"Затерянные на Венере" - читать интересную книгу автора (Берроуз Эдгар)

7. Бык против льва

Злобная морда жестокого хищника появилась из подлеска на некотором расстоянии позади басто. Басто не видел его, и его ноздри не уловили запаха огромной кошкоподобной твари.

— Он не смотрит на нас, — сказал я. — Он наблюдает за басто.

— Ты думаешь… — начала Дуари, и остаток ее фразы потонул в самом сворачивающем кровь вопле, какой я когда-либо слышал.

Вопль был издан луженой глоткой сарбана в тот миг, когда зверь бросился на басто. Этот последний, вставая на ноги, был застигнут в неудобном положении. Сарбан запрыгнул к нему на спину и запустил когти и клыки глубоко в сочную плоть.

Рев басто слился с рычанием и воем сарбана в ужасный, яростный дуэт, от которого, казалось, дрожал лес.

Гигантский бык вертелся в бешенстве от боли и старался подцепить рогами зверя у себя на спине. Сарбан наносил яростные удары по морде басто, загребая вниз от головы к морде, разрывая кожу и плоть до кости. Один огромный коготь вырвал глаз из глазницы.

С головой, превратившейся в кровавую массу изодранной плоти, басто с почти кошачьей ловкостью бросился на спину, желая раздавить насмерть своего мучителя. Но сарбан спрыгнул набок и, как только бык поднялся на ноги, прыгнул снова.

На этот раз басто, развернувшись с опущенной головой невероятно быстро, подхватил сарбана на рога и подбросил его высоко в листву дерева над собой.

Визжащий царапающийся клубок неудержимой примитивной ярости и ненависти пролетел вверх всего в нескольких футах от Дуари и меня. Затем, продолжая визжать и бить лапами воздух, он рухнул обратно.

Как гигантская кошка, которую он больше всего напоминал, он упал на лапы. С рогами наготове басто ждал, чтобы подхватить его и снова подбросить. Сарбан упал прямиком на эти мощные рога. Но когда басто швырнул его вперед всей силой могучих шейных мускулов, сарбан не взлетел снова на дерево. Мощными когтями и могучими челюстями он впился в голову и шею противника. Он изодрал плечи и горло противника, когда басто пытался стряхнуть его. Страшными ударами когтей он полосовал басто и рвал его плоть на куски.

В кровавом сумбуре схватки раненая тварь, теперь уже полностью ослепшая, потеряв оставшийся глаз, развернулась в гротескном и бесполезном пируэте смерти. Но воющая Немезида крепко держалась на ее спине, терзая, разрывая ее на куски в безумной слепой ярости. Ужасное рычание сарбана по-прежнему смешивалось с пронзительным ревом умирающего быка.

Внезапно басто остановился, слабо покачиваясь, его ноги разъезжались от слабости. Кровь била из его шеи таким фонтаном, что я был уверен — разорвана аорта. Я знал, что конец должен наступить скоро и только поражался невероятному упорству, с которым зверь цеплялся за жизнь.

Сарбану тоже нельзя было позавидовать. Один раз он основательно получил клыками и дважды был поднят на могучие рога. Кровь из его страшных ран смешивалась с кровью его предполагаемой жертвы. Его шансы выжить были столь же пренебрежимо малы, как и у качающегося быка, который уже казался мертвым, хоть и стоял на ногах.

Но как я мог оценить непредставимую жизненную силу этих могучих существ?

Внезапно тряхнув рогами, бык замер. Затем он опустил голову и бросился вслепую, как будто вновь набравшись силы и жизненной энергии.

Это был краткий бросок. Пролетев всего несколько ярдов, басто врезался в ствол дерева, на котором скорчились мы. Удар был ужасен. Ветка, на которой мы сидели, закачалась и взлетела вверх, как освобожденная пружина, когда нас с Дуари сбросило с нашего насеста.

Напрасно хватая воздух в поисках опоры, мы кубарем скатились вниз на сарбана и басто. Мгновение я чувствовал непередаваемый ужас, обеспокоенный безопасностью Дуари.

Но не было нужды волноваться. Ни одно из этих могучих средств разрушения не обратилось на нас, ни один из них не двигался. Не считая нескольких конвульсивных вздрагиваний, они лежали тихо — мертвые.

Сарбан застрял между стволом дерева и массивной головой басто, он был раздавлен. Басто умер, свершая последнюю страшную месть над своим противником.

Невредимые, мы поднялись на ноги. Дуари была бледна и немного дрожала, но смело улыбнулась мне в лицо.

— Наша охота была успешнее, чем мы надеялись, — с сказала она. — Здесь мяса достаточно мяса на целый отряд.

— Камлот говорил мне, что ничто не сравнится с куском мяса басто, зажаренном на костре.

— Оно восхитительно. У меня уже слюнки текут.

— У меня тоже. Но без ножа мы еще очень далеки от жареного мяса. Взгляни на эту шкуру.

Дуари приняла удрученный вид.

— Испытывали ли когда-нибудь двое людей такие постоянные неудачи, как мы? — воскликнула она. — Ладно, не обращай внимания, — добавила она. — Собери свое оружие и, быть может, мы найдем какую-нибудь зверушку — достаточно маленькую, чтобы разорвать ее на части или зажарить целиком.

