"Кинжал и яд" - читать интересную книгу автора (Бенцони Жюльетта)МАРИЯ КРОВАВАЯ (МАРИЯ ТЮДОР) (1547 год)Король Генрих VIII умирал… Было 27 января 1547 года. В Вестминстерском дворце, словно бы отгороженном от мира густыми хлопьями снега, воцарилась тревожная тишина: все знали, что в своей роскошной спальне доживает последние минуты старый деспот. Встав на колени у изголовья его постели, в строгом платье, уже сейчас походившем на траурное, принцесса Мария смотрела на умирающего монарха, но на лице ее не отражалось никакого волнения или скорби. В детстве она горячо любила отца, восхищаясь его могучей силой и неистовой жаждой жизни, однако с тех пор прошло слишком много лет — слишком много было пролито крови и слез. В этих потоках растворилась и дочерняя нежность Марии. Всего лишь две недели назад в лондонском Тауэре прогремел выстрел, который оповещал, что на плаху упала голова молодого и прекрасного графа Суррея. Граф был виновен только в том, что хотел жениться на принцессе и посмел сказать ей об этом… Кроме того, у короля было слишком много жен! Мария так и не вышла замуж, зато в мачехах недостатка не испытывала: их у нее было целых пять. Внезапно умирающий слегка приподнял голову. Сначала он остановил взор на своей шестой и последней супруге, стоявшей справа от его постели. Тихая и кроткая Екатерина Парр сумела, в отличие от других, сохранить не только голову на плечах, но и трогательные привычки хорошей хозяйки дома. Однако король недолго смотрел на супругу — он перевел тяжелый взгляд налево, на свою старшую дочь. — Я знаю, Мария, что свое счастье всегда ценил больше вашего, — с усилием произнес он. — Я причинил вам великое горе и не дал мужа, хотя обязан был это сделать. И все-таки прошу вас обещать мне, что вы не оставите вашего брата и будете ему нежной и преданной матерью. Я поручаю его вашим заботам, ибо он слаб здоровьем и беззащитен… — Обещаю, отец. Побагровевшее лицо с выпученными глазами, уже отмеченное печатью смерти, прояснилось. Тяжелая рука приподнялась для благословения, но тут же упала на простыню: Генрих VIII скончался… Мария услышала, как рядом с ней захлебнулась в рыданиях младшая сестра Елизавета, прижавшись рыжей головой к шелковому покрывалу. Она увидела, как по другую сторону кровати вздрогнула Екатерина, но не смогла ничего прочесть в ее взоре — разве что некое облегчение… Поднявшись с колен, Мария вернулась в свою комнату и, бросив взгляд на собственное отражение в венецианском зеркале, невольно сдвинула брови. Она была свободна теперь… или почти свободна. Но куда ушла ее юность?! Из зеркала в серебряной раме на нее смотрела невысокая и стройная женщина, которая выглядела на свои тридцать лет — не больше и не меньше. С возрастом черты ее лица заострились и приобрели постоянное выражение суровой печали. Старая дева — вот кем она стала! Рядом с пятнадцатилетней сумасбродкой Елизаветой Мария сама себе казалась пресной и сухой. Однако теперь она твердо намеревалась изменить свою судьбу и не прозябать в старых девах. Ей вспомнился Реджинальд Поул, в которого она влюбилась еще девочкой. Из Англии он исчез уже давно: был отправлен послом к папскому двору и не вернулся, поскольку принял сан и получил в конце концов кардинальскую шапку. Мария почти ничего о нем не знала… Вот почему она благосклонно отнеслась к почтительному ухаживанию красавца-адмирала Томаса Сеймура, который начал оказывать ей знаки внимания еще при жизни короля. Лорд Томас Сеймур был чрезвычайно хорош собой, и смерть Генриха VIII внесла значительные изменения в его жизнь. Начать с того, что он приходился братом покойной королеве Джейн Сеймур, третьей супруге Генриха, — и, стало быть, дядей маленькому королю Эдуарду VI. Старший брат Томаса, герцог Сомерсет, был назначен протектором Англии, что соответствовало титулу регента, а сам Томас стал таким образом второй по значению фигурой в королевстве. Высокий, темноволосый, с загорелым лицом и шелковистой бородкой, блистательный морской офицер Томас Сеймур обладал всеми качествами, необходимыми для обольщения женщин, — и весьма в этом преуспел. У него был особый дар: он умел убедить каждую из своих любовниц, что лишь она одна является подлинным предметом его обожания. Поэтому еще при жизни Генриха VIII адмирал ухитрялся ухаживать одновременно за королевой Екатериной, с которой у него был некогда бурный роман, за принцессой Марией и принцессой Елизаветой. Екатерине он клялся, что навеки останется холостяком из-за любви к ней, а каждую из принцесс убеждал, что сгорает от страсти, но не смеет показывать свои чувства из страха перед королем Генрихом. На самом деле Сеймур присматривался к обеим королевским дочерям, пытаясь определить, с которой из них можно быстрее осуществить свои