"Бремя любви" - читать интересную книгу автора (Кристи Агата)Глава 9Перед тем как уехать за границу, сэр Ричард Уайлдинг заехал в Белбери. Ширли прочитала его письмо за завтраком и передала Лауре. – Ричард Уайлдинг. Это тот путешественник? – Да. – Я не знала, что он твой друг. – Тебе он понравится. – Пусть он приедет к ленчу. Ты хорошо его знаешь? – Какое-то время я даже была влюблена в него. – О! – Лаура уставилась на сестру. Она призадумалась… Ричард приехал несколько раньше, чем его ждали. Ширли была у Генри, и его встретила Лаура. Она повела его в сад. Про себя она подумала: «Вот человек, за которого Ширли должна была бы выйти замуж». Ей понравилось его спокойствие, теплота, приветливость, и даже его властность. Если бы Ширли никогда не встречала Генри! Генри с его обаянием, ненадежностью и скрытой за всем этим безжалостностью! Ричард вежливо спросил про больного. После обычного обмена любезностями Ричард Уайлдинг сказал: – Я встречался с ним пару раз. Мне он не понравился. – И быстро спросил: – Почему вы не удержали ее от этого брака? – Как бы я смогла? – Можно было что-то придумать. – Можно ли? Не знаю. Никому из них не показалось это мгновенное сближение странным. Он серьезно сказал: – Могу сказать вам, если вы еще не догадались, что я глубоко люблю Ширли. – Я так и подумала. – Только что в этом толку. Теперь она не оставит больного. Лаура сухо сказала: – А вы ожидали чего-то другого? – Нет. Иначе она не была бы Ширли. Как вы думаете, она все еще его любит? – Не знаю. Она его ужасно жалеет. – Как он это переносит? – Никак, – резко сказала Лаура, – У него нет ни терпения, ни мужества. Он – он просто изводит ее. – Свинья! – Надо его пожалеть. – Я отчасти жалею. Но он всегда плохо с ней обращался. Вы знали об этом? – Она никогда не говорила. Но я слышала. – Ширли верная жена. – Да. После некоторого молчания Лаура сказала внезапно осевшим голосом: – Вы правы. Я должна была предотвратить эту женитьбу. Любым путем. Ширли была очень молода. У нее не было времени разобраться. Да, это я виновата. Он хмуро сказал: – Вы позаботитесь о ней? – Ширли – единственная, кого я люблю. – Она идет, – предупредил он. Они смотрели, как Ширли идет к ним по газону. Он сказал: – Она ужасно похудела и побледнела. Бедная девочка, моя милая храбрая девочка… После ленча Ширли и Ричард прогуливались бок о бок вдоль ручья. – Генри спит. Мне можно выйти погулять. – Он знает, что я здесь? – Я ему не сказала. – Тебе тяжело приходится? – Да, пожалуй. Что ни скажи, что ни сделай… Главное, ничем не могу помочь. Это так ужасно. – Ты не против, что я приехал? – Нет, если это для того, чтобы проститься. – Ладно, простимся. Ты теперь никогда не оставишь Генри? – Да, я его никогда не оставлю. Он остановился и взял ее за руки. – Только одно, моя дорогая. Если я тебе понадоблюсь – в любое время ты напиши только одно слово: «Приходи». И я приду с другого конца земли. – Милый Ричард. – А теперь прощай, Ширли. Он обнял ее. Ее усталое изголодавшееся тело словно ожило, затрепетало. Она принялась целовать его безудержно, отчаянно. – Я люблю тебя, Ричард, люблю, люблю… Наконец она прошептала: – Прощай. Нет, не провожай меня… Она вырвалась и побежала к дому. Ричард Уайлдинг сквозь зубы выругался. Он проклинал Генри Глин-Эдвардса и болезнь под названием полиомиелит. Болдок был прикован к постели. Более