"Незнакомец в килте" - читать интересную книгу автора (Блэр Сэнди)

Глава 5

Гнев заклокотал в груди Дункана. По политическим мотивам ему три раза пришлось жениться на женщинах, которых он не любил, и вот теперь династия Стюартов навязала ему эту сумасшедшую!

Он молча смотрел, как его новоиспеченная жена, что-то бормоча себе под нос и заламывая руки, мечется по спальне. Ему удалось разобрать лишь отдельные слова, поскольку по-английски она говорила очень быстро и с незнакомым акцентом. Попытки успокоить ее на французском и гэльском языках ни к чему не привели — женщина лишь качала головой и продолжала без передышки бормотать и бегать по комнате взад-вперед.

Чувствуя себя многострадальным библейским Иовом и понимая, что его терпению скоро придет конец, Дункан наконец рявкнул:

— Катрин, сядь!

Она подпрыгнула, побледнела и, разинув рот, уставилась на него. Потом глубоко вздохнула и сердито поправила:

— Меня зовут Бет. — Она стукнула себя в грудь. — Бет. — Бет?

— Да. — Подойдя к нему, она постучала по его груди. — Дункан. — Потом снова по своей. — Бет.

Ага! Значит, она хочет, чтобы он звал ее Бет. Ради Бога. Он готов называть ее как угодно, лишь бы она прекратила метаться и бормотать.

— Бет.

Она замахала руками и опять что-то быстро спросила, так что Дункан, снова ничего не поняв, в очередной раз покачал головой. Тогда, раздраженно вздохнув, она схватила его за руку и подтащила к окну.

— Где я? — очень медленно, четко выговаривая слова, будто разговаривая с ребенком, спросила она и указала на деревню.

— Это Драсмур, — ответил Дункан.

— А это? — Она обвела рукой комнату. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Может быть, она и не сумасшедшая, а просто медленно соображает. Теперь ему остается уповать лишь на Господа.

— Это Блэкстоун, а я Макдугал — твой муж.

Глаза ее округлились, и он горделиво выпрямился. Похоже, это сообщение произвело на нее должное впечатление.

— О-о… — вдруг простонала она и, подбежав к кровати, рухнула на нее. Этого Дункан никак не ожидал.

Окончательно сбитый столку, он подошел к ней, сел рядом и, отведя руки от ее лица, с ужасом увидел, что из глаз ее льются слезы.

— Что с тобой, детка?

— Какой сейчас год?

— Разве ты не знаешь?

Она покачала головой, и он, вздохнув, медленно произнес:

— Одна тысяча четыреста восьмой от Рождества Христова.

— О-о… Одна тысяча что?!

«Наверное, ей кажется, что ее жизнь прошла слишком быстро», — догадался Дункан. Не зная ответа на этот вопрос, он лишь развел руками.

И в следующую секунду чуть не упал на колени от боли.

Дункан едва успел ухватиться за столбик кровати, чтобы не рухнуть на пол; на лбу его тотчас же выступили капельки пота, руки и ноги похолодели, а к горлу подступила тошнота. «Черт бы побрал Элеонору и ее треклятый нож!»

— Дункан? — Дрожащая рука новоиспеченной жены коснулась его лба. — Милорд? Что случилось?

Он оттолкнул ее и выпрямился:

— Ничего. Отдыхай. Когда подадут ужин, Рейчел за тобой придет.

Она вновь попыталась прижать руку к его лбу.

— Нет!

Ну что за упрямая особа! Он вовсе не болен. Ему просто нужно отдохнуть, стряхнуть с себя усталость и жар.

Дункан с трудом выдавил из себя улыбку. Его непонятливой жене отдых тоже не помешает. Синяк на ее лбу стал иссиня-черным; лишь Господь да Рейчел знают, какие ссадины и синяки покрывают ее тело, скрывавшееся сейчас под чужим платьем.

Подойдя к двери спальни, Дункан бросил взгляд на свою испуганную жену и выругался про себя. Когда он будет чувствовать себя лучше, Брюсы дорого заплатят за это оскорбление, и Олбани тоже. Чтобы отплатить, ему придется действовать осторожно и не спеша, но в конечном счете они испытают на себе гнев Макдугала.

Дункан взглянул в полные боли и непонимания глаза Бет. Черт подери! Его месть будет страшной. Если он должен был жениться, то почему ему подсунули больную и плохо соображающую женщину?