честолюбивые замыслы. Если бы речь шла только о внешности, он без колебаний выбрал бы Елизавету — ему нравились ее трогательная угловатость и почти детское высокомерие. Однако в пользу Марии говорили ее выдержка и горделивая стать — то врожденное благородство, по которому сразу можно узнать королеву… Мария, разумеется, понятия не имела об этих колебаниях прекрасного Томаса. Она была твердо убеждена, что по окончании срока траура он торжественно преклонит колени перед королем Эдуардом, чтобы попросить у брата ее руки. Поэтому она испытала настоящее потрясение, когда через месяц после смерти отца получила письмо, в котором Томас умолял помочь ему… жениться на Екатерине Парр, вдове Генриха VIII! Это был тяжелый удар. Однако Мария давно научилась при любых обстоятельствах вести себя как подобает принцессе. Решительно подойдя к письменному столу, она села, взяла листок пергамента, очинила новое перо и приступила к ответному посланию: «Господин адмирал! Из всех созданий божьих, населяющих наш бренный мир, менее всего пристало принимать участие в этом деле мне, ибо ее светлость королева является вдовою моего отца. Впрочем, если сия особа готова принять предложение ваше, то к чему вам моя помощь? Надеюсь, вы не сможете таить на меня зла за мои отказ содействовать вам в предприятии вашем…» Почему ей так хотелось плакать, когда она выводила эти строки? Ведь Томас был самым обыкновенным мужчиной, таким же, как все остальные! Он не сумел оценить ее любовь — что ж, тем хуже для него. Быть может, только Реджинальд Поул был способен на это. Но Реджинальд исчез… Мария закрыла глаза. Сладкие мгновения взаимной страсти, которые грезились ей по ночам, достанутся теперь другой — и эту женщину даже нельзя назвать красавицей… Внезапно Мария ощутила приступ гнева и, взяв другой листок, написала сестре. Она приглашала Елизавету поселиться у нее, поскольку пятнадцатилетней девушке не следовало жить вместе с особой, до такой степени презревшей свой долг и собравшейся выйти замуж, когда тело ее супруга едва успели предать земле… Однако Елизавета отказалась переезжать. Она тоже любила Томаса, и в ее сердце тоже ныла рана, ибо ею пренебрегли ради Екатерины. Но в отличие от Марии, которая не позволила себе ни единого упрека, девушка, намеревалась отомстить счастливой чете. Она поклялась, что Екатерина дорого заплатит за то, что «украла» обольстительного адмирала. Королева отняла у нее Томаса? Прекрасно: она отнимет Томаса у королевы! И пусть глупая Мария не надеется, что она похоронит себя в ее унылом дворце, вознося к небу жалобы и мольбы, терзаясь бесплодной ревностью… Бракосочетание вызвало множество толков. Лорд-протектор Эдуард Сеймур, герцог Сомерсет, едва сдерживал свою ярость. Он никогда не любил брата, завидуя его красоте и успеху у женщин. К тому же маленький король Эдуард отдавал явное предпочтение «дяде Томасу». Между тем новоявленные супруги решили покинуть Лондон и обосновались в Челси — тогда это была еще деревня. К великому удивлению всех и особенно Марии, юная Елизавета в сопровождении своей гувернантки Кейт Эшли перебралась к Сеймурам. Там она немедля приступила к осуществлению задуманного плана, о котором из осторожности никому не стала рассказывать. И очень скоро дела в Челси пошли хуже некуда, что было совсем неудивительно, если принять во внимание характер Елизаветы. А к Марии явилась неожиданная посетительница. Негодованию леди Сомерсет не было предела. Увидев ее, Мария спросила себя, что могло привести супругу лорда-протектора в Хартфорд, но ей не пришлось долго мучиться над этой загадкой: благородная дама твердо решила не скрывать от нее неприглядное поведение младшей сестры. — Вашему высочеству необходимо вмешаться, — воскликнула она. — Знаете ли вы, мадам, что в Челси только и говорят о неподобающих отношениях между принцессой Елизаветой и монсеньером адмиралом? Мария, не поднимая глаз от вышивания, позволила себе слегка улыбнуться: — В самом деле неподобающих? — Это еще мягко сказано! Ее гувернантка Кейт Эшли была вызвана на Совет, и ей пришлось рассказать, как во время прогулки по саду сэр Томас разорвал на Елизавете платье! Кроме того, каждое утро он заходит в спальню принцессы, когда та еще не встала. Они смеются, злословят… и предаются разным играм! Тут благородная дама возвела взор к небесам, ясно показывая, что она думает об этих играх. На сей раз Мария не улыбнулась. Она ощутила какое-то странное покалыванье в области сердца… весьма и весьма неприятное! — Что же я могу сделать? — кротко спросила она и, подняв глаза, встретила пристальный взгляд леди Сомерсет. — Вы старшая сестра, ваше высочество. Вы можете приказать младшей перебраться к вам. — Я и в самом деле старшая сестра, леди Сомерсет… однако я не