"Заря Амбера" - читать интересную книгу автора (Бетанкур Джон Грегори)ГЛАВА 4Рука моя мгновенно метнулась к лежащему на коленях мечу, но я не стал вытаскивать его из ножен. Всадники не выказывали ни малейшего желания напасть на нас; скорее уж они напоминали эскорт или почетный караул. Один из всадников повернулся, и я заметил у него на груди вышитый красно-золотой герб с изображением вставшего на дыбы льва — такой же, как у Дворкина. Очевидно, это его люди. Я позволил себе расслабиться. Должно быть, пока мы под их защитой, нам ничего не грозит. Интересно, а что нам может грозить рядом с этим загадочным Джунипером? Экипаж сбросил скорость, чтобы всадники могли ехать рядом. Я снова открыл окно, немного отдернул занавеску и принялся рассматривать ближайшего всадника, притворившись, будто занимаюсь этим исключительно от нечего делать. Из-под круглого серебристого шлема на спину спускались две толстые черные косы, а длинные, тонкие усы слегка покачивались, когда их хозяин на рыси привставал в стременах. Руки всадника выглядели катко странно — они были малость длинноваты для его роста и катко странно изгибались в промежутке между плечом и локтем, словно там наличествовал лишний сустав. Внезапно всадник повернулся и взглянул прямо на меня. Его узкие желтые глаза отливали на свету опалесцирующим огнем, словно у кошки. Я судорожно сглотнул и опустил занавеску, но по-прежнему продолжал исподтишка следить за ним. Может, это и вправду гвардейцы Дворкина, но они не люди. Впрочем, на адских тварей они тоже не походили. Так кто же они такие — или что они такое? Я сделал глубокий вздох и заставил себя отвернуться. Я видел достаточно. И нечего ломать голову над вопросами, на которые покамест не можешь ответить. Теперь я перенес внимание на Фреду. Она снова принялась тасовать и раскладывать свои карты Таро — раскладывать, собирать и раскладывать заново, то по кругу, то по диагонали, то по квадрату с каким-нибудь узором в середине. — Пасьянс? — поинтересовался я, пытаясь привлечь ее внимание. Может, удастся еще что-нибудь узнать. — Нет. — Я предпочитаю игры, в которые играют двое. — Игры — развлечение для детей и стариков. Я подался вперед, чуть наклонил голову набок и повнимательнее присмотрелся к ее колоде. На обычных картах Таро, которыми пользуются ведуньи и гадалки, нарисованы всякие религиозные и астрологические фигуры. На этих же были изображены люди, которых я не знал, и места, в которых никогда не бывал, — странного вида замок, лесная поляна, романтичный морской берег, залитый сиянием луны… точнее, лун, — ибо в небе их висело две. Это что, такая шутка художника или реально существующее место? Кто ж его знает? Теперь я ни в чем не был уверен. Фреда собрала карты, перетасовала семь раз и сдала пятнадцать штук, три ряда по пять карт. Выпали портреты каких-то мужчин и женщин. Большинство из них были достаточно похожи на Дворкина, чтобы тоже оказаться его родственниками. — Что ты высматриваешь? — спросил я, когда ожидание сделалось совсем уж невыносимым. — Нашу семью, — ответила Фреда и указала на лежащие перед ней карты. — Девять принцев Хаоса, от родной земли вдали. Шесть владычиц Хаоса — где их тропы пролегли? Неужто ей вдруг вздумалось пошутить? — Я знаю, что предсказатели всегда изъясняются смутно. Что ж, ты, по крайней мере, говоришь в рифму. — Это просто часть старого-престарого стишка: Девять принцев Хаоса, от родной земли вдали. Шесть владычиц Хаоса — где их тропы пролегли? Быстрый сокол, и олень, и единорог; Средь Теней утратит власть беспощадный рок. Я никогда прежде не слышал этого стишка. Однако он был очень даже к месту. — Мрачновато малость, — сказал я. Фреда пожала плечами. — Не я его сочинила. Лишь теперь я осознал, что мы говорим уже не на тантари, а на каком-то ином языке, более изысканном и ритмичном. Он тек с губ Фреды, словно вода из бокала, и я понимал каждое слово, как будто говорил на этом языке всю свою жизнь. Как такое могло случиться? Опять магия? Неужто я оказался заколдован и сам того не заметил? — Что это з-за яз-зык? — поинтересовался я, слегка запинаясь. — Тари — что ж еще? — отозвалась Фреда, одарив меня удивленным взглядом. Так смотрят на деревенского дурачка, спрашивающего, почему вода