут обустроилась, -- сказал он.

-- Картин голландских навешано. Занавесочки миленькие. -- Меншиков поднял с

пола книгу. -- Сэр Снучардсон, -- прочитал он. -- Что пишуть?

-- Про любовные страдания.

-- Ну?! Энто я предпочитаю. Мне немец завсегда перед сном про такие

предметы читает. -- Меншиков наугад открыл книгу и прочитал по складам,

"... е--му по го--ло--ве и об--нял Кла... Кла... ри--су, Кларису, короче,

обнял, дву--мя ру--ка--ми... Хе--хе... О--на за--пе--ча--т... запечатлела на

ла--ни--тах не--вин... невинный поца--луй..." Ух ты! Зело забористо написано.

Сразу антиресно знать -- чем у них закончится... А у нас, Елизавета

Федоровна, чем закончится наше позднее рандеву?

-- Где же депеша?

-- Елизавета Федоровна, будто не понимаете... Какие, к свиньям, ночью

депеши?! Давайте лучше про любовь с вами побеседуем. Я -- князь, вы -

княжна, чаво ж тут непонятно? -- Меншиков подошел к Белецкой и присел перед

нею на одно колено.

-- Не подходите, окаянный! Я кричать буду!

-- Погодите кричать-то... Я ж к вам по-хорошему, -- он опустился на второе

колено, подполз к стулу и схватил княжну за руку. -- Полюбил я вас,

Елизавета Федоровна, -- зашептал Светлейший. -- Сразу как увидел -полюбил.

Никакой мочи нету терпеть боле! Уступите, Елизавета Федоровна! Не

пожалеете! Я -- второй человек опосля царя. -- Меншиков принялся осыпать

девичью руку поцелуями. -- Полюбил я вас, нешто сей аглицкий сэр

Снучардсон! Уступите! Лучше меня -- нету кавалера!

-- Ах, уйдите, уйдите! -- Елизавета Федоровна вскочила со стула.

Меншиков обхватил ее за ноги и прижался щекой к платью.

-- Судьба это наша, Елизавета Федоровна! Уступите, Христом Богом прошу!..

В дверь постучали. Меншиков отпрянул от княжны и замер.

-- Кто там?! -- дрожащим голосом спросила Белецкая.

-- Царь! Кто же еще!

Меншиков побледнел и заметался по комнате.

-- Чаво ж делать?! -- бормотал он. -- Убьет же мин херц!.. Спрячь меня

куды-нибудь, век не забуду!

-- Куды ж я вас спрячу? Говорила я вам -- уйдите!

-- Да чего теперь про энто... Спрячь, душенька! Всю жизнь за тебя Бога

молить стану!

-- Лезьте под кровать.

Меншиков спрятался.

В дверь снова постучали.

-- Чай откроешь мне али нет?!

-- Иду-иду, государь! Не одетая я была, -- Белецкая открыла дверь.

На пороге стоял Ганнибал с корзиной цветов.

-- Бон жур, мадам! -- он улыбнулся. -- Это я так просто царем назвался.

Опасался, что не впустите. Дай, думаю, царем назовусь -- царю, думаю, не

откажуть. А енто вам! -- Он протянул остолбеневшей княжне корзину.

Белецкая машинально взяла, а Ганнибал тем временем прошел в комнату.

-- Мило у вас... Голландцы на стенах. Я, правду сказать, боле французские

картины предпочитаю. Про любовь. Чтобы спереди пастух с пастушкой

миловались, а сзади них -- вулкан огнедышащий дым из макушки струил.

Подходящая для влюбленных аллегория. А у энтих голландцев один провиянт на

уме. Кубки да фрухты с гусем. Тоже, конечно, натура, но против любви -

чепуха. Без любви в жизни -- капут.

-- Вы по что пришли-то? -- Княжна поставила корзинку на пол и прикрыла

дверь.

-- Как по что? Вы же мне в записке намеки делали. -- Ганнибал вытащил из

кармана записку и прочел, -- "... вы гишпанский Дон Кишот, который достоин

носить на груди ключи от моей фортификации." Вот видите? Это же вы мне

писали. Кажному енто недвусмысленно ясно. И про пэра в Лондоне жаловались.

Эх, попадись мне в Париже этот пэр! Я б его на дуели шпагою заколол!

-- Уходите, я вас прошу. Мы с вами завтра об ентом поговорим.

-- Ну уж нет! Я так просто от вас не уйду...

-- Уходите, уходите! -- Белецкая стала подталкивать Ганнибала к двери.

-- Нет уж! Я до завтрева не доживу! У меня к завтрему сердце разорвется,

ежли вы меня сегодня выставите!

-- Уходите, несносный вы человек! Нас же застать могут!

-- Это ж кто же?! Ждете кого?.. Уж не гундосого ли этого? Меншикова?

Княжна вздрогнула и покраснела.

-- А... Угадал, значит! То-то я смотрю -- вы с ним в анфиладах шушукаетесь!

С ним, значит, можно, а со мною нельзя! И как вам не противно с ентим

гундосым?!

-- Как вы такое подумать могли?!

-- Дык, что тут думать-то?! Все ясно! А только, если вы меня сей же момент

не выслушаете, то я на ваших глазах зарежусь вот ентим вострым кинжалом,

как обещал, -- Ганнибал вытащил кинжал и приставил его к груди. -- Вот мой

кинжал и грудь моя!

У княжны Белецкой подкосились ноги, она упала без чувств. Ганнибал

отбросил кинжал и, подхватив на руки девицу, перенес ее на кровать.

Меншиков под кроватью скрипнул зубами: "И тут подкузьмил, ефиопская морда!

-- зло подумал он. -- Ну, ладныть, мне бы токмо отседа выбраться -- я тебе

тогда устрою гримасу феатральную!"

Ганнибал схватил подушку и стал обмахивать ею княжну. Белецкая открыла

глаза.

-- Где я? -- сказала она слабым голосом.

-- Не волнуйтесь, Елизавета Федоровна, вы у себя в спальне. Вы маленько

чувств лишились, так я вас на кровать и затащил.

