"Танцы с волками" - читать интересную книгу автора (Блейк Майкл)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Они провели во временном лагере меньше трех полных дней, и эти три дня оказались тем коротким промежутком времени, за который произошла масса изменений.

Случилось вот что.

Жизнь лейтенанта Данбера перешла теперь в другое русло.

Причиной этому послужило не какое-то одно выдающееся событие, нет. У лейтенанта не было никаких мистических видений. И Бог не явился ему в своем обличий. Не был Данбер назван и воином дакота, пусть даже в шутку.

Не было никакого доказательства, никакого очевидного последствия доказательства, на которое человек мог бы указать или сказать, было ли что-то здесь или там, сейчас или тогда.

Просто красивый, волшебный вирус пробуждения, который сам долго находился в летаргическом сне, наконец поразил Данбера и встал в основу всей его жизни.

В утро после охоты он проснулся с редким чувством чистоты, даже какой-то прозрачности. От сна не осталось никаких следов, и лейтенант подумал о том, как много времени прошло с той поры, когда каждое его пробуждение было именно таким светлым. Так утро начиналось для него, когда он был еще мальчиком.

Ноги Данбера неприятно пахли и тогда он надел свои ботинки и стал пробираться мимо спящих к выходу, надеясь найти место, где он смог бы очистить грязь, которая застряла между пальцев. Он нашел такое место, как только выбрался наружу. Покрытая травой прерия блестела от росы на многие мили вокруг.

Оставив сапоги рядом с хижиной, лейтенант направился на восток, зная, что стадо пони находится где-то там. Он хотел посмотреть, все ли в порядке с Киско. Первый розовый луч пронзил темноту, опустившись с неба и коснувшись земли. Данбер с благоговением наблюдал, как этот тоненький посланник солнца пробежался по его ногам, которые уже вымокли от росы.

«Каждый день начинается со сказки, » — неожиданно для себя подумал Данбер.

Лучей стало больше, и они все увеличивались в размерах, меняя цвета в ту же секунду, как только касались земли.

«Если Бог существует, я благодарю Бога за этот день».

Данбер подумал так, и эти слова понравились ему настолько, что он повторил их еще раз, громко:

— Если Бог существует, я благодарю Бога за этот день.

Показались головы самых ближних лошадей, их настороженные уши стояли торчком. Среди них лейтенант заметил голову индейца. Она принадлежала мальчику, который все время улыбался.

Данбер нашел Киско без особых трудностей. Завидев лейтенанта, лошадь закивала головой в знак приветствия, и сердце Данбера радостно забилось. Киско положил свою добрую морду на плечо хозяину и они оба замерли на какое-то время, позволяя утренней прохладе окутать их. Лейтенант приподнял подбородок Киско и дунул в каждую из ноздрей.

Не в силах преодолеть любопытство, другие лошади начали собираться вокруг них, но еще до того, как они начали досаждать своим присутствием, лейтенант накинул на Киско поводья и они направились обратно в деревню. Возвращаясь, Данбер чувствовал такой же необычный подъем настроения, какой сопровождал его по пути в прерию. Временный лагерь жил по солнечным часам, и сейчас, с первыми лучами зари, он оживал после ночного безмолвия так же быстро, как наступающий день.

Уже было разложено несколько костров, и через несколько минут все просунулись. По мере того, как небо на востоке светлело, все больше народу передвигалось по лагерю.

— Какая гармония, — ровным голосом сказал лейтенант, одной рукой теребя гриву Киско.

Потом он погрузился в глубокие, сложные до абстрактности размышления о том, что именно составляет гармонию, и эти мысли нс оставляли Данбера до завтрака.

Этим утром они снова выехали на охоту, и Данбер убил еще одного бизона. На этот раз он крепко сдерживал поводья Киско, и вместо того, чтобы врезаться в стадо, наметил для себя определенную жертву и погнался за животным. Несмотря на то, что лейтенант тщательно прицеливался, первая пуля прошла слишком высоко, и только вторая смогла закончить начатую работу.

