"Бездна" - читать интересную книгу автора (Бенчли Питер)

Глава 9

К тому времени, когда они оставили лодку в доке у Триса, солнце уже покоилось на западном горизонте, напоминая разбухший апельсиновый шар. Трис понюхал вечерний воздух и определил:

– Завтра жди плохую погоду.

Первым побуждением Сандерса было спросить Триса, откуда он знает, что погода изменится, но теперь, когда его уже не мог удивить ответ типа “есть предчувствие” или “можно почувствовать, что идет бриз”, он вместо этого просто поинтересовался:

– Насколько плохую?

– Может, двадцать узлов с юга. Нас здорово покачает.

– Мы сможем работать?

– У нас нет выхода. Клоше начнет действовать, могу побиться об заклад. Все будет нормально, мы хорошо загружены.

Сандерс начал сдирать с себя мокрые брюки водолазного костюма, но Трис остановил его.

– Мы еще не со всем покончили.

– Разве?

– Надо убрать ампулы. Нельзя оставлять их прямо в лодке.

– Знаю, но я считал... – Он остановился, когда увидел, как Трис указывает за борт на темную воду. – Ох!

– Я хочу, чтобы вы знали, где они находятся, в случае, если со мной что-нибудь случится.

– А что может случиться с вами?

– Кто знает? Может, смертельный приступ малярии или внезапная вспышка белой горячки. Может, совсем ничего. Это просто для страховки. В основании рифа есть подводная пещера. В прибой ее заливает вода, но если мы доберемся туда во время отлива и захороним их, они там и останутся. – Он обернулся к Гейл. – Вам нет нужды идти с нами.

– Я могу, – ответила она, – если вы хотите, чтобы я пошла.

– Нет. Вы принесете больше пользы здесь, передавая нам мешки.

Они подготовили три баллона и принесли снизу на палубу мешки с ампулами. Трис наполовину загрузил холщовые мешки, затем подал Сандерсу фонарь.

– Наденьте на себя дополнительные грузы, – сказал он, – эти мешки будут тянуть вас на поверхность. Адам, как мог, выдувал воздух из пластиковых мешков, но нельзя выкачать все до конца. Если вы достаточно загрузитесь, то сможете дотянуться до дна. Когда опуститесь на дно, следуйте за моим светом.

– Хорошо.

Трис указал на прямоугольный деревянный ящик на палубе и сказал Гейл:

– Достаньте мне рыбку из этого ящика.

– Рыбку?

– Да. Ящик заполнен соленой рыбой. Я держу ее для Перси. Он живет в пещере.

Гейл забралась на палубу и открыла крышку деревянного ящика. Запах рыбы заставил ее отступить назад и задержать дыхание.

– Возьмите одну большую рыбину, – посоветовал Трис. – Надо занять его делом, чтобы он не обратил на нас внимания.

– Кто такой Перси? – спросил Сандерс.

– Ужасающе огромная мурена, зеленая. Она живет в этой пещере так давно, сколько я помню. Мы хорошо ладим друг с другом, но она весьма прожорливая, негодяйка, и поэтому я предпочитаю подлаживаться под нее, подкармливая время от времени.

Гейл запустила руку в ящик для рыбы и выхватила самый большой хвост, который увидела. Она сглотнула, чтобы подавить рвотный позыв.

– Вы не пользуетесь льдом?

– Нет необходимости. Соль поддерживает рыбу в прекрасном виде. – Трис забрал от нее рыбу. – Это займет Перси на некоторое время. – Он обратился к Сандерсу: – Дайте мне войти первым. Хочу посмотреть на нее, удостовериться, что она знает, что происходит. Нельзя позволить этой твари нащупать ваше слабое место, это был бы жуткий вечер. И пожалуйста, не засовывайте руки во всякие отверстия. Насколько мне известно, у нее есть родственники, с которыми она делит это жилище.

Он опустил маску на лицо, скатился с планшира, снова показался на поверхности и забрал мешок, рыбину и фонарь.

Сандерс последовал за ним сразу же и обнаружил, что, как и сказал Трис, дополнительный вес и воздух, остававшийся в пластиковых мешочках, сбалансировали друг друга, так что он погрузился на дно без особых усилий.

Пещера не была глубокой, пятнадцать – двадцать футов, как определил Сандерс, когда следил за лучом света, движущимся между песчаным дном и лодкой сверху. Холщовый мешок был громоздким и оттягивал левую руку, поэтому Сандерс прижал его к животу и последовал за слабеющим светом.

Трис ждал его у входа в пещеру – у темной дыры на морщинистой поверхности скалы, на уровне выше человеческого роста. Когда Сандерс присоединился к нему, Трис осветил пещеру фонарем и покачал им из стороны в сторону. Сначала показалось, что пещера пуста – неровные серые известняковые стены, тянущиеся на тридцать футов в темноту. Затем Трис направил луч в угол пещеры и указал куда-то пальцем, после чего Сандерс увидел что-то движущееся.

Трис медленно поплыл по пещере, держа рыбину впереди себя. Сандерс держался в пяти футах позади.

У основания одной из стен была навалена гора скальных обломков – результат частичных обвалов стены на протяжении многих веков. Трис поднес рыбину к стене.

Нос мурены высунулся из трещины между обломками и стеной. Сандерс видел мурен в аквариумах, но ни одна из них не смогла бы соперничать в размерах тела с той, которая теперь выползала из щели. Туловище ее было толщиной более фута от спины до живота и по меньшей мере шести дюймов в ширину.

Мурена извивалась и дергалась до тех пор, пока не высунулась настолько, насколько намеревалась, – примерно на четыре фута. Затем она застыла, поглядывая холодными поросячьими глазами на Сандерса, Триса и рыбу. Рот ритмически открывался и закрывался, выставляя на обозрение длинные игольчатые зубы, соединенные вязкими слизистыми лентами, светившимися в темноте. Голова приподнялась так быстро, что впоследствии Сандерс не смог вспомнить, видел ли он, как она двигалась, и схватила рыбу.

Трис не отступил, он держал рыбу у хвоста. Мурена потянула добычу, затем остановилась, а потом внезапно стала вращать рыбье туловище, как будто раскатывая ковер, пока кусок рыбьего живота не оказался оторванным. Мурена двинулась обратно, заглатывая добычу и помогая себе зубами, ее зеленая кожа скрипела от усилий. Затем она атаковала вновь, на этот раз завладев позвоночником, и выхватила рыбину из рук Триса. Мурена пыталась удалиться обратно в свою дыру, но рыба оказалась слишком большой, чтобы пролезть с ней сквозь трещину, поэтому мурена успокоилась только тогда, когда всунула добычу в узкое отверстие и расчленила ее на мелкие куски.

Трис знаками приказал Сандерсу следовать за ним, и хотя тому весьма не хотелось поворачиваться спиной к мурене, он подчинился.

Крыша пещеры была высотой футов восемь, и Сандерс увидел, как луч света от фонаря Триса засверкал на ней, затем кверху поплыл холщовый мешок. Мешок коснулся крыши и остановился в месте касания. Сандерс подплыл и поместил свой мешок рядом с мешком Триса, а затем присоединился к нему на дне.

Они вырыли в песке широкую и глубокую яму и опустили в нее мешки с ампулами. Потом они заровняли яму песком, чтобы мешки не всплыли, после чего вернулись в лодку.

Они совершили еще три подобных путешествия, каждый раз выкапывая новую яму. Когда они покидали пещеру в конце последнего путешествия, мурена поглотила почти всю рыбу, за исключением нескольких дюймов: хвост еще торчал из трещины, дергаясь, как будто его обкусывали снизу.

– Какой величины эта тварь? – спросил Сандерс, когда они уже были на борту лодки.

– Перси? Никогда не видел ее целиком, но держу пари, футов десять в ней есть. Скоро, когда стемнеет полностью, она выйдет из своего логова прогуляться. Как-нибудь ночью мы можем спуститься и рассмотреть ее как следует.

– Нет уж, благодарю покорно. Она выглядит достаточно свирепой и в своей норе. Мне не хотелось бы встретиться с ней в открытую.

– Что я слышу? Я-то думал, что вам, убийцам акул, вообще незнакомо чувство страха.

– Послушайте, черт подери...

Сандерса задело за живое издевательство Триса, захотелось оборвать его, но он не собирался ни устраивать пикировку, ни просить переменить тему разговора.

– Пожалуйста, не заводитесь, – дружелюбно отозвался Трис. Он щелкнул пальцами собаке, и она спрыгнула с лодки на причал. – Веди нас, Шарлотта. Смотри, не рыщут ли вокруг разбойники.

Собака радостно поспешила вперед по тропке, обнюхивая землю под кустами.

Трис стащил с крючков два пустых баллона и разложил их на причале.

– Лучше заполнить их ночью.

Добравшись до дому, они заметили под кухонной дверью завернутый в бумагу пакет. Трис поднял его, понюхал и сказал:

– Ужин.

– Рыба? – спросила Гейл, поежившись при воспоминании о рыбном ящике на палубе.