-- А--ах! -- выдохнула княжна и снова лишилась чувств.

-- Еттить твою! -- Ганнибал еще быстрее замахал подушкой. -- Очнитесь же,

очнитесь, Елизавета Федоровна! Нельзя же так!

Белецкая открыла глаза.

-- Где я?

-- Только не волуйтесь, -- Ганнибал медленно отложил подушку. -- Вы у себя в

спальне. На кроватке. Не извольте беспокоиться. Я вас на енту кроватку

затащил.

-- А--ах! -- Княжна потеряла сознание.

-- Вот ведь! -- Ганнибал чертыхнулся. -- Вот ведь припадочная! Эдак чего же

она -- целую ночь в обморок ударяться будет?! -- Он схватил подушку и

замахал.

В дверь постучали.

Ганнибал замер и на цыпочках подкрался к двери. Стук повторился.

-- Лиза, Лизонька! -- послышалось из коридора. -- Открой мне, душенька. Это я

-- твой государь. Открой, мой аглицкий цветочек.

Ганнибал узнал по голосу царя Петра.

"Надо тикать! С царем шутки плохи!" -- Он подбежал к окошку, рывком открыл

раму. Горшки с цветами попадали с подоконника на пол. Ганнибал выглянул на

улицу. "Второй этаж... Эх--ма!" -- Арап сиганул вниз и, удачно

приземлившись, рванул через пустынную площадь.

Белецкая очнулась от оглушительного стука. Дверь ходила ходуном. Княжна

слезла с кровати и, пошатываясь, пересекла комнату.

-- Кто там? -- спросила она слабым голосом.

-- Открывай, Лизка, тебе говорят! Царь это! Петр Алексеевич!

-- Много вас тут царей шастает! Оставьте меня, бесстыдники!

-- Каких-таких много?! Аз есмь царь! Открывай! А то дверь разнесу!

Белецкая присела и заглянула в замочную скважину. Она увидела царские

кожаные штаны на ремне с золотой пряжкой.

"Господи! И вправду царь!" -- Девушка всплеснула руками.

-- Сейчас, сейчас... Ваше Величество, спала я!.. -- Она открыла дверь.

Царь ворвался в комнату и налетел на корзину с цветами. Корзина отскочила

под кровать.

-- Доннер-веттер! -- выругался он. -- Ты, почто не открывала?!

-- Дак спала я, государь, -- Белецкая сделала книксен.

-- Ну ты и спишь! Я весь кулак об дверь отбил! Слона разбудить можно было!

-- Царь огляделся вокруг. -- А это чего у тебя за руины египетские? -он

указал на открытое окно и на валявшиеся под ним черепки.

-- Это... -- Белецкая смешалась. -- Это... Это у меня под окном вторую ночь

один мужлан марширует в сапогах с подковами, и прикладом по мостовой

молотит. Спать не дает, окаянный! Мне ваш любимый ефиоп Занзибал

присоветовал в него горшком цветошным бросить. Вот я и бросила. Слышите,

вроде притих теперь. -- Белецкая сделала книксен.

-- Понятно. А чего у тебя горшки на полу валяются?

-- Енти не докинула, -- нашлась княжна. -- Тяжелые весьма для девицы.

-- Так-так... -- Петр заложил руки за спину и прошелся по комнате. -Неплохо

ты тут устроилась. Уютное гнездышко. Художниками увлекаешься? -- Царь

остановился перед голландской картиной. -- Недурно селедка нарисована. И

гусь вот этот хорошо вышел. Я гуся с кашей обожаю... Так вот...

Удивляешься наверно -- почему я к тебе так поздно визит сделал? Не

догадываешься, зачем я к тебе заявился? А?

-- Всегда рада вас видеть, государь, -- княжна сделала книксен.

-- Это хорошо... -- царь покрутил ус. -- Ну ты мне енто по этикету...

говоришь... А ты по сердцу мне ответь -- рада меня видеть али как?

Белецкая потупилась.

-- Ну так что скажешь?

-- Знамо, государь, вам любая девушка рада.

-- Ты за других молчи! Ты за себя ответствуй... Правду сказать, как

обьявилась ты во дворце -- места себе не нахожу. Люба ты мне, Лиза!..

Белецкая вздрогнула, уронила на пол платочек. Петр нагнулся за платком и

тут увидел на полу кинжал.

-- Ого! Откудова это у тебя кинжал Ганнибалов?! -- Царь поискав глазами,

заметил торчавший из-под кровати сапог со шпорой. -- Ага! Вот он где,

змееныш! А ну вылазь! -- Он дернул за сапог и выволок Меншикова.

На ухе у Меншикова висел цветок.

-- Вот те на! -- Опешил Петр. -- Полез за одним, а вытащил другого! Ты чего

здесь делаешь, Алексашка?!

-- Так что, мин херц, -- невозмутимо отряхивая штаны, начал Меншиков. -- И я

тут по тому же, что и вы вопросу. -- Царь вскинул брови. -- Ганнибала, то

есть, здесь подкарауливаю. Упреждал я вас, мин херц, что арапы ваши

недоброе задумали. А вы меня тогда в шею изволили палкой... А меня хучь бы

и палкой! Все одно, я тебе, мин херц, преданный как собака! Прослышал я,

что Ганнибал супротив Елизаветы Федоровны дурное замыслил, вот я к ней

заранее под кровать и влез, чтобы злодея, в случае надобности, упредить.

Только он изготовился над княжною надругаться, как полез я с-под кровати.

А тут вы, мин херц, в дверь долбите. Тоже, видать, беду почуяли. Ентот ваш

ефиоп с перепугу в окошко-то и сиганул.

-- Ну ты, Алексашка, и хитер, подлец! -- Царь захохотал. -- А я-то думал, что

нынче один буду защитником у Елизаветы Федоровны!

-- Один, мин херц, как говорится, в поле не воин. -- Меншиков развел руками.

-- Хотел я вам, мин херц, подсобить в случае чего.

-- Ладно, пошли отсель, хитрожопый. Спать пора А Ганнибалу, шельме, я

завтра задам! -- Царь погрозил пальцем.

