"Любовь игрока" - читать интересную книгу автора (Беверли Джо)

Глава 4

Не доехав до Бонд-стрит, Брайт расстался с Эндовером, предоставив другу возможность следовать дальше в их наемном экипаже. Слабый свет луны освещал дорогу к Мальборо-сквер. Брайт знал, что на каждом углу его подстерегает опасность и, откинув полу плаща, положил руку на эфес шпаги. Грабители, как правило, нападали на свою жертву внезапно.

Мальборо-сквер была одной из красивейших площадей Лондона. За железными оградами располагались величественные дома, утопавшие в зелени садов; по сверкающей глади прудов плавали утки. Дом Маллорена находился по одну из сторон площади, но не на ней самой, а в глубине, куда вела узкая улочка с домами поменьше. Дом был обнесен высокой оградой с коваными узорчатыми воротами, за ними — мощеный двор, за домом — большой сад.

По широкой с низкими ступенями лестнице Брайт поднялся к портику с мраморными колоннами, и сидящий в нише швейцар бросился открывать ему тяжелую двойную дверь.

Брайт невольно вспомнил разговор с Порцией Сент-Клер когда он сказал ей, что обычно ему не приходится стучать в двери, так как слуги сами распахивают их перед ним.

Но почему эта женщина так прочно засела в его голове? Было бы глупо позволить себе впутаться в дела этой мелкопоместной дворянки, которая сама открывает посетителям двери.

Подавив улыбку, Брайт молча кивнул пожилому швейцару и прошел в зал. Не хватало еще, чтобы, глупо улыбаясь, он тем самым давал повод для слухов, что вернулся домой пьяным. А сегодня он действительно много выпил. Раньше он никогда не позволял себе этого, что в немалой степени способствовало его успеху в картах.

Послышался протяжный зевок, и из-под стола вылезла огромная собака. Брайт слегка нагнулся, чтобы погладить Зенона. Голова персидской гончей была на уровне его талии, и Брайту не составляло труда потрепать ее за уши, длинные и шелковистые. Это была единственная ласка, которую позволял пес. Их отношения строились на уважении друг к другу. Брайт никогда не заигрывал с собакой и не бормотал глупостей, а Зенон, в свою очередь, не приставал к хозяину и не вставал на задние лапы, как это делают многие представители собачьей породы. Его бесконечная преданность выражалась в том, чтобы всегда находиться рядом с хозяином, если тот бывал дома.

Брат Брайта, Маркус Ротгар, получил в подарок двух породистых щенков и намеревался оставить их себе, но кобель при первой же встрече с Брайтом признал в нем хозяина и крепко к нему привязался. Шестимесячный щенок как бы отдал свою судьбу в его руки вот почему Брайт назвал его Зеноном в честь основателя школы стоиков.

Почувствовав ласку хозяина, пес потерся о его ногу. Брайт зажег свечу. Когда в доме не было гостей, он непременно отсылал слуг пораньше, чтобы они не мешали ему.

Тишину дома нарушало лишь тиканье часов, и Брайту было приятно, что с ним верный Зенон, который всегда радостно встречает его. Черт возьми, он становится сентиментальным! Уж если ему так нужна компания, он может подняться наверх, где хоть есть одна живая душа.

Прикрывая свечу от сквозняка рукой, Брайт стал подниматься по широкой лестнице. За ним, стуча когтями, следовал Зенон. Брайт направился к комнате, где над чертежами корпел его гость.

Как Брайт и ожидал, за столом, углубившись в бумаги, сидел Франсис Эгертон, герцог Бриджуотер. Перед ним лежала стопка счетов.

Зенон лениво растянулся у камина.

— Ну как обстоят дела? — спросил Брайт. — Плохо или хорошо?

— И так и сяк, — ответил герцог с неуверенной улыбкой. — По моим подсчетам, денег осталось только на три месяца. Я уж не говорю о просчетах.

— Вода в канале снова размывает берега?

— Совершенно верно, — поморщился герцог. — Бриндлей считает, что мы должны посадить вдоль канала деревья — это поможет закрепить почву.

— Ты гений, Франсис.

— Это не я, а Бриндлей.

— Не скромничай.