– Нет, мясо.

Трис открыл дверь и придержал ее для них.

– Вы хоть когда-нибудь запираете дверь? – поинтересовалась Гейл.

– Нет, я уже говорил вам, это только испанцы верят в замки.

В кухне Трис сказал Сандерсу:

– Налейте мне немного рому, пока я кину этого зверя на огонь.

– Конечно, – отозвался Сандерс и поинтересовался у Гейл: – А ты хочешь чего-нибудь?

– Пока нет. Сначала хочется принять душ. Мне кажется, что я пахну, словно окунь, выловленный неделю назад.

– Знаете, как работает нагреватель? – спросил Трис.

– Нагреватель?

– Там, за загородкой, установлен газовый нагреватель. Отверните переключатель на пол-оборота по часовой стрелке и ждите около двух минут. Он начнет нагреваться, и к тому времени, когда вы уже вымоетесь, там будет тепло и приятно.

– Благодарю.

Гейл вышла из кухни. Сандерс протянул Трису стакан с ромом и пригубил из своего.

– Чем еще могу помочь?

– Ничего не надо. Дайте покой своим костям. Сандерс сел за стол и стал наблюдать, как Трис зажег плиту, налил масла на сковородку и бросил в нее мясо, посыпав его приправами. Когда он удостоверился, что мясо жарится как надо, он отвернулся от плиты и взглянул на Сандерса.

– И что за мысль пришла вам в голову?

– Что? – Сандерс сперва не понял, о чем идет речь.

– Да с этой акулой. Чего вы добивались?

Сандерс с тоской подумал: “Боже, когда это кончится?”

– Ничего. Обычная глупость. Я понял это. – Он надеялся, что быстрое признание закончит эту тему.

– Полагаю, в этом было нечто большее, – сказал Трис. – Наверняка вы думали, что совершаете что-то героическое.

Сандерс покраснел, потому что Трис был прав. Да, он знал, что поступает глупо, импульсивно, рискованно, но по-мальчишески гордился тем, что ранил акулу. Хотя он в этом и не признавался, но даже фантазировал о том, в какую форму облечет эту историю, когда будет рассказывать ее друзьям.

– Это довольно естественно, – сказал Трис. – Большинству людей хочется доказать что-то самим себе, и когда они совершают нечто, думая, что это произведет эффект, то сами начинают верить в необходимость или героизм своего поступка. Ошибка заключается в том, что на самом деле вам нравится совершать поступки просто для того, чтобы доказать себе, что вы это можете.

Хотя в голосе Триса не было и намека на укоризну, Сандерс смутился.

– Иногда, наверное, так и бывает.

– К чему я веду... – Трис помолчал. – Ваши эмоции и ощущения усиливаются, когда вы поступаете верно, когда знаете, что этот поступок следует совершить, и отдаете себе отчет в своих действиях, – вот тогда-то вы действуете мужественно. Жизнь изобилует случайностями, когда можно принести боль себе или еще кому-то. – Трис отпил из стакана. – В ближайшие несколько дней у вас появится больше шансов причинить боль себе, чем у большинства мужчин за всю их жизнь. Познавать явления и правильно поступать – вот то, что делает жизнь осмысленной, облегчает человеку его существование. Когда я был молод, некому было рассказывать мне об этом. Я все познавал сам. Пришлось совершить уйму ошибок, чтобы научиться отличать гусиное дерьмо от золота. Сколько вам лет?

– Тридцать семь.

– Немало, но до могилы еще далеко. Вы могли бы начать сейчас и последующие сорок лет изучать море, и у вас не было бы недостатка в объектах исследований. Существует лишь один минус в процессе познания – оно таит в себе источник унижения. Чем больше вы познаете, тем яснее понимаете, как скудны ваши знания. – Трис опустошил свой стакан и встал, чтобы снова налить в него. – Так или иначе, все говорит за то, что это сумасшествие – совершать какие-то поступки только для того, чтобы доказать, что ты можешь их сделать. Чем больше познаешь, тем чаще обнаруживаешь, что совершаешь поступки, которые тебе и не снились.

Сандерс кивнул. Он не мог понять, то ли на самом деле изменилось отношение Триса к нему, то ли изменилась его собственная интерпретация отношения Триса к нему. Удивительно, но он почувствовал себя польщенным и сказал:

– Благодарю вас.

Казалось, Триса смутила эта реплика. Он щелкнул пальцами и воскликнул:

– Баллоны! Я почти забыл о них. Лучше запустить этого монстра сейчас, а то он будет кудахтать здесь всю ночь.

Сандерс вышел за Трисом из дома и стоял рядом, пока тот запускал компрессор и подсоединял к нему два баллона.

Когда они вернулись в кухню, Гейл готовила себе питье. У нее были голые ноги, и на ней был хлопчатобумажный халатик. Сандерс поцеловал ее в шею; от нее пахло мылом.

– От тебя хорошо пахнет, – сказал он.

– Я хорошо себя чувствую, плохо только моим пазухам.

– Головная боль? – спросил Трис.

– Нет, это не голова. Вот здесь. – Она указала на области над глазами. – Я чувствую, что они чем-то забиты. Больно до них дотронуться.

– Так. С ними жестоко обращались. Завтра нырять будет Адам. А вы можете понежиться на солнце.

Трис перевернул мясо на сковородке, наклонился к ящику под раковиной и вынул оттуда целый ассортимент овощей: фасоль, огурцы, кабачок, лук и помидоры. Он покрошил все в большую миску, добавил соус и перемешал вилкой.

Мясо было темно-розовое, почти пурпурное и имело специфический вкус.

– Вы храните это мясо здесь? – спросила Гейл, окуная кусочек мяса в соус.

– Не знаю. А что?

– Мне просто любопытно.

– Оно вам нравится?

– Оно... имеет интересный вкус.

– Это ведь не говядина, знаете?

– Вот как? – медленно произнесла Гейл. – Что же это?

– Козлятина. – Трис отрезал кусок мяса, положил его в рот и с удовольствием стал жевать.

– О!

В желудке у Гейл что-то перевернулось, и она взглянула на Сандерса. Он как раз собирался откусить кусочек мяса, но теперь вилка застыла в нескольких дюймах от его рта. Он увидел, что она смотрит на него, и, задержав дыхание, взял мясо в рот и проглотил его целиком.

После ужина Трис положил свою тарелку в раковину и сказал:

– Я собираюсь прогуляться; возможно, наведаюсь к Кевину ненадолго. Можете меня не ждать.

– Нам нужно что-то сделать? – спросила Гейл.

– Нет, наслаждайтесь друг другом. – Он вытер руки о штаны и взял бутылку рома из шкафчика. – Кевин пьет пальмовое вино домашнего изготовления. Обжигает внутренности быстрее, чем морская медуза. – Он окликнул собаку, спавшую под столом: – Пошли.

Собака вскочила на ноги, потянулась, зевнула и вышла за Трисом через кухонную дверь.

Когда калитка была закрыта и звуки шагов Триса замерли вдали, Сандерс произнес:

– Неплохо с его стороны.

– Что?

– Оставить нас наедине.

Он протянул руку через стол, чтобы взять ее руку в свою. Гейл не выдернула свою руку, но и не ответила на его прикосновение.

– Трис был женат, – проговорила она и затем рассказала ему историю, которую поведал ей Коффин.

Пока Сандерс слушал, он вспомнил свою беседу с Трисом и понял: то, что казалось ему дружеским советом, было искренней, сердечной заботой. Трис пытался увести его от того отношения к жизни, которое когда-то избрал для себя сам и которое навсегда лишило его надежды на радость. Поняв это, Сандерс почувствовал холодный страх, никак не связанный со страстью к приключениям.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Она кивнула. На ее глаза навернулись слезы.

– Пошли спать.

Он поднялся и составил посуду в раковину, затем вернулся и повел Гейл в спальню.

Впервые ему не удалось ее возбудить. Через некоторое время он перестал пытаться и спросил:

– В чем дело?

– Сожалею... Я не могу. – Она отвернулась от него и прижалась к стене.

Сандерс долго лежал без сна, прислушиваясь к звуку работающего компрессора на улице. Постепенно ее дыхание стало ровнее и глубже, и вскоре она крепко спала.

Сексуальный порыв Сандерса не был простым желанием: он чувствовал, что ему необходимо выразить свою любовь к Гейл, успокоить, оберечь ее. Но она его не хотела, по крайней мере, не нуждалась в том, что он хотел дать ей, и Сандерс вдруг почувствовал себя обиженным на Триса. Трис не рассказывал им о жене, даже не предполагал, что они знают о его личной жизни, но каким-то образом он, его прошлое, его неизбывная печаль встали между ними. Сандерс понимал, что его досада ни на чем не основана, но не мог подавить ее.

Наконец он заснул. Он не проснулся, когда в тишину ночи ворвались новые звуки – шум автомобильного двигателя, шелест покрышек по гравию.