того, при нем были две сиделки, к которым он испытывал отвращение. Единственным светлым пятном бывали визиты Лауры. Дежурная сиделка тактично удалялась, и Болдок высказывал Лауре все свои чувства. Голос его поднимался до душераздирающего фальцета. – Проклятая хитрюга! «А как мы сегодня себя чувствуем?» Я ей сказал, что здесь только я один, если не считать ухмыляющейся косорылой обезьяны. – Болди, это очень грубо. – Ба! Сиделки толстокожие. Им все равно. Поднимут палец и скажут: «Ай-я-яй!» Как бы я хотел сварить эту женщину в кипящем масле! – Не надо волноваться. Это вам вредно. – Как там Генри? Все еще задается? – Да. Генри – просто злой дух. Я стараюсь пожалеть его, но не получается. – Ох уж эти женщины! Жестокосердые! Разводят сантименты над мертвой птичкой и тверже гвоздей, когда бедный парень прошел через ад. – Это Ширли проходит через ад. А он – он просто повис на ней. – Естественно. Зачем еще нужна жена, если на ней нельзя повиснуть в трудные времена? – Я ужасно боюсь, что она сломается. Болдок презрительно хрюкнул: – Только не Ширли. Она выдержит. Она крепкий орешек. – Она живет в жутком напряжении. – Еще бы. Нечего было выходить за него замуж. – Она же не знала, что его разобьет полиомиелит. – Думаешь, ее бы это остановило? Как я слышал, романтический воздыхатель заявился сюда разыгрывать сцену любовного прощания. – Болди, как вы все узнаете? – Не закрываю глаз. Для чего еще сиделки, как не для того, чтобы разузнавать у них о скандалах местного масштаба. – Это был Ричард Уайлдинг, путешественник. – О да, во всех отношениях славный малый. Перед войной по глупости женился. На знаменитой проститутке с Пикадилли. После войны сбежал от нее. Думаю, очень страдает, что свалял такого дурака. Уж эти мне идеалисты! – Он милый, очень милый. – Любезничаешь с ним? – Он тот, за кого Ширли следовало бы выйти замуж. – О, я было подумал, что ты присмотрела его для себя. Жаль. – Я никогда не выйду замуж. – Та-ра-ра-бумбия! – свирепо отозвался Болдок. Молодой врач сказал: – Миссис Глин-Эдвардс, вам нужно уехать. Сменить обстановку, отдохнуть – бот что вам необходимо. – Но я не могу уехать. – Ширли была возмущена. – Вы очень истощены и измучены. Предупреждаю вас. – Доктор Грейс заговорил настойчивее: – Если вы не позаботитесь о себе, вы просто свалитесь. Ширли засмеялась. – Со мной все будет хорошо. Врач в сомнении покачал головой. – Мистер Глин-Эдвардс очень утомительный пациент. – Если бы он мог хоть немного смирить себя, – сказала Ширли. – Да, он совсем не способен терпеть. – Вы думаете, что я не правильно себя веду? Я раздражаю его? – Миссис Глин-Эдвардс, вы его предохранительный клапан. Вам тяжело, но вы делаете благородное дело, поверьте. – Спасибо. – Продолжайте давать ему снотворное. Доза большая, но ночью ему надо отдыхать, раз он так себя изводит. Только не оставляйте лекарства там, где он может до них дотянуться. Ширли побледнела. – Вы же не думаете… – Нет, нет, нет, – поспешно прервал ее врач. – Он не такой человек, чтобы что-то сделать над собой. Временами он грозится, но это просто истерика. Нет, опасность в том, что спросонья человек может забыть, что уже принял дозу, и повторит. Так что будьте Осторожны. – Конечно буду. Она попрощалась и пошла к Генри. Генри был сильно не в духе. – Ну и наговорил! «Все идет удовлетворительно! Пожалуй, пациент несколько