"Любовь и дым" - читать интересную книгу автора (Блейк Дженнифер)

3

Ноэль Столет резко остановился, не доходя до застекленных дверей, которые вели на заднюю галерею. Через прямоугольники стекол дверей он мог ясно видеть Риву и Данта Ромоли, сидевших за одним из столов с прозрачной поверхностью. Шляпка Ривы была повешена на угол спинки ее стула. Свет солнца, отражавшийся на кирпичах пола террасы, загадочной тенью набегал на половину ее лица. Она скинула свои кремового цвета туфли и сидела, подогнув под себя одну ногу. Они с Ромоли просматривали на двоих одну газету, одновременно пригубливая послеобеденный кофе из тонких, как яичная скорлупа, китайских чашек.

Эти чашки были из сервиза, который прабабка Ноэля купила в Париже во время своего медового месяца. Впрочем, нахмуриться и медленно сжать кулаки его заставило вовсе не это пренебрежительно-будничное их отношение к семейным реликвиям. Дело было в атмосфере полной расслабленности и непосредственности, которая царила в них. Эти двое людей знали друг друга много лет и поэтому не затруднялись соблюдением какого-то этикета и формальностей в своих взаимоотношениях.

Никогда за все годы знакомства Ноэля с Ривой он не помнил, чтобы она хоть раз держала себя с ним так вольно. Он никогда прежде не видел ее сидящей в столь расслабленной позе, не обращающей внимания на то, как смялась одежда на ее прекрасном теле. Он никогда прежде не видел, как она непринужденно и открыто зевает, совершенно не заботясь о том, что ее собеседник может увидеть ее на секунду искривленный очаровательный рот с нежными губками. В общении с Ноэлем она всегда была настороже, всегда контролировала малейшее свое движение, каждую реплику.

Впрочем, ему не на что было жаловаться: сам он вел себя с ней точно так же. Ни одно случайное слово не сорвалось с его уст во время разговоров с нею, которые сами по себе были редкостью. Не проскользнул ни один случайный жест, ни один случайный взгляд. Такова была его привычка, уходившая своими корнями в давние годы, и такая застарелая и крепкая, что он, наверное, ничего не смог бы изменить, даже если бы искренне захотел от нее избавиться. Он всегда держал себя с ней на полном контроле. Это самообладание и холодность явились продуктами многолетних бессонных ночей, постоянного самосдерживания и, наконец, железной воли и характера. Эти качества понадобились Ноэлю очень рано, еще двадцать пять лет назад, чтобы с их помощью скрывать свои бурные эмоции: гнев на отца, который слишком быстро утешился после смерти первой жены и его матери; стыд за то, что он выбрал себе в жены ту, которая годилась ему в дочери и была даже младше его собственного сына; и сожаление о том, что мачеха оказалась недоступной его пониманию… Ноэлю также приходилось тщательно скрывать свое неистовое потаенное любопытство относительно природы физических отношений, которые существовали между его отцом и юной мачехой. Плюс зависть к отцу, который на правах старшего смог уложить Риву в свою постель. Наконец, дикую тайную страсть самого Ноэля, обращенную на ее дивное тело. Последнее было самым важным, ибо не умерло с возмужанием Ноэля, а превратилось из подросткового сексуального влечения в настоящую любовь.

Да, он любил свою мачеху. Боже, все годы это осознание жгло его чувством вины и ощущением тайной радости. Впрочем, долго та мука продолжаться не могла. Какое-то время Ноэль был на самом пределе, и неизвестно, что могло бы произойти, если бы отец вовремя не положил этому конец, услав из отчего дома своего сына. Ноэль был почти благодарен ему за это. Но ничего сильнее тех своих переживаний он не испытал ни разу за все последующие двадцать пять лет. Ничего.

Музыкальный и одновременно настойчивый звук вывел его из задумчивости, и через секунду он понял, что это надрывается старинный звонок у парадной двери, которая была за его спиной вдоль по коридору. Ноэль заранее предупредил Абрахама, бессменного дворецкого в Бон Ви на протяжении последних сорока лет, что сегодня будут гости. Пожилой мужчина с величественной медлительностью пошел открывать двери. Звонок продолжал звенеть. Сомнений не оставалось: это приехала Констанция с детьми. Ноэль хотел сначала предупредить о гостях и Риву, но теперь уже было слишком поздно.

