"Затворники Альтоны" - читать интересную книгу автора (Сартр Жан-Поль)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и отeц.

В то же мгновение из сада входит отец. Услышав, как открывается дверь с веранды, Вернер оборачивается, Иоганна колеблется, прежде чем встать, но в конце концов встает с недовольным видом. Отец торопливыми шагами пересекает комнату и, положив руки на плечи Иоганны, усаживает ее в кресло.

Отец. Прошу вас, дитя мое.

Иоганна садится.

(Склоняется, целует ей руку, затем, резко выпрямившись, глядит в сторону Вернера и Лени.) Собственно говоря, мне уже нечего вам сообщить. Тем лучше. Перейдем прямо к делу. И без церемоний, не так ли? (После короткой паузы.) Итак, я обречен.

Вернер берет за руку отца.

(Почти грубо ее отдергивает.) Я же сказал: без церемоний.

Вернер оскорбленно отворачивается и садится. Пауза.

(Устремляя на всех пристальный взгляд, продолжает несколько хриплым голосом.) Вы твердо уверены в моей смерти. (Не сводит с них глаз, как бы желая убедить себя.) Я скоро подохну. Подохну. Это очевидно. (Овладев собой, почти весело.) Дети мои, природа сыграла со мной самую гнусную штуку. Чего я стою — это вопрос иной... Но моя плоть никому не причинила огорчений... Через полгода я стану трупом, не имея с этого никакой выгоды. (Со смехом отвечает на жест Вернера.) Садись: я уйду пристойно.

Лени (с вежливым любопытством). Вы собираетесь...

Отец. Неужели ты думаешь, что я примирюсь с причудами каких-то клеточек, я, человек, заставляющий плавать сталь по морям? (После короткой паузы.) Полгода — это более, чем нужно, чтобы привести в порядок все мои дела.

Вернер. А после полугода?

Отец. После? Что ты хочешь, чтобы было? Ничего.

Лени. Совсем ничего?

Отец. Насильственная смерть: последняя попытка исправить природу.

Вернер (сдавленным голосом). Кто должен исправить?

Отец. Ты, если сумеешь.

Вернер вздрагивает.

(Смеется.) Не тревожься, я все возьму на себя: вам придется позаботиться только о моих похоронах. (Некоторое время молчит.) Довольно об этом. (После долгой паузы, приветливо, Иоганне.) Дитя мое, прошу вас еще немного запастись терпением. (Другим тоном, Лени и Вернеру.) Вы принесете клятву по очереди.

Иоганна (обеспокоенно). Сколько церемоний! А вы говорили, что их не будет. В чем нужно поклясться?

Отец (добродушно). Пустяки, невестушка! Во всяком случае, непрямые члены семьи освобождаются от клятвы. (Поворачивается лицом к сыну, с торжественностью, не то иронической, не то искренней.) Вернер, встань. Сын мой, ты был адвокатом. Когда Франц умер, я призвал тебя на помощь, и ты не колеблясь покинул свою контору. Это заслуживает награды. Ты станешь хозяином этого дома и возглавишь наше предприятие. (Иоганне.) Как видите, ничего страшного: он станет одним из властителей этого мира.

Иоганна молчит.

Не согласны?

Иоганна. Не мне отвечать вам.

Отец. Вернер! (Нетерпеливо.) Ты отказываешься?

Вернер (мрачно и смущенно). Я поступлю, как вы решите...

Отец. Разумеется. (Глядя на него в упор.) Но поневоле?

Вернер. Да.

Отец. Крупнейшее судостроительное предприятие! Тебе приносят его в дар, и ты недоволен. Почему?

Вернер. Я... хотя бы потому, что я недостоин.

Отец. Весьма вероятно. Но ничего не поделаешь: мой единственный наследник по мужской линия — ты.

Вернер. Франц обладал всеми необходимыми качествами.

Отец. Кроме одного, его нет в живых.

Вернер. Представьте себе, я был хорошим адвокатом. И не так уж приятно стать плохим шефом.

Отец. Может, ты окажешься и не таким уж плохим.

Вернер. Я не в силах приказывать, когда гляжу человеку в глаза.

Отец. Почему?

Вернер. Нет у меня ощущения, что я выше его...

Отец. Смотри выше глаз. (Касаясь лба.) Сюда, например: только на лоб.

Вернер. Надо обладать вашей гордыней.

Отец. А у тебя ее нет?

Вернер Откуда мне было ее взять? Чтобы вылепить Франца по своему подобию, вы не пожалели ничего. Разве моя вина, что я приучен только слепо повиноваться?

Отец. Это одно и то же.

Вернер. Что одно и то же?

Отец. Повиноваться и приказывать: в обоих случаях ты передаешь приказания, которые получил.

Вернер. Вы их получали?

Отeц. Я не так давно перестал их получать.

Вернер. Кто же вам приказывал?

Отец. Не знаю. Возможно, я сам. (Улыбаясь.) Я открою тебе секрет: если хочешь командовать, представь себя на месте другого.

Вeрнeр. Я не хочу быть ни на чьем месте.

Отец. Дай мне умереть, и через неделю ты окажешься на моем.

Вернер. Решать! Сколько надо мужества — взять все на себя. Отвечать одному за сто тысяч человек. Как вы могли так жить!

Отец. Я уже давно ничего не решаю. Я подписываю бумаги. С будущего года будешь подписывать их ты.

Вернер. И ничего другого вы не делаете?

Отец. Вот уже десять лет — ничего.

Вернер. А зачем вы были нужны? Это мог делать любой.

Отец. Да, любой.

Вернер. Хотя бы я?

Отец. Хотя бы.

Вернер. Все так несовершенно, столько винтиков, а если один из них затормозит?

Отец. На такой случай существует Гельберт. Ты его знаешь. Замечательный человек. Он работает у нас двадцать пять лет.

Вернер. Значит, по сути дела, мне повезло. Это он будет командовать?

Отец. Ты с ума сошел. Гельберт? Он твой служащий: ты ему платишь, чтобы он подсказывал тебе, какие надо давать распоряжения.

Вернер (после паузы). Ни разу в жизни, отец, вы не оказали мне доверия. Вы заставили меня руководить предприятием только потому, что я ваш единственный наследник, и уже позаботились о том, чтобы превратить меня в горшок с цветами.

Отец (печально усмехаясь). Горшок с цветами! А я? Что такое я? Шляпа, напяленная на мачту! (Грустно и мягко, почти старческим тоном.) Крупнейшее предприятие Европы... Ведь это огромная организация...

Вернер. Отлично. Чтобы скоротать время, буду перечитывать свои речи в суде и путешествовать.

Отец. Нет.

Вернер (удивленно). Что может быть безобиднее?

Отец (повелительно и резко). Об этом не может быть и речи. (Глядит на Вернера и Лени.) Слушайте меня! Наследство останется неделимым. Категорически запрещается продажа или передача кому-либо вашей доли. Запрещается продажа или сдача в наем этого дома. Запрещается покидать его. Вы будете жить здесь до самой смерти. Поклянитесь. (Лени.) Начинай.

Лени (улыбаясь). Должна вас честно предупредить, что клятвы меня ни к чему не обязывают.

Отец (также улыбаясь). Ну, начинай, начинай, я доверяю тебе, Лени: покажи пример брату.

