"Тысяча девятьсот восемьдесят пятый" - читать интересную книгу автора (Бенилов Евгений)

30 декабря

Иногда, сквозь некрепкий сон, Эрик чувствовал, как его неощущающее тело кладут в узкий длинный ящик и накрывают крышкой. (Гроб? Какой абсурд! Ведь он же еще не умер!) Потом раздавался частый стук, будто на ящик падали комья земли, — а минуту спустя Эрик пробуждался. Он пытался сесть … но лишь с размаху ударялся лбом о невидимую в темноте крышку. Он пытался кричать — однако крики затухали в двух метрах почвы, отделявших его губы от поверхности земли. И Эрик (внезапно) понимал, что через три минуты он задохнется, поглотив все молекулы кислорода в замкнутом пространстве ящика.

А наверху, приложив ухо к земле, к его беззвучной агонии внимательно, но без лишних эмоций, прислушивался Человек В Сером Костюме.

В комнате было душно. Свет уличного фонаря падал на стену равнодушным желтым квадратом. Из угла, где стояла кушетка дефективного, раздавался молодецкий храп. Эрик перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Гладкая шелковистая простыня приятно холодила щеку. Под потолком невидимо покачивалась дорогая хрустальная люстра. За стеной, в коридоре неслышно прошелестели чьи-то шаги. Водка, которую Эрику пришлось пить вчера с ворами, пульсировала в висках легким похмельем.

Через пятнадцать минут он перевернулся на спину — сквозь щель под дверью проникали голоса и полоска желтого света. Раздалось звяканье ключей, потом щелкнул замок, и сиплый голос Рябова произнес: «Па-адъем, граждане и товарищи!» Вспыхнул свет. «Чего?… — дефективный подскочил на своей кушетке, оголтело заморгал глазами и громко пукнул, — Ты чего, Гришаня?» Не удостоив его ответом, Рябов вышел из комнаты. Эрик сел на постели и стал одеваться. «Хули он нас в такую рань разбудил?» — с обидой пожаловался дефективный и пукнул еще раз. Эрик застегнул рубашку и направился к выходу из комнаты.

Паркетный пол в коридоре блистал лаком. Изразцовый пол в санузле завораживал красотой узора. Унитаз, раковина и ванна были начищены до самостоятельного свечения. На хромированной батарее висели две пары тончайших декстроновых колготок, белый кружевной бюстгальтер и ажурные трусики с надписью «Dimanche», вышитой на самом интересном месте. Эрик вытерся толстым полотенцем, висевшим рядом с мойкой, и вышел в коридор.

На стене кухни мигало разноцветными огоньками дорогое гексафоническое радио. За покрытым вышитой скатертью столом Рябов и татуированный поедали яичницу с беконом. Из шести развешанных по стенам динамиков лилась «Пионерская зорька». Подруга татуированного — худощавая смазливая девица с коротко стриженными волосами и зелеными ногтями — стояла у плиты, зябко кутаясь в роскошный парчовый халат. В сковородке из огнеупорного стеклопластика скворчала еще одна порция яичницы, на соседней конфорке закипал чайник. На подоконике стояли цветы в вазе из толстого пузырчатого стекла. «Жди, — девица раздраженно изогнула тонкую бровь, — пока званные гости поедят.» Рябов и татуированный с одобрением посмотрели на нее. Отстранив Эрика плечом, в кухню ввалился дефективный и плюхнулся на табуретку: «Что на завтрак, Аннеточка?… р-р-р-эк-к!…» — он рыгнул. «Попрошу без свинства!» — строго сказала девица, протягивая ему тарелку; «Пардон!» — покраснел дефективный. Аннета выскребла из сковородки остатки яичницы, бросила в тарелку кусок хлеба, воткнула вилку и сунула Эрику; «Спасибо.» — тот принял еду и отошел к окну (свободных табуреток за столом не оставалось). «Да смотри, на пол не напачкай!» — с брезгливой гримасой напутствовала его девица и принялась готовить кофе.

«Мы, романовские соколы …» — пискливо грянули пионеры (гексафонический эффект создавал иллюзию, что они находятся в той же самой комнате). «Откуда он знает мой адрес?» — вдруг спросила Аннета, неприязненно уставившись на Эрика черными выпуклыми глазами. «Хахелю своему спасибо скажи!» — саркастически отвечал Рябов. Татуированный виновато потупился. «И всегда-а, и везде-е мы нашей Ро-одине защи-ита-а!…» — выводил пионер-солист тонким жалостливым голосом.

«Слухай сюда, нидерландист! — Рябов отодвинул пустую тарелку, — Скажи-ка мне, какое сегодня число?» — «Тридцатое.» — «А что тридцатого декабря бывает, знаешь?» — «Много разных вещей.» Аннета поставила на стол поднос с тремя кружками кофе. Татуированный подчищал свою тарелку корочкой хлеба. Дефективный неуклюже царапал вилкой, желая подцепить кусочек бекона, но не решаясь пустить в ход пальцы. «Ты, парень, не умничай лучше … а то чик по горлу, и понеслась душа в рай, — недобрительно заметил Гришаня, придвигая к себе кофе, — Ты про обновление дат слыхал?» — «Слыхал.» — «И что же ты слыхал?» Эрик поставил пустую тарелку в мойку. «Раз в году все относительные даты во всех документах необходимо обновлять, и делается это тридцатого декабря.» «Какие даты?» — оторвался от яичницы дефективный, но ему никто не ответил. «А как делается, знаешь?» — Рябов насыпал в кружку четыре чайные ложки сахара и неторопливо размешал. «Знаю. — отвечал Эрик, — Снимают пароли со всех машин, а потом выпускают в Главсеть саморазмножающийся вирус.» «Саморазмножающийся вирус!… — восхитился татуированный, — Ну мудер, зараза … век воли не видать!» «Так вот, значит … — Гришаня поднес кружку к губам и с хлюпаньем втянул в себя кофе, — Есть у нас мыслишка, чтоб, когда они пароли поснимают, в Главсеть залезть и кой-какие дела обделать.» «Не получится, — покачал головой Эрик, — во время смены дат все ЭВМ с сетевой платой охраняются милицией …» «Об этом, паря, не беспокойся …» — перебил Рябов. «… А если даже и доберетесь вы до Главсети, то, чтоб по ней ходить, специальная программа нужна …» «Вот ты нам такую программу и напиши! — опять перебил Гришаня, — … или кишка тонка?» Татуированный отодвинул пустую тарелку и придвинул к себе кофе. «Пожалуйста. — усмехнулся Эрик, — Вы мне только описание сетевых протоколов достаньте, и пару программистов шестого разряда в помощь — а уж дальше я сам … и трех месяцев не пройдет.» Дефективный поднес ко рту кружку и стал гулко хлебать. «Где ж я это описание-то найду?» — деланно расстроился Гришаня; «В хранилище совершенно секретных документов Института Сетевых Коммуникаций.» «Правильно отвечаешь, парень! — похвалил Рябов, — Может, и будет от тебя польза.» Аннета неприязненно сунула Эрику кофе; «Спасибо.» — поблагодарил тот.

«Слушай, а откуда у тебя форма-то ментовская? — сменил тему Гришаня, — Ты ведь от нас в тюремной робе ушел …» Эрик на мгновение задумался, пытаясь придать вразумительную форму рассказу о произошедших с ним событиях … нет, соврать было проще: «С пьяного милиционера снял.» («Молодцы мичуринцы!» — закончила ведущая «Пионерской зорьки» репортаж о биробиджанских юннатах, выведших методом целенаправленной мутации сине-зеленого хомяка.) «И где же ты его нашел?» — заинтересовался Рябов; «Пьяный мент не проблема. — отшутился Эрик, — Вот, если б трезвого надо было найти …» «Ха-ха-ха!…» — загоготал татуированный; «Ха-ха-ха!… оупх-х …» — присоединился дефективный и тут же поперхнулся кофе. «Калач! — окрысилась Аннета, — Если не умеешь себя за столом вести, так и не садись тогда в приличном доме!» «Ла-адно тебе-е … — смутился дефективный, шмыгая носом, — Что ж тут поделаешь, ежели у меня кофий не в ту глотку попер?» — по его подбородку стекали мутные капли. Аннета возмущенно налила себе кофе и вышла из кухни.

«Ты где до ареста работал, нидерландист?» — вдруг вклинился татуированный. «В почтовом ящике п/я 534ц.» «И чего ты там делал?» — «Занимался компьютерной наукой.» Дефективный допил кофе и, воровато оглядевшись по сторонам, рыгнул. На лице татуированного появилось выражение подозрительного непонимания: «Так ты, значит, не эвээмщик?…» «Как это не эвээмщик? — удивился Эрик, — Компьютерная наука — это и есть наука об ЭВМ.» «Ты мне мозги не еби! — рассердился татуированный, скаля железные зубы, — Компьютеры, хуютеры …» «Не заловишь ты его, Ворон. — перебил Рябов, — Чтоб заловить, ты сам должон эвээмщиком быть!» «Что ж тогда получается?! — с обидой вскричал татуированный, — Придем мы туда, а он ни хрена сделать не могет …» «Не боись, в накладе не останемся. — успокоил его Рябов, — Это же сберкасса, а не роддом … там и наличные имеются.» Он повернулся к Эрику: «С нами на дело пойдешь, Нидерландист. Да смотри, ежели окажется, что ты нам мозги пудрил … — глаза его сверкнули, — Яйца твои голландские вот этими самыми руками под корень срежу!» Рябов поднес к лицу Эрика две корявые желтые ладони. «Я вам мозги не пудрю.» — ровным голосом отвечал Эрик. «Эх, надо было его вчера замочить!… — вслух посетовал татуированный. — А то: 'Погоди … утром разберемся … ' — он в расстройстве покачал головой, — Вот он лапшу на уши и вешает теперь, зараза!…» «Молод ты еще, Ворон, пахана учить. — с неприятным выражением на лице сказал Рябов, — Идите-ка вы лучше с Калачом переодеваться!»

Татуированый и дефективный молча вылезли из-за стола и вышли из кухни.

«Что нужно будет сделать?» — спросил Эрик. «Если я тебе программу дам, чтоб по Главсети ходить, разберешься?»; «Попробую. — Эрик поставил пустую чашку из-под кофе в раковину, — У вас ЭВМ есть?» Рябов помотал головой: «Менты при аресте забрали. — он скривился от досады, — На месте разбираться придется.» За окном брезжил рассвет. По радио шла передача «Наши потери» республиканского уровня. «А сколько у меня будет времени?» — «Полчаса. Должно хватить.» — «На что?» Вор провел ладонью по лысой голове: «Чтоб из одной сберкассы в другую талоны перевесть.» «Для этого, кроме ЭВМ, еще и банковское дело знать надо …»; «Не твоя забота. — перебил Рябов, — На это у нас Аннетка есть — она в той сберкассе, которую мы брать будем, и служит.» «… Хабибульский, Юриков, Ярмолькин.» — диктор закончил третьих и стал перечислять четвертых секретарей райкомов КПЕС, почивших на боевом посту за последние сутки в Российской Федерации. «Откуда у вас эта программа?… Вы уверены, что она работает?» — спросил Эрик. «Уверен.» — Гришаня достал из кармана и показал ему лазерный диск в прозрачном пластиковом футляре с бросавшейся в глаза надписью «Совершенно секретно».

В кухню вошла переодевшаяся в облегающие брюки и тонкий шерстяной свитер Аннета и стала собирать со стола грязную посуду. «Поторопись. — Рябов хлопнул себя по ляжке и встал, — Через полчаса выходим.» Знаком приказав Эрику следовать за собой, он вышел из комнаты.

Дурацкий полноизолирующий комбинезон жал подмышками. Толстый лицевой щиток из противотуманного стекла заволокся пеленой тумана. Негнущиеся крысозащитные сапоги цеплялись друг за друга и ступеньки лестницы. Медный вкус пасмурного утра, шершавые перила, глупое лицо дефективного, клацание железных зубов татуированного, запах полиэстероловой подкладки шлема и предощущение беды раздражали шесть чувств Эрика сверх всякой меры. На улице мела поземка, низкое свинцовое небо нависало над головой. Рябов выудил из кармана связку ключей и отпер облезлый микроавтобус с надписью «ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ», запаркованный у самого подъезда. «Тихо-мирно в машину садись … и не дай Бог кому-нибудь выебнуться!» — он со значением посмотрел на Эрика и сел за руль.

Аннета, затем Эрик залезли в пассажирское отделение микроавтобуса; дефективный и татуированный, толкаясь и сквернословя, последовали за ними. Микроавтобус тронулся с места и небыстро поехал по Комсомольскому проспекту в направлении центра. По тротуару на левой стороне улицы прошагала группа из четырех милиционеров. Ровно гудел кондиционер. Задняя половина салона микроавтобуса была отгорожена перегородкой, позади которой что-то дребезжало и лязгало. По правой стороне улицы прошло еще три служителя порядка. «Глянь, сколько ментов кругом! — озабоченно покачал головой Рябов, — И ведь с самого утра!» Он приподнял забрало шлема, осторожно, по лисьи, понюхал воздух, потом поднял забрало полностью. Остальные последовали его примеру. В микроавтобусе пахло бензином, грязной рабочей одеждой и французскими духами. «Что нам менты! — татуированный достал сигарету и закурил, — Они тама, мы здеся — сидим, никого не трогаем, починяем примус … ха-ха-ха!…» «Потерпеть не можешь? — недовольно спросила Аннета, — И так дышать нечем!» — рабочий комбинезон выглядел на ней элегантным, как на фотографии в журнале «Пролетарка». «Не журысь, Аннеточка! — Ворон ласково потрепал ее по щеке, — Кури, не кури — все одно, в могилу ляжешь.» «Отстань …» — с брезгливой гримасой, Аннета отбросила его руку. «Во, дает! — восхитился татуированный, — Эх, повезло мне — какую деваху отхватил!» Он повернулся к Эрику: «Вот ты, Нидерландист, ученый, семи пядей во лбу — объясни, почему такая краля меня, простого парня, полюбила?» «Прекрати, пожалуйста!» — резко сказала Аннета. «Не знаю.» — без выражения отвечал Эрик. «Ворон, хлебало заткни! — вклинился Рябов, — Мне ваш базар, что чирий в ухе.»

Микроавтобус ехал по Садовому Кольцу. Около небоскреба на площади Восстания, вдоль грязно-зеленых сугробов стояло несколько милицейских машин. Повсюду кишели милиционеры: гордо расхаживали по тротуару, неустрашимо запихивали раннего пьяницу в воронок, бдительно проверяли у подозрительного прохожего документы. Гулявший по улицам ветер свивал падающий снег в десятки бледно-зеленых смерчей. «Ворон, ты сыворотку прихватил?» — спросил Рябов; «Прихватил.» «Какую еще сыворотку?» — проявился дефективный; «Ежели тебя заразная крыса в канализации укусит, чего будешь делать?» — объяснил татуированный. Они миновали Маяковку — стараясь не чувствовать ничего, Эрик проводил взглядом окна своей бывшей квартиры. «А что, много их там?» — спросила Аннета, поджав от гадливости губы. Возле кинотеатра «Форум» стоял военный патруль: два нескладных долговязых солдатика и толстый расхристанный лейтенант (шинель его была расстегнута, шапка — сдвинута на затылок). «Хватает.» — отвечал Рябов, озабоченно поглядывая по сторонам. «Мутантных или обычных?» — «Обоих.» «Бр-р-р!» — Аннета передернулась. «Не дрейфь! — татуированный расправил плечи и выпятил грудь, — Я свою биксу в обиду не дам!» Дефективный вытаращил глаза, раздул щеки и задергал кадыком в тщетной попытке беззвучно выпустить из пищевода накопившийся там воздух.

«Приехали. — Рябов свернул в узкую боковую улицу, потом во двор какого-то дома. — На выход.» Справа и слева от микроавтобуса высились облезлые стены домов, наверху серела узкая щель неба. В проеме подворотни, через которую они приехали, мелькали редкие прохожие. Татуированный и дефективный полезли наружу. «Нидерландист и Аннета, сидеть внутри. Не дай Бог засветитесь, — Гришаня странно, по-стариковски, хихикнул, — из вас дорожные рабочие, как из Калача балерина!» Он вылез из машины, достал из кармана мятый листок бумаги, испещренный какими-то чертежами, и осмотрелся по сторонам, сличая виденное с нарисованным. Потом ткнул пальцем вниз: «Здесь.» Дефективный выволок из багажного отделения микроавтобуса лом и стал остервенело тюкать по слежавшемуся снегу. Двор был совершенно безлюден — ни детей, ни жильцов, прогуливавших собак, ни бабушек у подъездов. Татуированный вытащил из микроавтобуса барьеры и стал расставлять вокруг постепенно проступавшей из-под снега крышки канализационного люка. Рябов скомкал бумажку с чертежами и пустил ее по ветру. Окна нижних этажей окрестных домов были забиты досками, окна верхних этажей — разбиты. Удары лома гулко резонировали в узком колодце двора. Где-то наверху моталась и хлопала под ударами ветра незапертая оконная створка. Дефективный подцепил крышку ломом и своротил на сторону — из люка повалил густой, розоватого оттенка пар.

