"Ронан-варвар (пер. М.Кондратьев)" - читать интересную книгу автора (Bibby James)

Деревушка

Вся кузня заревела, когда мехи прокачали воздух через горящий древесный уголь. Длинный стальной клинок светился ярко-оранжевым, когда кузнец вынул его из печи и положил на наковальню. Затем он снова принялся обрабатывать меч здоровенным металлическим молотом. Оглушительный звон отражался от стен, пока сами тени, казалось, не завибрировали, а красные искры не посыпались на землю будто пьяные светлячки. Мышцы кузнеца вздувались от напряжения, а черная кожа блестела в зловещем свете, пока пот стекал по его лицу и рукам. Наконец он взял передышку и повернулся к тощему юнцу, качающему кузнечные мехи.

– Хватит, Ронан. Молодчина, сынок.

Ронан с радостью оторвался от мехов и присел в тени на старую наковальню. Он вздрогнул, когда кузнец снова взялся за молот, и покрепче заткнул пальцами уши. Ему отчаянно хотелось порадовать отца, но от страшной жары его тошнило, едкий дым резал глаза, а звон железа дарил скверную головную боль. Ронан вздохнул и большим пальцем ноги принялся выводить в металлический пыли на полу невнятные узоры. Наследовать семейное ремесло легким делом ему не казалось.

Кузнец снова взял передышку и с участием взглянул на Ронана. Одной из главных проблем в этом мире, как ему часто казалось, были ремесла, которые передавались от отца к сыну, совсем как гемофилия или раннее облысение. Не имело никакого значения, насколько твой сын для этого ремесла не годится. Не имело также никакого значения, что он без малого двухметровая жердь, и что мускулатуры у него еще меньше, чем у недокормленного земляного червя. И уж совсем не имело никакого значения, что он интеллигентный и тонко чувствующий романтик, который страстно желает бродить по миру в поисках приключений. Нет, раз уж ты был кузнецом, и твой отец до тебя тоже, тогда твоему сыну полагалось напрочь забыть про желание стать поэтом. Традиция настаивала, чтобы он провел остаток своей жизни, колошматя молотом по кускам раскаленного докрасна металла. А Ронан, похоже, не был способен проявить относительно подобной перспективы хоть какой-то энтузиазм.

Конечно, он старался, кузнецу приходилось это признать. Мальчик проштудировал все книги, которые он ему дал, но названия вроде «доменные печи для начинающих» или «Сто один способ применения железистого шлака» увлечь его по какой-то причине не смогли. Ронан терпеливо сидел и слушал, как его отец разъясняет загадки ковкости металла или предела прочности при растяжении, но кузнец всегда чувствовал, что мысли его сына блуждают где-то еще. И, если уж откровенно, кузнец не мог не согласиться с тем, что перспективы провести следующие пятьдесят лет за сколачиванием плужных лемехов и крышек от кастрюль в крохотной деревушке за много миль отовсюду вполне достаточно, чтобы кого угодно свести с ума.

Проблема заключалась в том, что Ронан просто для этого ремесла не годился. По сути, вся их семья никогда для него не годилась, еще с тех пор, как тридцать лет назад здесь поселился отец кузнеца. И вовсе не потому, что их кожа была черной, тогда как представители местного племени, именуемого Сам, были белокожими. В Среднеземье цвет чьей-то кожи всегда являлся вещью абсолютно несущественной, а рассовые отношения означали исключительно желание или нежелание того или иного партнера принимать при половом акте особую позу, по странному совпадению именуемую «рассой». Нет, именно отличие в интеллекте ставило их семью особняком.

В столь изолированной деревушке родственное спаривание создало за многие годы нечто вроде проблемы. Правда, местные жители никакой проблемы тут не видели. Для них это был просто самый приятный способ проводить длинные зимние ночи. Возлюби ближнего твоего… и еще одного ближнего… а как насчет твоей кузины… и вот те на, твоя сестричка в последнее время выглядит как никогда аппетитно… В результате ко времени приезда туда отца кузнеца средний житель деревни обладал разумом домашней утки, но с половинным ай-кью. А в обществе, где каждый, кто был способен досчитать до четырех без перспективы слечь потом с жуткой головной болью, расценивался как положительно мозговитый, семья кузнеца сияла будто маяк в ночи.

Кузнец всегда гордился тем фактом, что Ронан был лучшим учеником во всей школе. Впрочем, это немудрено. К примеру, выпускной экзамен по математике состоял только из одного вопроса. «У меня три картофелины. Сколько всего у меня картофелин?» Ронан единственный в своем классе дал верный ответ. Но он всегда чувствовал себя немножко изгоем. Нет, остальные парни вели себя вполне дружелюбно, но для Ронана проблематично было получать удовольствие от таких игр, как «гравитация», когда ты падал с дерева башкой об землю, или «север-юг-запад-восток», когда ты давал маленькому пацану кулаком по затылку и пытался угадать, в какую сторону света он упадет. Так что пока другие парни радостно носились по округе с очередными сотрясениями мозгов, Ронан обычно сворачивался где-нибудь калачиком и читал книжку. Причем вовсе не пособие по кузнечному ремеслу. Нет, это неизменно были мифы и легенды, истории эпических сражений и биографии героев. В результате у него развился предельно приукрашенно-романтический взгляд на мир. Вдобавок у него развилась непроходимо дурацкая идея о том, что он не хочет быть кузнецом. Ронан страстно хотел стать воином и найти массу приключений… Тут кузнец тяжко вздохнул. Если новости, которые он получал от каждого проходившего через их деревню путника, верны, очень скоро мальчику предстояло получить куда больше приключений, чем он сможет переварить…

Ход мыслей Кузнеца оказался прерван, когда дверь кузни настежь распахнулась, и вошел один из селян. Этот мужичок по имени Том считался не особенно смышленым, однако в сравнении с некоторыми из своих соседей выглядел подлинным гением. Он носил земляного цвета кожаную куртку и бриджи, обут в земляного цвета сандалии, а на голову набросил земляного цвета капюшон. Первоначально все предметы его одежды были, надо полагать, ярких и различных цветов, но Том просто завернулся на земле. Ему нравилось всякое с ней проделывать. Держать ее в руках, швырять ее, разговаривать с ней, кататься по ней… тут кузнец вздрогнул. Он уже провел один жуткий вечер в доме у Тома, разглядывая его коллекцию земли. Теперь он от всей души надеялся, что еще одного приглашения на обед не последует.