мокрая. Тари… Звучало это вполне правдоподобно, и в глубине души я чувствовал, что Фреда говорит правду. Но откуда я знаю этот язык? Когда я его выучил? Моя память утверждала, что я никогда его не учил. И все же… все же я говорил на нем, как на родном. А еще я вдруг осознал, что мне все труднее вспоминать тантари, мой настоящий родной язык, — как будто он был частью какого-то далекого, полузабытого сна. — Ты долго пробыл в Тени, верно? — со вздохом произнесла Фреда. — Иногда забываешь, что с тобой от этого может статься… В Тени? А это что еще такое? Но я вспомнил, как Фреда на меня посмотрела, когда я спросил, на каком языке мы разговариваем, и предпочел промолчать. Нет уж, не хочу я выглядеть ни дураком, ни невеждой, если без этого можно обойтись. Так что вместо расспросов я сказал: — Да, пожалуй, слишком долго. — Я не знал, что еще можно добавить. А кроме того, мне не хотелось ни делиться сведениями, ни выказывать свою неосведомленность. — Я много лет не видел Дворкина. — Ты до сих пор выглядишь ошарашенным, — сказала Фреда, а потом рассмеялась — уже почти по-доброму — и похлопала меня по руке. Ее ладонь, мягкая, словно шелк, пахла лавандой и медом. — Ну да неважно. Я улыбнулся. Что ж, можно попытаться продвинуться дальше. — А ты бы на моем месте не была ошарашена? — поинтересовался я. — Представь, что тебя среди ночи выдергивают из постели, ты дерешься с адскими тварями, потом тебя засовывают в этот нелепый экипаж и устраивают безумную гонку — и ни на единый твой вопрос не отвечают. Ты бы не была сбита с толку? — Возможно. — Фреда кашлянула, прочищая горло. — Тари — это первоязык, — пояснила она буднично и сухо — так говорят с ребенком, не выучившим урок. — Это источник всех языков во всех мирах Царства Теней. Он — часть тебя, точно так же, как все, что ты видишь вокруг, — часть Хаоса. Надеюсь, Владения Хаоса ты помнишь? Я покачал головой, снова чувствуя себя совершенно по-идиотски. — Боюсь, я никогда там не бывал. — Жаль. Они очаровательны — на свой лад. Взгляд Фреды устремился куда-то вдаль. Похоже, она погрузилась в воспоминания. И это место — как так она его назвала? Владения Хаоса? — явно ей нравилось. — Ночка выдалась бурная, — сказал я, надеясь услышать еще что-нибудь интересное. — Да и день, пожалуй, тоже. Что ты обо всем этом думаешь? — Я сделал неопределенный жест, который с равным успехом мог относиться и к экипажу, и к всадникам, и к картам. — Что это предвещает? — Надвигающуюся войну. Все признаки налицо. Все об этом твердят, даже Локе. А он знает, что говорит: он довольно долго был генералом. Но, думаю, здесь, в Джунипере, будет безопасно. Пока, во всяком случае. — А что собой представляет Джунипер? — Ты и там не бывал? Я покачал головой. Надо все-таки стараться скрыть свое невежество… — Конечно, до Владений Хаоса ему далеко, но для Тени он очень даже мил. По крайней мере, был. Мда, не сказать, чтоб ее ответы особо мне помогли. Они лишь породили новые вопросы. Джунипер… Тени… Владения Хаоса… Где все это находится? Я снова взглянул в окно, задумавшись о Хаосе. По крайней мере, это казалось знакомым. В Илериуме по религиозным праздникам непременно читали вслух отрывки из Великой Книги, и некоторые, наиболее известные места я слышал, раз по сто, не меньше. В нашем священном писании говорилось о богах Хаоса, сотворивших Землю из ничего, а потом сражавшихся за свое творение. Их считали великими, волшебными существами и верили, что когда-нибудь они вернутся, дабы истребить нечестивых и вознаградить праведных. Я — солдат, и мне, чтобы во что-то поверить, нужно это «что-то» пощупать или хотя бы взглянуть на него собственными глазами. В глубине души я всегда считал, что истории Великой Книги — не более чем притчи и назначение их — преподавать детям уроки морали. Но после всего того, что я повидал за нынешнюю ночь, истории эти начали обретать некоторый смысл. Если они и вправду истинны… Я сглотнул. Считалось, что боги Хаоса вернутся, принеся с собою огонь и сталь, и будут карать неверующих. Возможно, адские твари как раз возвещают их приход. Возможно, мы все это время, даже не осознавая того, выступали против богов Хаоса. «И истребят они нечестивых…» Нет, это какое-то недоразумение. В писании дело обстоит