Бриджуотер пожал плечами. Изящный и молодой, лет а пять моложе Брайта, он производил впечатление человека наивного. Многие считали его глупым и даже сумасшедшим. Но он не был ни тем, ни другим. Сам Брайт считал его умным и находчивым.

Брайт налил себе и герцогу.

— Сегодня я выиграл тысячу гиней за вычетом пары сотен. Они в твоем распоряжении.

— Неужели ты их проиграл? — искренне удивился Бриджуотер.

— Нарочно.

— Странно!

— Мне захотелось совершить благородный поступок. Бриджуотер задумчиво посмотрел в окно.

— Кажется, сегодня не полнолуние, — сказал он.

— Христианское милосердие не зависит от фазы луны и других природных условий, — сухо заметил Брайт. — Если это успокоит твою меркантильную душу, считай мой поступок вложением капитала.

— Вложением капитала? Но во что? — усмехнулся Бриджуотер. — Какая от этого тебе выгода?

— Только духовная. — И, меняя тему разговора, Браит спросил:

— Ты завтра вернешься на север? Бриджуотер отбросил карандаш и потянулся.

— Да, я приложил все силы, чтобы протолкнуть проект мне бы хотелось, чтобы парламент не вмешивался в частную инициативу. Это намного облегчило бы мне жизнь.

— Какие претензии выдвигает палата? Мне кажется, что в разумность этого проекта надо просто поверить. Неужели наши необразованные болваны не знают, что акведуки, построенные еще римлянами, существуют до сих пор. Я слышал, что ты решил проложить канал до самого моря, так ли это?

Герцог поморщился:

— Какие тут затруднения? Копай себе и копай. Однако горстка дураков противится этому. Как они не понимают, что без риска не существует и прогресса?

— Видя твои неудачи, они становятся осторожными, — заметил Брайт.

— Подумаешь, незначительный обвал. Мы ведь его быстро устранили. Уверен, что неудач у нас больше не будет.

— Не считая наводнений.

— Послушай, ты что, с ними? Новое дело всегда сопряжено с риском.

— Сдаюсь! — воскликнул Брайт. — Я просто дразнил тебя, Франсис. Но согласись, что не все люди любят рисковать. Некоторым твой проект кажется сумасшествием. Тебе следует послушать мнение Эндовера.

— Не понимаю, что руководит людьми — предусмотрительность или просто жадность. Скорее всего все эти Фомы неверующие боятся разориться, когда наш канал начнет действовать. Брука чуть удар не хватил, когда он выступал против моего проекта.

— Будь справедливым, Франсис. Брук не думает о выгоде. Он даже не противится прокладке твоего канала через его земли. Скажи спасибо, что канал не пройдет через аббатство Ротгар, иначе ты нажил бы врага в лице моего брата.

— Прогресс требует жертв. Эти старые консервативные сквайры погубят Англию.

— Надеюсь, ты не считаешь Ротгара старым консервативным сквайром?

Бриджуотер громко рассмеялся:

Какой вздор! Я не имею ничего против него. Он человек рассудительный. Однако большинство моих противников — люди продажные. При виде золота все их сомнения сразу исчезают. Сколько мне пришлось дать взяток дорогими подарками, да и просто деньгами. Лучше бы я их вложил в дело!

— Дела бывают разными. Деньги для нужных людей — тоже дело.

— Чтобы обеспечивать будущее этих лентяев? В наше время в Лондоне существуют тысячи способов заработать деньги честным путем, и, однако, эти бездельники предпочитают получать их в виде взяток или карточной игрой.

— Благодарю, — усмехнулся Брайт.

— О Господи, Брайт, речь же идет не о тебе. Я знаю, что тебя больше не тянет к карточному столу.

— И никто не предлагает мне взяток, а только красавиц.

— Но таким образом ты можешь обеспечить свое будущее.

— Красавицы — это отнюдь не деньги. — К сожалению, нет. Скорее наоборот.

— Ты превращаешься в настоящего стяжателя, Франсис.

— 11росто я делаю все возможное, чтобы достичь намеченной цели.

— Цели, которая принесет прибыль. Ты считаешь добродетелью зарабатывать деньги на людях, которые делают за тебя черную работу? — спросил Брайт, задумчиво глядя на огонь в камине.