Ноэль прошел к дверям и стал смотреть на то, как его бывшая жена распоряжается действиями двух слуг, которые были отряжены для того, чтобы управляться с багажом. Констанция показывала, какие вещи следует а первую очередь сгрузить с горы однотипных огромных чемоданов, которые были навалены в «мерседес» Ноэля, припаркованный у самого крыльца. Он смотрел на все это и жалел о том, что не отправил в аэропорт фургон из своего плантационного инвентаря. Только эта машина могла без проблем вместить все те вещи, которые постоянно брала с собой Констанция даже в краткосрочные поездки для создания вокруг себя привычного комфорта.

Она позволила ему в аэропорту нагрузить в свою машину большинство предметов багажа, но детей не пустила. После того как все чемоданы были уложены, стало ясно, что в «мерседесе» остается место еще по крайней мере для Пьетро, но она решительно отказалась отпускать от себя сына и настояла на том, чтобы ее дети, Пьетро и Коралия, поехали вместе с ней на такси. Ноэль понял, что его принимают за отца, которому нельзя доверять детей. Тем не менее бывшая жена возила их сюда для того, чтобы сын и дочь окончательно не забыли своего папу. Его гнев на ее неблагоразумие доставил ей немало удовольствия. Она была итальянкой. Более того, происходила из аристократической сицилийской семьи. Ее звали леди Констанция ди Лампадуса. Ей не обязательно нужно было жить по логике, а маленькая месть бывшему супругу подняла ей тонус после трудного путешествия.

Дети — девятилетняя дочь Коралия была впереди — вышли из такси и стали медленно взбираться по ступенькам крыльца. Ноэль вышел из дверей им навстречу. Проходя мимо Абрахама, он кивнул ему на заднюю галерею. Старик торжественно наклонил голову, давая понять, что принял указания, и незамедлительно отправился по коридору предупредить хозяйку дома о визитерах.

Пьетро, которому еще не исполнилось семи, чувствовал дикую усталость, был измотан поездкой и готов был вот-вот захныкать. Ему было плохо без няни, которая в самый последний момент не нашла в себе сил взойти по трапу самолета и перелететь через океан. Констанции было непривычно заниматься своими детьми самой. Вот и сейчас, пытаясь успокоить сына, она протянула ему шоколадку. Ноэль заметил следы шоколада на лице Пьетро, еще когда тот вылезал из такси, выходит, его уже утешали, и, наверное, не раз. С густой кудрявой шевелюрой, большими черными глазами и изможденным выражением маленького личика он здорово смахивал на мальчугана с плаката «Спасите детей!».

Коралия, в противоположность брату, была спокойна и оглядывалась вокруг широко раскрытыми глазами. Она определенно унаследовала отцово самообладание. Ее платьице было пошито в Милане самым известным детским портным, а туфельки делались с персональной колодки ручной работы, причем колодка заменялась каждые три месяца на новую. Коралия тащила за собой сумку с куклами, сшитую на заказ из кожи, которая обычно идет на перчатки, с шелковыми полосками и инициалами девочки, вышитыми золотом. Она была похожа на путешествующую принцессу. Однако стоило взглянуть на ее бледное личико с выражением какой-то потерянности на нем, как сразу становилось ясно, что перелет ей также не доставил большой радости.

Ноэль вышел из дверей навстречу детям. Он присел на одно колено, чтобы обнять дочь, затем сгреб рукой и спотыкающегося шестилетнего сына с влажными глазами. Он почувствовал, как Пьетро уткнулся своими шоколадными губами в воротник его сорочки, но это было не важно. Он прижимал к себе тельца своих маленьких детей, чувствовал их податливость и теплоту. Ноэль на секунду прикрыл глаза, комок подступил к горлу. Так давно он их не видел!

— Добро пожаловать в Бон Ви, — тихо проговорил он. Затем поднял Пьетро к себе на грудь, взял за руку Коралию и, пропустив вперед бывшую жену, пошел за ней в дом.

Прямо за дверью ему пришлось остановиться: со стороны задней галереи к ним приближалась Рива. Она успела вновь надеть шляпку, подправить макияж и придать своему лицу то формально-вежливое выражение, которое так было знакомо Ноэлю. Дант шел за ней по пятам. В его глазах была какая-то настороженность, как будто он ничего хорошего не ждал от этой встречи.

— Констанция, какой приятный сюрприз! — поприветствовала сицилийку Рива, протянув руку.