Том, ухмыляясь, подошел поближе:

– Привет!

– Привет, Том, – отозвался кузнец. – Как дела?

– Отлично. Отлично, отлично. Отлично, отлично, отлично… – Голос Тома затих, пока его мозг тщетно подыскивал какую-то вступительную фразу, не слишком тесно связанную с землей. В последнее время он начал догадываться, что другие люди, может статься, не слишком разделяют его земляные восторги.

– Ну ладно, Том. Чем я могу помочь?

– Гм… – Том немного подумал, затем вспомнил. – А, ну да! Конечно! Хочу, значит, несколько штук купить… эх-ма, как же они называются… ну, ты их знаешь. Круглые такие, твердые как железо…

– Подковы? – без особой надежды предположил Кузнец. – Щиты?

– Не-е… пироги со свининой, вот чего. Хочу, значит, этих самых пирогов со свининой купить.

– Здесь кузня, Том. – В голосе кузнеца звучало терпение. За тридцать лет он уже ко всему этому привык. – А пирожная лавка через три двери отсюда. Ты ее не пропустишь. Там над входом такой здоровенный пирог болтается.

– Правда? – Том был в восторге. – Надо же, какое совпадение! Просто удача! Они там пироги продают, и у них над дверью тоже пирог болтается! Погоди-ка погоди, сейчас я моей земле об этом расскажу. Она ни в жизнь не поверит!

Он повернулся и вышел в дверь, радостно бормоча себе под нос. Кузнец поднял с наковальни только что выкованный, все еще светящийся меч и сунул его в бочку с холодной водой. Пар пополз вверх подобно бесплотной змее. Кузнец поднял меч и внимательно осмотрел его. Затем он отдал меч Ронану, прошел к двери, за которой только что скрылся Том, и снова ее распахнул. Схватив Тома за руку, Кузнец вытащил его из кладовки и толкнул в направлении двери на улицу.

Том с довольным видом затопал не в ту сторону, а кузнец привалился к дверному косяку и перевел дух. Уже наступал вечер, и заморосил непрерывный дождик, внося свой вклад в общую сырость, которая, казалось, насквозь пропитывала деревушку. По ту сторону грязной, чуть ли не сплошь покрытой навозом дороги, которую они смеха ради звали главной улицей, пекарь по прозвищу Бородавка пытался залатать зияющую дыру в крыше неопрятной, населенной полчищами крыс лачуги, которая служила деревенской пекарней. Кузнец наблюдал, как Бородавка старательно приколачивает куски шифера. Судя по всему, у него возникала нешуточная проблема с тем, чтобы шифер оставался на месте, но так, скорее всего, выходило потому, что крыша была соломенная. Несколько кусков соскользнуло и упало на землю, после чего Бородавка, похоже, потерял терпение и принялся ожесточенно топтать оставшиеся. Шифер, понятное дело, раскололся, и пекарь, издав удивленный вопль, с громким хрустом исчез под крышей. Почти тут же через дыру забил фонтан муки, увлекший с собой несколько небольших крыс, а затем оставшаяся часть крыши с усталым скрипом осела.

Кузнец покачал головой и повернулся обратно к кузне. По глухим проклятиям он мог судить, что с пекарем все в порядке, да к тому же из многолетнего опыта он знал, что такая мелочь, как падение на него крыши, Бородавку не остановит. Он обязательно встанет и утром опять будет печь, хотя в завтрашнем хлебе наверняка окажется навалом гнилой соломы. Впрочем, это станет приятным разнообразием, если вспомнить о постоянной добавке – крысином помете.

Захлопнув дверь, кузнец улыбнулся тому зрелищу, что предстало его взгляду. Ронан, с головой погрузившись в одну из своих фантазий, размахивал и колол мечом, задавая какому-то воображаемому противнику хорошую трепку. Кузнец снисходительно наблюдал, как его сын отражает удар, делает ответный выпад и внезапно спотыкается. Вскочив, Ронан ударился голенью о наковальню, а затем вскинул меч и нанес рубящий удар, который мог бы про извести сильное впечатление, не отскочи вдруг клинок от рукояти. Кузнец пригнулся, и клинок, просвистев над его головой, затрепетал в дверном косяке.

Ронан в ужасе уставился на подрагивающий клинок, но его отец выглядел скорее сконфуженным, чем рассерженным. Забрав у Ронана рукоять, он снова приладил ее к клинку, а затем выдернул меч из косяка и положил его рядом с другими, недавно им выкованными. Ронан с любопытством оглядывал кузню. Кое-что из того, что там имелось, он хотел ненадолго одолжить. В тени у стен аккуратными грудами лежали вещи, изготовленные его отцом – плужные лемехи, перила, котлы, связки подков, – их выковали несколько месяцев назад и с тех пор они только копили пыль. А прямо перед ними такими же аккуратными грудами были разложены плоды последних занятий Кузнеца. Связки мечей – большинство с рукоятями, многие из которых болтались, груды наконечников для стрел и копий, большие плоские щиты, а также уйма неправильной формы предметов, которые смахивали на покоробленные ведра с дырками для глаз и, надо полагать, именовались «шлемами». Кузнец охотно признавал, что шлемы он пока еще толком не освоил. Ронан наблюдал, как его отец с мрачным видом подбирает и разглядывает один бесформенный образчик, который, пожалуй, идеально подошел бы карликовому слону.