Лени (подходит к Библии, протягивает руку). Я... (Делает над собой усилие, чтобы не расхохотаться.) Ничего не поделаешь: простите, отец, меня душит смех... (В сторону, так, чтобы слышала только Иоганна.) Вот так каждый раз.

Отец (добродушно). Смейся, дитя мое, сколько хочешь, но клянись.

Лени (улыбаясь). Клянусь на святой Библии повиноваться вашей последней воле.

Отец, смеясь, смотрит на нее.

(Вернеру.) Теперь ты глава семьи!

Вернер стоит с отсутствующим видом.

Отец Итак, Вернер...

Вернер поспешно поднимает голову, с затравленным видом смотрит на отца.

Лени (серьезно). Освободи нас, брат: поклянись, и все кончится.

Вернер поворачивается к Библии.

Иоганна (вежливо, спокойным тоном). Одну минуту, пожалуйста.

Отец, желая ее смутить, смотрит на нее с наигранным удивлением.

(С достоинством выдерживает его взгляд.) Клятва Лени была лишь комедией; все смеялись; но когда дошла очередь Вернера, больше никто не смеется. Почему?

Лени. Потому что ваш муж все принимает всерьез.

Иоганна. Тем больше причин для смеха. (Пауза.) Вы его поймали. Лени.

Отец (властно). Иоганна...

Иоганна. Вы также поймали его, отец

Лени. А вы меня.

Иоганна. Я бы хотела, отец, чтобы мы объяснились откровенно.

Отец (улыбаясь). Мы с вами?

Иоганна. Да, мы с вами.

Отец по-прежнему улыбается.

(Берет Библию и с трудом переносит ее на другой стол.)

Сначала поговорим, а потом, кто пожелает, поклянется.

Лени. Вернер! Неужели ты позволишь жене защищать тебя?

Вернер. Разве на меня нападают?

Иоганна (отцу). Я бы хотела знать, на каком основании вы распоряжаетесь моей жизнью?

Отец (указывая на Вернера). Я распоряжаюсь его жизнью, потому что она принадлежит мне, над вашей жизнью я не властен.

Иоганна (улыбаясь). Неужели вы думаете, что у нас две разные жизни? Ведь и вы были женаты. Вы любили мать своих детей?

Отец. Как полагается.

Иоганна. Понимаю. От этого она и умерла. А мы, отец, любим друг друга больше, чем полагается. Все, что имеет отношение к нам, мы решаем сообща. (После паузы.) Если он поклянется но принуждению и, верный своему обету, запрется в этом доме, значит, примет решение помимо меня и против меня; вы разлучите нас навсегда.

Отец (все с той же улыбкой на лице). Наш дом вам не по душе?

Иоганна. Нет, не по душе.

Отец (помолчав). На что вы жалуетесь, милая невестка?

Иоганна. Я вышла замуж за гамбургского адвоката, у которого не было ничего, кроме его таланта, а через три года оказываюсь одна, заключенной в этой крепости, женой кораблестроителя.

Отец. Неужели это так печально?

Иоганна. Для меня — да. Я любила Вернера за его независимость, и вы отлично понимаете, что он потерял ее.

Отец. Кто же ее отнял?

Иоганна. Вы.

Отец. Полтора года тому назад вы оба решили переехать сюда.

Иоганна. Вы нас об этом просили.

Отец. Ну что ж, если совершена ошибка, вы к этому тоже причастны.

Иоганна. Я не хотела вынуждать его делать выбор между вами и мной.

Отец. Напрасно.

Лени (любезно). Он выбрал бы вас.

Иоганна. Шансы были равны. Но бесспорно одно: он возненавидел бы избранного.

Отец. Почему?

Иоганна. Потому что он любит вас.

Отец, насупившись, пожимает плечами.

Знаете ли вы, что такое безнадежная любовь?

Отец меняется в лице.

Лени (замечает это. Поспешно). А вы, Иоганна, знаете?

Иоганна (холодно). Нет. (Пауза.) А Вернер знает.

Вернер встает и направляется к двери, ведущей в сад.

Отец (Вернеру). Куда ты?

Вернер. Ухожу. Вам будет свободнее.

Иоганна. Вернер! Я борюсь за нас обоих.

Вернер. За нас? (Сухо.) В доме Герлахов женщины молчат.

(Идет к двери.)

Отец (тихо и повелительно). Вернер!

Вернер сразу останавливается.

Садись, Вернер!

Вернер (медленно возвращается на место, садится, повернувшись к ним спиной, всем своим видом показывая, что не намерен участвовать в беседе). Пусть говорит Иоганна.

Отец. Что же дальше, милая невестка?

Иоганна (с тревогой глядя на Вернера). Отложим этот разговор. Я очень устала.

Отец. Нет, дитя мое, вы его начали — надо доводить до конца.

Пауза. Иоганна в растерянности молча глядит на Вернера.

Должен ли я понять, что вы отказываетесь жить здесь после моей смерти?

Иоганна (почти умоляюще). Вернер!

Вернер молчит.

(Меняя тон.) Да, отец. Именно это я и хотела сказать.

Отец. И где же вы будете жить?

Иоганна. В нашей старой квартире.

Отец. Вы вернетесь в Гамбург?

Иоганна. Вернемся туда.

Лени. Если Вернер захочет.

Иоганна. Он захочет.

Отец. А дело? Вы согласны, чтобы он возглавил его?

Иоганна. Да, если вы этого желаете и если Вернеру по вкусу роль подставного хозяина.

Отец (словно раздумывая). Жить в Гамбурге...

Иоганна (с надеждой). Мы ни о чем другом вас не просим. Неужели вы не согласитесь на одну-единственную уступку?

Отец (любезно, но категорически). Нет. (После паузы.) Мой сын останется здесь, чтобы жить и умереть, как я, как его дед и прадед.

Иоганна. Почему?

Отeц. А почему бы и нет?

Иоганна. Нельзя оставить дом пустым?

Отец. Да.

Иоганна (вдруг резко). Пусть он провалится!

Лени (разражается смехом. Вежливо). Хотите, я подожгу его? В детстве я частенько мечтала об этом.

Отец (оглядываясь вокруг, шутливо). Бедный дом: неужто он заслуживает такую ненависть?.. И у Вернера он вызывает ужас?

Иоганна. И у Вернера и у меня. Он так уродлив!

Лeни. Мы это знаем.

Иоганна. Нас сейчас четверо; к концу года нас может оказаться трое. К чему нам тридцать две комнаты, заставленные мебелью? Когда Вернер уходит на верфь, мне страшно.

Отец. И потому вы хотите покинуть нас? Это не может быть основной причиной.

Иоганна. Нет.

Отец. Есть другая?

Иоганна. Да.

Отец. Какая же?

Вернер (вскрикивая). Иоганна, я запрещаю тебе...

Иоганна. Тогда скажи сам!

Вернер. Зачем? Ты ведь знаешь, я подчинюсь ему.

Иоганна. Почему?

Вернер. Он — отец. Ах, покончим с этим. (Поднимается.)

Иоганна (приближаясь к нему). Нет, Вернер, нет!

Отец. Он прав, милая невестка. Покончим с этим. Семья — это дом. Я прошу вас поселиться в этом доме, потому что вы вошли в нашу семью.

Иоганна (смеясь). На семью можно все взвалить, но не ей вы приносите нас в жертву.

Отeц. А кому же?

Вернер. Иоганна!

Иоганна. Вашему старшему сыну!