не так. Адские твари убивают всех подряд, без разбора, от священников до торговцев, от дряхлых стариков до новорожденных. Никакие боги подобной армии не пошлют. А что такое эти Владения Хаоса и как Дворкин оказался замешан во все это дело? Похоже, Фреда почувствовала мое замешательство. Она улыбнулась и снова похлопала меня по руке. — Я не так уж много о тебе знаю, — сказала она. — Отец оказал тебе дурную услугу, допустив, чтобы ты вырос в удаленной Тени. Хотя, с другой стороны, возможно, именно благодаря этому ты все еще жив — в отличие от многих других. Думаю, он уготовил для тебя великую судьбу. Я нахмурился. — Ты так считаешь? Но какую? — Можно попробовать выяснить. Одним ловким движением Фреда собрала карты в аккуратную стопку и, положив ее передо мной, постучала по колоде указательным пальцем. — Здесь сорок шесть карт. Перетасуй их хорошенько, потом сними верхнюю. Посмотрим, что они нам скажут. Я рассмеялся и покачал головой. — Я не верю в гадание. — Я не гадаю. Как говорит отец, даже в Хаосе есть порядок, нужно только суметь его увидеть. Карты отражают это. Тот, кто получил надлежащую подготовку, — я, например, — может иногда узреть отраженным в картах не только то, что есть, но и то, что должно случиться. Поскольку все семейство собирается сейчас в Джунипере, неплохо будет знать, где ты окажешься… и кто окажется рядом с тобой. — Ну ладно, — пожав плечами, отозвался я. В конце концов, вреда с этого не будет. Я взял колоду. Рубашка карт была ярко-синей, с изображением золотого льва, вставшего на дыбы. Сами карты ненамного превосходили по толщине пергаментную бумагу, но были жесткими, а на ощупь казались прохладными и напоминали полированную слоновую кость. Разделив колоду надвое, я перетасовал ее пару раз и положил перед Фредой. Ладони мои слегка покалывало, а на лице выступила испарина. Почему-то от прикосновения к этим картам мне сделалось сильно не по себе. — Переверни первую, — велела Фреда. Я перевернул. На карте был изображен Дворкин в красно-желтом одеянии — только одеяние это было нарядом шута, вплоть до бубенчиков на колпаке и длинноносых башмаков. Я едва удержался от смеха: уж чего-чего, а такого я увидеть не ожидал. — Чушь какая! — вырвалось у меня. — Странно… — нахмурившись, произнесла Фреда. — Первым обычно идет место, а не человек. Она отложила карту в сторону, изображением вверх. — И что же это означает? — поинтересовался я. — Что Дворкин, центр нашего семейства, отныне станет для тебя центром мира. — Дворкин отнюдь не шут, — заметил я. — Тут важно, кто изображен на карте, а не во что он одет. Эти карты сделал для меня Эйбер, а он — известный проказник. Неожиданно я узнал новое имя — Эйбер. Эйбер-проказник. Наверное, он бы мне понравился. А Фреда, похоже, полагала, что я его знаю. — Переверни следующую карту, — велела Фреда. Я подчинился. На следующей карте был изображен юноша лет шестнадцати от роду, в зелено-коричневом наряде. Несомненно, это был очередной отпрыск Дворкина — у них у всех были одинаковые глаза и подбородок, свидетельствующий о решительности. На юноше была шляпа, украшенная нелепыми оленьими рогами. Казалось, будто он скучает, — как будто ему хочется умчаться на поиски приключений, а не сидеть на этом миниатюрном портрете. В руках юноша держал палаш. Похоже было, что палаш малость длинноват и тяжеловат для него. Почему-то юноша показался мне знакомым, хоть мы никогда и не встречались. Или все-таки встречались? Фреда изумленно вздохнула. — Кто это? — Аланар, — прошептала она. Это имя ни о чем мне не говорило, но все-таки я не мог избавиться от ощущения, что мы с ним уже где-то виделись. Мне вдруг представилась картинка: этот юноша в луже крови… Но где это было? И когда? — Возможно, он возвращается, — сказала Фреда. — Нет, — уверенно произнес я. — Он мертв. — Откуда ты знаешь? — спросила Фреда, испытующе заглянув мне в глаза, — Вы же никогда… — Я… я не знаю. — Я нахмурился и покопался в памяти. Воспоминания ускользали. — А разве он не мертв? — Он исчез больше года назад. С тех пор никто ничего о нем не слышал и не мог с ним связаться, даже через его карту. Я думала, что он умер. Все так думали. Но доказательств нет ни у кого. Связаться с ним… с помощью его карты? Я недоуменно