"Любовь не умирает" - читать интересную книгу автора (Беверли Элизабет)

Глава 9

Обняв Джорджию за талию, Джек снова прижал ее к себе сколько осталось сил. Ему не хотелось отпускать ее — пусть они всегда будут лежать рядом, спокойные, и удовлетворенные, и счастливые. Знай он, что так будет, — давно вернулся бы в Карлайл. Никогда он больше не уедет — не сможет. Или она на этот раз уедет вместе с ним.

Он нежно повернул ее лицом к себе и с изумлением обнаружил, что она… плачет. При тусклом свете лицо ее казалось очень бледным, она явно была чем-то встревожена. Джорджия молча смотрела на него, и две крупных слезы катились по ее щекам, пока не утонули в разбросанных по подушке волосах. Охваченный безотчетным страхом, он, смахнув с ее лба прядь волос, осторожно поцеловал сначала след одной слезинки, потом другой.

— Что, что такое? Я сделал тебе больно? На устах у Джорджии мелькнула печальная улыбка.

— Нет, — едва слышно прошептала она, и голос ее донесся словно издалека. — Нет, не то.

— Что же тогда? — настаивал он, снова принимаясь гладить ее волосы. — Джо… — комок ужаса стиснул ему горло, и Джек попытался сглотнуть его, — почему… почему ты плачешь?

Шмыгнув носом, она вытерла глаза, перевернулась на спину, обвила руками его шею, увлекая его на себя.

— Да так, ничего. — Она прижалась губами к его груди. — Просто я… я… даже не представляла себе, что такое возможно, — только и всего.

Освободив шею от ее объятий, он приподнял голову и внимательно посмотрел на нее. Он должен видеть ее лицо, он хочет спросить и быть уверенным, что она сказала правду.

— Почему тебе плохо?

— Нет-нет, не знаю даже, зачем я тебе сказала… Не опомнилась еще…

Она не открыла ему правды, он понял это, слишком быстро ответила, как-то небрежно, наигранно. Это не относится к ее чувствам — она в самом деле не испытывала прежде ничего подобного, — но ей отчего-то больно, случившееся нанесло рану ее душе. Но почему, терялся он в догадках, почему она не хочет открыться? Он не стал больше спрашивать — что-то в ее голосе удержало его. Что ж, времени у них впереди много, можно поговорить и потом. Потому что он, черт побери, ясное дело, никуда отсюда не уедет.

Обвив ее руками, он перевернулся на спину, без труда затащив ее на себя. Она не возражала, наоборот, устроилась на нем так, словно это ее привычное место. Им очень хорошо вдвоем, Джек это понимал. Никакой неуверенности, нерешительности, что чаще всего свойственно первой интимной встрече, ему, во всяком случае, кажется, что они уже много лет близки, — так уютно и привычно рядом с Джорджией. Но это ему, а ей?

— Все в порядке, Джо?

Он почувствовал, как она кивнула головой.

— В порядке? — настаивал он. Она вдруг весело фыркнула.

— Лучше… чем… в порядке.

— Насколько лучше? — не унимался он. Оторвав лицо от его груди, она улыбнулась, и ему показалось, что улыбка эта не такая, как прежние, — грустная. Да нет, ему, верно, чудится — света мало.

— Здорово… лучше, — еле выговорила она. Он все беспокоился:

— Как это — «здорово лучше», Джо? Смахнув с лица выбившуюся прядь, она накрутила на пальцы темные волосы Джека и, улыбнувшись, игриво подняла брови.

— Ну, например… я… э-э… не чувствую нижней части тела.

— Надеюсь, это началось после… — не понял он.

— Да, после, — рассмеялась она. — После того, как я вдруг вспыхнула изнутри.

— Кажется… никогда еще мне не доводилось… воспламенять женщин.

Улыбка ее тотчас погасла, — ох и дурак же он, треснуть бы себя что есть силы за собственную глупость.

— Нет, нет, Джо, я вовсе не хотел сказать, что до тебя у меня были сотни женщин.

— Сотни?!

— Да нет же! — Как она стала цепляться за каждое его слово! — Конечно же, нет. Она кивнула.