Долгая пауза.

Лени (спокойно). Франц умер в Аргентине четыре года тому назад.

Иоганна смеется ей в лицо.

Свидетельство о смерти мы получили в пятьдесят шестом году. Ступайте в мэрию Альтоны — вам его покажут.

Иоганна. Умер? Допустим: как же назвать ту жизнь, которую он ведет? Одно бесспорно, мертвый или живой, но он живет здесь.

Лени. Нет!

Иоганна (указывая на дверь наверху). Там. За той дверью.

Лени. Сумасшедшая! Кто вам это сказал?

Пауза.

Вернер (когда речь заходит о брате, спокойно встает, глаза его

блестят, становится увереннее). Кто мог сказать? Я.

Лени. В постели?

Иоганна. Допустим.

Лени. Какая гадость!

Вернер. Это моя жена. Она имеет право знать то, что знаю я.

Лени. Право любви? Что за мещанство! Тому, кого я полюблю, я могу отдать душу, но буду лгать ему всю жизнь, если это нужно.

Вернер (яростно). Послушать только, как эта слепая рассуждает о красках. Кому ты будешь лгать? Попугаям?

Отец (властно). Замолчите вы все! (Гладит Лени по волосам.) Упрямая головка, а волосы мягкие.

Лени резко вырывается.

(Пристально глядит на нее.) Франц живет там, наверху, уже тринадцать лет; он не выходит из своей комнаты, его никто не видит, кроме Лени, которая ухаживает за ним.

Вернер. И кроме вас.

Отец. Меня? Кто это тебе сказал? Лени? И ты ей поверил? Как вы сразу находите общий язык, когда можно уязвить меня. (Пауза.) Вот уже тринадцать лет, как я его не видел.

Вернер (поражен). Почему?

Отец (просто). Потому что он не хочет видеть меня.

Вернер (растерянно). Ах, вот как... (Пауза.) Отлично. (Возвращается на свое место.)

Отец (Иоганне). Благодарю вас, дитя мое. Как видите, члены нашей семьи не имеют предубеждения против истины. Но всегда предпочитают, чтобы ее высказывали посторонние. (Пауза.) Итак, Франц живет там, наверху, больной и одинокий. Что это меняет?

Иоганна. Почти все. (Пауза.) Надеюсь, вы останетесь довольны, отец: родственница со стороны, почтя чужая, выскажет правду вместо вас. Вот что мне известно: в сорок шестом году разразился скандал, не знаю, в чем было дело, мой муж был тогда еще в плену, во Франции. Началось судебное дело. И Франц исчез. Вы утверждали, что он уехал в Аргентину, а на самом деле он прятался здесь. В пятьдесят шестом году Гельберт скоропалительно уезжает в Южную Америку и привозит оттуда свидетельство о смерти Франца. Некоторое время спустя вы приказываете Вернеру отказаться от карьеры и поселяете его здесь в качестве будущего наследника. Я не ошибаюсь?

Отец. Нет. Продолжайте.

Иоганна. Мне нечего добавить. Я не знаю, кем был Франц, что он совершил, чем стал. Но в одном лишь я уверена: если мы останемся здесь, то лишь для того, чтобы стать его рабами.

Лени (исступленно). Неправда! Ему достаточно меня.

Иоганна. Очевидно, нет.

Лени. Кроме меня, он никого не хочет видеть!

Иоганна. Возможно, но отец опекает его на расстоянии, а потом опекать его придется нам. Мы станем рабами-тюремщиками.

Лени (оскорбленно). Разве я тюремщик?

Иоганна. Откуда мне знать? Разве не вы оба заперли его?

Леня (достает из кармана ключ). Поднимитесь и постучите в дверь. Если он не откроет — вот ключ.

Иоганна (берет ключ). Спасибо. (Смотрит на Вернера.) Что мне делать, Вернер?

Вернер. Что хочешь. Так или иначе ты убедишься — это ловушка.

Иоганна колеблется, потом медленно поднимается по лестнице. Стучит в дверь. Один раз, другой. Ею овладевает нервная ярость: удары сыплются градом. Она оборачивается лицом к залу и собирается спускаться.

Лени (хладнокровно). У вас ключ.

Какую-то секунду Иоганна колеблется — ей страшно. Вернер испуган и встревожен. Иоганна, ваяв себя в руки. вставляет ключ в замок и тщетно пытается открыть дверь, хотя ключ поворачивается в скважине.

Ну, что?

Иоганна. Заперто изнутри. Очевидно, на засов. (Начинает спускаться с лестницы.)

Лени. Кто же задвинул засов? Я?

Иоганна. Возможно, есть другая дверь.

Лени. Вы отлично знаете, что нет. Это крыло изолировано. Если дверь на засове, то задвинуть его мог только сам Франц.

Иоганна спустилась с лестницы.

Итак? Мы его, несчастного, держим в неволе?

Иоганна. По-разному можно держать человека в неводе. Можно добиться и того, чтобы он сам избегал всех.

Лени. Как это делают?

Иоганна. Лгут. (Глядит на Лени.)

Та кажется растерянной.

Отец (поспешно, Вернеру). Тебе приходилось выступать в делах подобного рода?

Вернер. В каких делах?

Отец. Затворничества.

Вернер (сдавленным голосом). Однажды.

Отец. Отлично. Допустим, что здесь произойдет обыск; прокуратура немедленно займется делом, не так ли?

Вернер (защищаясь). С какой стати произойдет обыск? В течение тринадцати лет его не было.

Отец. Здесь был я.

Пауза.

Лени (Иоганне). К тому же я слишком быстро вожу машину, вы не раз мне об этом говорили. Могу налететь на дерево. Что станет с Францем?

Иоганна. Если он не сошел с ума, позовет слуг.

Лени. Он не сошел с ума, но он их не позовет. (Пауза.) О смерти брата мы узнаем по запаху! (Пауза.) Сломают дверь и найдут его на полу среди ракушек.

Иоганна. Каких ракушек?

Лени. Он любит крабы.

Отец. (Иоганне, дружелюбно). Послушайте, невестка. Смерть Франца будет величайшей сенсацией нашего века.

Иоганна не отвечает.

Величайшей сенсацией, Иоганна...

Иоганна (жестко). Какое это для вас будет иметь значение. Вы будете лежать в земле.

Отец (улыбаясь). Я — да. Но не вы. Вернемся, однако, к этой истории сорок шестого года. Разве срок давности истек? Отвечай! Это по твоей части, Вернер.

Вeрнeр. Я не знаю состава преступления.

Отец. В лучшем случае — избиение, увечье; в худшем — попытка убийства.

Вернер (сдавленно). Нет, срок давности не истек.

Отeц. Тебе известно, что нас ждет: соучастие в попытке убийства, фальсификация документов, заключение.

Вернер. Фальшивые документы? Какие?

Отец (смеясь). А свидетельство о смерти? Я за него достаточно дорого заплатил. (Помолчав.) Что ты скажешь, адвокат? Это дело для суда присяжных?

Вернер молчит.

Иоганна. Все ясно. Надо выбирать, Вернер: либо мы станем слугами безумца, которого они предпочитают тебе, либо сядем на скамью подсудимых. Каков твой выбор? Мой сделан: я выбираю суд присяжных. Лучше тюремное заключение, чем бессрочная каторга. (Пауза.) Итак?

Вернер молчит. Иоганна растеряна.

