"Австралийские этюды" - читать интересную книгу автора (Гржимек Бернхард)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ЭМУ ПРОИГРЫВАЮТ ВОЙНУ

Можно нисколько не сомневаться, что эму со временем проиграют войну, которую ведут с ними люди, даже несмотря на то, что сейчас обстоятельства кое-где складываются в пользу этих больших нелетающих птиц. В отдельных районах эму даже выигрывают сражения. Но на островах Тасмания и Кинг, а также во всех населённых областях, расположенных вблизи побережья, они уже начисто истреблены.

Чем же провинилась эта вторая по величине в мире птица?

А вот чем. Эму обвиняют в том, что они выпивают воду, предназначенную для овец и рогатого скота. Кроме того, они ещё топчут посевы пшеницы и склёвывают массу зёрен. Числятся за ними и другие прегрешения. Так, в случае погони эму без труда перескакивает через ограды из колючей проволоки, вместо того чтобы с размаху на них кидаться и там запутываться (как это делают объятые страхом кенгуру). И даже если молодые эму едят в основном саранчу и гусениц, это не может их оправдать, потому что взрослые птицы все равно питаются различными травами и ботвой, которые в Австралии, как известно, должны расти только для овец.,.

Вот потому и получилось, что все разнообразные виды и подвиды эму, обитавшие прежде по всей Австралии, бесследно исчезли и до наших дней дожил только один обыкновенный эму (Dromiceiusnovaehollandiae). От многих вымерших видовне сохранилось даже скелетов или хотя бы перьев, которые можно было бы экспонировать в музеях.

За планомерное уничтожение этих птиц взялись даже в таком малонаселённом штате, как Западная Австралия. За тридцать прошедших лет борьба не дала каких-либо ощутимых результатов, и в конце концов было решено бросить против «коварного врага» современные средства уничтожения. Сказано — сделано. Теперь злоумышленникам не уйти от суровой расправы! Вышло постановление, по которому отныне на территории Западной Австралии эму разрешается пастись только на небольшом клочке земли в несколько сот квадратных километров на самой юго-западной оконечности материка. Вот тут уж, Бог с ними, пускай живут. Но к сожалению, эму-то неграмотные и постановления не читали. Они продолжали беззаботно нарушать границу и залезать в запретную зону.

И грянул бой. В 30-х годах за каждого убитого эму платили неплохую премию — две марки за штуку. В 1937 году в одном лишь Нортгемптонском округе было убито 37 тысяч страусов, А вот близ городов Кемпион и Вельголан произошла одна из самых смехотворных «войн» на свете. Причиной её послужило сообщение, что «вражеский корпус», насчитывающий 20 тысяч голов, наступает на поля фермеров и собирается вытоптать весь урожай. Тогда солдаты австралийской королевской артиллерии вместе с отрядом добровольцев из фермеров под командованием майора стройными рядами двинулись против превосходящих сил противника. Вооружённая двумя пулеме— тами и ружьями с десятью тысячами патронов, эта армия бодро двинулась навстречу… птицам. План действия был таков: загнать страусов к заграждению из колючей проволоки, а там встретить их шквальным пулемётным огнём. Тогда с ними наконец будет покончено. Ведь именно таким способом от эму удалось избавиться на северо-западе штата Новый Южный Уэльс. Однако исход сражения оказался плачевным: было убито всего 12 эму, а остальные благополучно скрылись. Оказалось, что страусы владеют искусством стратегии значительно лучше, чем солдаты, и что они великолепно умеют маскироваться и вовремя отступать. Словом, горе-вояки вернулись ни с чем, а штат Западная Австралия был вынужден продолжать выплачивать премии за каждую голову убитого эму. Так, в 1964 году правительству опять пришлось выплатить деньги за 14 476 убитых птиц.

Зато теперь этих злополучных страусов всё-таки удалось перехитрить. Их больше не отстреливают, их просто вытеснили на север, в специально отведённое место, которое отгородили от пшеничных полей и овечьих пастбищ длинным забором, тянущимся на многие сотни километров. Этот забор отгора-

живает всю область севернее Хоптауна от юго-западных сельскохозяйственных угодий, фермеры теперь довольны. Довольны ли страусы — трудно сказать. Говорят, что они не жалуются, даже хорошо размножаются на дарованном им клочке земли. Но что будет в случае засухи? Ведь откочёвывать в районы, где более плодородные угодья, эму уже больше не удастся — путь им преграждает прочный высокий забор. Значит, эму неминуемо ожидает голодная смерть. Но не будем заранее огорчаться — авось эти хитрецы что-нибудь да придумают.

