"Дом веселых нищих" - читать интересную книгу автора (Белых Григорий Георгиевич)

РАЗГРОМ

Колокольный звон разбудил Романа. Прямо в полуоткрытые окна врывался он. От могучего голоса колоколов дрожал бревенчатый «Смурыгин дворец». Этот звон, шум на дворе и яркое солнце сразу напомнили, что сегодня праздник.

Роман быстро вскочил, надел черкеску, полюбовался немного кинжалом и, выпив стакан кофе, выбежал во двор.

На дворе праздник чувствовался еще острее. Все, кого он ни встречал, были в новых костюмах. Даже пьяница и оборванец Шкалик, подмастерье из кузницы Гультяева, был в новой синей рубашке.

К оглушительному звону колоколов примешивались несшиеся из окон крики, смех, пенье, бренчание балалаек, визг гармоник. По лестницам ходили компанией подвыпившие дворники. Они поздравляли жильцов и собирали праздничные чаевые.

Все ребята были во дворе. Хвастались подарками, бились крашеными яйцами, потом гурьбой пошли на колокольню. Долго лазили по темным винтовым лестницам, а забравшись на купол, смотрели оттуда вниз, где по прямым, как стрелки, улицам с маленькими игрушечными домами ходили маленькие человечки.

Серега Спиридонов звонил в колокол и, стараясь перекричать медный рев, орал Роману на ухо:

— А «снетков» не видно. Испугались, наверное.

Набегавшись на колокольне и по лестницам, ребята слезли вниз и пошли в сад играть в выбивку. Деньги были у всех. Начертили кон. Стали гнаться. Игра захватила мальчишек. С жаром ковыряли землю изуродованными пятаками, спорили и ругались. Никто не обратил внимания на толпу ребят и парней, окруживших игроков. Было не до этого. В кону стояла крупная сумма — тридцать копеек. Васька первого заломил, Роман второго. Тяжело дыша, Роман старательно складывал столбиком монеты, а вокруг стояли игроки,

— Плюнь, обязательно смажет, — взволнованно советовал Степка.

Роман плюнул.

— Бей, Васька! — закричали нетерпеливо вокруг. — Бей, только без подковырки.

И когда Васька присел и нацелился, собираясь разметать пятаком монеты, кто-то треснул его по шее. Васька перелетел через кон и ткнулся носом в землю.

— На шарап! — крикнул какой-то верзила и, нагнувшись, сгреб деньги.

— Назад! — завизжал Женька. — Отдавай деньги!

— Лупи «Саламандру»! — заорал верзила и схватил Женьку за шиворот.

— Бей «Саламандру»!

Мальчишки с ремнями и палками набегали со всех концов сада. Первый опомнился Роман.

— Отступай! — крикнул он и побежал к калитке.

Ребята выбежали на Троицкий проспект. Васька, бежавший впереди, остановился и замахал руками.

— Бери камни! Стой!

Оправившись от испуга, саламандровцы рассыпались по проспекту, готовясь встретить врага. Это были поповские мальчишки. Едва они выскочили из сада, саламандровцы рванулись им навстречу. Поповичи, словно струсив, попятились опять к саду.

— Вперед! — заорал Шурка Спиридонов.

— «Снетки» сзади, — пролепетал Женька, едва ворочая языком. Роман оглянулся и похолодел.

Сзади тихо, без криков и шума, набегали кантонисты, и было их видимо-невидимо.

Где тут защищаться! Бросились ребята во все стороны. Побежал и Роман, а за ним гнался белобрысый гимназист и звонко орал:

— Лови армяшку!.. Лови атамана!..

«Это про меня», — догадался Роман и припустил что было силы.

Но переулок кончался тупиком.

Заметался Роман, не зная, куда броситься, а сзади набегает человек десять, и впереди проклятый гимназист.

Кинулся Роман на гимназиста. Хлопнул раз, но тут его самого огрели палкой по спине, по ногам и начали лупить в двадцать рук. Тянули во все стороны, рвали Романову черкеску.

— Попался, черт! Будешь еще? Получай!..

И вдруг стенка распалась. Роман сначала ничего не понял. Только увидел, как разбегались во все стороны ребята, а он остался один на середине улицы. С угла на него надвигался городовой.

Роман метнулся было в сторону, но споткнулся и упал. Городовой зарычал, сгреб за шкирку Романа и потащил.

Роман заревел:

— Дяденька, миленький, отпусти!

— Я те отпущу, сукин сын! — ругался городовой. — Посидишь в каталажке, узнаешь!

И так было все дико: и солнце, и празднично разодетая толпа, глядевшая на Романа, который ревел и, упираясь, тащился за городовым, оборванный и избитый.

А черкеска, гордость атамана, висела лохмотьями. Одного рукава не было совсем, патронташи болтались оторванные, а полы были продырявлены.

В участке молодой пристав, вытаращив зеленыe злые глаза, орал на Романа, потрясая кинжальчиком:

— Драться!.. С ножом!.. Ах, ты, башибузук!.. Повесить тебя мало!..

Потом, оттрепав Романа за уши, сказал городовому:

— Сведи к родителям, пусть выдерут.

Полчаса спустя тот же городовой привел Романа домой и, передав матери под расписку, рапортовал:

— Задержал я его на Троицком. Дрался. А уходя, наставительно добавил:

— Вы его ремнем поучите. Чтоб не разбойничал.

На другой день Роман вышел во двор в старых синеньких штанишках с заплатами.

Ребята старались не смотреть на него, и никто уже не вспоминал о «Саламандре», а Роман почувствовал, что вместе с черкеской погибла и атаманская честь.