Стоя у окна спальни, Бет еще раз ущипнула свою руку.

Весь день она провела взаперти в этой комнате, пытаясь убедить себя в том, что ей снится жуткий кошмар, но все было тщетно. Солнце уже достигло зенита, а деревенька Драсмур осталась точно такой же, какой она увидела ее на рассвете: приземистые убогие домишки с крышами, крытыми соломой, заросшие травой улицы, полное отсутствие цветов. Многие лодки вернулись домой с дневным уловом, и теперь на берегу столпилось не меньше пятидесяти жителей.

Как, черт подери, это произошло? И неужели она сама в этом виновата?

Уже много лет она была тайной англофилкой [6] и залпом поглощала исторические романы, особенно если на обложке изображалась шотландская клетка или чертополох — символ Шотландии. Бет часто мечтала о том, чтобы как-нибудь перенестись в прошлое и жить там с красивым темноволосым рыцарем. Но, Боже правый, она и представить себе не могла, что это произойдет наяву!

А может быть, это случилось из-за ее желания увидеть Дункана — не призрака, а живого человека? Тот, кто говорил: «Будьте осторожны в своих желаниях», понятия не имел, насколько он прав. И вот она очутилась в пятнадцатом столетии — веке рыцарства и романтики — с мужем-шотландцем и абсолютно без косметики. Интересно, насколько жестокая жизнь ее ожидает?

Бет тяжело вздохнула.

— Мечты никогда не доводили тебя до добра, дорогуша, так что думай быстрее, что делать, иначе ты никогда не вернешься в свой мир.

В этот момент в животе у нее громко забурчало, и ей сразу стало ясно, с чего она должна начинать. После, когда поест, она отправится на поиски мужа.

Мужа…

Она опустила глаза, и взгляд ее упал на золотое кольцо с рубином. Бет не помнила, как Дункан надевал ей его на палец. Впрочем, она вообще ничего не помнила, разве что как стояла, пошатываясь, перед священником. Очевидно, в средние века, в которых она нежданно-негаданно оказалась, не требуется ни согласия невесты на брак, ни того, чтобы она была в здравом рассудке. Но почему Дункан согласился жениться на ней — ведь они только неделю прожили в одном замке и всего один раз разговаривали.

Она покачала головой и покрутила кольцо на пальце. В течение многих лет Бет приучала себя к мысли, что никогда не будет носить обручальное кольцо и ей никогда не доведется испытать, что такое любовь. Неужели он в нее влюбился? Может быть, поэтому она переместилась из настоящего В прошлое? Но тогда, что гораздо важнее, сумеет ли и она полюбить Дункана?

Внезапно Бет нахмурилась. К чему лгать самой себе? Уже много дней назад ее увлечение красивым призраком переросло в гораздо более глубокое чувство. Не она ли мечтала о нем? Не она ли представляла, что они сидят друг напротив друга глубокой ночью и разговаривают, разговаривают, разговаривают. Правда, она представляла себе их вместе в двадцать первом веке…

В животе у нее вновь забурчало. По привычке Бет взглянула в зеркало, проверить, в порядке ли макияж, и тяжело вздохнула:

— О Господи…

От одной мысли о том, что ей дважды в день придется спускаться вниз, туда, где полным-полно людей, с голым, как попка младенца, лицом, у нее затряслись руки.

Когда сегодня утром Рейчел помогала ей одеваться, она пребывала в таком волнении, что ей было не до собственной внешности, но сейчас отсутствие косметики вселяло в нее самый настоящий ужас. Как же ей жить дальше?

Руки Бет скользнули с губ и, пройдясь по лифу, расшитому крупными жемчужинами, коснулись подола роскошного парчового платья, переливающегося всеми цветами радуги. Именно красота платья сегодня утром отвлекла ее внимание от косметики, да еще отчаянные попытки Рейчел ее приукрасить. Француженка, к ужасу Бет, хотела выщипать ей все брови и волосы на лбу, чтобы сделать лицо более открытым и куполообразным, как у самой Рейчел, но Бет стояла насмерть. В результате Рейчел, потерпев неудачу, заявила, что Бет просто обязана надеть жуткий головной убор, и показала на свой, явно горячо любимый, представлявший собой огромное накрахмаленное сооружение из белого льна, похожее на чепец монашки. Еще полчаса прошли в спорах, сопровождаемых заламыванием рук и закатыванием глаз, пока наконец Бет не отступила. Она неохотно согласилась, чтобы ей заплели волосы в косы, поместили их в две золотые сетки, закрывающие уши и пришпиленные к голове гладкими медными кольцами.