Лишь ветер разбудил его утром – ветер, свистящий сквозь занавеску и хлопающий ставнями, дующий с моря и набирающий силу, переваливая через скалы.

Трис сидел в кухне, просматривая старые газеты. Сандерс не стал спрашивать, не нашел ли он там чего-нибудь новенького; отныне он знал, что Трис говорит только тогда, когда у него возникает в этом надобность. Поэтому все, что он счел нужным произнести, щелкнув по стеклу барометра, было:

– Вы оказались правы.

– Да. Дует весьма сильно. Но здесь хуже, чем внизу. С нами все будет в порядке.

Сандерс взглянул на часы: половина седьмого.

– Когда вы хотите выйти?

– Через полчаса или сорок минут. Если ваша девушка хочет поесть, лучше уже разбудить ее.

– Хорошо, – Сандерс все же не смог удержаться от любопытства. – Что нового?

– Ничего особенного, ничего, что привело бы нас к чему-нибудь значительному. Дневники... Боже, если слушать россказни этих матросов, так подумаешь, что на каждом корабле был по крайней мере чертов Форт-Нокс!

Путешествие вдоль южного берега оказалось нелегким. “Корсар” шлепался о бушующие волны, кренясь и содрогаясь, оставляя за собой пенный шлейф; струи воды захлестывали нос и били в стекла иллюминаторов. Собака, безуспешно пытавшаяся устоять на носу, улеглась в сухом уголке и взвывала всякий раз, когда ее тело ударялось о качающуюся палубу.

Дэвид и Гейл стояли в кокпите рядом с Трисом, удерживаясь за надстройку.

– Мы сможем нырять? – усомнился Сандерс.

– Конечно. Это всего двадцать узлов, но мы встанем на якорь с подветренной стороны рифа и пойдем на дно.

– Что будет, если якорь не удержится?

– Тогда “Апельсиновая роща” станет владельцем новехонького кораблекрушения.

Когда они оказались в створе “Апельсиновой рощи”, Трис направил лодку к берегу. Волны обрушивались на риф и разбивались о него на пенистые языки.

Сандерс ожидал, что, как всегда, Трис аккуратно будет выбирать путь среди рифов. Вместо этого он отходил от рифов в сторону моря на несколько секунд, изучал течения и характер волн, а затем прибавлял скорость и проскакивал через первый же просвет между рифами.

– Держитесь крепче, – предупредил Трис, – она собирается брыкаться.

Лодка дернулась в сторону линии рифов. Попав на вершину волны, корма накренилась вправо; Трис круто закрутил руль вправо, и лодка выпрямилась. Он ввел лодку назад в течение пары секунд, затем добавил обороты и ринулся ко второму рифу.

К тому времени когда они прошли все рифы и плыли с относительно спокойной подветренной стороны, Сандерс ощутил, как пот струйками стекает с его висков под ворот водолазного костюма.

– Береговой вал, – сказал Трис. Он заметил, что одной рукой Гейл все еще цепляется за ручку на консоли, и похлопал по ней: – Все в порядке.

Она ослабила руку и неуверенно усмехнулась:

– Ура!

– Я должен был предупредить вас. Это – единственный способ пройти мимо этих сволочных рифов при таком состоянии моря. Если правильно рассчитать время, остается глубина, достаточная, чтобы пройти над скалами. Но если вы пытаетесь проложить путь между рифами, волны обязательно начнут швырять судно о рифы.

Им не пришлось болтаться в ленивой зыби, дожидаясь Коффина. Увидев лодку сквозь рифы, он перескочил низкую линию волнореза и поплыл к ним.

– Извини, что опоздали, – сказал Трис, втаскивая Коффина в лодку. – Нас немного постукало.

– Представляю. Якорь на подветренной стороне?

– Да. Не хочешь ли промокнуть сегодня? У девушки что-то с головой не в порядке.

– Мне бы хотелось.

Трис повернул лодку в направлении рифов. Коффин прошел вперед и осмотрел якорные цепи.

– Левый борт и правый борт? – спросил он.

– Да, с помощью милосердного Христа. Я буду кричать.

Трис прогнал лодку через две первых линии рифов, затем замедлил ход, приблизившись к третьей линии. Лодку беспорядочно бросало вверх и вниз, и Коффин, используя толстые коричневые пальцы ног как стабилизаторы, сгибал и разгибал колени, чтобы погасить удары движущейся лодки, удерживаясь на носу.

Наблюдая, как Коффин сохраняет равновесие, Сандерс улыбнулся и покачал головой.

– Что? – спросила Гейл.

– Я просто вспоминаю. Когда Трис впервые сказал, что Коффин собирается нырять, я спросил его, будет ли от Коффина хоть какой-нибудь прок. Погляди сейчас на него. Если бы это я был там, то искупался бы за бортом уже не меньше дюжины раз.

Гейл взяла его за руку.

– Правый борт! – крикнул Трис.

Коффин забросил якорь на риф, моток веревок у его ног выскочил за борт. Трис уменьшил обороты и позволил лодке скользить назад, пока веревка не натянулась. Коффин положил ладонь на извивающуюся веревку и сказал:

– Хорошо зацепилась.

Трис направил лодку вперед и начал тащить вверх якорную веревку. Он крикнул:

– Левый борт!

И Коффин забросил другой якорь.

Когда обе якорные веревки были натянуты, Трис повернул ключ, и мотор замер, слышны были лишь звуки волн, разбивающихся о рифы, шум ветра, свистящего над водой, и шлепки корпуса, ударявшегося о поверхность воды.

Трис сказал Коффину:

– Ты хотел Деско.

– Ну да. Не желаю, чтобы бутылка стукалась вокруг, во всяком случае, не при такой волне.

Трис прикрутил три воздушных рукава к компрессору, проверил уровень топлива и давление масла и завел компрессор.

Когда они одевались, Трис сказал Гейл:

– Не скажу, что в этом есть необходимость, но вы могли бы потренироваться.

Он снял ружье с рулевой консоли, выложил все пять патронов себе на ладонь и передал ружье Гейл.

– Сейчас все будет готово. Все, что вам нужно сделать, – это оттянуть назад переднюю рукоятку и нажать на курок.

Гейл держала ружье с отвращением, как если бы в ее руках была змея. Бессознательно уголки ее рта опустились, и она нахмурилась. Она оттянула затвор, нажала на курок – раздавался металлический щелчок.

– Во что я должна прицеливаться?

– Вы не будете целиться. Держите его у бедра. Если вы поставите его себе на плечо, ощущение будет такое, будто вам оторвало руку. Стреляйте в направлении того, во что вам хочется выстрелить, и если этот предмет достаточно близко от вас, он разорвется на куски.

Трис взял ружье и заложил пять пуль в магазин.

– Я не смогу, – сказала Гейл.

– Посмотрим. Стоит одному из маньяков Клоше подойти к вам, размахивая мясницким ножом, и вы обнаружите, что можете делать самые невероятные вещи. – Трис увидел, как на ее лице промелькнуло отчаяние. – Как я уже сказал, вам совсем не обязательно будет его использовать. Похоже, что наибольшая ваша забота будет заключаться в том, как бы сохранить в себе съеденный утром завтрак.

Трис спустился вниз, вернулся с шестью старыми, разномастными перчатками от водолазных костюмов и побросал их на перекладину.

– Найдите себе подходящие, – сказал он, обращаясь к остальным. – Придется хвататься за скалы, чтобы удержаться на месте. И убедитесь, что имеете достаточный вес: лучше падать камнем на дно, чем удариться о днище.

Они перевалились через борт. Сандерс начал подыматься к поверхности, чтобы очистить маску, но быстро изменил намерение: волны швыряли его тело из стороны в сторону, пронося всего в нескольких дюймах от раскачивающегося корпуса. Он выдохнул и быстро стал падать на дно. Стоять на песке было почти невозможно, течение здесь было менее сильное, чем на поверхности, но все же достаточное, чтобы таскать его взад и вперед, как сено во время шторма. Сандерс упал на колени и пополз в сторону рифа. К нему быстро спускался Трис, таща за собой два холщовых мешка и трубку воздушного лифта.

Волны возле рифа были пострашнее – они покрывали с головой, вызывали появление донных водоворотов, толкавших ныряльщиков на скалы. Сандерс пытался останавливаться перед рифом, но ничего не получалось. Его ударило бедром о скалу, и он упал вперед лицом на жесткие отростки кораллов. Он вслепую выкинул руку вперед, стукнулся обо что-то и схватился за край коралла. Без резиновой перчатки рука была бы поранена. Его тело зависло горизонтально по течению; он видел Триса и Коффина, лежавших лицами на песке, они, очевидно, находились вне зоны волнения и уже копали песок с помощью воздушного лифта.

Сандерс начал подтягиваться вперед, передвигая руки по очереди, пока не добрался до дна рифа. Он распластался рядом с Коффином. Хотя его ноги все еще оттягивало в сторону рифа, он обнаружил, что, вдавив колени в песок, может сохранять относительно устойчивое положение. Коффин передал ему мешок, а затем первые несколько горстей ампул.