Отец (с жаром). Дети мои, я не могу прийти в себя. Шантаж! Ловушка! Все это фальшиво звучит! Все придумано. Сын мой, прошу тебя, пожалей хоть немного брата. Поймите, целый ряд обстоятельств не дает вам права оставлять Лени одну. Во всем остальном вы будете свободны как ветер. Вы увидите: все кончится прекрасно. Франц не проживет долго: однажды ночью вы закопаете его в парке; с ним исчезнет последний истинный фон Герлах... (Жест в сторону Вернера.) ...Я хотел сказать — последнее чудовище. Вы оба здоровые и нормальные. У вас будут нормальные дети, и они будут жить, где захотят. Останьтесь здесь, Иоганна, ради сыновей Вернера. Они станут наследниками сказочного имущества. Вы не имеете права лишать их его.

Вернер (вскакивает, взгляд его мрачен, глава лихорадочно блестят). Ах, вот вы о чем!

Все оборачиваются к нему.

О сыновьях Вернера?..

Отец изумлен, утвердительно кивает.

(Торжествующе.) Вот он, Иоганна, вот его маневр. Плевать вы хотели на Вернера и на его сыновей, плевать вы на них хотели, отец!

Иоганна приближается к нему.

Проживи вы достаточно долго, чтобы увидеть моего первого сына, он стал бы вам противен, потому что он плоть от плоти моей, а я всем существом своим был вам противен с самого дня моего рождения! (Иоганне.) Бедняга отец! Какая незадача! Вот детей Франца он бы обожал.

Иоганна (повелительно). Замолчи! Не разжигай себя. Если ты начнешь себя жалеть, мы погибли!

Вернер. Напротив! Я хочу освободиться. Ты что, хочешь, чтобы я послал их к черту?

Иоганна. Да.

Вернер (смеясь). Отлично.

Иоганна. Скажи им — нет! Не кричи, не смейся. Одно лишь слово — нет.

Вернер оборачивается к отцу и к Лени. Они молча глядят на него.

Вернер. Они не сводят с меня глаз.

Иоганна. Ну и пусть!

Вернер, пожав плечами, бессильно опускается в кресло.

Вернер!

Вернер избегает ее взгляда. Долгая пауза.

Отец (со сдержанным торжеством). Итак, дорогая невестка?

Иоганна. Он не поклялся.

Отец. Сейчас поклянется. Слабые подчиняются сильным: таков закон.

Иоганна (уязвленная). Кто же, по-вашему, сильный? Тот полоумный наверху, беспомощный как грудной младенец, или мой муж, Вернер, который всего достиг сам, хотя вы его покинули?

Отец. Вернер слаб, а Франц силен: никто этого не сможет отрицать.

Иоганна. А чем занимаются сильные на земле?

Отец. Обычно ничем.

Иоганна. Понимаю.

Отец. Это люди, которые по природе своей властвуют над всеми, подобно смерти. Они держат в своих руках судьбы людей.

Иоганна. И Франц таков?

Отец. Да.

Иоганна. Откуда вы это знаете, не видя его тринадцать лет?

Отец. Нас здесь четверо. Он даже не подозревает, что является нашей судьбой.

Иоганна. О чем же он думает?

Лени (грубо, с иронией, но искренне). О крабах.

Иоганна (насмешливо). Целый день?

Лени. Он поглощен ими.

Иоганна. Какое старье! Как ваша мебель. Да полноте, вы не верите в это.

Отец (улыбаясь). Мне осталось жить всего полгода, невестка: это слишком мало, чтобы поверить во что-нибудь. (После паузы.) А вот Вернер верит.

Вернер. Ошибаетесь, отец. То были ваши мысли, и вы внушили их мне, а сами растеряли их на своем пути. Так не осуждайте меня за то, что и я освободился от них. Я такой же человек, как все люди. Не сильный, не слабый; совсем обыкновенный. Стараюсь не отставать от жизни. А Франц, не знаю, узнал бы я его при встрече, но я совершенно уверен, что он самый обыкновенный человек. (Указывая Иоганне на фотографию Франца.) Чем он примечательнее меня? (Как зачарованный глядит на портрет.) Он даже некрасив!

Лени (насмешливо). Еще бы! Даже некрасив!

Вернер (все еще под гипнозом, но уже менее настойчиво). И разве я рожден, чтобы служить ему? Ведь и рабы бунтуют. Мой брат не станет моей судьбой.

Лени. Предпочитаешь, чтобы ею была твоя жена?

Иоганна. Вы причисляете меня к сильным?

Лени. Да.

Иоганна. Что за странная мысль! С чего это?

Лени. Вы были актрисой, не так ли? Знаменитостью.

Иоганна. Допустим. А потом испортила себе карьеру. Дальше что?

Лени. Дальше? Вы вышли замуж за Вернера. И с тех пор ничего не делаете и думаете о смерти.

Иоганна. Если вы хотите унизить его — зря стараетесь. Когда он встретил меня, я только что покинула сцену, навсегда, и была как безумная. Он может гордиться тем, что спас меня.

Лени. Уверена, что он так не думает.

Иоганна (Вернеру). Слово за тобой.

Молчание. Вернер не отвечает.

Лени. Как вы его смутили, беднягу. (Помолчав.) Иоганна, если бы не ваша неудача, вы бы выбрали его? Некоторые браки подобны похоронам.

Иоганна собирается ответить.

Отец (прерывая ее). Лени! (Гладит ее по голове.)

Лени с гневом вырывается.

Ты превосходишь себя, дочь моя. Будь я тщеславен, то решил бы, что моя смерть приводит тебя в исступление.

Лени (живо). Не сомневайтесь, отец. Разве вы не видите: ваша близкая кончина усложняет все дело.

Отец (смеется, Иоганне). Не сердитесь на Лени, дитя мое. Она хотела сказать, что мы одной породы: мы, Франц и я. (Пауза.) Вы мне очень симпатичны, Иоганна. Порой мне даже казалось, что вы будете оплакивать меня. Вы единственная.

(Улыбается ей.)

Иоганна (резко). Если все земное еще не чуждо вам и если мне повезло вам понравиться, то как же вы осмеливаетесь унижать передо мной моего мужа?

Отец, не отвечая, качает головой.

Или вы уже по ту сторону жизни?

Отец. По ту или по эту, все уже не важно. Осталось шесть месяцев. Я не из тех, кому дано прожить старость. (Глядит в пространство. Как бы самому себе.) Дело будет расти беспрестанно, частных капиталов не хватит, государство протянет свои щупальцы; может статься, что Франц проживет десять, двадцать лет. Как он будет страдать...

Лени (безапелляционно). Он не страдает.

Отец (будто не слышал). По существу, моя жизнь после моей смерти продолжится, только без моего участия. (Замолкает, сгорбившись, глядит в пространство.) Он поседеет... обрюзгнет, как все заключенные...

Лени (яростно). Замолчите!

Отец (будто не слыша ее. Со страдальческим, видом). Это невыносимо, невыносимо.

Вернер (медленно). А если мы останемся здесь, вы будете менее несчастны?

Иоганна. Берегись!

Вернер. Чего? Это мой отец, я не хочу, чтобы он страдал.

Иоганна. Он страдает за другого.

Вернер. Пусть. (Берет Библию и относит ее на прежнее место.)

Иоганна (поспешно). Он разыгрывает перед тобой комедию.

