"Возрождение" - читать интересную книгу автора (Берг Кэрол)

ГЛАВА 13

Я тяжело дышал, дрожа и хватаясь за правый бок. Было неясно, что делать дальше и почему вокруг меня такая странная тишина. Тяжелая рука опустилась мне на плечо, и я едва не подскочил от неожиданности.

– С мальчиком все в порядке, Сейонн. И с Элинор. Они в безопасности.

Я непонимающе уставился в бледное лицо Блеза. У него на лбу горел невероятных размеров синяк, и даже его искреннее сострадание ко мне не могло скрыть его отвращения. Кровь стекала по моим рукам, одежда пропиталась ею насквозь, на меня налипли куски внутренностей и плоти. То, что лежало передо мной на траве, ничем не напоминало человека. Я уронил меч и упал на колени, прижимая к лицу окровавленные руки.

– Ты ранен?

Я отрицательно помотал головой. Не ранен. Болен.

Пламя догорало, только почерневший перст печной трубы указывал на то, что когда-то здесь было жилище. Неподалеку от нас стояла Элинор. Она прижимала к себе темную голову Эвана, утешая его и не позволяя взглянуть на землю.

– Простите меня, – прошептал я, обращаясь к женщине с каменным лицом и своему плачущему ребенку, но они не слышали меня. – Простите.

– Ты спас их. – Даже голос доброго друга звучал неубедительно. Не этой ночью.

Великодушный Блез не бежал, не отвернулся от меня.

– Уведи меня от них, – попросил я. – Никогда не позволяй мне видеть их.

– Сегодня им придется вернуться с нами. Они не могут остаться здесь без Гордена. – Он набросил мне на плечи плащ.

Дым клубился в ночном воздухе, закрывая от нас звезды и странно притихшую долину. Отдельные языки пламени метнулись к заборам и недавно распустившимся деревьям, но вскоре погасли, не совладав с ночной росой. Фаррол с почерневшим от копоти лицом стоял неподалеку, держа руки перед собой. Видно, он получил серьезные ожоги. Сейчас он старался не подпустить Элинор к телу Гордена и тому, что лежало рядом с ним.

– Скажи мне, Сейонн, кто они? Чего еще нам ждать? Блез осторожно поднял мой меч, попытался отчистить его, потом сунул в ножны. Он помог мне встать, поддерживая меня под локоть, и повел прочь от кровавых ошметков. Когда мы отошли, Элинор проскользнула мимо уговаривающего ее Фаррола и опустилась на колени рядом с телом Гордена, прижимая ребенка к груди. Она не вскрикнула, не заплакала при виде изуродованного тела своего мужа, она лишь осторожно коснулась его широкого плеча и закрыла ему глаза. Потом она встала, ее взгляд некоторое время блуждал по залитой кровью земле и остановился на мне. Она глядела, словно силясь понять, как создания, подобные намхирам и мне, могут жить рядом с теми, кого она любит. Потом она покрепче прижала к себе плачущего мальчика, отвернулась и пошла вместе с Фарролом вверх по склону холма.

– Это намхиры, убийцы, – объяснил я. – Их послали враги Александра. – Я вцепился дрожащими руками в края плаща. – Они знали, где меня искать. – Это не давало мне покоя, поскольку я считал, что только Александр и еще Фиона знают, где я, а уж они ни за что не выдали бы этой тайны.

– Но почему? Как возможно…

– Намхира сказал, что Александру объявлен канавар… они решили не допустить того, чтобы он правил Империей. Все семейство Хамрашей произнесло клятву. А может быть, другие семейства тоже. Не знаю. – Мне показалось, что свет звезд померк, что холод, исходящий из моей души, охватывает весь мир. Мне в голову приходил только один способ лишить Александра трона. – Они собираются убить его. – Надежду мира. Друга, который позволил мне сражаться в его душе вместе с ним. Брата. Эта мысль была так тяжела, а события уходящей ночи так ужасны, что я не мог мыслить.

– Но почему они пытались убить тебя?

Я покачал головой. Совершенно непонятно. За последние три года я виделся с принцем всего несколько раз.

– Но если они решили убить меня, ничто не остановит их. Я не знаю, как они нашли меня. Когда эти трое не вернутся, они пошлют других. Я уеду из Кареша, но даже тогда…

– Значит, всем нашим придется прятаться. Мы уже делали это раньше. Пойдем.

Я покинул Кареш раньше, чем Блез успел разбудить своих людей. Собрал свои жалкие пожитки и рассовал по карманам плаща зенары, которые заработал, читая и составляя письма для местных купцов. Чувствуя себя не в силах глядеть в лицо тем, кому предстоит услышать рассказ о недавних событиях и моей роли в них, я попрощался только с Блезом.