Руки Бет скользнули к узкому поясу Наталии, украшенному драгоценными камнями. Потрогав пальцем один из гладких пурпурных камней, она вздохнула. У нее есть только два выхода: умереть от голода в своей комнате или предстать перед этими варварами без косметики, зато в прекрасном платье. Бет не нравился ни тот ни другой вариант, но голова у нее просто раскалывалась, а живот свело от голода. Смирившись с неизбежным, она пощипала щеки, чтобы выглядели покраснее, а еще покусала губы с той же целью и наконец направилась к двери.

В большом зале за длинными столами сидели с полдюжины мужчин. Увидев ее, некоторые из них кивнули и встали. В этот момент в зал вошла Рейчел, и Бет бросилась к ней.

— Где Дункан? — спросила она и тут же, в надежде хоть немного успокоить головную боль, схватила со стола кусок черного хлеба и разломила его.

Хлеб оказался сухим и черствым. Решив чуть-чуть размочить кусок, чтобы можно было жевать, Бет окунула его в кувшин, стоявший к ней ближе всего на столе, и понюхала. Эль. Вот черт!

— Макдугал с моим мужем, tres honoree dame [7].

— Где?

— Во дворе замка. — Рейчел махнула рукой на окна, выходящие на восток.

Бет довольно улыбнулась. Ей не пришлось повторять свои слова, чтобы ее поняли. «Говори коротко и ясно, Бет, и, может быть, ты сумеешь выжить, пока не найдешь способа выбраться из этого кошмара», — приказала она себе.

— Не могли бы вы дать мне воды?

— Конечно, мадам. — Рейчел обвела глазами комнату и пробормотала: — Ленивая девчонка… Вам ее принесут в спальню немедленно.

— Благодарю вас, но мне бы хотелось получить стакан воды здесь.

Секунду Рейчел хмуро смотрела на нее, потом пожала плечами и отвернулась.

Откусывая от куска хлеба, Бет принялась внимательно рассматривать своих соседей по столу и убранство зала.

Большинство мужчин и женщин, сновавших по залу с кружками, полными эля, оказались светловолосыми и голубоглазыми. При этом ни у кого из них, за исключением священника, она не заметила ни капли лишнего жира, что было удивительным, учитывая то количество еды, которое они поглощали.

Заметив, что несколько мужчин бросили на пол кости, Бет осторожно заглянула под стул, на котором сидела, и тотчас же поджала ноги. Предприимчивый ученый мог бы запросто слепить из этих костей скелет динозавра — столько их валялось на полу. Неудивительно, что в комнате отвратительно воняло. А она еще обвиняла в этом тех людей, что в ней находились, решив, что им не мешало бы помыться!

Продолжая мусолить во рту кусок хлеба, который, казалось, был сделан из камня. Бет вновь огляделась. Куда же запропастилась Рейчел?

Размышляя над тем, что могло задержать ее новую подругу, Бет заметила, что из темного угла зала за ней внимательно наблюдает какая-то красивая женщина, и робко улыбнулась ей.

Кивнув, женщина встала и направилась к Бет. Когда она подошла, Бет поняла, почему лицо ее показалось ей таким знакомым. Матовая гладкая кожа, шоколадные, как у лани, глаза, темно-каштановые волосы делали ее поразительно похожей на Вайнону Райдер. «О Господи! Только этого мне не хватало! Еще одна ослепительная красавица в моей жизни!»

— Bonjour, tres honoree dame [8]. — Красавица присела в реверансе. — Je m'appelle Flora Campbell [9].

— Доброе утро. — Улыбка Бет погасла. — К сожалению, я не говорю по-французски.

— Вот как? Но ведь все благородные господа говорят на этом языке. Вы должны его знать.

— И все же, к сожалению, я его не знаю.

На лице ослепительной красавицы отразилось явное замешательство, однако она попыталась его скрыть и начала сначала, на этот раз по-английски:

— Меня зовут Флора Кемпбелл. Добро пожаловать. — Она исподтишка с любопытством разглядывала новую хозяйку замка.

— Благодарю. — Бет указала на свободный стул рядом с ней. — Прошу вас, садитесь.