ГЛАВА 9

ЗА СПОКОЙСТВИЕ В ГОСУДАРСТВЕ

Занзибал порезал сало на дощечке и воткнул нож в стол.

-- Ну что? -- предложил он адъютанту Орлову. -- Пьем?

-- Может брата твово обождем?

-- Пустое. -- Занзибал махнул рукой. -- Он у бабы. Раньше утра не жди.

Проваландается с какой-нибудь дурой, а под утро притащится -- язык набок,

морда осунутая, грудь поцарапанная. Упадет одетый на кровать и храпит. Не

умеет совсем отдыхать. Нее... я так не могу.

Занзибал откупорил бутылку, разлил по чаркам.

-- За царя Петра Алексеевича! Многие лета!...

-- А у кого теперь Ганнибал-то?

-- Да у него кажный день новая... Давай лучше выпьем ишо.

-- Давай.

--...Мне сегодня княжна Белецкая сказывала, что в Лондоне нашего брата

ефиопа несравнимо больше супротив других стран. К примеру, в Париже я

токмо двоих видел. А боле я, кроме Ганьки, ефиопов нашей породы не

видывал. Нас-то совсем малыми завезли.

За окном загремели сапоги.

-- Опять энтот плидурок марширует. -- Сказал Орлов. -- Таперича на всю ночь.

-- Я в него завсегда цветошным горшком пущаю. Давай допьем и бутылкой

запустим.

Они открыли окно и поглядели вниз.

-- Далече ужо удалился. -- Орлов сплюнул. -- Давай на следующем круге

швырнем.

-- Справедливо. -- согласился Занзибал. -- А пока он круг пройдет, мы ишо

одну уговорить успеем. Двумя бутылками кинем.

Они вернулись за стол и откупорили вторую.

-- А чаво, -- сказал Орлов, утирая усы, -- с бабами иногда недурно. Я вот, к

плимеру, камер-фрейлину Марью Даниловну Гамильтон... Очень даже...

По-секрету мне поведала, что к ней сами Петр Алексеевич хаживают. Я ее в

мон плезире, в гроте... Представляешь? Фонтаны кругом, птички поют, корсет

ее на дереве висит, а мы на травке разобранные, аки нимфы пирейские. Содом

и Гоморра.

-- Вот оторвет тебе Петр Алексеевич башку-то, коли узнает, и на фонтан

водрузит. Зело государь не уважает, когда его баб купидонют.

На площади послышались шаги. Собутыльники подбежали к окну.

-- Вот он, дятел! -- Крикнул Занзибал. -- Получай! -- Он кинул свою бутылку. -

Мимо!

Орлов размахнулся и запустил свою.

-- Промазал!

Они вернулись за стол.

-- Ладныть. На следующем кругу.

Дверь распахнулась, вбежал запыхавшийся Ганнибал.

-- Чаво-то ты сегодня рано, братишка. -- Заметил Занзибал, отрезая ломоть

сала. -- О, я ж тебе говорил, -- обратился он к Орлову. -- Язык на плече.

Теперь завалится и храпеть зачнет. Чего так рано?

-- Аа...-- Ганнибал махнул рукой. -- Плесни мне чарку, что ль?

-- Ты чего это? -- удивился Занзибал, наливая полную чарку.

-- Правду ты про Белецкую сказывал. -- Ганнибал понюхал сало. -- Такая

малохольная. Я ей, главное, спокойно так говорю -- сейчас, говорю,

Елизавета Федоровна, зарежусь. Она -- шмяк в обморок! Я ее с пола поднял,

на кровать заташшил, гляжу -- очухалась, -- я к ней. Она -- опять в

обморок!... И так раз сто. Ушел я... Чего, думаю, с припадочной валандаться.

Себе дороже.

-- А чего запыханный?

-- Дак я от нее когда из окошка выпрыгнул -- за мною собака гналась. Инда

бешенная.

-- А чего ты у нее из окна-то сигал?

-- Чего-чего... Короче так добираться. Налей ишо вина лучше.

Занзибал с уважением посмотрел на брата.

-- Гляжу -- ты поправляешься, черномазый. Завсегда лучше с товарищами за

столом сидеть, чем с бабами.

За окном послышались шаги. Занзибал с Орловым сорвались с места. Занзибал

метнул бутылку и опять промахнулся. Орлов кинул горшок с геранью.

-- Попал! -- радостно заорал он. -- В самое темечко! Вон он валяется,

плидурок!

Вернулись за стол.

-- За спокойствие в государстве Российском! Орлов выпил чарку и затянул:

Над Кронштадтом тучи ходят хмуро.

Гонят к шведам диким хлад и мрак.

На рассейских берегах фигура

Кажет шведским варварам кулак.

Подпевай, арапы!

На рассейских берегах фи--гу--ра

Кажет шведским варварам ку--ла--а--а--к...

ГЛАВА 10

КРОКОДИЛЫ И САЛДОРЕФЫ

На следующее утро царь Петр Алексеевич проснулся позже обычного. Он сел на

кровати, подложил под спину подушку, взял со столика трубку.

"Антиресный сон какой мне сегодня привиделся. -- подумал Петр, раскуривая

ее, -- Якобы орел сидел на дереве, а под него подлез али подполз какой-то

зверь немалый, наподобие крокодила али дракона, на которого орел тотчас

бросился и из затылка у оного голову отъел, а именно: переел половину шеи

и умертвил. И потом, как много людей сошлись смотреть, то подполз такой же

другой зверь, у которого тот же орел отъел и совсем голову, что якобы было

видно уже всем. Зело дивно и аки туманно."

Царь выбил трубку и толкнул в бок спавшую рядом супругу Екатерину

Алексеевну.

-- Слышь, Кать! Чего я тебе расскажу.

Царица заворочалась и замурлыкала во сне.

-- Просыпайся, Кать! -- Петр подставил ей под нос курительную трубку. Царица

потянула носом, чихнула и открыла глаза.

-- Ты че, Петруша, вытворяешь? Едва не задохнулась. И подушку всю сажею

запачкал. -- Она зевнула.

