"Пустая лодка. Беседы по высказываниям Чжуан Цзы" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван)

5. ТРИ УТРОМ

Закон трех утром. Чжуан Цзы очень любил эту историю. Он часто повторял ее. Она прекрасна, со многими смысловыми слоями. Внешне очень простая, она все-таки глубоко отражает деятельность человеческого ума.

Прежде всего нужно понять, что человеческий ум — это обезьяна. Это не Дарвин открыл, что человек произошел от обезьяны. Это давнишнее наблюдение: человеческий ум ведет себя подобно обезьяне. Очень редко случается, чтобы вы трансцендировали вашу обезьянность. Когда ум становится неподвижен, когда ум смолкает, когда в действительности ума вообще нет, тогда вы трансцендировали свое обезьянье подобие.

Что это такое — обезьянье подобие? С какой стороны ни глянь, ум никогда не бывает неподвижен. А пока вы не станете неподвижны, вы не сможете видеть истину. Вы волнуетесь, трепещете так сильно, что ничего не способны разглядеть. Чистое восприятие невозможно. Когда вы медитируете, что вы делаете? Вы приводите обезьяну в состояние неподвижности, покоя, — отсюда и все трудности медитации. Чем больше вы пытаетесь успокоить ум, тем больше он бунтует, тем больше в нем суматохи, беспорядка, тем беспокойнее он становится.

Видели вы когда-нибудь обезьяну, сидящую тихо и неподвижно? Исключено! Обезьяна всегда ест что-нибудь, что-то делает, раскачивается, болтает. То же делаете и вы. Человек изобрел массу занятий. Если нечем заняться, то он будет жевать жвачку; если нечего делать, то он будет курить! Это лишь глупые занятия, обезьяньи занятия. Нужно непрерывно что-то делать, чтобы оставаться занятым.

Вы настолько беспокойны, что вашей беспокойности необходимо так или иначе чем-то заняться. Поэтому, что бы ни делалось для борьбы с курением, эту привычку истребить невозможно. Только в мире, занимающемся медитацией, курение может быть побеждено — иначе бороться с ним бесполезно. Даже если существует опасность умереть, или заболеть раком, или туберкулезом, не удается бросить курить, потому что вопрос тут не просто в курении, вопрос в том, как избавиться от беспокойства.

Люди, повторяющие мантры, могут бросить курить, поскольку они нашли заменитель. Вы можете продолжать повторять: «Рам, Рам, Рам», — и это становится одним из видов курения. Ваши губы работают, ваш рот движется, ваше беспокойство выходит наружу. Так что джапа (japa) может стать способом курения, лучшим сортом, от которого вред здоровью наименьший.

Но, в основе своей, это то же самое — ум ваш не может пребывать в покое. Вашему уму необходимо что-то делать, и не только, когда вы бодрствуете, но даже когда вы спите. Понаблюдайте как-нибудь за вашей женой или вашим мужем во сне, просто посидите тихо два или три часа и понаблюдайте за лицом. Вы увидите обезьяну, а не человека. Даже во сне многое продолжает происходить. Человек занят. Такой сон не может быть глубоким, он не может быть по-настоящему расслаблять, потому что работа все идет и идет. День продолжается, перерыва, отдыха — нет; ум продолжает функционировать, как обычно. Продолжается постоянная внутренняя болтовня, внутренний монолог, и не удивительно, что вам все надоело. Вы сами себе надоели. Все кажется осточертевшим.

Мулла Насреддин рассказывал своим ученикам различные истории, когда внезапно начался дождь — наверное, день был, как сегодня. И прохожий, прячась от дождя, укрылся под тем же навесом, под которым Насреддин беседовал со своими учениками. Этот прохожий просто пережидал дождь, но он не мог не прислушаться.

Насреддин рассказывал длинные истории. Много раз тот человек едва мог сдержаться, чтобы не прервать его, потому что Насреддин нес совершеннейшую чушь. Но он сдерживался снова и снова и говорил себе: «Какое мне дело до этого. Я здесь только из-за дождя, сейчас он закончится, и я уйду. Незачем мне лезть не в свое дело». Но в какой-то момент он не выдержал. Он прервал Насреддина со словами: «Нет уж, довольно. Простите меня, это меня не касается, но вы уж хватили через край!»

Но сначала нужно рассказать вам ту историю и то место, где человек не смог сдержаться…

«Однажды, в годы моей юности, — рассказывал Насреддин, — я путешествовал по лесам Африки, черного континента. И вот как-то раз всего лишь в пятнадцати шагах от меня, вдруг выпрыгнул лев. У меня не было никакого оружия, защититься нечем, я один в лесу. Лев пристально на меня посмотрел и стал ко мне приближаться».

Ученики очень разнервничались. Насреддин остановился на мгновение и взглянул на их лица. Один из учеников воскликнул: «Не томи нас в ожидании, что дальше?»

«Лев подходил все ближе и ближе, пока не оказался всего в пяти шагах от меня», — сказал Насреддин.

«Хватит нас мучить. — взмолился другой ученик. — Расскажи нам, чем все кончилось».

«Это же так очевидно, — ответил Насреддин, — попробуйте догадаться сами. Лев прыгнул и убил меня — и съел!»

Для прохожего это было уж слишком! «Ты утверждаешь, что лев убил и съел тебя, — воскликнул тот, — а сам сидишь здесь живой и рассказываешь об этом?»

Насреддин взглянул на него в упор и удивился: «Ха, и ты называешь это существо живым?»

Посмотрите на лица людей, и вы поймете, о чем он говорил. Вы называете это существо живым? То, которому, влачащему существование, смертельно все надоело?

Как-то раз один человек сказал Насреддину: «Я очень беден. Так жить совершенно невозможно. Как ты думаешь, не покончить ли нам с собой? У меня шестеро детей и жена, моя овдовевшая сестра и престарелые отец и мать. Выжить становится все труднее и труднее. Можешь ли ты что-нибудь посоветовать?»

«Ты можешь заняться двумя вещами и обе они помогут, — ответил Насреддин. — Одна — начни печь хлеб, потому что людям, чтобы жить, приходится есть, так что ты никогда не прогадаешь».

«А другая?» — спросил человек.

«Начни шить саваны для мертвецов, потому что, если люди живы, они умрут. Это тоже недурной бизнес. Оба эти дела хороши — и хлеб, и саваны для мертвых».

Через месяц этот человек вернулся. Он был совсем печален, выглядел даже еще более отчаявшимся. «Похоже, ничего не выйдет, — сказал он. — Я вложил все, что смог наскрести, в дело, как ты посоветовал, но, кажется, все против меня».

Насреддин удивился: «Как такое может быть? Людям нужно есть хлеб, пока они живы, а когда они умирают, их родственникам приходится покупать саван».

«Ты не понимаешь, — ответил человек. — В нашей деревне никто не живет и никто не умирает. Они все просто влачат существование».

Люди просто влачат существование.

Вам не надо всматриваться в лица других, просто гляньте в зеркало — и вы увидите, что такое «влачить существование» — ни жив, ни мертв. Жизнь так прекрасна, смерть тоже великолепна — влачение безобразно.

Но почему все вы выглядите такими отягощенными, подавленными? Постоянная болтовня ума рассеивает, съедает всю энергию. Постоянная болтовня ума — это постоянная утечка в вашем существе. Энергия ваша рассеивается, теряется. У вас никогда не достанет сил ощутить себя живым, молодым, бодрым, а если вы не цветущи, не молоды, если вы измотаны, если вы вообще не живы, то и смерть ваша тоже будет очень вялой тоскливой историей.