В течение часа они наполнили все три мешка по шесть раз. Сандерс шесть раз поднялся на поверхность, борясь изо всех сил, чтобы удержаться на качающейся платформе и чтобы его не снесло под лодку, пока Гейл опустошала мешки. Он продрог и устал, начали болеть и его пазухи. Каждый спуск был труднее предыдущего, занимал больше времени, так как уши отказывались очищаться, а пазухи над глазами скрипели, протестуя.

Сандерс жестами попросил Коффина поменяться с ним местами, сделать за него несколько следующих подъемов наверх; Коффин согласился. Сандерс лежал ничком у края ямы, которую раскапывал Трис, и, как только воздушный лифт выбрасывал ампулы, хватал стекляшки, прежде чем их могло унести мимо.

Прошел еще один час – семь походов наверх, Коффин и Сандерс снова поменялись ролями. Поднимаясь с мешками, Сандерс взглянул на часы: почти одиннадцать.

Он держался за платформу и ждал, когда ему вернут мешки. Когда Гейл протянула их ему, он поднял дно своей маски и сказал:

– Сколько?

– Я не могу сосчитать. Шесть – восемь тысяч, а может, и все десять. Я перестала считать после пяти тысяч; вы таскаете их очень быстро.

Сандерс провел еще пять подъемов с мешками и почувствовал в результате такую глубокую физическую усталость, какой не испытывал за всю свою жизнь. Нельзя было определить, какая именно боль или неудобство хуже других; все тело было истерзанным, даже пальцы на ногах постоянно сводило судорогой, что заставляло его периодически дергаться. Держась на поверхности, он смотрел вниз и рассчитывал, сколько времени займет у него поход на дно на этот раз; его последний спуск прошел слишком медленно, и, когда он поднялся на риф, его ждало уже столько ампул, что ими мгновенно заполнили все мешки.

Он заставил себя спуститься, преодолевая боль, и выполз на риф. Только он пристроился возле ампул, как волна накрыла его. Сандерс попытался уцепиться ногами за дно, но, не успев коснуться дна, ударился о скалу. В последние секунды перед тем, как стукнуться о риф, он поднял руки в перчатках на уровень лица и встал на колени, надеясь принять удар на руки или на ласты.

Сперва он ударился правым коленом, и в том месте рифа, на которое пришелся удар, что-то подалось назад и сломалось. Затем его повернуло, и он проехался ягодицами по скале, при этом голова резко дернулась назад. Мускулы шеи выдержали сопротивление, но головой он стукнулся, не сильно, правда, так как что-то смягчило удар. Он пытался зацепиться за что-нибудь руками и нащупал часть скалы, оторвавшейся от основного массива и начавшей скатываться по поверхности рифа, увлекая за собой другие обломки.

Волна прошла, и Сандерс лежал на поверхности рифа, тяжело дыша и оценивая повреждения, полученные его ноющим телом. Кое-где возникли новые очаги боли, но ни один из них не казался более сильным, чем те, которые он получил ранее. Он буквально по дюймам сползал по скале, проверяя каждое место захвата, прежде чем передвигаться к следующему. Взглянув налево от себя, он увидел что-то сверкающее где-то внутри рифа, причем этот блеск исчезал, как только солнечный луч перемещался. Предмет находился в нише глубиной не менее двух футов. Другой луч света погружался в отверстие – и снова возникала вспышка.

Сандерс отклонился от рифа, зацепившись одной ногой за валун, а рукой ухватившись за кусок коралла. Он сделал взмах, чтобы привлечь внимание Триса, но взор того был прикован к яме, заполненной ампулами. Дэвид ждал, зная, что Коффин обязательно поглядит наверх, когда заметит, что ампулы, переданные им Сандерсу, не собраны, и минутой позже он действительно увидел глаза Коффина. Он указал на Триса и на дыру в рифе. Коффин постучал Триса по плечу, тот взглянул вверх, прислонил воздушный лифт к рифу и поплыл к Сандерсу.

Облако на время заслонило солнце, тень прошла по дну, затемнив воду и сделав песок сероватым. Трис взглянул на Сандерса, поднял брови и губами изобразил слово “что?”.

Сандерс приблизил ладонь к глазам Триса, затем указал на поверхность, как бы говоря: “подождите, пока солнечные лучи снова не попадут в ямку”.

Трис подождал, посмотрел, кивнул, сделал Сандерсу знак “о'кей” и всунул в отверстие правую руку.

Сандерс следил за лицом Триса, пальцы которого исследовали дно ямки; глаза Триса сощурились, брови сдвинулись.

Внезапно он широко раскрыл глаза и закричал от боли и испуга. Он попытался вытащить руку из ямки, но что-то его там удерживало. Его плечо стукнулось о коралл, и Сандерс увидел, как оно подергивается. Затем, скрипя зубами и упершись другой рукой в скалу, он подался назад. Рука высвободилась, таща за собой извивающееся, скрученное туловище мурены, челюсти которой намертво вцепились в мясистую плоть между большим и указательным пальцами.

Трис снова закричал что-то совершенно неразборчивое и левой рукой схватил мурену позади головы. Но ее скользкое туловище, не сдерживаемое теперь рифом, неистово извивалось, стараясь высвободиться. Мурена задрожала и, мерцая зеленым светом, завязалась в узел; используя тело как собственный якорь, голова пыталась протянуть руку Триса через этот узел.

Трису не удавалось захватить ее голову, поэтому он бесцельно бил ее по туловищу левой рукой. Но мурена не отвечала на удары: мало-помалу ее загнутые назад зубы втягивали в рот его руку.

Прижавшись к рифу и рефлекторно отклоняясь, Сандерс вспоминал размеры мурены, которую они видели прошлой ночью. Голова у той была в два-три раза крупнее. Затем Сандерс увидел оторванный кусок плоти – дырку в виде полумесяца в резиновой перчатке, разорванные в клочья, развевающиеся полосками зеленоватые куски кожи, хлещущую в воду кровь.

Мурена развернулась, проглотила отхваченный кусок и бросилась атаковать среднюю часть тела Триса. Трис увернулся, и его левая рука сомкнулась на теле мурены в четырех-пяти дюймах от головы. Голова обернулась, челюсти клацали в воде, стараясь укусить. Трис поместил израненную руку перед левой и сильно сжал, отчего из раны хлынула потоками кровь. Не обращая внимания на извивающееся тело, он прижал голову мурены к скале и раздавил ее. Тело дважды дернулось и застыло. Трис разжал израненную руку, и мурена медленно пошла к песчаному дну.

Трис указал на Сандерса, затем на ямку в рифе, пытаясь сказать таким образом, что необходимо туда залезть и извлечь блестящий объект. Не раздумывая, испуганный Сандерс замотал головой, отказываясь. Трис ткнул указательным пальцем левой руки в грудь Сандерса и снова указал на отверстие: “сделай это!”

Сандерс полез в отверстие. Он закрыл глаза, слыша только свой учащенный пульс и затрудненное дыхание и боясь внезапного импульса боли. Его пальцы медленно ползли вниз по кораллу, не чувствуя ничего, кроме мягкого песка. Ничего. Во время своей сумасшедшей пляски мурена, возможно, еще глубже закопала объект в песок или отбросила его дальше. Плечо Сандерса уперлось в стену пещеры, и он не мог продвинуться дальше. Пальцы дергались вправо и влево, царапали дно и нащупывали только гальку и обломки коралла. Затем ему наконец-то попалось что-то твердое. Он напрягся, опираясь на коралл, пытаясь продвинуться на столь необходимые полдюйма, и умудрился кончиками пальцев, как клещами, зажать этот объект. Он подтянул его ближе, уронил, нашел снова и зажал покрепче.

Вынув руку из пещеры, Сандерс открыл глаза. Он был один. Воздушный лифт катился по поверхности рифа, испуская пузырьки; кучка ампул лежала на песке нетронутая. Взглянув вверх, он увидел Триса и Коффина на поверхности. Трис оттолкнулся и исчез в лодке.

Сандерс разжал кулак и взглянул на предмет, лежащий у него на ладони. Это была золотая фигурка распятого Христа, высотой в пять дюймов. Ногтями на руках и ногах служили красные драгоценные камни, глаза были голубыми. Сандерс перевернул фигурку и увидел выгравированные на основании креста буквы “Е. F.”.

Трис наклонился над краем борта, в то время как Коффин перевязывал марлей его израненную руку.

Сандерс поднялся на платформу и снял маску.

– Ну что, плохо?

– Нет. Спасибо милостивому Иисусу за эту перчатку. Главная проблема с этими ублюдками – не подхватить инфекцию.

– Вы наложили что-нибудь на рану?

– Да. Сульфамид. Забудьте об этом. Что вы нашли? Сандерс перелез через перекладину и подал Трису распятие.

Трис осмотрел его, заметил инициалы, затем отодвинул его на несколько дюймов от глаз.

– Бог мой, да это произведение искусства.