Вернер (зло, тоном, полным намеков). А ты? Разве ты меня не разыгрываешь? (Отцу.) Ответьте... Вы будете менее несчастны?..

Отец. Не знаю.

Вернер (отцу). Посмотрим.

Пауза. Отец и Лени неподвижны. Они напряженно ждут.

Иоганна. Один вопрос. Только один вопрос, а затем поступай как знаешь.

Вернер глядит на нее с мрачным и упрямым видом.

Отец. Подожди, Вернер.

Вернер отстраняется от Библии. Его нечленораздельное ворчание можно принять за согласие.

Что за вопрос, Иоганна?

Иоганна. Почему Франц избрал затворничество?

Отец. В этом вопросе много других вопросов.

Иоганна. Расскажите, что произошло.

Отец (с легкой иронией). Во-первых, война.

Иоганна. Да, но война была для всех. Разве остальные прячутся?

Отец. Тех, кто попрятались, вы не видите.

Иоганна. Значит, он воевал?

Отец. До конца.

Иоганна. На каком фронте?

Отец. В России.

Иоганна. Когда он вернулся?

Отец. Осенью сорок шестого.

Иоганна. Так поздно? Почему?

Отец. Он один уцелел из всего полка. Крадучись, прошел пешком через всю Польшу и оккупированную Германию. Однажды раздался звонок.

Раздается отдаленный и приглушенный звонок.

И вошел Франц.

В глубине, за спиной отца, в полумраке, появляется Франц. Он в штатском, еще очень молод, ему не более двадцати трех, двадцати четырех лет. Иоганна, Вернер и Лени в этих кадрах-воспоминаниях не видят персонажа, который возникает перед ними. Лишь тот, кто непосредственно вспоминает — отец, в первых двух кадрах-воспоминаниях, и Лени с отцом в третьем кадре, — повернутся к тому, с с кем будут говорить. Интонации актеров в кадрах-воспоминаниях приглушены, жесты как бы нереальны, все должно звучать словно издалека, даже в бурных сценах, для того чтобы подчеркнуть время, отдаляющее прошлое от настоящего. В данный момент отец не видит Франца.

В правой руке Франца раскупоренная бутылка шампанского; зритель увидит ее только в тот момент, когда он будет пить. Бокал на столе заставлен каким-либо предметом.

Иоганна. Он сразу заперся?

Отец. С первого дня не выходил из дому. А год спустя поднялся наверх и заперся.

Иоганна. Весь тот год вы виделись каждый день?

Отец. Почти каждый день.

Иоганна. И что он делал?

Отец. Пил.

Иоганна. А что говорил?

Франц (далеким, безжизненным голосом). Здравствуй, до свидания. Да. Нет.

Иоганна. Ничего больше?

Отец. Ничего. Только однажды. Поток слов, смысл которых я не мог уловить. (С горьким смехом.) Я был в библиотеке и слушал радио.

Треск радиоприемника, позывные. Все звуки приглушены. Голос диктора: «Слушайте последние известия. В Нюрнберге международный военный трибунал приговорил маршала Геринга...»

Франц выключает приемник. Когда он передвигается, то все время остается в тени.

(Вздрагивает, быстро оборачиваясь.) Что ты делаешь?

Франц глядит на него мертвым, ничего не выражающим взглядом.

Я хочу знать приговор.

Франц (через всю сцену, циничным и мрачным тоном). Висельник — чего ждать приговора. (Пьет.)

Отец. Откуда ты знаешь?

Франц молчит.

(Иоганне.) В те времена вы еще не читали газет?

Иоганна. Нет. Мне еще не было двенадцати.

Отец. Все газеты были в руках союзников. «Мы немцы, значит мы виновны; мы виновны, потому что мы — немцы». И так каждый день, на каждой странице. Какое-то наваждение! (Францу.) Восемьдесят миллионов преступников: какая чушь! В лучшем случае их было полсотни. Так пусть их повесят, а нас оправдают: это был бы конец кошмара! (Повелительно.) Доставь мне удовольствие, включи приемник.

Франц будто не слышит. Продолжает пить.

(Сухо.) Ты слишком много пьешь.

Франц смотрит на него таким взглядом, что отец растерянно умолкает. Пауза.

(Продолжает настойчиво, со страстным желанием понять.) Ну какой смысл, что целый народ обрекают на отчаяние? Что сделал я, чтобы заслужить презрение всего мира? Мои убеждения всем известны. А ты, Франц, ты, который был солдатом и дрался до конца?

Франц выразительно смеется.

Ты нацист?

Франц. Черта с два.

Отец. Тогда выбирай: либо осуждение виновных, либо пусть вся Германия отвечает за их ошибки.

Франц (без единого жеста разражается сухим и диким смехом). Это одно и то же.

Отец. Ты что, рехнулся?

Франц. Можно по-разному уничтожить народ: осудив его целиком или заставив отречься от тех вождей, которых он выбрал. Второе страшнее.

Отец. Я ни от кого не отрекаюсь, к тому же нацисты не были моими вождями: я их лишь терпел.

Франц. Ты с ними мирился.

Отец. А что я должен был делать, черт возьми?

Франц. Ничего.

Отец. Что касается Геринга, то я его жертва. Пойди погляди на наши верфи. Их двенадцать раз бомбили, ни одного целого ангара: вот как он нас защищал!

Франц (грубо). Я сам не лучше Геринга. Если они повесят его, то буду повешен и я.

Отец. Геринг был тебе всегда противен!

Франц. Но я повиновался.

Отец. Твоим армейским начальникам.

Франц. А кому повиновались они? (Смеясь.) Мы ненавидели Гитлера, другие любили его: в чем разница? Ты поставлял ему военные корабли, я — трупы. Скажи, что мы могли бы сделать больше, если бы мы его обожали?

Отец. Так что же? Все виновны?

Франц. Боже мой, нет! Никто! Виновны лишь раболепствующие псы, принимающие суд победителей. Хороши победители! Знаем мы их: в восемнадцатом году они тоже судили нас, теми же лицемерными добродетелями. Что они сделали с нами с тех пор? Во что они сами превратились? Помолчи: дело победителей брать в руки ход истории. Они его взяли и дали нам Гитлера. Это они — судьи? Разве они никогда не убивали, не грабили, не насиловали? А кто бросил бомбу на Хиросиму? Уж не Геринг ли? Если они будут судить нас, то кто же будет судить их? Они кричат о наших преступлениях, чтобы оправдать то преступление, которое готовят исподволь: систематическое истребление немецкого народа. (Разбивает бокал об стол.) Все невиновны перед лицом врага. Все: вы, я, Геринг и остальные.

Отец (кричит). Франц!

Свет вокруг Франца гаснет, он исчезает.

Франц! (Короткая пауза. Медленно поворачивается к Иоганне и тихо смеется.) Я ничего не понял, а вы?

Иоганна. Ничего. Ну а потом?

Отец. Это все.

Иоганна. Но ведь надо же сделать выбор, либо все виновны, либо все невиновны?

Отец. Он не выбирал.

Иоганна (на минуту задумавшись). Но ведь это бессмысленно.

Отец. Возможно и так... не знаю.

Лени (поспешно). Не заходите в дебри, Иоганна. Мой брат очень мало думал о Геринге, о военной авиации, ведь он сам служил в пехоте. Он тоже считал, что есть виновные и есть невиновные, но он судил по-иному. (Перебивая отца, который хочет что-то сказать.) Мне лучше знать — я вижу его каждый день. Невиновным было двадцать лет, они были солдатами; виновным было пятьдесят — это были их отцы.