королева! Полагаю, мой брат Эдуард мог бы приказать Елизавете избрать другую резиденцию. Но подчинится ли она? Гостья ничего на это не ответила. Она слишком хорошо знала неукротимый характер Елизаветы — давление на нее могло привести к прямо противоположным результатам. — Так что же нам делать?! — воскликнула леди Сомерсет. — Ждать, — спокойно произнесла Мария, пожав плечами. — В конце концов, королева Екатерина… то есть леди Сеймур — хозяйка в своем доме. Если ей что-то не понравится, она сама может навести порядок… Супруга лорда-проректора удалилась в весьма мрачном расположении духа. Она не знала, что спустя час из Хартфорда в Челси отправился гонец с письмом, в котором Мария Тюдор «по-дружески» советовала леди Сеймур приглядывать за своим мужем… На сей раз к Марии примчалась Елизавета. Юная принцесса была в ярости — ее рыжие кудри разметались по плечам, а в карих глазах сверкали молнии. Едва лишь она появилась в Хартфорде, как весь дом содрогнулся от ее возмущенных воплей. — Прогнали! — кричала она. — Эта мерзкая женщина посмела прогнать меня… меня! — Леди Екатерину нельзя назвать мерзкой женщиной, — спокойно парировала Мария. — Напротив, она проявила большое терпение, если причиной ее гнева было то, что я думаю… — Вот как? И что же вы думаете, сестрица? — Я думаю, что вы слишком многое позволили милорду адмиралу, — ответила старшая принцесса. — О вас обоих ходят довольно странные слухи. — В этой стране нигде нельзя укрыться от гнусных сплетников! — яростно выкрикнула Елизавета. — Из пустяка они раздули целую историю! — Остается выяснить, что вы именуете «пустяком». Может быть, вы все-таки расскажете мне о том, что произошло? Елизавета густо покраснела и уселась в кресло, капризно надув губы. — Я признаю, что внешне все это выглядело несколько… предосудительно, — неохотно произнесла она наконец. — Томас… ну, в общем, лорд Сеймур держал меня в объятиях. И он… он целовал меня, когда внезапно вошла эта ужасная старуха. Но уверяю вас, это был всего лишь дружеский поцелуй… Мария нервно стиснула руки. Она слишком хорошо представляла себе эту сцену и прекрасно понимала по собственному горькому опыту, какие муки должна была ощутить Екатерина. — «Ужасная старуха»! — с горечью повторила она. — Так-то вы отблагодарили ее за гостеприимство, Бетси? В один прекрасный день вы поймете, что испытывает женщина… уже не очень молодая, когда девчонка крадет у нее мужа! — Это она украла его у меня! — в бешенстве вскричала Елизавета. — Томас должен был жениться на мне! Он мне это обещал! — Ну, положим, он это обещал и мне, — холодно произнесла Мария. — Бетси, вам пора бы уже знать, что представляют собой мужчины… особенно такие, как лорд Томас. — Вы можете говорить все, что вам угодно, но вы не заставите меня переменить мнение о нем! Я не собираюсь отказываться от моих чувств к нему. Что же до этой женщины, которая осмелилась меня прогнать… она не дала мне даже часа на сборы! Потребовала, чтобы я покинула Челси немедленно! — Она поступила совершенно правильно, — заявила Мария, резко поднявшись с кресла. — Отправляйтесь спать, Елизавета. Завтра вы успокоитесь и, несомненно, посмотрите на все случившееся по-другому. Пока же вы неспособны здраво рассуждать! Елизавета открыла было рот, чтобы последнее слово осталось за ней, однако строгость старшей сестры произвела на нее должное впечатление. Бывали моменты, когда Мария внушала ей почти страх, и тогда она безуспешно пыталась бороться с этим чувством, ощущая безумную ненависть к дочери испанки. Дело в том, что Мария была ей лишь сводной сестрой, являясь дочерью Екатерины Арагонской, первой супруги Генриха VIII, с которой король развелся, чтобы жениться на Анне Болейн, матери Елизаветы. — За ночь ничего не изменится! — дерзко бросила она. Действительно, утром Мария Тюдор узнала, что Елизавета еще на рассвете отправилась в Лондон, заявив, что будет жить с братом в Вестминстере. Мария снесла это безропотно. Через несколько месяцев леди Сеймур скончалась в своем доме в Челси, и Мария, ошеломленная этой неожиданной смертью, приготовилась терпеливо ждать. В ушах у нее еще звучали страстные признания Елизаветы в любви к Томасу… Неужели победу одержит эта неистовая девчонка? Неужели ей, Марии, снова придется увидеть, как человек, которого она так горячо любила, ведет к алтарю другую женщину? До нее уже доходили слухи, будто адмирал Сеймур намеревается «немедленно жениться на принцессе Елизавете», для которой он якобы уже приготовил подобающий дом… Разумеется, этим слухам можно было не верить, но за ними последовали другие — куда более коварные, куда более опасные… Кругом шептались, что Екатерине Сеймур совсем не обязательно было умирать в тридцать шесть лет — однако, прогнав из своего дворца