«Аннета, Нидерландист! — позвал Рябов, — Спускаемся!» Эрик вылез из микроавтобуса и заглянул в люк: в бетонную стенку колодца были забиты толстые металлические скобы, образуя лестницу. «Калач, бери рюкзак — первым полезешь.» Гришаня подобрал лежавший на снегу лом, сунул его в заднее отделение микроавтобуса и запер дверцу. «Чтоб, ежели наебнешься, никого с лестицы не сшибить.» — он хохотнул. Обиженно сопя, дефективный вытащил из салона микроавтобуса небольшой красный рюкзак, неуклюже нацепил его на спину и полез в люк. Ветер завывал в узком пространстве между домами. На облезлых дверях подъездов висели монументальные висячие замки. «Затем Ворон, Аннета и Нидерландист. — приказал Рябов, — Я последним пойду.» Он запер дверь салона микроавтобуса и надел защитные перчатки. Татуированный молча сел на землю и скользнул вниз, Аннета последовала за ним. Эрик подождал, пока девица спустится на две ступеньки ниже уровня земли, натянул перчатки и осторожно погрузился в туман. На стекле шлема немедленно выступили крупные розовые капли — нащупывать ступеньки приходилось вслепую. «Осторожно! — зашипела снизу Аннета, — Ты мне чуть на руку не наступил, идиот!» «Быстрей!» — торопил сверху Рябов, едва не наступая Эрику на руки. Некоторое время они спускались в молчании.

«Наконец-то!» — с облегчением выдохнула Аннета и, судя по звуку, спрыгнула на какую-то покрытую лужами поверхность. Хлюп!… Следовавший за ней Эрик оказался в нешироком туннеле, тускло освещенном фонарями в руках татуированного и дефективного. «Ежели ты еще раз мою биксу …» — угрожающе начал татуированный, пытаясь протиснуться мимо Аннеты к Эрику. Большую часть ширины туннеля занимал глубокий канал — стоять можно было лишь вдоль одной из стен, на узкой зацементированной дорожке. На дне канала, примерно в двух метрах от уровня дорожки, колыхалась черная густая жижа. «Отстань от него!» — в один голос одернули татуированного Аннета и Рябов. «Ну чего, в какую сторону?» — поинтересовался из темноты дефективный; «В твою. — отозвался Рябов, — Топай вперед со средней скоростью.» Раздалось шарканье сапог, цепочка людей пришла в движение. Эрик порылся в кармане, нашел, достал и включил фонарь — в конусе света перекатывались клубы полупрозрачного розового пара. Конец туннеля терялся в темноте.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Слушай, Гришаня! — спросил, не прерывая движения, татуированный, — А ты дорогу хорошо знаешь?» Стены и свод туннеля были облицованы черными кафельными плитками. Цементный пол покрывали многочисленные лужи. «Ты заместо базара лучше под ноги смотри! — отвечал Рябов, — В канаву наебнешься — каюк: через десять секунд сапоги разъест, не говоря уж о комбинезоне!» Под сводом туннеля тянулся пучок кабелей в антикоррозийных полимерных трубках. По стенам бежали розоватые капли. «А что там такое, в канаве? — Аннета опасливо посветила вниз, — Я думала, просто нечистоты …» Рябов негромко рассмеялся: «Нечистоты по трубам идут. А здесь — дождевая вода, что с улиц стекает.» Черная жидкость на дне канала вязко колыхалась в свете фонарей. «Так сейчас же зима … — удивилась Аннета, — Какие дожди?» «Вот то-то и оно! — назидательно разъяснил Рябов, — Часть воды в Москву-реку ушла, остальное — за зиму испарилось, а вся та гадость, что в воде была, на дно выпала.» «Ф-фу …» — девица передернулась и перевела луч фонаря себе под ноги. «Слушай, Гришаня, — плохо отрегулированный микрофон придавал голосу татуированного нехарактерно чистый тембр, — нешто другой дороги нет?» «Есть. — усмехнулся Рябов, — Добудь пропуск и топай себе по Горького … ты чего, Ворон, с коня упал? Знаешь ведь, что в день смены дат центр города весь перекрыт …» Капли на стенах и потолке туннеля отсвечивали в лучах фонарей мириадами розовых искр.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Эй, Гришаня! — удивленно воскликнул дефективный, — Здесь проход какой-то вбок!» Эрик чуть не наскочил на резко остановившуюся Аннету. «Топай вперед, Калач! — откликнулся Рябов, — Нужно будет свернуть — я скажу, не сумлевайся!» Цепочка вновь пришла в движение. «Нам еще долго по прямой хуярить, — пояснил Гришаня, — Я вас потому на Колхозную привез, чтоб проще было под землей добираться.» Эрик прошел мимо узкого прохода, проделанного слева в стене. Рядом висела табличка с надписью «Р 286». «А как сюда дождевая вода попадает?» — вдруг спросила Аннета; «Видишь дырку в потолке?… Во-он там, прямо над канавой … Оттудова к дождевой решетке труба вверх идет.» Из полуметрового отверстия в своде туннеля сочился слабый ореол дневного света. «Так все эти туннели из-за дождевой воды понастроили? — с сомнением протянула Аннета, — Неужели не могли по трубам пустить?» «Ну, девка, ты даешь! Тебе б не в сберкассе, а в ментовке, служить — гражданином следователем! — похвалил Рябов, — Я мыслю, что туннели эти из-за кабелей прорыли — глянь, сколько их под потолком висит …»

Некоторое время они шагали в молчании.

«Эх, давненько я сюда не заглядывал … годков двадцать, поди! — ностальгически заметил Рябов, — Вместе мы тогда лазили: я, Скрипач, да Цыган покойный …. — в его голосе послышались сентиментальные нотки, — Как комендантский час объявили — поневоле под землю уйти пришлось!» Размеренное шарканье сапог действовало на Эрика усыпляюще. «Какой комендантский час?» — спросила Аннета. «Который Романов-внук объявил, — отвечал Гришаня, — когда папашу своего в геронтологическое отделение упек, еби его конем …»

Некоторое время они шагали в молчании.

«И ведь цельных три года народ морили! — вдруг разразился Рябов, — Как десять часов — по хазам … Суки, бля, позорные, что хотят, то с народом и делают! — он помолчал, а потом злорадно добавил, — А хуй в сраку не желаете, граждане начальнички?…» — ругательства вылетали из него без задержки, как жетоны из сломанного газирующего автомата.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Много тогда блатных под землю ушло. — с неожиданным спокойствием продолжил воспоминания Рябов, — Метром мы это дело называли …» Через каждые двадцать-тридцать метров от связки кабелей под потолком отходили ответвления и исчезали в стенах. Там и сям на кафеле стен сидели здоровенные жирные улитки с разноцветными — синими, зелеными, желтыми — телами и черными глянцевитыми раковинами. «Чтоб магазин взять или, там, склад, лучшее время — ночь … а как туда во время комендантского-то часа доберешься?…» Стоячие волны розового пара колыхались от потолка к полу и от стены к стене. Откуда-то доносилось журчание воды. «А потом добыл Скрипач карту, и пошел фарт струей: спускаешься в 'метро' у нас же в подвале, вылазишь, где нужно, дела делаешь — и обратно … никакие менты нам были не страшны!» Под потолком стремительно рассекая туман, словно эскадрилья красных истребителей, пронесся рой фиолетовых мух. По маслянистой поверхности черной жидкости в канале лениво расходились непонятно откуда взявшиеся круги. «Однако, всякое бывало … — продолжал Рябов, — Цыган, к примеру, раз в одиночку пошел, да так и сгинул … меня потом, как самого молодого, к евойной биксе послали новость сообщать. Или, скажем, Стриж с корешами: шестеро ушло, двое вернулось …» Воцарилось неприятное молчание, прерываемое лишь шарканьем и шлепаньем сапог. «И чего те двое рассказали?» — наконец спросил татуированный. «Ничего не рассказали, — неохотно отвечал Рябов, — потому как с глузду съехали. Стриж только рычал да щерился — его жена потом в дурдом сдала … а Топор какое-то фуфло насчет крокодила толкал: мол, пожрал тех четверых за грехи ихние аллигатор дьяволов с зубами огненными, очами вогнутыми и чревом ненасытным, бездонным.» Лучи фонарей и гигантские тени людей плясали на стенах туннеля. Комбинезон на аннетиной спине влажно блестел крупными розовыми каплями. Наушники по бокам шлема делали девицу похожей на стрекозу. «Как это: 'с очами вогнутыми'?» — неуверенно поинтересовался татуированный. «Хуй его знает! — раздраженно отвечал Рябов, — Говорю тебе: с глузду парень съехал …»

Некоторое время они шагали в молчании.

«И что с ним потом сталось?» — спросила Аннета. Впереди показался мостик, перекинутый через канал и ведущий к боковому туннелю. «С кем, с Топором?» — «Да.» — «Повесился.» На дорожке возле стены лежал обглоданный до пергаментной белезны скелет какого-то мелкого животного — видимо, лягушки. Антикоррозийное покрытие на перилах мостика покрывали язвы коррозии.

Некоторое время они шагали в молчании.

«Стой!» — вдруг приказал Рябов. Эрик резко остановился, потом осторожно приставил ногу. Аннета прошла по инерции еще два шага, натолкнулась на татуированного и застыла в напряженной позе. «Слышите?» — шепотом спросил Гришаня. Эрик прислушался, но ничего не услыхал. «Неужто не слышите? Ведь громко же пищат, подлюги … словно твои цыплята!» Тишина в туннеле была настолько густой, что ее, казалось, можно было резать ножом. Ладони Эрика рефлекторно сжались в кулаки, по спине под комбинезоном скатилась капля пота. «Спокойно, крошка! — татуированный обнял Аннету за плечи, — Я с тобой!» Тишина постепенно распадалась на отдельные звуки: где-то капала вода, откуда-то доносился неясный шум. Потом неясный шум распался на частое попискивание и тихий низкий рокот … Эрик осторожно повернулся на месте и посмотрел назад. «Не шевелиться! — яростным шепотом приказал Рябов, — Я вам что про них рассказывал?» Пять фигур в нелепых оранжевых комбинезонах застыли в разных позах, как в музее восковых фигур, на узкой дорожке между стеной туннеля и черным провалом канала. Пять лучей света неподвижно отсвечивали в розовых лужах на бетоне пола. Аннета осторожно отстранилась от татуированного и обернулась назад, пытаясь заглянуть мимо Эрика и Рябова в темноту туннеля. «Нишкни!» — прошипел Гришаня. Попискивание приближалось: будто по дорожке бежала стая цыплят — Эрик мог различить топот и шлепот сотен лапок по покрытому лужами полу. «Фонарь выключить?» — тихо спросил татуированный. «Слепые они … и глухие тоже. — досадливо прошептал Рябов, — Я же объяснял!» «А чего ж тогда шепотом говорите?» — с еле заметной иронией поинтересовалась Аннета. «И то верно … — в полный голос согласился Гришаня, — Надо же, сам себе голову заморочил.» Пищание приближалось. «Главное — не шевелиться … — сказал Рябов, — Они движение чуют …» «Чем?» — спросила Аннета; «Не знаю … Шевельнешься, так они со стенки на тебя сигают … — Гришаня помолчал, а потом добавил, — Живьем заедят, ежели большая стая.» В темной глубине туннеля уже можно было различить какое-то кишение; «Ой …» — с отвращением выдохнула Аннета. Топот крысиных лап замедлился, пищание стало громче. «Совещаются, суки. — опять перешел на шепот Рябов, — Чуют чего-то … да, видно, не знают чего.» Наконец, на нечеткой границе света и тьмы показалась первая крыса — розовое безволосое существо размером с морскую свинку. Следом бежали еще три, чуть поменьше, затем еще две … еще … еще … еще … Эрик почти сразу сбился со счета. Чем ближе крысы подбегали к людям, тем медленнее и менее целеустремленным становился их бег — они тыкались в стены, нюхали пол, подбегали к краю канала … Наконец, вожак поравнялся с ногами Рябова — попискивая, он остановился и стал исследовать препятствие. Эрик затаил дыхание. Вожак попытался залезть на подъем рябовского сапога, однако лапы его соскользнули. Следующие три крысы медленно подтрусили поближе, постояли полукругом, потом посеменили, переваливаясь, дальше: две — к эриковым сапогам, одна — еще дальше. Аннета издала странный горловой звук — будто подавилась рыбьей костью (Эрик чуть не обернулся, чтоб посмотреть на нее). И сразу же набежала третья «волна», потом четвертая … Через минуту крысы кишели повсюду: сновали от одного человека к другому, громко пищали и подпрыгивали, пытаясь вскарабкаться людям на ноги. Их лапы раз за разом соскальзывали с маслянистой поверхности крысозащитных сапог … звери прыгали снова и обрывались вниз, обрывались вниз и прыгали снова — с упорством игрушечного автомобиля, натолкнувшегося на плинтус. Белые, без зрачков, глаза блестели в лучах фонарей жемчужными бусинками, острые коготки неприятно скрежетали по поверхности сапог, короткие тупые хвосты торчали вверх, как карандаши. Вдруг крысы резко остановились и умолкли.

Стало тихо.

Потом одновременно, как по команде, вся стая бросилась к стене и полезла вверх, отчаянно пища и цепляясь когтями за цементные полоски между кафельными плитками. «Помните, что я говорил. — сказал Рябов свистящим шепотом, — Шелохнетесь — хана.» Животные лезли по стене плотным шевелящимся ковром: верхние уже достигли уровня человеческого плеча, нижние — толкались внизу, ожидая своей очереди. Ближайшая крыса находилась в полуметре от эриковой головы — он мог разичить торчавшие изо рта клыки и маленькую розовую присоску рядом с кончиком хоста. На несколько секунд животное повисло точно напротив его лица, впившись в стену когтями и присоской. Потом перегнулось и стало водить белыми, без зрачков глазами по сторонам — жирное тело мелко тряслось, розовые уши, усы и черная пуговка носа непрерывно шевелились. Внезапно стало тихо — пищание прекратилось. Эрик кожей шеи ощутил, насколько тонок его комбинезон — подавив безумное желание прибить крысу изо всех сил кулаком, он замер на месте. Луч аннетиного фонаря на полу впереди него чуть-чуть дрогнул … или ему показалось? Откуда-то доносился звук падавших в воду капель … или это стучало у Эрика в ушах? Вдруг резко, как по команде, пищание возобновилось: нижние крысы стали спрыгивать на пол и отбегать от стены, верхние — осторожно поползли вниз. Аннета издала вздох облегчения, татуированный выругался, дефективный пукнул. «Рано радуетесь! — злобно прошипел Рябов, — А ну, нишкнуть!» Наконец, все крысы оказались внизу — они громко пищали, толкались и нетерпеливо подпрыгивали на месте. Потом колонна пришла в движение — звери пробегали мимо ног Эрика двойками, тройками и четверками … Постепенно, поток иссяк — отчаянно пища и дергая хвостом, пробежала последняя крыса. «Без команды не двигаться! — громко приказал Рябов, — Ждите!» Эрик вдруг ощутил острую боль в пояснице — все это время его мышцы были напряжены в струну. Он шевельнулся. «Я что сказал?!» — рявкнул Гришаня. Прошло минуты две, топот и пищание крыс затихли в темноте туннеля. Наконец, Рябов скомандовал: «Отбой!» Люди, громко переговариваясь, стали потягиваться и разминать затекшие члены.

«Пронесло!» — выдохнула Аннета. «Пронесло-то пронесло, — голос Гришани звучал почти добродушно, — да только крысы эти, иной раз, сначала вперед, а потом назад бегут.» «Пущай себе бегут! — легкомысленно отвечал татуированный, — Пяток минут постоим — всего-то и делов!» «А что они едят?» — спросила Аннета. «Ребята сказывали, что они из канавы пьют. — отвечал Рябов. — Эта гадость для них, вроде как, все сразу: и еда, и питье, и белки, и углеводы … — он помолчал, потом повернулся к Эрику и толкнул его в плечо, — Ладно, побазарили и будет! Вперед!» Шаркая ногами, цепочка людей пришла в движение. «Поторапливайся, Калач! — прикрикнул Рябов, — Поди, не к бабушке на именины трюхаешь!»

Некоторое время они шагали в молчании.