-- Слухай, Кать, какой я сегодня сон престранный видел. -- Петр пересказал

ей сон...

-- Страх-то какой! -- Екатерина перекрестилась и натянула одеяло до

подбородка. -- Ой, пужаюсь я, Петруша! Мыслю, не к добру это. Ан мне

недавно тоже сон привиделся. Быдто бы в огороде каком, у палат, был

прикован один зверь, бел шерстью, наподобие льва, и зело сердит; на всех

бросался и переел у моей соловой лошади ногу. Между тем же были в огороде

министры и множество людей, и у женщин юбки подымало на головы...

-- Вот так казус! -- перебил Петр. -- Жаль, мне твой сон не снился.

-- Не перебивай, срамник. -- Царица поводила носом. -- Расстегаями с кухни

тянет... Ну так вот... и были белые знамена, о которых говорили, что то

мирные знаки...

-- Это под юбками что ль, мирные знаки? -- Усмехнулся царь.

-- Нет, не под юбками. На елках. -- Екатерина с укоризной посмотрела на

супруга. -- И ентот сердитый зверь зычно кричал: "САЛДОРЕФ, САЛДОРЕФ!"

-- Чего это такое САЛДОРЕФ?

-- А почем мне знать. САЛДОРЕФ и САЛДОРЕФ. Зверь так энтот кричал.

-- Может ты не расслышала, Кать? Может он "сало да репа" кричал?

-- Не-е. Он внятно кричал: " САЛДОРЕФ, САЛДОРЕФ!" и хвостом по хребтине

себя хлестал. Хотя, я далече стояла, под кипарисовым деревом, так что,

может, и не дослышала чего. Может он и впрямь репу поминал... Ну так вот,

а другой такой же зверь ходил на воле на каком-то будто дворе, только сей

последний зверь зело был ласков и шеею длинен, у него же была корона на

голове и в короне зажженые три свечи, и оный ходил за министром и ласков к

нему был и носом его в пузо пихал. Мыслю я, Петруша, енто не к добру нам с

тобою зверье в снах представляется. Не измену ли сие означает? Особливо

крокодилов да САЛДОРЕФОВ странных страшусь.

-- Не каркай, баба! Сочинять горазда! -- Петр почесал грудь.

" А пес их знает, -- подумал он, Может и впрямь измена затевается. От ентих

шакалов всякого ожидать можно. Надыть сегодня к Ромодановскому в Тайную

Канцелярию наведаться будет..."

-- Сало да репа, сало да репа... Гусь да каша -- яства наши. Жрать охота.

Подымайся, принцесса! -- Петр шлепнул царицу по заду. -- Пошли завтракать.

Они слезли с кровати.

-- А куда это ты сегодня ночью хаживал? -- Спрсила Еатерина, заглядывая в

зеркало.

-- Куды-куды! К Меншикову ходил. В кости с ним играли. Три рубля серебром

ему жулику продул.

ГЛАВА 11

САТРАПЫ ПЕТРА ВЕЛИКОГО

После завтрака царь Петр отправился в Тайную Канцелярию. В Канцелярии было

людно За длинным дубовым столом сидели князь-кесарь Федор Юрьевич

Ромодановский с сыном Иваном Федоровичем, князь Петр Андреевич Толстой,

Скорняков-Писарев и еще кое-кто. На столе стояло блюдо с яблоками.

Увидев царя, все повставали с мест.

-- Здорово, сатрапы! -- поздоровался Петр.

-- Здравия желаем, государь!

-- А где Ушаков со товарищи?

-- Осмелюсь доложить, государь, -- отозвался князь Толстой, -- оне поехали

старуху Крестину Пипер мучить. Совсем распоясалась чертова кукла! Немчура!

Рассказывала давеча карлу Мокею Челищеву, будто сей ночью было ей видение,

якобы из окошка от княжны Белецкой черт спрыгнул, а два других из дверей

вышли. Вот мы Ушакова к ней и заслали. Пущай маленько прищучит кикимору,

чтоб народ не смущала.

-- Совсем сдурела старая ведьма. -- Петр подошел к окну. -- А с ентим,

который бороду к ушам привязывал, разобрались?

-- С Мордасовым что ль? Мы ему, изменщику, ухи подстригли, чтоб не за что

было бороду впредь подвязывать.

-- Остроумно.

-- Вот она, борода-то ента. -- Князь Толстой вытащил фальшивую бороду из

куска мочала с веревками по бокам.

-- Ну-ка, примерь. -- приказал царь.

Толстой приложил бороду к лицу.

-- А тебе идет. Аки протодиакон. -- Петр снял со стены кнут и щелкнул об

пол. -- Знатно.

-- Так точно. -- Ответил Толстой. -- Вещица испытанная.

-- Чего еще нового? -- Петр щелкнул кнутом.

-- А ишо, государь, нынче ночью под окнами Зимнего Дворца обнаружено

мертвое тело отставного военного Льва Петровича Зверюгина. По всему

предполагаем, что смертию пал насильственной, поелику башка у Зверюгина

снесена цветошным горшком к чертовой бабушке. Нашли его лежачим книзу

мордой, по одну сторону пищаль валялась, по другую -- сабля.

-- Погоди, это не тот ли самый Зверюгин, коего в Полтавскую кампанию пушка

в затылок контузила?

-- Он самый, государь. Как контузило его, так и стал он с этих пор после

праздников вокруг дворца маршировать. Почитал своим долгом. Мы его не

трогали, чаво с долбанутого спросишь? Пущай, думаем, дурак, муштруется.

-- Славный воин был. -- Вздохнул Петр. -- Сражался аки лев рыкающий.

-- Мы его когда, голубчика, обнаружили на площади, так мелом сразу

обрисовали для сыскного порядку. Не желаете ли, государь, взглянуть?

-- Опосля полюбопытствую.

-- Таки вот. Мыслим, что злодейство учинено не с воровскою целию, а по

умыслу неясному, на вид беспричинному, потому как деньги у Зверюгина в

карманах штанов остались. Три алтына и две копейки. По всему видать,

утомил ентот Зверюгин людей своими парадами. Спать инвалид не давал. Вот

его кто-то из окошка цветочным горшком и угораздил. Царство небесное.