Что касается биологии и особенностей образа жизни этих заядлых «вредителей», то на их родине никто не дал себе труда заняться подобным вопросом всерьёз. Сохранились, правда, записки одного европейского зверолова Хайнца Рандова, немало времени проведшего в Австралии. В них он, в частности, описывает свои наблюдения за стадом эму. Он ежедневно незаметно подкрадывался к птицам на четвереньках и следил за взаимоотношениями в стаде, за повадками этих птиц и их сигнализацией. Вот что можно прочесть в его записках:

«Я все больше убеждаюсь в правоте своих предположений относительно того, что эти два эму с самым тёмным оперением на шее действительно самцы. На голом участке шеи и за ушами кожа у них имеет голубоватый оттенок, в то время как у других особей она серая. Несоразмерная с туловищем маленькая голова этих страусов состоит, можно сказать, из одного только чёрного клюва и двух больших чёрных и очень умных глаз. Я заметил, что оба самца держатся всё время на почтительном расстоянии друг от друга. Вокруг каждого из них расхаживает несколько самок, которые ведут себя примерно таким же образом, как наши домашние куры. В какой-то момент один из самцов подошёл слишком близко к „владениям“ соперника — во всяком случае тому так показалось. Мгновенно тот срывается с места, подбегает к „нарушителю“ и изо всей силы ударяет его правой ногой в грудь. Глухой удар раздаётся с такой силой, что я слышу его даже здесь, в своём укрытии. Пошатнувшись от пинка, противник поспешно убегает в сопровождении своего „гарема“. Отбежав на почтительное расстояние, птицы останавливаются и как не в чём ни бывало вновь принимаются склёвывать метёлки трав, как будто ничего не произошло. А победитель, гордо приосанившись и распустив перья на своей длинной шее, издаёт победный клич: „э-муу!“

Тогда я проделываю следующий эксперимент. Я осторожно отползаю в сторону, вскакиваю на свою лошадь, всё это время пасущуюся невдалеке, издаю дикий вопль и галопом мчусь прямо на стадо. Эму срываются с места и как сумасшедшие бросаются бежать в направлении плоскогорья. Однако своей цели я не достиг. Насиживающий яйца самец хотя и остался сидеть на гнезде, прижав шею к земле и сделав вид, что его вообще здесь нет, однако, когда я стал медленно к нему приближаться, понял, что обнаружен, проворно вскочил и тоже убежал».

Зато при подобных обстоятельствах можно спокойно осмотреть большие яйца этих птиц. Они светло-зелёного цвета, длиной около 15 сантиметров и имеют ноздреватую поверхность. Весит такое яйцо от 570 до 680 граммов, в среднем 600, следовательно, почти столько, сколько 12 куриных яиц. Во время насиживания поверхность яиц постепенно становится всё более гладкой, жирной и тёмной. Скорлупа очень твёрдая, и разбить её не так-то просто. Этим свойством скорлупы мы часто пользуемся у себя во Франкфуртском зоопарке. Лишние яйца страусов, которые не нужны для насиживания, мы упаковываем в красочные картонки, обвязываем пёстрой лентой и рассылаем такие шуточные посылки каким-нибудь известным друзьям Франкфуртского зоопарка, приложив инструкцию, поясняющую, как ими пользоваться. Чтобы такое яйцо сварить вкрутую, его надо держать в кипящей воде не меньше часа. По вкусу оно ничем не уступает куриному.

Рост эму от 1,5 до 1,8 метра, а вес достигает 50—60 килограммов. Перо его, как и у других страусов, отличается тем, что опахала равномерно распределены по обе стороны от стержня (у других птиц одна сторона пера всегда короче). Поэтому страуерв во многих странах и называют «справедливыми» птицами. Эму умеют хорошо и подолгу плавать. Это можно легко проследить, загнав их в воду во время преследования верхом или на машине.

Все такие наблюдения за жизнью этих птиц в основном сделаны не на воле, а в зоопарках, причём чаще всего в европейских. Кстати сказать, из-за того что самок эму очень трудно отличить от самцов, в зоопарках, где обычно держат одну пару страусов, часто ничего не получается с их разведением: нередко купленная пара оказывается двумя самцами или двумя самками. Тогда многократно приходится обмениваться с другими зоопарками, пока наконец получишь подходящего партнёра. Правда, иногда самец выдаёт себя сразу же громогласным криком.

У нас во Франкфуртском зоопарке в течение долгих лет страусами занимается доктор Рихард Фауст со своей супругой Ингрид. Они вырастили сотни южноамериканских страусов нанду, которые впоследствии разъехались по самым различным зоопаркам Европы. Выводятся у нас и эму — из четырёх кладок выведено 38 страусят: частью под самцом, а частью в инкубаторе. Новорождённые эму весят от 400 до 500 граммов. Яйца откладываются самкой в период между декабрём и апрелем.

Оплодотворение происходит следующим образом. Самка начинает издавать низкие тарахтящие звуки, напоминающие шум мотороллера. Самец внимательно прислушивается к этому призывному крику, отвечает на него и направляется к самке. Начинается своеобразный брачный танец, у этого вида на редкость малоподвижный: обе птицы стоят рядом, низко опустив шеи, и только покачивают головами из стороны в сторону.

У южноамериканских нанду насиживает только самец, притом, будучи многоженцем, он насиживает яйца нескольких самок сразу. Самки подкатывают ему свои яйца под нос, и он поспешно заталкивает их клювом под себя. Самки нанду не заботятся о потомстве, а даже наоборот, если их вовремя не изолировать, они могут заклевать своих детёнышей до смерти. Именно так случилось в нашем зоопарке, когда мы ещё не знали об этой их пагубной привычке.