«Послушайте, Гришаня! — вдруг спросила Аннета, — А почему вместо того, чтоб под землей идти, мы в этом подвале под сберкассой загодя не спрятались?» «Завязывай, девка! — в голосе Рябова послышалось раздражение, — Отчего да почему …» В силу случайного совпадения, а, может, из подсознательного стремления к единству, все пятеро шагали сейчас в ногу. По стене, строго горизонтально земной поверхности, ползла бесконечная вереница полупрозрачных голубых муравьев (Эрик не заметил, когда и откуда она началась). «В том подвале тебе шесть часов сидеть бы пришлось. — Гришаня смачно отхаркался, но, видно, вспомнив про шлем, плевать не стал, — Сама посчитай: центр перекрывают без четверти шесть, а смена дат начинается в двенадцать.»

Некоторое время они шагали в молчании.

«А по мне, так шесть часов в подвале лучше, чем два в канализации …» — не обращаясь ни к кому конкретно, сказала Аннета. Вереница муравьев изогнулась под прямым углом вверх и исчезла в дырке, проделанной в потолке туннеля для какого-то кабеля. «А что делать собираешься, ежели менты подвал обыщут?» — не обращаясь ни к кому конкретно, иронически поинтересовался Рябов.

Примерно через полчаса Эрик окончательно потерял счет времени. По внешней поверхности щитка его шлема стекали розовые капли. Клубы розового пара медленно проплывали мимо его плеча. Искрясь в свете фонаря, из-под сапог вылетали розовые брызги. Темнота обволакивала тело и сознание, как черная вата. Мерная ходьба без усилия навевала неуместные мысли. Вместо того, чтобы сосредоточиться на вопросе выживания, Эрик вспоминал недорешенное им в пятницу уравнение, лялькино прикосновение к своим волосам, гомерический смех Мишки Бабошина, и, почему-то, светкин бюст. Какие подсознательные связи объединяли эти разномастные воспоминания в одну ассоциативную цепочку? Как уложить эту нелепую цепочку в текущее мироощущение Эрика? Каково место Эрика в морально-эстетическом портрете его поколения? И как вплетается его судьбоносное поколение в непростую нравственную ткань их героической страны?

«Вот, например, я. — сказал татуированный, будто продолжая давно начатый разговор, — Был душегуб, есть душегуб, и завсегда душегубом останусь. Родился таким: с детства всех, кто слабее меня, тиранил … потому как нет слаще мне удовольствия, чем другому человеку боль причинить. Иной раз вкуснее даже, чем бабу трахнуть … эти две вещи у меня, почему-то, вместе идут. И то верно: ежели ты какого мужика сильней окажешься, то, значит, и на его бабу все права имеешь. Да не в одной силе дело — отчаянность, иной раз, за две силы идет. Помнится, был один штангист в Кировском изоляторе — косая сажень в плечах, двести килограмов поднимал … так он для всего барака дунькой служил. А как получилось: поймал я его в бане, сказал пару ласковых, да ножик показал — тут он, без дальнейших уговоров, сам раком и встал. Или, помнится, шел я с похмелюги через парк, башлей нет, настроение — хуже некуда, а тут навстречу — три фраера с девками. Ну, слово за слово, вмазал я одному по сусалам, остальных пугнул, как следует — чтоб в штаны наложили — а потом взял одну из девок за волоса, да тут же под кустом и отымел. И что характерно: билась она поначалу, рожу мне царапала, а как только впендюрил — вмиг обмякла, руки-ноги раскинула и только стонет. Э-э … чего там говорить … я, как мужика с бабой завижу — хоть на улице, хоть в кино — так хлебом не корми, а дай только того мужика отпиздить, а еще лучше — замочить, а бабу его выебать. Симпатичная ли баба, уродина — роли не играет: ежели с мужиком — так обязательно отнять и отыметь надо … А если б она без кавалера была — то я, может, и не позарился бы на нее совсем! Это мое поведение лагерный психолог так объяснял: икстинкт обладания самки, грит, у тебя репертрофированный … слишком большой, значит … а излишек того икстинкта переходит в насилие и придает ему … э-э, как его … сексуальный характер. Или, скажем …»

«Заткнись, животное.» — ровным голосом перебила Аннета. Татуированный осекся на полуфразе. Эхо его последнего слова истерически заметалось в тесном проеме туннеля, а потом упало, как подстреленное, на раскисший цемент пола.

Темнота и однородность окутывавшего Эрика пространства замутняла восприятие времени. И наоборот: отсутствие временных ориентиров делало окружающую Вселенную то несообразно малой, то бесконечно большой. Математическая взаимозаменямость расстояния и времени посылала воображение Эрика в неправильном — с точки зрения поэта, художника или актера — направлении. Математическая взаимозаменямость времени и расстояния приводила его логику к неверному — с точки зрения музыканта, философа или простолюдина — результату. Сколько часов и километров Эрик и его спутники прошли с начала пути? Сколько километров и часов осталось им до цели?

Некоторое время они шагали в молчании.

«Стойте!» — раздался голос Рябова, и Эрик резко остановился, чуть не наскочив на Аннету. «Ворон, становись на мое место, а я вперед пойду.» Татуированный и Гришаня протиснулись мимо Эрика в противоположных направлениях. «Сейчас катакомбы начнутся. — предупредил Рябов, — Смотрите: потерятесь — искать не стану!» Цепочка людей вновь пришла в движение. Вскоре показался ажурный мостик, ведущий через канаву в боковой проход — Рябов свернул туда (Эрик заметил, что вор держит в руке оцелофаненную страничку — видимо, карту). Бонг!… Бонг!… Бонг!… загудел металлический настил моста под тяжелыми крысозащитными сапогами. Боковой туннель был заметно уже. Ни дренажных отверстий в потолке, ни канавы там не имелось — лишь змеи кабелей извивались по стенам. Через несколько минут Рябов свернул направо, потом налево, потом еще раз налево, потом еще раз направо … Эрик быстро потерял направление … После десятка поворотов они оказались в небольшом помещение с тремя уходившими из него коридорами — где им пришлось ждать, пока Гришаня, бессвязно сквернословя, выбирал по карте, куда нужно идти. Наконец, они медленно зашагали дальше. Иногда Рябов останавливался и сверял номера коридоров (кое-где указанные на настенных табличках) с картой. Пол под ногами стал скользким и неровным — цемент во многих местах был корродирован и превратился в вязкую темно-красную грязь. Пар сгустился почти до консистенции жидкости — Эрик едва различал стены. Рябов становился все раздраженнее и, когда Аннета спросила, долго ли еще идти, то чуть не прибил ее. «Заткни хлебало, девка!» — заорал он свирепо, и Аннета обиженно притихла. Вскоре коридор стал еще уже и ниже (чтобы верхушка шлема не цеплялась за кабели под потолком, Эрику приходилось часто наклонять голову). Наконец, они оказались в большом квадратном помещении, из которого уходил лишь один коридор — тот, по которому они пришли. На стене висела табличка с непонятной надписью «ХРАНИЛИЩЕ ОБОРУДОВАНИЯ», на раскисшем цементном полу валялось несколько изъеденных в кружева металлических труб. Рябов опустился на четвереньки и заглянул в большое круглое отверстие в стене возле пола. «Чего ищем, Гришаня?» — поинтересовался татуированный, но ответа не получил. Кряхтя, Рябов встал на ноги: «Калач, нейтрализатор доставай.» Дефективный снял рюкзак, плюхнул его на пол и развязал горловину. Аннета бесстрастно следила за его действиями, татуированный что-то насвистывал, Эрик закрыл глаза и не думал ни о чем. «Вот он. — дефективный нашел, наконец, нейтрализатор и потащил его из рюкзака, — Зацепился за что-то, з-зараза!…» Раздался треск рвущейся материи, на пол полетели какие-то мелкие предметы. «На!» — радостно сказал дефективный и шагнул к Рябову, протягивая ярко-зеленый цилиндр нейтрализатора. Хрусть! — хрустнуло что-то под его сапогом. «Ты чего раздавил, мудило?!» — страшным голосом спросил Рябов; «Раздавил? — невинно удивился дефективный, — Чего раздавил?» «С тобой, недоумком, разговаривать — только время терять!… — Гришаня опустился на четвереньки и стал собирать разбросанные по полу предметы, — А вы что стоите, как у кума в кабинете?» Аннета, татуированный и Эрик последовали его примеру. «Это он ампулы с сывороткой … — Аннета подобрала расплющенную картонную коробочку и проверила ее содержимое, — Ни одной целой.» «Ну-у, мудак!… — с ненавистью сказал Рябов, — Мозгов меньше, чем у мандавошки!» Он сокрушенно покачал головой, с кряхтением встал, подошел к отверстию в стене, наклонился и, прицелившись раструбом нейтрализатора, повернул рукоятку. Раздалось шипение, из нейтрализатора ударила струя зеленой пены. «В трубах этих, иной раз, всякое говно застаивается. — хмуро объяснил Гришаня в ответ на незаданный вопрос Аннеты, — Комбинезон разъесть могет, когда ползти будем.» «Ползти? — тревожно спросила девица, — Далеко ползти?» Рябов повернул рукоятку нейтрализатора в исходную позицию, и струя иссякла. «Недалеко. — он аккуратно поставил зеленый цилиндр у стены, — Метров тридцать.» Из отверстия в стене валил густой розово-зеленый пар.

На мгновение наступила тишина, смешанная с шипением умирающей химической реакции.

«Эй ты! — окликнул Рябов стыдливо отошедшего в сторону дефективного, — Первый пойдешь!» Дефективный суетливо подхватил с пола рюкзак и стал надевать его на спину. «Да не пролезешь ты в трубу с рюкзаком! — досадливо махнул на него рукой Гришаня, — Впереди толкать нужно.» Калач торопливо опустился на четвереньки, затолкал рюкзак в отверстие и, извиваясь, как гигантский червяк, полез в трубу. «Смотри, комбинезон не порви! — крикнул ему вслед Рябов. — Там из стенок железки могут торчать.» «Угу …» — неразборчиво промычал дефективный. «Ты зачем его на дело взял, Гришаня? — поинтересовался татуированный, — С такого мудака убытка больше, чем прибытка!» «А двери тебе кто открывать будет? — отвечал Рябов, — Аннетка?»

Дергающиеся ноги дефективного исчезли в клубах розово-зеленого пара.

«Ты теперь.» — приказал Гришаня. Аннета опустилась на колени и скользнула, как змея, в отверстие. «Сейчас я пойду, затем Нидерландист, а потом ты, Ворон.» — распорядился Рябов и с кряхтением полез в трубу.

Дергающиеся ноги Гришани исчезли в клубах розово-зеленого пара.

Эрик опустился на корточки и посветил в отверстие фонарем — из-за пара видно ничего не было. «Давай, нидерландская морда, — поторопил татуированный, — не засиживайся!» — Эрик полез внутрь. Труба оказалась несколько шире, чем казалось снаружи, однако встать внутри нее на четвереньки все же не удавалось, так что приходилось подтягиватся на локтях, извиваясь, как пресмыкающееся. Лицевой щиток немедленно покрылся густой розовой росой и клочьями зеленой пены, ползти в мешковатом комбинезоне было неудобно и жарко. Метров в десяти от входа из стенок торчали ошметки некогда перегораживавшей трубу решетки — следя, чтоб не зацепиться за них комбинезоном, Эрик аккуратно перелез через препятствие. И вдруг наткнулся на Рябова; «Нишкни! — со странной напряженной интонацией прошипел вор, — Тихо!» Эрик распластался на дне трубы и попытался вытянуться внутри комбинезона — так, чтобы рубашка отклеилась от потной спины. Сзади слышались проклятия татуированного и смутная возня. «Быстро! — вдруг ожил Рябов, — Не зевайте, если жизнь дорога!» — он судорожно полез вперед. «Чего там у вас?» — спросил сзади татуированный. «Крысы!» Возня и проклятия позади Эрика на мгновение стихли и тут же возобновились с утроенной силой. «Гришаня! — в голосе Ворона слышались истерические нотки, — Я тут комбинезоном зацепился за эти, блядь … как их …» «Отцепляйся, дурень! — отвечал Рябов, не останавливаясь, — Заедят!» Отогнав сумасшедшую мысль вернуться, чтоб помочь татуированному, Эрик устремился за Гришаней — и вдруг увидал справа круглое отверстие сантиметров сорок в диаметре. Он на мгновение замер и прислушался: из боковой трубы доносились еле слышный писк и дробный топот маленьких лапок. Он быстро пополз вперед. «Не отцепляется, с-сука!» — странно-визгливым голосом вскрикнул позади татуированный. «Скорей! — отвечал невидимый в темноте Рябов, — Всех нас погубишь, недоделок!» Эрик добрался, наконец, до конца трубы и вывалился наружу, плюхнувшись в лужу зеленой пены на полу узкого коридора. (Его хриплое дыхание заполняло шлем, вытекало сквозь межмолекулярные промежутки лицевого щитка наружу и втекало обратно через мембраны микрофонов.) «Где Ворон?» — заорал Рябов; «Не знаю.» Гришаня пал на четвереньки, сунул голову в трубу и застыл, прислушиваясь. Аннета, дефективный и Эрик сгрудились полукругом за его спиной. На мгновение стало тихо — тишину нарушали лишь отдаленно-неразборчивые крики татуированного и звуки падавших с потолка и разбивавшихся об пол капель. «Отцепился! — неожиданно членораздельно заорал татуированный, — Гришань, мне чего, замереть?» «Не поможет! — яростно крикнул Рябов, — Сюда ползи!» — «Ползу!» Заглушаемый до сих пор воплями татуированного, крысиный писк стал теперь явственным. Рябов встал на ноги и, хотя его никто не спрашивал, объяснил: «Ежели лежишь — то, чего ни делай, все равно бросятся … — он судорожно, со всхлипом, вздохнул, — А ежели на него бросятся, то и на нас тоже …» «Как это?! — задохнулась Аннета, — Почему?» Судя по звукам, доносившимся из трубы, татуированный вот-вот должен был выползти наружу. «Когда они из дырки будут выскакивать, бейте их сапогами! — приказал Рябов, — Да смотрите, чтоб они на вас со стен или потолка не прыгнули!» «Может, убежим?» — спросила Аннета хрипло; «От них не убежишь! — Гришаня неожиданно усмехнулся, — Оно и видно, как ты своего кавалера …»

«А-а-а!!!» — раздался дикий вопль татуированного.

«Ну все. — свистящим шепотом сказал Рябов, — На том свете увидимся!» Он шагнул поближе к трубе … и вдруг отскочил назад — из отверстия вывалился Ворон. На спине у него висели две крысы — комбинезон висел клочьями, и было видно, что звери вгрызлись зубами в его тело — на безволосых розовых телах веднелись брызги крови. «Дави их!» — дико заорал Гришаня, стараясь перекричать вопли татуированного. Дефективный обеими ногами прыгнул несчастному на спину; «Уоп-п!» — крякнул Ворон и затих бесформенной грудой на полу. Одна из крыс осталась лежать, размазанная по его спине, другая, волоча задние лапы и отчаянно вереща, попыталась уползти в сторону — Эрик никогда бы не подумал, что животное может так кричать. Аннета молча шарахнулась с ее пути и бесследно канула в тумане … и тогда Эрик ударил животное изо всех сил сапогом в розовый бок. С неприятным звукам брошенного на прилавок куска мяса крыса шмякнулась о стену и упала бездыханная на пол. «Смотрите! — хрипло заорал дефективный, — Их там много!» — он посветил фонарем на отверстие трубы. Раз … два-три … четыре-пять-шесть … крысы выскакивали из клубов розово-зеленого пара, одна за другой пробегали по неподвижному телу татуированного и кидались в стороны. Некоторые пытались залезть на сапоги людей и были безжалостно растоптаны, однако большинство бросалось к стенам и начинало карабкаться вверх. «Бейте их, — истерически закричал Рябов, — пока они до потолка не добрались!» Сквозь клубы пара видно было плохо … содрогаясь от гадливости, Эрик примерился к ближайшей крысе и сбил ее на землю — однако та приземлилась на четыре лапы, ловко вывернулась у него из-под сапога и опять прыгнула на стену. На этот раз рисковать он не стал — когда крыса поднялась примерно на полметра от пола, он изо всех сил пнул ее ногой. Раздался неприятный хруст, и животное упало мертвое на пол.