Елизавету, она подписала себе смертный приговор. Поговаривали также, что принцесса и адмирал были в сговоре, что девушка пожелала избавиться от Екатерины, а Томас успешно исполнил ее приказ. Эдуард Сеймур пришел в большое волнение, узнав обо всем этом. На кону стояли его честолюбивые планы и его репутация — а лорд-протектор очень дорожил своим добрым именем. Он знал, что, если Томас женится на Елизавете, шепот перейдет в крик, и не хотел слышать подобных криков. Елизавету пригласили на заседание Государственного Совета, где во главе стола восседал юный король. И здесь ей ясно дали понять, что она погубит свое будущее, если попытается осуществить столь безумный проект. Между тем Елизавета часто размышляла о своем будущем. Ее брат Эдуард всегда был слабым и болезненным; она не сомневалась, что жить ему оставалось недолго. Мария, старая дева, вероятно, тоже не засидится на троне — особенно если начнет подталкивать Англию к возвращению в лоно католической церкви. И тогда престол перейдет к ней, к Елизавете! Она жаждала трона всеми фибрами души — гораздо больше, чем Томаса. Ей пришлось уступить… Когда Мария узнала, что брак не состоится и слухи о нем оказались пустой болтовней, она испытала глубокое облегчение. Кошмар наконец закончился, она почувствовала, что жизнь возвращается к ней, и впервые начала тяготиться своим затворничеством. Тут юный Эдуард весьма кстати пригласил старшую сестру перебраться к нему в Сент-Джеймский дворец. Мария ответила согласием. И едва лишь она появилась в своих новых апартаментах, как ей доложили о первом посетителе. Это был Томас Сеймур! Ошеломленная принцесса застыла на месте: она не ожидала, что он ринется к ней сразу же по ее приезде. — Пригласите монсеньора адмирала войти! — произнесла она, чувствуя, что краска заливает ее лицо. Он вошел с улыбкой на устах, уверенный в себе и еще более обольстительный, чем когда-либо, изящно опустился на колено перед Марией и поцеловал ей руку. — Я не мог отказать себе в счастье приветствовать мою принцессу! Вот уже несколько месяцев, как я не имел никаких вестей о вас… — Вы легко могли бы удостовериться, милорд, что я пребываю в добром здравии. Хартфорд находится не на краю земли! Смущенному и в то же время скорбному выражению лица Томаса мог бы позавидовать даже гениальный актер, и Мария растрогалась. — Разве вашему высочеству не известно, сколь ревнива была моя покойная супруга? Кроме того, меня донимала своей любовью ваша сестра… — Ваша супруга! — с горечью промолвила Мария. — Вы ведь, кажется, сами ее выбрали! — Мог ли я поступить иначе? Когда-то я дал обещание жениться на ней. Я и помыслить не мог, что она напомнит мне об этом после смерти вашего прославленного отца, но она напомнила и… Мария жестом приказала молодому человеку замолчать. Она страстно желала бы поверить ему, однако понимала, что он лжет. — Оставим мертвецов в покое, милорд. Нам повезло, что мы живы… — И мы должны воспользоваться этим! Я хотел бы стать тем человеком, который научит вас ценить жизнь, который… И вновь она остановила его. — Позже, милорд, позже… Однако ей было уже не под силу бороться с обаянием Томаса. Мария чувствовала, что готова ступить на опасный и, возможно, ложный путь, сознавая, что повернуть вспять уже не сможет. В этом мрачном Сент-Джеймском дворце, где со времен Эдуарда Исповедника царил самый суровый пуританизм, Томас воплощал собой молодость, любовь, жизнь… К несчастью, честолюбие Томаса не имело границ. Уверившись в том, что любим Марией, он решился на следующий шаг — предпринял попытку вытеснить старшего брата из сердца короля. Это было нетрудно: маленький Эдуард всегда тянулся к нему, а Сомерсета откровенно побаивался. — Вы должны управлять сами, сир, — сказал однажды мальчику Сеймур, — вам давно пора взять власть в свои руки. В конце концов, вы ничем не хуже других королей! Судьбе было угодно, чтобы Эдуард Сеймур услышал эти неосторожные слова. В честолюбии он не уступал брату и легко преодолел родственные чувства — по правде говоря, весьма прохладные. Через несколько дней Томас Сеймур был арестован и обвинен в заговоре против лорда-протектора. Дальнейшее было нетрудно предсказать: по негласному распоряжению Эдуарда Сеймура красавца-адмирала осудили на казнь. Маленький король Эдуард вынужден был подписать смертный приговор человеку, которого любил больше всего на свете… И вновь Мария Тюдор с пылающими сухими глазами слушала, как звенит погребальный колокол Тауэра, — словно бы вернулись времена короля Генриха. Но теперь в ее душе клокотала ярость, а сердце сжималось от бешеной ненависти. Казнь Томаса Сеймура навеки убила в ней все человеческие чувства. Отныне она жаждала крови и власти — как ее грозный отец. И когда прогремел выстрел, возвестивший