Иоганна. Понимаю.

Отец (все равнодушие его исчезло, когда он заговорил о Франце. Голос его страстен). Ничего вы не понимаете: она лжет.

Лeни. Отец! Вы отлично знаете, что Франц ненавидит вас.

Отец (с силой, Иоганне). Франц любил меня больше всех.

Лени. До войны.

Отeц. И до и после.

Лени. Тогда почему же вы говорите — любил?

Отец (удивленно). Мы, кажется, говорили о прошлом... Лени.

Лeни. Не оправдывайтесь: вы выдали свою мысль. (Пауза.) Мой брат пошел добровольцем в армию в восемнадцать лет. Пусть отец расскажет вам, почему он это сделал — вам станет яснее история нашей семьи.

Отец. Расскажи сама, Лени: не хочу лишать тебя этого удовольствия.

Вернер (стараясь сохранить спокойствие). Предупреждаю, Лени: одно слово, порочащее отца,— и я немедленно уйду.

Лени. Ты боишься поверить мне?

Вернер. Я не позволю оскорблять отца в моем присутствии.

Отец (Вернеру). Успокойся, Вернер. Говорить буду я. С самого начала войны государство нам давало большие заказы. Флот построили мы. Весной сорок первого года правительство сообщило мне о своем желании приобрести земли, которые нам не были нужны, пустошь за холмом, ты знаешь.

Лени. Правительство — это был Гиммлер. Он искал землю для концлагерей.

Тяжелое молчание.

Иоганна. Вы знали об этом?

Отец. Да.

Иоганна. И вы согласились?

Отец (тем же тоном). Да. (Пауза.) Франц увидел, что производятся работы. Мне передавали, что он часто бродит вдоль колючей проволоки.

Иоганна. А после?

Отец. Ничего. Молчание. Потом сам нарушил молчание. Как-то в июне сорок первого года. (Поворачивается к Францу, внимательно смотрит на него, продолжая говорить с Иоганной и Вернером.) Я сразу понял, что он совершил глупость. Это было ужасно некстати: Геббельс и адмирал Дениц были в Гамбурге и должны были осмотреть наши новые верфи.

Франц (голос молодой, мягкий, ласковый, но взволнованный). Мне нужно поговорить с вами, отец.

Отец (глядит на него). Ты был там?

Франц. Да. (С ужасом, резко.) Отец, это больше не люди.

Отец. Стража?

Франц. Нет, заключенные. Я сам себя ненавижу, и все же они вызывают во мне ужас. Они грязны, их раны полны вшей. (Пауза.) У них такой вид, точно они все время испытывают страх.

Отец. Они таковы, какими их сделали.

Франц. Меня бы таким не сделали.

Отец. Да?

Франц. Я бы ответил на удар.

Отец. Кто говорит о том, что они не отвечают?

Франц. Их взгляд.

Отец. Будь ты на их месте, у тебя был бы такой же.

Франц. Нет. (С суровой решимостью.) Нет.

Отец (пристально глядит на него). Погляди на меня. (Берет его за подбородок, пытливо глядя в его глаза.) Откуда у тебя это?

Франц. Что?

Отец. Страх к заключению.

Франц. Я не чувствую страха.

Отец. Но ты его желаешь?

Франц. Я... Нет.

Отец. Вижу. (Пауза.) Эти земли, я не должен был продавать их?

Франц. Раз вы... продали — значит, не могли поступить иначе.

Отец. Мог.

Франц (ошеломлен). Вы могли отказать?

Отец. Разумеется.

Франц отшатывается с жестом негодования.

Ну что? Ты больше не доверяешь мне?

Франц (пересиливая себя, с уверенностью). Я... знаю, что вы мне объясните.

Отец. Что тут объяснять? Заключенные Гиммлера. Если бы отказал я, он купил бы землю у другого.

Франц. У другого.

Отец. Разумеется. Где-нибудь в другом месте, на востоке или на западе, но те же заключенные страдали бы от тех же стражников, от тех же побоев. А у меня появился бы враг в правительстве.

Франц (настойчиво). Вам не следовало вмешиваться в эту историю.

Отец. Почему же?

Франц. Потому что вы — это вы.

Отец. И чтобы ты, маленький фарисей, мог спокойно умыть руки? Да, пуританин?

Франц. Отец, вы меня ужасаете, у вас совсем нет сострадания к ближним.

Отец. Я буду им сочувствовать, когда смогу реально им помочь.

Франц. Такой возможности у вас никогда не будет.

Отец. Раз так, я не буду сочувствовать им — это потерянное время. А ты испытываешь сострадание к ним? Ну же! (Пауза.) Если бы ты любил своего ближнего, Франц, ты бы не осмелился презирать этих заключенных.

Франц (уязвленный). Я не презираю.

Отец. Презираешь. Потому что они грязны, и потому что они боятся. (Поднимается и подходит к Иоганне.) Он еще верил в человеческое достоинство.

Иоганна. Он был прав?

Отец. Вот этого я не знаю, невестка. Все, что я могу сказать вам: мы, Герлахи, — жертвы Лютера: этот пророк наделил нас безумной гордыней. (Садится на прежнее место и указывает Иоганне на Франца.) Франц бродил по холмам, спорил сам с собой, и когда его совесть говорила ему «да», то вы могли разрезать его на куски, но он не пошел бы против совести. В его возрасте я был таким же.

Иоганна (иронически). У вас была совесть?

Отец. Да. Я расстался с ней из скромности. Это княжеская роскошь. Когда ничем не занят, то мнишь себя ответственным за весь мир. А я работал. (Францу.) Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? Что Гитлер и Гиммлер преступники? Пожалуйста: я тебе говорю это. (Смеется.) Это мое сугубо личное мнение и к тому же бессмысленное.

Франц. Значит, мы бессильны?

Отец. Да, если мы выберем бессилие. Ты ничем не поможешь людям, если начнешь проклинать их перед судом божьим. Вместо того чтобы работать.. (Пауза.) Восемьдесят тысяч рабочих с марта месяца. Предприятия мои растут изо дня в день! В руках у меня неограниченная власть.

Франц. Еще бы: вы служите нацистам.

Отец. Потому что они служат мне. Нацисты — это плебеи на троне. Но они воюют, чтобы завоевать для меня рынки, и я не стану ссориться с ними из-за какого-то ничтожного куска земли.

Франц (упрямо). Вам не следовало связываться с этим.

Отец. Маленький принц! Маленький принц! Ты хочешь возложить бремя людей на свои плечи? Тяжелая ноша, и ты не знаешь людей. Оставь! Займись лучше нашими заводами: сегодня они принадлежат мне, завтра — тебе; это плоть моя и кровь, это сила моя и могущество, это твое будущее. Через двадцать лет ты будешь хозяином и твои корабли будут плавать по всем морям, а кто вспомнит Гитлера? (Пауза.) Ты просто мечтатель.

Франц. Не настолько, как вы думаете.

Отец. Вот как? (Пристально смотрит на него.) Что ты сделал? Что-нибудь дурное?

Франц (гордо). Нет.

Отец. Хорошее?

Долгая пауза.

Черт возьми! (Пауза.) Итак? Это серьезно?

Франц. Да.

