"Желтое облако (с иллюстрациями)" - читать интересную книгу автора (Ванюшин Василий)

6

Природа Луны не рождает звука. Так же никакого отзвука не услышал я на свой запрос. Кайбол, встречаясь за столом, смотрел на меня более дружелюбно - и только. Должно быть, еще не подошло время для ответа на мои вопросы. Тэл заглядывал в мою комнату, но долго не задерживался и уходил, ссылаясь на работу.

Безделие и оторванность от своего мира угнетали. Однажды я сказал Тэлу.

- Я здесь как американский безработный, только не голодаю. Дайте мне какое-нибудь дело.

И скоро Тэл объявил:

- Есть дело, опасное. Видишь ли, нам не хватает воды.

- Воды? Но разве здесь есть вода?

- Но ты же умываешься, пьешь кофе!

- Да, но откуда она?

- А вот увидишь, - пообещал Тэл. - Мы пойдем втроем. Будет еще, - ну, как бы тебе сказать? Инженер - вот как! Его зовут Грос.

- Когда пойдем?

- После обеда.

…В скафандрах, мы покинули дом и вышли за черту жизни. Наш трудный путь лежал не к выходу из расщелины, а вглубь ее. На куполе дома загорелся маяк, свет прожекторным лучом проникал в глубину, но там ничего нельзя было разглядеть.

От дома вниз шла резиновая труба, толстая и гибкая. Спуск облегчался тем, что можно было придерживаться за резиновую трубу. Она могла изменяться в поперечнике, и, таким образом, колебание давления внутри не грозило разрывом.

Я иногда задерживался, разглядывая причудливые неровности отвесных сторон расщелины. Тут удерживались вертикально и даже с наклоном высокие и кривые столбы, словно деревья без сучьев. В одном месте я увидел почти законченную скульптуру человека - будто распятие, только одна рука, уродливо-короткая, протянута вперед, словно ловила что-то. Черные глыбы всюду грозно нависали над головой и удерживались в одной точке; на Земле они непременно обрушились бы. И случись залететь сюда метеору, он натворил бы много бед.

Луч прожектора постепенно исчезал. Последний тонкий лучик уперся в выступ и здесь остановился. Дальше и всюду вокруг стояла непроглядная темень.

Грос включил лампочку над своим головным колпаком. Тэл и я сделали то же. Мы остановились отдохнуть, хотя я совсем не устал.

Три лампочки давали достаточно света, чтобы видеть вперед на десятки метров. Я недоумевал, почему мы не включали их до сих пор.

- Энергию экономим, - ответил Тэл, когда я спросил об этом. - Кто знает, сколько времени придется работать!..

Я осмотрелся вокруг. Трещина вверху расширилась метров, примерно, до ста, хотя дно ее, сплошь заваленное обломками, было по-прежнему узким. Правая сторона нависала, левая поднималась террасами. На одной из площадок я заметил силуэт чего-то длинного, похожего на дирижабль, дальше - еще неясный силуэт, как расплывчатое темное облако.

- Что там? - спросил я у Тэла, но он не ответил.

Пошли дальше. Ничего похожего на воду я не видел. Легкие сухие камни перекатывались под ногами. В жутком безмолвии метались по каменным глыбам огромными призраками тени и приплясывали, как черное пламя.

Инженер, шедший впереди, что-то сказал.

- Скоро должен быть лед, - перевел Тэл.

Лед? Значит, здесь действительно есть ископаемый лед!

Труба закончилась. Конец ее был прикреплен к низкому вагончику на гусеницах, перед ним блестели два широких кривых ножа, соединенных углом, как плуг снегопаха. Тэл остановился. Грос пошел дальше, но скоро вернулся.

- Лед здесь, - сказал Тэл.

- Где? - Я не видел никакого льда, под ногами были те же серые валуны.

- А вот под этими камнями, - указал впереди себя Тэл.

Стало понятно, как добывается вода. Вагончик металлическим угольником раздвигает на обе стороны обломки лунной породы, плавит под собой лед и всасывает грязную воду. Там она фильтруется и идет вверх по трубе. Вагончик движется на гусеницах автоматически, по мере таяния льда. Но вот случилась неполадка, он остановился. Агрегаты продолжали работать, лунные камни нагревались - лед таял и отступал вглубь.

Предстояло сбить каменный выступ, в который уперся вагончик. Я увидел в руках Гроса какой-то прибор, наподобие простого фонарика. Светлый пунктир ударил в выступ и сбил его. Легкие лунные камни разлетелись, раскаленные.

Вагончик дрогнул, пополз без стука, словно черепаха, волоча за собой резиновую трубу - где-то наверху она выползала из дома, как бесконечно длинная скользкая змея. Грос, Тэл и я шли рядом. Металлический угольник раздвигал обломки, потом он постепенно остановился. Вагончик добрался до ископаемого льда и начал сосать воду. Инженер осмотрел приборы на вагончике и подал знак возвращаться.