– Папа!

– Мм?

– А почему мы теперь одно оружие делаем? В нашей деревне оно никого не интересует. Мы только всего и продали, что один шлем, но Том в нем просто землю таскает.

– Злые времена нынче настали, сынок, – кузнец устало отшвырнул шлем обратно в груду и обнял Ронана за плечи. – Все путники, которые несколько последних месяцев через нашу деревню проходили, одну и ту же историю рассказывают. Говорят, появилась нынче орда свирепых всадников – Племя Фаллона. Говорят, налетает оно с востока и нападает на тихие деревушки вроде нашей. А ведет это племя непобедимый воин, который безжалостно жжет, убивает и грабит. И говорят, воин этот с темными силами якшается.

Ронан недоверчиво покачал головой.

– Никто в деревне ничего про это не говорил!

– Конечно, они ничего не говорили! – кузнец принялся расхаживать взад-вперед по кузне, а Ронан во все глаза на него смотрел. Никогда он не видел своего отца таким взволнованным. – Они не знают! Они никогда с путниками не разговаривают. По крайней мере о том, что в реальном мире происходит. Да, они часами радостно болтают про землю или про то, можно ли одновременно рыбу есть и на одной ноге стоять. Но они не понимают, что там происходит! – кузнец поднял взгляд, и Ронан с ужасом увидел в его глазах глубокую скорбь. – Я об этом с шаманом Бренно разговаривал. У него снова были видения. Он говорит, мы с тобой и этот непобедимый воин смертью связаны.

Ронан почувствовал головокружение и легкую тошноту. Ему вдруг показалось, что кто-то выбрал его как мишень для игры в «север-юг-запад-восток».

– Но ведь ты всегда говорил, что этому Бренно Козлодеру по меньшей мере трех заклинаний до колдовства не хватает! – выпалил он.

– Да, Бренно стоит остальных, – ответил отец. – Но тут он переживал один из своих светлых моментов. Когда он их переживает, его колдовство очень даже действенно. Помнишь, как он свое прозвище получил?

Ронан кивнул. Два года тому назад один деревенский козел бросился на Бренно и жестоко его боднул, после чего в приступе гнева Шаман невесть как исхитрился бросить заклинание, которое явно находилось за пределами его возможностей и трансформировало все стадо в клумбу с тюльпанами. Кузнец пришел в ярость, но большинство остальных селян были довольны. Во-первых, козлы теперь больше не разбредались кто куда и не пропадали, во-вторых, пахли они в своем новом облике значительно лучше, а, в-третьих, когда ты срезал им вершки и ставил в вазу, не было никакой крови и прочих заморочек. Следовало признать, что удои молока резко пошли на спад, но, мудро решили селяне, нельзя же всего сразу требовать.

– Так ты поэтому сегодня ночью в деревенском зале собрание объявил? – спросил Ронан.

– Именно. Мы должны достучаться до наших сограждан. Должны научить их, как себя защищать. – Кузнец распахнул дверь. Снаружи был уже почти полный мрак. От пекарни все еще доносились глухие проклятия. – Пожалуй, пора собираться. Помоги мне отнести несколько образцов. Сегодня ночью мы им небольшую демонстрацию устроим.

С солидными охапками оружия в руках кузнец и его сын потащились на улицу. Поначалу, когда они только вышли, все было тихо, и прохладный ветерок с запахом навоза казался почти облегчением после жаркой кузни. А затем воздух вдруг наполнился кукареканьем, когда деревенские петухи возвестили о наступлении ночи. Родственное спаривание оказало не слишком благотворное влияние также и на интеллект местного куриного населения.

Часом позже они обустроились в деревенском зале для собраний. Называть его залом было, пожалуй, чересчур оптимистично. Скорее это был деревенский сарай – причем сарай, поспешно отстроенный очень скверным приверженцем принципа «сделай сам» из уцененного товара, купленного на самом дешевом складе стройматериалов. Впрочем, ничего лучшего у них не имелось. Зал мог быть холодным, продуваемым сквозняками, в его крыше могло оказаться больше дыр, чем в нательном белье Ронана, но проведение здесь собрания обеспечивало определенную авторитетность.

К одной стене кузнец прикнопил большую карту. На ней изображалось все древнее царство Галиадора, от Северных гор до великой реки Лено и от Неболуйских равнин на востоке до береговых портов на западе. Угрожающие черные стрелы были начертаны чернилами, проносясь с востока на запад и демонстрируя известные кузнецу набеги Племени Фаллона. Некоторые из них доходили почти до Така.

Перед картой стоял небольшой стол, на котором были разложены различные образчики кустарного оружия, а рядом располагался стенд, с несколькими плакатами, наглядно демонстрирующими, как этим оружием пользоваться. Плакаты стали новой идеей кузнеца. Вообще-то единственным способом гарантировать внимание среднего селянина дольше, чем на несколько секунд, было одной рукой взять его за горло и яростно трясти, а другой рукой тем временем аккуратно, но твердо сжимать ему яйца. Поскольку к толпе этот надежный способ казался неприменим, кузнец питал слабую надежду на то, что, может статься, его новые плакаты хоть как-то помогут делу. Теперь он стоял у двери, отчаянно уповая на то, что не так много односельчан напрочь позабудут про собрание, придут не туда или отвлекутся по дороге на какие-нибудь особенно интересные кусочки земли…