Эрик огляделся: мутные конуса света метались по стенам и потолку, слышались хриплые крики людей, глухие удары и верещание крыс. В нескольких метрах от него искрил перебитый (молодецкой ногой дефективного?) кабель. (Соприкасаясь с испарениями, искры шипели и оставляли позади себя длинне туманные хвосты — как маленькие кометы.) Эрик расширил луч своего фонаря — розовые тела крыс стали заметнее на черном кафеле стен. Р-раз!… Дв-ва!… Окончательно отбросив чувство брезгливости, он размазал по стене двух животных, добравшихся уже до уровня его глаз … «Давайте, ребята! — услыхал он задыхающийся голос Рябова, — Стая небольшая попалась … отбиться могем!» Тр-ри!… Эрик подпрыгнул и сбил на пол здоровенную крысу, на удивление быстро бежавшую по висевшему под потолком кабелю, а потом наступил на нее сапогом. (Раздавленное животное проскользило под его ногой, и он чуть не упал.) Бум! Бум! — срезонировав в замкнутом пространстве коридора, громовые раскаты выстрелов больно ударили по барабанным перепонкам. «Не стрелять! — заорал невидимый Рябов, — Всех нас перебьешь, шалава!» Четыре!… Пять!… Эрик задавил двух крыс, бессмысленно метавшихся у него под ногами. Больше животных в поле его зрения не было. «Эй, Ворона помогите поднять … — услыхал он голос Рябова, — Быстро!» Эрик перевел дух — побоище кончилось подозрительно быстро … куда они все попрятались? Он попытался вытереть пот с лица, однако его рука наткнулась на щиток шлема. Клубы пара, валявшиеся повсюду окровавленные тушки крыс и влажно блестевшие оранжевые комбинезоны придавали пейзажу после битвы фантастически-нереальный оттенок. «Нидерландист, Аннета! — свирепо рявкнул Рябов, — Где вас черт носит?» Эрик шагнул в сторону смутно видневшихся в тумане силуэтов: дефективный держал под мышки безжиненно повисшее тело татуированного, Гришаня возился в лежавшем у стены рюкзаке. Лицевые щитки всех троих запотели, так что лиц видно почти не было. «Поворотите его спиной!» — приказал Рябов. Эрик помог дефективному повернуть Ворона и содрогнулся: комбинезон на лопатках несчастного был изодран в клочья и залит кровью. Из марева тумана неслышно выступила Аннета и встала рядом. «Скорей …» — Рябов приладил большой кусок изолирующего пластыря — так, чтобы тот закрыл дыру в комбинезоне. «А-а-а!…» — громко застонал татуированный, и дефективный от неожиданности чуть не разжал руки. Глаза Эрика щипало от попавшего в них пота — он крепко зажмурился, потом помотал головой … ни то, ни другие не помогало. «Эй!… — Рябов постучал по щитку шлема татуированного, — Оклемался?…» «Спина-а … — простонал тот, — и бо-ок …» — вор осторожно отстранил дефективного и встал сам, согнувшись в поясе, держась за стенку и покачиваясь. «Ребро у тебя, видать, сломано … кореш твой так тебя от крыс защищал. — по тону рябовского голоса было слышно, что он иронически улыбается, — И спину они тебе искромсали.» «Что?!! — татуированный резко распрямился, но тут же согнулся опять и схватился рукой за бок, — Сыворотка где?» «Известно, где! — отвечал Гришаня, — Калача спроси, он тебе покажет …» «Гнида!… — бессильно простонал татуированный, — Я тебя сейчас, гада …» Он попытался слабой рукой расстегнуть набедренный карман — дефективный испуганно попятился назад. «Тихо! — одернул их Гришаня, — Потом собачиться будете. — он перехватил руку Ворона и отвел ее в сторону, — Сыворотка в сберкассе должна быть, в аптечке … так, Аннета?» «Так.» — подтвердила девица. Эрик осмотрел свои сапоги и потоптался в луже, стараясь смыть с них крысиную кровь. «А потому склоку отставить и марш вперед — через пятнадцать минут на месте будем.» Дефективный суетливо подобрал с пола рюкзак и, совершая множество ненужных движений, стал завязывать горловину. «А через сколько минут сыворотку еще не поздно колоть?» — дребезжащим голосом спросил татуированный. «Через сорок.» — отвечал Рябов.

Он окинул взглядом свое потрепанное в бою войско: «Я впереди пойду, затем Аннета, затем Нидерландист с Вороном … поможешь ему, понял? — Эрик кивнул. — А в конце ты, Калач.» Дефективный нацепил на спину рюкзак. Эрик сунул свой фонарь в карман, закинул руку татуированного себе за шею и обхватил вора за пояс. «Готовы?» «Да.» — нестройно ответили Аннета и дефективный. «Пошли!» Эрик вытянул голову, чтобы поудобнее пристроить руку Ворона на своем плече … и вдруг увидал, как в пяти метрах впереди них по подвешенному под потолком кабелю стремительно бежит крыса. Слова предостережения застряли в его осипшем от долгого молчания горле — будто завороженный, он следил, как животное резко замедлило бег, но все же пронеслось по инерции мимо Рябова, остановилось точно над Аннетой и прыгнуло вниз. Цоп!… — когти животного вцепились в гладкую ткань комбинезона. Шмяк!… — прежде, чем Эрик успел подумать, его кулак сбил крысу с аннетиного плеча — от неожиданности девица шарахнулась в сторону. Крыса ударилась жирным телом в спину Рябова и упала на землю. Хрусть!… — Эрик задавил ее ногой. «Что такое?» — обернулся Рябов. Эрик молча указал на мертвое животное. «С потолка сиганула?» — «Да.» Вокруг расплющенной розовой тушки расплывалась алая лужица крови.

«Спасибо …» — в первый раз со времени их знакомства в обращенных к Эрику аннетиных словах не было ни презрения, ни неприязни. «Чего стоим? Пошли! — злобно закаркал татуированный, — Я тут подыхаю, а они …» Он закашлялся, страдальчески схватившись свободной рукой за бок — пятно света от его фонаря запрыгало вверх-вниз по стене. «И верно, пошли!» — поддержал Рябов.

Цепочка людей пришла в движение.

Розовые капли стекали по аннетиной спине, розовые капли падали с гирлянд кабелей на раскисший пол, розовые капли скользили по блестящему кафелю стен … В цементной жиже под ногами извивались жирные розовые черви — или это переплетались круги в уставших глазах Эрика?… На стене, на стыках кафельных плиток, прорастали призрачно-прозрачные зеленые грибы — или они были плодом его воображения?… Пар, мутный свет фонарей, шарканье сапог и хриплое бормотание татуированного клубились и булькали, как ингредиенты в кастрюле супа. Тяжелая, как кастет, ладонь вора вцепилась Эрику в плечо; тяжелое, как мешок, тело оттягивало левую руку. Сколько им еще идти?… Может татуированный успеет за это время умереть?

Эрик помотал головой, разрывая цепочку нелепых мыслей …

Коридор резко свернул направо и уперся в начало винтовой лестницы. «Тише теперь. — бросил через плечо Рябов, — Кончай трандеть!» Татуированный перестал бормотать — было лишь слышно, как он хрипло дышит. Эрик стал осторожно подниматься по узким изъеденным коррозией ступенькам, волоча за собой мотавшегося из стороны в сторону вора. Перила проржавели и качались, идти было неудобно — дефективный споткнулся и приглушенно выругался. «Тихо, говорю!» — шепотом прикрикнул на него Гришаня. Некоторое время они карабкались в молчании, потом остановились и некоторое время слушали рябовские проклятия, перемежаемые негромким стуком металла по металлу. Наконец, пройдя сквозь дверь из проржавевшей листовой стали, они оказались в каком-то темном подвале. «Посвети! — Гришаня отдал свой фонарь Аннете, достал из набедренного кармана пистолет и стал, неуклюже ворочая пальцами в толстых рукавицах, наворачивать на дуло черный цилиндр глушителя. — Калач, Ворону помоги!» Дефективный выудил из кармана татуированного пистолет, навернул глушитель и опасливо вложил тому в руку. (Эрик заметил, что собственного пистолета у дефективного не было.) «У, падла!» — прошипел Ворон вместо спасибо. Аннета вернула Рябову фонарь и навинтила глушитель на свой пистолет.

Осторожно ступая по заваленному ржавыми трубами и каким-то тряпьем полу, они подошли к массивной двери из суперпластика. «Калач, открой. — приказал Рябов, — И чтоб ни шороха …» Обуреваемый важностью момента, дефективный сунул свой фонарь Аннете, спустил с плеч рюкзак и стал развязывать тесемки. «Херово мне … — сипло пожаловался татуированный, — Рожу тянет прямо невмоготу … вот-вот лопнет.» «Потерпи чутка … — ободрил его Рябов, — Немного осталось.» Калач достал похожую на большую готовальню коробку и откинул крышку — в коробке лежали тонкие непонятные инструменты из светлого блестящего металла. Он стащил перчатки и протянул Рябову: «Подержи!» — тот молча принял. «Сесть … — прохрипел татуированный, — … хочу!» Эрик осторожно посадил его на пол, прислонив спиной к стенке. Дефективный достал из «готовальни» две спицеобразные штуки с тонкими гибкими лопаточками на концах и шляпками, как у гвоздей, и склонился перед дверью; «На замок свети!» — повелительно приказал он Аннете. Движения вора стали на удивление точными и быстрыми — он вставил лопаточки в замочную скважину, поводил вверх-вниз и, зафиксировав правильное положение, одновременно нажал на шляпки. Раздался негромкий щелчок, дверь приоткрылась. «Ловкость рук и никакого мошенства! — шепотом похвастался дефективный, обращаясь почему-то к Эрику, — Учись, фраер, пока я жив … это тебе не косинус-хуесинус!» «Хлебало заткни!» — одернул Рябов, бесшумно растворяя дверь. Эрик увидал маленькое помещение со стеллажами, заваленными картонными коробками, пачками бумаги, стопками дискет, папками и прочими канцелярскими товарами. Он помог татуированному встать; «Я теперь сам … — вор оперся рукой о стенку и застыл, покачиваясь, — Отлезь.» В противоположной стене кладовки была дверь, из-под которой сочилась слабая струйка дневного света. «Тц-тц-тц … — расстроенно поцокал языком Рябов, — Может, тебе здесь обождать, Ворон?» Дефективный защелкнул «готовальню», уложил ее в рюкзак и затянул тесемки. «Не-е … — с придыханием отвечал татуированный, — Не боись, я … того … на собачку нажать сил хватит!» Гришаня повернул выключатель на стене, и кладовку залил неожиданно яркий свет: «Погодите, пока глаза к свету привыкнут. — он выключил и убрал в карман фонарь. — Чего делать, помните?» «Помним.» — отвечал дефективный. «Ну, с Богом!…»

Рябов толкнул дверь и шагнул в расположенную за ней комнату. Татуированный нетвердо последовал за ним. Аннета придержала дверь, дав ей беззвучно закрыться.

Несколько следующих секунд прошли в абсолютной тишине, потом раздался странный шум, более всего похожий на звук плевка: П-пью! И тут же еще раз: П-пью! Потом опять наступила тишина, а минуты через полторы дверь кладовки распахнулась — на пороге стоял Рябов: «Выходите.» Аннета, Эрик и дефективный вышли наружу и оказались в большой комнате, уставленной рядами концелярских столов. В проходе ничком лежала полная женщина в ярко-малиновом вязаном костюме, вокруг ее головы растекалась лужа крови. (Юбка женщины задралась, открыв ляжки и ягодицы, обтянутые черными фланелевыми панталонами.) Из под одного из столов торчали мужские ноги в серых измятых брюках и стоптанных ботинках — верхней половины тела видно не было. «Заведующая и заместитель?» — спросил Рябов; Аннета кивнула. Эрик расстегнул застежку у ворота комбинезона, откинул шлем за спину и с наслаждением вытер лоб тыльной стороной ладони. Следуя за Рябовым и Аннетой, он осторожно обошел мертвую женщину, вышел из комнаты в коридор, свернул направо и оказался перед массивной стальной дверью с цифровым замком. «Вперед и с песней!» — шепотом приказал Рябов.

Дефективный плюхнул рюкзак на пол, пал на колени и стал торопливо развязывать тесемки.

«Эй, — из-за угла коридора, спотыкаясь, выковылял татуированный, — Вы мне сыворотку несете или как?» Несчастный будто сошел с плаката на стене поликлиники: глаза, как у восточноазиата, ярко-алая полоска губ пересекала лицо от скулы до скулы, молочно-бледные щеки натянулись, как на барабане. «Еб-ти!… — воскликнул Рябов с выражением человека, которому напомнили о чем-то давно забытом, — Сейчас Аннета принесет.» Не дожидаясь приказания, девица метнулась обратно в комнату, откуда они пришли. «Ну, чего стоишь? — прикрикнул на татуированного Гришаня, — Иди на стрему … всех нас под монастырь подведешь, мудило!» Татуированный уковылял за угол. Дефективный выволок из рюкзака толстый металлический диск с какими-то кнопками и цифреблатами на одной из сторон и приложил его (противоположной стороной) к двери возле замка. Диск прилип — видимо, был намагничен. Аннета вернулась с небольшим белым чемоданчиком под мышкой и молча завернула за угол — туда, где стоял на стреме татуированный. «Наконец-то!» — послышался слабый голос вора. Дефективный нацепил наушники, вставил штекер в гнездо, расположенное на диске, и стал с глубокомысленным видом нажимать кнопки замка. «Ну, чего?» — нетерпеливо спросил Рябов, посматривая на вделанные в рукав комбинезона часы; «Не дрейфь!… — рассеянно отвечал дефективный, — Щас мы его …» «Почему вы не возьмете ключи у убитой заведующей?» — неожиданно для себя самого вырвалось у Эрика. «Правильно мыслишь! — похвалил Рябов, — Да только нет у нее ключей — перед сменой дат все ключи мусора забирают.» Из-за угла появилась Аннета и встала рядом — лицо ее застыло в нервной гримасе, на лбу выступила испарина. «Как Ворон?…» — поинтересовался Гришаня; «Хорошо. — с заметно усилившимся (видимо, от нервозности) французским акцентом ответила девица, — Я сделала ему укол.» Замок щелкнул, дверь раскрылась. «Готово! — молодецки отрапортавал дефективный, вставая с колен, — Передаю эстафету товарищу Нидерландисту!»

«На. — Рябов сунул Эрику диск с программой, — Пошел.»

За металлической дверью располагалась служебная половина зала сберкассы: четыре окошка, четыре стула, четыре стола, четыре (выключенные) ЭВМ. За перегораживавшей зал стеклянной стеной простиралась пустынная посетительская половина. Окна были закрыты массивными ставнями — Рябов включил свет. «Которая из них управляет внутренней сетью?» — спросил Эрик; «Вон та.» — Аннета указала на стоявший в углу стол с еще одной индивидуальной ЭВМ. Эрик подошел и пошевелил мышью — экран видеотона осветился, открыв заставку «Окон 85». «Садись.» — дефективный услужливо пододвинул стул и столпился вместе с Рябовым у Эрика за спиной. Аннета наблюдала за происходившим от двери комнаты. Эрик вставил диск в дисковод, щелкнул мышью на иконку «Распорядителя» и открыл диск. «Торопись! — нервно сказал Рябов, — Полчаса осталось!» Дефективный громко сопел над ухом. Эрик нашел досье с названием «установка. исп» и запустил его. Дисковод зашумел, а через секунду на экране открылось окно с красивой переливающейся надписью: «БЕГУЩАЯ ПО ВОЛНАМ» и картинкой девушки, стоявшей одной ногой на крылатом колесе, на фоне пляшущих морских волн. Та-дам! — ударили фанфары из стоявших по бокам ЭВМ громкоговорителей. Дефективный от неожиданности клацнул зубами. На зкране возникла надпись: «Какую установку желаете — полную, облегченную или заказную?» Эрик подвел мышь к слову «полную» и щелкнул. «Ф-ф-ф …» — зашипела ЭВМ, моргая всеми лампочками. На экране зажглась надпись: «Определяю структуру вашей ЭВМ», потом — другая: «Загружаю программные досье — время ожидания 3 минуты 47 секунд.» Эрик встал и заглянул за ЭВМ, проверяя, установлена ли сетевая плата. «Куда похуярил?» — недоверчиво поинтересовался Рябов. Дефективный не сводил завороженного взгляда с менявшихся на экране компьютера цифр: 34 секунды … 29 секунд … 21 секунда …

«Не шевелится!» — вдруг произнес незнакомый мужской голос.