о том, что голова Томаса скатилась с плеч, она процедила сквозь зубы: — Настанет день, когда я взойду на престол! Настанет день, Эдуард Сеймур, когда твоя голова упадет под топором палача! И только после этого Мария лишилась чувств. Все-таки она была женщиной… Прошло время — и Мария Тюдор действительно стала королевой, а всякой королеве необходим супруг! Предложения поступали со всех сторон, и некоторые казались очень соблазнительными… Мария не могла наглядеться на великолепный портрет, который преподнес ей Симон Ренар, хитроумный посол Испании. — Принц и в самом деле действительно так привлекателен, как на этом портрете? — спросила она с тревогой. — Мы ведь знаем, что такое придворные художники! Симон Ренар поклонился, лицо его озарилось широкой улыбкой. — Могу клятвенно заверить ваше величество, что Тициан ничего не приукрасил! Принц Филипп столь же красив, как на холсте… быть может, еще красивее, ибо неподвижное изображение не передает учтивости его манер и изящества жестов. Мария ничего не ответила — она погрузилась в грезы. Надо сказать, титул королевы был ей не вполне привычен: ее брат, юный король Эдуард, умер полгода назад в Вестминстере, и она носила корону всего лишь три месяца. К тому же не обошлось без потрясений. После смерти короля ненасытный лорд-протектор Эдуард Сеймур, герцог Сомерсет, провозгласил королевой робкую и тихую Джейн Грей, которую выдал замуж за собственного сына. Марии пришлось сражаться за свои права. К счастью, узурпация не понравилась английскому народу, и он встал на сторону законной наследницы. Несчастная Джейн, которая пробыла королевой только девять дней, отправилась из опустевшего дворца в Тауэр, а Мария с торжеством взошла на трон. Вскоре ее внимание привлекла самая важная вещь — замужество. Королева Англии обязана была подарить своему народу наследника. Именно тогда Симон Ренар предложил ей — от имени своего повелителя Карла V — руку испанского принца Филиппа, сына императора, который уже успел овдоветь после смерти своей первой супруги, малютки Марии Португальской. И постепенно Мария Тюдор начала проникаться этой идеей… Но когда она рассматривала прекрасный портрет, ее сердце сжималось от страха. Ведь ей было тридцать семь — на одиннадцать лет больше, чем Филиппу! К тому же она и выглядела на эти злосчастные тридцать семь лет… — У вашего величества есть все качества, необходимые для того, чтобы составить счастье супруга: благородство, мягкость и добродетель. Принц Филипп не гонится за наслаждениями. Более всего он почитает высокий дух и целомудренную чистоту, — вкрадчиво уговаривал ее Симон Ренар. — Говорят, у него было много любовниц… — Он же мужчина, мадам. Но могу заверить ваше величество, что вы сумеете завоевать его сердце и Филипп больше не будет смотреть на других женщин. Известие о предстоящем браке королевы встревожило всю страну. Для англичан, верных памяти жестокого, но обаятельного Генриха VIII, Испания была землей, где царил террор и правила инквизиция. Уж не привезет ли с собой этот испанский принц фанатичных монахов? И не появятся ли вслед за ним палачи и костры? Очень скоро возник заговор, который формально возглавил поэт Томас Уайет, хотя главной подстрекательницей была принцесса Елизавета. После того как Мария взошла на престол, Бетси стала для протестантов единственной надеждой и живым воплощением покойного короля Генриха, на которого она так походила своими рыжими волосами и буйным темпераментом. Уайет оставался прежде всего хорошим поэтом. В сущности, он не желал зла Марии и искренне полагал, что на испанский брак ее подтолкнули дурные советники. Однако королева сочла, что Уайет представляет большую опасность. Ей пришлось лично явиться в бурлящий и готовый восстать Лондон, чтобы окончательно утвердить свою власть. И вновь палачам представилась работа. Сначала был казнен Уайет, затем его сообщники, среди которых был и отец несчастной Джейн Грей. Однако архиепископу Гардинеру и Симону Ренару этого показалось недостаточно. Они убеждали королеву, что необходимо казнить незадачливую претендентку на престол и ее супруга. — Принцу вряд ли придется по душе королевство, где существует постоянная опасность узурпации, — заявил Ренар. И голова Джейн Грей скатилась под топором палача, поскольку Мария уже была готова на все, лишь бы понравиться этому незнакомому Филиппу! В первый день июля 1554 года королева прибыла в Винчестер, где должно было состояться бракосочетание. Как только пришло известие о том, что приближается флотилия жениха, многочисленные английские корабли двинулись навстречу Филиппу. Принц высадился на берег в Саутгемптоне. Марии казалось, что она живет в царстве мечты, в котором все возможно, и скоро вместе с любовью она вновь обретет бесплодно