Отец. Ничего не бойся, мой маленький принц, я все улажу.

Франц. Только не на этот раз.

Отец. На этот раз, как и в другие. (Пауза.) Так что же? (Пауза.) Хорошо, я буду тебя спрашивать. (Задумывается.) Это имеет отношение к нацистам? Так. К лагерю? Так. (Осененный догадкой.) Поляк! (Поднимается и взволнованно шагает по комнате. Иоганне.) Накануне начальник лагеря сообщил нам, что сбежал один поляк, раввин. (Францу.) Где он?

Франц. У меня в комнате.

Пауза.

Отец. Где ты его нашел, поблизости?

Франц. В парке: он даже не прятался. Он бежал в исступлении; а сейчас охвачен страхом. Они его убьют...

Отец. Знаю. (Помолчав.) Если его никто не видел, все в порядке. Мы отправим его на грузовике в Гамбург.

Франц уныло молчит.

Его видели? Хорошо. Кто?

Франц. Фриц.

Отец (Иоганне). Это был наш шофер, убежденный нацист.

Франц. Он утром взял машину, сказав, что едет в городской гараж. Но еще не вернулся. (С оттенком легкой гордости.) Так что же я — мечтатель?

Отец (улыбаясь). Больше, чем когда-либо. (Сухо.) Почему ты привел его к себе в комнату? Чтобы искупить мой проступок?

Молчание.

Отвечай: из-за меня?

Франц. Из-за нас. Вы — это я.

Отец. Да. (Пауза.) Если Фриц донес...

Франц (упрямо). Они придут. Я знаю.

Отец. Отправляйся в комнату Лени и запрись там. Я приказываю тебе. Я все улажу.

Франц недоверчиво глядит на него.

Что еще?

Франц. А беглец?..

Отец. Я сказал: все. Этот человек под моей крышей. Ступай.

Франц исчезает, отец садится в кресло.

Иоганна. Они пришли?

Отец. Через сорок пять минут.

В глубине появляются два эсэсовца, позади них стоят ещё двое.

Эсэсовец. Хайль Гитлер.

Отец. Хайль. Кто вы и что вам надо?

Эсэсовец. В комнате вашего сына мы обнаружили беглого заключенного: ваш сын прячет его у себя уже сутки.

Отец. В своей комнате? (Иоганне.) Он не захотел прятаться в комнате Лени, храбрый мальчуган. Решил пойти на риск. И что же?

Эсэсовец. Вы поняли?

Отец. Отлично: мой сын поступил весьма легкомысленно.

Эсэсовец (возмущенный). Что? (Пауза.) Встаньте, когда я с вами разговариваю.

Раздается телефонный звонок.

Отец (не встает). Нет. (Поднимает трубку и, даже не спрашивая кто говорит, протягивает ее эсэсовцу.)

Эсэсовец (вырывая трубку). Алло! О! (Щелкает каблуками.) Так точно... Да. Будет исполнено. (Пораженный, смотрит на отца.) Так точно. Слушаюсь. (Щелкает каблуками. Вешает трубку.)

Отец (жестко, без улыбки). Легкомысленно, не так ли?

Эсэсовец. Так точно. Не более.

Отец. Если вы тронули хоть один волос...

Эсэсовец. Он бросился на нас.

Отец (удивлен и взволнован). Мой сын?

Эсэсовец молча кивает головой.

И вы его ударили?

Эсэсовец. Нет. Клянусь вам. Мы только держали его...

Отец (задумавшись). Он на вас бросился! Это не похоже на него. Вы его вызвали на это. Что вы сделали?

Эсэсовец молчит.

Пленный! (Встает.) На его глазах? На глазах у моего сына? (В исступлении и страшном гневе.) Мне кажется, вы перестарались. Ваше имя?

Эсэсовец (жалобно). Герман Альдрих.

Отец. Так вот, Герман Альдрих! Даю вам слово, что вы на всю жизнь запомните двадцать третье июня тысяча девятьсот сорок первого года. Ступайте.

Эсэсовец исчезает.

Иоганна. И он запомнил?

Отец (улыбаясь). Я думаю. Но его жизнь была коротка.

Иоганна. А Франц?

Отец. Его тотчас же отпустили. С условием, что он пойдет добровольцем в армию. В следующую зиму он уже был лейтенантом на русском фронте. (Пауза.) Что с ним там было?..

Иоганна. Не нравится мне эта история.

Отец. Тут нечему нравиться. (Пауза.) Не забывайте, то был сорок первый год, невестка.

Иоганна (сухо). И что же?

Отец. Надо было выжить.

Иоганна. Поляк не выжил.

Отец (равнодушно). Нет. Но не по моей вине.

Иоганна. Я в этом не уверена.

Вернер. Иоганна!

Иоганна. В вашем распоряжении было сорок пять минут. Что вы сделали для спасения вашего сына?

Отец. Вы отлично это знаете.

Иоганна. Вы позвонили в Гамбург Геббельсу?

Отец. Да.

Иоганна. Сообщили ему, что из лагеря сбежал заключенный и умоляли о снисхождении к вашему сыну.

Отец. Я также просил, чтобы пощадили жизнь беглеца.

Иоганна. Само собой разумеется. (Пауза.) Но когда вы звонили Геббельсу...

Отец. Да?

Иоганна. Вы не могли знать точно, что шофер донес на Франца.

Отец. Он следил за нами без конца.

Иоганна. Да, но возможно, что он ничего не видел и уехал в город по другому поводу.

Отец. Возможно.

Иоганна. И, конечно, вы ни о чем его не спросили

Отец. Кого?

Иоганна. Этого Фрица.

Отец пожимает плечами.

Где он теперь?

Отец. В Италии, под деревянным крестом.

Иоганна (после паузы). Значит, мы никогда не узнаем, кто выдал беглеца. Если не Фриц, то вы...

Вернер (яростно). Я запрещаю тебе...

Отец. Не кричи все время, Вернер.

Вернер умолкает.

Вы правы, дитя мое. (пауза.) Когда я взял трубку, я решил — одно из двух! (Пауза.)

Иоганна. Один шанс из двух, когда речь идет об убийстве еврея... Это никогда не мешало вам спать?

Отец (спокойно). Никогда.

Вернер (отцу). Я полностью согласен с вами, отец. Все жизни равноценны. Но если приходится выбирать, то жизнь сына все же дороже.

Иоганна (мягко). Дело не в том, что ты думаешь, Вернер, а что мог подумать Франц. Что он подумал, Лени?

Лени (с улыбкой). Как-никак вы знаете фон Герлахов, Иоганна.

Иоганна. Замкнулся?

Лени. Уехал, не проронив ни олова, и никогда нам не писал.

Пауза.

Иоганна (отцу). Вы обещали все уладить, и он доверился вам. Как всегда.

Отец. Я сдержал слово: мне обещали, что беглеца пощадят. Как я мог предположить, что его убьют на глазах у моего сына?

Иоганна. То был сорок первый год, отец. В сорок первом благоразумие требовало предвидеть все. (Подходит к портрету Франца и разглядывает его.) Маленький пуританин, жертва Лютера, который ценой жизни хотел искупить ваш грех — продажу вами земли. (Поворачивается к отцу.) Вы все уничтожили. Все оказалось лишь игрой богатого шалунишки. Правда, игра была опасная, смертельно опасная, но только для партнера... Он понял, что ему все дозволено, потому что не несет ответственности за свои поступки...