Ронан мечтательно смотрел на карту. Страна Так оказалась всего лишь небольшим пятнышком в центре Галиадора, а куда ни посмотри, везде попадались названия мест, буквально дышащие приключениями и романтикой. Портред на западном побережье, ближайший к Таку город. Великая река Лено с ее портами Чуч-Хевеном и Физ-Дипилом, где пираты и простые моряки перемешивались с воинами, эльфами и гномами, а жизнь стоила не дороже фляги вина с острова Д’Убак. И дальше вверх по реке – город Минас-Тряк, ворота на восток, который, поколением раньше, едва не стерли с лица земли, когда великий дракон Фларг устроил там свой легендарный холостяцкий кутеж. Ронана охватило внезапное желание отправиться в дальние страны, пить с приятелями путниками на грубых постоялых дворах, обмениваться шутками с воинами и купцами, эльфами и людьми… Тут он со вздохом оторвал глаза от карты. Ронан был в достаточной мере реалистом, чтобы понять – его там, скорее всего, обдерут как липку раньше, чем он успеет сделать хоть полсотни шагов…

Тем временем люди начали прибывать. Кузнец приветствовал их у двери, пожимая всем руки и подталкивая внутрь.

– Добрый вечер… спасибо, что пришли… всем привет! Рад, что добрались… Тобольд! Как славно тебя видеть… да что ты, Том, спасибо! Очень мило с твоей стороны!

Со смиренным выражением на лице кузнец стоял в дверях и держал большой кусок дерна, который Том ловко сунул ему в руки. Исполнив задуманное, Том смущенно ухмыльнулся и зашаркал дальше.

– Знаю-знаю, ты цыплят любишь, – бросил он.

Кузнец аккуратно положил ком травы и земли на стол, затем вытер ладони о штаны. «Сердцем они добряки, – напомнил он себе. – Им нужна защита». Втайне он был очень обрадован. Том не так часто отдавал кому-то землю – это у него считалось высшим знаком уважения. Да и народу собралось немало. В зал уже втиснулось тридцать человек. Кузнец решил, что лучше начинать, пока они не соскучились и не начали растекаться. Тогда, стоя на небольшом возвышении, он обратился к повернутым к нему лицам.

– Друзья мои! Уже много недель до меня доходят слухи, которые дают мне основание считать, что мы находимся в смертельной опасности! Племя Фаллона свирепствует на восточных землях, убивая каждого, кто встает на его пути! Я знаю, что вы ничего об этом не слышали, но хочу, чтобы вы мне поверили. Я разговаривал с Бренно Козлодером, нашим шаманом, и из его прогностики я понял, что… – тут кузнец осекся.

Проклятье! Он использовал слишком сложное слово. У большей части аудитории мигом сделались стеклянные глаза, а Рангвальд Грязехлюп упал в обморок. Требовалось как можно быстрее двигаться дальше.

– Если мы хотим остаться в живых, мы должны научиться воевать. Я уже несколько месяцев кую оружие для защиты нашей деревни. Сегодня ночью я хотел показать вам это оружие и объяснить, как им пользоваться. Вот это, к примеру, называется меч…

Вынув меч из ножен, кузнец легко размахнулся недавно выкованным клинком – и в ужасе застыл, когда клинок отскочил от рукояти, просвистел между ушей двух ошарашенных селян и исчез за окном. Оттуда тут же донесся отчаянный вопль.

– Это, значит, швырять надо? – спросил Тобольд. Он был мельником, одним из самых смышленых селян.

– Вообще-то нет. Просто небольшой изъян конструкции. Мы над этим работаем. Меч нужно держать за рукоять, и вот таким вот образом… – Кузнец взял другой меч и осторожно продемонстрировал, как надо делать выпад и отражать удар. На сей раз клинок остался на месте. – Когда придут враги, у них у всех будут мечи и щиты. Вы должны упражняться…

– Вот здорово! – Том взял со стола лук и стрелу и принялся изучить их со рвением, доселе зарезервированным исключительно для более теллурических объектов.

– Да, это лук и стрела! – с довольным видом объяснил кузнец. – Между прочим, вы их сами можете делать. А я буду только наконечники для стрел поставлять.

– Лукис трела. Да-а. – Том был просто заворожен. Он для пробы натянул тетиву и повернулся к другим селянам. – Тута, значит, такая длинная деревяшка, и вот эта типа струна идет от самого верху до самого низу, а еще одна тонкая деревяшка с острым концом и перьями, эта идет…

Раздался громкий звон. Том опустил взгляд.

– …прямо мне в ногу.

– Нет-нет, не так! – кузнец с досадой выхватил оружие у озадаченного селянина, и тут в зале повис гул взволнованного перешептывания. Ронан нервно наблюдал. Его отец, казалось, вот-вот выйдет из себя, а Ронан прекрасно знал об эффектных результатах, которые бывали в те несколько раз, когда это происходило. К примеру, как в тот раз, когда один из полоумных монахов – тут Ронан мысленно извинился сразу перед всеми божествами, которые его слушали, и торопливо исправился – когда один из членов Монашеского братства угрожал ему вечным проклятием. Кузнец тогда просто его схватил и вышнырнул вон на хижины. Прямиком через стену. Разумеется, это была всего лишь стена мазанки, но все же она оказалась куда прочней физиономии того монаха.

Внезапно дверь распахнулась.

– Что тут еще за собрание происходит? – прошипел подленький голосок. Кузнец выругался, а Ронан растерянно охнул. Похоже, теперь о Братстве и подумать было нельзя без того, чтобы оно тут же не объявилось.

Ибо там, в дверях, стояли два члена Наисвятейшего Братства Истинно Смиренных – приор Луковка и брат Репа. Последний, большой и жирный, порой казался очень даже милым, дружелюбным парнишкой. Но приор! Маленький и тощий, с бледной физиономией, щеголяющей аккуратнейшим образом подстриженными усиками, какие носят только законченные подонки, ехидными глазками, которые, казалось, никогда не встречались с твоими, и волосами, на которые словно бы выдавили добрых полтюбика свиного жира. Приор Луковка обожал до смерти пугать своих менее разумных сородичей проповедями про адские муки и вечное проклятие, и только недостаток воображения мешал ему и его ордену так застращать селян, чтобы они совсем из ума выжили. Недостаток воображения, а также весьма странная природа Священной книги Братства – Проповедей Святого Тима Занудного.