— Но десятки-то…

— Нет, Джо, и не десятки. — Он не сомневался — не поверит. — Не наберется и полдюжины…

— И ты думаешь, я поверю?

— А почему бы и нет?

— Потому что ты…

— Что я, Джо?

— Джек…

При звуках ее голоса, произнесшего его имя, по всему его телу разлилось странное тепло.

— Что? Договаривай: в моей жизни должно быть много женщин, потому что я… — Ответ на этот вопрос должна дать ему она, именно она.

— Потому что ты… — она вздохнула: зря затеяла этот разговор, — ты такой красивый… и сексуальный… и умный… и привлекательный… и сильный.

— И только-то? — Теперь фыркнул он.

Джорджия взяла в руку его подбородок, нежно провела пальцами по скулам, и он поймал себя на том, что разговор начинает ему нравиться.

— Потому что ты… ты прелесть… — шептала она. — Даже не верится…

Накрыв ее руку ладонью, он стал целовать каждый палец в отдельности.

— Я говорю правду, Джо. Может, я и не такой уж замечательный, но это правда.

Она вглядывалась ему в лицо, словно не в силах поверить. А он был уверен, что если бы знал, в чем ее страхи, — вмиг развеял бы.

— Поужинай сегодня со мной, — попросил он, смутно понимая: вряд ли это прогонит внезапно возникшую между ними тень отчужденности. Но расстаться с Джорджией он был не готов. — Про обед-то мы совсем забыли. Проведем вечер вместе, закажем ужин в номер…

Она молчала — видно, что-то обдумывала; наконец огорченно произнесла:

— Не смогу, Джек.

— Почему?

— Понимаешь, мне надо вернуться домой к тому времени, как Ивен придет из школы. Он-то прекрасно может сам о себе позаботиться, но… Ему, видишь ли, так часто приходилось раньше возвращаться в пустынный дом. Вот я и не хочу ничем напоминать ему о тех временах.

До него вдруг дошло, что их отношения с Джорджией вовсе не сложатся так уж безоблачно. Во-первых, между ними стоит Ивен.

Препятствие, конечно, преодолимое: завоевать расположение мальчишки непросто, на это потребуется время, но он сумеет. Однако приемный ее сын напомнил ему о другом мужчине, занимающем большое место в ее жизни, — о ее отце. А Грегори Лавендер, к сожалению, величина неизвестная. Что может вытворить старик? Этого он не предугадает, как и реакции Джорджии. Да, все, оказывается, не просто.

— Когда мы опять увидимся? — Джек надеялся, что отчаяние в собственном голосе ему только послышалось.

— Скоро.

— А как скоро?

— Джек, я… — Она осеклась, не зная, как он примет то, что она собирается сказать.

— В чем дело? — Холодок страха снова разлился в груди у Джека.

Она жадно посмотрела ему в лицо, провела рукой по волосам.

— Мы ведь можем… не торопиться? Пожалуйста, Джек!

Но он не желает ждать! Напротив, как можно быстрее схватить в охапку все, что может получиться из их взаимоотношений! Что-то говорит ему: надо одержать полную и безоговорочную победу над Джорджией, и причем именно теперь, сразу. Но по выражению ее лица он понял: настаивать нельзя, Джорджия всегда была осторожна, во всех отношениях — вероятно, следствие воспитания. Сам же он всегда был настроен прямо противоположно — еще в детстве узнал, как легко человеку в одно мгновение лишиться того, что дорого.

— Джо, нам потребовалось больше двадцати лет, чтобы прийти к этому. — Он говорил этаким небрежным тоном, что ни в коей мере не соответствовало его чувствам. — И ты предлагаешь не торопиться?

— Нет, Джек, — она вздохнула, — нам потребовалось меньше двух дней. Двух дней. Мы теперь совсем другие люди — взрослые люди.

— Ну а позвонить-то вечером можно? — Он ч мокнул ее в щеку.

Она, кажется, и этот простой вопрос всесторонне рассматривает.

— Пожалуй, можно.

Снова ему пришлось сдержаться. А ведь до обеда-то дело так и не дошло!

— Может, заказать что-нибудь поесть? Ты, должно быть, умираешь от голода.

— Нет, ничуть. А потом, мне и правда пора домой.