-- Похороните за счет казны... А боле никаких злодейств не умышлялось?

-- Нет, государь. Окромя убивства Зверюгина и козней старухи Пипер, боле

ничего.

-- Ну, бывайте, сатрапы. -- Петр взял из блюда яблоко и вышел.

Государь подошел к месту гибели инвалида. На мостовой мелом был нарисован

силуэт человека. Внутри написано "Зверюгин".

"Аккурат под Занзибальскими окнами. -- подумал царь. -- Вот тебе и сна

разгадка! Орел отъел голову зверю. Занзибал, значит инвалиду Зверюгину

цветошным горшком голову снес. Все сходится. Он у меня орел... А

Катька-то, -- измена, измена! Паникерша!"

ГЛАВА 12

ЦАРСКАЯ ЭКЗАМЕНАЦИЯ

Без малого через год Занзибал в совершенстве владел аглицким и мог даже

без затруднений слагать по-аглицки комические куплеты.

После пасхи царь вызвал его к себе на аудиенцию.

-- Здравствуй, сынок. Как успехи?

-- Здравствуй, государь.С Божьей помощью.

-- Аглицкий выучил?

-- Как приказывали.

-- А ну-ка скажи мне тогда, как будет по-аглицки БАБА?

-- ВОМАН, мой государь.

-- Молодец!-- похвалил царь.

-- Я, государь, окромя ентих бесполезных выражений, еще и другие слова

разучил. Пушка, к примеру, по-аглийки будет ЗЕ ГАН, а пистолет -- ЗЕ

ПИСТОЛ, а фортификация -- ЗЕ ФОРТИФИКЕЙШЕН, корабль по ихнему -- ЗЕ ШИП, а

лошадь -- ЗЕ ХОРЗ, а порох -- ЗЕ ПОУРАХ, а пуля -- ЗЕ БОУЛЕТТ.

-- Изрядно излагаешь. Не зря с тобой Белецкая упражнялась.

Занзибал хмыкнул.

-- Ну так значит, Занзибалушка, настала пора в Америку тебя лазутчиком

засылать. Я прикажу специально для тебя костюм клетчатый пошить и шляпу

американского фасону. Корабль снарядим и отправляйся в Америку, под видом

купца в Ипонию.

ГЛАВА 13

ПРИЗРАК

Через месяц все приготовления были закончены, и в назначенный день корабль

с Занзибалом на борту отплыл в Америку. Официально было объявлено, что

Занзибал поехал негоциантом в Ипонию для установления торговых отношений с

тамошними купцами.

За день до отъезда, во дворце произошел один казус. Князь Меншиков, давно

уже мечтавший отомстить ефиопам, придумал вот какой план. Он решил

вымазаться сажей и под видом ефиопа залезть в государственную кузну. Таким

образом коварный Меншиков надеялся прикончить двух зайцев разом. Он

рассчитывал скрыть собственные растраты и оклеветать ефиопов.

Ключ от царской казны находился у князя Ромодановского. Князь-кесарь носил

его на шее, а на ночь перекладывал в шерстяные носки, в которых всегда

спал, по причине ревматизма.

За день до отъезда Занзибала Меншиков вымазал, как следует, морду сажей и

отправился к Ромодановскому. Светлейший на цыпочках вошел в спальню. На

широкой кровати, укрытый пуховой периной, почивал князь-кесарь. Меншиков

вытащил из-за пояса кистень и покрутил. Затем подошел к кровати, подергал

Ромодановского за нос. Ромодановский забормотал что-то во сне. Меншиков

зажал кесарю нос двумя пальцами. Тот захрипел и открыл глаза.

-- Господи, черт! -- испуганно прошептал он.

Меншиков стукнул Ромодановского по лбу кистенем.

"Таперича запомнит, -- подумал он, -- что к нему ночью ефиопы являлись".

Светлейший привязал бесчувственного князя-кесаря простынями к кровати,

снял с него носок с ключами и отправился в государственную казну.

Меншиков шел по пустому коридору, сжимая в руке шерстяной носок

Ромодановского. Путь в казну лежал мимо покоев камер-фрейлины Гамильтон.

Меншиков ускорил шаг. Вдруг дверь фрейлинской распахнулась и на него

налетел Ганнибал Пушкин. Князь от неожиданности выронил носок.

-- Опа! -- Ганнибал удивленно разинул рот. -- Откудова негры?

Меншиков бессвязно замычал.

-- Ты что, по-нашему не понимаешь?

-- Угу...-- Светлейший кивнул.

-- Сроду я в Петербурге негров не видывал, окромя брата!... Вот что,

черномазый, стой здесь. Я за братом. То-то он удивится!

Ганнибал убежал. Меншиков чертыхнулся, поднял носок и пошел грабить казну.

Ганнибал вбежал в комнату и принялся будить брата.

-- Слышь, Занзибал, вставай быстрее. По дворцу негр ходит. Новенький.

Занзибал отмахнулся:

-- Отстань. Мне ехать завтра, а ты поспать не даешь. -- Он натянул на голову

одеяло.

-- Да вставай, я тебе говорю! Я там возле покоев Гамильтон земляка

встретил. Настоящего! Носок шерстяной нес! Мерзнет видать.

Занзибал сел на кровать.

-- Ты чего, рехнулся? Откудова здесь неграм взяться?

-- Пошли покажу. Я ему велел в коридоре ждать.

-- Если соврал -- убью! -- Занзибал слез с кровати.

Через пять минут братья арапы были на месте.

-- Ну и где твой негр? -- зло спросил Занзибал.

-- Только что здесь был...Точно тебе говорю... Давай вокруг пошарим.

-- Нашел дурака. Мне завтра вставать рано, а ты... Я спать пошел.

ГЛАВА 14

РАЗЛУКА

Петр Алексеевич смотрел вслед удалявшемуся кораблю.

-- Ну вот, -- обратился он с стоявшему рядом Ганнибалу, -- отплыл твой

братишка в Ипонию. Таперича нескоро возвернется.