— Погоди! — воскликнул я, развязывая небольшой мешок, который на прочной лиане свисал у меня с плеча. — У меня есть камень с острым краем, который я использовал, чтобы вырезать лук и стрелы. Может быть, с его помощью мне удастся добраться и до мяса.

Это была трудная работа, но в конце концов мне удалось это сделать. Пока я был занят грубой и кровавой разделкой мяса, Дуари собрала щепки и хворост, и, к нашему обоюдному удивлению, самостоятельно развела огонь. Она была очень счастлива. Она пришла в восторг по поводу своего успеха, она несказанно гордилась им. За время всей ее изнеженной жизни дома от нее ни разу не потребовалось сделать что-нибудь полезное, и даже это небольшое (а почему, собственно говоря, небольшое? Добыть огонь действительно непросто) достижение наполняло ее сердце радостью.

Эта трапеза была памятным событием. Она отметила новую эпоху в нашем существовании: переход первобытных людей на более высокий уровень развития. Мы научились добывать огонь; мы сделали оружие; мы убили первую добычу (в моем случае, конечно, скорее первая добыча пала перед нами); и теперь впервые мы ели приготовленную, а не сырую пищу. В этом месте мне захотелось продлить метафору и подумать о партнере по этим достижениям как о супруге. Я вздохнул при мысли о том, как могли бы мы быть счастливы, если бы Дуари отвечала взаимностью на мою любовь.

— В чем дело? — поинтересовалась Дуари. — Почему ты вздыхаешь?

— Я вздыхаю, потому что я не первобытный человек на самом деле, а только его слабосильная, плохая имитация.

— Почему ты хотел бы быть первобытным человеком? — спросила она.

— Потому что наших первобытных предков не сковывали глупые обычаи, — ответил я. — Если он хотел женщину, а она не хотела его, то он хватал ее за волосы и тащил в свое логово.

— Я рада, что не живу в те времена, — сказала Дуари.

Несколько дней мы странствовали по лесу. Я знал, что мы безнадежно потерялись, но мне очень хотелось выбраться из этого мрачного леса. Он действовал нам на нервы. Мне удавалось убить небольших зверьков при помощи копья и стрел; фруктов и орехов хватало с избытком, вода была в изобилии. Что касается пищи, то мы жили, как короли, и нам везло при встречах с опасными тварями. К счастью для нас, мы не встретили древесных хищников, хотя я уверен, что этим мы обязаны только везению, поскольку в лесах Амтор обитает множество ужасных тварей, живущих исключительно на деревьях.

Дуари жаловалась редко, несмотря на все трудности и опасности, которым она постоянно подвергалась. Она оставалась неизменно в хорошем расположении духа перед лицом факта, который теперь не вызывал сомнений, — абсолютной уверенности, что мы никогда не найдем тот далекий остров, где правит ее отец. Иногда она долгое время хмурилась и молчала, и я думаю, что в эти периоды она предавалась печальным размышлениям. Но она не делилась со мной своими печалями. Я бы хотел, чтобы она делилась: мы хотим разделить горести с теми, кого любим.

Но однажды она внезапно села и заплакала. Я был так удивлен, что замер как вкопанный и несколько минут молча смотрел на нее, прежде чем сообразил, что нужно что-то сказать, но и тогда мне не пришло в голову ничего умного.

— Что случилось, Дуари? — воскликнул я. — Что с тобой? Ты нездорова?

Она покачала головой и попыталась подавить рыдания.

— Прости, — сказала она наконец, — я не хотела расстраивать тебя. Я держалась изо всех сил. Но этот лес! О, Карсон, он совершенно измучил меня, он преследует меня даже во сне. Он бесконечен, он все тянется и тянется — мрачный, отвратительный, полный всевозможных опасностей. Ах, ладно! — воскликнула она и, поднимаясь на ноги, тряхнула головой, словно отгоняя прочь неприятные видения. — Я уже в порядке. Больше со мной такого не будет, — она улыбнулась сквозь слезы.

Мне захотелось прижать ее к себе и утешить — о, как сильно я стремился сделать это! Но я только положил руку ей на плечо.

— Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, — сказал я. — Я уже много дней испытываю такие же чувства. Мне приходится превозмогать их, давая себе слово не обращать внимания на такие мелочи. Но это не может тянуться вечно, Дуари. Очень скоро лес должен кончиться. Кроме того, ты должна согласиться, что лес давал нам приют и пищу.

— Так же как тюремщик дает приют и пищу приговоренному к смерти, — хмуро ответила она. — Пойдем. Давай не будем больше говорить об этом.

Подлесок снова стал густым, и мы шли по звериной тропе, которая была извилистой, как все звериные тропы. Я думаю, это густой кустарник угнетал Дуари даже больше, чем лес сам по себе. Меня он всегда угнетал. Тропа была широкой, и мы рядом, плечо в плечо. Внезапно перед нами лес, казалось, исчез. Мы смотрели в лицо неожиданной пустоте, а за ним, очень далеко, на самом горизонте, виднелись контуры высоких гор.