Тот, кто живет напряженно, интенсивно, ярко, ярко и умирает, а когда смерть ярка, сильна, то она красива, она прекрасна сама по себе. Живущий полной жизнью, и умирает полной смертью, а где бы ни проявлялась эта полнота, эта глубина, там рождается красота. Смерть безобразна, но не из-за смерти, а из-за того, что вы никогда не жили нормально. Если вы никогда не были живы, так вы не заработали и красивой смерти. Ее надо заработать. Нужно жить так широко, тотально, так целостно, чтобы можно было умереть тотально, сразу, а не по частям. Вы живете местами, частично, по кускам, поэтому вы и умираете по кускам. Одна часть умирает, затем другая, потом еще одна, — а в итоге вы тратите много лет на то, чтобы умереть. И тогда все это, вся эта ваша смерть, становится безобразно. Смерть могла бы быть прекрасна, если бы люди были живы. Эта ваша внутренняя обезьяна не дает вам быть живыми, и эта внутренняя обезьяна точно также не позволит вам красиво умереть. Эту постоянную болтовню необходимо прекратить!

Но что же это за болтовня, в чем тут дело? А дело в этих самых «трех утром», постоянно продолжающихся в уме. Чем вы занимаетесь в своем уме? Вы постоянно рассчитываете: сделать то, не делать этого, построить такой дом, продать тот дом; сменить этот бизнес на другой, потому что там прибыль будет больше; поменять эту жену, этого мужа. Чем вы занимаетесь? Просто перебираете варианты.

Чжуан Цзы говорит о том, что, если в конечном счете, после всего, вы взглянете на результат, то обнаружите, что он всегда будет одним и тем же. Семь. Дали тебе три банана утром и четыре вечером, или наоборот — четыре банана и три вечером — в сумме их семь. Это один из самых тайных и точных законов: результат всегда тот же самый.

Вы можете быть не в состоянии это уразуметь, но когда нищий или император умирают, их итог одинаков. Нищий жил на улицах, император жил во дворцах, но итог тот же самый. Богач и бедняк, преуспевающий и неудачник, — итог один и тот же. Если вы взглянете на итог, подводимый жизнью, то вы поймете, что имел в виду Чжуан Цзы под этими «тремя утром».

Что же происходит? Жизнь не беспристрастна, жизнь не пристрастна, жизнь абсолютно безразлична к вашему выбору вариантов — ее не волнуют те расчеты, что делаете вы. Жизнь — это дар. Вы можете сколько угодно переставлять местами слагаемые, итог от этого не изменится.

Богатый питается лучше, но утрачивает голод; он не может испытать настоящее чувство голода. Соотношение всегда одинаково. У него прекрасная постель, но с этой постелью приходит и бессонница. Он создал прекрасные условия для сна. Он должен бы впасть в сушупти (sushupti) — в то, что индусы называют бессознательным самадхи — но этого не происходит. Он не может уснуть. Он всего лишь изменил вариант расстановки слагаемых.

Нищий спит прямо под открытым небом, на улице. Все идущие по дороге проходят мимо него, спотыкаются об него, а нищий спит. У него нет постели. То место, на котором он спит, неровное, жесткое и неудобное, но он спит. Нищий не в состоянии раздобыть приличной еды, это невозможно, поскольку ему приходиться просить подаяния. Но у него отличный аппетит. Сумма не изменилась, конечный итог тот же самый. Результат: семь.

Преуспевающий человек не только преуспевает, с успехом к нему приходят все виды неприятностей. Неудача — это как раз не неудача, с ней приходит множество благословений. Итог всегда одинаков, но для осознания этого итога необходимо проникнуть в суть и осмотреться, нужна ясная перспектива. Нужны глаза, способные взглянуть на результат, потому что ум может смотреть только на фрагменты, на слагаемые. Если ум смотрит с утра, то он не в силах разглядеть, что будет вечером; если он смотрит вечером, то утро уже забыто. Ум не может окинуть взором весь день в целом, ум фрагментарен.

Только медитативное сознание может охватить все, целиком, от рождения до смерти — и тогда результат всегда — семь. Вот почему мудрец никогда не пытается переставить слагаемые. Вот почему на Востоке никогда не случалось революции — поскольку революция означает всего лишь перестановку слагаемых, выбор другого варианта.

Взгляните на то, что случилось в Советской России. В 1917 году на земле произошла величайшая революция. Расклад изменился. Я не думаю, чтобы Ленин, Сталин или Троцкий когда-то слышали историю о «трех утром». Они могли бы многому поучиться у Чжуан Цзы. Но тогда революции бы не было. Так что же в итоге изменилось? Капиталисты исчезли, не стало богатых, не стало бедных. Прежних классов больше не существовало. Но изменились только названия. Появились новые классы. До этого были богатые и бедные, капиталисты и пролетариат — теперь стали начальство и подчиненные. Но расстояние, различие, пропасть между ними остались теми же. Ничто не изменилось. Только теперь капиталиста вы зовете начальником!

Те, кто изучал революцию в России, говорят, что это не социалистическая революция, это революция управления. Между двумя классами остается та же пропасть, та же дистанция, а бесклассового общества как-то так и не появилось.

Чжуан Цзы очень смеялся бы. Он бы рассказал эту историю. Что вы сделали? Управляющий, начальник получил власть; подчиненные, управляемые — остались власти лишены.

Индусы говорят, что кто-то всегда будет власть имущим, управляющим, а кто-то всегда будет подчиненным. Существуют шудры (sudras) и кшатрии (kshatriyas); это не просто названия, это типы людей. Индусы разделили общество на четыре класса и они утверждают, что общество никогда не сможет быть бесклассовым. Это не вопрос общественного договора, соглашения — существуют четыре типа людей. Пока вы не измените сам этот тип, никакая революция не поможет.

Они утверждают, что есть тип трудящихся, работников — шудры, которые всегда останутся управляемыми. Если никто ими не управляет, они будут в растерянности, они будут несчастны. Они нуждаются в ком-то, кто распоряжается, приказывает, они нуждаются в ком-то, кому они могут подчиняться, они нуждаются в ком-то, кто может взять на себя всю ответственность. Они не готовы принять ответственность. Таков этот тип. Если начальник, управляющий неподалеку, то только тогда люди этого типа будут работать. Если начальства нет, он будут попросту сидеть сложа руки.

Управляющий может быть тонким, очень специфическим явлением, даже невидимым. Например, в капиталистическом обществе управляет мотив выгоды. Шудра работает не потому, что он любит работу, не потому, что работа — его хобби, не потому, что это творчество, но потому, что ему нужно кормить себя и свою семью. Если он не будет работать, кто его накормит? Мотив выгоды, материальной заинтересованности, голод, тело, желудок — вот что подталкивает его, управляет.

В коммунистическом обществе этот мотив, этот стимул не работает. Там приходится ставить видимых, осязаемых управляющих. Говорят, что в сталинской России на каждого гражданина было по милиционеру; иначе было бы трудно управлять, потому что мотива выгоды, стимула материальной заинтересованности больше не было. Необходимо его заставить, необходим приказ, к нему постоянно должны придираться, только тогда шудра станет работать.