Констанция еле коснулась пальцами руки хозяйки Бон Ви.

— Боюсь, это скорее похоже на потрясение, чем на сюрприз. Прошу простить за то, что я приехала без предварительного предупреждения. Боялась, что Ноэль даст мне телеграмму с просьбой не приезжать.

Слова были правильные, но тон, которым она их произнесла, гордый, на грани нападения. Это качество характера Констанции — удивительное пренебрежение к тому, что думают вокруг нее люди, — когда-то очень нравилось Ноэлю.

Ну и, конечно, ее яркая внешность. Она совсем не похожа на Риву. Красота Констанции особого рода. В ней было что-то сочное, средневековое, утонченно-эротическое, что часто можно увидеть на портретах Боргеса. У нее были серые глаза, сужающиеся в уголках, и прямой нос. Ее нижняя губа была полная и изогнутая, в то время как верхняя была прямой и тонкой, что говорило о наличии воли. Длинные волосы красиво заплетены и заканчивались узлом на затылке, какой бывает у балерин. Констанция часто жаловалась на свое тело, говорила, что она похожа на профессиональную роженицу и это-де мешает ей следовать требованиям высокой моды. Она сочетала в себе одновременно много варварского и много богемного. Последнее проявлялось в том, что она избрала карьеру ювелирного художника и, по ее словам, владела «искусством украшать». Для перелета через океан она надела платье из натуральной шерсти с ажурной каймой и драгоценные украшения, которые своей яркостью напоминали этрусский стиль. Через плечо накинула шарф. Это была женщина с пышными формами и жарким темпераментом. Большинство мужчин этого и ждут от представительниц слабого пола. В свое время Ноэль думал, что может раствориться в ней. Не ее вина, что ему это сделать не удалось.

Рива представила Констанции Данта, а потом предложила ей пройти в ее комнату, принять ванну, отдохнуть, чего-нибудь выпить, перекусить. Все это могло быть принесено прямо к ней на подносе. Констанция решила, что не успела она приехать, как от нее уже хотят здесь избавиться, чтобы в ее отсутствие постараться примириться с ее присутствием. Констанция думала именно так.

— Вам нет никакой нужды беспокоиться из-за меня, — сказала сицилийка. — Думаю, Ноэль сам сможет показать мне, где я должна буду спать.

Тот тон, которым она произнесла слова, был явно вызывающ. Поймав на себе быстрый взгляд Ривы, Ноэль почувствовал прилив крови к голове и понял, что ему стало трудно дышать. Он должен был раньше догадаться, что Констанция с удовольствием использует малейший предлог для того, чтобы испортить окружающим настроение. Пьетро. будучи очень чувствительным ребенком, снова начал тихо хныкать и тереть один глаз кулачком.

Констанция тем временем продолжила:

— Впрочем, я бы попросила вас, мадам Столет. об одной маленькой услуге: найти кого-нибудь, кто бы позаботился о Пьетро и Коралии. Дети с большим трудом перенесли путешествие. Им приходилось так долго ждать и сидеть сегодня. У них был тяжелый день.

Лицо Данта Ромоли внезапно озарилось широкой улыбкой.

— Я вызываюсь добровольно. Чтобы разогнать усталость, им следует хорошенько поплавать! Обязуюсь беречь их как зеницу ока.

Констанция с сомнением посмотрела на Данта.

— Я имела в виду няню.

— Я буду им великолепной няней! Временно.

Рива с улыбкой вмешалась в разговор:

— Это правда: он сможет заменить любую няню и сделает все гораздо лучше. У Данта есть, по крайней мере, два десятка племянников и племянниц, а дети друзей просто обожают его! Ваш сын и дочь будут в очень хороших руках, поверьте мне.

Констанция поджала губки, еще раз смерила всего Данта оценивающим взглядом и наконец сказала:

— Ну что ж, хорошо…

— Отлично, — сказала Рива. — А пока Дант будет с ними заниматься, я отыщу постоянную няню на время вашего пребывания у нас.

— В таком случае им нужно вытащить сейчас купальники. Может, Ноэля не затруднит проводить меня до их комнат?..

С этими словами она глянула из-под ресниц на бывшего мужа.

Поначалу у Ноэля возник сильный импульс отказаться, впрочем… Это будет хороший повод окончательно все прояснить в его отношениях с Констанцией. Тем более что он сам хотел сделать это как можно скорее. Он передал сына Данту, а Коралию Риве, затем молча повернулся к лестнице, которая была в дальней части холла, и зашагал к ней. Оглянувшись, он коротко бросил бывшей жене:

— Сюда.