Гейл тоже наклонилась, стараясь не помешать Коффину, и вгляделась в фигурку.

– Она прекрасна.

– Она более чем прекрасна. Видите рубины на руках и ногах? Испанцы почти никогда не использовали рубины. Они любили изумруды – зеленый цвет представлял инквизицию. Они спорили о рубинах около ста лет, если не больше. И начали использовать их позже, в начале восемнадцатого столетия, но только для короля. Другая особенность – здесь нет креплений.

– Креплений?

– Устройств, скрепляющих все части вместе. Она не было отлита целиком, в то время не существовало необходимой техники. А здесь нет никаких штифтов, гвоздей или шпеньков. Это как китайская головоломка: множество деталей, которые подходят друг к другу и держатся только в том случае, если вы собираете их в правильном порядке. Поглядите поближе: видите тончайшие линии в толщину человеческого волоса там, где соединяются детали? Наш друг Е. F. был или очень богат, или очень дорог тому, кто очень богат.

Коффин разорвал конец бинта на две полоски и завязал их узлом.

Трис согнул ладонь и невольно скривился.

– Неловкий идиот!

– Может быть, нужно обратиться к доктору? – спросила Гейл.

– Только если начнется гангрена. Трис оттолкнулся от планшира и выпрямился. Он поднял перевязанную руку и сказал Сандерсу:

– Видимо, вы не единственный тупой сукин сын на этом судне. Если бы это был Перси, сейчас он бы уже дожевывал мою шею.

– Я уже об этом подумал, – заметил Сандерс.

– Адам, – сказал Трис, – вы с Давидом спуститесь за последними ампулами и аппаратом. Устроим себе отдых до темноты.

– Ты собираешься нырять снова? – спросил Коффин. – С такой рукой?

Трис кивнул.

– Пойду домой и напялю что-нибудь, чтобы не мочить руку. Это единственное, что можно еще сделать сегодня, и к тому же это поможет держать аппарат.

Они набрали еще три мешка ампул, подняли якорь и пересекли рифы, чтобы высадить Коффина на берег.

– Я могу остаться, если хочешь, – сказал Коффин Трису. – Вы не сможете упрятать стекло в пещеру, когда у девушки болит голова, а у тебя – рука.

– Нет. Отдохни. Я позвоню Кевину, и он поможет.

– Кевин! Ты доверяешь ему?

– Да. Он может снять монеты с глаз мертвеца, но он хорошо относится ко мне.

– Тебе так кажется?

– Не начинай еще и ты. Достаточно с меня и того, что я должен беспокоиться о старине Дэвиде, который сердится на меня всякий раз, когда я не так дыхну. – Трис заметил, что Сандерс услышал его реплику, и улыбнулся. – Извини. Ты становишься лучше с каждым днем, в этом я уверен.

Трис остановил лодку ярдах в пятидесяти от пляжа.

– Ну вот, Адам. Не хотелось бы оставлять ее в полосе прибоя.

– Нет проблем. – Коффин поглядел на волны. – Все еще дует довольно здорово.

– Да, но он переменил направление на западное. Будет прекрасный вечер для погружения.

– В какое время?

– Давайте в семь. На этот раз будем пунктуальны.

– Хорошо.

Коффин вылез из мокрого костюма и нырнул в воду.

На обратном пути в Сент-Дэвидс Дэвид и Гейл считали ампулы. Она уже разложила их в сто пластиковых мешочков, по пятьдесят штук в каждом, но оставалось еще в два или в три раза большее количество – они лежали на скамейках, были завернуты в полотенце, заполняли ржавую раковину. Чтобы не разбить ампулы, Трис не прибавлял скорость, позволяя лодке тащиться в перекатывающихся волнах.

Они считали и упаковывали ампулы еще полтора часа после того, как Трис поставил “Корсар” носом в док.

Когда они развязали последний мешок, Сандерс сказал:

– Ну вот, двадцать три тысячи двести семьдесят.

– Значит, в целом примерно двадцать восемь тысяч. – Трис поглядел на кипы пластиковых мешочков на палубе. – Компания по производству пластиковых мешков обогатится за наш счет.

Гейл сделала расчеты в уме.

– При такой скорости, даже если мы будем поднимать по пятьдесят тысяч в день, нам потребуется еще девять или десять дней работы.

– Да, и этого времени у нас нет.

После ленча Трис вышел из дома и спустился с холма. Гейл стояла у раковины, перемывая посуду. Сандерс подошел к ней сзади, обнял ее за талию и потерся губами о ее шею.

– У него уйдет не менее двадцати минут на спуск и возвращение, – сказал он. – Мы можем многое успеть за двадцать минут.

Она прильнула к нему:

– Ты так думаешь?

– Пошли.

Он взял ее за руку и повел в спальню.

Они ласкали друг друга со спокойной, нежной страстью. Когда все кончилось, Гейл увидела, что глаза Дэвида увлажнились.

– В чем дело? – спросила Гейл.

– Ни в чем.

– Тогда почему ты плачешь?

– Я не плачу.

– Хорошо, ты не плачешь. Почему же у тебя мокрые глаза?

Сандерс начал было отрицать, что у него мокрые глаза, но потом перекатился на спину и сказал:

– Я думал, как я счастлив... и как бы это было, если бы ты умерла и я знал, что никогда снова не буду держать тебя в объятиях. Я думаю, как же он может жить со всем этим.

Гейл дотронулась до его губ:

– Наверное, ты жил бы воспоминаниями.

Они услышали, как открылась дверь в кухню. Сандерс встал с кровати и натянул плавки.

На кухне вместе с Трисом стоял Кевин. Его огромный коричневый живот свисал над тесноватыми шортами, закрывая их почти полностью. Из другой одежды на нем была лишь пара пыльных старых коричневых ботинок с загнутыми носами, без шнурков. Взгляд его излучал сильнейшее отвращение ко всему окружающему.

Трис похлопал Кевина по мясистому плечу и сказал Сандерсу:

– Он не может дождаться, когда настанет время погрузить весь этот жир в соленую воду. Настоящий морской конек. Когда состоялось твое последнее погружение, Кевин? В пятьдесят пять, так, что ли?

Кевин проворчал что-то весьма мрачно. Они пошли по тропинке к причалу. Когда Кевин увидел ампулы в лодке, глаза его расширились.

– Дьявол, – сказал он, – это все?

– Нет. Это то, что мы пока успели найти. Там осталась еще чертова прорва.

– Сколько?

– Кто знает? – сказал Трис, посмеиваясь. – Здесь все зависит от тебя. – Он включил компрессор.

Сандерс надел свой водолазный костюм, липкий и холодный.

– А что там с твоим другом внизу – Перси?

– Он, вероятно, спит в своей норке. Но ты все равно можешь бросить ему рыбешку.

Сандерс поглядел на забинтованную руку Триса.

– Я не должен скармливать ее из собственных рук, не так ли?

– Нет, просто накрой ею отверстие или положи рядом. Он учует запах.

Сандерсу с Кевином потребовалось два часа, чтобы поместить ампулы в пещеру. Сандерс замерз и устал, но на Кевина, на котором не было ничего, кроме купального костюма и пояса с тяжестями, – ни водолазного костюма, ни ластов, – казалось, совершенно не действовали ни вода, ни работа.

Ухватившись за платформу и отдыхая на поверхности несколько минут перед тем, как взобраться в лодку, Сандерс увидел, как Кевин взял последний мешок с ампулами у Триса и, не говоря ни слова, погрузился снова.

– Я думал, он не любит воду. А он просто машина. – Он ненавидит воду, – сказал Трис, – но вы задаете ему работу, и тут он становится машиной. Если мне предстоит тяжелая спасательная работа, я беру в помощники именно его, у него мощность не менее десяти лошадиных сил и столько жира, что он никогда не мерзнет. Он, некоторым образом, представляет парадокс: жаден адски, но столь угрюм, что не может работать с людьми, которые имеют деньги, чтобы расплачиваться с ним.

– Вы платите ему за это?

– Да. Он запрашивает сто долларов, я предлагаю двадцать, и мы соглашаемся на пятидесяти.

– Неплохой заработок?

– Нет, но он очень доволен. Я мог бы нанять разных идиотов за пятерку в час, но у них та же работа займет целый день, затем они уходят пить за свои успехи и болтать на весь остров о том, чем они заняты. Кроме того, у Кевина нет здесь большого выбора работ.

Сандерс взобрался на лодку и расстегнул молнию на своем водолазном костюме. Его руки и грудь покрывала гусиная кожа.

– Поднимитесь и примите душ, – сказал Трис. – Мы с Кевином все закончим.

Сандерс поежился.

– Да, пойду, пожалуй.

Трис взял водолазный жакет Сандерса и повесил его на угол крыши дока:

– Солнце высушит и прогреет его до вечера.

Прогулка на холм немного согрела Сандерса, но он все еще дрожал, когда подходил к дому. Он налил себе виски и взял стакан с собой в душ.