Всегда существует тип бизнесмена, торговца, который наслаждается деньгами, богатством, самим процессом накопления. Он будет это делать — как он это будет делать, значения не имеет. Если доступны деньги, он будет собирать деньги; если деньги недоступны, тогда он будет собирать марки. Но он будет это делать, он будет собирать, копить. Если марки недоступны, он будет собирать последователей — но собирать он будет! Ему нужно оперировать числами. Он будет иметь десять тысяч, двадцать тысяч последователей, миллион последователей. Это такое же высказывание, как и то, что у него миллион рупий!

Обратите свой взор к вашим садху — чем больше у них последователей, тем более они велики. Таким образом, последователи — это ничто иное, как счета в банке. Если никто не следует вам, то вы никто — тогда вы бедный гуру. Если множество людей, толпы следуют за вами, тогда вы богатый гуру. Что бы ни произошло, бизнесмен будет собирать. Он будет считать. Такая материальность, вещественность — сверхматериальна, она дана свыше.

Есть воин, который будет воевать — по любому поводу. Он будет сражаться, сражение у него в крови. Из-за наличия людей такого типа мир не может жить в мире. Это невозможно. Раз в каждые десять лет должна быть большая война. И если вы хотите избежать больших войн, тогда пусть у вас будут небольшие, локальные войны, но итог останется тем же. Из-за атомных и водородных бомб большая война стала почти невозможна. Вот почему по всему миру столько горячих точек, внутренних конфликтов: во Вьетнаме, Кашмире, Бангладеш, Израиле, множество мелких войн, но итог будет тем же. За пять тысяч лет человек участвовал в пятнадцати тысячах войн, по три войны в год.

Существует тип, которому нужно воевать. Вы можете изменить этот тип, но изменения будут поверхностны. Если этому воину не позволят сражаться на войне, он будет сражаться как-нибудь по-другому. Он будет сражаться на выборах, или может стать спортсменом — он может сражаться в крикете или в футболе. Но он будет сражаться, он будет соперничать, ему нужен кто-то, кому бросить вызов. Здесь или там, но сражение должно произойти, чтобы удовлетворить его. Вот почему по мере развития цивилизации, людям обязательно должно предлагаться все больше и больше игр. Если тип воина не занять играми, то чем он займется?

Пойдите и понаблюдайте, как люди безумствуют во время матча по крикету, футболу или хоккею, как будто это очень серьезно, как будто они сами участвуют в игре! Сражаются игроки, — а болельщики вокруг них сходят с ума. Вспыхивают драки, происходят беспорядки. На стадионах всегда опасно, потому что тип приходящих туда, — это тип воина. В любой момент все может пойти не так, как предполагалось.

Есть тип брамина, который всегда живет словами, писаниями. На западе такого типа, как брамины, нет; но название не важно, брамины существуют повсюду. Ваши ученые, ваши профессора — все университеты заполнены ими. Они продолжают работать со словами, с символами, создавая и развивая теории, защищаясь, споря. Они продолжают заниматься этим иногда под именем науки, иногда под именем религии, иногда под именем литературы. Имена меняются, но брамин продолжает свое дело.

Существуют эти четыре типа. Вы не можете построить бесклассовое общество. Эти четыре типа сохранятся, и в результате ситуация останется той же самой. Фрагменты могут меняться, слагаемые можно переставлять. Утром вы можете делать одно, вечером что-то другое, но итог всего дня останется прежним.

Я слышал о молодом ученом, отец которого был против его научных исследований. Отец всегда считал, что это бесполезно. «Не трать понапрасну время, — заявил он своему сыну. — Лучше выучись на врача, это будет более практично и для людей полезнее. Голые теории, абстрактные физические теории, никому не помогают». В конце концов он убедил своего сына, и тот стал врачом.

Первый пациент, пришедший к нему, страдал пневмонией в очень тяжелой форме. Доктор справился по своим книгам — потому что был абстрактным мыслителем, брамином. Он сверял то одно, то другое. Пациент стал проявлять нетерпение, он спросил: «Долго еще?»

Ученый, ставший теперь врачом, ответил: «Сомневаюсь, чтобы была хоть какая-то надежда. Вы умрете. При этой болезни летальный исход неизбежен, она неизлечима». Пациент, который был портным, пошел домой.

А две недели спустя врач проходил мимо его дома и увидел этого портного за работой, здорового и полного сил. «Как, вы все еще живы? — поразился он. — Вы же должны были давно уже умереть. Я сверялся с книгами, это невозможно. Как вам удалось остаться в живых?»

«Вы сказали мне, что в течение недели мне предстоит умереть, — объяснил портной, — вот я и подумал: „Тогда почему бы не пожить в свое удовольствие? Осталась всего неделя…“ А моя слабость — это картофельные блины, так что я вышел из вашей приемной, пошел прямо в кафе и съел тридцать два картофельных блина — и в ту же секунду я ощутил огромный прилив сил. И теперь я в полном порядке!»

Доктор сразу же записал в своем блокноте, что тридцать два картофельных блина — верное средство от тяжелых случаев пневмонии.

Следующий пациент случайно тоже был болен пневмонией. Он был сапожником. «Не беспокойтесь. Я только что открыл средство от этой болезни, — сказал ему доктор. — Немедленно пойдите и съешьте тридцать два картофельных блина, не меньше тридцати двух, — и вы будете в порядке; в противном же случае вы умрете в течение недели».

Через неделю доктор постучался в дверь дома сапожника. Она была заперта. «Он умер, — сказал ему сосед. — Ваши картофельные блины убили его». Доктор тотчас же записал в блокноте: «Тридцать два картофельных блина помогают портным, но убивают сапожников».

Это — абстрактный ум. Он не может быть практичным, это — брамин.

Вы можете изменить наружность, вы можете намалевать лицо, надеть маску, но внутренний тип остается неизменным. Поэтому Восток не затруднял себя революциями. Восток ждет; и те, кто на Востоке мудр, видя происходящее на Западе, знают, что вы забавляетесь с игрушками. Все ваши революции — это игрушки. Рано или поздно, вы придете к тому, что осознаете закон о «трех утром».

Что это за «три утром»? Должно быть, ученик задал вопрос Чжуан Цзы, потому что, когда кто-нибудь упоминал революцию или переворот, Чжуан Цзы хохотал и восклицал: «Закон о трех утром». Поэтому ученик, видимо, спросил: «Что это за „три утром“, о которых ты всегда упоминаешь?»

И Чжуан Цзы пояснил:

Потому что раньше они получали четыре банана утром и три вечером. Ясное дело, они рассвирепели! «Ты что это выдумал?! Мы всегда получали четыре банана утром, а теперь ты заявляешь: „Три“. Мы такого не потерпим».

Тогда дрессировщик предложил:

Таким вариантом животные остались довольны.

В итоге все осталось по-прежнему… но обезьяны не могут разглядеть результат. Это было утром, поэтому они могли видеть только утро. Заведенный порядок был таков: каждое утро они получают по четыре банана, и они ожидали четырех бананов, а тут этот человек говорит: «По три банана утром»! Он урезает порцию на один банан. Ну как такое стерпеть! Они начали сердиться, они взбунтовались.

Но этот обезьяний дрессировщик, надо полагать, был мудрым человеком. Если вы не мудры, то трудно быть дрессировщиком обезьян. Я знаю это из своего собственного опыта. Я — дрессировщик обезьян.