Он не нашел слов, чтобы остановить ее, и лишь покорно кивнул. Одевались в натянутой тишине, избегая смотреть друг другу в глаза. Наблюдая за ее неторопливыми, размеренными движениями — аккуратно поправляет одежду, привычно расчесывает и укладывает волосы, приводит себя в порядок, — он еще больше, чем прежде, желал снова все это снять, разбросать, растрепать… Но она сделала все очень быстро и повернулась к нему — силуэт ее отчетливо обозначился в падающем из прихожей свете.

— До встречи.

Он подошел и легонько прикоснулся к ее щеке.

— Когда?

Она тяжело вздохнула.

— Позвони, договоримся. — И собралась было что-то добавить.

Но он решительно закрыл ей губы поцелуем. Не успел он освободить ее, как Джорджия поспешно выскользнула за дверь — не оглянувшись, не сказав ни слова, даже не попрощавшись. И тут он осознал, что происходит, когда бывшие друзья становятся возлюбленными: возникает неловкость, ощущение дискомфорта, неуверенности, что же дальше.

Нелегкий это путь в развитии отношений.

Первое, что она увидела дома, — мигающая лампочка автоответчика. Ивена еще нет, она опередила его по меньшей мере на полчаса, и все же ей не по себе от мысли о предстоящей встрече с ним. Бросит на нее один взгляд — и ему сразу станет ясно, с кем и как она провела день. В конце-то концов, почему ее личное должно касаться Ивена? Но их судьбы — его и ее — успели тесно переплестись: все с ним происходящее затрагивает ее и, наоборот, каждая ее встреча неизбежно влияет и на него.

Лучше не думать о том, как она провела это время, хотя бы пока. Почему, собственно, ей как-то неуютно, ведь именно о любви, о близости с Джеком она мечтала так долго… еще издавна. О нем она думала, его воображала на месте Руди, когда тот вошел в ее жизнь. Но чувства ее изменились; Джека — тоже, он помнил ее другой, по-другому был к ней привязан. Глубокая, несокрушимая привязанность, которую они испытывали друг к другу, превратилась в нечто такое, с чем они оба не знают, что делать.

С годами воспоминания о Джеке стали расплывчатыми, приняли другие очертания, — возможно, поэтому она чувствует себя так странно. Естественно, что она, взрослая женщина, по-иному, чем тогда, воспринимает Джека — сильного, уверенного в себе мужчину. Оба они совсем другие. Нет, бесполезно сейчас думать, чувства ее в смятении. Пусть пройдет время и разделит сегодняшний день, с его счастьем и тревогой, и растаявшее прошлое.

Она скинула куртку, приготовила себе чай и уселась на диван рядом с Молли — та сразу положила голову ей на колени.

— По крайней мере в твоих чувствах я не сомневаюсь. — Джорджия почесала ее за ухом. — Если твоя миска будет всегда полной и иной раз попадется мозговая косточка, ты ведь никогда меня не разлюбишь, а?

Молли забила хвостом по дивану.

— Да, так я и думала, — усмехнулась Джорджия. — Жаль, что к мужчинам такой простой подход неприменим.

Горько-сладкое тепло чая разлилось по телу. Протянув руку к автоответчику, она нажала на клавишу воспроизведения и, закрыв глаза, откинулась на спинку дивана, слушая вполуха бестелесные голоса. Звонок из больницы: не отдежурит ли она на следующей неделе дополнительную смену? Из библиотеки: просят принять участие в благотворительном вечере. Из ветеринарной клиники: напоминают, что Молли надо сделать какие-то уколы. От помощника Грегори Лавендера: с ней хочет поговорить отец… Чтобы осмыслить последний звонок, потребовалось некоторое время. А не приснилось ей? Вскочив с дивана, она прокрутила кассету назад: нет, не приснилось, она ясно и отчетливо услышала мужской голос:

— Говорит Стюарт Роумер, помощник Грегори Лавендера. Ваш отец хочет с вами поговорить. Пожалуйста, перезвоните мне по телефону… как только вернетесь. Я буду на работе до семи вечера.