Инженер и Тэл часто останавливались, чтобы отдохнуть. Я чувствовал себя бодрым.

Высоко впереди засветился глаз маяка. Вдруг какая-то сила сшибла с ног Тэла и Гроса, шедших рядом. Завеса пыли скрыла их. О мой скафандр что-то ударилось сухим горохом.

«Метеорит! - подумал я. - Вот что самое опасное здесь, в глубокой расщелине, - отвесные стены ее могут обрушиться». Когда пыль осела, я увидел Тэла лежавшим на ровной площадке, рядом с ним стоял Грос. Одной рукой инженер ощупывал свой скафандр за спиной, другой делал мне какие-то знаки. Тэл то скрючивался в судорогах, то вытягивался. Я приподнял его и услышал в своем шлемофоне хрип:

- А, черт!.. Нечем дышать…

На скафандре Тэла был разбит кислородный баллон. Минута промедления, и он может погибнуть. Я показал инженеру на свой баллон, тот быстро отвинтил шланг от разбитого баллона и присоединил к моему скафандру. Тэл вдохнул кислород раз, другой и скоро встал.

- Слушай, Ник, ты спас мне жизнь, - сказал Тэл, медленно шагая рядом: теперь мы были связаны, дышали из одного баллона.

- Твой друг сделал бы то же…

- Он не мог помочь. Один из камней попал в него, ударил как раз в то место, где надо присоединить шланг. От удара металл сильно разогрелся, расширился, и Грос не смог бы привинтить мой шланг.

- Это был метеорит?

- Да. Но он ударился где-то выше, и на нас посыпались камни. Слушай, Ник, мы можем отдохнуть здесь, подождать, пока нам принесут запасной баллон.

- Зачем? Дойдем так. Хватит кислорода на двоих?

- Может быть, - ответил неопределенно Тэл, - но я, признаться, устал.

- Пойдем. Я тебя поддержу. Ты отличный парень.

- А ты спас меня. Я тоже задыхался… - напомнил я.

- Тебе больше помогла Ильмана.

- Слушай, Тэл, спрошу тебя прямо: тебе нравится Ильмана?

- Она шикарная…

- Оставь эти слова.

- А как я должен сказать?

- Она славная, хорошая, замечательная, может быть, красивая… Назови как хочешь.

Тэл не согласился:

- Что значит - славная? Чем она прославилась?

- Не понимай буквально, Тэл.

- Хорошая - сухо, замечательная - бессмысленно. Ты, Ник, сказал: может быть, красивая…

- Да. Я сказал так, потому что не знаю точно: я из другого мира.

Тэл помолчал. Впереди тускло вырисовывался купол дома. Луч прожектора исчез, маяк светился слабо, как глаз альбиноса.

- Я люблю ее, - тихо сказал Тэл, - признаюсь тебе, как другу, Ник.

- Это самое хорошее слово. Она для тебя - любимая…

- Но от него мало радости. Она меня не любит, и я обречен в старости на одиночество, - вздохнул Тэл.

- Она еще полюбит тебя.

- А если нет?

- Тогда вернешься на свою Альву и полюбишь другую девушку.

- Ты шутишь! - усмехнулся Тэл. - Второй раз полюбить невозможно. Не надо было мне… - он умолк.

- Ильмана сама сказала?

- Зачем об этом говорить? Я знаю.

Дом был недалеко. Грос ушел вперед. Тэл устал, и мы присели отдохнуть. Разговор этот для меня был интересен. Мы не боялись, что нас услышат. Ильмана только начинала изучать английский язык, Кайбол, по словам Тэла, понимал его плохо.

- Ты не можешь знать, Тэл, - сказал я. - Это только предположение…

- Ошибаешься, Ник. Я тебе объясню.

То, что рассказал Тэл, было для меня еще одной неожиданностью. Альвины узнают мысли друг друга на расстоянии. Удивительные ресницы их есть не что иное, как рецепторы неведомого нам шестого чувства. Эти рецепторы достигают полного развития к тому времени, когда альвин становится взрослым… Теперь мне стало понятно, почему они обычно неразговорчивы.

Все-таки я пытался утешить Тэла:

- Почему же Ильмана покинула родину на такой большой срок? Чтобы быть с отцом? Нет, Тэл, вас судьба свела, и навсегда.

- Судьба! Пустяки говоришь. У нее погибла мать. Тогда Ильмана была подростком. Она решила никогда не разлучаться с отцом.

Тэл уже второй раз заговаривал о матери Ильманы, но уклонялся от объяснений, и сейчас он не добавил к сказанному ни слова.