Дрессировщик обезьян сказал: «Ладно, тогда не беспокойтесь. Я буду придерживаться старого варианта. Вы получите по четыре банана утром и по три вечером». Обезьяны были счастливы. Бедные обезьяны! — они могут быть счастливы или несчастны без какой-либо на то причины. Но этот человек обладал большей перспективой. Он мог видеть, он умел складывать четыре плюс три. Результат был все тем же — им выдавалось по семь бананов в день. Как они получили их и каков был вариант, из каких слагаемых получилась сумма, значения не имеет. Оба варианта были одинаковы, число бананов осталось прежним, но в одном случае обезьяны были недовольны, а в другом они были прямо-таки счастливы.

Так работает ваш ум: вы просто продолжаете переставлять слагаемые. При одном варианте расстановки их вы чувствуете себя удовлетворенными, при другом вы несчастны — а в итоге все остается тем же. Но вы никогда не смотрите на результат. Ум не может видеть то, что стоит за знаком равенства. Только через медитацию можно разглядеть итог. Ум смотрит на слагаемые, на фрагменты, он близорук, очень близорук. Поэтому, когда бы вы ни испытывали наслаждение, вы немедленно бросаетесь в него сломя голову, вы никогда не задумываетесь, не смотрите, а что же будет вечером. Когда появляется наслаждение, в нем всегда сокрыты страдание, боль. На это указывает весь ваш опыт, но вы этого не сознаете. Страдание придет вечером, а удовольствие — вот оно, здесь, утром, сейчас.

Вы никогда не вглядываетесь в то, что спрятано, в то, что невидимо, в то, что скрыто. Вы смотрите только лишь на поверхности, и сходите с ума. Вы занимаетесь этим всю свою жизнь. Вы попадаетесь на фрагменты, на внешность. Многие люди приходят ко мне и говорят: «В начале, когда я женился на этой женщине, все было прекрасно. Но счастье разрушилось в несколько дней. Теперь все стало безобразно, теперь это — сплошной кошмар».

Однажды произошла автомобильная авария. Машина перевернулась и оказалась в кювете. На земле возле нее лежал совершенно изувеченный человек, почти без сознания. Подошел полицейский и стал что-то заполнять в своем блокноте. «Вы женаты?» — спросил он этого человека.

Тот сказал: «Я разведен. О, это была самая большая неприятность из тех, что выпадали на мою долю».

Говорят, что знающие, что такое семейная жизнь, никогда не женятся. Но как вы можете узнать, что произойдет в браке, кроме как заключив его? Вы смотрите на человека, на фрагмент — на его внешность, но часто внешность эта, когда вы позднее, после всего, оглянетесь назад, покажется вам весьма дурной.

Цвет глаз — что за глупость! Как ваша жизнь может зависеть от цвета ваших или чьих-то еще глаз? Как может ваша жизнь быть прекрасной только из-за цвета глаз? — маленький пигмент, достойный трех или четырех пенни. Но вы становитесь романтичны: «О, глаза, цвет глаз». Тогда вы сходите с ума и решаете: «Если я не женюсь на этой женщине, жизнь моя будет потеряна, я покончу с собой».

Но вы не ведаете, что творите. Невозможно прожить цветом глаз вечно. В течении двух дней вы привыкнете к этим глазам, и вы их забудете. Тогда перед вами целая жизнь, во всей ее полноте. И тогда начинается кошмар. Еще до того, как заканчивается медовый месяц, наступает кошмар, страдание; человек в его полноте не принимался в расчет — ум не может видеть того, что в итоге. Он смотрит только на поверхность, на фигуру, лицо, волосы, цвет глаз, на походку женщины, на то, как она говорит, звук ее голоса. Это части, но где же весь человек?

Ум ваш не может видеть результата. Ум смотрит на фрагменты, оперирует фрагментами, и он клюет на эти фрагменты. Как только он на крючке, то появляется итог — итог недалек. Глаза существуют не сами по себе, они — часть всего человека. Если вы попались на глаза, то дело-то иметь вам приходится со всем человеком целиком, а не только с его глазами. И когда возникает, проявляется это самое «целиком», рождается кошмар.

Так кто же в этом виноват? Вам стоило бы принять в расчет всего человека полностью. Но утром ум интересуется только утром и совершенно забывает про вечер. Хорошенько запомните — после каждого утра наступает вечер. Утро всегда переходит в вечер, и ничего с этим не поделаешь, вы не можете его задержать.

Чжуан Цзы говорит:

Обезьяны — это ваши умы; они не могут охватить целое. Из-за этого наступает кошмар. Вы всегда попадаете впросак, вы все упускаете из-за фрагмента. Если вы способны сначала взглянуть на целое, а затем действовать, то ваша жизнь никогда не станет адом. И тогда вы не будете беспокоиться о поверхностном, о внешних вариантах, о расстановке слагаемых, об утре и вечере, потому что тогда вы умеете считать — а бананов в сумме всегда семь. Получили вы утром четыре или три банана, не имеет значения — в день их всего семь.

Мне рассказывали, как маленький мальчик пришел домой из школы очень озадаченным. «Что у тебя за проблемы?» — спросила его мать.

«Я запутался, — объяснил ребенок. — Похоже, наша учительница сошла с ума. Вчера она сказала, что четыре плюс один будет пять, а сегодня она нам сказала, что три плюс два получается пять. Она, должно быть, сошла с ума, потому что когда четыре плюс один — это уже пять, то как могут быть пятью три плюс два?»

Ребенок не может понять, как пять может получаться разными способами — не существует единственного набора слагаемых, дающих в сумме пять. Могут быть миллионы наборов слагаемых, результатом сложения которых будет пять.

Как бы вы ни устраивали свою жизнь, чем бы они ни занимались, религиозный человек всегда смотрит на итог, а мирской человек всегда будет ориентироваться на фрагмент. В этом и заключается различие. Все то, что поблизости, будет приковывать внимание мирского человека, но он не будет видеть скрытого вдали. А отдаленное на самом деле не столь уж и далеко, оно вот-вот станет близким. Оно скоро произойдет. Вечер наступает быстро.

Способны ли вы разглядеть перспективу всей вашей жизни? Говорят, и я думаю, это правда, что когда человек тонет, то внезапно вся его жизнь, целиком, подводя итог, проходит перед его взором. Вы умираете, тонете в реке, времени у вас не осталось, и внезапно в поле зрения вашего ума развертывается целая жизнь от начала и до конца. Как будто весь фильм проходит на экране ума. Но какой прок от этого, если вы умираете?

Религиозный человек оглядывается на результат каждое мгновение. Там вся жизнь, и он действует, исходя из этой перспективы целого. Он никогда не будет сожалеть, как всегда делаете вы. Это неизбежно: как бы вы ни поступили, вы будете об этом сожалеть.

Однажды король решил посетить сумасшедший дом. Директор этого сумасшедшего дома сопровождал его, они заходили в каждую палату. Король весьма интересовался таким явлением, как сумасшествие, он изучал его. Каждому следовало бы интересоваться, потому что это проблема каждого. И вам не нужно отправляться в сумасшедший дом: пойдите куда угодно и изучайте лица людей — вы будете заниматься изучением в сумасшедшем доме!

Один сумасшедший плакал и вопил и бился головой о решетку. Его мучения была столь глубоки, столь искренни, его страдание было таким проникновенным, что король попросил рассказать о том, как этот человек сошел с ума. «Этот человек любил одну женщину, — ответил директор, — но не смог ее добиться, — и попал сюда».