Первое известие от отца почти за двадцать лет — такое холодное, отрешенное, переданное через постороннего человека. Совсем в духе Грегори Лавендера. И почему-то — именно сегодня. Теперешнее ее состояние никак не располагает к душевной щедрости. Она еще не успела прийти в себя, вихрь противоречивых чувств захлестнул ее после свидания с Джеком, а теперь ей предстоит встреча с другим мужчиной, который также двадцать лет назад ушел из ее жизни — даже не оглянулся на прощание. Ей вдруг пришло в голову: и как это она, брошенная в столь юном возрасте двумя мужчинами, занимавшими самое значительное место в ее жизни, не прониклась ненавистью ко всему мужскому полу?

Ответить ли на звонок Стюарта Роумера — тут сомнений нет. Независимо от причин, побудивших отца вспомнить о ней, он вспомнил, пусть таким опосредованным способом. Раз он пытается связаться с ней, на то должны быть веские причины. Возможно, он заболел, с ним случилась беда, ему плохо. Или он после стольких лет пожелал примирения? Отругав себя за такую дикую мысль, она решительно набрала названный номер. Ее сразу соединили со Стюартом Роумером; она представилась и, справившись об отце, внутренне приготовилась.

— Мисс Лавендер, ваш отец хотел бы видеть вас у себя дома в шесть вечера.

Прикусив губу, она сделала усилие, чтобы успокоить участившееся дыхание. Отец не изменился: отдает приказы и уверен, что она их выполнит; у нее нет выбора, кроме как подчиниться. И все же, прежде чем принять высочайший эдикт, спросила:

— Зачем?

Неловкая пауза на том конце: Стюарт Роумер, человек, которого она знать не знает, озадачен.

— Не сомневаюсь, ваш отец ответит вам лучше, чем я. Могу ли я передать ему, что вы приедете?

И снова она заколебалась: взрослая женщина, полностью отвечающая за свои поступки, если не хочет, может и не видеться с отцом — достаточно ответить отказом. Но оттолкнуть отца — значит подтвердить, что она, как и он, помнит зло, не хочет попытаться залечить многолетнюю рану. Ответь она сейчас отцу отказом, у нее больше не будет возможности что-то исправить. И хотя именно он повинен в том, что они не общались столько лет, он делает первый шаг навстречу — каковы бы ни были причины. Как может она отказаться от попытки наладить их взаимоотношения? Пусть ничего не получится, зато у нее останется сознание, что она сделала все возможное. Не стоит обманывать себя: их отношения никогда не станут близкими, теплыми. Но ведь она навеки отрезана от единственного родного человека — примириться с этим всегда было трудно.

— Хорошо, — сказала она. — Передайте, пожалуйста: в шесть не смогу, буду в половине седьмого. — И, по-детски потешив самолюбие, откинулась на диван, только теперь ощутив, что дрожит всем телом, только теперь осознав, что сделала.

Согласилась снова встретиться с отцом — в его владениях, без всякой поддержки, совершенно безоружная. И вдруг ей нестерпимо захотелось взять с собой Джека, чтобы он, как и много лет назад, был рядом. Но как попросить его об этом, она не знала.

Потрясением для нее было увидеть не дом — все эти годы она часто проезжала мимо и знала, что он ветшает, а отец не из тех, кто станет тратить деньги на столь бесполезную затею, как внешняя отделка, — а самого отца.

Джорджия изредка встречала его, и для нее уже не составляло секрета, что он сильно сдает. Знакомые в больнице сообщали ей о его посещениях врачей — невропатолога, кардиолога, ревматолога, — и она радовалась: отец приходит лишь для обследований. Но она не видела его уже несколько месяцев и, когда он открыл перед ней дверь, поразилась: как постарел, осунулся за последнее время. И ее больно поразила мысль, что только теперь он позволяет ей узнать все это. При виде человека, которого когда-то любила и боялась больше всех на свете и который теперь стал немощным стариком, все у нее внутри перевернулось. Отец такой же человек, как все…

— Здравствуй, папа. — Голос ее прозвучал как у четырнадцатилетней девчонки.

— Джорджия, — только и ответил он. Увидев, что он застыл на месте и не приглашает ее войти, она переступила с ноги на ногу и с усилием проговорила:

— Давненько мы не виделись.

— Да, — кивнул он.