Когда Сандерс закончил мыться, он пошел в спальню. Проходя мимо, он заметил, что Трис в кухне. Дэвид тихо, чтобы не будить Гейл, открыл дверь в спальню, натянул брюки и положил в карман бумажник.

Трис сидел за кухонным столом со стаканом рома справа, пачкой газет слева и золотым распятием прямо перед собой.

Сандерс плеснул себе еще виски.

– Сколько вы сказали? Пятьдесят?

– Да.

Сандерс вынул из бумажника две десятки и пятерку и положил деньги на стол:

– Наша доля.

Трис изучил банкноты и сказал:

– Все верно. – Он дотронулся пальцем до распятия. – Вы нашли это и еще чертову уйму всего, вот ваша доля.

– Сколько оно стоит?

Сандерс не имел ни малейшего представления о цене испанского золота. Одного золота там было, возможно, семь или восемь унций, может быть, на тысячу двести долларов. Камни были крошечными.

– Ориентировочно? Если мы хотим продать его, если мы сможем его продать, если у нас будет открытый рынок, то ориентировочно – сто тысяч долларов.

– Господи боже! – Рука Сандерса дрогнула, и он расплескал виски по столу.

– Не торопитесь их растрачивать, потому что скорее всего вы никогда их не увидите. Прежде чем мы получим хоть фартинг, мы должны вытащить все наверх, оценить, доложить обо всем чертову правительству, решить, хотим мы продать все или часть, торговаться с подонками, что займет целые месяцы, и тогда, может быть...

– Все же сто тысяч! Чем определяется цена?

– В основном, вознаграждением, и это еще одна проблема. Величину вознаграждения установить трудно, это вещь субъективная. Какова цена мастерства? – Трис положил распятие себе на ладонь. – Черт подери, эти датские евреи были настоящими искусниками!

– Датские евреи? Я думал, что эта вещь из Южной Америки.

– Так и есть. Но большинство вещей тонкой ювелирной работы по заказу королевских семей делалось датскими евреями, их нанимали испанцы и отправляли на кораблях в Новый Свет. Испанцы и индейцы не могли выполнять работы такого уровня. Кроме того, вы платите за происхождение. Но при этом необходимо выяснить это чертово происхождение.

– Почему?

– Как я уже говорил вам прежде, ребята производят эти вещи сплошь и рядом и выдают их за испанские. Вы должны доказать, по-настоящему доказать их происхождение. – Трис хлопнул рукой по стопке бумаг. – Поэтому нужно опять копаться в этих окаянных документах.

– Е. F. – это имя, правильно?

Трис взглянул на Сандерса так, как будто тот произнес фразу, свидетельствующую о его необычайной глупости. Сандерс вспыхнул.

– Я имел в виду... это отличается от букв “D. G.” на монетах.

– Да, это имя. А здесь у меня хранятся имена всего испанского дворянства конца семнадцатого и начала восемнадцатого столетий. Отсюда следует начинать поиски.

– Могу я помочь?

– Нет. Нужен опытный глаз, чтобы знать, что именно искать. – Трис отдал распятие Сандерсу. – Вот задача для вас: догадайтесь, как разбирается на части мистер Иисус.

Сандерс поднес распятие ближе к глазам. Он увидел линию толщиной в волос между шеей Христа и его плечами и попытался повернуть голову. Она и не пошевелилась.

– Я не знаю, с чего начать.

Он отхлебнул глоток виски и не смог подавить зевок.

– Лучшая вещь, которую вы смогли бы сделать, – сказал Трис, – это свалиться часика на два. Сейчас три тридцать; мы должны отплыть в шесть. Даже раньше, если бриз не ослабеет.

– Вы правы.

Сандерс допил свой стакан и пошел в спальню.

Гейл лежала, свернувшись комочком, как ребенок, на своей стороне кровати, похрапывая через заложенные пазухи.

Сандерс перешагнул через сброшенные брюки и тихонько пробрался в постель. Он раздумывал, не положить ли ладонь на нос Гейл, чтобы заставить ее переменить положение и, возможно, прекратить тем самым ее храп хотя бы ненадолго, чтобы он успел уснуть. Но ведь он мог и разбудить ее при этом.

Следующее, что он осознал, был Трис, он стучал по его плечу и говорил:

– Пора снова промокнуть.

Ветер переменился на западный и ослаб до состояния приятного бриза, и, медленно проплывая вдоль южного берега в свете заходящего солнца, они могли легко различить линии рифов. Трис передал Сандерсу руль и велел просто держать постоянный курс. Сам он спустился вниз, порылся в нескольких коробках и возвратился с тонкой резиновой кухонной перчаткой и несколькими эластичными лентами.

– Нельзя держать больную руку в этой перчатке, – сказал Сандерс.

– Верно.

Трис положил перчатку на бортовой выступ, вынул нож из висевших на стене ножен и отрезал все пальцы перчатки. Он протянул перчатку Гейл, и она держала ее на весу, пока он осторожно засовывал в нее свои пораненные пальцы. Стянув запястье эластичной лентой, он закрепил таким образом перчатку, а затем надел верх водолазного костюма и наконец резиновую перчатку ныряльщика.

– Вы собираетесь нырять? – спросила Гейл.

– А как ваша голова?

– Более или менее.

– Я буду нырять. Не думаю, что смогу оставаться наверху, когда все вы, крупные специалисты, будете трудиться внизу. Мое воображение, боюсь, доведет меня до отчаяния. – Трис согнул пальцы, но не смог сжать кулак. – Немного воды мне не повредит.

Огни в клубе “Апельсиновая роща” ярко сияли в сумерках, лучи садящегося солнца окрашивали линию прибоя в розово-белоснежные цвета, но сам пляж оставался в тени, отбрасываемой стеной скал. Спокойное море позволило Трису подвести лодку на расстояние меньше двадцати ярдов до берега. Пляж был пуст.

– Где же он? – спросил Сандерс.

– Скоро придет. – Трис взглянул на часы. – Мы явились на пять минут раньше.

Они молча ждали, лодка мягко покачивалась на волнах. Каждую пару минут Трису приходилось включать двигатель, чтобы лодку не вынесло на берег. Небо быстро темнело.

В семь пятнадцать Трис сказал:

– Обычно он не опаздывает.

– Хотите, я пойду и проверю? – предложил Сандерс.

– Проверите что? Если он опаздывает, значит, опаздывает.

– Может, в отеле устроили ему взбучку за пользование лифтом или еще что-нибудь в этом духе?

– Хорошо.

Сандерс застегнул молнию на жакете водолазного костюма и надел ласты. Гейл сказала:

– Будь осторожен...

– Кого мне опасаться? На этом пляже нет никого, кроме крабов.

– Не знаю, но... пожалуйста.

– Хорошо.

Сандерс надел маску и прыгнул в воду.

В пяти ярдах от берега он почувствовал, что касается дна. Он снял ласты и маску и поплыл, рассекая невысокие волны. Выйдя на пляж, он оглянулся по сторонам. Видно было не меньше чем на милю в любом направлении, и, хотя свет был тусклым, он с уверенностью мог сказать, что на пляже никого нет. Он бросил ласты и маску у линии прибоя и отправился к темной стене скал, сливающейся наверху с темно-синим небом. Позади него, справа, желтый осколочек поднимался над горизонтом, – это была молодая луна. Он слышал глухие удары волн, шуршание песка и шепот ветра в листве на вершинах скал.

Вступив в область тени, Сандерс взглянул наверх; можно было различить прямоугольную клетку лифта, четко выделяющуюся на фоне чистого неба. Он подошел к основанию мачты лифта, намереваясь вызвать его вниз. Разглядеть мачту было трудно, и поэтому Сандерс использовал клетку лифта в качестве указателя. На полном шагу он споткнулся обо что-то и упал на колени.

Из-за темноты ничего не было видно. Все еще стоя на коленях, он обернулся и ощупал землю позади себя. Запах экскрементов хлынул ему в ноздри, и на миг он подумал, что упал на животное, справляющее свою естественную нужду. Затем его пальцы нащупали холодную плоть – руку. Сандерс быстро втянул воздух, почувствовал прилив страха и ощупал тело.

Нагнувшись поближе, он увидел остекленевшие, безжизненные глаза Коффина, уставившиеся в небо. Подсыхающая кровь капала у него изо рта.

Сандерс приложил пальцы к основанию шеи Коффина и попытался нащупать пульс – ничего. Он вскочил и бросился бежать.

Остановившись у края воды, чтобы только надеть ласты, он быстро нырнул в волны и с бешеной скоростью поплыл к лодке.

– Он мертв! – выпалил Сандерс, пока Трис втаскивал его в лодку, – Его, должно быть, сбросили со скалы. Трис сжал его запястье:

– Вы уверены?

– Абсолютно! Ни дыхания, ни пульса – ничего!

– Дерьмо! – Трис отбросил руку Сандерса. – Дерьмо!