Сидя на корточках, Эрик повернул голову и увидал стоявшего у двери атлетически сложенного молодого человека в милицейской форме. Рядом стояла Аннета — в руках у обоих были зажаты пистолеты с глушителями. «Ты чего?» — пролепетал дефективный, не обращаясь ни к кому в особенности. Эрик медленно поднялся на ноги — Аннета рывком перенацелила дуло своего пистолета на него, потом медленно перевела обратно на дефективного. Дверь комнаты распахнулась — в комнату на заплетающихся ногах ввалился татуированный, конвоируемый еще одним милиционером (совсем молодым, с тонкой мальчишеской шеей и ямочками на румяных щеках). Вор встал у стены, и вдруг увидал Аннету … глаза его вытаращились, челюсть отвисла … он попытался что-то сказать, но не смог. «Где его пушка?» — спросил атлетически сложенный молодой человек у своего тонкошеего коллеги; «Здесь.» — коллега похлопал по карману; «Обыщи остальных.» (Арийское лицо молодого человека напоминало кого-то, однако разобраться, кого именно — в урагане происходившего абсурда — было невозможно. Лица из прежней жизни отдалились и потускнели до полной неразличимости, в то время как новых лиц накопилось слишком много и в течение слишком короткого времени … они напластовывались друг на друга, как падающие на асфальт осенние листья, оставляя на виду лишь самый верхний слой.) Коллега проворно выполнил приказание и вернулся на место, запихивая за пазуху рябовский пистолет (вор лишь сокрушенно покачал головой). «Который из них убил брата?» — ровным голосом поинтересовался атлетически сложенный молодой человек; «Вон тот.» — Аннета указала на Рябова. Милиционер опустил дуло пистолета вниз и нажал на курок: П-пью! — схватившись за левое колено, вор, как подрубленный, грохнулся на пол. Аннета отвела взгляд в сторону, губы ее искривились в брезгливой гримасе. Между пальцами рябовской ладони, которой тот держался за колено, стала обильно просачиваться кровь. (Эрик наконец понял, на кого был похож молодой человек.) «Что, сладко?» — со странно-внимательной интонацией спросил атлет-младший, слегка наклонив голову. Рябов лишь дерзко усмехнулся и сплюнул в его сторону. На лице милиционера появилось озверелое выражение — он поднял пистолет: П-пью! Будто выбитая дыроколом на листке бумаги, в ткани комбинезона на правом колене вора образовалась дырка. П-пью! — еще одна дырка, на этот раз на животе; П-пью! — другая, рядом с предыдущей; П-пью! — чуть выше, в районе солнечного сплетения; П-пью! П-пью! П-пью! П-пью! Наконец, атлет-младший опустил пистолет — Рябов лежал на спине, широко раскинув руки, и не шевелился; перед его комбинезона напоминал сито.

На мгновение наступила тишина.

«Куда их?» — спросил тонкошеий коллега, указывая на дефективного с татуированным. Атлет-младший молча кивнул в сторону посетительской половины зала. «Пшел!» — приказал коллега трясущимся от волнения голосом и пихнул Ворона дулом пистолета в бок. Эрик скосил глаза — на экране ЭВМ стремительно менялись цифры: 0 минут 22 секунды … 18 секунд … 14 секунд … «А ты чего стоишь?… — взвизгнул тонкошеий милиционер в направлении дефективного, — Пшел!» 3 секунды, 2 секунды, 1 секунда … на экране опять возникла фигура девушки, стоявшей на крылатом колесе … Та-дам! — ударили фанфары из стоявших по бокам ЭВМ громкоговорителей … «Ой! — коллега испуганно шарахнулся в сторону и наставил пистолет на ни в чем не повинный компьютер, — Фу-ты ну-ты!! — Выражение испуга на его лице стало потихоньку рассасываться в смущенную улыбку, — Еб-б твою мать!!!» (Эрик вдруг заметил, как ладонь татуированного медленно поползла в карман комбинезона.) «Надо же, как она меня…» Вжик!… Договорить коллега не успел, ибо Ворон резко взмахнул рукой, и на тонкой шее милиционера разверзся широкой красный разрез. Аннета громко ахнула и попятилась назад. «Уоп-п-п!» — несчастный попытался что-то сказать, но не смог — воздух с хрипом и пузырями крови выходил из рассеченной трахеи, не добираясь до голосовых связок. «Ха! Ха-а!! Ха-а-а!!! — громоподобно захохотал дефективный, — Ловко ты его уделал, Ворон!» Тонкошеий милиционер закашлялся, кровь хлынула из его горла толстой красной струей … он попытался поднять пистолет … П-пью! — пуля ударила в паркет возле ног татуированного. П-пью! Бах-х!! — одна из секций стеклянной стены, разделявшей служебную и посетительскую половины, раскололась на тысячу кусков. П-пью! Ба-бах-х!!! — экран ЭВМ (той, куда Эрик устанавливал «Бегущую по волнам») извергнул сноп искр, смешанных с клубами жирного черного дыма. (Стараясь не делать резких движений, Эрик стал медленно пятиться в сторону наименее опасного, по его подсчетам, угла комнаты.) Наконец глаза коллеги закатились, и он рухнул на пол. «Ну ты, Ворон, орел! — гоготал дефективный, — Знай наших!» П-пью! — плюнул пистолет атлета-младшего. Татуированный отлетел назад, ударился спиной о разделявшую сберкассу стеклянную стену и упал на колени (из пальцев его вывалилась окровавленная бритва). П-пью! — плюнул пистолет Аннеты. На щеке дефективного прочертилась красная полоса от скользнувшей пули, глаза вора выкатились в выражении безмерного удивления. Хлоп! — один из плафонов висевшего на стене бра разлетелся вдребезги и посыпался вниз блестящей стеклянной мишурой. П-пью! П-пью! П-пью! Последняя пуля ударила татуированного в глаз, и он упал лицом вперед к ногам подошедшего вплотную атлета-младшего. П-пью! Бум-м-м!! — с раскатившимся по всей сберкассе грохотом, дефективный рухнул на спину и застыл, распахнув похожие на грабли корявые руки. На узкой полоске его лба одиноко зияло маленькое пулевое отверстие. «Ой …» — выдохнула Аннета и выронила пистолет — лицо ее было перекошено гримасой отвращения.

На несколько мгновений наступила полная тишина.

«Вот ведь идиот! — с досадой сказал атлет-младший, опускаясь на колени возле лежавшего навзничь коллеги. — За каким хреном он по сторонам-то стрелял?» («… десять, одиннадцать, двенадцать …» — Эрик попытался подсчитать, сколько пуль всадил милиционер в Рябова с татуированным и сколько патронов, соответственно, осталось в магазине его пистолета. Оба милиционера были вооружены стандартными пистолетами Макарова.) «Чего стоишь? — атлет со злобой повернулся к Аннете, — Посмотри, может он еще не до конца мертвый …» Медленно, запинающейся походкой Аннета подошла к неподвижному телу в синем мундире и опустилась на колени. (Насколько нелепо девица смотрелась в роли подружки татуированного, настолько же «на месте» она выглядела рядом с атлетом-младшим. По неуловимым деталям их поведения было видно, что они хорошо знали друг друга.) Эрик неслышно шагнул в сторону лежавшего на полу аннетиного пистолета. «Он не дышит. — хрипло произнесла девица, — Ничего не поделаешь.» Эрик сделал еще один шаг — под его ногой скрипнула половица. «Куда?» — резко обернулся атлет и наставил на него свой макаров (сначала милиционер прицелился Эрику в грудь — потом, будто спохватившись, в ногу). «Не валяйте дурака! — с тревогой сказала Аннета. — Вам ничего не угрожает.» У Эрика резко заколотилось сердце, однако отступать было некуда. Уже не скрываясь, он подошел к блестевшему вороненой рукояткой пистолету. «Ты чего, придурок, рехнулся? — в голосе атлета послышалось искреннее удивление, — Я ж тебя отстрелю сейчас, как зайца!» «У вас нет патронов!» — вежливо ответил Эрик, наклонился и поднял пистолет. Клик, клик, клик … атлет несколько раз нажал на курок, потом перевел неверящий взгляд на валявшееся неподалеку оружие павшего на боевом посту коллеги. «Руки вверх! — громко сказал Эрик с явственным ощущением играющего в войну переростка-школьника, — Ничего не трогать, пистолет бросить на пол, медленно встать и повернутся ко мне лицом.» — слова его прозвучали столь нелепо и по-детски, что он покраснел. Аннета стояла на коленях и наблюдала за происходившим с очень шедшим к ее черным глазам ошеломленным выражением.

На мгновение наступила тишина.

«Пристегнитесь к ручке вон того сейфа … у вас ведь есть наручники? — принял решение Эрик, — Ключи бросьте мне.» Ошалевший от незапланированного изменения сценария атлет бепрекословно подчинился. Эрик сунул ключи в карман, потом подобрал с пола пистолет коллеги и бросил его сквозь одно из окошек на посетительскую половину сберкассы. «Что вы собирались делать?» — повернулся он к все еще стоявшей на коленях Аннете; «Перевести талоны в другую сберкассу.» Времени терять было нельзя — думать и действовать приходилось одновременно. «Надеюсь, вы понимаете, что теперь это невозможно?» — Эрик достал из дисковода разбитого компьютера диск с «Бегущей по волнам», уложил в лежавшую рядом коробочку и бережно спрятал во внутренний карман комбинезона. «Почему?» — «Потому, что у этого ЭВМ разбит видеотон, а у остальных — нет сетевой платы.» Сковывавшие атлета наручники звякнули о ручку сейфа. Эрик подобрал пистолет милиционера и также перебросил его на посетительскую половину сберкассы. «Можно перенести видеотон одного из остальных ЭВМ сюда.» — девица говорила монотонно и без выражения, отведя взгляд в сторону. «Можно. — согласился Эрик, — Если б у нас было на это время.» Он вытащил из коллегиных карманов оружие Рябова и татуированного и отправил их вслед за милицейскими макаровыми. «На перенос видеотона и программы-водителя к нему потребуется не менее 15-20 минут. Плюс 5-10 минут, чтобы закончить установку 'Бегущей по волнам'. Плюс время на перевод талонов … — Эрик посмотрел на часы, — а до конца смены дат осталось 24 минуты.»

На мгновение наступила тишина.

«У вас есть сообщники снаружи сберкассы?» — спросил Эрик у Аннеты; «Нет.» Атлет тяжело посмотрел на девицу, но ничего не сказал. «Что вы планировали делать, когда закончите … — Эрик помедлил, подбирая подходящее слово, — … операцию.» Аннета бросила нерешительный взгляд на милиционера. «Не бойтесь оскорбить мои чувства — я отлично понимаю, что вы собирались меня убить.» Девица молча сидела на полу. «Отвечайте. — Эрик говорил ровно и неэмоционально, — Иначе будет худо.» «Мы собирались вызвать патрульных, и ребята объяснили бы им, что услыхали внутри сберкассы шум, ворвались и перестреляли всех бандитов. Я должна была переодеться в нормальную одежду и уйти до прибытия патрульных.»

На мгновение наступило молчание — Эрик думал.

«Когда вас придут снимать с дозора?» Он обращался к атлету, но ответила Аннета: «Без двадцати час.» «Что они сделают, не обнаружив караульных?» — «Не знаю.» Эрик повернулся к милиционеру. «Очевидно, войдут внутрь.» — нелюдимо сказал тот.

На мгновение наступило молчание — Эрик думал.

«Будут ли они разыскивать вас, Аннета?» — «Не думаю … я со вчерашнего дня в отпуске.»; «Откуда милиция узнает, что вы в отпуске?» — «Из табеля или от любого из сотрудников.»

На мгновение наступило молчание — Эрик думал.

«Где хранится табель?» — «У заведующей на столе.»

Эрик посмотрел на часы (12:10), подошел к телу дефективного, расстегнул на нем все молнии и, с натугой ворочая покойника, стал стаскивать с него комбинезон. «Оденете это. — сказал он атлету, — Мы уйдем, как пришли, и вам придется пойти с нами.» «А если я не захочу?» — дерзко отвечал оправившийся от неожиданности милиционер. «Тогда мне придется вас застрелить.» Возражений на этот довод у атлета не нашлось — поймав брошенные Эриком ключи, он расстегнул наручники и стал медленно натягивать комбинезон. Разбросанные по сберкассе трупы молчаливо и покорно выпускали последние капли крови на усеянный битым стеклом пыльный паркет. Из звездообразной дыры в экране видеотона выкуривалась сизая струйка дыма. В воздухе едко пахло горелой электроникой. Эрик выудил из кармана Рябова ключи от оставленного на Колхозной микроавтобуса и оцелофаненную карту — сквозь лабиринт коридоров шла красная ломанная черта, обозначавшая, очевидно, их маршрут. Аннета поднялась с пола и молча стояла, переминаясь с ноги на ногу. Комбинезон дефективного был атлету длинноват и заметно широк в талии. «Верните мне ключи от наручников, — приказал Эрик, — И пристегнитесь, пожалуйста, друг к другу за руки.» Злобно оскалив зубы, милиционер подчинился. Аннета надела шлем и застегнула молнию, готовая идти.

«Вперед. — сказал Эрик, — Будете показывать ему дорогу.»

Они вышли в коридор, прошагали через комнату с трупами заведующей и ее заместителя, протиснулись сквозь кладовку и оказались в подвале. Аннета с Эриком включили фонари, атлет долго рылся по карманам, однако фонаря не нашел (дефективный, видимо, переложил его в рюкзак). Они пересекли подвал, спотыкаясь о валявшиеся на полу ржавые трубы, спустились по винтовой лестнице и зашагали по узкому извилистому коридору, постепенно спускавшемуся вниз. Эрик шел метрах в двух позади Аннеты и атлета, держа фонарь в левой руке, а карту и пистолет — в правой. В воздухе появилась розовая дымка, с каждым шагом становилось все жарче. По стене потянулись непонятно откуда взявшиеся кабели в антикоррозийной оболочке, под сапогами захлюпала вязкая жижа. «Стойте! — окликнул Эрик своих спутников, — Вы пропустили поворот.» Он сверился с картой, они повернули направо. Розовая дымка сгустилась и превратилась в клубы пара. Коридор стал уже. Аннета уже не умещалась в ряд с широкоплечим атлетом, и тот шагал впереди, немилосердно дергая ее за прикованную к его запястью руку. Вскоре коридор опять разветвился, и Эрик никак не мог решить, куда идти (по его подсчетам, к этой развилке они должны были добраться лишь метров через двести). Однако что он мог поделать, кроме как выбрать коридор согласно карте? К третьей по счету развилке они добрались, наоборот, намного позже, чем Эрик рассчитывал. Он надолго задумался — под напряженное молчание атлета и Аннеты — однако решил, что возвращаться пока не стоит. У следующего разветвления его упорство было вознаграждено: на стене коридора, куда они вышли, висела ополимеренная табличка с номером, указанным на карте. Под табличкой мирно лежала дохлая крыса — обычная крыса, не мутантная — которую ни Эрик, ни Аннета не помнили … что, вообще говоря, не обнадеживало. Однако, делать было нечего — точная или неточная, но карта являлась их единственным проводником, и альтернативы ей Эрик не видел.

С этого момента началась самая путанная часть их маршрута — развилки следовали за поворотами, повороты за развилками, так что останавливаться приходилось каждые две-три минуты. Карта, фонарь и (незащищенный антикоррозийной пленкой) пистолет в руках Эрика покрылись едкой слизью. Таблички с номерами коридоров встречались крайне редко, вынуждая ориентироваться, большей частью, по здравому смыслу. Несколько раз им приходилось возвращаться в поисках пропущенных ранее поворотов. От напряжения и жары Эрик взмок — одежда под его комбинезоном прилипла к телу, кожа под одеждой немилосердно чесалась. Глаза щипало от затекшего в них пота и постоянного разглядывания карты. Трехдневная щетина на щеках отвратительно кололась. В ушах звенело от непрерывного прислушивания — не доносится ли откуда-нибудь писк крыс? Хотелось есть, пить и одновременно в уборную … «Эй! — неожиданно для самого себя окликнул Эрик атлета, — А вы где прятались, в туалете?»; «Да.» — угрюмо отвечал милиционер. «А что сказали заведующей и заместителю?»; «Что хотим поймать с поличным мелкого взломщика.» За исключением этого диалога, они двигались почти в полном молчании — завидев развилку, Аннета и атлет останавливались и понуро ждали, пока Эрик посмотрит карту и укажет нужный поворот. Никаких следов их первого путешествия по этой дороге обнаружить пока не удавалось — ни отпечатка сапога, ни брошенного предмета. В голове Эрика назойливыми пчелами роились варианты маршрута: если он проскочил, не заметив, вход в коридор Щ 127, то возвращаться следует по коридору Щ 128, но если же они сейчас на правильном пути, то на следующей развилке нужно будет свернуть направо — и так далее, и тому подобное … Вчерашняя водка напоминала о себе головной болью, легкой изжогой и застрявшей в памяти застольной шуткой татуированного: «Ты что блатной, или у блатного хуй сосал?» Утренние приключения колом стояли у Эрика в желудке тошнотворным ощущением хрустящей под сапогом крысы. От воспоминаний о струе крови, хлещущей из горла тонкошеего милиционера, по спине бежали мурашки. Общая безысходность положения преследуемого всеми беглеца давила на плечи неподъемным грузом …

«Посмотрите!» — резко прозвучавший голос атлета вырвал Эрика из потока его сознания, — «Там что-то мерцает!»