Приор Луковка огляделся, наслаждаясь внезапной тишиной, смущенным шарканьем ног и нервным покашливанием, которыми его встретили. Чем неудобней другим, тем непринужденней он себя чувствовал.

– Я спросил, – продолжил он голосом, который наводил на мысль о смазке, капающей с обода колеса, – что тут еще за собрание происходит?

Отец Ронана понимал, что он не вправе просто отфутболить приора, который взял селян в такую железную хватку, что мог одним словом разрушить все, чего пытался добиться кузнец.

– Святой Отец, – начал он, – я просто предупреждаю людей об опасностях, которые угрожают нам всем. Беспощадное племя, что разоряет земли, приближается к нашей деревне, и мы должны приготовиться…

– Да, мы должны приготовиться! – Голос приора отрубил голос кузнеца как нож – кусок масла. – Но не с таким нечестивым оружием! Разве не видите вы здесь руку Господню? Мы в Братстве уже готовы, ибо разве не предсказано все это в богоданном Писании Святого Тима? Разве не ведомы вам Семь священных казней?

Он поднял руку, и рукав его просторной рясы упал, открывая зажатую в кулаке книгу – изящную книгу в кожаном переплете с вытисненным на обложке золотым знаком вопроса. Кузнец открыл было рот, чтобы возразить, но вздох благоговейного страха собравшихся селян предупредил его о том, что не стоит этого делать. Приор Луковка продолжил, голос его возвышался в религиозном рвении, а на губах играла самодовольная улыбка.

– Услышьте же слова Святого Тима Занудного! – Он раскрыл книгу и начал читать. – «И дойдет до того, что дети божии отвернутся от Господа и перестанут прилично себя вести. И Господь будет немного расстроен, говоря себе: „Пожалуй, мне стоит что-нибудь предпринять“. И вот, небеса раскроются, и местами пройдут небольшие дожди, так что люди вымокнут, возвращаясь из пивнушек! И будут легкие ночные заморозки, так что посевы помидоров не взойдут! Но люди все равно не обратятся к Господу, и Он будет немало расстроен. И тогда будет казнь дешевыми зажигалками, и люди опалят себе брови. И будет казнь тлей и другими садовыми вредителями, и люди возропщут, говоря: „Смотри-ка, лепестки опали с моих хризантем, а птицы опять поклевали мою клубнику!“ Но все равно они не покаются. И досаду Господа весьма неловко будет узреть! И нашлет Он на них казнь навозом, казнь торговыми агентами и казнь грудным кашлем!»

Удовлетворенный, приор звучно захлопнул книгу и оглядел селян, удостоверяясь, что откровение дошло до всех.

– Казнь торговыми агентами, понимаете? Так и написано!

Кузнец глазел на приора Луковку как на совсем полоумного. К несчастью, понял Ронан, все остальные глазели на него как на самого Господа Бога. Кто-то пробормотал: «Казнь трудным кашлем! А ведь Бешеный Дан только вчера кашлял!» – и вдруг все селяне разом пали на колени, сжимал руки в немой мольбе. Кроме, понятное дело, Тома, который неожиданно обнаружил, как трудно пасть на колени, когда одна твоя нога прибита к полу стрелой. Кузнец в отчаянии огляделся и предпринял еще одну, последнюю попытку.

– Какая еще казнь торговыми агентами? – возопил он. – Вы ведь не хотите сказать, что Некрос и Племя Фаллона лютуют по окрестным землям, продавал прессованную солому?

– Только покайся, и будешь спасен, – приор улыбнулся кузнецу как ящерица, которая, проснувшись, обнаружила себя по колено в сочных мухах, а затем возвысил голос, обращаясь к селянам. – Агнцы мои! Еще не поздно! Присоединяйтесь ко мне в молитве! Брат Репа исполнит нам избранные псалмы Блаженного Тима, а я тем временем предприму Священный сбор! – Тут он ловко выхватил из-под рясы большую коробку для сбора пожертвований. – И помните, деньги суть корень зла. А посему облегчите ваши карманы и станьте чисты в глазах Господа!

Приор Луковка двинулся к селянам, которые все разом принялись лихорадочно шарить по карманам в поисках денег. Брат Репа достал древний каладион и отчаянно попытался привести его в действие. Инструмент издал пару сдавленных звуков, а затем вдруг пронзительно заверещал, примерно как пожилая овца, которой зверски отрывают копыта. Получившуюся в результате «мелодию» было почти невозможно узнать, однако это вполне мог оказаться «О Боже, какие же мы были грешники» – один из самых интересных псалмов Святого Тима.

Кузнец понял, что он побежден. Обняв Ронана за плечи, он вывел его на прохладный ночной воздух. Снаружи оказалось почти так же шумно, как и внутри. Предсмертная агония каладиона пробудила всех деревенских собак. Большинство лаяло, некоторые мяукали, по меньшей мере одна кудахтала. Ронан с тревогой смотрел на отца.

– Разве мы не должны что-то сделать? Я хочу сказать… – увидев отчаяние в глазах отца, он умолк.

– Сделаем, непременно сделаем, но сейчас не время. Будь прокляты эти полоумные монахи! – Кузнец какое-то время стоял, буквально пылая гневом, затем хлопнул сына по плечу и одарил беззубой улыбкой.

– Пошли к кузне. Надо работать. Будут и другие ночи. У нас мало времени, но мы еще можем спасти наших односельчан.

