"Операция «Миф»" - читать интересную книгу автора (Безыменский Лев)

Начало большой лжи

Как часто замечаешь: происходят бурные события, люди радуются, страдают и даже умирают, а в документах остаются лишь факты, даты, а порой ни того, ни другого.

Все, что совершалось солдатами и офицерами поисковых групп, часто фиксировалось небрежно. Может быть, потому, что одно событие накладывалось на другое. Кроме того, служебное рвение одних не нравилось другим, желавшим присвоить себе лавры находок. Среди искавших поговаривали, что комендант Берлина генерал Берзарин даже пообещал звание Героя Советского Союза тому, кто найдет Гитлера.

Не забудем, что это были дни величайшего военного и политического напряжения. Надо было завершить великую битву (кстати, сделать это быстро, пока союзники не подошли близко к Берлину), освоиться в огромном, чужом городе, осуществить капитуляцию многомиллионного вермахта, подписать текст, устраивающий Сталина, не дать западным союзникам присвоить себе лавры победы. В этих условиях все, чем занимались армейские, в том числе «смершевские», низы, не доходило до верхов, до Сталина. У него, безусловно, были другие заботы, чем поиски останков Гитлера.

Что же и как было доложено Сталину?

Ответ можно дать, но не совсем полный. Дело в том, что в нашем распоряжении есть хранившиеся в Кремле архивы общего отдела ЦК КПСС — фонд Политбюро и фонд Иосифа Виссарионовича Сталина. Есть записи телефонных докладов по ВЧ. Но нет записей о том, что устно докладывалось Сталину. А, как свидетельствуют знатоки, Сталин предпочитал личные доклады. Что касается высших чинов вроде Берия или Жукова, то и они предпочитали сами устно докладывать Верховному главнокомандующему.

То, чем открывается досье под условным наименованием (оно принадлежит мне) «Сталину о Гитлере», — некий синтез устного и письменного доклада. Он датирован 1 мая 1945 года, более точно — 5 часами и 5 минутами утра этого достопамятного дня. Гриф: «Весьма спешно, совершенно секретно». Рукой сталинского секретаря Поскребышева вписано:

«От тов. Жукова».«Товарищу Сталину

На участке 8 гвардейской армии явился начальник генерального штаба сухопутных сил генерал от инфантерии КРЕПС, который заявил следующее:

1. 30.4. в 15.50 по берлинскому времени Гитлер покончил жизнь самоубийством… » [63].

Об этой знаменитой миссии генерала Кребса (в документе он ошибочно назван Крепсом) написано немало, в том числе и мною. Кребс принес письмо, подписанное Геббельсом и Борманом и предлагавшее Сталину не капитуляцию, а переговоры. Письмо он отдал Чуйкову, который немедля переслал его Жукову. Запись «Сталину лично от Жукова» была продиктована по ВЧ и принята в 5 часов 05 минут. Вслед за этим был продиктован по телефону полный текст документов Геббельса — Бормана. В 10 часов было принято следующее сообщение от Жукова (опять же с надписью рукой Поскребышева) с текстом документа, принесенного Кребсом [63] :

«Берлин. 30 апреля, имперская канцелярия.

Сообщение:

Мы уполномочиваем начальника генерального штаба сухопутных сил генерала пехоты Кребса для передачи следующего сообщения:

Я сообщаю вождю советских народов, как первому из не немцев, что сегодня 30.4.1945. в 15.50 вождь немецкого народа Адольф Гитлер покончил жизнь самоубийством…»

Следовал длинный текст послания Геббельса и Бормана и добавление от Жукова с изложением вопросов, заданных Кребсу. На вопрос, где зарыто тело Гитлера, «Кребс ответил, что Гитлер застрелился в Берлине, а труп сожжен согласно завещанию от 30.4.45».

Признаюсь, в тот октябрьский день 1994 года, когда я увидел этот документ в Архиве Президента РФ, я испытал странное чувство. Потому, что перевод немецкого текста, который согласно записи на документе диктовал из Берлина генерал Бойков в Москву генералу Соколову для Сталина, принадлежал мне. В то утро я, как офицер 4-го отделения разведотдела штаба фронта, был вызван к маршалу Жукову в блиндаж его командного пункта. За столом сидел маршал, рядом — генералы: начальник его штаба генерал Малинин, начальник оперативного отдела Бойков, начальник разведки Трусов. Мне было приказано переводить с маленьких листков плотной бумаги текст, напечатанный неестественно крупным шрифтом (это был, как я позднее узнал, шрифт специально для близорукого фюрера). Кстати, на первой же фразе я запнулся, сказав:

— … первому из не немцев.

Жуков поморщился:

— Что за ненемцы?

Действительно, это звучало некрасиво, а у меня не хватило находчивости перевести «первому не из немцев». Но Жуков махнул рукой:

— Ладно, переводите дальше…

Я выполнил приказ. Жуков слушал, а генерал Бойков, держа в руке трубку ВЧ, фразу за фразой диктовал дежурному генералу Ставки текст. В Москве его приняли, отпечатали и положили на стол Сталина с регистрационным номером Генштаба. Это и были первые документы досье «Сталину о Гитлере».