Они несколько секунд всматривались и вслушивались в черную глубину туннеля … в дополнение к мерцанию, из темноты доносились слабое жужжание и шипение. «Это поврежденный кабель. — сказал Эрик, — Вперед.» «Какой еще кабель?» — спросил атлет; «Сейчас увидите.» Они прошли 30-40 метров и оказались на месте сражения с крысами — на стене коридора искрил перебитый покойником дефективным кабель. Высоко поднимая ноги, атлет брезгливо обошел раздавленные тушки грызунов, но ничего не спросил. «Стой. — Аннета указала ему на окруженное зеленым пятном нейтрализующей жидкости отверстие в стене, — Нам сюда.» Они остановились и повернулись к Эрику. Вылетавшие из поврежденного кабеля искры с шипением тухли в лужах на раскисшем полу. «И что теперь? — насмешливо спросил милиционер, — Как мы с ней пролезем здесь в наручниках?» Лицевой щиток его шлема запотел, скрывая лицо, но по тону голоса было ясно, что он улыбается. Эрик молча достал из кармана ключи и бросил их атлету, тот разомкнул наручники. «Теперь верните мне ключи, отойдите от входа в трубу на пять метров и пристегните свою руку к ее ноге.» — сказал Эрик, держа, на всякий случай, наготове пистолет. «С-сука.» — вызверился милиционер, однако ослушаться не посмел. Они с Аннетой отошли на указанное расстояние и выполнили приказ.

Эрик посветил фонарем на вход в трубу: легкий сквозняк выдувал оттуда струйку зеленоватого пара, поднимал ее к потолку и смешивал там с клубами розового тумана. Тишина нарушалась лишь звуками падавших откуда-то куда-то капель и шипением искр. Кабели на стене извивались толстыми блестящими гадюками. Аннета бесстрастно стояла посреди туннеля рядом с застывшим на корточках атлетом (вместе напоминая памятник пограничнику Карацупе и его доблестной собаке по кличке «Ингус» на площади Берии и Ежова). Эрик рассовал фонарь, карту и пистолет по карманам и полез в трубу. Пена нейтрализатора опала и превратилась в липкую зеленую гадость, смешанную с какими-то полутвердыми образованиями (более всего напоминавшими крысиный помет и, скорее всего, им и являвшимися). На остатках решетки посередине трубы висел клочок оранжевого материала — очевидно, кусок комбинезона покойника татуированного. Эрик дополз до конца, выбрался наружу, оказавшись в давешнем «Хранилище оборудования» с проржавевшими металлическими трубами на полу. Он подкрутил регулировку своего динамика, сунул голову в отверстие трубы и крикнул: «Ползите сюда!» Неожиданно громкий крик пронесся по гулкому пространству трубы до самого конца, пробежал по всем коридорам необъятного подземелья и вернулся обратно последовательностью неразборчивых шорохов и отголосков. Эрик убавил громкость до нормального уровня. В течение нескольких секунд не происходило ничего, потом до него донеслись пыхтение и возня. Примерно через минуту запыхавшиеся Аннета и атлет вывалились наружу — Эрик бросил им ключи, они «переодели» наручники. «Я очень устала.» — тихо сказал Аннета; «Давайте отдохнем. — согласился Эрик. — Десять минут.» Они сели у противоположных стен хранилища, прислонившись спинами к мокрым кафельным стенам.

Потекли минуты. Никто ни с кем не разговаривал. Эрик рассматривал карту, проигрывая в голове остаток маршрута и время от времени поглядывая на плохоразличимые в тумане фигуры своих спутников. Аннета устало склонила голову на плечо атлета, милиционер смотрел прямо перед собой (а может, на Эрика — глаз его видно не было). Комбинезоны у всех троих были перепачканы липкой зеленой гадостью, лицевые щитки подернулись розовой росой. Эрик вытащил из кармана пистолет и положил его на всякий случай на колени. У стены одиноко стоял оставленный Рябовым нейтрализатор, на полу валялась расплющенная коробочка с антикрысиной сывороткой. Уходивший из помещения коридор зиял черным беззубым ртом своего входа. Капли сбегали по кафелю стен, промывая длинные извилистые дорожки … достигали пола, смешивались с раскисшим цементом … поднимались паром к потолку, конденсировались … снова повторяли заведенный цикл — с монотонностью побед блока коммунистов и беспартийных на выборах в депутаты трудящихся. Интересно, почему здесь так жарко — ведь на улице зима? Эрик слегка изменил позу и поморщился от боли в затекшей пояснице … ноги и спину ломило от усталости, во рту пересохло до состояния пустыни Гоби. Вакуум в желудке напоминал о себе громким недовольным бурчанием и волчьими укусами под ложечкой. Переполнение мочевого пузыря давало о себе знать неприятной тяжестью внизу живота и желанием держать колени вместе. Неопределенность — вернее, безвыходность — ситуации влекла за собой одуряющую головную боль и упадническое настроение. «Подъем.» — скомандовал Эрик, вставая.

Аннета и атлет медленно поднялись на ноги.

«Вперед.» — Эрик приглашающе махнул пистолетом в сторону входа в коридор.

В течение следующего часа они монотонно и неуклонно пробирались сквозь лабиринт туннелей, сбивались с дороги, возвращались обратно, находили правильный поворот, опять забредали куда-то не туда … Аннета на глазах слабела — еле-еле тащилась и висла на руке атлета. Воздушные фильтры их комбинезонов — проработавшие с полной отдачей в течение нескольких часов — с нагрузкой уже не справлялись, однако заменить их было нечем. От вонючего затхлого воздуха и вчерашней водки голова Эрика болела все сильнее и сильнее, внимание рассеивалось — что вело к дальнейшим ошибкам. В какой-то момент он полностью потерял ориентацию — не понимая, ни где они находятся, ни в какую точку красной линии, обозначавшей на карте маршрут, им нужно возвратиться. Что делать? С большим трудом Эрик отказался от необычайно привлекательного «легкого» решения: выбраться по одной из встречавшихся иногда лестниц на свет божий, а дальше по обстоятельствам. Положение спасла Аннета, помнившая, как выяснилось, пять поворотов их пути от последней номерной таблички. Наконец, они оказались на прямом участке дороги, ведущем к оставленному на Колхозной микроавтобусу. Эрик с облегчением спрятал карту в карман и перестал думать о чем бы то ни было.

Справа проплывали квадраты кафельных плиток на черной стене, слева-внизу колыхалась маслянистая поверхность ядовитой жидкости в канаве. Время от времени по коридору с оглушительным жужжанием проносились рои жирных фиолетовых мух. Медленно перекатывавшиеся в свете фонаря клубы пара заполняли все доступное пространство, как воздух; звуки падающих капель заполняли все поры пространства, как эфир. Время потеряло свою длительность, расстояния потеряли численные выражения своих длин. Спины спутников Эрика почти полностью тонули в тумане, даря ему счастливое ощущение абсолютного одиночества. Монотонность и неизбежность ходьбы — в явном противоречии с марксистко-романовской философией — не подавляли, а раскрепощали, сознание, унося его со скоростью света от угнетенного обидами и болезнями бренного тела. Эрик громко рассмеялся (еле различимая в тумане Аннета испуганно обернулась) — даже ="Arial"gt;в своих мечтах он не может превысить скорость света!… Проклятые законы физики — сковывают фантазию сильнее законов диалектики … хуже уголовного кодекса РЕФКР … сильнее морального кодекса строителей коммунизма … хуже правил поведения в московском метрополитене … сильнее предписания врача … хуже «Хорошо Темперированного Клавира» … Эрик помотал головой, безуспешно отгоняя душащий поток бреда … Как бороться с унизительной неотвратимостью первого начала термодинамики, фазовых переходов второго рода, третьего закона Ньютона? Он машинально поднес к лицу и внимательно осмотрел пистолет — поверхность металла потускнела, пластиковая накладка на рукоятке подернулась язвами коррозии. Потом опять рассмеялся — только и остается, что …

«Послушайте …»

Эрик чуть не наскочил на Аннету, позади которой высился остановившийся и повернувшийся к нему лицом атлет.

«Послушайте, Иванов … — было видно, что гордому милиционеру крайне неприятно говорить просительным тоном, — или как вас там?… Что вы собираетесь делать?» Эрик помолчал, взвешивая риск правдивого ответа. «Я собираюсь вернуться домой к Аннете, поесть, помыться, побриться, переодеться в нормальную одежду и уйти. Все это время вам придется пробыть со мной. После моего ухода вы можете делать все, что вам заблагорассудится.» По поверхности черной жидкости в канаве разбегались круги — будто кто-то туда плюнул. Розовый пар еле заметно дрожал в такт проникавшей с поверхности вибрации от уличного движения. «Не могли бы вы отпустить меня … — атлет запнулся, — … то есть нас … прямо сейчас?» Эрик помедлил, преодолевая абсурдное в его положении чувство неловкости. «Нет. — сказал он наконец, — Но для вас это не играет ровно никакой роли: скажите им, что я вас взял в качестве заложника, а вы сумели убежать.» На стене справа от Эрика сидела огромная улитка с ядовито-зеленым жирным телом и массивной черной раковиной. Переплетение кабелей на противоположной стене напоминало девичью косу. «Если они сделают у меня дома обыск, — сказал милиционер хрипло, — то, что бы я им потом ни объяснял, мне конец.» Наступила неловкая пауза. «Я клянусь, — истово произнес атлет, — что ничего про вас не расскажу!» Эрик молчал. «Вы можете оставить себе ее! — атлет подтолкнул вперед Аннету, — Как гарантию, что я им ничего не расскажу!» Девица резко обернулась, но милиционера это не остановило: «Послушайте, Иванов, будьте же, наконец, человеком …» Эрик отступил назад и рассмеялся. «Чем больше я вас слушаю, тем больше убеждаюсь, что доверять вам — после того, что я сегодня видел, — мог бы только клинический идиот.» Он отступил еще на один шаг и, видя, что атлет пытается протиснуться мимо Аннеты вперед, поднял пистолет: «Не советую.» «Подождите.» — попыталась вмешаться девица. «У тебя, нидерландская морда, кишка тонка человека убить.» — голос милиционера состоял, в равных долях, из страха, смелости и презрения. «Сейчас увидим.» — Эрик перестал пятиться, взял пистолет двумя руками и прицелился атлету в грудь. «Подождите.» — повторила Аннета более требовательно. «Вернее, двух человек! — с истерической безшабашностью выкрикнул милиционер, наступая вперед, — Если ты меня застрелишь, подонок, то я ведь и Аннету за собой в канаву потащу!» «Я вас застрелю так, что ваше тело останется на …» «Заткнитесь оба! — на этот раз в голосе девицы было что-то, от чего Эрик осекся на полуслове, а атлет остановился, как вкопанный. — За нами кто-то идет.»

На мгновение наступила тишина.

«За нами кто-то идет. — повторила Аннета. — Слышите?»

Затаив дыхание, Эрик прислушался … Тум-м … тум-м … тум-м … Ошибки быть не могло — до него доносились мерные, как удары метронома, тяжелые шаги какого-то существа. Судя по напряженной фигуре атлета, тот тоже слышал их. Черная жидкость в канаве еле заметно колебалась в такт шагам от стены к стене.

Эрик медленно разлепил пересохшие губы: «Вперед!» — сказал он почему-то шепотом. Аннета повернулась к атлету и подтолкнула его в грудь: «Пошли, Сергей!» Милиционер помедлил две-три секунды (видимо, решая, стоит ли продолжать ссору), потом повернулся и быстро пошел по коридору, вихрем увлекая за собой девицу. Эрик устремился за ними. Тум-м … тум-м … тум-м … Звуки шагов догоняли и перегоняли их, отражались от пустоты туннеля впереди и возвращались обратно, усилившимися в сорок раз. Тум-м … тум-м … тум-м … Рассекая розовый туман грузной обтекаемой тушей, чудовище?… пресмыкающееся?… зверь?… мчался по их следу … опустив клыкастую тупую морду к самой земле … вынюхивая уродливым мокрым носом следы их ног … Атлет ускорил шаг — чтобы поспевать за ним, Аннете приходилось теперь бежать. Тум-м … тум-м … тум-м … Эрик кожей спины чувствовал волны страха, нагонявшие его сзади: с клыков зверя, верно, капала ядовитая слюна … он был защищен от пуль непробиваемым костяным гребнем, утыканным острыми, как шипы, рогами … невидимый в темноте, бесформенный, как сам ужас … Хлоп-п! — Аннета споткнулась и с размаху упала — атлет проволочил ее за собой, потом остановился — девица поднялась … они опять побежали … Аннета упала снова. Эрик огляделся в поисках лестницы, ведущей наверх, — и, как назло, не обнаружил ни одной. Тум-м … тум-м … тум-м … Расстояние до источника шагов не превосходило уже двухсот-трехсот метров. «Иванов!! — надсадно заорал милиционер, будто Эрик был в километре от него, — Будьте же человеком, дайте ключи!» «Чтобы вы могли спокойно бросить … — Эрик замялся, — А-а, черт с вами!…» — он начал рыться в кармане в поисках ключей. Тум-м … тум-м … тум-м …

На мгновение наступила тишина.

«Крысы.» — вдруг сказала Аннета спокойным, обыденным голосом.

Эрик застыл, прислушиваясь. «Что?» — непонимающе переспросил атлет. «Там, впереди, крысы.» — девица четко и ясно выговаривала каждое слово, ее французский акцент был почти не слышен. Эрик, наконец, услыхал еле различимые писк и топот. «Что будем делать?» — из-под тонкой пленки аннетиного спокойствия просвечивала истерика. Тум-м … тум-м … тум-м … — доносилось из темноты коридора позади них. «Ключи! — яростно заорал атлет, — Ключи давай, с-сукин сын!» «Ключи вам теперь не нужны. — Эрик старался, чтоб его голос звучал твердо, — Бежать некуда.» Милиционер издал странный горловой звук, будто захлебнулся соляной кислотой. Хаотический писк и топот крыс неумолимо приближались к ним спереди. «Аннета! — быстро продолжал Эрик, не давая атлету вставить слово, — Объясните вашему другу, что он должен сейчас делать.» Мерные шаги неведомого зверя неумолимо нагоняли их сзади. Сжимая кулаки, милиционер слепо шагнул к Эрику, но ему преградила путь Аннета. «Сереженька, миленький, успокойся!… — она говорила просительно и одновременно твердо, как с маленьким ребенком, — Сейчас нужно застыть на месте и не шевелиться … я же тебе рассказывала!…» Скрежеща от злости зубами, атлет остановился. Тум-м … тум-м … тум-м … — шаги зверя раздавались уже совсем близко. Аннета повернулась к Эрику: «Что будет, если это … — она запнулась в поисках подходящего слова, — … животное доберется до нас раньше крыс?» «Я постараюсь его застрелить.» — отвечал Эрик.

Он отступил на пять шагов назад, повернулся к своим спутникам спиной и, держа наготове пистолет, направил луч фонаря в черную глубину туннеля. Тум-м … пауза … тум-м … пауза … тум-м … Шаги стали замедляться — судя по звуку, зверь был уже совсем рядом … Эрик поводил лучом фонаря вверх-вниз и вправо-влево, но не увидал ничего, кроме жирного отсвета черной жидкости на дне канавы. Он шагнул вперед … и тут же замер, вспомнив о крысах. «Вы их уже видите?» — его хриплый голос умчался в оба конца туннеля, попеременно отражаясь от стен, пола и потолка. «Нет. — ответила Аннета и тут же поправилась, — Да.» Тум-м … пауза … тум-м … Зверь, наконец, остановился … Эрику показалось, что он увидал в глубине туннеля мерцание багрово-красных глаз … мерцание глаз и отблеск саблевидных клыков … мерцание глаз, блеск клыков и сверкание острых, как кинжалы, когтей … по его спине побежали мурашки. «Они уже здесь. — Звук аннетиного голоса чуть не заставил Эрика подпрыгнуть на месте, — Бегут, не останавливаясь.» — девица четко и спокойно выговаривала слова с будничной интонацией каждодневной беседы за обеденным столом. Тум-м … пауза … тум-м … пауза … тум-м … — шаги зверя стали слышны опять, несколько тише … теперь они, вроде бы, удалялись. Мимо Эрика промчалась первая крыса, потом еще четыре — распластавшись на полном скаку, как призовые рысаки … затем они понеслись сплошным потоком, наводнением, лавиной — как буденновская конница в фильмах о Гражданской войне. Они с размаху налетали на эриковы сапоги, падали, подминаемые своими соратницами, вскакивали, мчались дальше … Животные, бежавшие по краю дорожки, иногда обрывались в канаву … через несколько секунд выбирались обратно, стряхивали с голых тел черную дымящуюся жидкость и опять вливались в поток. Это была большая стая, намного больше двух предыдущих — когда последние крысы пробегали мимо ног Эрика, передние уже скрылись за чертой, разделявшей свет его фонаря и темноту туннеля. Наконец, дорожка опустела.