-- Энто да. -- Вздохнул Ганнибал и посмотрел в подзорную трубу. -Платком

машет. Посмотрите Петр Алексеевич. -- Он передал царю трубу.

Царь долго смотрел в трубу, покуда у него не начал слезиться глаз.

-- Один ты, арап, остался. -- Вздохнул он.

-- Дак, я мыслю, государь, энто вы нарочно нового негра в Петербург

выписали? Для симметрии своеобразной?

-- Какого негра?

-- Вы, государь, сулпризец мне сделать хочете, посему не признаетесь. Да

токмо я сегодня ночью вашего ефиопа в коридоре зрил.

-- Да ты о чем это, Ганнибалка? -- удивился царь.

-- Как об чем? Видел я сегодня ночью вашего ефиопа во дворце. Побег я

Занзибала звать для знакомства, а черномазый скрылся.

-- Тебе это, видать приснилось! Никаких я негров не выписывал.

-- Где ж приснилось? Когда я его, лопни мои глза, прямо как вас наблюдал.

Ростом примерно с Меншикова, в руке носок шерстяной держал. Мерзнет,

видать, с непривычки.

-- Рехнулся ты маленько, как я погляжу. Энто все в бабах твоих причина.

Ночью спать надо, а не по коридорам шастать. Ладно, пошли отсель.

ГЛАВА15

ЧЕРТ -- СООБЩНИК ЕФИОПА.

Петр зашел в кабинет и склонился над картой.

В дверь постучали.

-- Да-да! -- Крикнул Петр, не оборачиваясь.

Вошел Ромодановский с перевязанной головой.

-- Здравия желаю, государь.

-- Здорово, князь-кесарь. -- Петр исподлобья посмотрел на Ромодановского. -

Чего с башкой?

-- Так что, государь, не знаю как и начать. -- Ромодановсий потупился. -- ...

А токмо ограбили нынче ночью злодеи твою, Петр Алексеевич, государственную

казну.

-- Ни хрена себе! -- Вскинулся царь. -- А ты куда смотрел, подлец?!

-- Дак я и смотреть никуда не мог, потому как злодеи энти, зная, что я им

воспрепятствовать стану, первым делов меня оглушили и к кровати узлами

прикрутили. Чуть не окочурился. Не вели казнить, государь, а сперва

выслушай.

-- Говори, собака!

-- Вчерась я как чувствовал беду -- почивать улегси, ан не спится мне. Лежу,

с боку на бок поворачиваюсь. Два раза подымался квасу выпить. Потом уже

задремал тревожно. И видится мне в тую пору сон премерзкий: иду я по

пустыне и будто бы я слон. Иду, значит, хоботом груши сымаю и жру. Как

вдруг, скачет навстречу соловая амператрицина лошадь, а на ней генерал

Брюс восседает. Стал я его грушею с хобота кормить, так ентот Брюс грушу

проглотил, а хобот мой узлом перетянул. Стал я задыхаться и проснулся.

Вижу -- черт передо мною скалится. На лбу у него рога с аршин, а морда

волосьями черными обросла, аки у пуделя. Я было хотел его перекрестить, да

токмо аспид ловчее оказалси -- копытом меня по лбу переделал. Очнулся я под

утро к кровати узлами прикрученный, на лбу шишка болит. Еле жив. Начал я

от боли стонать -- сын проснулся и меня отвязал. Глядь -- нога босая, носка

с ключами нету. А другой носок на месте. Вот, государь.

-- Ты что, рыло, носки мне тычешь? Велено тебе было казну стеречь, а не

носки!

-- Дак я и рассказываю, государь. Я как пропажу носка обнаружил, так сразу,

как есть в исподнем, в казну и побег. Прибегаю -- точно -- дверь настежь и в

казне нехватка. Я сына там оставил, чтоб остальное не растащили, а сам к

вам.

-- Так. -- Царь выбил трубку. -- Зови своих сатрапов и Меншикова зови.

Через четверть часа все былы в сборе, последним пришел Ушаков со товарищи.

Петр расхаживал из угла в угол, покусывая трубку. Вошедшие нервно

топтались на ковре.

-- Ну что, все на месте? -- Строго спросил царь.

-- Так точно, государь. Все. -- Отрапортовал Ромодановский.

-- Тогда расскажи всем, холера, как ты мою государственную казну просрал.

Ромодановский утер платком вспотевший лоб и принялся рассказывать:

-- ... и носок у меня с ключом стащили. -- Заключил он. -- А черт ентот

шириной морды примерно... -- он обвел всех взглядом, -- ... примерно с

Меншикова будет...

-- Постой, постой! -- перебил его царь, -- Носок, говоришь, шерстяной?!

Сказывал мне Ганнибалка сегодня утром, быдто ентой ночью зрил он во дворце

ефиопа какого-то. И имелся у оного ефиопа носок шерстяной в руке. Я его

ишо на смех поднял.

-- Так, наверное, Ганнибалка твой казну и нарезал! -- Выступил вперед

Меншиков. -- а таперича выворачивается на мнимых ефиопов. Предупреждал я

тебя, хер Питер, насчет твоих асмодеев, а ты не верил! Собакою меня ишо

называл!.. Точно говорю, мин херц, Ганнибал казну обчистил! А деньги с

Занзибалом в Ипонию сплавил! Тю-тю, мин херц, таперича наши денежки!

-- Но-но, собака! -- Крикнул царь, -- Наши денежки! Тут твово ничего нету!

Тут все мое!

-- Какая разница! Я ж не об ентом, мин херц. Я ж об отечестве пекусь. Вели,

сей момент Ганнибала схватить, пока и ентот в Ипонию, к свиньям не утек!

Слышь, Ушаков, -- обернулся он, -- беги со товарищи вязать Ганнибала живее!

-- К--у--уда! -- царь покраснел. -- Закрой, Алексашка рот, -- воняет! Ты что,

жопа, раскомандовался?! Иль мнишь чего о себе?! Ну-ка иди сюда -- я тебя

палкой стукну!