Сандерс подумал: “Какой странный некролог – дерьмо. Но что еще можно сказать в таком случае?” Бранное слово было достаточно красноречивым, выразительно передавая злость и отчаяние. Он взглянул на Гейл. Все ее тело сотрясалось, она неровно дышала и всхлипывала. Ее глаза были устремлены на воду. Сандерс обнял ее, но она не реагировала даже на прикосновение его липкого, холодного костюма. Он слегка подул ей на волосы и прошептал:

– Все в порядке, все в порядке... Она взглянула на него без всякого выражения и бесстрастно проговорила:

– Я хочу уехать домой.

– Знаю, – ответил он.

– Я хочу уехать домой немедленно. Хуже, чем сейчас, быть уже не может.

Сандерс хотел что-то сказать, но Трис, глядя на скалы, заговорил первым:

– Нельзя ехать домой сейчас. Он уже готов сделать первый шаг к наступлению. Сандерс спросил:

– Какой шаг?

– Думаю, он считает, что его ныряльщики готовы; больше ему не нужны наши поиски. Мне казалось, что у нас есть еще немного времени, но теперь вижу, что его нет вообще.

Он выставил все рычаги управления на “полный вперед”. Двигатель заворчал, вода под винтом вскипела, и лодка понеслась к рифам.

Когда они добрались до рифов и бросили якорь, Трис спросил Сандерса:

– Она сможет нырять?

– Не уверен. Надо...

– Я могу нырять, – сказала Гейл, – не могу оставаться здесь одна. Я нормально спущусь, если у меня будет достаточно времени.

– Ненавижу оставлять лодку без присмотра, – сказал Трис. – Шарлотта не слишком искусно обращается с оружием. Но я не вижу выбора. Может быть, он еще не станет пытаться делать что-нибудь сегодня вечером; думаю, для того чтобы тряхнуть нас как следует, ему понадобится целый день.

Они оделись, и Гейл подсоединила свой регулятор к воздушному баллону.

– Вы двое захватите фонари, – сказал Трис. – Держите их у самого наконечника аппарата. Для сбора ампул используйте свободную руку. Я попытаюсь не опережать вас. – Трис запустил компрессор и перекинул шланг воздушного лифта через борт. – Иисус, какой шум производит это чудовище. Если бы не это проклятый лифт, мы бы его не включали и использовали бы только баллоны.

Они спустились в воду и включили фонари. Трис поглядел на Дэвида и Гейл, кивнул головой и нырнул.

Собака стояла на носу, наблюдая, как меркнет во тьме свет от фонарей, принюхиваясь к теплому ночному воздуху.

Сандерс и Трис достигли дна первыми. Гейл двигалась позади, спускаясь с той скоростью, с какой позволяли ее уши и пазухи. Воздух, который она вдыхала теперь, чем-то отличался от прежнего, казалось, он имеет легкий сладковатый привкус, но это не было неприятно, так что она продолжала спускаться на дно.

Они работали не на самом рифе, а примерно в десяти ярдах от маленькой пещеры, на новом скоплении ампул.

Свет фонаря Сандерса был постоянно направлен на наконечник воздушного лифта, и он вынимал из пещеры ампулы одну за другой.

Гейл устроилась на противоположной от Триса стороне пещеры и лежала на животе, поместив холщовый мешок рядом с собой. Она не чувствовала вообще никакого напряжения, никакого беспокойства; на самом деле она даже удивлялась своей невозмутимости. И когда воздушный лифт открывал артиллерийский снаряд, ее сознание отмечало такую находку как объект, а не как опасность.

Трис не утруждал себя извлечением артиллерийских снарядов. Он копал вокруг снаряда, и когда воздушный лифт обнаружил другой вид боеприпасов – длинную, толстую латунную коробку, он просто обошел ее тоже. Вскоре, однако, он уже не мог пренебрегать снарядами: они были повсюду, перемешанные с тысячами ампул. Трис просигналил, чтобы все двигались вправо, и, оттолкнувшись левой рукой от дна, отплыл на шесть или восемь футов в сторону. Сандерс следовал прямо за ним.

Гейл потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что они исчезли. Она изучала дырку в песке, думая о чем-то неопределенном, радуясь виду красивого желтого воздушного рукава, извивавшегося в воде рядом с Дэвидом. Ее глаза следили за рукавом, и когда наконец она увидела обоих мужчин, то осторожно пошла по песку, высвечивая своим фонарем игру красок на рифах.

Она не хотела направлять свет в новую ямку, которую копал Трис, предпочитая наблюдать за игрой двух желтых рыбок, плавающих вокруг рифа и сверкающих, когда на них падали лучи света. Но Сандерс, глядя на нее, постоянно указывал на воздушный лифт, поэтому она перевернулась и направилась ко дну. Она зевала, чувствуя себя в темной воде удивительно хорошо – тепло и уютно.

Сандерс, светя фонариком, сосредоточенно работал, стараясь собрать как можно больше ампул; его лицо почти касалось дна.

Трис первым заметил, что радиус света стал слишком малым. Он поднял голову от ямки и увидел, что свет от фонаря Гейл бессмысленно скачет в воде, раскачиваясь от поверхности до дна и из стороны в сторону.

К тому времени, когда Сандерсу вздумалось взглянуть вверх, Трис уже вскочил и с силой оттолкнулся в сторону Гейл, одновременно сдирая маску Деско со своего лица. Он выхватил фонарь из руки Гейл и осветил ее лицо: глаза у нее были закрыты, голова безжизненно свешивалась. Трис отбросил фонарь, вынул загубник из ее рта и стащил с нее маску. Затем под ставил, руку ей под голову и засунул ее лицо в маску Деско. Он поднял колено и осторожно надавил им на ее желудок.

Сандерс не знал, что случилось; все, что он видел, – это луч света от другого фонаря, лежавшего на песке. Он направил свой фонарь вверх и, заметив движение, устремился вслед за ним со дна. Руки Триса обхватывали голову Гейл. Слабые потоки пузырьков из маски, из загубника Гейл и изо рта Триса поднимались к поверхности.

Трис достиг платформы, выдохнул последний воздух и снял свою маску с лица Гейл. Он подтолкнул ее на платформу лицом вниз, выбрался сам и начал ритмично давить на ее спину.

Голова Сандерса прорезала воду. Он увидел Триса, стоящего на коленях, и услышал, как тот говорит:

– Ну, давай же... давай энергичней... вот так... вот так... оп!

Раздался какой-то сдавленный звук, затем всплеск, затем снова голос Триса:

– Ну вот так... еще разок... вот так... вот и хорошо... молодец, девочка... еще раз... все отлично.

Наконец Трис сел на пятки.

– Черт побери! Еще бы немного – и конец.

Сквозь туман полубессознательного состояния Гейл чувствовала царапающую боль в горле и ощущала вкус кислой рвоты. Ее тошнило; тяжелая, пульсирующая боль наполняла череп. Она слабо стонала, но услышала, как Сандерс спросил:

– Что случилось?

Затем она ощутила, что ее подняли, и голос Триса ответил:

– Узнаешь через минуту.

Трис положил ее на палубу на бок. Он наклонился над ней и большим пальцем приоткрыл ей глаз.

– Порядок? – спросил он.

Другой глаз казался тяжелым, но она с усилием открыла его и прошептала:

– Да.

Трис поднял трубку ее регулятор и поднес загубник к своему носу. Он надавил на кнопку очистки, и воздух из баллона хлынул в его ноздри.

– Боже. – Его лицо перекосилось от гнева. – Ей-богу, вы должны были уже давно пить чай с архангелом Гавриилом.

– Что это такое?

– Окись углерода.

– Выхлоп? Из компрессора? – спросил Сандерс.

– Не из компрессора. Я говорил вам, что он правильно вентилируется.

– Тогда откуда же?

– Кто-то знал, что делает, возможно, подкатил автомашину к воздухозаборнику.

– Пытались убить ее?

– Ее, или вас, или меня. Вряд ли они задумывались над выбором жертвы.

Сандерс взглянул на Гейл. Она опиралась на локоть, и ее голова безвольно висела, как если бы она ждала нового приступа рвоты.

Он повернулся к Трису и взорвался:

– Это все!

– Что все?

– Конец! С этим покончено! Мы проиграли, все зашло слишком далеко! Разверните вашу проклятую посудину и вывезите нас отсюда!

– Мы не можем, – с трудом проговорила Гейл. – Нет никаких...

– Нет, можем! Пусть он забирает все. Не все ли равно? Это лучше, чем...

– Успокойтесь, – сказал Трис.

– Не собираюсь успокаиваться! А если бы они убили ее, что тогда? Успокоиться? Оплакивать ее? – Сандерс почувствовал, что у него трясутся руки, и сжал их в кулаки. – Нет уж, благодарю. Хватит. Мы не дадим ему сделать следующую попытку. Мы уезжаем отсюда!

Сандерс прошел вперед к рулю и стал нащупывать приборную панель, чтобы найти кнопку стартера. Он десятки раз видел, как Трис запускает двигатель, но никогда не обращал внимания на то, что и как тот делает. Он нажимал одну кнопку за другой, но ничего не помогало.