Эрик выждал для верности несколько секунд, потом повернулся, чтоб посмотреть, что делают его спутники. Те застыли, не шевелясь, спиной к нему — лишь пятно света от аннетиного фонаря дрожало на мокрой поверхности цемента. Эрик раскрыл рот, чтобы окликнуть их … как вдруг позади него раздался дикий рев … нет, крик! — крик боли разрываемого на части живого существа. Низкий вибрирующий вопль проникал внутрь тела, раздирал барабанные перепонки, диафрагму и желудок — так, что хотелось сесть на корточки, сжаться в комок и закрыть уши руками. Эрик нашел регулировку чувствительности микрофонов на рукаве своего комбинезона и скрутил ее до нуля … но легче не стало — крик проникал сквозь тонкий материал шлема. Он посмотрел на своих спутников — Аннета прижалась к груди атлета, закрыв уши руками, милиционер возился с регулировкой своих микрофонов. Вдруг из канавы на дорожку вылезла крыса … Эрик застыл, как вкопанный, — однако атлет, ничего не замечая, продолжал возиться с пультом аудио-управления. Несколько длинных мгновений животное водило по сторонам слепыми белыми глазами, потом отряхнулось … еще помедлило … и, наконец, галопом понеслось по следам своих товарок. В этот момент крик неведомого зверя стих.

Эрик включил свой микрофон и две-три секунды слушал гулкую, пустую тишину.

Держа наготове пистолет, он подошел к атлету и Аннете, и похлопал милиционера по плечу. Тот включил свой микрофон. «Быстро уходим. — сказал Эрик, — Шагайте, как можно, тише — крысы, видимо, чувствуют сотрясение почвы.» После того, как зверь умолк, тишина в туннеле казалась абсолютной. «Дискуссию о ключах я считаю законченной. — Эрик сделал паузу в ожидании возражений, но милиционер промолчал, — Через полтора часа, если все будет нормально, я вас отпущу.» Атлет стоял, молча глядя перед собой, кулаки его были сжаты. «Но если не все будет нормально, — Эрик почувствовал, что его щеки вспыхнули, а кровь застучала в висках, — я отдам вам ключи, а, когда вы отомкнете наручники, застрелю вас.» — он замолчал и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. «Сереженька, пошли! — Аннета умоляюще положила руку на атлетов рукав и попыталась заглянуть милиционеру в глаза, — Полтора часа роли не играют.» Атлет молча повернулся и быстро зашагал по коридору, увлекая за собой девицу. Эрик последовал за ними на расстоянии четырех-пяти метров.

Через десять минут (в половине четвертого) они добрались до «их» выхода на поверхность. Эрик бросил атлету ключи — тот переставил наручники — Эрик поднялся по лестнице наверх — милиционер с Аннетой последовали за ним. От пронизывающего холода розовая влага на их комбинезонах немедленно превратилась в лед. Было уже почти совсем темно. По низкому небу неслись темно-серые неровные облака. Микроавтобус, сиротливо стоявший там, где был оставлен, доказывал, что в мире еще остались незыблимые истины. Эрик бросил атлету ключи, тот переставил наручники и вернул ключи Эрику. Хлеставший изо всех подворотен ветер гонял по кругу рои мелкого снега. В привычной атмосфере городских джунглей дикие события последних трех часов немедленно подернулись дымкой нереальности. Действительно ли Эрик слышал шаги неведомого зверя — или они ему просто померещились?… Видел ли он полчища мутантных крыс — или это был оптический обман, навеянный усталостью, жарой, жаждой, голодом, головной болью и случившимися с ним уголовными ужасами?… (А может, наоборот, уголовные ужасы являлись изощренной галлюцинацией, навеянной фантастическими приключениями в подземелье?!…) Эрик отпер микроавтобус — Аннета с атлетом собрали барьеры, которыми был огорожен канализационный люк, и погрузили их в багажное отделение — Эрик водворил крышку люка на место. От движения тел розовая пленка льда на их комбинезонах потрескалась и отвалилась. Подгоняемые ветром, как куски черной оберточной бумаги, через двор пролетели три мутантные летучие мыши, сделали круг над головами людей и скрылись в окнах одного из заброшенных домов. «Водить умеете?» — спросил Эрик; «Да.» — коротко ответил атлет. Эрик бросил ему ключи от микроавтобуса — скованные наручниками, милиционер и Аннета неловко залезли в кабину. «Если сделаете что-нибудь не то, стреляю без предупреждения. — сказал Эрик, садясь позади атлета, — Мне терять нечего.»

Милиционер завел мотор, плавно стронулся с места, вырулил на Садовую и поехал по направлению к Парку Культуры. Кондиционер работал на полную мощность, и через три минуты они откинули забрала своих шлемов — Эрик с наслаждением вытер лицо тыльной стороной ладони. Движение в этот час было довольно густым, ехать приходилось медленно — атлет заметно нервничал. Метель бросала на ветровое стекло пригоршни зеленого снега, смазывая очертания окружавшего их мира. Как это всегда бывает, исподволь накопившиеся признаки наступающего Нового Года в какой-то момент достигли критической массы и стали очевидны. На бульваре там и сям торчали обмотанные гирляндами лампочек елки, по тротуару шел отдувавшийся от сознания собственной важности и спотыкавшийся от бесчисленных стопариков Дед Мороз. Витрины магазинов сверкали роскошью елочных игрушек, на Цветном бульваре толстая тетка в огромных валенках и белом фартуке продавала связанные в зеленые торпеды облезлые елки. Суетливые, как муравьи, прохожие волокли гигантские авоськи, набитые шампанским и водкой, из «Даров Моря» на Смоленке торчал чудовищный хвост очереди за чем-то сногсшибательно вкусным … копченой латимерией?… варено-мороженными головунами?… икрой минтая?… Привычные видения готовившейся к Новому Году Москвы задвинули ужасы последних часов в самый дальний уголок сознания Эрика. Он непроизвольно облизнулся, вспомив прошлый Новый Год, когда Ленка Вишневецкая приготовила три разных — но в равной степени потрясающих — салата из одной двусотграммовой банки лосося в собственном соку … Когда слабый по части выпивки Шура Лысов упал лицом — как в анекдоте — в только что поданное на стол блюдо с заливной рыбой и безмятежно захрапел … Когда Мишка Бабошин стал вязаться к извечной возмутительнице спокойствия жен Лелечке Голубевой, а Тонька — мишкина жена — влепила им обоим по пощечине … и тут же получила две пощечины сдачи … Когда Женька Вишневецкий сыграл на пианино странно-тревожную и до боли в вестибулярном аппарате синкопированную пьесу собственного сочинения, а потом долго плакался, что никак не может понять, чем хочет заниматься — музыкой или наукой … Когда Лялька Макаронова, вспомнив свои занятия современным танцем в ансамбле «Терпсихора», станцевала — под женькин виртуозный аккомпанемент — индийский танец плотской любви, повергнув мужскую половину аудитории (за исключением Шурки Лысова) в состояние сексуального ступора … Господи, каким счастливым и безмятежным все это казалось теперь!…

Микроавтобус свернул на Комсомольский проспект — движение стало не таким густым. Через две минуты они остановились у подъезда аннетиного дома.

«Иванов! — вдруг обернулся атлет, — Последний раз прошу, отпусти. — его арийское лицо исказилось, — Не отпустишь — жизнь положу, а найду тебя … и тогда берегись!…» — он захлебнулся никогда не испытанной до этого злобой бессилия. «Я вас отпустить не могу.» — невыразительно отвечал Эрик. «Сволочь!» — не вполне владея своим голосом, прохрипел милиционер. «Сергей, перестань! — вмешалась Аннета, — Будь мужчиной … ты теряешь сейчас и свое лицо, и свое время!» По плохо освещенной улице за окном микроавтобуса спешили редкие прохожие. Метель гнала вдоль тротуара столбы зеленого снега. «И ты, с-сука?!…» — атлет занес кулак над аннетиной головой. «Прекратите! — Эрик ткнул пистолетом милиционеру в шею, — Если вы ударите ее или как-нибудь еще привлечете внимание прохожих, я стреляю.» Замороженным движением атлет опустил руку — казалось, он вот-вот взорвется от ненависти. «Ладно, мандавошка французская, — сказал он сдавленным голосом, — я с тобой потом разберусь!»

«Выходите наружу. — приказал Эрик, — Желательно, не демонстрируя наручников.» Он задвинул забрало своего шлема, расстегнул молнию на груди и сунул руку с пистолетом за пазуху.

Они заперли микроавтобус, поднялись по лестнице на пятый этаж, Аннета отперла дверь, они зашли внутрь. «Идите на кухню.» — приказал Эрик. Волоча за собой спотыкающуюся девицу, атлет перешагнул через кухонный порог и облокотился на посудный шкаф. «Подойдите к стене.» — сказал Эрик. Милиционер подчинился. Гексафоническое радио на стене кухни шептало что-то убедительно-неразборчивое. Лампочки на передней панели кулинарного комбайна мигали, складываясь в радующие глаз узоры. Эрик достал ключи и бросил их атлету: «Пропустите наручники между вон той трубой и стеной, замкните их опять и верните мне ключи.» Одновременно со щелчком замка наручников Аннета опустилась на пол, откинулась спиной к батарее и закрыла глаза. Милиционер сел рядом. Радио на стене перестало шептать и заиграло какую-то музыку … Эрик узнал «Марш Реалистов» Стинкевича. «У вас есть мужская одежда?» — спросил он. «В шкафу в спальне напротив.» — ответила девица, не открывая глаз. Атлет уставился прямо перед собой, лицо его застыло в ничего не выражавшей маске. Эрик повернулся, пересек коридор и вошел в спальню. Стоявший у окна декопроектор разбрасывал тонкие разноцветные лучи по углам комнаты. Широкая двуспальная кровать под кисейным балдахином манила в свои объятия. Теплый ароматизириванный воздух из отделанного красным деревом кондиционера ласкал нос. Роскошь и чистота аннетиной квартиры делали воспоминания о подземеле еще более нереальными. Вьюга уютно ударяла в отмытые до кристальной прозрачности окна бирюзовыми снежинками. В левом (меньшем) отделении шкафа висело несколько рубашек и дорогой костюм из материи «с отливом»; на полках лежало чистое белье, два шерстяных свитера и две пары джинсов. Если все это принадлежало татуированному, то размер должен быть подходящим — Эрик выбрал себе одежду и пошел в ванную комнату. Тяжелые крысозащитные сапоги громко топали по лакированному паркету.

Он свалил чистую одежду на пол в наиболее удаленном от ванны углу комнаты, быстро разделся и залез под душ. На крючке висела щетка на длинной ручке — Эрик намылил ее и, сдерживая стоны наслаждения, стал тереть себе спину. Он тщательно выскреб все тело, вымыл шампунем волосы и вылез из ванны. На полке над раковиной лежали чьи-то бритвенные принадлежности — он побрился. Преодолев порыв еще раз залезть под душ, Эрик вытерся висевшим на хромированной батарее полотенцем и стал одеваться. Автоматически включившийся вентилятор высасывал из ванной последние молекулы пара. Висевшая под потолком лампа инфракрасного света грела тело невидимыми лучами.

Когда он натягивал рубашку, сквозь закрытую дверь ванной донесся приглушенный звук — будто кто-то вскрикнул. Эрик торопливо застегнул джинсы и, не одевая носок, приотворил дверь. Было тихо, лишь неразборчивое бормотание радио доносилось из кухни. На стене коридора неслышно тикали сделанные в виде серебряного месяца часы. Привычное чувство опасности запульсировало у Эрика в висках … что-то произошло. Неслышно переступая босыми ногами, он попятился назад и вытащил из кармана лежавшего на полу комбинезона пистолет (со все еще навернутым на дуло глушителем). Из плохо закрученного душа упала капля и со звоном разбилась об эмалевое покрытие ванны. Выполнивший свою задачу и автоматически выключившийся вентилятор по инерции вращал лопастями в вентиляционном отверстии. В обойме оставалось восемь патронов — Эрик снял пистолет с предохранителя и взвел затвор. Из ванной был виден длинный коридор, ведущий к входной двери, и квадрат света на полу от кухонной люстры. На стене коридора висел ряд фосфоресцирующих техно-миниатюр художника Ротунова, изображавших поэтапное преображение мира силами Добра — последний писк моды, доступный лишь большим начальникам и кассиршам ГУМа. Эрик прокрался вдоль стены до дверного проема на кухню и остановился, не решаясь войти … мокрые следы его ног медленно сохли на лакированном полу. Сладко-голубые глаза и алые губки Добра бессмысленно ухмылялись с ближайшей миниатюры. Держа наготове пистолет, Эрик оторвал спину от прохладной стены коридора и шагнул в проем кухонной двери.

Первой ему бросилась в глаза опрокинутая табуретка (поднятые вверх ножки напоминали рога африканской антилопы бейзы, виденной им в зоопарке). Потом оказалось, что табуретка лежит в луже крови. И, наконец, Эрик обнаружил, что место, где были прикованы Аннета и атлет, пустует … Не веря своим глазам, он шагнул вперед и застыл на месте: в узком пространстве между холодильником и стеной был втиснут окровавленный труп девушки … кто убил ее?… И куда делся милиционер?… Эрик затаил дыхание и наклонился над бесформенной фигурой в оранжевом комбинезоне — аннетина голова была запрокинута назад, на шее синели кровоподтеки, черные глаза невыразительно смотрели в потолок. Он взялся за ее комбинезон и осторожно потащил тело на середину кухни — позади остался широкий кровавый след … Эрик проследил глазами, откуда тот начинался, и похолодел — в углу за холодильником лежала оторванная кисть руки … Волосы на его затылке зашевелились, горло свела судорога отвращения … держа пистолет перед собой, Эрик разогнулся и медленно попятился назад, потом повернулся, чтобы выйти из кухни, и вдруг увидал перед собой окровавленную фигуру в оранжево-блестящем комбинезоне — атлет!…

Вжик!…

Эрик успел отпрянуть, и это спасло его: удар ножа, нацеленный по запястью руки, пришелся по дулу пистолета … Милиционер наклонился за упавшим на пол макаровым … скорее!… нужно что-то сделать!… Эрик пнул, больно ушибив босые пальцы ноги, лежавший на полу пистолет — и тот ускользил по паркету в дверь спальни. Атлет дернулся вслед, Эрик шагнул за ним … тогда милиционер остановился, повернулся и выставил вперед нож — кухонный тесак с широким длинным лезвием. (Комбинезон атлета потемнел от крови — особенно, на животе, где отдельные пятна слились в огромную ржавую кляксу. На запястье правой руки болтались изъязвленные багровыми разводами наручники. Лицо застыло в ничего не выражавшей гримасе.) Вжик!… Вжик!… Эрик успел уклониться от обоих ударов, но при этом оказался загнаным в угол рядом с входной дверью. Вжик!… он отпрыгнул в сторону, уклоняясь от глубокого колющего выпада и одновременно выскакивая из угла. Бум-м!… Атлет попытался ударить Эрика ногой, но тот опять отскочил — и удар пришелся в стену … Дзинь!… Изображавшие подвиги Добра миниатюры градом посыпались на пол, покрывавшие их стекла брызнули осколками. Трах-х!… От следующего удара дверь спальни слетела с петель и рухнула на кровать, оборвав балдахин. Отколовшаяся от дверной рамы длинная острая щепка торчала, как рог единорога. Вжик!… Вжик!… безо всякого труда Эрик увернулся от еще двух выпадов … — несмотря на очевидную физическую силу, о приемах единоборства атлет ни малейшего представления не имел. Вжик!… На этот раз Эрик отбил руку милиционера в сторону и резко ударил ребром ладони по запястью … Тр-р-р!… — завибрировал нож, вонзившись между двумя паркетинами. Хрясь!… Эрик ударил атлета в скулу … Хрясь!… следующий удар пришелся в челюсть. Милиционер, шатаясь, отступил назад … Сейчас!… Эрик сделал два коротких шага, развернулся в полоборота и четко, как на тренировке, ударил атлета ногой. Хрясь!… Удар пришелся в подбородок — милиционер грохнулся на спину и затих. Все было сделано быстро, точно и без лишних затрат энергии — как и учил своих питомцев первый тренер Эрика, добряк и выдумщик, Людвиг Олафович Чумаков.

Секунд пять Эрик расхаживал взад-вперед по коридору, осторожно ступая босыми ступнями между осколками стекла от миниатюр, — думал. Потом оттащил все еще бессознательного атлета в ванную, достал из своего комбинезона ключи от наручников, разомкнул замок и приковал милиционера к батарее. К концу процедуры атлет зашевелился и застонал … не обращая внимания, Эрик подобрал с пола ванной носки и свитер, прошел по коридору в спальню и еще раз осмотрел платяной шкаф … где может лежать обувь? А-а, вот она: внизу, под плечиками с рубашками, стояли три пары ботинок. Одна из пар казалась ненадеванной — Эрик натянул носки, потом ботинки и убедился, что последние подходят ему по размеру. (Что ж, он потерял дом, работу, друзей и его жизни угрожали многоразличные опасности, но зато во всем остальном ему отчаянно везло!) Он опустился на четвереньки, выудил из-под кровати пистолет, поставил его на предохранитель и вышел в коридор. Во встроенном стенном шкафу рядом с входной дверью висело пять женских пальто, говядинская шинель и, в самом углу, мужская дубленка. На крючках, расположенных на дверце шкафа, висело несколько респираторов, в небольшом ящичке хранились запасные фильтры. Эрик свинтил с пистолета глушитель, сунул и то, и другое во внутренний карман дубленки, затем нашел свой (выданный в Лефортове) респиратор, заменил в нем фильтр и положил оставшиеся фильтры в карман джинсов. Что еще?… Он переложил из шинели в дубленку говядинский бумажник и подобрал себе шапку — дорогую лисью ушанку. Преодолевая неуместное чувство стыда, пошарил по карманам аннетиных пальто и забрал все найденные там талоны. Еще что?… Он вспомнил об оставшемся в комбинезоне диске с «Бегущей по волнам» и подошел к двери ванной. Атлет сидел на полу, уставившись перед собой широко раскрытыми непонимающими глазами. Эрик боком обошел его, достал из внутреннего кармана комбинезона диск, уложил в нагрудный карман рубашки и вышел из ванной. Милиционер остался сидеть на полу.