К несчастью для кузнеца он и понятия не имел, как мало у них оставалось времени…

Четырьмя ночами позже Ронан лежал на своей кровати в углу их единственной большой комнаты, наблюдал, как дымок вьется от гаснущих углей расположенного по центру хижины очага к отверстию для дыма в крыше, и ожидал, пока отец вернется домой. Кузнец зашел в крошечную деревенскую пивную под названием «Безголовый цыпленок» выпить в честь праздника, ибо той ночью они провели первое занятие по обращению с оружием. Избавленные от вмешательства Братства, они успешно продемонстрировали все виды оружия, и некоторые из селян начали схватывать идею. Случилось лишь два небольших инцидента. Гель Короед упорно хватал меч не за тот конец, и теперь у него совсем не осталось пальцев, а Том прострелил себе и вторую ногу. Он, однако, сказал, что это не беда, раз первую стрелу он так и не вытащил, а стало быть, теперь у него получилась подходящая пара. Тем не менее отец Ронана был как нельзя более обрадован их прогрессом и впервые за многие недели казался по-настоящему счастливым.

Ронан как раз собирался протянуть руку и погасить масляную лампаду, когда Брехун, их сторожевой пес, громко и взволнованно закудахтал. Внезапно снаружи словно разверзся ад – вопли, визг, конское ржание, звон мечей и над всем этим голос его отца, выкрикивающий команды. Со страхом Ронан выбрался из постели, а затем, сжимая в руках меч и шлем, которые ему недавно презентовал отец, а также плюшевого мишку, которого в год своей смерти ему подарила мама, он подкрался к двери и выглянул наружу. Явившегося его глазам зрелища вполне хватило, чтобы он застыл на месте от ужаса.

Всадники в темных одеждах, казалось, были повсюду, галопом проносясь через деревенскую площадь, поджигая хижины и рубя ошалевших от страха селян мечами. В зловещем серебристом свете двух лун и в дыму, что поднимался от горящих строений, они походили на адских призраков. Несколько селян отчаянно бегали от хижины к хижине, выискивая несуществующее убежище, но многие недвижно лежали на земле в самых неудобных позах, их кровь быстро впитывалась сухой почвой.

Перед кузней небольшая группа, ведомая кузнецом, дала нападавшим отпор. Большинство селян имело очень слабое представление о том, как обращаться с оружием, и просто размахивало мечами. Некоторые не имели совсем никакого представления и оказывались для своих соратников не меньшей угрозой, чем для врага. Ронан видел, как Том пускает стрелу за стрелой, но лук он держал задом наперед, и стрелы летели ему за спину. Одна вонзилась в руку его брату, еще одна едва миновала Тобольда и чуть ли не по самое оперение погрузилась в глазницу темного всадника. Вооруженный мечом Тобольд сумел уложить одного из спешившихся всадников ударом наотмашь, который пришелся по шее и начисто срубил врагу голову. Ронан заметил, что Тобольд надел сразу два шлема. По одному на каждую ногу.

Впрочем, как бы отважно селяне ни сражались, без кузнеца им надеяться было бы совсем не на что. А он стоял впереди, то и дело издавая ободряющие возгласы, кузнечный молот в его руках стал подлинным вихрем смерти. Семеро врагов уже лежали мертвыми у его ног, и прямо на глазах у Ронана он чудовищными ударами разделался еще с двумя. Он крушил шлемы, черепа и кости будто мягкий картон. Позади него топтался Бревно Козлодер, бросая в темных всадников все заклинания и магические формулы, какие только мог измыслить. К несчастью, достигнув пика колдовского могущества двумя годами раньше со своей трансформацией козлов, в этот раз на серьезное колдовство он был неспособен, однако несколько врагов все же покрылись довольно скверными фурункулами, а еще по меньшей мере двое начали неудержимо чихать.

Медленно, метр за метром, небольшая группа селян продвигалась вперед, но в тот самый миг, когда Ронан уже подумал было о том, что они все-таки смогут каким-то образом одолеть врага, темные воины опустили мечи и отступили. Всех накрыла тишина ожидания, так что единственными звуками остались треск горящих хижин и стоны раненых. А потом из теней на краю площади выступила высокая и грозная фигура. Статный и могучий, со смуглым бородатым лицом и злыми глазами, человек этот был одет во все черное. Пока он шагал к кузнецу, отраженные языки пламени корчились на его черном как смоль шлеме, а с массивного меча медленно капала кровь. Он поднял меч и с явным наслаждением облизал кончик. Ронан задрожал. Сам Некрос! Тут общее безмолвие нарушил голос кузнеца.

– Ты бы поосторожнее. Так и гепатит подхватить недолго.

Некрос поднял взгляд холодных как лед глаз и с интересом стал рассматривать кузнеца.

– А ты неплохо бьешься, кузнец, – прошипел он. – Конечно, для простой деревенщины. Такой отваге я бы нашел применение.

– Биться на твоей стороне? Ха! – кузнец весело рассмеялся в манере человека, на шею которому только что упал скорпион. – Да я лучше умру!

– Именно это тебя и ждет.

– Ну и ладно. Только позволь, я тебя с собой прихвачу. В ад, в самые его недра! – кузнец умолк, понимая, что выражается слишком помпезно. – Так что сунь меч себе в жопу и поерзай на нем, катимо!

Стоящий в дверном проходе Ронан изумленно разинул рот. Ни разу он не слышал от отца такого грубого слова. Широко распахнутыми глазами он наблюдал, как его отец и Некрос осторожно кружат друг вокруг друга, но прежде чем кто-то из них успел сделать выпад, в другой стороне площади началась какая-то суматоха.

Дверь одной из хижин распахнулась, и приор Луковка выскочил оттуда будто горностай из норы. Его преследовал один из всадников, который махал мечом и ухмылялся.