прошедшую юность. Впрочем, изредка к этим восхитительным грезам примешивалось чувство тревоги. — Он меня никогда не видел, — говорила она себе со вздохом, — а мне придется делить с ним ложе! И почему меня не научили искусству обольщения?! Мне слишком часто повторяли, что принцесса не должна походить на других женщин… Первая встреча была назначена на десять часов вечера, и королева приложила все усилия, чтобы выглядеть привлекательной. В тронном зале горело гораздо меньше свечей, чем обычно. Горничные помогли ей надеть серебристое платье, расшитое жемчугом. На белоснежном головном уборе сверкали алмазы, и алмазное ожерелье украшало открытую шею, которая одна только и сохранила прежнюю красоту. Ей наложили на лицо совсем немного румян, и рука ее подрагивала на нежном атласе платья, когда лорд Норрис ввел в зал принца… Мария едва удержалась от восторженного восклицания. В своем белом атласном одеянии, усеянном громадными драгоценными камнями, Филипп походил на чудесное видение. При других обстоятельствах королеве, очевидно, показалось бы, что он был слишком уж разряжен, и чрезмерная роскошь украшений вызвала бы у нее усмешку, но сейчас она ничего не замечала, поскольку была покорена с первого взгляда. В эту минуту Мария была чрезвычайно благодарна своей кастильской матери, которая научила ее прекрасно говорить по-испански: ведь красавец Филипп ни слова не понимал по-английски! Вопреки тайным опасениям Симона Ренара, первое свидание прошло как нельзя лучше. В том, что Мария будет в полном восторге, посол не сомневался. Но он вздохнул с явным облегчением, убедившись, что Филипп вовсе не считает будущую супругу слишком уродливой. Принц улыбнулся и любезно произнес: — Единственным моим желанием, мадам, будет во всем угождать вам и исполнять все ваши желания, для меня священные! На следующий день архиепископ Гардинер сочетал браком Марию Английскую с Филиппом Испанским. Церемония была невероятно пышной. А вечером тот же самый Гардинер, благословив брачное ложе, задернул за молодой четой парчовые занавески с вышитыми на них английскими львами. — Господа, теперь нам следует удалиться, — провозгласил он. Чем была для Марии Тюдор первая брачная ночь? Несомненно, она испытала нечто вроде ослепительного откровения, ибо старая дева, ханжески целомудренная и невероятно сдержанная, проснулась утром влюбленной до безумия. Отныне Мария обожала мужчину, который сделал ее женщиной. Любовное исступление королевы, доставлявшее Филиппу горделивое удовольствие и легкую досаду, дошло до такой степени, что французский посол Ноайль счел нужным оповестить об этом своего повелителя Генриха И: «Мне рассказывали, что по ночам королева не помнит себя от страсти и желания. Полагаю, что главная причина ее грусти коренится в том, что она с каждым днем ощущает нарастающее увядание своего тела и с испугом предчувствует близкую старость…» Марии никогда не суждено будет забыть те мгновения любви, которыми она была обязана Филиппу. Во имя этого позднего и мимолетного счастья она вскоре зальет свою страну потоками крови. Через несколько недель после свадьбы королева объявила о беременности — с таким неистовым восторгом, что Филипп тоже ощутил безмерную радость. В этом ребенке заключались все его надежды! Конечно, у него был сын от первой супруги — но слишком болезненный и хилый. Филипп сознавал, что если Мария подарит ему наследника или наследницу, то это дитя соединит короны Испании и Англии. Перспектива представлялась настолько соблазнительной, что он с удвоенным усердием начал заботиться о жене — более того, он выказывал ей истинную любовь и даже перестал заглядываться на хорошеньких женщин… Надо сказать, что только рождение этого ребенка могло бы хоть отчасти примирить испанцев и англичан. Первые считали своих любезных хозяев неотесанными, грубыми, туповатыми и склонными к ереси. Вторые же безумно боялись дорогих гостей, шарахались от них, словно от чумы, и чуяли в каждом из них запашок костра. Для того чтобы два народа сосуществовали мирно, их должен был соединить общий король — или королева. — Мария, — сказал однажды вечером Филипп, — наш сын не может родиться на земле, отринувшей бога. Пока он не появился на свет, вы должны вернуть Англию в лоно католической церкви. — Я все понимаю, мой дорогой сеньор, и, поверьте, это мое самое заветное желание. Однако здесь следует действовать осторожно. Мои добрые подданные… Принц ласково, но твердо взял жену за руку и произнес с некоторой грустью: — Нет, Мария… Вы не должны обращать внимания на вкусы ваших подданных именно потому, что они подданные и обязаны подчиняться вам. Речь идет о нашем будущем сыне… и обо мне! Я не могу жить в стране, которой овладел дьявол. И если вы хотите, чтобы я оставался с