Когда Флора грациозно опустилась на стул, Бет украдкой окинула ее оценивающим взглядом. Вот это да! Полные губы, необыкновенно длинные ресницы, безукоризненно чистая кожа, румянец на щеках — все это творение матушки-природы. Даже выбор платья ярко-синего цвета был идеальным — он великолепно оттенял цвет ее лица и подчеркивал великолепную фигуру. Глубоко вздохнув, Бет постаралась подавить в себе зависть. Однако чего она точно не могла подавить, так это чувства полнейшей собственной ничтожности, которое испытала под оценивающим взглядом этой женщины.

— Какой у вас странный говор, — заметила Флора. — Откуда вы?

— Из Америки, — ответила Бет и, заметив, что ее собеседница недоуменно нахмурила брови, поспешно прибавила: — Издалека, из-за моря.

— Ах вот как. А ваше вдовье наследство?

— Вдовье наследство?

— Нуда, замок, земли…

Понятно, она имеет в виду собственность — почему бы еще такой красивый мужчина, как Дункан Макдугал, выбрал в жены такую простушку, как она. Но почему вдовья?

— У меня есть замок на острове.

— Такой же большой? — Флора обвела рукой зал.

— Точно такой же.

Явно недовольная, Флора окинула платье Бет критическим взглядом. — Если у вас такое богатое вдовье наследство, то почему вы носите платья третьей жены лэрда?

«Третьей жены»? Бет чуть не подавилась куском хлеба. Так сколько же, черт побери, у Дункана было жен? Она читала только про одну. Неужели эта особа, сидящая сейчас рядом с ней и глядящая на нее с некоторым презрением, намекает на то, что она. Бет, уже четвертая жена? И где, черт подери, Рейчел с водой? В этом замке можно умереть от жажды, и никому нет до тебя никакого дела!

— Вы должны хорошо знать вашего дядю, герцога Олбани.

— Нет, я никогда его не видела.

Продолжая размышлять о бывших женах Дункана, Бет пропустила то, что сказала ей Флора. Интересно, почему он с ними расстался? Или он развелся? Да нет, вряд ли.

Заметив, что Бет думает о чем-то своем, Флора легонько похлопала ее по руке.

— Тогда почему Олбани счел вас достойной кандидатурой в жены Макдугала?

Бет пожала плечами:

— Спросите его сами, Флора. Я представления не имею. В этот момент в зал вошла Рейчел с большой кастрюлей горячей воды, полотенцем и маленьким зеркалом.

Леди Макдугал раздраженно застонала, а Флора присела в реверансе и попятилась. Протиснувшись сквозь толпу в зале, она вновь заняла свое место в самом дальнем углу, взяла шитье и, притворившись, что занимается им, принялась внимательно разглядывать новоиспеченную хозяйку Блэкстоуна сквозь полуопущенные ресницы.

«Итак, вот она — очередная жена Черного Макдугала, которую он намеревается замучить. Эта леди Макдугал страшна как смертный грех и, если верить слухам, немного не в себе. Интересно, как он избавится от нее? Наверняка это окажется проще простого, не так, как с прежними женами. Убьет, да и дело с концом, как убил мою ненаглядную сестричку, — думала она. — А если ее не убьет он, я сама ее убью».

Стоя во дворе замка и внимательно изучая свиток, который подготовил для него Айзек, Дункан раздраженно ерошил рукой волосы.

— У нас хватит средств,, чтобы достроить церковь и пережить зиму?

Айзек пожал плечами:

— Да, но только если мы не станем устанавливать на могиле Мэри медный памятник, а просто высечем на каменной плите ее имя.

«Не станем устанавливать памятник», — уныло подумал Дункан. Когда он похоронил Мэри, то пообещал ей, что увековечит память о ней в бронзе. Второй и третьей жене он подобного обещания не давал, но Мэри была хорошей женщиной и заслуживала этой чести. К тому же Флора и ее отец Кемпбелл ждали от него именно этого.

Дункан оглядел двор замка, и взгляд его наткнулся на кузнеца, ковавшего петли для ворот, на которые еще предстояло раздобыть дерево. Может быть, он сделал глупость, не приняв предложения герцога Олбани? Впрочем, еще не поздно. Можно надеть доспехи и снова продать душу и свое воинское умение, став наемником в войне, которую ведет в Нормандии французский король против английского короля Генриха IV. Мысль о том, что вновь придется калечить и убивать людей, против которых он лично ничего не имел, Дункана не слишком радовала, равно как и перспектива уехать из Блэкстоуна, так и не достроив его, оставив замок на попечение лишь неопытных воинов. Он знал, что Ангус и Дуглас настоят на том, чтобы сопровождать его. Но если это должно быть сделано…

Черт бы побрал его злополучного родителя!