– Эй, Некрос! – крикнул всадник. – Тут в одной хижине золота больше, чем во всей этой вонючей деревне!

– Это золото Господа! – Как только эти слова слетели с его губ, сразу стало заметно, что приор о них пожалел. Затем, раз уж у него в руках осталась только одна карта, он решил, что вполне можно ее разыграть. Подняв Священную книгу в кожаном переплете, он завел свой боговдохновенный треп. – Услышьте же слова Святого Тима…

Некрос снял с пояса кинжал и поднял его так, чтобы он указывал точнехонько на приора, который вдруг обнаружил, что его голосовые связки забастовали. Луч алого света вырвался из руки Некроса и ударил точно в Священную книгу, а кинжал полетел вслед за лучом, будто выпущенный из лука, пробил книгу и застрял у приора во лбу. Глаза монаха закатились, в ужасе разглядывая незнакомый предмет, торчащий из его черепа, и у приора как раз хватило дыхания, чтобы вымолвить: «Ты ублюдок». А потом дыхание сделалось чем-то из прошлого, и он осел на землю.

Кузнец приготовился было к атаке, но тут ладонь опустилась на его плечо, и вперед выступил Бренно Козлодер. Глаза шамана горели огнем, а рот его уродливо корчился, словно живя собственной жизнью. Вид у него был как у совсем сбрендившего пугала. Подняв когтистую руку, Бренно забормотал бессвязное заклинание, и ручейки белого света начали завихряться вокруг кончиков его пальцев и струиться вверх-вниз по тощим рукам.

Кузнец наблюдал в полном изумлении. Никогда раньше он не видел, чтобы Бренно такое удавалось. Выходило так, будто два последних года шаман копил силы для одного-единственного заклятия, далеко превосходившего его обычные возможности. Выдержав театральную паузу, он вытянул руку в сторону Некроса, и белый свет слипся в сияющий шар, который метнулся от кончиков пальцев шамана к темному воину. Но в тот самый миг, когда он в него ударил, золотое ожерелье на шее Некроса вспыхнуло огнем, и световой шар с шипением отскочил назад к своему создателю. Бренно завопил, а потом раздался какой-то хлюпающий взрыв, и на охваченных страхом селян посыпался душ из липких кусочков шамана.

Кузнец в ужасе уставился на кусок слегка дымящейся плоти, прилипший к его предплечью, а затем вдруг понял, что к его лицу по широкой дуге летит громадный сверкающий меч. В отчаянии он выбросил перед собой молот, чтобы отразить удар, но меч Некроса прорубил стальную головку молота словно нежный пирог. Раздался громкий хруст, и последним ощущением кузнеца стала жуткая боль, пока клинок ломал ему переносицу и погружался глубоко в череп.

Стоящий в дверях хижины Ронан, не веря своим глазам, смотрел, как безжизненное тело отца осело у ног Некроса. Голова Кузнеца была разрублена почти напополам. Какое-то краткое мгновение Ронану казалось, что он упадет в обморок, но затем красный туман ненависти крепко взял его в оборот, и он, резко навялив на голову шлем и отшвырнув в сторону плюшевого мишку, с высоко поднятым мечом рванулся вперед. И только добравшись до убийц своего отца и уже нанося удар, Ронан вдруг понял, что допустил одну из тех чудовищных ошибок, о которых даже многими годами позже всегда бывает так стыдно вспоминать. Невесть как он все перепутал, и вместо того, чтобы отшвырнуть мишку, отшвырнул меч. Некрос, однако, почуял приближающуюся атаку и, неспешно повернувшись ее встретить, поднял меч, чтобы отразить удар. Летящий по дуге мишка соприкоснулся с клинком, и его отрубленная голова стукнула Некроса по носу. Воин удивленно заморгал, а затём с интересом воззрился на жердеобразного юнца, теперь уже съежившегося от перед ним от страха.

Так же внезапно, как и пришел, приступ гнева, обуявший Ронана, исчез, сменившись жутким испугом. Ронан понял, что вот-вот умрет, и скорее всего страшной смертью, а леденящие кровь вопли у него за спиной давали ему четкое представление о том, что в этот момент происходит с остальными селянами. Тем не менее он не отступил. Если ему суждено было погибнуть, он намеревался сделать это так, чтобы его отцу не было за него стыдно. Однако вместо того, чтобы сразу довести дело до конца, Некрос нагнулся и подобрал безголовый труп плюшевого мишки. Затем он поднес игрушку к самому лицу Ронана и аккуратно провел окровавленным мечом по плюшевой грудке. Материя разошлась, и шерстяные внутренности мишки вы валились пушистым потоком.

Такого откровенного садизма Ронан стерпеть не мог. Без оружия, без надежды, он опустил голову и слепо бросился на Некроса. Воин ловко отступил в сторону и, когда Ронан мимо него проносился, размашисто ударил мечом наотмашь, сминая заднюю часть шлема юнца. Ронан зарылся носом в землю подобно устраивающемуся на отдых апатодону и застыл без движения. Некрос взглянул на него и удовлетворенно улыбнулся, увидев, как из-под шлема сочится кровь. Отлично! Теперь этот идиот будет знать, как с дурацкими плюшевыми игрушками на людей бросаться! Скалясь от наслаждения, Некрос развернулся на каблуках и зашагал прочь в поисках объекта для продолжения бойни.