– Ты должен сказать, как мне найти тебя, – произнес он, пока я натягивал чистую рубаху и завязывал плащ. Потом я протянул ему небольшой кожаный мешок с теми сбережениями, которые хотел передать Эвану и Элинор. – Я не смогу открыть ворота в Кир-Наваррин сам. Что если кому-то потребуется попасть туда, а я не смогу помочь ему?

– Фиона все знает не хуже меня. Без демона внутри себя ворота ей не открыть, если ты забудешь что-нибудь, она напомнит тебе, в том числе и как использовать твою силу. – Сейчас строгая юная леди бродила где-то по руинам, разыскивая остатки эззарианской истории.

– Ты нужен своему сыну, Сейонн. Я буду заботиться о нем, но…

– Ему не нужен тот, кто способен на совершенное мной этой ночью.

– Тебе виднее. Но ведь это просто болезнь, это не ты. Ты спас их жизни, как спасал многие другие. Ты справишься. – Он спустился по лестнице вместе со мной и проводил до конца переулка, где стояла моя лошадь. – Скажи мне, где найти тебя.

– Сначала надо предупредить Александра, – ответил я, привязывая к седлу свой узелок. – Я расскажу ему о канаваре и уеду прежде, чем меня настигнет новый припадок. Когда сам пойму, куда направляюсь, пришлю весточку сюда, в город.

– Если я понадоблюсь тебе, ты только…

– Не говори мне ничего! – Отвязав лошадь, я вскочил в седло, заставляя работать налитые свинцом конечности. Смотритель клянется защищать мир от зла. Я же не могу защитить собственного сына от себя самого.

Но Блез все еще не отпускал меня.

– Если я понадоблюсь тебе, отправь письмо в гробницу Долгара в Вайяполисе. Сообщи, где ты, и я приду. Обещаю не говорить тебе, где они, пока не буду уверен, что с тобой все в порядке. – Он держал мою лошадь, пока я не кивнул. – Я обязан тебе больше чем жизнью, Сейонн. Я приду, даже если ты снова окажешься в подземельях Кир-Вагонота.

Мне нечего было ответить на такое. Я просто пожал ему руку и отправился в путь.

Розовые пальцы зари едва тронули небо, когда я увидел встающие из моря песка шпили Загада. Жемчужина Азахстана. Средоточие силы Империи с тех времен, когда далекие предки Александра основали это царство в пустыне и решили править миром по своему усмотрению. Пять сотен лет воины Дерзи убивали, жгли, морили голодом и калечили людей. Империя росла, поднималась на фундаменте тирании и страха, порабощая народы.

И почему я решил, что какой-то принц, один из многих, изменит вдруг все устройство мира? Какая самонадеянность заявлять, что светлое пятно в душе Александра есть божественная отметина! Но я по-прежнему верил, что это так. Когда Александр купил меня на аукционе в Кафарне, я был уверен, что закончу свою жизнь в оковах, лишенный надежды и веры, на самом дне. Когда я увидел в его душе феднах, я проклял свою клятву Смотрителя, обязывающую меня защищать моего жестокого, бездушного хозяина. Но наше совместное путешествие изменило нас обоих. Я взял его силу и омыл свой дух в неиссякаемом источнике его жизнерадостности. Он наша надежда. Я не могу позволить ему погибнуть из-за каких-то клановых свар. Коснувшись поводьев, я направил лошадь туда, где под светлеющим небом блестели золотые купола.

Огромные толпы двигались по широким мощеным улицам, ведущим от колодца Таин-Амар к внешним воротам королевского города, – последние лиги Императорской дороги, проходящей через Загад и соединяющей восточные и западные окраины государства. Казалось, что настало время Дар-Хегеда, проходившего два раза в год, когда знатные семейства Дерзи приезжали к Императору со своими дарами и проблемами. Ряды воинов, сопровождавших разодетых господ, ехали в город по центру дороги, оттесняя всех остальных на обочины. Другие толпы двигались вон из города: тяжело нагруженные купеческие караваны, состоявшие из лошадей и часту. Очень странно, что они уезжали, не дождавшись начала вечерней торговли. Еще более странным мне казалось то, что многие, явно незнакомые друг с другом люди, останавливались и вступали в беседу, мешая движению стад. Погонщики коз и часту яростно кричали на них и даже замахивались кнутами. Вопли, топот копыт, скрип колес, звяканье перевозимой утвари, блеяние и ржание оглушали. Я ненавидел города, а шум, вонь и толпы этого города оскверняли покой пустыни.