взвинчен! Не стоит об этом беспокоиться!» – О Генри. – Ширли устало опустилась в кресло. – Не мог бы ты быть несколько добрее? – Добрее к тебе? – Да. Я так устала, так смертельно устала. Хоть изредка – будь добрым. – Тебе не на что жаловаться. Не ты превратилась в кучку бесполезных костей. У тебя все хорошо. – Значит, ты считаешь, что у меня все хорошо? – Врач уговаривал тебя уехать? – Он сказал, что я должна сменить обстановку и отдохнуть. – Конечно же ты поедешь? – Нет, я не поеду. – Почему бы это? – Не хочу оставлять тебя. – Мне наплевать, уедешь ты или нет. Какой от тебя прок? – Кажется, никакого, – тусклым голосом сказала Ширли. Генри завертел головой. – Где мои снотворные таблетки? Вчера ты мне их так и не дала. – Дала. – Не дала. Я проснулся, просил, а нянька наврала, что я их уже принимал. – Принимал. Ты забыл. – Ты собираешься вечером пойти в викариат? – Нет, если ты этого не хочешь, – сказала Ширли. – Ох, уж лучше ступай! А то все будут говорить, какой я негодяй. Я и няньке сказал, чтобы она шла. – Я останусь. – Незачем. Со мной будет Лаура. Вот забавно – я никогда не любил Лауру, но в ней есть что-то такое, что успокаивает, когда болен. Какая-то особая сила. – Да, она такая. Она вселяет силу. Она лучше, чем я. По-моему, я только злю тебя. – Иногда ты ужасно раздражаешь. – Генри… – Да? – Ничего. Перед тем как ехать в викариат, она зашла к Генри, и ей показалось, что он спит. Она наклонилась над ним. На глаза навернулись слезы. Она уже повернулась уходить, и тут он схватил ее за рукав. – Ширли. – Да, дорогой? – Ширли, не надо меня ненавидеть. – Что ты! Как бы я могла тебя ненавидеть? Он забормотал: – Ты такая бледная, худая… Я тебя замучил. Ничего не могу с собой поделать.. Я всегда терпеть не мог болезни и боль. На войне я думал, что пусть лучше меня убьют, я не мог понять, как другие переносят ожоги или увечья. – Я понимаю. Я понимаю… – Я знаю, я эгоист. Но мне станет лучше – я имею в виду рассудок, а не тело. Мы могли бы с этим ужиться, если ты потерпишь. Только не бросай меня. – Я тебя никогда не брошу. – Я люблю тебя, Ширли… Люблю. Всегда любил. Кроме тебя, для меня никого не было – и не будет. Все это время ты была такой доброй, такой терпеливой. Я знаю, что сам я был сущим дьяволом. Скажи, что ты меня прощаешь. – Мне нечего прощать. Я тебя люблю. – Знаешь, радоваться жизни можно, даже если ты калека. – Мы будем радоваться жизни. – Не знаю как! Дрожащим голосом Ширли сказала: – Ну, во-первых, еда. – И питье, – добавил Генри. У него на лице возникла слабая тень прежней улыбки. – Можно заняться высшей математикой. – Лучше кроссвордами. Он сказал: – Завтра я опять буду дьяволом. – Наверное. Теперь я не возражаю. – Где мои таблетки? – Сейчас дам. Он послушно проглотил таблетки. – Бедная старушка Мюриэл, – неожиданно сказал он. – Почему ты о ней вдруг вспомнил? – Вспомнил, как в первый раз привез тебя к ней. Ты была в желтом полосатом платье. Мне надо было почаще навещать Мюриэл, но она такая зануда. Ненавижу зануд. А теперь и сам стал занудой. – Нет. Снизу Лаура позвала: «Ширли!» Она поцеловала его и сбежала по лестнице, переполненная счастьем. И торжеством. Лаура сказала ей, что няня уже пошла. – О, я опоздала? Бегу. На ходу она обернулась и окликнула Лауру. – Я дала Генри снотворное. Но Лаура уже зашла в дом и закрывала за собой дверь. |
|
|