Ронан очнулся с дикой головной болью. Он лежал, плотно зажмурив глаза и недоумевая, почему его кровать вдруг стала такой жесткой и неудобной. Всевозможные воспоминания порхали в его отчаянно кружащейся голове. Головная боль напомнила ему тот раз, когда он десяти лет от роду выпил целую бутылку «Хлебни, и перднешь» – ячменного вина гномов. Череп будто бы что-то сжимало, и это напомнило ему тот раз, когда он в восьмилетнем возрасте застрял головой в кастрюле. И воздух казался пропитан жуткой вонью горелого мяса, которая навела Ронана на воспоминание о том кошмарном дне, когда его отец попытался приготовить шашлык. Отец! О Боже! С ошеломляющей внезапностью полное и отчетливое воспоминание нахлынуло тошнотворным потоком. Ронан сел и сорвал с себя шлем, который спас ему жизнь. Задняя часть шлема выглядела так, словно самый могучий из кузнецов выковывал на ней раскаленный докрасна меч, а лицо и грудь юноши были покрыты коркой крови, которая вытекла из расквашенного о землю носа. Объятый страхом, Ронан огляделся.

Было уже утро, и Племя Фаллона давно ускакало. Мало что напоминало о присутствии темных всадников – если не считать того, что почти вся деревушка была сожжена, а земля усеяна трупами. Едкий туман полз от немногих все еще дымящихся хижин, а целые орды сытых ворон радостно прыгали с трупа на труп. С вымоченными в крови клювами и перьями они нехотя выискивали особенные деликатесы, которые могли быть пропущены. Ронан с трудом поднялся и заковылял через площадь, отчаянно выискивая хоть одного живого селянина. Пока он глазел на выжженные останки некогда радушных домиков и то и дело спотыкался о безжизненные тела прежних друзей, разум его едва справлялся со всей чудовищностью случившегося. Ронан испытывал эмоциональное отупение. Добравшись до трупа отца, он остановился. Он просто не мог поверить, что все это было на самом деле. Никогда больше, лежа в постели, не услышать сердечное приветствие отца, когда тот возвращается из пивнушки? Никогда не стоять бок о бок в невыносимом пекле кузни, пока отец выковывает очередной меч? Не очень-то эти мечи пригодились. Да и рукояти вечно отскакивали…

Внезапно Ронан упал на колени, хватая холодную как лед руку отца, по лицу его заструились слезы. Какое-то время, которое показалось ему вечностью, горе переполняло его, пока в конце концов боль не улеглась и он не обнаружил, что остался один на один с холодной и неукротимой ненавистью. Ронан понятия не имел, как он собирается это проделать, но твердо намерен был выследить Некроса и прикончить ублюдка. Затем, поднявшись на ноги, он понял, что смертельная тишина, что висела над деревушкой, оказалась слегка нарушена. Где-то кто-то тихонько мурлыкал.

Ронан проследил звук до Водяной улицы, где нашел Старого Палина привалившимся к колодцу, стрела с черным опереньем торчала из его паха. Палина часто называли мудрейшим человеком в деревне, что примерно равнялось выбору самого крепкого бильярдного шара или самого привлекательного ленточного червя. Теперь он сидел в луже крови у колодца со щитом в одной руке и сломанным мечом в другой, с помятым шлемом на голове, негромко мурлыча себе под нос.

– Старый Палин! – выдохнул Ронан. – Вы живы! Но… вы ранены!

– Ну, что-то всегда мимо не пролетит. Брось, парень, не дергайся. Царапина, да и только.

– Царапина? – Ронан с сомнением уставился на гнусного вида стрелу.

– Повезло мне, парень. Метили-то в сердце, но я отмахнулся вот этой вот ерундовиной типа щит, которую мне твой отец дал. Так эта стерва мне прямиком в брачную аппаратуру вошла. Самое то получилось, верно? Сидишь тут, за половые части к земле прибитый! – Он рассмеялся, затем закашлялся – сильный сухой кашель тряс все его тщедушное тело. Ронан заворожено наблюдал, как с каждым спазмом кончик стрелы дергается вверх-вниз.

– Вам, должно быть, ужасно больно? – спросил он.

– Не-е! – Старый Палин только рукой махнул. – Не поверишь, но в своем роде почти приятно. – Дышалось ему все тяжелей. Ронан подошел к колодцу и вытащил оттуда полное ведро воды. Затем он аккуратно снял с головы Палина шлем, пару раз треснул им о кирпичную стенку колодца, разгоняя бесчисленных мелких сикарах, которые перебрались туда со скальпа Палина, и наполнил его водой. Затем он передал шлем раненому старику, и тот с благодарностью напился.

– Эх-ма! Спасибо, Ронан. Ты славный парнишка. Похож, похож на отца. – Он вздохнул. – А ведь прав был твой папаня. Говорил нам стеречься Некроса и его племени. Нам бы его послушать.

При одном упоминании имени Некроса Ронана от ненависти едва не стошнило. Он вдруг понял, что дать ему сейчас в руки острый кол, и он точно кого-нибудь изуродует.

– Послушайте меня, мастер Палин, – проскрежетал он. – Клянусь вам, я не успокоюсь, пока не найду Некроса и не предам его нечистую душу той мрачной бездне, что его породила!

Палин вымученно усмехнулся.

– И где ты таких фраз нахватался? Мрачная бездна, что его породила? Это звучит! Не иначе ты хроник перечитал! – Внезапно посерьезнев, Палин ухватил Ронана за рукав, подтягивал его поближе. – Слушай, сынок. Такому закаленному ублюдку, как Некрос, ты еще не чета. Хотя твой отец всегда на тебя надеялся. Тебе надо драться выучиться. Иди-ка ты в школу воинов. Само место Порт-Ред называется, это на западном побережье. Научись там всем делам… – Голос его умолк, а рука ослабла и соскользнула на землю.

– Старый Палин! Не уходите! Пожалуйста! – Но едва Ронан посмотрел на остекленевшие глаза старика и его отвисшую челюсть, как тут же понял, что это бесполезно. С печалью в сердце он встал и огляделся. Вчера у него был дом, была семья, были друзья… А теперь он вдруг оказался совсем один. И не осталось, ради чего жить дальше.

Кроме отмщения.