— Мы платим рабочим по шиллингу в день, а иногда и больше, и они очень довольны. Стремление к заработку — двигатель прогресса, и, кроме того, мы тем самым предоставляем людям работу.

— Пожалуй, верно. — Брайт повернулся к столу и наполнил бокалы. — Ну что же, если ты «подмазал» всех, кого можно, почему бы тебе не задержаться здесь на несколько дней и не насладиться жизнью?

— Лондон наводит на меня скуку, и мне хотелось бы поскорее увидеть, как продвигаются работы.

— Боюсь, что таким образом ты скоро превратишься в очень скучного человека. Герцог-зануда.

— Это звучит лучше, чем «герцог-бедняк». С этим клеймом я вырос. Я собираюсь стать самым богатым человеком в Англии, Брайт. А что руководит тобой? — осведомился герцог, отпивая глоток бренди.

— Я собираюсь стать самым богатым членом палаты общин.

— Существуют более легкие пути зарабатывать деньги.

— За карточным столом? У меня что-то больше нет желания разорять людей до последнего.

— А лондонская биржа? Я знаю, что ты любишь играть на бирже.

— Вложив все деньги в твой проект, я остался ни с чем. Попробую потрясти Ротгара.

— Мне очень жаль, — заметил, нахмурившись, герцог. — Представляю, какое это унижение для тебя — зависеть от него.

— Франсис…

— Мне жаль, что я вовлек тебя в это дело, — перебил его герцог. — Я знаю, что ты вкладывал деньги просто из прихоти… да, это было не что иное, как каприз. Но при первой же возможности я выплачу тебе долг. Надеюсь, что это будет скоро. Сейчас, когда акведук заработал, многие предлагают мне ссуду.

— Без всякого с твоей стороны нажима? Как все быстро меняется! Но у меня нет ни малейшего желания выходить из твоего дела.

— Ты же вложил в него все свои деньги, а это чертовски рискованное предприятие.

— Франсис, риск — моя стихия.

— Советую тебе подумать, Брайт. Что ты будешь делать, если наш проект потерпит крах?

— А что будешь делать ты?

— Я останусь герцогом. Это чего-нибудь да стоит.

— Но ты снова будешь бедным герцогом, если мы потерпим неудачу, хотя такого не должно случиться. А я останусь Маллореном, и, не в пример тебе, у меня нет долгов.

— Но ты можешь в них залезть.

— Черта с два. Я всегда достану деньги за карточным столом.

— Если удача не изменит тебе.

— Здесь не просто удача, — заметил Брайт. Удача и везение, когда дело касается игральных костей. Вот почему я предпочитаю карты. Что за мрачное настроение, Франсис?

Герцог тяжело вздохнул:

— Если ты испытываешь угрызения совести за карточным столом, то я испытываю их сейчас. Изменение соотношения сил в парламенте, неудача с земляными работами, ошибка в расчетах, сделанных Бриндлеем, и мы потерпим крах. Даже при удачном стечении обстоятельств мы можем остаться без денег.

— Вот почему я стараюсь очаровать Дженни Финдлейсон.

— Если дела пойдут плохо, неужели ты женишься на ней, чтобы поддержать мой проект?

— А почему бы и нет?

— Но она же дрянь.

— Она красивая женщина без особых предрассудков и знает себе цену.

— На это у нее есть причины — она богата, но…

— Что но?

Герцог помолчал, обдумывая ответ.

— Прости, если я оскорбляю тебя в твоих лучших чувствах, но, зная эту даму, считаю, что она не для тебя.

— Черт возьми! — воскликнул Брайт. — Ты хочешь сказать, что она предпочитает твои достоинства моим? Ты герцог, со всеми вытекающими отсюда преимуществами. Ты более подходишь ей?

— Бедный герцог, — заметил, покраснев, Бриджуотер. — Я осторожно подвел ее к разговору о браке. Зачем, решил я, мне действовать через посредника, если я сам могу заполучить все ее деньги? Однако она считает меня сумасшедшим и убеждена, что я собираюсь вложить все ее состояние в сомнительное мероприятие, посадив ее тем самым на хлеб и воду.

Брайт рассмеялся:

— Мне нравится эта умная женщина. Интересно, сумеет ли она догадаться, что, выйдя замуж за меня, тоже рискует вложить деньги в твой сомнительный проект.