Затем они прошли в другую палату. В ней находился человек, плевавшийся в женский портрет. «А что случилось с этим человеком? — спросил король. — Похоже, он тоже имел дело с женщиной».

Директор объяснил: «Да, с той же самой. Этот человек тоже влюбился в нее, но он ее добился. И поэтому он здесь».

Если вы получаете то, чего хотите, вы сходите с ума; если вы не получаете того, что хотите, вы сходите с ума. В итоге — одно и то же. Что бы вы ни делали, вы будете об этом сожалеть. Фрагмент никогда не может быть полным. Целое столь велико, а фрагмент настолько мал, что вы не можете вывести целое из фрагмента. И, если вы полагаетесь, рассчитываете на фрагмент и соответственно с этим принимаете решения в вашей жизни, вы всегда будете обнаруживать, что все ваши усилия пропали втуне. Вся ваша жизнь будет потрачена зря.

Так что же нам делать? Что Чжуан Цзы хочет, чтобы мы сделали? Он хочет, чтобы мы не были разделены, фрагментарны — он хочет, чтобы мы были полными, целостными. Но не забывайте, что вы можете разглядеть результат лишь тогда, когда вы полны, вы цельны, ибо только подобное может познать подобное. Как вы можете распознать целое, итог, если вы фрагментарны? Если вы разделены, раздроблены на части, целое не отразится в вас. Когда я говорю о медитации, я имею в виду ум, который больше не разделен, в котором все фрагменты слились воедино. Ум, который неразделим, целостен, един.

Такой ум видит в глубину, до самого основания. Он видит от смерти до рождения, он видит от рождения до смерти. Обе противоположности проходят перед его взором. И из этого взора, из этого проникающего видения, рождается действие. Если вы спросите меня, что такое грех, то я скажу: «Действие, проистекающее из фрагментарного ума, это грех». Если вы спросите меня что есть добродетель, то я скажу: «Действие, порожденное цельным умом, есть добродетель». Вот почему грешнику вечно приходится каяться.

Вспомните вашу собственную жизнь, изучите, просмотрите ее всю. Что бы вы ни делали, что бы вы ни выбирали, то или это, все равно у вас ничего хорошего не выходит. Добиваетесь ли вы женщины или теряете ее, в обоих случаях вы сходите с ума. Что бы вы ни выбирали, выбираете вы несчастье. Поэтому Кришнамурти постоянно настаивает на освобождении от потребности выбирать.

Попытайтесь это понять. Вы здесь, слушаете меня. Это выбор, потому что вы, надо полагать, оставили незаконченной какую-то работу, отложили какие-то дела. Вам нужно бы пойти в офис, в магазин, к семье, на рынок, а вы — здесь, слушаете меня. Этим утром вы, должно быть, решали, как вам поступить. То ли пойти послушать этого человека, то ли отправиться на работу, в офис, на рынок. Тогда вы выбрали придти сюда.

Вы сделали выбор — придти сюда. Вы будете сожалеть о своем выборе… потому что даже пока вы здесь, вы не можете быть здесь полностью, тотально: половина ума там, и вы только ждете, пока я закончу, чтобы вы смогли уйти. Но не думаете ли вы, что, выбери вы другой вариант, пойди вы в магазин или в офис, то вы были бы полностью, целиком там? Нет, потому что это опять был бы выбор. Вы будете там, а ваш ум будет здесь. И вы будете сожалеть: «Что я упускаю? Кто его знает, что там происходит, о чем говорится? Кто знает, какие тайны будут открыты там этим утром?»

Поэтому, что бы вы ни выбирали, решаете ли вы придти или не приходить, но, если вы сделали выбор, то это означает, что его желала лишь половина вашей души или чуть больше. Это демократическое, парламентское решение. С большинством ума вы решили, но меньшинство все равно остается. А никакое меньшинство не является чем-то окончательным, и никакое большинство тоже не является чем-то окончательным. Никто не знает их размера, члены партий продолжают менять стороны.

Когда вы пришли сюда, вы решили, вы сделали выбор. Пятьдесят один процент вашего ума захотел придти и сорок девять процентов желали отправиться в офис. Но со времени вашего прихода сюда расстановка сил изменилась. Само решение придти и слушать вызывает это изменение.

Меньшинство, вероятно, стало большинством с тех пор, как вы сюда пришли. Если все еще не стало, то с вашим уходом оно им станет, и вы подумаете: «Два часа потрачены впустую! Как мне теперь их возместить? Не стоило приходить — дела духовные можно отложить, а этот, реальный, мир отложить нельзя. Жизнь достаточно длинна, мы еще успеем помедитировать попозже».

В Индии люди говорят, что медитация — это только для стариков. Раз уж подошел к порогу смерти, можно и помедитировать, но это не для молодых. Медитация завершает список дел; занимайся этим, когда сделал все остальное. Но помните, что никогда не наступает то время, когда все сделано, когда вы слишком стары, чтобы заниматься чем-то еще, когда вся ваша энергия уже растрачена, когда пора начинать медитировать.

Когда вы неспособны ничего делать, то как вы можете медитировать? Медитации нужна энергия, чистейшая, самая живая, витальная — медитации нужна переполняющая энергия. Ребенок может медитировать, но как может медитировать старик? Ребенок легко медитирует, старый человек — нет, он растрачен. В нем нет потока энергии, его река не способна течь, он заморожен. Многие части, многие составляющие его жизни уже мертвы.

Если вы решаете придти в храм, вы страдаете, вы сожалеете. Если вы отправляетесь в офис или на рынок, вы страдаете и сожалеете.

Как-то раз умер монах. Он был очень известным монахом, его знала вся страна. Многие почитали его и считали просветленным. И в этот же день умерла проститутка. Она жила прямо напротив монастыря того монаха. Она была тоже очень знаменитой проституткой, не менее знаменита, чем монах. Они были прямыми противоположностями, существующими по соседству друг с другом, и умерли они в один и тот же день.

Явились Ангелы смерти и вознесли монаха на Небеса; пришли другие Ангелы смерти и потащили проститутку в Ад. Но когда первые Ангелы добрались до Небес, они обнаружили врата закрытыми, а стоявший на вратах сказал: «Вы их перепутали. Этого монаха нужно отправить в Ад, а проститутка должна попасть в Рай».

«Что ты говоришь? — поразились Ангелы. — Этот человек — очень известный аскет, постоянно медитировавший и молившийся. Мы не стали даже уточнять, а прямо пошли и принесли его. А проститутка уже, наверное, в Аду, потому что другие Ангелы потащили ее туда. Нам и в голову не пришло спросить, это казалось совершенно очевидным».

И сказал стоявший на вратах: «Вы перепутали, потому что вы посмотрели только на внешность. Этот монах пользовался медитацией, чтобы превзойти других, а про себя он всегда думал: „Я трачу жизнь впустую. Как прелестна та проститутка, что живет напротив, и так доступна. В любой момент, стоит мне только пересечь улицу. Я занимаюсь кучей какой-то ерунды, бессмыслицы — молюсь, сижу в позе будды, а ничего не достигаю“. Но, боясь потерять репутацию, он не осмеливался этого сделать».