Отец (просияв). Вот какую ему нужно было жену!

Вернер и Лени резко поворачиваются к отцу.

Вернер (яростно). Что?

Лени. Как это бестактно, отец!

Отец (Вернеру и Лени). Она сразу поняла. (Иоганне.) Не правда ли? Я должен был сторговаться на двух годах тюрьмы. Какой промах! Все было бы лучше, чем безнаказанность.

Пауза. Отец в глубокой задумчивости. Иоганна по-прежнему разглядывает портрет. Вернер встает, кладет руку ей на плечо, поворачивает ее к себе.

Иоганна (холодно). Что с тобой?

Вернер. Не жалей Франца: он из тех, кто и поражение обращает в победу.

Иоганна. Как?

Вернер (указывая на фотографию). Гляди! Двенадцать наград!

Иоганна. Двенадцать поражений. Он гнался за смертью, но ему не везло — смерть бежала быстрее его. (Отцу.) Итак! Он воевал, он вернулся в сорок шестом, а год спустя произошел скандал. Что это было?

Отец. Выходка нашей Лени.

Лени (скромно). Отец очень снисходителен ко мне. Искала случай развлечься. Вот и все.

Отец. К нам поместили американских офицеров. Она увлекала их, а потом, когда страсти разгорались, шептала им на ухо, что она нацистка, а они поганые евреи.

Лени. Чтобы охладить их пыл. Разве не забавно?

Отец. Но иногда они взрывались. Один из них пришел в ярость.

Лени. Обыкновенно если американец не еврей, то антисемит. Случается, что и еврей бывает антисемитом. Тот не был евреем и рассердился.

Иоганна. Что же произошло?

Лени. Хотел меня изнасиловать, Франц прибежал на помощь, они катались по полу. Американец оказался сильнее. Я взяла бутылку и хватила его по голове.

Иоганна. Он умер?

Отец (равнодушно). Где там! Разбилась бутылка. (Пауза.) Но пролежал полтора месяца в больнице. Франц, разумеется, все взял на себя.

Иоганна. И бутылку?

Отец. Все.

В глубине появляются два американских офицера.

(Поворачиваясь к ним.) ...Вследствие досадного недоразумения, простите, я хотел сказать — вследствие тяжелой ошибки. (Пауза.) Прошу вас, поблагодарите от моего имени генерала Хопкинса и передайте ему, что мой сын покинет Германию, как только получит визу.

Иоганна. В Аргентину?

Отец (поворачивается к ней, в то время как американцы исчезают). Таково было условие.

Иоганна. Понимаю.

Отец (небрежно). Американцы вели себя прекрасно.

Иоганна. Как Геббельс в сорок первом году.

Отец. Лучше! Гораздо лучше! Вашингтон собирался восстановить наши заводы и поручить нам создание торгового флота.

Иоганна. Бедный Франц!

Отец. Что мне оставалось? Тут были замешаны крупные интересы. По сравнению с ними разбитая голова капитана весила немного. Даже без моего вмешательства оккупанты замяли бы скандал.

Иоганна. Вполне возможно. (Пауза.) Он отказался уехать?

Отец. Не сразу. Виза была получена. На субботу назначен отъезд. А в пятницу утром Лени сообщила, что Франц больше не выйдет из своей комнаты. (Пауза.) У меня мелькнула мысль, что он умер, но, поглядев в глаза моей дочери, понял: она выиграла.

Иоганна. Что выиграла?

Отец. Этого она не сказала.

Лени (улыбаясь). Мы играем в поддавки. Кто проиграл, тот победитель.

Иоганна. А дальше что?

Отец. Так мы прожили тринадцать лет.

Иоганна (повернувшись к портрету). Тринадцать лет.

Вернер. Превосходно! Поверьте, я оценил вашу работу. Как вы ее разыграли, бедняжку. Поначалу она еле слушала вас, а потом, задыхаясь, задавала вопросы. Что ж, портрет завершен! (Смеется.) «Вот какая жена ему нужна!» Браво! Это просто гениально, отец!

Иоганна. Прекрати! Ты нас погубишь.

Вернер. Все равно мы погибли: что нам осталось? (Хватает Иоганну за руку выше локтя, притягивает к себе, глядит на нее в упор.) Куда ты смотришь? У тебя глаза пустые, как у статуи. (Внезапно резко отталкивает ее.) Вульгарнейшая лесть, и ты попалась в ловушку! Я в тебе обманулся, дорогая.

Пауза. Все молча смотрят на него.

Иоганна. Вот когда настало время.

Вернер. Время чего?

Иоганна. Последнего испытания, любовь моя.

Вернер. Какого испытания?

Иоганна. Твоего. (Пауза.) Мы у них в руках. Рассказывая о Франце, они рассчитывали, что их слова рикошетом попадут в тебя.

Вернер. Может, скажешь еще, что меня приворожили?

Иоганна. Никого они не приворожили: но хотели тебе внушить, что я заворожена.

Вернер. Будь любезна говорить яснее.

Иоганна. Им надо доказать, что тебе ничего не принадлежит, даже твоя жена.

Отец потихоньку потирает руки. Пауза.

(Внезапно.) Увези меня отсюда!

Короткая пауза.

Я тебя умоляю!

Вернер смеется.

(Жестко и холодно.) В последний раз прошу тебя — уедем! В последний раз! Ты слышишь меня?

Вернер. Слышу. У тебя нет других вопросов ко мне?

Иоганна. Нет.

Вернер. Стало быть, я могу поступить, как считаю нужным?

Усталый жест Иоганны.

Отлично. (Подходит к Библии.) Клянусь никогда не нарушить последней воли моего отца.

Отец. Ты останешься здесь?

Вернер (рука по-прежнему на Библии). Раз вы настаиваете. В этом доме я жил, в нем я и умру. (Склоняет голову.)

Отец (поднимаясь с кресла, дружелюбно). В добрый час. (Улыбается ему.)

Вернер поначалу угрюм, затем улыбается с покорной признательностью.

Иоганна (обводит всех взглядом). Так вот что значит семейный совет. (Пауза.) Вернер, я уезжаю. С тобой или без тебя. Выбирай.

Вернер (не глядя на нее). Без меня.

Иоганна. Хорошо. (После короткой паузы.) Желаю тебе от души не очень сожалеть о моем отъезде.

Лени. Зато мы будем очень сожалеть. В особенности отец. Когда вы собираетесь нас покинуть?

Иоганна. Не знаю еще. Когда окончательно пойму, что проиграла.

Лени. Вы еще не уверены?

Иоганна (с улыбкой). Нет еще.

Пауза.

Лени (думает, что поняла план Иоганны). Если сюда придет полиция, нас всех троих арестуют за Франца. Кроме того, меня обвинят в убийстве.

Иоганна (без обиды). Разве я похожа на тех, кто доносит в полицию? (Отцу.) Разрешите уйти?

Отец. Спокойной ночи, дитя мое.

Иоганна раскланивается и уходит.

Вернер (смеется). Вот так так... (Внезапно умолкает, подходит к отцу, робко кладет руку на его плечо, глядит на него нежно и озабоченно.) Вы довольны?

Отец (с отвращением). Не прикасайся ко мне! (Пауза.) Семейный совет закончен, ступай к своей жене.

Вернер с отчаянием глядит на него, поворачивается и уходит.