Целых три тяжелые недели я добирался до Загада. Я пересекал пустыню один, только благодаря своей подготовке и чутью избегая разбойников, ночных опасностей и палящего солнца. Когда я уже отъехал от Кареша на порядочное расстояние, пустыни Азахстана обрушились на меня всей своей тяжестью. Я ужасно скучал по Блезу. Кроме того, с его помощью я преодолел бы огромное расстояние за какой-то день. Но ему необходимо позаботиться о безопасности своих людей, и я не стал бы просить его помощи даже ради Александра. Я отдал бы многое ради того, чтобы изменить мир. Но только не своего ребенка. Ни за что.

Я надеялся, что с Денасом внутри себя я смогу путешествовать тем же таинственным способом, каким пользовался Блез, но я все еще не мог усвоить, как он делает это. Блез считал, что я сам не даю себе понять суть.

– Ты должен позволить своей физической оболочке уйти, – говорил он каждый раз, когда я жаловался на очередную неудачу. – А ты не хочешь. То же самое и с твоим превращением. Главное, что мешает тебе изменить форму, – то, что ты продолжаешь цепляться за самого себя.

У Блеза не было образования, но он обладал безупречным чутьем. Теперь, соединенный с Денасом, я мог менять форму по собственному желанию, превратить себя в орла, часту, койота, кого угодно. Но, в отличие от Блеза и остальных, я находил превращение невероятно сложным. Наверное, Блез прав, и это просто мое нежелание ослабить контроль над самим собой. Или же дело в том, что я соединился с рей-киррахом, который не был частью моей природы, и поэтому не мог ощутить гармонии, на которую надеялся.

Когда я только начал выздоравливать, Блез убедил меня убрать те барьеры, которые я возвел внутри себя, чтобы оградиться от демона. Он говорил, что я должен общаться с Денасом, изучать его. Знания и понимание упростят наше сосуществование. Но рей-киррах не отзывался. Я не был уверен, уцелел ли он, когда я едва не погиб, остались ли от него только гнев и ярость, подобные громовым раскатам ушедшей грозы. А потом я начал нападать на людей, и мне пришлось восстановить барьеры.

Размышляя над своими неразрешимыми проблемами, я Двигался вперед, смешавшись с толпой, которая, как и я, Двигалась в город. Впереди ехали пять воинов, расчищавших путь для пышно одетого дворянина. За ним следовал небольшой отряд солдат, охранявший тяжело нагруженных лошадей. На одеждах воинов и нескольких темнокожих тридских купцов, тоже едущих с отрядом, были изображения волчьей головы, говорившие об их принадлежности к Дому Хамрашей. У самого знатного господина волчьей головы не было. Я не мог рассмотреть нашивки на его одежде.

– Очистите дорогу от этого отребья! – приказал дворянин, пухлый человек с тощей светлой косой. – Прикончите их, если они не пожелают расступиться.

Отряд остановился, ему мешала пройти вереница рабов с тяжелыми тележками, их гнали в том же направлении, куда двигался знатный лорд. Дерзиец достал из узкого футляра, прикрепленного к седлу, длинную тяжелую трость и ударил раба, который упал, когда колеса большой повозки, двигавшейся в противоположном направлении, задели его тележку. Раб вскрикнул, кровь залила его лицо. Он запутался в кожаных лямках своей тележки, она опрокинулась, вываливая груз на дорогу.

Воины лорда обнажили мечи и начали оттеснять других путешественников в стороны. Ожидая, когда освободят путь, дворянин заставлял своего коня переступать вперед-назад рядом с упавшим рабом. Каждый раз, когда истекающий кровью человек пытался отползти в сторону, господин рассеянно ударял его тростью. По лицу, по рукам, по плечам, и без того кровоточащим из-за впившихся в них кожаных ремней.

Все мое тело вздрагивало при каждом ударе. Моя собственная спина была сплошь покрыта следами подобной бессмысленной жестокости, и как я ни убеждал себя, что ввязываться опасно, я не мог заставить себя уехать. Соскочив с лошади, я привязал ее к перевернутой телеге и начал пробиваться через толпу. Втянув голову в плечи, подошел к упавшему человеку, оставаясь под прикрытием его тележки, коснулся кожаных ремней и развязал их словами заклятия. Прячась за углом тележки, я взял его за руку и помог встать на ноги. Как только он поднялся, я смешался с толпой.

– Тас виетто, – донесся до меня шепот с другой стороны тележки.

«Не стоит», – мысленно ответил я, зная, что ушел уже слишком далеко, чтобы он услышал меня. Если бы я мог сделать больше… Я мог бы оставить ему свой нож, но его надсмотрщики были слишком близко. Если у него заметят оружие, то отрежут ему руку или выколют глаз.