Они поднялись по изогнутой лестнице, покрытой дорожкой с восточным рисунком, в полном молчании. На втором этаже он показал Констанции одну из спален, окна которой выходили на парадное крыльцо, и сказал, что здесь будут спать дети. Предваряя следующий вопрос, он прибавил, что ее комната на противоположной стороне коридора.

— А ты где спишь? — спросила она, изогнув губы в провокационной улыбке.

— Внизу. В комнате отца, за библиотекой.

— Ты хочешь сказать, что переселил оттуда свою мачеху? Ужасные манеры!

Его лицо напряглось.

— Ее комната здесь, на втором этаже. Рядом с твоей. И всегда здесь была.

— Выходит, у нее и у твоего отца были разные спальни? M-м… Как цивилизованно… Впрочем, я не могу ее упрекать. Между ними была очень большая разница в возрасте, ведь так?

Она дразнила его, и он это хорошо понимал.

— Тридцать лет, а что?

— Она очень молодая вдова. И как это ты еще не признался ей в любви и не потащил к алтарю, удивляюсь!

— А ты ожидала этого?

— Последние полгода точно. А вообще-то больше.

— Вынужден разочаровать тебя, как ни жаль, — ответил он сухо.

— Что же тебя останавливает? Не уважение же? Я думала, что скорбь давно уже вышла из моды, а уважение к памяти покойных теперь считается дурным тоном.

— Ты неправильно думала.

— Разве? Что-то я не заметила на красотке Риве черного платья.

— Я не буду обсуждать с тобой поведение Ривы.

Она посмотрела на него с кривой усмешкой.

— Ты вообще никогда этого не делал. Не так ли, дорогой? Эта женщина разрушила мое замужество, но мне никогда не позволялось поговорить о ней. До сих пор ее имя для меня словно табу. Дотронуться нельзя.

— Как бы ты до него ни дотрагивалась, ничего не изменится. Она не имеет никакого отношения к разрыву между нами.

— Не надо, прошу тебя! Ты можешь разыгрывать из себя дурачка сколько тебе нравится, но лично я не такая дура!

Она отошла от него, не подобрав шарфа, конец которого стелился по полу, и стала смотреть в окно.

Он нахмурился. Она ничего не поняла до сих пор! Ему даже стало жаль свою бывшую жену — редкое чувство для него. Констанция, наверное, никогда не будет способна понять, что для него свобода всегда была дороже ее титула или доступа к ее красивому телу. Она могла объяснить себе их разрыв только созданием в своем воображении очередного драматического любовного треугольника.

— Одна Рива, что бы она ни делала, не заставила бы меня уйти от тебя, — сказал он. — Она вообще узнала об этом, когда между нами уже все было кончено.

— А теперь еще скажи мне, что ты бросил меня вовсе не из-за тех чувств, которые ты испытывал… Да и сейчас все еще испытываешь по отношению к ней!

— А вот это, — спокойно ответил он, — не твое дело.

— Как ты можешь так говорить?! — вскричала она, резко оборачиваясь к нему лицом. — Это всегда стеной стояло между нами! Это твое идиотское любование ею! Я ненавижу это! Я ненавижу ее!

Он уже давно понял для себя, что единственным способом погасить разгоравшуюся в ней бурю в подобных ситуациях являлось незамедлительное отвлечение ее внимания от затронутой темы.

— И ты перелетела через океан только для того, чтобы сказать мне все это? Забавно, а я уж думал, что ты ненавидишь меня.

— Никогда! Я тебе клянусь всем чем угодно, что никогда не могла сказать, что я тебя ненавижу! Этого не было! — Она окинула его странным взглядом, в котором было густо намешано разочарование, страсти, размышления, прежде чем добавить: — Я приехала для того, чтобы понять, почему ты до сих пор не объявляешь помолвки с Ривой Столет. Теперь я знаю почему!

— Знаешь? Интересно! Надеюсь, ты не будешь держать это от меня в секрете?

— Потому что у тебя есть сильный соперник!

Его губы дернулись, когда он тихо повторил за ней:

— Соперник…

— Ну? То самое слово, да? Я имею в виду Данта Ромоли. Он стоит на твоем пути, дорогой мой!

— У тебя всегда было буйное воображение.