— Иногда мне кажется, что ты твердо веришь в неудачу моих планов, — заметил герцог, ставя бокал на стол.

— Повторяю, я бы не стал поддерживать тебя, если бы не верил в удачу, — ответил Брайт. — Но риск не пугает меня. — Он поднял бокал и допил остатки первосортного, согретого в руках бренди. — Успех без риска скучен. Я до безумия люблю играть по-крупному. Строй свой канал, Франсис, и будь уверен, что я достану деньги.

На следующее утро Порция проснулась в очень плохом настроении, что бывало с ней редко. Даже после последнего удара, который преподнесла ей судьба, она вставала, строя оптимистические планы. Но сейчас она просто не знала, что делать.

После разговора с Оливером она едва сомкнула глаза — тревожные мысли не давали ей покоя. Она вспоминала, что после рокового проигрыша брат до приезда в Лондон никогда не брал в руки карты. Сейчас же ее не покидало мрачное предчувствие, что его порок уже неизлечим и что, даже если им удастся занять денег, он может легко проиграть их снова.

Всю ночь Порция строила планы, как удержать ливера в Оверстеде и отвадить его от губительного пристрастия.

Что станется с их семьей, если никто, даже Форт, не одолжит им денег? А такое вполне может случиться, если Узнает, что Оливер — заядлый игрок. В первый же день нового года им придется отдать Оверстед этому проклятому Барклаю, и что тогда?

Их единственным прибежищем может стать дом брата матери в Манчестере. Такая перспектива повергла ее в еще большее уныние. Она дважды гостила у дяди Кренфорда я возненавидела место, где он жил. Сам по себе дом был достаточно красивым и обширным. Расположенный в центре города, он, однако, вплотную прилегал к камвольным фабрикам, шумным и грязным. Его фасад выходил на запруженную народом улицу, а задняя часть — в крошечный, чахлый садик.

Порция выросла в сельской местности и не представляла своей жизни без полей и садов.

Все же улицы, прилегавшие к дому ее дяди, были похожи одна на другую — с редкими чахлыми деревцами, грохотом телег, груженных углем, пряжей или сукном. Телеги вздымали облака пыли, с них летели клочья пряжи и угольная пыль.

Даже если она разобьет там сад, то вряд ли растения приживутся в столь загрязненном воздухе. Но выбора нет: потеряв Оверстед, они вынуждены будут жить в Манчестере, или их ждет голодная смерть.

Бессонная ночь и тревожные мысли настолько изнурили Порцию, что она находилась на грани истерики. Но начинался новый день, и она должна была взять себя в руки, чтобы не дать волю отчаянию.

«В конце концов, — думала она, раздвигая шторы, — деньги, спрятанные за поленницей, позволят продержаться нам какое-то время. У нас пока есть крыша над головой, и мы не голодаем».

Со дня на день должен вернуться Форт. Даже если Оливер продолжит игру, он не сможет за эти несколько дней влезть в большие долги, а когда приедет Форт, она сама пойдет к нему и изложит суть дела. Они одногодки и давнишние друзья. Форт обязательно поможет ей.

Возможно, он вызовет этого ужасного майора Барклая на дуэль и убьет его. На это, конечно, трудно рассчитывать, но все же…

Настроенная бодро. Порция не возражала, когда брат предложил ей отпраздновать свой выигрыш. Что толку сидеть в этих жалких, холодных комнатах и думать об их печальном будущем? Так можно быстро прийти в уныние. Ей нужно подышать свежим воздухом и посмотреть респектабельную часть Лондона, прежде чем распрощаться с ним навсегда.

Чтобы поднять настроение. Порция надела свое лучшее платье. Она взяла с собой всего несколько платьев простого покроя, но все они были сшиты из дорогих материалов, так что ей не приходилось стыдиться своей внешности.

Платье из тонкой коричневой шерсти позволяло видеть нижнюю, блестящего шелка юбку, украшенную затейливой вышивкой. Будучи девушкой разумной, она надела под нее для тепла еще одну юбку из драгета — как-никак на дворе стоял декабрь, хотя вовсю светило солнце. Конечно, ей следовало бы надеть теплое пальто, но Порция решила, что один день можно обойтись и без него и накинула на плечи короткую, голубого шелка пелерину — подарок Оливера на Рождество. Тогда еще был жив его отец, и ничто не предвещало свалившегося на них несчастья.