Лица раба я так и не увидел, зато успел рассмотреть знатного дерзийца, который уже продолжал свой путь к воротам, следуя за воинами, расчистившими ему путь. Он был высок ростом, лет примерно пятидесяти пяти, и прямо держался в седле. Думаю, многие дамы нашли бы его лицо приятным, на нем не было следов лишений и тягот битвы. Но мне оно показалось отталкивающим: брови слишком широкие, губы слишком пухлые, глаза слишком близко посажены к тонкому носу. Хотя, возможно, на мое впечатление повлияла его жестокость, безразличное выражение, с каким он бил несчастного раба, рассеянно ожидая, пока воины выполнят его приказ.

Пробираясь к перевернутой телеге, к которой была привязана моя лошадь, я ощутил, как кто-то коснулся моей спины. Я развернулся. Никого. Только неподалеку стояла женщина с невероятно пронзительным взглядом темных глаз. Я мог бы поклясться, что ей не составляет труда разглядеть шрамы у меня под рубахой. Ее платье и накидка были изумрудно-зеленого цвета. Среди моря серого и коричневого она выделялась оазисом среди пустыни. Вскоре ее закрыла от меня группа всадников, я сел на лошадь и поехал вперед. Мне не нужны свидетели.

К воротам я подъехал в расстроенных чувствах, уверенный, что мог бы сделать больше для того человека, и прекрасно понимая, что все мои знания, умения и сила не изменили бы ничего. Мы только оба погибли бы.

– Стой! Да, ты. Снимите с лошади этот мешок с костями. Ведите его сюда, я посмотрю на него поближе. – Конный дерзиец, чьей обязанностью было осматривать входящих в город путешественников, попрошаек и стада, указывал на меня копьем.

Глупец! Идиот! Продолжая вспоминать раба, я забыл замаскировать свои эззарианские черты, приближаясь к воротам. Александр отменил закон, по которому каждого эззарийца можно было обратить в рабство, но эззарийцы по-прежнему привлекали внимание солдат, а на моем лице к тому же горело клеймо. Стражник подошел ближе, народ шарахнулся в стороны, освобождая нам место.

Я нащупал под рубахой кожаный футляр, надеясь, что бумага Александра выручит меня снова, соскочил на землю и подошел к стражнику.

Как и все дерзийские солдаты в Загаде, он стоял без рубахи, демонстрируя мускулистые, бронзовые от солнца плечи, на одном из которых виднелся страшный шрам.

– Закор! Иди сюда, – позвал он своего товарища. – Похоже, я поймал беглого.

Наконечник его копья коснулся моей шеи, заставляя меня поднять голову и продемонстрировать сокола и льва, запечатленных на моей щеке в тот день, когда меня купил Александр. Дерзиец усмехнулся и причмокнул губами, несомненно, предвкушая удовольствие отсечь ногу беглого раба и получить награду и повышение.

Подавив злость, поднявшуюся при виде его кровожадной радости, и переворачивающий внутренности животный страх, сохранившийся и после освобождения из рабства, я поднял правую руку и схватил за древко копье, отодвигая его от себя. Другой рукой я протянул ему пергамент, держа его так, чтобы он увидел императорскую печать. Мой голос ничем не выдал моих чувств.

– Должен разочаровать вас. Я освобожден приказом наследного принца. Посмотрите на подпись, прочтите бумагу. Вы узнаете, что вас ждет, если вы причините мне вред.

Стражник уставился на освещенную ярким солнцем бумагу.

– Наследного принца… – Он передернул обнаженными плечами, потом вырвал у меня копье и заводил его концом по строкам, отыскивая подпись. – Надеюсь, что он все еще является им. Сейчас эта печать тебя спасет, но завтра я бы на нее уже не надеялся. У Двадцатки есть особое мнение. – Он плюнул на пыльную дорогу и тронул поводья своего жеребца.

В тот же миг замершее было движение восстановилось: застучали копыта, заскрипели колеса, все вокруг заговорили. Из-за городской стены доносились непрерывные завывания, противные, словно скрежет железа по стеклу. На городских башнях, где в жарком воздухе неподвижно висели красные знамена с дерзийским львом, чего-то недоставало.

Не было золотых флагов с изображением сокола, которые всегда соседствовали с красными, флагов Дома Денискаров, флагов семьи Александра. Вместо них висели темно-красные знамена без всяких изображений. Темно-красные знамена повсюду… траурные флаги… Вердон милосердный!

Расталкивая толпу нищих, я поспешил за уезжающим стражником.

– Благородный воин, прошу вас, скажите мне, что произошло. Я надолго уезжал в пустыни и ничего не знаю.

Он посмотрел на меня, обернувшись через обезображенное шрамом плечо, и фыркнул.

– Тогда ты единственный человек в Империи, который не знает этого. Император погиб от клинка убийцы. Двадцатка собирается, чтобы назвать преемника. – Он поддел копьем мой пергамент, упавший на камни мостовой, и подал его мне. – Поговаривают, что убийца сам принц Александр.