вами, вам придется все это изменить. Вы должны принудить Англию вернуться к богу. За это вас ожидает вечная слава и истинное счастье. Уверяю вас, через несколько месяцев никто здесь и не вспомнит о реформатской вере… Филипп ясно дал ей понять, что уедет, если она его не послушается! Эта угроза привела Марию в отчаяние. Она обратилась к Риму, и в Англию был послан кардинал Поул, находившийся в Брюсселе. Серым и промозглым декабрьским днем королева и принц Филипп с великими почестями приняли кардинала. Впервые после многих лет Мария вновь увидела человека, которого когда-то так любила. Конечно, годы оставили свой отпечаток и на нем, однако Реджинальд, в отличие от королевы, стал еще более красивым, чем в молодости. Очень высокий, с белокурыми волосами, посеребренными сединой, он выглядел в своей кардинальской сутане величественным, как король. Плантагенет с головы до пят, он словно бы напоминал пришедшей в упадок Англии о древних монархах. Рядом с ним Мария и даже Филипп выглядели бледно. И покоренный народ преклонял перед ним колени, когда он шествовал по улицам Кентербери. Когда же за кардиналом закрылись двери Вестминстерского дворца, многие вспомнили о прежних матримониальных планах Марии и, ничуть не смущаясь, во всеуслышание говорили, что лучше бы их королева вышла замуж за истинного англичанина Реджинальда Поула, чем за этого проклятого испанца! Сама же Мария ощутила невольную грусть, едва лишь кардинал появился на пороге. Как забыть счастливые былые дни? В глубине души она сознавала, что, не будь так сильна ее любовь к мужу, ей было бы тяжело встретиться с Реджинальдом — настолько жестокими и сильными оказались бы тогда запоздалые сожаления. Однако она любила, верила — или почти верила, — что любима, и не сомневалась, что беременна от Филиппа. Именно об этом она сразу же поведала гостю. Кардинал в ответ поднял свою прекрасную руку: — Молю господа, чтобы скорее настал день, когда я смогу сказать вашему величеству: «Да будет благословен плод чрева твоего…» Итак, юношеская любовь завершилась благословением, пред которым склонились королевские головы. Через несколько дней Мария Тюдор от имени всей Англии принесла публичное покаяние перед Реджинальдом Поулом за грехи своего покойного отца… Прибытие кардинала подтвердило самые страшные опасения англичан, которые возникли у них с того самого момента, как у берегов страны появились красные паруса испанской флотилии. Возвращение инквизиции стало неизбежным, ибо Поул как истинный Плантагенет был безжалостен и непримирим. Он ничуть не походил на пугливых и мечтательных священнослужителей — его скорее можно было назвать жандармом господним. Он готовился очистить Англию от ереси — если понадобится, выжечь каленым железом! По мере того как грозовые тучи собирались над королевством, в сердце королевы радость постепенно сменялась тревогой. Ибо девять положенных месяцев истекли, а ребенок так и не появился на свет. Между тем Мария настолько располнела, что стала совсем уродливой и даже не могла показываться на людях. Тело безобразно распухло, лицо заплыло жиром, глаза были почти не видны под складками кожи. Принц с трудом скрывал свое отвращение, и Мария не могла удержаться от горьких жалоб. — Он меня больше не любит! — говорила она Джейн Дормер. — Он больше не переступает порог моей спальни. — Это потому, мадам, что он боится повредить ребенку. Он бережет вас и его, — отвечала молодая фрейлина. Однако переубедить Марию было нелегко. — Если бы он любил меня по-настоящему, то все равно бы пришел! И почему этот ребенок не желает рождаться? В самом деле, прошло уже десять месяцев, затем одиннадцать, двенадцать… Безжалостные английские шутники начали сочинять непристойные песенки об этой странной беременности, что больно ранило измученную душу королевы. Долгие часы она проводила возле колыбели, приготовленной загодя и остававшейся пустой. Своим докторам она упорно повторяла, что чувствует движения ребенка, но ей уже никто не верил. Наконец Мария решилась обратиться за советом к одному ирландскому медику с безупречной репутацией, и тот нашел в себе мужество открыть ей жестокую правду. — В чреве вашего величества нет ребенка! — заявил он. — А видимость беременности, увы, свидетельствует о наличии серьезного недуга. Даже если бы обрушились стены дворца, Мария Тюдор не пришла бы в такое отчаяние, в какое привели ее эти несколько слов. Она пропустила мимо ушей намек на то, что болезнь может оказаться смертельной, — в» данный момент ее удручало лишь известие о ложной беременности. — Нет ребенка? — всхлипывала она. — Нет ребенка? — Пока нет, — дипломатично ответил врач. — Позднее, если ваше величество позаботится о своем здоровье… Мария согласилась на лечение, но словно бы нехотя, ибо