— Да, — не обижаясь, согласилась она, и вновь улыбнулась: — О, он очень симпатичен! И любит детей, и умеет с ними обращаться — редкое качество у мужчин.

Ноэль почувствовал какую-то тяжесть в груди, но даже себе отказывался в этом признаться.

— Если он такой чудесный, почему бы тебе самой не приударить за ним?

— А я подумаю над этим! По-моему, из этого получилась бы хорошая месть, а? Она отняла у меня моего мужчину, а я у нее отниму ее!

— Не смеши меня. Они знакомы многие годы. Что бы между ними ни было, ты бессильна будешь что-либо изменить.

Он ожидал, что она снова взорвется, однако вместо этого она спокойно и внимательно взглянула на него, о чем-то думая, потом сказала:

— Ты не знаешь, что между ними может быть? Ты не знаешь, кто они друг другу: друзья или любовники? Может, они когда-то были любовниками?

— Никогда не спрашивал.

— Правильно, — проговорила она, прищурив глаза. — Ты не хочешь знать правды. Так спокойнее. Пожалуй, тебе было бы даже выгодно, если бы мне удалось увлечь Данта. Пожалуй, ты даже был бы мне за это… благодарен.

Проговорив это, она быстро подошла к нему и закрыла пальцами ему рот. Он отбросил ее руку и жестко сказал:

— Благодарен? Как же!

Она чертыхнулась и снова отошла от него, потирая руку.

— Ты безумец! И я тоже дура, что приехала! Дура, я надеялась на то, что ты пересмотрел свои чувства! Дура, что думала, что ты ждешь моего возвращения и возвращения своих детей!

— Дура, согласен. Другое дело — дети. Если ты позволишь мне стать их полным опекуном, я возьмусь за это.

— Как же, жди! Ну, ничего! Я никуда не спешу, поэтому поживу у вас до-о-лго! А потом посмотрим, кто из нас сумасшедший.

— Должен напомнить, что не приглашал тебя. Это мой дом.

— Твой и твоей мачехи!

— Нет, только мой. Она имеет право только на то, что нажито с моим отцом со времени их свадьбы. Таковы законы Луизианы.

— А мне плевать на твои законы! Имеет она право на этот дом или не имеет, мне как-то все равно. Но я уверена, что ей будет интересно узнать, что ты о ней думаешь и что чувствуешь!

Ни один мускул не дрогнул на лице Ноэля, пока он выслушивал угрозу.

— Ты думаешь, она до сих пор не знает этого?

Констанция засмеялась:

— Она смотрит на тебя глазами женщины, которая видит опасность вместо обещания любви, врага вместо друга. Нет, она не знает.

— В таком случае скажи ей, — тихо произнес он. — И посмотрим, будет она видеть во мне врага, как ты, или нет.

Усмешка исчезла с ее лица.

— Благодари за то, что я вообще вижу в тебе кого-то!

Рива сняла платье, надела купальник кремово-кораллового цвета, а поверх него восточный халат из хлопка кремового оттенка. Затем она прошла к бассейну. Ноги у нее были босые. Она очень любила ходить босой и никогда ни перед кем за это не извинялась. Так она себя чувствовала свободнее, так она лучше ощущала саму себя.

Для Ривы одежда была особой формой маскировки. Она использовала наряды для создания имиджа холодной и элегантной аристократки. Временами ей казалось, что она сама и ее имидж сливаются в одно целое, но это было нечасто. Поначалу тут свою руку приложил Космо. Вскоре она поняла в этом пользу для себя и стала работать над собственным имиджем сама. Если за маской скрывалась все та же деревенская девчонка, все время немножко напуганная и потерянная, то лишь немногие имели привилегию знать об этом.

Дант Ромоли был в числе этих немногих. Он улыбнулся, когда увидел ее босые ноги и то, как она с осторожностью выбирала затененные участки террасы, стараясь не наступать на разгоряченные солнцем кирпичи. Он и сам несколько минут назад преобразился, надев купальный костюм в кабинке, стоявшей за римскими колоннами бассейна и специально предназначенной для переодевания.

В той части бассейна, которая была ближе к дому, было мелководье. Сейчас он стоял там, а Коралия и Пьетро наперегонки плыли к большому синему мячу, который он кинул. Усталость, навеянная действительно тяжелой дорогой, сменилась в детях радостью от плавания и живым восторгом.