Эрик подошел к висевшему на стене телефону и набрал телефон справочной. Гудок … Гудок … Гудок … «Сто вторая слушает.» — «Девушка, скажите мне, пожалуйста, код Громыкска.» — «Секундочку … Громыкск … Московской области … 077.» — «Спасибо и с наступающим вас!» — «Вас также!» Эрик повесил трубку, поднял опять, потом повесил снова … может, все-таки, не стоит? Он несколько секунд стоял в нерешительности, потом резким движением поднял телефонную трубку и стал торопливо набирать — 0 … 7 … 7 … 3 … 1 … 4 … 6 … 4 … 1 … Гудок … Гудок … Гудок … «Але!» — «Позовите, пожалуйста, Тамару.» — «Минуточку.» Эрик, не отрываясь, следил, как тонкая секундная стрелка на висевших над телефоном стенных часах неуклонно перепрыгивает с деления на деление. «Але.» Телефон искажал голос девушки, делая его почти неузнаваемым. «Это Тамара?» — «Да.» — «Это Эрик … то есть Джохар … — он в замешательстве замолчал, прислушиваясь к шороху на том конце линии, — Я звоню, чтобы извиниться.» Сначала было тихо, потом раздались всхлипывания. «Извините меня, пожалуйста! — Эрик внезапно охрип, — В обычной ситуации я бы ни за что лгать не стал!… — он замолчал, а потом по наитию добавил, — Особенно такой красивой девушке!» Всхлипы стали реже. «А что ты натворил?… — вдруг спросила Тамара, — Ты со мной, как подлец, поступил, конечно, но все же не похож ты на бандита … может, ошибка?» «Боюсь, что нет.» — не стал обнадеживать ее Эрик. На мгновение наступило молчание. «Ты, в общем … — неуверенно и несколько смущенно начала девушка, — В общем, отсидишь когда … и если настроение будет … ты, в общем, позвони …» «Обязательно! — пообещал Эрик, с трудом сдерживая смех, — Целую!» — и прежде, чем Тамара успела ответить, он повесил трубку.

Сколько им понадобилось секунд, чтобы проследить, откуда он звонил? Сколько им понадобится минут, чтобы направить сюда ближайшую патрульную машину?

Эрик схватил из стенного шкафа дубленку и шапку, нацепил респиратор и, одеваясь на ходу, выскочил на лестничную площадку. Он пронесся галопом вниз по лестнице и не спеша — как и подобает хорошо одетому, солидному джентельмену — спустился по ступенькам крыльца. Чахлые деревца вдоль огораживавшего двор бетонного забора тряслись на холодном ветру мелкой дрожью. Три разновозрастных ребенка в одинаковых коричневых шубках копошились в сугробе величиной с отель Риц. Эрик пересек Комсомольский проспект по подземному переходу и направился к метро Фрунзенская. Когда он подходил к зданию метро, позади раздался звук сирены, и милицейская Волга, скрежеща тормозами, свернула с Комсомольского проспекта во двор аннетиного дома.

Эрик поправил на голове шапку и неторопливо вошел в метро.

Он доехал до Спортивной, поднялся на поверхность из переднего вагона, прошагал метров сто по направлению к стадиону Лужники и зашел в приземистое уродливое здание справа от дороги — пивной бар. Рабочий день еще не кончился — места были. Раздеваться в гардеробе Эрик не стал, а сразу прошел в зал и сел за столик у окна. Среагировав на дубленку, возле него немедленно материализовался официант — толстомясый парень в засаленной белой тужурке с блокнотом в руке. «У вас какая-нибудь еда есть?» — поинтересовался Эрик; «Смотря для кого.» — как бы в шутку отвечал толстомясый. У окошка, ведущего на кухню, стояли в расслабленных позах три официанта и лениво наблюдали за происходившим. Необыкновенно старая — лет девяноста — уборщица медленно возила по грязному полу рваной половой тряпкой на кривой швабре, время от времени макая ее в погнутое жестяное ведро. «Я работаю в милиции.» — высокомерно бросил Эрик. Вышедший из туалета высокий молодцеватый грузин посмотрелся в стенное зеркало, приосанился, пригладил волосы и неторопливо застегнул ширинку. «В милиции?» — недоверчиво переспросил официант, пытливо всматриваясь Эрику в лицо; «В милиции! — с угрожающим нажимом повторил тот и помахал в воздухе говядинским удостоверением. — В отделе борьбы с хищениями коммунистической собственности.» Тон толстомясого немедленно стал подобострастным: «Чего изволите?» При виде красной милицейской книжки подпиравшие стену официанты приняли, как по команде, деловой вид и разбежались по залу. Ветхая уборщица ускорила темп протирки пола, как минимум, в шесть с половиной раз. «Какие у вас есть горячие блюда?» — «Уха из форели, харчо, франкфуртские сосиски, улитки в чесночном соусе, гуляш по-македонски …» Эрик аккуратно повесил дубленку на спинку своего стула — так, чтобы та не касалась заплеванного пола. «Харчо, улитки, полпорции головунов и три … нет, четыре … кружки Брюссельского Особого.» — «Сию минуту, лечу!» — залебезил толстомясый и бросился по направлению к кухне. Старуха-уборщица подхватила швабру с ведром и, расплескивая мутную воду, скрылась в мужском туалете. Эрик опустился на стул и вытянул гудевшие от усталости ноги. Часы на стене показывали без пяти пять — бар на глазах заполнялся публикой.

Через три минуты официант принес головунов и пиво, еще через пять — харчо, а когда Эрик доел последнюю ложку горячего острого супа, перед ним, как по мановению волшебной палочки, возникло блюдо с улитками. Почти все столики были уже заняты, бар утопал в табачном дыму и громких разговорах. Висевшие под потолком телевизоры показывали новости, но никто не обращал на них ни малейшего внимания. Раскрасневшиеся от пива мужики яростно спорили о хоккее и бабах, потные официанты таскали из кухни уставленные кружками подносы. Эрик откинулся на своем стуле, медленно прихлебывая холодное пиво … сколько раз за оставшуюся ему жизнь он попьет свежего Брюссельского? Сколько раз за оставшуюся ему жизнь он поест улиток в чесночном соусе? Испытания последних трех суток кружились у него перед глазами, загоняя в безысходную тоску; необходимость выбирать решение в безвыигрышной ситуации доводила до исступления … Почему окружавшие его мужики, какими бы бесполезными идиотами они ни были, не должны прятаться от КПГ?… Эрик подавил острый позыв выхватить из внутреннего кармана пистолет и пальнуть для шухера в потолок … Вместо этого он махнул рукой пробегавшему мимо официанту: «Водка есть?» — «Есть.» — «Триста грамм и полпорции франкфуртеров!»

«Сейчас я выпью водки, — подумал Эрик с ощущением бросающегося в пропасть самоубийцы, — и все станет хорошо!»

Он вышел из пивного бара без четверти семь, выпив больше, чем собирался, и намного больше, чем следовало пить человеку в его положении. Впрочем — с психологической точки зрения — алкоголь оказал положительный эффект: ужасы первой половины дня отступили на второй план, и Эрик пришел в более или менее благодушное настроение. Смесь пива и водки подкрасила горизонты голубой краской; несмотря на беспросветные трудности, ситуация уже не казалалась безнадежной. В конце концов, сумел же он выжить трое суток со дня ареста?!

Он проехал на метро до Проспекта Маркса, спустился по эскалатору в центре станции, отодвинул барьер и пошел навстречу потоку пассажиров, шедших с Площади Свердлова. Время было без пяти семь, час пик уже закончился — Эрик без помех двигался против течения, слегка покачиваясь от выпитого в пивном баре. Он достиг конца перехода, встал у лестницы, ведущей на Площадь Свердлова, и стал ждать. Минуты текли. В 7:25 он повернулся и зашагал туда, откуда пришел, — на Проспект Маркса. Что делать и где ночевать, Эрик не знал, однако вопросы эти, почему-то, казались менее существенными, чем проблема отыскания туалета (выпитое пиво давало о себе знать). Он поднялся на поверхность, зашел в ГУМ и долго бродил по первому этажу в поисках уборной — но не нашел. Пришлось спрашивать у продавщицы из отдела женского белья, а потом — в знак благодарности за указанный путь — покупать ей цветы. (Эрик внезапно почувствовал себя галантным и утонченным человеком — из чего с неумолимостью вытекало, что сначала следует дарить цветы, а уж потом идти в туалет …) Однако, когда он вернулся с купленным в киоске через дорогу букетом роз, то его благодетельница куда-то подевалась, а никто из остальных продавщиц женского белья букета брать не желал. Ситуация складывалсь глупая, да и в туалет хотелось нестерпимо, так что он решил-таки справить естественную нужду, а дальше — по обстоятельствам. Эрик дал густой толпе покупателей донести себя до туалета, зашел внутрь и с наслаждением помочился, однако при застегивании ширинки выронил зажатый под мышкой букет на залитый мочой пол. Некоторое время он размышлял, подобает ли воспитанному человеку подобрать цветы и помыть их под краном — или же следует купить новый букет? Помыть — или купить новый … вот в чем вопрос! Он стоял, прислонившись к стене, и грустно созерцал лежавшие возле писсуара розы … как вдруг какой-то наглый мужик подхватил букет и проворно вышел из туалета. «Ну и хуй с ним!» — с поразившим самого себя добродушием подумал Эрик и направился к выходу. Он лучше пойдет сейчас в какое-нибудь кафе и выпьет шампанского!

В кафе Эрик попал только с третьего захода — в «Московском» и «Космосе» не было мест, так что ему пришлось тащиться пешком почти до самой Пушкинской — в кафе «Север». Он сел за столик на втором этаже, подозвал пожилую официантку с острыми бегающими глазами и заказал шампанского и мороженного. Играла музыка, на небольшом пятачке посреди зала толкались парочки. Кругом порхали девушки — на высоких каблуках, в красивых праздничных платьях, с вычурными прическами … Эрику стало обидно — почему он один?… Почему с ним нет девушки?… Чем он хуже остальных?!… Отказавшись от самоубийственной идеи позвонить Светке, он стал смотреть по сторонам, но, как назло, все дамы были с кавалерами. Тут официантка принесла его заказ, что на время отвлекло Эрика от переживаний … однако, когда уровень шампанского в бутылке опустился до половины, то ощущение бесцельно прожитой жизни вернулось с удвоенной силой — и даже необыкновенно вкусное мороженное не могло изменить этого горестного факта! Он почувствовал наворачивающиеся на глаза слезы и немедленно хватил полный фужер шампанского …

Начиная с этого момента, время почему-то ускорило свой ход — ускорило настолько, что Эрик не всегда поспевал следить за разворачивавшимися в его присутствии событиями. Люди шевелились чересчур быстро, музыка звучала чересчур громко и даже скатерть на столе постоянно съезжала наперекосяк! Чтобы абстрагироваться от суетливой действительности, он откинулся на спинку стула и стал созерцать висевший на стене плакат, изображавший сверхзвуковой бомбардировщик, гигантский молоток, коня и двух обнаженных колхозниц. Подпись гласила: «Победа в воздухе куется на земле» … что бы это значило?… От разглядывания плаката у Эрика закружилась голова и заслезился правый глаз … но тут он приметил полную блондинку — как раз в его вкусе, одиноко сидевшую за угловым столом. Спотыкаясь о стулья и натыкаясь на людей, он пересек кафе и пригласил ее танцевать — но та отказалась. «Вы понимаете, что тем самым разбиваете мое сердце?» — строго спросил ее Эрик. «Нет … то есть да.» — отвечала жестокая блондинка, испуганно озираясь по сторонам.

Он гордо вернулся за свой столик, а через минуту к нему подступили три усатых молодых человека непределенно-южной национальности — то ли азербайджанцы, то ли албанцы. «Ты зачэм нашу дэвюшку оскоробыл?» — допытывался наиболее усатый из троих. «Какую дэвюшку? — невинно удивился Эрик, — Как оскоробыл?» «Ты нам дурака нэ валай! — настаивали усачи, — Толко это мы в туалэт отошлы …» Что именно ему инкриминировалось, Эрику узнать не довелось, ибо южане, внезапно прервав разговор, растворились на втором плане. «Если они к тебе еще раз приебутся — скажи нам! — пробасил здоровенный детина с расплющенными боксерскими ушами, незаметно подошедший сзади, — А то ишь обнаглели … будто у себя в Чуркестане!» «Спасибо большое! — растрогался Эрик, — Но вы за меня не беспокойтесь … я их и сам могу … — он сделал для значительности паузу, — Я ведь чемпионом Москвы по боевому самбо был … самого Зангиева в финале победил!» «Ну ты, парень, даешь! — расхохотался здоровяк, — Самого Зангиева, говоришь?» «Да. — скромно подтвердил Эрик, гордясь произведенным впечатлением. — Я его на третьей минуте р-раз!… ну, он и того … упал, значит …» Отсмеявшись, детина удалился за свой столик и стал оживленно рассказывать что-то своим друзьям. «Девушка! — позвал Эрик официантку, — Принесите мне, пожалуйста, еще шампанского!» «А не хватит ли вам, молодой человек?» — с сомнением в голосе поинтересовалась та. «Если бы хватало, то я бы у вас не просил!» — снисходительно, как ребенку, объяснил Эрик.

Из «Севера» его выставили в половине двенадцатого — сказали, что шампанского больше не дадут … а мороженного он уже не хотел и сам! Некоторое время он стоял на тротуаре, борясь с непонятно чем вызванным головокружением, затем двинулся по улице Горького в направлении центра. Снегопад кончился, но дул пронизывающий ветер; редкие прохожие закрывались от холода воротниками шуб. Эрик дошел до Манежной площади, собрал волю в кулак и твердо, не шатаясь, вошел в метро (служительница проводила его подозрительным взглядом, но ничего не сказала). Изнуренный сделанным усилием, он окончательно потерял концентрацию внимания и, оказавшись в вагоне, уснул. Его последними осмысленными действиями были: 1) завязывание тесемок ушанки на мертвый узел под подбородком и 2) переложение бумажника из бокового кармана во внутренний.

События следующих полутора часов сохранились в памяти Эрика не в виде непрерывной линии бытия, а как отдельные, не связанные друг с другом эпизоды, утопавшие в океане неизвестного. Сначала его нивесть как занесло в тупик для ночевки поездов на станции Бибирево. Служители извлекли его из вагона и отвели на платформу, в процессе чего выяснилось, что на профессиональном жаргоне уезжающие в тупик алкаши именуются «скотами». Следующий просвет произошел на неопределенной станции — Эрик обнаружил себя посреди платформы, стоящим в согнутом положении над урной, с руками, упертыми в колени. «Что я собирался делать?» — понедоумевал он вслух, но ответа не получил. С трудом держась на ногах, он ввалился в очень кстати подошедший поезд и куда-то поехал … И, наконец, он обнаружил себя прислоненным к стене на Площади Свердлова. «… вы русский язык понимаете, молодой человек? — раздраженно выговаривала ему служительница, слегка ударяя по щекам свернутым в трубку целлофановым пакетом, — Не будет сегодня поездов … на такси езжайте!» «Ну хорошо, хорошо … — слабым голосом отвечал Эрик, — … сейчас поеду. Вы только не наскакивайте на меня так!» Он с трудом оторвался от стены и нетвердыми шагами направился к эскалатору. Служительница повернулась к расположенной поблизости урне и стала хлопотливо вытаскивать из нее целлофановый мешок с мусором.

Следующее действие Эрика было не результатом тщательно подготовленного плана, а, скорее, озарением свыше. Убедившись, что внимание служительницы целиком поглощено урной, он на цыпочках перебежал на другую сторону платформы и спрятался за колонну. Прошло несколько минут, в течении которых он яростно боролся со сном … потом раздался громкий щелчок, и Эрик оказался в кромешной темноте. Не мудрствуя лукаво, он вытянулся лицом вниз на жестком мраморном полу и провалился в забытье. -