Она поняла: хочет заставить ее просить позволения войти в этот дом, который был когда-то ее домом. Сглотнув комок в горле, напомнила себе, что перед ней ее отец, и тихо произнесла:

— Ты не собираешься пригласить меня в дом?

Он шагнул в сторону, и, прежде чем он успел хлопнуть дверью у нее перед носом, она вошла. Внутри все в точности так, как тогда, когда она уезжала в колледж, даже запах тот же: пыль и остатки недоеденного ужина…

Странно, насколько четко такие вещи запечатлеваются в памяти: всего лишь повеяло старым, знакомым запахом — и она снова беспомощный, беззащитный подросток. И засомневалась: да правильно ли она поступила, придя в дом к отцу?

Тихий щелчок захлопнувшейся за спиной двери… Она вздрогнула, стремительно обернулась, охваченная желанием поскорее покончить со всем этим, и без обиняков спросила:

— Почему ты пожелал встретиться со мной? Он внимательно оглядел ее.

— Не лучше ли пройти в гостиную, сесть? Кофе хочешь?

— Нет, спасибо. Я предпочла бы перейти к делу.

— Ну а я сяду, мне уже нелегко долго стоять на ногах. Я теперь не тот, что прежде.

Она кивнула, гадая, нет ли в его словах скрытого смысла или он просто морочит ей голову… Никогда ей не удавалось проникнуть в его мысли. Так часто бывало: у отца на уме вот это, думала она, а он буквально оглушал ее неожиданным словом или поступком.

— Хорошо, — она направилась в гостиную, — я сяду, но вообще я ненадолго.

В доме было тепло, даже слишком тепло; она сняла куртку, закатала рукава пушистого свитера, устроилась на диване — именно здесь она сидела когда-то, выслушивая наставления отца, — и уставилась перед собой невидящим взором. Отец уселся в старинное кресло у камина — именно тут он сидел, делая ей выговоры. Некоторое время оба молчали.

Наконец Грегори Лавендер, убедившись, что дочь не предпримет первая никаких попыток начать разговор, вымолвил:

— Я так понял, что Джек Маккормик вернулся в Карлайл.

Джорджия, вскинув голову, смело встретилась с ним взглядом. Так вот почему отец позвал ее — не для того, чтобы выяснить наконец отношения с единственной дочерью, а потому, что Джек вернулся в город.

— Да, — спокойно ответила она, — это так. Он помолчал, сплел пальцы под подбородком.

— И ты, насколько мне известно, виделась с ним.

В груди у Джорджии вспыхнул огонь, разлился жаром по шее; она стиснула зубы — ей уже не четырнадцать лет, и она может делать что хочет, встречаться с кем ей угодно.

— Хотя тебя это никак не должно касаться — да, виделась.

Уронив руки на колени, Грегори Лавендер небрежно закинул ногу на ногу, продолжая спокойно разглядывать дочь.

— До меня даже дошло, что сегодня ты почти весь день провела в его номере.

Она пулей вскочила с дивана, сунула, не сказав ни слова, руки в рукава куртки, вытащила из-под воротника волосы и направилась к двери. Не станет она сидеть и слушать, как ее отчитывают за встречу с Джеком. Она не ребенок, черт возьми, и не обязана перед ним оправдываться!

Не было ничего дурного в ее встречах с Джеком Маккормиком двадцать лет назад, и сейчас нет ничего плохого. Если отец решил вернуть ее под свой каблук, его ждет жестокое разочарование. Она подошла уже к двери, почти покинула отцовский дом, но голос Грегори Лавендера остановил ее:

— С годами у тебя появился характер. Стремительно обернувшись, она сверкнула взглядом, ледяным тоном ответила:

— Характер у меня был уже в детстве. Просто ты никогда не удосуживался обратить на это внимание.

— Возможно, ты и понятия не имеешь, на что я обращал внимание.

— Едва ли.

Ответ дочери ошеломил его, но маска так же быстро вернулась на его лицо, и Джорджии снова оставалось только гадать, каковы же истинные его чувства. Она всегда ненавидела эту его черту — способность полностью скрывать свои мысли и переживания, в то время как сама она всегда оказывалась беспомощно обнаженной перед окружающим миром.

