"Желтое облако (с иллюстрациями)" - читать интересную книгу автора (Ванюшин Василий)

4

Ильмана надела мне на бритую голову нечто вроде тюбетейки с блестящими бусинками, которая прилипла к коже, словно пластырь.

- Не снимайте три часа - это необходимо, - сказала она.

Мне было неприятно, я чувствовал себя арестантом, но противиться не стал.

Ильмана ушла. Я скоро забыл о странном головном уборе. Я думал о Земле, о людях, которые не знают, что со мной, и о моей неожиданной встрече с альвинами. Если бы я оказался один среди лунного безмолвия, хотя бы и с запасом кислорода и пищи, но без связи с Землей, - все равно не стоило бы бороться за жизнь, это бессмысленно. Я летал высоко в небе, много раз выбрасывался с парашютом, падал в море, и никогда ничего не боялся. Там была надежда на спасение, там было с чем бороться - с водой, собственной усталостью и временной нерешительностью. Здесь, одиночке, закованному в скафандр, против чего бороться? Надежду на помощь я оборвал категорически решительной радиограммой: «Сюда лететь ни в коем случае нельзя». Сброс контейнера с беспилотной ракеты ничего не изменил бы: Луна для пешего в скафандре человека - все-таки очень большая планета, и на ней невозможно найти посылку с Земли.

Но судьба моя сложилась иначе, и пока к лучшему. Альвины - не просто разумные существа. У них высокая цивилизация. Я не мог предположить, что они появились здесь с враждебными целями и, раздумывая, постепенно проникался уважением к ним…

Ильмана пришла ко мне не через три часа, а раньше. На этот раз она была приветливее. Она сняла с меня колпак и сказала:

- Все идет хорошо. Магистр разрешил вам прогулку.

Я догадался, что они проделали со мной. На моей голове был электроэнцефалограф, или подобный ему прибор для регистрации биотоков мозга, и, видимо, они узнали, о чем я думал эти два часа. Я смутился и стал перебирать в памяти, не было ли в моих мыслях чего-либо нехорошего. Но, очевидно, ничего такого не было, если мне разрешили прогулку. Это - первое проявление доверия.

Полусферический дом стоял в пещере, сделанной в одной из сторон огромной трещины, расколовшей кольцевые горы цирка Архимеда. Издали похожий на юрту, он отчетливо виднелся в темноте. Солнечные лучи ударялись в противоположную сторону трещины, отражаясь, тускло освещали другую ее сторону, отсвет проникал и в пещеру.

Я, Ильмана и Тэл оказались в подлинно лунном мире. Тэл был тот самый альвин, которого я, очнувшись после падения на Луну, увидел вместе с Кайболом и Ильманой. Тэл узнал, что Ильмана и человек с Уллы отправляются к месту катастрофы, и вызвался сопровождать их в опасном путешествии, вернее, сопровождать Ильману.

В скафандрах, с запасными баллонами за спиной, мы поднимались по зигзагообразному дну трещины. На Земле такой подъем оказался бы невозможным. Здесь же с необыкновенной легкостью мы взбирались на кручи, прыгали с одной на другую, пролетая пространство до десяти метров; случалось, падали, но падение было легким, без ушибов. Лунный мир не казался нам безмолвным, потому что мы все время разговаривали (в шлемах скафандров были миниатюрные рации), особенно Ильмана и Тэл, не столько из обоюдного интереса и надобности, сколько для того, чтобы Кайбол мог слышать и следить за нами. В наглухо закрытом скафандре каждый слышал собственный голос, свое дыхание и дыхание спутников.

Когда мы выбрались из трещины, мир сразу же преобразился. Ослепительное, как луч мощного прожектора, направленный из темноты в упор, сияло солнце, холодное и синеватое, переливающееся ртутью. Не мигая, светились звезды, и висел огромный полудиск Земли. Странное смешение дня и ночи!

Конец трещины вывел к подножию кольцевых гор. Я обернулся и посмотрел вверх. Горная цепь, освещенная солнцем, сверкала, словно алмазная. Теневые скаты были почти невидимы, чернели, как пустота. Создавалось впечатление, что горы лишены объемности.

Внизу расстилалась темно-коричневая равнина - «море». Она кончалась недалеко, за ней чернела пустота и светились звезды. Горизонт был почти рядом, на расстоянии двух-трех километров. Низко над равниной редким еле заметным желтоватым туманом ползла пыль, поднявшаяся в электронном слое, который создается ультрафиолетовыми лучами Солнца.

- Можно считать, что мы прошли половину пути, - сказала Ильмана. - Дальше будет легче.