— Перестань мучить себя, Дункан, — прошептал Айзек. — Успокойся. Тебе достаточно просто помнить о бережливости, и все будет хорошо.

— В последнюю снежную бурю у нас погибла половина телят, Айзек, и теперь, если мы не хотим забить всех наших быков-производителей, нам придется либо покупать мясо, либо обменивать его на что-то.

— Все верно. Однако переживаниями делу не поможешь, ведь так? Пока мы с тобой разговариваем, женщины нанизывают на веревки рыбу, чтобы потом вялить ее на солнце, да и урожай, похоже, уродится неплохим, так что с голоду мы не умрем.

— Вот именно, «похоже»…

— Ты что, не доверяешь мне?

Дункан взглянул на своего поверенного, человека, которого не далее как десять лет назад деревенские жители Бэллимора приговорили к сожжению на костре, и вздохнул:

— Пока доверяю. Все эти годы ты очень успешно вел торговлю, что позволило мне продержаться на плаву.

— Я и впредь намереваюсь это делать. Вот. — Айзек протянул Дункану приглашение, скрепленное королевской печатью. — Через два месяца состоится рыцарский турнир в честь дня рождения его величества. В подобных состязаниях тебе нет равных, так что страхи твои необоснованны, друг мой.

Похлопав Дункана по плечу, Айзек зашагал прочь.

Спину и левую руку снова пронзила острая боль, и Дункан застонал. У него было такое ощущение, словно все его мышцы завязываются узлом, как корабельные канаты.

— Боже милосердный, ну почему проклятая рана никак не заживет? — прошептал он и в следующий момент неожиданно почувствовал, что кто-то легонько похлопал его по здоровому плечу.

— Эй, нам нужно поговорить.

Дункан обернулся: за спиной, подбоченившись, стояла его новоиспеченная жена. Он впервые видел ее при свете дня, и, признаться, зрелище было не для смелых. Боже правый! Мало того, что она вся в синяках, так еще и такая уродина, каких ему не доводилось видеть. Взгляд его инстинктивно скользнул вниз. Он был намного выше ее ростом, и поэтому для него не составило никакого труда заглянуть в вырез ее платья. Он сразу усомнился в том, что она способна выкормить ребенка своей хилой, с позволения сказать, грудью, не говоря уж о том, чтобы удовлетворить мужчину, особенно такого, как он, предпочитающего пышнотелых и полногрудых женщин.

Мысль о ребенке заставила его спросить ее:

— Сколько тебе лет?

Ухватившись за подол платья, Бет хмуро уставилась на него:

— Двадцать четыре. А что?

Ответ удивил его. Ему говорили, что ей всего шестнадцать. Неужели Олбани рассчитывал, что он ее об этом не спросит? Или предположил, что она ему солжет? И какую еще ложь — да, может, не одну? — Олбани ему уготовил?

— Дункан, ты слышал — мы должны поговорить. Я хочу знать, как сюда попала, и мне непременно нужно вернуться обратно. Кстати, почему ты женился на мне — ведь мы с тобой абсолютно не знаем друг друга.

Дункан во все глаза уставился на нее, и Бет раздраженно вздохнула:

— Кое-что мне уже известно. Я не раз представляла себе все это в своих дурацких мечтах, но такое… — Она взмахнула руками. — По правде говоря, такого я себе и вообразить не могла. Что мужчины будут мочиться с крепостных стен в океан, что остатки еды будут швырять прямо под ноги, что я буду одеваться в платье твоей третьей жены, которое мне велико, как ты, наверное, уже успел заметить, и что мне не подадут даже стакана воды!

О чем, черт подери, она толкует на своем странном английском? И отчего ей вдруг взбрело в голову пить воду? А еще — с чего это она решила, что он будет терпеть такой тон?

— Женщина, я не понимаю, о чем ты говоришь, и не знаю, чем ты недовольна.

Видя, что мужчины прекратили работать и уставились на них, Дункан схватил ее за руку и потащил к замку, шепча сквозь плотно стиснутые зубы:

— Тебя что, не кормили? Не одели? Что тебе не нравится?