– Вам нужно повернуть ключ, – сказал Трис бесстрастным голосом, как будто не происходило ничего особенного.

Сандерс нащупал ключ, но не стал поворачивать его. Он поднял глаза на Триса, спокойно стоящего на корме.

– У нас действительно нет выхода?

– Нет.

Двое мужчин смотрели друг на друга в течение нескольких секунд. Затем Трис нагнулся, дотронулся до плеча Гейл и спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше.

– Оставайтесь на палубе, дышите глубже. Ружье лежит у штурвала. Позвольте мне кое-что показать вам. – Он помог ей встать на ноги, подвел к компрессору и указал на гайку сбоку машины. – Видите это? Если заметите приближающуюся лодку, или услышите что-то, или если что-то покажется вам подозрительным, поверните гайку на пол-оборота вправо. При этом компрессор выключится и мы очень скоро окажемся на поверхности, обещаю вам.

– Хорошо. – Гейл помедлила. – Я хотела спросить вас...

– Что?

– Что вы будете делать с Адамом?

– Оставлю его там, где он лежит. Мы уже ничего не можем для него сделать; он ушел туда, куда шел.

– А как насчет полиции?

– Послушайте, девочка... – В голосе Триса прозвучала раздражительность. – Забудьте всю эту чепуху о законе и порядке. Никто не пожелает нам помочь. Если мы выживем – это будет только благодаря нам; если нет – это наша вина. Завтра утром кто-нибудь наткнется на Адама и вызовет полицию, и они приедут, воплощение бдительности, и увезут его, и запишут в своих маленьких карточках, что Адам ночью прогуливался по скалам – пьяный, добавят они, – и упал с обрыва. Если мы обратимся в полицию, они придут к такому же заключению, но при этом, чтобы соблюсти видимость работы, заставят нас торчать несколько дней у себя, отвечая на идиотские вопросы. Полиция – это трата времени.

Он знаком позвал Сандерса на площадку на корме. Когда оба собрали свое снаряжение, Сандерс сказал Гейл:

– Тебе будет лучше, если ты ляжешь.

– Я в порядке. Ты сам будь осторожен, – улыбнулась она.

Трис поднял два пальца – знак победы, Сандерс ответил тем же, и они спинами вперед прыгнули в воду.

Гейл следила за фонарем Сандерса, пока он спускался к фонарю, лежащему на дне, – ее фонаря. Тот фонарь подняли, и сразу два луча света стали передвигаться по дну, слабея и вновь ярко вспыхивая, когда туман из песка оседал на дно и вода вновь становилась прозрачной.

Гейл поежилась и взглянула вверх, на темные скалы. Она попыталась представить себе, как выглядит сейчас тело Коффина, засыпанное песком. Потрясла головой, чтобы отогнать от себя это видение, прошла вперед и взяла ружье, лежавшее на полке перед штурвалом. Села на перекладину и положила ружье к себе на колени, ненавидя его и боясь, но радуясь, что оно есть.

Вдруг сзади послышался всплеск. Гейл спрыгнула с перекладины, повернулась и вскинула ружье, прицелившись в воду. На поверхности воды показалась рука и подняла холщовый мешок, наполненный ампулами. Гейл опустила ружье и, дрожа, ухватила мешок. Сандерс приподнял маску.

– С тобой все в порядке?

– Да. – Она высыпала содержимое мешка на брезент, расстеленный по палубе. – Я просто чуть не застрелила тебя, вот и все.

– Если они появятся, вряд ли это будет подводная лодка, – сказал Сандерс, забрал у нее мешок и скрылся под водой.

Гейл встала на колени и начала считать ампулы, отыскивая их в темноте.

Сбор проходил медленно, ведь работали всего два ныряльщика. Каждый раз, когда Сандерс поднимался на поверхность, Трис переставал копать в яме, боясь, что найденные ампулы может унести течением. Ожидая возвращения Сандерса, он переместился к рифу и исследовал его с помощью воздушного лифта. Он пробовал в разных местах, находя то ампулы, то артиллерийские снаряды, то ничего вообще. Наконец он подошел к маленькой расщелине в рифе, где коралл отступил футов на пять от поверхности и образовал нечто вроде пещеры. Трис сконцентрировал свое внимание на пещере, дотрагиваясь воздушным лифтом до ее дна и наблюдая, как песок поднимается вверх по трубе.

Сандерс вернулся и коснулся плеча Триса. Тот кивнул, намереваясь возвратиться к участку с ампулами, и по привычке взглянул на часы. Рукав водолазного костюма закрывал циферблат, поэтому Трис подсунул аппарат под правую руку и пальцами правой руки отодвинул край левого рукава. Было одиннадцать часов.

Трис опустил рукав и хотел перекинуть воздушный лифт обратно в левую руку, но промахнулся: его забинтованная рука в резиновой перчатке среагировала недостаточно быстро, и аппарат упал на дно. Он ударился о песок и взбрыкнул. Трис прыгнул к нему, вытянув вперед левую руку, и взял под контроль. И туг он заметил блеск.

Пока аппарат скакал по дну, трубка передвигалась к правой стенке маленькой пещеры и, всегда жадная до песка, вырыла ямку по собственному почину. На дне этой ямки лежало нечто блестящее.

Трис передал Сандерсу свой фонарь и отодвинулся, чтобы можно было направить оба фонаря в ямку. Затем, как хирург, обследующий рану, он осторожно приблизил воздушный лифт к сверкающему пятну. Его левая рука находилась над песком на тот случай, если объект очистится и притянется трубкой лифта; с такой же целью его правая рука держала трубку приподнятой на фут ото дна, таким образом уменьшая мощность аппарата.

Это была сосновая шишка размером примерно в теннисный мяч, искусно выполненная из золота. Каждая из бесчисленных чешуек шишки была украшена крошечной жемчужиной.

Трис аккуратно очистил сосновую шишку от песка и поместил ее между фонарями. Пылинки песка, пролетающие между шишкой и светом, усиливали сверкание золота.

Холщовый мешок висел у Сандерса на поясе. Трис дотянулся до мешка, осторожно положил находку на самое дно и стал копать дальше.

Новая вспышка – полудюймовый кружок золота. Трис зажал его между пальцами и потянул; он не поддался. Трис сдунул еще слой песка и увидел, что этот кружок связан с другим кружком, а тот, в свою очередь, с третьим, образуя золотую цепь.

Когда они вырыли двадцать звеньев, Трису удалось вытянуть остальную цепь уже свободно, одной рукой. Цепь была длиной в шесть или семь футов. Трис указал на элегантную застежку на ее конце.

Сандерс пригляделся и увидел выгравированные инициалы “Е. F.”.

Трис копал еще несколько минут, но больше не нашел ничего. Положив цепь в холщовый мешок, он указал наверх.

– Будь осторожна с этим, – сказал Сандерс, передавая мешок Гейл. Он отдал ей один из фонарей. Услышав, что Трис появился на поверхности рядом с ним, он сказал: – Но почему мы ушли оттуда? Может быть, там есть еще.

– Вполне возможно, но уже слишком поздно, чтобы искать, и я не хочу оставлять внизу огромную канаву, чтобы завтра ее кто-нибудь нашел.

– Это невероятно! – вскричала Гейл, любуясь отражениями света от граней шишки, лежащей у нее на ладони.

– Выключите этот проклятый фонарь! – сказал Трис. Свет погас. – Кто-нибудь на скалах с биноклем может нас выследить не хуже, чем днем.

Трис забрался в лодку, отключил компрессор, велел Сандерсу перекинуть в лодку воздушные шланги и включил мотор. Он обернулся к Сандерсу, который аккуратно укладывал шланги на палубе.

– Не возитесь с этим. Просто бросьте их на палубу. Как только закончите, беритесь за руль.

Трис вступил на планшир и пошел вперед, нетерпеливо отгоняя собаку, путавшуюся под ногами.

Сандерс поднял воздушный лифт на палубу и втянул в лодку шланги.

– Беритесь за штурвал, – сказал Трис.

– Подождите секунду.

– Немедленно, черт подери!

Сандерс взглянул на Гейл и передал ей шланг:

– Вот, закончи с этим.

Он встал за штурвал.

– Прибавим скорости, – сказал Трис.

Сандерс повиновался. Трис вынул якорь на борт и прошел на корму. Спустившись в кокпит, Дэвид спросил:

– Почему такая спешка?

Трис не ответил. Он сменил Сандерса за рулем и пошел прямым ходом вперед.

На обратном пути в Сент-Дэвидс все молчали. Трис стоял за штурвалом, погрузившись в размышления. Дэвид и Гейл складывали шланги и пересчитывали ампулы.

Трис не сказал ни слова и дома, куда они добрались около часа ночи. Он налил себе стакан рома, выложил шишку и золотую цепь на кухонный стол и вытащил пачку документов из шкафчика. Когда Сандерсы пожелали ему доброй ночи, он только кивнул головой.

В четыре утра Трис разгадал инициалы Е. F.