посмотрел на картинки. Странный оборот озадачил меня. Чем дальше, тем загадочнее… — Ну, раз вы не видели тела, есть основания надеяться, — сказал я, стараясь говорить успокаивающе. Но сам я знал, что это ложь. Я знал, что юноша действительно мертв. Фреда покачала головой. — Как правило, наши враги не оставляют тел. Если Аланар умер, мы никогда об этом не узнаем. Я мысленно согласился с ней. Нам и самим редко удавалось после сражений отыскать и забрать тела павших товарищей из земель, оказавшихся под властью адских тварей. Что враги делали с телами, оставалось лишь гадать — и догадки эти были весьма и весьма неприятными, все до единой. Фреда устремила взор куда-то вдаль и печально покачала головой. Очевидно, она искренне беспокоилась о юном Аланаре. Все-таки у нас с ней есть кое-что общее. Я потерял Хельду… она же потеряла брата. Я сглотнул и сочувственно пожал ей руку. — Лучше об этом не думать, — негромко сказал я. — Что поделать, времена нынче трудные… — Да, ты прав. Фреда глубоко вздохнула и положила карту с портретом Аланара на стол, ниже и правее Дворкина-шута. Теперь, когда они оказались рядом, сходство сделалось еще более разительным. Сразу становилось ясно: это отец и сын. — Бери следующую, — сказала Фреда, указывая на карты. Я молча повиновался. Следующим оказался молодой парень, в зеленом и коричневом. Он тоже походил на Дворкина, только лицо было более приятным. Через левую скулу тянулся неглубокий дуэльный шрам, но улыбался парень сердечно и весело. В одной руке он держал лук, а в другой — фляжку с вином. По подбородку стекала струйка вина. Карта словно подсказывала ненавязчиво: перед вами — молодой гуляка. — Тэйн, — объявила Фреда, старательно напуская на себя бесстрастный вид. — Его я не знаю. — Думаю, он тоже мертв. — Извини. Мне очень жаль. Мы быстро разложили еще четыре карты. На всех были изображены мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет. Во всех проглядывало отчетливое сходство с Дворкином — в разрезе глаз, в очертаниях лица, в манере держаться. Все это явно были его потомки. Похоже, Дворкин уделял женщинам массу внимания. Интересно, сколько же всего детей он породил? И раз у него такая большая семья, откуда же он находил время, чтобы столько возиться со мной — и при этом все это время делать вид, будто он холост? Когда мы в следующий раз окажемся с ним наедине, непременно попытаюсь задать ему этот вопрос. Все эти карты Фреда выкладывала под картой Дворкина, вдоль края стола, полукругом. Фреда полагала, что из шести «выпавших» сыновей Дворкина четверо мертвы. Двое — это Аланар и Тэйн, а еще двоих я не узнал. А потом на очередной перевернутой карте обнаружился молодой мужчина с моим лицом, только глаза у него были не голубые, как у меня, а карие. Одет он был в темно-коричневое и желтое, и в руках у него был слегка изогнутый меч. Уж не знаю, может, это такая шутка — но держал он его несколько двусмысленным образом. — Кто это? — нерешительно поинтересовался я. Этот мужчина тоже был мне чем-то знаком. Где же мы с ним встречались? И когда? — Ты его знаешь? — Он довольно сильно похож на меня… Я смотрел на карту, пока Фреда не забрала ее у меня из рук и не положила рядом с прочими. — Мэттьюс, — ответила Фреда. — Его зовут Мэттьюс. — Он тоже мертв, — ошеломленно протянул я. — Откуда ты знаешь?! — вскинулась Фреда. Я беспомощно пожал плечами. — Я не знаю. Это… это как старое воспоминание, отдаленное и туманное. Или, может, сон. Я почти вижу это, но неотчетливо. Я только знаю, что видел его в этом сне и видел, что он умер. — Что с ним произошло? — не унималась Фреда. — Как он умер? Я покачал головой. — Извини. Не могу вспомнить. На самом деле, я был уверен, что умирал Мэттьюс мучительно, но не мог заставить себя сказать об этом Фреде. Ей явно нелегко будет это перенести. Видно же, что Мэттьюс ей дорог. Фреда вздохнула. — Может, это был всего лишь сон, — сказал я, пытаясь подбодрить Фреду и показать, что и сам на это надеюсь. Но в глубине души я твердо знал: никакой это не сон. — Возможно, они оба живы, просто где-то задержались. — Не отмахивайся от снов. Они часто предвещают будущее. Я много раз видела сны, которые впоследствии сбывались. Если ты говоришь, что Аланар и Мэттьюс мертвы