— Отпусти меня! — Она попыталась вырвать руку, но он держал ее мертвой хваткой.

— Не отпущу, покаты не успокоишься и не начнешь разговаривать нормальным тоном.

— Что ж, отлично. — Голос Бет звучал скорее подавленно, чем сердито, когда, поднимаясь по лестнице в спальню и наступив случайно на подол своего платья, она споткнулась и чуть не упала. — Я сделаю все, что ты пожелаешь, если ты поможешь мне вернуться туда, где я должна сейчас находиться.

— Твое место здесь, и ты принадлежишь мне, женщина. — Протащив Бет через всю комнату, Дункан толкнул ее на стул, стоявший перед незажженным камином, и вновь почувствовал резкую боль в плече. Когда боль утихла, он открыл глаза и, заметив выражение лица жены, чуть не застонал.

— Черт подери, женщина, только не начинай плакать!

Дункан терпеть не мог женских слез. В присутствии плачущей женщины он всегда чувствовал себя виноватым: ему хотелось убежать куда глаза глядят и спрятаться или что-нибудь расколотить.

Вытерев со щек слезы, Бет выпрямилась.

— Я и не плачу. Просто я хочу вернуться домой, к моему кофе, окнам, которые я вымыла, к своей косметике, к туалету, черт подери, и к газовой плите. — Видя, что он с ужасом смотрит на нее, Бет побледнела, и по щекам ее новь потекли слезы. — Прости, я не хотела ругаться. — Она повернулась лицом к окну и прошептала: — Просто я ничего не понимаю, и мне страшно. — Из ее груди вырвался прерывистый вздох, и она шепотом добавила: — Ужасно страшно.

Дункан понятия не имел, что такое «кофе» и «газовая плита», но то, что ей страшно, он видел невооруженным глазом.

Усевшись напротив нее, он взял ее руки в свои.

— Скажи мне, ты была монахиней?

Как он знал, жена приехала к нему из монастыря, расположенного во Франции, в котором она жила со дня смерти мужа. Поскольку постриг принимали лишь самые набожные женщины, то, что она время от времени ругалась, лишь подчеркивало степень отчаяния, в котором женщина пребывала в данный момент.

Если бы Олбани сейчас попался ему на глаза, он бы его точно придушил.

Вторая жена Дункана стала религиозной фанатичкой, и закончилось это очень плохо. Печально, что и эта сидящая перед ним женщина владеет землей, но у нее абсолютно нет денег — в противном случае, она смогла бы выплачивать Олбани по одной тысяче фунтов в год, чтобы он не выдавал ее замуж.

— Мне очень жаль, детка, но ты теперь моя жена и должна оставаться здесь.

— Нет. Если я останусь, я потеряю свой дом. — Она порывисто прижала руки к груди. — Мне нужно вернуться в двадцать первый век, туда, где я живу на самом деле.

Дункан изумленно захлопал глазами. Может, он ослышался? Если нет, то она явно повредилась рассудком. Но как бы там ни было, она должна остаться в Блэкстоуне, если он и его клан хотят сохранить свой дом.

Они разговаривали друг с другом — вернее, каждый говорил о своем, не понимая другого — казалось, целую вечность, и наконец Бет сдалась.

Ей уже не хотелось ничего другого, как только прекратить этот бесцельный разговор. Глаза се щипало так, словно в них швырнули пригоршню песка, нос… Про нос ей вообще не хотелось думать — он вечно становился багровым от переносицы до самого кончика, когда она вот-вот готова была расплакаться. Бет подозревала, что в данный момент ее лицо больше похоже на обезьянью задницу, и это отнюдь не делает ее красавицей.

Она встала и подошла к окну, пока Дункан с самым несчастным выражением лица пытался разобраться в том, что она ему только что наговорила.

— Ты совсем спятила, женщина, если считаешь себя призраком.

Отлично! Он не только ее не помнит, но и по-прежнему не понимает, да еще, что хуже всего, считает сумасшедшей.

— Нет, Дункан, я не призрак. Я живой человек, из плоти и крови.

Бет покрутила кольцо на пальце. Интересно, она первая его носит или уже четвертая? Слава Богу, она нашла дневник Дункана и даже успела поговорить с ним, прежде чем начался весь этот кошмар, — в противном случае она сейчас уже наверняка выпрыгнула бы из окна, не выдержав бесконечных напыщенных речей и угрожающих взглядов лэрда Блэкстоуна.