Многие люди добродетельны лишь потому, что они такие же трусы, как и он. Он был добродетельным из-за того, что был трусом — решиться пересечь улицу он не мог. Столько людей знали его, как же он мог пойти к проститутке? Что подумали бы люди?

Трусы всегда боятся общественного мнения. Так он и остался аскетом, так и постился, но мыслями он всегда был с проституткой. Когда у нее бывали гулянье и танцы, он слушал. Он сидел перед статуей Будды, но не Будда был перед его взором. Он не поклонялся; он мечтал, как он будет слушать звуки веселья и в своих мечтах занимался с этой проституткой любовью.

А что же насчет проститутки? Она всегда каялась, каялась и каялась, она знала, что растратила свою жизнь понапрасну. И ради чего? Только лишь ради денег, продавая свои тело и душу. Она всегда посматривала в ту сторону, где стоял монастырь, так завидуя тихой праведной жизни, что шла за воротами монастыря была. Что за удивительные медитации происходили там?

Она страстно желала, чтобы Бог даровал ей хоть один шанс войти в храм. Но она думала: «Я проститутка, нечестивая, мне не следует приближаться к храму». Поэтому она любила ходить вокруг храма снаружи, чтобы хотя бы взглянуть на него с улицы. Какая красота, какая тишина, какое благословение там внутри! А когда там были киртан (kirtan) и бхаджан (bhajan), пение и танцы, она порой причитала, и плакала, и рыдала, представляя, чего она лишена.

Так что стоявший на вратах сказал: «Перенесите проститутку в Рай, а монаха этого бросьте в Ад. Их внешняя жизнь была различной, и их внутренняя жизнь была разной, но, как и любой другой, оба они сожалели».

Мы в Индии изобрели слово, которому нет аналогии ни в одном другом языке мира. Рай и Ад вы найдете везде; все языки на земле имеют слова для обозначения Рая и Ада. У нас есть другое слово: это мокша (moksha), или нирвана, или кайвалья (kaivalya) — абсолютная свобода, которая не является ни Адом, ни Раем.

Если ваша внешняя жизнь — это ад и вы раскаиваетесь в этом, то вы попадете в Рай, как та проститутка, что постоянно жаждала мира медитации и молитвы. А если ваша внешняя жизнь — достойна небес, а внутренняя — это ад, как у того монаха, что мечтал о проститутке, то вы и отправитесь в Ад. Но если вы не делаете выбора, у вас нет покаяний, если вы не выбираете, тогда вы достигнете мокши.

Невыбирающая пробужденность — это мокша, абсолютная свобода. Ад — это рабство, Рай — это тоже рабство. Рай может быть красивой тюрьмой, Ад может быть жуткой тюрьмой — но и то, и другое — тюрьмы. Ни христиане, ни магометане не могут с этим согласится, потому что для них Рай — окончателен, это высшее. Если вы спросите их о том, где Иисус, они ответят неверно. Они говорят: «На небесах с Богом». Это абсолютно не так. Если Иисус на небесах, значит, он не просветлен. Небеса могут быть золотыми, но все равно это тюрьма. Она может быть хорошей, она может быть приятной, но все равно это выбор, выбор против Ада. Добродетель, которая было выбрана против греха, — это решение большинства, но меньшинство всего лишь чуть позади, ждет своей очереди решать.

Иисус в мокше — я это утверждаю. Он не в Раю, он не в Аду. Он полностью свободен от всякого ограничения свободы: хорошо/плохо, грех/добродетель, морально/аморально. Он не выбирал. Он прожил жизнь, свободную от выбора. Это то, о чем я продолжаю вам твердить: избавьтесь от выбора в своей жизни.

Но как возможна свободная от выбора жизнь? Она возможна только если вы способны разглядеть итог, семь; иначе вы будете выбирать. Вы будете говорить: «Надо бы, чтобы это произошло утром, а то вечером», — и вы уверены, что, только лишь перебирая варианты, тасуя слагаемые, вы изменяете результат. Итог нельзя изменить. Итог остается тем же — итог каждого из нас остается прежним.

Поэтому я и говорю, что нет никакой разницы между нищим и императором; утром вы — император, вечером вы будете нищим; с утра вы — нищий, к вечеру станете императором. А в результате — то же самое. Увидьте итог, станьте итогом, и тогда весь выбор исчезает.

Тот дрессировщик обезьян просто взглянул на итог и согласился: «Ладно, вы — глупые обезьяны, если это вас осчастливит, то давайте выберем такой вариант, какой вам нравится». Но если бы он тоже был обезьяной, как другие, началась бы борьба. «Вариант будет этот, — настаивал бы он. — Кто приказывает, кто решает? Кто тут, по-вашему, хозяин? Вы или я?»

Эго всегда выбирает, решает и заставляет. Обезьяны бунтовали, и, будь этот человек тоже обезьяной, они свели бы его с ума. Ему пришлось бы ставить их на место, на их прежнее место. Он бы требовал: «Четырех бананов с утра больше не будет. Я так решил».

Был юбилей — шестидесятилетие — одного человека. Тем вечером он вернулся домой, к жене, с которой прожил без малого сорок лет в постоянных ссорах и конфликтах. Но, придя домой, он был поражен, когда обнаружил, что его жена ожидает его с подарком — парой прекрасных галстуков. Никогда он не думал, что его жена способна на такое. Это было почти невозможно — чтобы она ожидала его возвращения, приготовив ему в подарок пару галстуков. Он ощутил себя таким счастливым, что воскликнул: «Не возись с ужином, я буду готов через пару минут, и мы пойдем с тобой в лучший ресторан».

Он принял ванну, приготовился, и одел один из подаренных ею галстуков. Жена пристально на него взглянула и спросила: «Как?! Ты хочешь сказать, другой галстук тебе не нравиться? Что, другой галстук недостаточно хорош?» Мужчина может надеть только один галстук, но какой бы галстук он бы ни выбрал, случилось бы то же самое: «И что ты хочешь сказать? Другой недостаточно хорош для тебя?»

Это старая привычка ссориться, спорить. Рассказывают про ту же самую женщину, что каждый день она искала какой-нибудь повод поскандалить. И она всегда добивалась успеха, потому что кто ищет, тот всегда найдет. Запомните это: чего бы вы ни искали, вы найдете это. Мир столь обширен, и все существующее настолько разнообразно, богато, что если вы действительно очень сильно жаждете найти нечто, вы это найдете.

Иногда она находила волос на плаще своего мужа, и тогда она скандалила, что он ходит к какой-то другой женщине. Но однажды случилось так, что в течение недели она не могла найти хоть какого-нибудь повода устроить сцену. Она пыталась и так, и этак, но причины, чтобы начать скандал, не находилось. Тогда, на седьмой день, когда муж пришел домой, она стала кричать и бить себя в грудь. «Ну что еще? — сказал он. — В чем дело, что ты теперь-то кричишь?»

А она заявила: «Ты негодяй, ты решил меня перехитрить. Ты бросил ту потаскуху и теперь ты шляешься с лысой любовницей!»

Ум всегда ищет неприятностей. И не смейтесь, потому что это про ваш ум. Своим смехом вы просто обманываете себя. Вы, может, думаете, что это о ком-то другом — это о вас. И что бы я ни говорил, это всегда о вас.

Ум выбирает, и всегда выбирает неприятность, потому что с выбором приходит именно неприятность. Вы не можете выбрать Бога. Если вы выбираете, будет неприятность. Вы не можете выбрать свободу. Если вы выбираете, свободы не будет.