— Итак, после стольких лет ты снова впустила его в свою жизнь, — констатировал Грегори Лавендер.

Она замялась, недоумевая, стоит ли тратить силы на споры с отцом, ведь его мнение, по крайней мере касательно Джека, никогда не имело для нее значения. И все же услышала, как отвечает:

— Во многих отношениях Джек и не покидал мою жизнь.

— Это не тот мальчишка, которого ты помнишь.

Она вздернула подбородок, сама не понимая, почему эти слова так ее задели.

— Знаю.

— Сейчас он причинит тебе гораздо больше боли, чем тогда.

Она выдавила из себя смешок, начисто лишенный веселья.

— А тебе разве не все равно?

Отец молча все смотрел и смотрел на нее, и от его спокойного взгляда ее, как и когда-то давно, охватил озноб. Пришлось собрать все силы, чтобы не расслабиться, признавая безоговорочное поражение. Она выдерживала его взгляд, сопротивляясь инстинктивным потокам детских страхов, и первым отвести глаза пришлось Грегори Лавендеру.

— Джорджия, ничего хорошего от него не жди. — Он отвернулся к дивану, с которого она только что встала.

— Не тебе это решать.

— Ты многого не знаешь о нем…

— Это не твое дело, папа! — оборвала она его, чувствуя, как ее поднимает, поддерживает неведомая сила. — Не было твоим раньше, не твое и теперь.

— Вот как? — В голосе его сквозило презрение.

— Да, не твое дело. Я больше не ребенок, и ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь. Двадцать лет назад ты отвернулся от меня…

— Это я отвернулся от тебя? — встрепенулся он.

— И все эти годы я прекрасно обходилась без тебя, — продолжала она, не обращая на него внимания. — Ты больше не разбудишь во мне тех чувств, что удавалось тебе будить прежде. Все это давно позади.

Обдумав вспышку дочери, Грегори Лавендер решил оставить ее без замечаний, а вместо того спросил:

— Тебе известно, что я вот-вот потеряю свою компанию?

Вот они и подошли наконец к истинной причине ее присутствия здесь.

— Я слышала, у тебя финансовые затруднения. Это всем в городе известно. Но что ты теряешь компанию — для меня новость.

— «Теряешь» не совсем точное слово. У меня ее отнимают. Против моей воли.

Джорджия недоуменно взглянула на него.

— Как это можно — отнять компанию против твоей воли?

— Кто-то скупает мои акции быстрее, чем я могу уследить, и расплачивается значительно выше их наличной стоимости.

— Кому нужна компания, дела которой идут неважно?

Словно подстегнутый ее вопросом, за спиной у нее раздался стук в дверь. Отец молча улыбнулся. Как-то странно, подумала она. Что означает эта улыбка в такой момент?

— Задай эти вопросы ему, — наконец прозвучал ответ.

Джорджия непонимающе молчала.

— Иди открой дверь.

Автоматически повинуясь застрявшей в мозгу и непроизвольно воскресшей привычке во всем подчиняться отцу, она повернулась к двери. И в тот самый момент, как начала поворачивать ручку, до нее дошло: ответ ей известен; что-то холодное, страшное сдавило грудь, где-то в пыльном воздухе явственно раздались голоса — спокойный голос Джека и ее собственный: «Я… приобретаю компании, которые обанкротились или близки к этому. Затем вкладываю в них по-крупному — деньги и время, — чтобы они снова поднялись на поверхность. А когда дела налаживаются, продаю их и получаю гораздо больше, чем заплатил». — «Похоже, дело и прибыльное, и благотворительное». — «Прибыльное — точно». Она отлично помнит этот их разговор.

Нет, этого не может быть! Но, открывая дверь, Джорджия знала, что увидит за ней Джека. Холодный ветер растрепал ему волосы, а синие глаза стали как льдинки. По телу ее пробежала дрожь, но не от мороза, и она подняла руку ко рту.

— Пожалуйста, скажи, что это не ты! — прошептала она.

Джек сразу понял, что она имеет в виду. Несомненно, Грегори Лавендер пригласил его сюда по тем же причинам, что и ее. Похоже, все нити по-прежнему у него в руках. Судя по всему, ничто не изменилось.