и ты видел во сне, что они умерли, велика вероятность, что так оно и есть. — Но это был всего лишь сон. — Возможно, я верю в это именно потому, что ты увидел это во сне. — Ну, как скажешь, — отозвался я, слегка пожав плечами. Обычно снам я верил не больше, чем всяким предсказателям. Я уселся поудобнее и принялся рассматривать Фреду и ее карты. Похоже, она унаследовала от Дворкина не только его недостатки, но и его достоинства. Он никогда не пытался увильнуть от неприятных известий, какими бы ужасными они ни были. И я тоже усвоил этот урок, благодаря Дворкину. — Расскажи мне о Мэттьюсе, — попросил я. — Он, как и Аланар, пропал с год назад. После этого никому не удавалось с ним связаться. Впрочем, он всегда был вспыльчивым. Однажды вечером он после скандала с Локе умчался прочь… и больше от него не было ни слуху ни духу. Локе — это был неприятный, самодовольный тип с одной из перевернутых мною карт. А ведь Фреда упоминала его и раньше и довольно-таки уничижительным образом. Они явно были не в ладах. — Я надеялась, — добавила Фреда, — что Мэттьюс просто впал в хандру и что со временем он успокоится, простит Локе и вернется, прежде чем… — Она печально улыбнулась и сморгнула слезы. — Но сейчас это не твоя забота, Оберон. Давай дальше. Тяни следующую карту. Я быстро перевернул следующую. — Эйбер, — сказала Фреда и добавила его к прочим картам — теперь их стало восемь, — кругом разложенных на столике. Я подался вперед, чтобы получше разглядеть этого проказника, что так замечательно рисует карты. Хотя его черты и отличались некоторой грубоватостью, Эйбер был красив — по крайней мере, на этом изображении. Вся его одежда была темно-красной: обтягивающие штаны, туника, перчатки, длинный, свободно струящийся плащ. Возраст навскидку не определялся, но мне почему-то подумалось, что мы с ним ровесники. У Эйбера были темно-русые, коротко подстриженные волосы и аккуратная бородка; серо-зеленые глаза смотрели спокойно и уверенно. Он стоял в героической позе, но вместо меча в руках у него была кисть живописца. Я мысленно рассмеялся. Да, мне определенно нравилось его чувство юмора. В нем тоже чувствовалось сходство с Дворкином — некая причудливая эксцентричность, которая у Дворкина вырывалась на волю лишь изредка, в основном по большим праздникам, когда он выпивал лишку. Тогда он делался весел и беззаботен и принимался развлекать окружающих — скажем, извлекал из ниоткуда монетки либо принимался декламировать эпические повествования о героях древности и их приключениях. Не знаю, что это было — должно быть, игра света, — но после того, как я внимательно присмотрелся к изображению, я готов был поклясться, что Эйбер тут прямо-таки живой. Мне показалось, будто крохотное изображение моргнуло и начало поворачивать голову — но тут Фреда резко накрыла карту ладонью. — Не делай этого! — предостерегающе произнесла она. Я взглянул ей в лицо и обнаружил, что оно вдруг сделалось холодным и суровым. Возможно, эта процедура значила для нее куда больше, чем мне подумалось. Передо мной была не какая-нибудь гадалка, а сильная женщина, которая стремительно перешла к действиям и овладела ситуацией. Это меня восхитило. Я никогда не любил слабовольных дамочек. Если у женщины в душе огонь и сталь, это лишь добавляет страстности любовным делам. — Почему? — поинтересовался я напрямик. — Здесь и без того тесно. Лишний попутчик нам ни к чему. А если я допущу, чтобы он тебя уволок, отец будет взбешен. — Ну, ладно, — сказал я, хоть и был сбит с толку. Так и быть, на этот раз я поверю, что Фреда действует исключительно в моих интересах. Я откинулся на спинку сиденья, скрестил руки и посмотрел на нее доверчивым взором. — Я вовсе не хочу доставлять тебе неприятности. Фреда вздохнула и смягчилась. — Да нет, не неприятности. Эйбер может оказаться… помехой. Да, вот верное слово. А сейчас нам помехи не нужны. Я немного склонил голову набок и посмотрел на карты — как я надеялся, с безопасного расстояния. И чем больше я об этом думал, тем больше верил в то, что изображение Эйбера на самом деле шевельнулось. Но ведь карты не могут оживать! И вдруг я понял, что после всех чудес, которым я был свидетелем за последние несколько часов, я готов принять что угодно. |
||
|