Следующий документ, адресованный Сталину, был датирован 5 мая. На этот раз начальник Главного разведуправления (ГРУ) генерал-полковник Федор Кузнецов докладывал на 5 страницах «донесение разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта о судьбе Гитлера, Геббельса, Гиммлера, Геринга»,составленное по показаниям пленных генералов. Это было подробное донесение с подзаголовками: «О Гитлере», «О Геббельсе» и т.д. По Гитлеру сообщались показания пленных — начальника берлинского гарнизона генерал-полковника Вейдлинга, адмирала Фосса, генерала Баура (личного пилота Гитлера). Все они единодушно показывали о самоубийстве фюрера, Баур ручался, что не вывез его из Берлина [64].

Также 5 мая по телефону ВЧ от Жукова Сталину продиктовали подробные показания Вейдлинга, который, со слов приближенных Гитлера, сообщал, что в «15 часов дня (по берлинскому времени) Гитлер с женой покончил самоубийством путем принятия яда, после чего Гитлер еще застрелился. Они также заявили, что по особому желанию Гитлера он и его жена были немедленно сожжены в саду имперской канцелярии» [65].

18 мая Кузнецов дополнил эти данные показаниями пленных генерала СС Раттенхубера (начальник охраны ставки) и адъютанта Гитлера Гюнше. Оба они были взяты в плен в Берлине и срочно вывезены в Москву, Раттенхубер дал письменные показания в Москве 11 мая, Гюнше —14-го. Обоих допрашивали не в органах «СМЕРШ», а в ГРУ, то есть в военной разведке, которой принадлежит честь отправки первой информации Сталину относительно самоубийства Гитлера и его жены. Показания Раттенхубера были очень подробны, причем он утверждал, что Гитлер отравился, а затем камердинер Линге «для верности» пристрелил его. Он приводил 12 аргументов в пользу того, что Гитлер мертв [66].

Что же касается контрразведчиков, то они занимались «черновой работой», результаты которой пока не находили выхода в «высшие сферы». Может быть, потому, что Лаврентий Берия знал о разговоре, состоявшемся в кабинете Сталина 4 мая, когда в присутствии генералов Антонова и Штеменко обсуждался вопрос о донесениях из Берлина. Сталин заявил, что верить сообщениям о смерти Гитлера не следует. Об этом, конечно, узнали Серов в Берлине и Берия в Москве. Поэтому обобщенные данные пока составлялись на более низких уровнях, в первую очередь в отделе «СМЕРШ» 3-й ударной армии. В нем и был составлен отчет, озаглавленный сугубо служебным термином «Спецсводка».В нем были изложены факты, обнаруженные после находки трупов Геббельса и его семьи [67] :

— находка двух трупов — мужского и женского (датой указывалось не 4, а 5 мая);

— медицинское обследование и обнаружение верхней и нижней челюстей мужского трупа;

— поиск с целью находки свидетелей, которыми оказались Хойзерман (в документе — Гойзерман) и Эхтман;

— предъявление им челюстей и зубных мостов обоих трупов и опознание;

— обнаружение 13 мая нового свидетеля — Менгерсхаузена (в документе — Менгесхаузена).

Спецсводка завершалась осторожным выводом:

К спецсводке были приложены копии допросов Хойзерман, Эхтмана, Менгерсхаузена. Всю документацию начальник отдела Мирошниченко отправил своему начальнику генералу Вадису. На основании спецсводки Вадис стал составлять собственный документ, уже не столь подробный, как у Мирошниченко, и, главное, без обилия фамилий с советской стороны. В управлении Вадиса он был готов 25 мая. Этот насчитывающий 8 страниц документ практически является итоговым донесением о работе контрразведки с 2 по 25 мая [68] . Если бы в делопроизводстве, относившемся к Гитлеру, все шло нормально, то Вадис должен был отправить отчет в Москву своему начальнику Абакумову. Он так и сделал. Однако 29 мая отправил Абакумову странную депешу [69] :

Откуда такой «извинительный» тон? Действительно, 22 мая 1945 года Вадис передал шифром на имя Абакумова, а также Берия донесение по этому вопросу. Сначала речь шла о Геббельсе и его семье, затем — о Гитлере [70] :

Далее Вадис приводил данные опознания Хойзерман и Эхтмана и завершал доклад своим не совсем грамотно изложенным заключением:

Эта записка пошла 22 мая, а затем 23 мая тот же Вадис по требованию Серова послал более подробное сообщение на 8 страницах. Но почему только 22-го? Ведь комиссия Шкаравского закончила работу значительно раньше?

Конечно, берлинские контрразведчики боялись ошибиться и взять на себя столь щекотливое дело. 17 мая в Берлин прибыл представитель в генеральском чине из Москвы, который занялся перепроверкой всех сведений. 18-го он прибыл в Финов, где находился отдел «СМЕРШ» 3-й ударной армии и были захоронены останки. Здесь была произведена частичная эксгумация. Одновременно в присутствии прибывшего генерала Вадис и Мирошниченко снова допросили Хойзерман и Эхтмана. 23 мая генерал уехал.

Кто же это был? В документации 1-го Белорусского фронта его имя не упоминается. Однако о том, что Сталин поручил НКВД послать специального человека в Берлин, генерал Штеменко слышал собственными ушами [71] . Мне удалось выяснить, что посланцем был генерал-лейтенант Петр Мешик, заместитель наркома внутренних дел, доверенное лицо Лаврентия Берия. Только после проверки Мешика фронтовые власти 23 мая решили донести о результатах своего поиска в Москву. Тогда на тех бумагах, которые уже пошли в ГУКР «СМЕРШ», зачеркивают имя адресата Абакумова и пишут новый адрес — наркому Берия.

Что же написал Вадис? Многое мы уже знаем, но очень важно зафиксировать, что же именно отобрали для Москвы [72]