Рива скинула свой халат и опустилась на край бассейна. Немного погодя она попробовала пальцами ног воду. Она в любую минуту готова была включиться в детскую игру, если Пьетро и Коралия изъявили бы такое желание, но сама не хотела форсировать события. По-настоящему купаться ее сейчас не тянуло. По-видимому, вполне хватало утренних заплывов, которые она с удовольствием делала в течение многих лет. Что касается жаркого солнца, то она не была его поклонницей. Глубокий сильный загар, может, в каких-то частях страны и ценился, но в Луизиане он воспринимался в лучшем случае как юношеская беззаботность, а вообще-то как идиотизм. Долгое нахождение под южным солнцем являлось не только дикой пыткой для организма, но кроме того было очень опасным. Наконец, в этом штате светлый, бледноватый цвет кожи никогда не выходил из моды, ибо был редким.

Приятели Эрин по колледжу увлеченно предавались игре в салки. Поскольку сама Эрин уже вышла из игры, она подплыла к Риве, затем встала на мелком месте и присела на бордюр рядом с ней, перекинула волосы через плечо, чтобы выжать из них воду, и, кивнув в сторону детей, сказала:

— Не могу поверить, что жена Ноэля все-таки приехала. Я думала, она презирает его.

— Похоже, он оставил ей право совершать сюда визиты.

— Удивляюсь ее хладнокровию. Даже телеграмму не послала для предупреждения.

Рива глянула сбоку на племянницу:

— Учись аристократизму.

— Детишки мне нравятся, хотя и довольно спокойные. Какова же их мамаша?

— Ли забыла, что ты ее никогда не видела. Пожалуй, ее можно назвать красавицей.

Эрин удивленно приподняла брови и посмотрела на тетю.

— Что-то не слышно теплоты в твоем голосе, тетушка.

— Я ведь ее почти не знаю, — запоздало извиняясь, произнесла Рива. — Видела всего несколько раз. Один раз здесь, сразу после их свадьбы, и еще как-то в Париже.

— Я так и не поняла, что такое стряслось, что они развелись. Я знаю только, что они жили во Франции, рожали детей и еще, что она как-то особенно предалась работе с драгоценностями на каком-то чердаке и Ноэль остался один.

— Вряд ли это можно назвать чердаком, — усмехнувшись, поправила племянницу Рива. — Если уж по правде, то это была роскошная квартирка с собственным садом, которая, совершенно случайно, конечно, оказалась расположена всего через улицу от дома старого дядюшки герцогини Виндзорской. Больше я ничего не знаю. Если хочешь больше просветиться в этом вопросе — спроси у Ноэля.

— Нет уж, спасибо! Мне еще не надоело жить! Хватит с меня того, что знаешь ты.

— Понимаю тебя.

Ноэль действительно во всех отношениях был человеком, к которому следовало приближаться с опаской. Если дело касалось чего-то для него личного — он был просто невыносим. Он всегда этим отличался.

Несколько минут они молчали, глядя на то, как Дант играет с детьми. Он вскоре обнаружил, что они плавают, как дельфины, и перешел с ними на более глубокое место. Коралия взобралась к нему на спину, обняв его руками за шею, в то время как Пьетро прыгнул на подогнутые колени Данта и отчаянно отклонялся назад всем телом, балансируя в воздухе руками. Дант стал поворачиваться, как карусель, быстро увеличивая скорость. Дети кричали от восторга, пытаясь удержаться на нем. Потом Пьетро и Коралия, раскачиваясь в разные стороны, стали предпринимать попытки опрокинуть Данта, как лодку.

Эрин кивнула на него и сказала:

— Таким, как он, как раз и нужно иметь собственных детей.

— Обычно тут не обходится без наличия матери.

— О, я знаю это, училка!

— Просто хотелось проверить, действительно ли вас в колледже чему-то учат, — улыбнувшись племяннице, сказала Рива.

— Ну, проверила? И не пытайся уйти от темы! Как насчет тебя и Данта?

— Я уже совсем старушка.

— Нет, нет, нет! Так легко не отделаешься, тетя! Очень много женщин, которые заводят детей после сорока. Главное, быть в этом осторожной.

— Спасибо, доктор, — ответила Рива.

— Бесполезно, Эрин! — крикнул Дант неожиданно. — От твоей тети ничего не добьешься. Еще та осторожность! Ни слова о замужестве, еще меньше о детях! По крайней мере, еще целых полгода.