— Дункан, прекрати! — Она подняла вверх руки, словно сдаваясь. — Мы с тобой топчемся на одном месте. Ты не можешь или не хочешь мне помочь, а я сейчас настолько устала, что мне это уже все равно. — В висках у нее застучало, перед глазами поплыли круги, и даже зубы заболели. — И вообще, мне нужно чего-нибудь поесть.

Дункан раздраженно посмотрел на нее и, что-то недовольно бормоча себе под нос, забегал взад-вперед перед камином. В конце концов Бет это настолько надоело, что она не выдержала и направилась к двери.

— Она повернулась ко мне спиной! Она без позволения вышла из комнаты! Вот как она относится ко мне, ее лэрду! — Чувствуя, что в горле у него пересохло, Дункан взял со стола кружку с элем и сделал большой глоток. — Говорю тебе, Ангус, подобная женщина не долго задержится на этом свете. Если бы я уже не потерял трех жен, клянусь, я бы задал ей хорошую взбучку, чтобы она не забывала, кто в доме хозяин. Наглости этой девице не занимать.

— Милорд?

Дункан обернулся. За спиной у него стояла Флора, улыбаясь, словно кошка, только что отведавшая сметаны.

— Ну что еще?

— Ваша жена, сэр, не явилась на церковную службу. Священник очень обеспокоен. Без нее он не может начать, а ее до сих пор нигде не нашли.

Дункан выругался.

— Начинайте без нее.

— Но…

— Делайте, как я сказал! — Он махнул рукой, давая понять, что разговор окончен. Флора присела в реверансе и удалилась с недовольным видом, а Дункан еще раз выругался.

— И что теперь? — ухмыльнулся Ангус. Сделав еще один глоток, Дункан вскочил:

— Мы найдем строптивицу и притащим в часовню, даже если для этого нам придется ее связать.

Когда искореженную штормом моторную лодку Бет прибило к берегу, в Драсмуре поднялась суматоха. Женщины, причитая, бегали по берегу и по мысу в надежде отыскать Бет; мужчины, помянув и Бога, и черта, помчались за своими лодками.

Том Силверстейн припустил к своему катеру и, сев в него, направился к Блэкстоуну. Ему казалось, что так медленно он еще никогда не плыл, хотя скорость была максимальной. Рыская взглядом по берегу в надежде увидеть Бет, он едва не столкнулся с пристанью Блэкстоуна.

Когда, спохватившись, он убавил обороты, лодка резко затормозила, при этом пенная волна едва не хлынула через борт. Обвязав канат вокруг железного столба, Том выпрыгнул на берег.

— Бет! Бет! — закричал он во весь голос и помчался через двор к замку. Чувствуя, как у него неистово колотится сердце, он, перепрыгивая через две ступеньки, помчался по лестнице в спальню и распахнул дверь. Никого. Он втянул носом неподвижный воздух. Пахло сгоревшими дровами. Значит, Бет разжигала камин. Интересно…

— Бет! — вновь позвал он. Молчание было ему ответом. Содрогнувшись от ужасного предположения, что Бет действительно утонула и ее унесло в открытое море, он подошел к незаправленной кровати и вдруг заметил кусочек разорванной кожи. Потянувшись к нему, Том заметил, как что-то блеснуло. Золото! Он глазам своим не поверил. Перед ним на смятой простыне лежала знаменитая брошь Лорна — единственное ощутимое доказательство того, что клан Макдугала когда-то одержал победу в битве с Робертом Брюсом.

Том почувствовал, что у него вот-вот остановится сердце. Никто не видел эту украшенную драгоценными камнями брошь уже шесть столетий, и он уже давно сумел убедить себя в том, что ее не существует на самом деле, что она — лишь плод чьего-то воображения, увековеченный в легенде, равно как и появление «той самой». Неужели он ошибался? Том осторожно протянул руку, взял древнюю брошь и почувствовал, что простыня мокрая. Наклонившись, он понюхал ее и ощутил запах морской воды.

Сердце отчаянно забилось у него в груди. Он все понял.

— Она не утонула, — прошептал Том. — Лэрду удалось ее спасти.

Он коснулся броши трясущимися пальцами и прислушался, но ничего не услышал.

— Началось. — Том прерывисто вздохнул.

Теперь единственное, что ему оставалось, это молиться за Бет. От нее теперь зависело будущее его еще не рожденного сына.