Во многих книгах можно прочесть, что у австралийских эму насиживает в основном самец. Однако самка тоже якобы принимает в этом участие, присаживаясь иногда рядом с насиживающим самцом. Наши собственные наблюдения в зоопарке показали совсем другое. У нас самец эму всегда насиживал только один. Между 16 и 17 часами он имел привычку вставать и расхаживать по вольере. В это время самка присаживалась на гнездо и, снеся туда очередное яйцо, сразу же убегала. Это никак нельзя рассматривать, как участие в насиживании.

В Кенигсбергский зоопарк одного самца эму привезли в 1897 году; в 1928 году он всё ещё был жив, следовательно, прожил тридцать два года в неволе. Кстати, его «супруга» про— жила в зоопарке двадцать шесть лет. 1ак вот, этот самец во время насиживания ничего не ел и не пил и вообще вставал с гнезда чрезвычайно редко. Пока страус сидел на кладке, он разрешал забирать из гнезда яйца и вылупившихся птенцов, однако когда он уже водил свой выводок по вольере, то подходить к нему не рекомендовалось: он становился крайне агрессивным.

В Московском зоопарке самец эму во время пятидесятидвухдневного насиживания тоже не принимал никакой пищи, потеряв 15 процентов своего веса — от 7 до 8 килограммов. Кладка у страусов эму состоит из семи-восемнадцати яиц, чаще же всего из девяти.

Самку эму в отличие от нанду можно не изолировать от самца с вылупившимися страусятами. Она их не тронет, хотя иногда может отогнать от себя злобным шипением. Из этого можно заключить, что у страусов эму всё же существует какая-то родственная привязанность к своему потомству, во всяком случае она у них развита в значительно большей степени, чем у их южноамериканских сородичей.

Страусят эму супруги Фаусты обеспечивают весьма калорийным белковым питанием, особенно в самые первые недели их жизни. Они кормят их личинками муравьёв, мясным фаршем, комбикормом для цыплят, рублеными яйцами и, разумеется, витаминами — мелко нарезанным салатом и другой зеленью. Такой же богатой белками пищей необходимо кормить и маленьких африканских и южноамериканских страусят, если хочешь их вырастить в условиях неволи.

Эму, потерявшие страх перед человеком или загнанные в тупик во время отлова, становятся опасными. Эти птицы могут своими твёрдыми, как сталь, ногами давать такие пинки, от которых у взрослого мужчины ломаются берцовые кости. А острыми, словно железными, когтями они без труда вспарывают кожу и разрывают мышцы. Один ручной эму, которого хозяин держал у себя в саду, забавлялся тем, что догонял убегающих от него гостей и срывал у них с головы шляпу… Хозяину это доставляло большое удовольствие.

О том, что эму могут испытывать сердечную привязанность друг к другу и уж во всяком случае к разным особям относиться по-разному, говорит их отношение к людям, которые за ними ухаживают. В то время как подросшие страусята нанду очень быстро дичают и перестают отличать вырастивших их служителей зоопарка от других людей, у эму все это обстоит совсем иначе. Так, в Нюрнбергском зоопарке в 1936 году самец эму по неизвестным причинам преждевременно покинул гнездо и не пожелал дальше насиживать яйца. Несмотря на все старания старшего служителя Карла Мюнценталера вывести страусят в инкубаторе, в живых остался только один-единственный страусёнок. Этот одинокий маленький эму, никогда в жизни не видевший себе подобных, знал только своего опекуна Карла Мюнценталера и его одного признавал. Страусёнок, как собачка, повсюду бегал за хозяином и, если терял его из виду, испускал тревожный крик: «вйк-вик-вик». За этот крик его и окрестили Виком. Поначалу маленький Вик спал в комнате и не пожелал оттуда уходить даже тогда, когда его голова уже стала возвышаться над столом. А это было нежелательно, хотя бы уже потому, что он мог свободно склёвывать с тарелок всё, что ему понравится. Это далеко не всем приходилось по вкусу, и Вика выселили во двор.

Как-то господину Мюнценталеру пришлось уехать в служебную командировку, и Вик остался один. К людям, приходившим его покормить, он оставался совершенно равнодушным и ни за кем из них не увязывался вслед. Напрасно он искал своего хозяина по всему двору и беспрерывно испускал свой призывный клич «вик-вик-вик» — хозяин не появлялся. На второй день страусёнок пропал. Тщетно искали его повсюду: Вик исчез бесследно. Только два дня спустя его случайно обнаружили в запертом кабинете, где он спокойно сидел на своём привычном месте на полу возле хозяйского кресла. Как выяснилось позже, кто-то из служащих зашёл в кабинет, чтобы взять какую-то вещь, и оставил на минуту дверь приоткрытой. Вот в это время Вик незаметно туда и проскользнул.

«Трудно описать, с какой бурной радостью он меня встретил, когда я вернулся, — рассказывает Карл Мюнценталер. — Этот и следующий день он буквально не отходил от меня ни на шаг.

Привязанность его ко мне остыла только тогда, когда он стал уже взрослым и присоединился к общему стаду страусов».