— Хороший подарок я тебе сделал, — заметил с гордостью Оливер. — Голубой цвет очень подходит к твоим глазам, и волосы от него становятся еще ярче. Сегодня глаза всех мужчин будут устремлены на тебя.

Порция оглядела себя в маленькое зеркало. Пропустив мимо ушей последнее замечание брата, она согласилась с ним, что голубой цвет идет ей — глаза кажутся синее, а рыжие волосы ярче. Правда веснушки портят все впечатление, но она давно поняла, что от них нет надежного средства. Сколько раз она пыталась свести их, и все напрасно, пока наконец не решила, что они имеют свое преимущество — в сочетании с маленьким носиком и изящной фигуркой делают ее похожей на девочку.

Порция вспомнила кем-то сказанные слова: «Судя по вашей внешности и горячности, я думал, что вы гораздо моложе». Ах, да, это был тот ночной гость.

— Почему ты нахмурилась? — спросил Оливер.

— Так, пустяки, — ответила она с улыбкой.

Порция сдвинула набекрень маленькую плоскую шляпку, взяла большую меховую муфту и, еще раз оглядев себя в зеркало, пришла к выводу, что для незамужней женщины поместья Оверстед, Дорсет, она выглядит прекрасно.

Не менее элегантным был и Оливер в камзоле из темно-красного бархата и ботинках на высоких каблуках. Широкий плащ, нарядная муфта и напудренный парик придавали ему вид законченного городского щеголя.

Порция взяла брата под руку и очаровательно улыбнулась.

— Вперед, мой дорогой, — сказала она, — идем покорять Лондон.

Они направились в фешенебельную часть Лондона, и Порция постаралась выбросить из головы все заботы. Она полной грудью вдыхала свежий воздух и любовалась красивыми видами. Ей было приятно, что Оливер не пытается тратить деньги на всякие безделушки, которые то и дело попадались им на глаза, но внезапно он остановился перед витриной модного женского магазина.

— Ты ведь не взяла с собой маску? — спросил он.

— Конечно, нет. В это время года нет нужды прикрывать лицо от солнца и пыли.

— Но все вокруг в масках, и ты тоже должна ее носить. Оливер открыл дверь магазина, но Порция схватила его за рукав:

— Оливер, мне не нужна никакая маска!

— Нет, нужна, — с улыбкой настаивал он. —Я только что вспомнил, что в Сент-Джеймс-парке состоится большое гулянье. Там будет масса народа и даже сам король. Чтобы пойти туда, тебе нужна маска.

— Король? Но зачем маска?

— Зачем вообще все на свете? Так принято! Поколебавшись, Порция позволила брату втащить себя в магазин, где она выбрала простенькую, белую, прикрывающую все лицо маску на длинной палочке. Оливер настаивал на более оригинальной маске, но Порция наотрез отказалась.

— Не представляю, что мне делать с этой маской, — Лазала она, когда они вышли на улицу.

— Просто повесь ее пока за ленточку на запястье. И в парк. Там сегодня собралось все общество. Действительно, в парке Сент-Джеймс собралось все общество, весь двор. Деревья стояли голыми, а цветы еще не распустились, но пестрые наряды, меха, сверкающие драгоценности восполняли этот недостаток природы.

Порция никогда особенно не интересовалась богатством и великолепием, но, увидев эту «ярмарку тщеславия», она была потрясена. Казалось, каждый из присутствующих надел свой самый лучший наряд. Все женщины были в роскошных платьях, мужчины в напудренных париках. Порция поделилась своим впечатлением с Оливером.

— Сюда приедут король и королева, поэтому все такие нарядные. Быть здесь это все равно что присутствовать при дворе.

— Никогда не думала, что увижу двор, — заметила Порция. — Надо смотреть во все глаза. Пруденс будет интересно послушать рассказ о наших монархах.

— По правде говоря, — зашептал Оливер, — они самые обыкновенные люди, а у королевы довольно хмурое лицо.

— Замолчи, — прошептала в ответ Порция, и они оба громко рассмеялись.