Меншиков спрятался за спины:

-- За что, мин херц обижаешься? -- крикнул оттуда он, -- Я ж как лучше хотел.

Для тебя ж стараюсь!

-- Эй, Ушаков! -- Сказал Петр. -- Позови сюда Ганнибала. Токмо не говори за

какой надобностию.

Скоро пришел Ганнибал.

-- Звали, государь?

Петр оглядел его с ног до головы.

-- Ну-ка расскажи всем, Ганнибалка, ишо раз, кого ты сегодня ночью во

дворце видел?

-- Дык я и говорю, видел сегодня ночью земляка-ефиопа с шерстяным носком в

руке.

-- Ты поподробнее расскажи -- какой он был?

-- Знамо какой, -- брюнет, навроде нас с Занзибалом. Носок в руке держал

шерстяной.

-- Такой? -- Ромодановский вытащил из кармана носок и показал Ганнибалу.

-- Он. -- подтвердил Ганнибал. -- Так вы что, Федор Юрьевич, тоже негра

зрили?

-- Угу...-- тот запихал носок обратно в карман.

-- Что, князь-кесарь, -- погляди внимательно -- не похож ли Ганнибал на

твоего давешнего черта?

-- Да нет, государь, я того хорошо запомнил. На всю жизнь. -- Он потер

шишку, -- у того рога на голове были. И морда раза в полтора толще. И

ростом с Меншикова.

-- Чего ты все на меня киваешь?! -- Крикнул из-за спин Меншиков.-- Чуть что -

Меншиков. Ты лучше скажи, может ентот черт на Занзибала похожий был?

-- А че тут говорить? Ганнибал с Занзибалом на одно лицо. А черт совсем

другой.

-- Что случилось-то? -- Спросил Ганнибал.

-- Нынче ночью, -- ответил царь, -- какой-то черт снял с Ромодановского носок

с ключом и казну государственную обчистил.

-- Ну и дела! -- Присвистнул Ганибал. -- Выходит, это я ночью на лихоимца

наткнулся? Знал бы я наперед -- что енто вор, ему б от меня не уйтить!

-- Брешет он, мин херц! -- Заорал Меншиков. -- Энто они, ефиопы, казну

обчистили! Сердцем чую! Хватай его, мин херц! Говорил я про заговор

ефиопов! Мыслю я, что ихний сообщник во дворце обретается! Вели, мин херц,

облаву учинить, а Ганнибала в колодки и пытать нещадно!

-- Ах ты гадина! -- Охнул Ганнибал. -- Это я-то вор?! Это я-то у мово

государя казну спер? -- Он набросился на Меншикова, и, повалив на пол, стал

тузить кулаками. -- Получай, гундосый! Давно ты уже напрашиваешься!

Ушаков со товарищи с трудом растащили их по углам.

-- Ну что, Алексашка, допрыгался? -- сказал царь. -- Не будешь впредь людей

оговаривать, не разобравшись.

По этому делу было учинено следствие, которое, правду сказать, так ничем и

не закончилось. Никакого ефиопа во дворце, обаружено не было. Да и носок

князя-кесаря бесследно пропал. В дверь государственной казны врезали новый

замок.

ЭПИЛОГ

Прошло еще два года.

Однажды секретной почтой в Петербург пришло шифрованное письмо из Америки

от Занзибала. Письмо это, однако, по русской безалаберности было

доставлено не по адресу. Оно долго гуляло по рукам и попало наконец к

князю Меншикову. Меншиков расшифровал его. В письме говорилось вот что:

"Здравствуй, государь Петр Алексеевич.

Пишет тебе из далекой Америки твой верный слуга Занзибал Петрович Пушкин.

С Божией помощью добрался я до Америки. Доехали благополучно, ежели не

считать, что в Ледовитом океане пятеро матросов заболели северным сиянием

и покидались в беспамятстве за борт. В остальном же обошлось без

приключениев. Зело согревала меня в дороге енотова шуба с твово плеча. На

полпути вышли запасы солонины, по сему занялись временно промыслом морских

котиков и питались остатний путь морской кошатиной, нешто морские бродяги.

А когда огибали берег Ипонский, то пальнули по нам ипонцы с пушки и

разнесли ядром грот-мачту, которая на палубу опрокинувшись, придавила

собою мичмана Ерохина Федора, Данилова сына, кой застрадал через енто

расстройством в желудке и семь ден пил горькую для восстановления

хфункции. Опасались, что сей Ерохин от удара об грот-мачту будет

конуженным, аки покойный инвалид Зверюгин, и маршировать по палубе зачнет

беспрестанно. Но обошлось, слава Богу. А ипонцам энтим мы в ответ с

мортиры навесили так, что снаряд улетел вглубь Ипонии и, наверняка,

наделал там нарушениев премного, во славу русского оружия. Чего в точности

порушено было не ведаем, поелику пушка зело изрядная и палит далече, с

корабля не видать. Посему выходит, что с честию из баталии мы вышли, и

потерь у нас токмо грот-мачта единая, а у ипонских басурман -- не в пример

нам хуже, и неизвестно чего и сколько.

А ишо во время путешествия матрос Бричкин рассказывал премного историй

всяких. Быдто плавая по средиземным морям, встречал он зверья всякого,

навроде морского монаха и морского салдорефа. А ишо всякой другой дичи

поменьше. Дак я ентому Бричкину не поверил, а принял его брехню за

невежественные фантазмы, и послал его драить палубу для вразумления. А сам

тую же ночью с помощником капитана Хариным уселся ужинать в трюме, как был

в ту пору праздник святого Петра. Отужинав преотлично, полезли мы с

Хариным на палубу, дабы нужду за .борт справить, и, вылезя наконец наверх,

заметили в воде морского черта. Глаза у того черта светились, аки факелы,

а хвост имел рыбий, навроде русалки, а в руке рогатину прижимал. Мы с

Хариным так на палубу и повалились от бесчувствия, а как маленько

очухались, так занесли энтот курьез в судовой журнал.