смутно сознавала, что ее жизни — жизни женщины — пришел конец. Ей поставили диагноз — водянка яичников, — и вскоре лечение принесло свои плоды: она заметно похудела и почти обрела прежний облик. Но какое это имело значение? Филипп, ожидавший ребенка с таким же нетерпением, как и она сама, оповестил ее о своем скором отъезде! — Отец призывает меня к себе, — заявил он. — У меня есть обязанности и перед испанской короной! Но не тревожьтесь, я очень скоро вернусь. Мария сделала вид, что верит ему, однако сердцу ее была нанесена смертельная рана. Теперь она знала, что Филипп никогда не любил ее… Очевидно, недаром говорили, что он даже желал ее смерти, чтобы жениться на Елизавете, в которой все англичане видели единственную принцессу, способную подарить им наследника престола. Филипп в последнее время явно стремился понравиться Елизавете, и Мария страдала от жестокой ревности. Когда настал день отъезда, Мария не смогла поехать в Дувр: болезнь, отступившая лишь на несколько месяцев, снова дала о себе знать. Но она все же проводила мужа до Гринвича и, с трудом сдерживая слезы, шепнула ему на прощание: — О Филипп, если бы я могла поверить, что разлука для вас так же тяжела, как для меня! — Клянусь святым Иаковом, вы ко мне несправедливы! — воскликнул принц. — Честь испанца порукой тому, что я с великой скорбью покидаю ваше величество! И тут же, повернувшись к Ренару, спросил: — Симон, ужин готов? Что тут можно было добавить… Увы, покинутая королева все же не избавилась от своих иллюзий и грезила только об одном — вернуть Филиппа. Чтобы вновь понравиться ему и превратить Англию в любезное для него отечество, бедняжка целиком доверилась Поулу, Гардинеру и всем тем, кто мечтал истребить огнем и железом новую веру. Больной рассудок королевы усмотрел в бегстве Филиппа наказание божье, и Мария Тюдор решила любыми средствами наставить Англию на истинный путь. Вот тогда-то и начались казни. Двух протестантских епископов сожгли на костре, за ними последовали англиканский епископ Феррер, пастор Роуленд Тейлор, проповедник Саундерс… Поул подстрекал Марию не жалеть дров для еретиков, и костры заполыхали по всей стране. В этом пламени погибло множество людей, преданных Генриху VIII. Ужас охватил Англию, ибо никому не было спасения от королевской инквизиции. Мужчин, женщин, детей, стариков истребляли без всякой жалости: расстреливали, вешали или сжигали. Палачи и кардинал Поул, казалось, не ведали усталости, а Мария сумела убедить себя, что ей удастся вернуть Филиппа только ценой этой крови. Действительно, принц приехал, но пробыл в Англии очень недолго, что лишь усугубило муки несчастной женщины, превратившейся в собственную тень. Она поняла, что напрасно утопила всю страну в крови. Однако зло уже совершилось, и к имени королевы навсегда приклеилось позорное прозвище — Мария Кровавая! Отныне иначе ее не называли, хотя каждый при этом боязливо оглядывался, ибо доносчики не дремали. Но решающий удар нанесла Франция. 6 января 1558 года лотарингский герцог Франсуа де Гиз взял штурмом Кале — последнее английское владение на французской земле. После этого народ окончательно отвернулся от женщины, которую не только не желал признавать своей государыней, но видел в ней всего лишь испанку, которая вышла замуж за испанца! Все надежды англичан были теперь воплощены в Елизавете — в этой принцессе с рыжими волосами, отменным здоровьем, острым язычком и веселым нравом. Именно она была достойной дочерью «старины Гарри», своего отца. Костры и палачи Марии заставили забыть о казнях Генриха, которые по прошествии времени казались вполне оправданными. Мария Тюдор сознавала, что это конец… Она была тяжело больна и знала, что скоро умрет. Но в душе ее уже не осталось места ни для сожалений, ни для страха. — Филипп уехал, Кале потерян, матерью я никогда не стану, народ меня ненавидит. К чему мне задерживаться на этой земле, где для меня нет ни малейшей надежды на счастье? — признавалась она верной Джейн Дормер. Год оказался ужасным. Осень принесла холода и проливные дожди, затопившие страну; англичане увидели в этом еще одно знамение гнева господня. В довершение всех бед во многих графствах вспыхнула чума, которая унесла множество жизней. Общей участи не избежала и королева. Отныне ей оставалось только молиться о спасении души… Мария отослала драгоценности и корону в Хартфорд, где младшая сестра ожидала известий о ее смерти в окружении постоянно растущего двора. Исполнив свой долг, Мария Тюдор с королевским величием приготовилась встретить неизбежный конец, который наступил 17 ноября 1558 года. По странному совпадению Реджинальд Поул скончался в Ламбете всего за несколько дней до смерти той, которая ему первому отдала свое сердце и свою любовь. |
||
|