Тогда как же все это получается? Как получается Бог, получается саньяса, получается свобода, получается мокша? Это получается когда вы осознаете глупость выбора. Это не новый выбор, это просто отбрасывание всякого выбирания. Просто, глядя на все это, вы начинаете смеяться. Не из чего выбирать. В итоге — все то же. В конце, вечером, итог будет тем же. Тогда вы перестаете беспокоиться, император вы утром или нищий. Вы счастливы, потому что вечером все приходит к одному и тому же, все выравнивается.

Смерть приравнивает. В смерти нет ни императоров, ни нищих. Смерть подводит итог; а он всегда семь.

Те два варианта были одинаковы. Помните, в сумме число бананов не изменилось. Но в одном случае обезьяны были недовольны, а в другом случае они были счастливы.

Дрессировщик охотно

изменил свое собственное предложение

соответственно конкретным условиям,

ничего от этого не потеряв.

Человек знания всегда смотрит на объективное, истинное положение вещей, и никогда — на свои субъективные ощущения, чувства. Когда обезьяны сказали «нет», то, будь вы дрессировщиком обезьян, вы бы обиделись. Эти обезьяны взбунтовались, они перестали слушаться, ну как такое стерпеть! Это ранило бы вас до глубины души.

Вы гневаетесь даже на мертвые вещи. Если вы пытаетесь открыть дверь, а она не открывается, вы сходите с ума. Если вы пытаетесь написать письмо, а ручка не пишет, то вы начинаете злиться. Вы чувствуете себя задетыми, как если бы ручка делала это сознательно, как если бы кто-то был в лодке.

И это логика не только маленьких детей, это и ваша логика тоже. Если ребенок ушибется об стол, он ударит его, просто так, чтобы расквитаться с ним, и он всегда будет этому столу врагом. Но вы точно такие же — на мертвые вещи, на предметы вы тоже злитесь, вы сходите с ума!

Это субъективно, а мудрец никогда не субъективен. Мудрый всегда смотрит на объективные условия. Он посмотрит на дверь, и, если она заперта, то он попробует ее отпереть. Но он не может на нее злиться, потому что лодка пуста. Нет никого, кто бы пытался придерживать дверь, сопротивляясь вашим усилиям.

Для того, чтобы соответствовать объективным условиям, дрессировщик отказался от предложенного им же варианта. Он взглянул на обезьян и на их умы, но не счел себя оскорбленным — он был дрессировщиком обезьян, а не обезьяной. Он посмотрел и, должно быть, рассмеялся про себя, потому что он знал, что получается в сумме, в результате. И он уступил. Только мудрый человек уступает. Глупый человек всегда сопротивляется. Глупые люди говорят, что лучше умереть, чем согнуться, что лучше сломаться, умереть, чем жить, согнувшись.

Лао Цзы и Чжуан Цзы всегда говорят: "Когда ветер силен, глупые деревья сопротивляются и умирают, а мудрая трава сгибается, покоряется. Гроза проходит, и трава снова выпрямляется, смеясь и наслаждаясь. Трава объективна, большое дерево субъективно. Большое дерево так мнит о себе: «Я — это некто огромный, кто может меня согнуть? Кто может заставить меня сдаться?» Большое дерево будет сражаться с грозой. Глупо сражаться с грозой, потому что гроза пришла не за вами. В этом нет ничего особенного, грозы случаются время от времени, а то, что вы попали под грозу, — это совпадение.

Обезьяны — это животные, и они почитают себя самыми высшими животными! Они не оскорбляют дрессировщика. Обезьяны — это всего лишь обезьяны. Они такие, какие они есть. Они не могут увидеть сумму, они не умеют складывать. Они могут смотреть только на то, что поблизости, но не на то, что далеко — то, что далеко, слишком далеко для них. Для них невозможно задуматься о вечере, они знают только утро.

Итак, обезьяны есть обезьяны, а грозы есть грозы. Зачем обижаться? Они не сражаются с вами. Они только лишь и делают, что следуют своему собственному пути, своим собственным привычкам. Поэтому дрессировщик обезьян не обиделся. Он был мудрым человеком, он уступил, он был, как трава. Когда бы вы ни начинали чувствовать себя субъективно, вспомните это. Если кто-нибудь что-то говорит, вы сразу же чувствуете себя задетым, как если бы это было сказано вам. Вы слишком уж в лодке. Возможно, это и вовсе не для вас было сказано. Другой, скорее всего, выражал его или ее субъективность.

Когда кто-нибудь заявляет: «Ты меня оскорбил», — то он в действительности имеет в виду что-то другое. Если бы он был чуть более разумным, он выразил бы это иначе. Он сказал бы: «Я чувствую себя оскорбленным. Ты, может быть, и не оскорблял меня, но что бы ты ни сказал, я буду чувствую себя оскорбленным». Это субъективное чувство.

Но никто не признает своей субъективности и каждый продолжает проецировать субъективное на объективные условия. Другой всегда говорит: «Ты меня оскорбил». А когда вы слышите это, вы тоже становитесь субъективны. Обе лодки полны, прямо переполнены. И тогда столкновение, вражда, насилие — неизбежны.

Если вы мудры, то, когда другой говорит: «Ты меня оскорбил», — вы взглянете объективно, в чем же тут дело, и подумаете: «Почему он чувствует себя оскорбленным?» Вы попытаетесь понять чувства другого, и, если вы сумеете расставить все на свои места, то вы уступите. Обезьяны есть обезьяны. Зачем же злиться, зачем чувствовать себя оскорбленным?

Рассказывают про Муллу Насреддина, что, на старости лет, его сделали почетным мировым судьей. Первым делом, которое ему пришлось разбирать, оказалось дело об ограблении. Насреддин выслушал потерпевшего и сказал: «Да, ты прав». Но ведь он еще не слышал обвиняемого!

Секретарь суда шепнул ему на ухо: «Вы еще не привыкли к установленному порядку, господин судья. Поймите, так нельзя поступать. Вы теперь должны выслушать другую сторону, прежде чем принять решение».

«Ладно», — кивнул Насреддин.

Другой человек, грабитель, рассказал свою историю. Насреддин выслушал и произнес: «Ты прав».

Секретарь растерялся: «Этот новый мировой судья не просто неопытен, он сумасшедший». Снова он шепнул ему на ухо: «Что вы говорите? Оба не могут быть правы».

«Да, ты прав», — ответил Насреддин.

Таков мудрец, воспринимающий ситуацию объективно. Он уступит. Он всегда уступает, он всегда говорит «да» — потому что, если вы говорите «нет», тогда ваша лодка не пуста. «Нет» всегда происходит от эгоизма. И поэтому, если мудрецу необходимо сказать «нет», то он все-таки будет использовать терминологию «да». Он не скажет открыто «нет», он воспользуется словом «да». Если глупый человек захочет сказать «да», то он столкнется с трудностями из-за того, что он не говорит «нет». Он станет общаться в терминах «нет», и, если ему придется уступить, он уступит весьма неохотно. Он уступит обиженно, сопротивляясь. Тот дрессировщик обезьян охотно уступил.

Дрессировщик охотно

изменил свое собственное предложение

соответственно конкретным условиям,

ничего от этого не потеряв.