Так и проплыли мы без особых происшествиев до самой Америки. И токмо,

когда Харин землю впереди завидел, то выпал от удовольствия с капитанского

мостика и поломал ребра.

Попрощавшись с земляками, пошел я вглубь континента. А корабль с командою

обратно отплыл.

Шел я безостановочно восемь ден, питался на ходу и только, инда редко, на

дерево евкалипт поспать залазил. А как я на дереве отсыпался, то внизу в

то время ходили хищные твари, навроде львы и аблизьяны, токмо другие. На

девятый же день повстречался мне первый американец в штанах из перьев.

Кинул он первым делом в меня топор, да не попал. А его с ног кистенем сшиб

и кулаками отметелил до бесчувствия. А сам дале пошел. Пробовал так же

копать ихнюю землю и золото в яме искал. Вырыл окоп в земле глубиною

сажени в полторы -- золота нету. Шел ишо пять ден и набрел на американскую

деревню. Домов из дерева они тута не строят, а живут, аки турки, в

палатках из говяжих шкур. А по-аглицки не разумеют. Смекаю, сбрехали тебе,

государь, что тута по аглицки говорят. Получается, тщетно меня Белецкая

штудиями мучила. Уж предпочтительней бы изучить мне было за сию пору

гишпанский али ипонский языки, и покуда мой брат с бабами в апартаментах

лобзался б, я б нешто друг севильского кабаньеро, горлапанил под окнами

заморские серенады, отойдя подальше от окошка, чтобы по башке цветошным

горшком мне бы не переделали, как инвалиду Зверюгину (шутю я, государь). А

ежели сурьезно, то соскучился я по тебе, государь, по братишке свому

Ганнибалу и по Петербургу.

Познакомился с воеводою племени, с коим общались знаками, махая руками.

Воеводу, как я уразумел, кличут Большим Оленем али Лосем, в точности не

разберешь. Кругом дикость -- хлеба не сеют, а токмо охотятся. И бабы

платьем не прикрываются, титьки наружу торчат, дюже срамно. Тебе б, Петр

Алексеевич, вернее было б сюды Ганнибала заслать, ему б енти срамные бабы

аккурат по вкусу пришлись.

Рядом с деревнею копал яму. Золота в ней не нашел.

Воевода Большой Лось показал мне руками, что его племя воюет с соседним

племенем Черноногих, и что сперва приняли они меня за черноногого

лазутчика и чуть было не порубали топорами. А ишо есть тут у них

прелюбопытный обычай -- у врагов живых али убитых отрезают оне шкуру с

головы с волосами вместе, навроде свежуют макушку. И ентот варварский

обычай таким привычным стал, что они, навроде запорожских казаков, бреют

головы, оставляя хохол посередине, чтобы сподручнее было за тот хохол

держаться, когда им голову подмышкой зажав, макушку свежевать станут.

Большой Лось показал мне дорогу дальше. Я подарил гостеприимному Лосю

увеличительную лупу, а он мне -- звериный зуб на веревке. Чтобы не обижать

Лося, я зуб взял и повесил на шею, а когда отошел за поворот -- выкинул его

в кусты.

Ишо через десять ден набрел я на другую деревню, где заночевал и пополнил

запасы провизии.

Воеводу здешнего кличут Большой Бык али Вепрь, хотя по ему ентого не

скажешь -- росту малого, ноги тошшие, а голова плешивая. Вечером угощали

меня здешней махоркой. Махорка забористая и зело духовитая. Трубка у них

на всех одна, курят ее всей деревней, садятся кружком и курят. Мыслю я,

что если прислать сюда поболе трубок, то возможно бы было менятся с

местными индусами на табак или шкуры.

Плешивый Вепрь предлагал мне остаться у них и жениться на его дочке. Я,

чтобы его не обижать, пообещал жениться на обратной дороге.

Сын воеводы подарил мне портки из перьев и еще один зуб на веревке.

Воевода показал руками, что на юге живут белые люди, навроде русских.

Утром отправляюсь туда. Жди сообщений.

Челом бью. Занзибал Пушкин.

P.S. Недалече от деревни копал яму. Золота в ней не обнаружено.

Секретною почтою в С.-Петербург. Царю Петру Алексеевичу."

Меншиков письмо порвал. А боле писем от Занзибала не было. Когда Занзибал

дошел до поселения белых людей, его схватили и продали в рабство. Поначалу

Занзибал работал на хлопковой плантации, где с тоски начал сочинять

комические куплеты, чем неожиданно сделал себе карьеру. Он был замечен

хозяином и переведен слугой в дом. Днем Занзибал работал на кухне, а

вечером пел для хозяев свои куплеты. Он женился на одной мулатке и прожил

с нею всю жизнь. Частенько Занзибал рассказывал на кухне о жизни в России,

о Зимнем Дворце и императоре Петре Великом. Но ему никто не верил. Все

посмеивались над его болтовней и, в конце концов, Занзибал перестал об

этом говорить.

Умер он глубоким стариком от цирроза печени, оставив после себя восемь

человек детей и несметное множество комических куплетов.

Если представить Занзибала корнем генеологического древа, то одной из

веток этого древа будет известный американский поэт Уолт Уитмен. Прочтем

же, друзья его стихотворение "Кто я такой на этой прекрасной земле".

Когда ты смотришь ясным глазом

На толщину моей губы -

Ей наградил меня Грендфазер,

Был негром он с брегов Невы.

Любил он виски под грибы.

А я, мой друг, люблю "Будвайзер"...

На третий год после отъезда Занзибала в Америку, царь Петр неожиданно умер

от простуды. Меншиков оказался никому из царей ненужным, и его отправили в

ссылку. Перед ссылкой Меншиков в бессильной злобе сжег часть

государственного архива, в том числе, все документы, касавшиеся ефиопов

Пушкиных. Поэтому Александр Сергеевич Пушкин и не дописал "Арапа Петра

Великого-1" про своего предка Ганнибала. Не имея на руках документов, он

не знал, чем там у него дело кончилось. Поэтому и о пропавшем в Америке

Занзибале вовсе забыли. Да и кому о нем в России было вспомнить, когда у

него все родственники в Америке.