«Совсем, как в старые времена, — подумала Порция, — когда мы с Оливером веселились вовсю. Но те времена ушли безвозвратно!»

Порция постаралась отогнать от себя грустные мысли и решила хоть недолго побыть счастливой.

Промаршировала колонна солдат, которая привлекла внимание Оливера, но, пожалуй, он был единственным, кого они заинтересовали. Порция отметила про себя, что лорды и леди собрались здесь, чтобы себя показать и на других посмотреть. Некоторые из них стояли небольшими группами, в то время как другие, подобно радужным насекомым, порхали от одной группы к другой.

Порция обратила внимание на две компании, центром которых были женщины. Одну из них, темноволосую красавицу, окружала стайка молодых, фатоватых на вид мужчин; другую, пышную блондинку, одетую в белое, — мужчины посолиднее.

— Кто эти дамы? — спросила она Оливера. Брат посмотрел в указанном направлении.

— Ах, это соперничающие королевы. Роза Белая и Роза Красная — так прозвали их наши шутники. Брюнетка — миссис Финдлейсон, очень богатая вдова. Ее состояние нажито на торговле, но многие готовы закрыть на это глаза. Как бы мне хотелось, чтобы она обратила на меня внимание, тогда все наши проблемы решились бы наилучшим образом. Но говорят, что она твердо решила выйти замуж только за аристократа.

— А блондинка?

— Красавица Трелин. Любимица общества. Она замужем. Муж не сводит с нее влюбленных глаз.

Порция посмотрела на человека среднего роста и телосложения: бледное лицо, серый парик, серый камзол — он выглядел среди пестрой, нарядной толпы как привидение.

— Такая преданность подкупает, — сказала она.

— Он действительно очень предан своей жене. Нерисса Трелин принесла ему незначительное приданое, но сам он очень богат и могуществен. Он мог бы жениться на более состоятельной женщине.

Неужели люди не могут думать ни о чем другом, только о деньгах и выгодном браке? — спросила Порция.

— Что плохого в том, чтобы выгодно жениться? Мне следует подумать об этом самому, да и тебе тоже, — заметил, улыбаясь, Оливер. — При твоей внешности ты могла бы выгодно выйти замуж и спасти нас от разорения.

— Не говори глупости, дорогой, — рассмеялась Порция.

— Я говорю вполне серьезно. Сегодня ты выглядишь как никогда, и в тебе есть какая-то изюминка. Мужчинам это нравится.

— Нравиться одно, а жениться совсем другое. Не думаю, что моя «изюминка» принесет мне хорошего мужа.

— А почему бы и нет?

— Мне кажется, что мои независимые взгляды, скромное приданое и незнатное происхождение воспрепятствуют этому.

Оливер, вечный оптимист, был не согласен с сестрой.

— Не думаю, что род Нериссы Трелин выше нашего, и, однако, она вышла замуж за очень богатого человека.

Порция знала, что Оливером руководят самые лучшие побуждения, но этот разговор был ей не по душе, и ей не хотелось, чтобы их кто-нибудь услышал. Она украдкой посмотрела на Нериссу Трелин, красота которой заставила ее мужа забыть о более чем скромном приданом: гладкая матовая кожа, пухлые розовые губы, большие темные глаза и густые вьющиеся золотистые волосы. Вдобавок ко всему пышная фигура, грациозные движения — вся она была воплощением женственности и полной противоположностью самой Порции.

Размышления Порции прервала троица друзей Оливера, подошедшая к ним. Легкомысленные щеголи, разодетые с пышностью павлинов, с огромными муфтами и шпорами на высоких ботинках, они напоминали Порции экзотических птиц.

За первой компанией друзей последовала вторая, затем третья, и пока они гуляли по парку, у Порции сложилось впечатление, что ее брата знают все, и неудивительно — он был человек приятный и компанейский.

Порция заметила, что Оливер обменялся поклонами с высоким мужчиной в темно-зеленом камзоле и пышном парике и тот задержал на ней взгляд дольше, чем того требуют приличия. Порции не понравилась такая фамильярность.

— Кто это? — спросила она брата.

— Неужели ты не узнала его? — удивился Оливер. — Это, моя дорогая, твой полуночный гость.