Рива нахмурилась. Она и забыла, что голоса очень далеко разносятся по воде.

— Я никогда такого не говорила!

— Разве? — невинно переспросил он, возясь с ребятами. — А вот я готов поклясться, что говорила.

Взгляд черных глаз Данта был устремлен выжидающе на Риву, но тут Коралии каким-то чудом удалось сделать стойку у него прямо на шее, и это отвлекло его внимание. Но Рива не избавилась от внимания к себе: на нее пристально глядела Эрин. Она могла себе представить, о чем думает сейчас и о чем про себя любопытствует девушка. Рива уже давно знала, что окружающие подозревают ее и Данта в том, что у них любовные отношения. Все, включая и Ноэля. Но на самом деле все это было так давно, что переросло совсем в иное качество. Истина была не так проста, как все думали. Она была известна только ей и Данту, и их обоих устраивало держать ее в тайне от других.

Над бассейном пронесся восторженный свист одного из друзей Эрин. Юноша очумело уставился на заднюю галерею. От потрясения он даже перестал двигать в воде руками, тут же пошел на дно и, вынырнув, стал отплевываться.

А все дело было в том, что из вечерней тени, окутавшей галерею, на открытое пространство террасы выступила женщина. Она двигалась неторопливо и делала вид, что не замечает того, что была почти нагая! Ее купальник состоял из трех маленьких треугольничков из шелка цвета морской волны, подвязанных тонкими серебристыми веревочками. С ее плеч свешивался какой-то халатик-накидка, который развевался при каждом ее шаге, словно невесомая мантия из прозрачной ткани. Ее роскошные волосы были заплетены в длинную косу, переброшенную через плечо вперед. А красивое тело было покрыто умопомрачительным загаром.

На секунду Рива даже пожалела о своем прохладном отношении к солнечным лучам. Затем, поднявшись, она поприветствовала Констанцию.

Женщина помахала орущим детям рукой, еле заметно кивнула друзьям Эрин, столпившимся на дальнем конце бассейна, затем медленно скинула с себя накидку, которая замедленно упала на кирпичи. Констанция подошла к краю бассейна, на какую-то секунду приподнялась на носочки и, мощно оттолкнувшись от бордюра, глубоко нырнула. Показавшись через несколько секунд на поверхности воды, она красиво и ровно поплыла, совсем не обращая внимания на друзей Эрин, шарахавшихся от нее в разные стороны. Констанция приблизилась к Данту и остановилась, поддерживая себя на воде легкими движениями рук.

— Было очень любезно с вашей стороны посмотреть за Коралией и Пьетро, — сказала она грудным голосом. — Не имела возможности раньше отблагодарить вас адекватно, но теперь готова. Считайте меня своей должницей.

Дант восторженно глядел на сицилийку, хотя в глубине его глаз чувствовалась осторожность.

— Не стоит благодарности, — ответил он. — Мне это доставляет только удовольствие.

— Они так быстро привязались к вам. Это на них непохоже. Обычно с незнакомыми людьми они ведут себя сдержанно. Вы необычный человек.

— Просто я дал им возможность кричать, орать и безумствовать после трудного трансатлантического рейса.

Констанция улыбнулась так, как будто не знала, верить ли ей в столь простое объяснение «необыкновенности» Данта.

— И что же, они кричат, орут и безумствуют?

— Сами видите, — ответил Дант, отражая сбоку очередную атаку маленького Пьетро. Он подхватил его, перевернул в воздухе и обрушил обратно в воду.

Сицилийка отвернулась от брызг, затем подплыла к тому месту, где было мелко, и встала на ноги. Она посмотрела на Данта как будто впервые и сказала:

— У вас очень интересное лицо. Редкое. Как старинная монета.

Дант осклабился:

— Это мне известно. У меня, что называется, аристократический нос.

— Да, особенный, я бы сказала. Уж вы на меня положитесь: в лицах я специалист.

— Я всецело полагаюсь на вас.

Рива, наблюдавшая за ними издали и слышавшая разговор, сразу узнала гибкую тактику Данта. В глубине души она подумала, что, если Констанции взбрело бы в голову окрутить Данта, а именно это, похоже, ей и взбрело в голову, она могла бы подходить к нему помягче. Не так откровенно. Несмотря на свободный образ жизни, Дант относился к числу консерваторов в отношениях с женщинами.