Ни один мудрец никогда еще ничего не терял, говоря «да» глупым людям. Ни один мудрец еще ни разу ничего не потерял, уступая. Он лишь приобретал. Когда нет никакого эго, эгоизма, то не может быть никакой и утраты. Утрату всегда ощущает эго: «Я теряю». Почему вы чувствуете, что вы теряете? — потому что вы всегда боялись что-то потерять. Почему вы ощущаете себя неудачником? — потому что вы всегда стремились иметь успех. Почему вы чувствуете себя нищим? — потому что вы всегда мечтали быть императором.

Мудрец просто берет то, что есть. Он принимает то, что в итоге. Он знает — нищий утром, император вечером; или император утром, нищий вечером. Что лучше?

Если мудрого человека вынудить сделать выбор, то он предпочтет быть нищим утром и императором вечером. Мудрый человек никогда не выбирает, но, если вы настаиваете, то он скажет, что лучше быть нищим в начале и императором в конце. Почему? — потому что быть сперва императором, с утра, а затем быть нищим вечером, — это очень трудно. Но все равно это выбор.

Мудрый человек выберет боль в начале и удовольствие в конце, потому что боль с утра задаст вам тон, и после нее удовольствие будет приятнее, чем когда-либо. Удовольствие в начале расслабит вас, и затем боль будет слишком сильна, невыносима.

Восток и Запад выбрали разные варианты. На Востоке в первые двадцать пять лет жизни каждый ребенок должен испытать лишения. Этому принципу следовали тысячи лет до тех пор, пока Запад не появился и не начал доминировать над Востоком.

Ребенок должен был отправиться в джунгли искать учителя, он должен был пройти через всевозможные тяготы. Как нищий, он спал на полу на циновке — никаких удобств не было. Он ел как нищий; ему приходилось ходить в город и просить милостыню для учителя, рубить дрова, водить животных на водопой, пасти их.

В течение двадцати пяти лет он вел самую простую, аскетичную жизнь, был ли он рожден королем или нищим, — разницы не было никакой. Даже императорский сын должен был пройти через это, исключений не делалось. И потом, когда он, наконец, узнавал все стороны жизни, жизнь была так прекрасна, так блаженна.

Но если Восток и был таким удовлетворенным, то это был трюк, выбор соответствующего варианта: ведь что бы ни преподносила вам жизнь, это всегда оказывалось больше того, с чего вы начали. Ребенок переходит жить в хижину. Для него это — дворец, по сравнению с тем, когда он лежал на голой земле безо всякой крыши над головой, там, где было и так тесно. Он спит на обыкновенной кровати — и он на седьмом небе от счастья. Обычные хлеб, масло и соль — это райская пища, потому что в хижине учителя не бывало даже масла. Он счастлив всему, что бы ни даровала ему жизнь.

А вот западная модель противоположна. Когда вы — школьник, студент, то вам предоставлены все удобства. Общежития, прекрасные университеты, красивые комнаты, аудитории, преподаватели; для вас предусмотрено медицинское обслуживание, составлено расписание приема пищи, вас обучают гигиене — обо всем позаботились. А после двадцати пяти лет подобного существования вы брошены в безжалостною битву жизни. Вы стали тепличным растением! — и, что такое борьба, вы не понятия не имеете. Потом вы становитесь клерком в офисе или преподавателем в начальной школе: жизнь превращается в ад. Теперь всю вашу жизнь вы будете причитать, вся ваша жизнь будет бесконечным брюзжанием, жалобами, все вам будет не так. Так будет.

Дрессировщик обезьян предложил: «Три банана утром и четыре вечером».

Но обезьяны настояли: «Четыре утром и три вечером».

Четыре утром и три вечером… тогда вечер наверняка будет мрачен. Вы будете сравнивать его с прошлым, с утром. Император с утра и нищий вечером… вечер наверняка будет несчастным. А вечер должен быть не несчастьем, а кульминацией.

Обезьяны не выбирают мудрого варианта. Во-первых, мудрый человек не выбирает, он живет неизбирающе, потому что он знает: что бы ни произошло, результат будет тем же. Во-вторых, если ему и приходится выбирать, в силу объективных обстоятельств, то он выберет три плода утром и четыре вечером. Но обезьяны заявили: «Нет. Выбирать будем мы. Четыре банана у нас будут с утра». Тот дрессировщик согласился, он переиграл свой выбор соответственно объективным условиям. Он ничего от этого не потерял. А обезьяны? Они-то потеряли.

Поэтому, когда вы оказываетесь рядом с мудрецом, предоставьте ему выбирать варианты, не настаивайте на своем. Выбирать во-первых не следует, а во-вторых, каков бы ни был тот выбор, что сделаете вы, обезьяны, он будет неправильным. Обезьяний ум замечает только немедленное, мгновенное счастье. Обезьяну не заботит то, что произойдет позже. Она не знает, у нее нет перспективы целого. Так что предоставьте мудрецу решать.

Но вся расстановка сил, вся система ценностей изменилась. На Востоке решали мудрые. На Западе существует демократия: обезьяны голосуют и выбирают. А теперь и весь Восток превратили в демократию — демократию, подразумевающую, что голосуют и выбирают обезьяны.

Аристократия означает, что выбирать будут мудрецы, а обезьяны будут им уступать и следовать. Ничто не способно подменить хорошо налаженную аристократию. Демократия не может не превратится в хаос. Обезьяны в восторге, потому что они выбирают, выбирают варианты, но мир был много счастливее, когда выбор оставался за мудрецами.

Помните, короли всегда хаживали к мудрецам, чтобы принять окончательное решение по важным вопросам. Мудрецы не были королями, потому что не могли взвалить на себя такую заботу, они были нищими, живя в своих хижинах среди лесов. Но, когда бы ни возникала серьезная проблема, король не устраивал опросов общественного мнения, не назначал голосований, чтобы спросить народ: «Что нужно делать?» Он бежал в лес, чтобы просить совета тех, кто от всего отрекся — потому что у них есть перспектива, виденье целого и они лишены и привязанностей, и маниакальных идей, они избавлены от всего — они сами так решили. Они отказались от выбора; они видят целое и решают.

Истинно мудрый человек,

рассматривая обе стороны проблемы

без пристрастия,

видит обе их в свете Дао.

Это называется следовать в двух направлениях одновременно.

Взглянуть на то, что в итоге, — значит следовать в двух направлениях сразу. Тогда это вопрос не четырех бананов утром и трех вечером. Это вопрос семи во всей жизни.

Расклад нематериален. Варианты можно менять в соответствии с объективными условиями, но все равно получится семь, сумма в обоих вариантах совпадет. Мудрый человек видит все сразу, в целом. Секс доставляет вам удовольствие, но он видит также и ту боль, которую секс приносит. Богатство дарует вам наслаждение, но он видит ночные кошмары, что сопутствуют богатству. Успех делает вас счастливым, но он знает о той бездне, что следует за пиком, за кульминацией, о той неудаче, которая обернется страшной, невыносимой болью.

Мудрый человек смотрит в целом. А когда вы видите все целиком, то у вас нет выбора, вам не из чего выбирать. Тогда вы имеете два пути одновременно, следуете одновременно этим двум направлениям. Утро и вечер теперь вместе — четыре плюс три теперь вместе, сложены, стали суммой. Ничто теперь не разделено, не разбито на фрагменты, все стало целым. Следовать этому целому и есть — Дао. Следовать этому целому это и есть — быть религиозным. Следовать этому целому и есть — Йога.

Хватит на сегодня.