Мы шли по ровному «морскому» дну. Встречались кругообразные светлые пятна - следы врезавшихся метеоритов. Под ногами попадались твердые обломки породы. Впереди вспыхнул желтый фонтан - как снаряд взорвался, только без звука.

- Метеорит, - сказала Ильмана.

Пришлось обойти это место, чтобы не наступить на раскалившиеся от удара камни. Вдали сверкнула россыпь звезд.

- Горы. Кратер. И левее - тоже… - услышал я голос Ильманы. - Мы почти у цели.

Я не видел никаких следов падения своего корабля.

Полудиск Земли спустился ниже, голубая дымка, покрывавшая его, поредела, проступили едва различимые очертания материков. Хорошо можно было разглядеть Каспийское море, территории Средней Азии и Казахстана, над которыми не было облаков. Я сказал Ильмане, что отчетливо видимая часть Земли - моя Родина.

Она молча посмотрела. Тэл что-то спросил. Ильмана ответила. Он сказал два-три слова, довольно резко. Она коротко бросила «йю». Мне это не понравилось, и я заметил:

- Нехорошо разговаривать при постороннем на языке, которого он не понимает.

Это был упрек, Ильмана поняла его.

- Вы знаете английский?

- Да. У меня мать - учительница английского языка.

- В таком случае, вы можете разговаривать с Тэлом без переводчика.

- Он знает английский язык? - удивился я.

- Как я русский… Вы не очень догадливы. И очень хорошо, что мало спрашиваете… Но как нам быть - я не знаю английского, а Тэл ни слова не понимает по-русски! Как соблюсти приличие?

«Ясно, они специализировались каждый на определенном языке» - понял я и окликнул Тэла:

- Хэлло, Тэл! Как вам нравится вид моей родной планеты?

Тэл, услышав слова английского языка, страшно обрадовался и выпустил целую тираду, щедро пересыпанную восклицаниями.

- О Ник! - позволь тебя называть так - это же здорово! Оказывается, мы можем понимать друг друга! Я и не подозревал. У нас только Кайбол знает кое-что по-английски, но он наскребет в своем черепе не более двух десятков слов, чтобы составить деловую фразу. Как, по-твоему, я владею английским?

- Здорово! - подражая Тэлу, весело ответил я. - Словно голливудский герой. Мне показалось, что вы с Ильманой, разговаривая, прошлись насчет моей родной планеты. Не так ли?

- Ты прав, дружище! Я сказал, что на твоем месте мне было бы очень обидно видеть свою планету так близко и не иметь возможности слетать туда хоть на пару дней.

Мне стало весело. Я был рад, узнав Тэла поближе. Оказывается, он с хорошей душой. Мрачный лунный пейзаж, исполненный в четырех красках - черной, белой, голубой и коричневой, - сразу как-то преобразился, повеселел. Мне подумалось, что Тэл может быть хорошим другом, он много разговорчивей Ильманы, даже обмолвился о Кайболе.

- Ты тоже прав, - сказал я. - Мать-Земля рядом… Досадно - хоть плачь! Чувствую, тебе и Ильмане понятно мое настроение. Спасибо, Тэл!

В наш оживленный разговор вмешалась Ильмана.

- Я вижу, попала в общество плохо воспитанных мужчин. Они говорят на незнакомом мне языке, и я уловила свое имя. Это вдвойне неприлично. Что вы сказали обо мне, отвечайте! Иначе рассержусь!

Я понял, что она шутит.

- Я попросил Тэла передать ваш разговор о Земле, только и всего.

- Больше это не повторится. - Голос ее был строг. - Вернемся, и я сразу же начну изучать английский язык. - Она остановилась и показала рукой: - Вот здесь вы прилунились. Не совсем удачно, к сожалению. Но могло быть хуже.

От веселого настроения не осталось и следа, горько стало у меня на душе.

В том месте, где упал охваченный быстротечным холодным тлением корабль, остался лишь продолговатый холм серой золы. Еще виднелись лоскутья внутренней обшивки кабины и лежали кислородные баллоны - они уцелели, потому что были сделаны из пластмассы. Я отчетливо представил себе, как все это произошло.

…Неуправляемый корабль падал отвесно. Он падал со скоростью во много раз меньше той, с какой он падал бы на Землю. Но не по этой причине я не разбился насмерть. Металл разрушался, и рыхлый корпус корабля стал своего рода амортизатором. Я был в нем, как хрупкий прибор в мешке с песком. Я не разбился, но потерял сознание.

А кругом расстилалась пустынная безжизненная равнина, местами покрытая слоем пыли.