Со стороны террасы донесся какой-то звук. Она обернулась и увидела Ноэля, который садился на стул у одного из столиков. Он снял галстук и расстегнул воротник сорочки, потом засучил рукава до локтей. Служанка, следовавшая сзади, поставила перед ним высокий подмороженный бокал с каким-то напитком. Из бокала выглядывала веточка мяты. Он негромко поблагодарил ее, взял бокал и сделал глоток. Он глядел жестким взглядом на свою бывшую жену, флиртующую с Дантом.

Рива накинула на плечи халат, поднялась со своего места и направилась к Ноэлю. Тот, завидев ее, отодвинул для нее стул рядом с собой. Она подошла и села.

— Хочешь выпить? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой. Он сделал второй глоток. Она наблюдала за тем, как движется кадык на его загорелой шее. Потом сказала:

— Скажи, Констанция и дети надолго у нас останутся?

— На месяц-два, не больше.

— Это… хорошо для тебя.

Он прямо взглянул ей в глаза.

— Прошу прощения за беспокойство.

— Да что ты! Все равно это твой дом.

— Но ты в нем хозяйка.

Это было так на самом деле.

— С твоей помощью. Твои гости никого здесь не обеспокоят.

— Я тоже так думаю. К тому же ты ведь всегда готова к приему гостей?

В этих его словах промелькнула ирония, как будто ему это не нравилось в ней. Она поначалу хотела спросить его об этом, но поняла, что он все равно не даст ей удовлетворительного ответа. Поэтому Рива просто сказала:

— Твой отец научил меня этому.

— Конечно. Ты была хорошо натренирована. Настоящая хозяйка замка под названием «Бон Ви».

— Умелая хозяйка, если не возражаешь.

— Что ты! Не могу не отдать тебе должное.

Она вдруг почувствовала отвращение к холодной формальной вежливости их разговора. Это был один из способов войны, которую они вели между собой. Было бы намного лучше, если бы им удалось действовать в открытую, если бы они, как дети в бассейне, могли кричать, орать и безумствовать. Но нет, сдержанность побеждала и в нем, и в ней.

— Ты так меня нахваливал, — сказала она, поднимаясь со стула. — Надо это как-то оправдывать. Пойду распоряжусь насчет ужина для гостей.

Ноэль промолчал. Она ушла. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока бледный цвет ее халата не растворился в глубине холла.

— Папа! Папа! Видел, как я плавал?

Это был Пьетро. Он вылезал из бассейна. С каждым своим шагом оставляя на кирпичах мокрые маленькие следы ног, он побежал к Ноэлю. Улыбка тронула вытянутое лицо Столета, и он почувствовал, как сильно забилось в груди сердце, когда подхватил маленькое и мокрое тельце сына и прижал его к себе. Он боялся, что Пьетро совсем забыл его — ведь они давно не виделись. Оба ребенка выглядели гораздо свежее и веселее после купания, скука и усталость, от которых они едва не плакали еще час назад, испарились.

— Да, я видел, — подтвердил Ноэль. В общении с детьми его голос всегда был теплым и глубоким. — Ты отлично умеешь плавать.

— Я помню, как ты меня учил. Я все запомнил, что ты говорил и показывал, когда еще жил вместе с нами.

— Молодец, я горжусь тобой.

— Я очень хочу, чтобы ты вернулся, папа. Я без тебя очень скучаю.

Коралия, вышедшая из воды чуть позже брата, тоже приблизилась к отцу и прислонилась к его плечу. Она откинула назад мокрые волосы, прилипшие было к шее, и заложила их за уши совсем как взрослая девушка. Все же ее голос, когда она заговорила, был тонким и детским:

— Ты можешь вернуться домой, в Париж?

Ноэль нежно обнял ее за плечо, притянул к себе Пьетро, потрепал его за очаровательные смуглые кудряшки, поцеловал в голову:

— Я тоже без вас скучаю… Так сильно, что и сказать не могу… Но я не могу вернуться домой.

— Почему? — обиженно спросила Коралия.

Ноэль глянул поверх головы сына в ту сторону, куда ушла несколько минут назад Рива, и тихо произнес:

— Мой дом здесь.

— А как же мы?

— Я бы очень хотел, чтобы и вы тут чувствовали себя как дома.

— Я бы тоже хотел, — сказал Пьетро упавшим голосом, потом вдруг стал вырываться из объятий отца. — Пусти, папа, мне больно!

— Прости, — грустно отозвался Ноэль. — Прости, сын.