Это была большая бизониха, и группа воинов, подъехавшая ближе, чтобы рассмотреть жертву, осыпала Данбера одобрительными замечаниями, восхваляя хороший выбор. Возбуждение во время этой охоты существенно отличалось от того, которое лейтенант испытал накануне. Этот день уже не был «первым днем охоты». Данбер не ел сегодня свежей печени, но, в любом случае, он чувствовал себя теперь более компетентным в вопросе охоты на бизонов.

И снова женщины и дети высыпали в прерию, чтобы освежевать и разделать тушу, и к позднему вечеру весь временный лагерь был переполнен мясом. Бесчисленное множество мокрых от пота и крови носильщиков, сгибающихся под тяжестью тысяч фунтов мяса, шли и шли в деревню, перенося добычу. И, подобно поганкам, вылезшим из земли после ливня, в деревне запылали костры, над каждым из которых вился дым и струился запах свежеподжаренных деликатесов.

Самые молодые воины и несколько мальчишек, не готовые еще принять участие в настоящей войне, устроили состязание по верховой езде сразу после того, как вернулись в лагерь.Частая Улыбка положил глаз на Киско и больше всего на свете желал скакать на нем. Он выразил свою просьбу с таким уважением, что лейтенант не смог отказать. Уже прошло несколько заездов, когда Данбер с ужасом понял, что в этих соревнованиях проигравший должен отдать свою лошадь победителю. Лейтенант скрестил на счастье указательные и средние пальцы на обеих руках, болея за Большую Улыбку. К счастью для лейтенанта, мальчик выиграл все три заезда, в которых принимал участие.

Позже начались азартные игры, и Ветер В Волосах вовлек в них лейтенанта. Данбер не знал ни одной, кроме игры в кости, и несколько учебных партий стоили лейтенанту всего запаса табака в его кисете. Некоторые из игроков были заинтересованы в том, чтобы выиграть его штаны с желтыми лампасами, но, уже выменяв фуражку и китель, Данбер считал, что хотя бы штаны как часть его бывшего полного обмундирования должны остаться при нем.

А кроме того, если так пойдет и дальше, ему просто нечего будет на себя надеть.

Индейцам нравилось и его нагрудное украшение, но Данбер отказался поставить его на кон. Он предложил пару своих старых ботинок, которые носил, но индейцы не видели в этом никакой выгоды для себя. В конце концов, лейтенант предложил свою винтовку, и игроки единогласно одобрили это. Поставленное на кон ружье вызвало большую суматоху, и игра немедленно стала очень рискованным предприятием, которое привлекло внимание множества наблюдателей.

Но сейчас лейтенант знал, что он делает, и пока продолжалась игра, кости приносили ему удачу. Он попал в самую выигрышную зону, и у него выпало самое большое количество очков. Когда пыль от его броска рассеялась, Данбер не только остался при своей винтовке, но и стал обладателем трех превосходных пони.

Проигравшие оставили ему свои сокровища с таким благородством и неподдельно искренним юмором, что Данберу захотелось ответить им чем-то хорошим. Он тут же сделал индейцам подарки: Ветер В Волосах получил самую высокую и сильную из трех выигранных лейтенантом лошадей. А затем, сопровождаемый толпой любопытных, Данбер провел двух оставшихся пони через весь лагерь, и, достигнув хижины Брыкающейся Птицы, вручил поводья обеих лошадей шаману.

Трепыхающаяся Птица был приятно удивлен, но в то же время и озадачен. Когда один из присутствующих объяснил ему, откуда взялись эти лошади, индеец огляделся по сторонам, поймал взгляд Стоящей С Кулаком и позвал ее, показывая, что хочет с ней поговорить.

У нее был ужасный вид, после разделки бизоньих туш: ее руки, лицо и передник были сплошь залиты кровью. Женщина стояла перед шаманом и слушала, что он говорит.

Она проявила неуважение, покачав головой в знак несогласия, но Трепыхающаяся Птица настаивал, и маленькое собрание перед хижиной затаило дыхание, ожидая от нее ответа, что она согласна говорить на английском языке — именно этого хотел от нее индеец.

Женщина уставилась вниз, на землю у своих ног, и невнятно повторила что-то несколько раз. Потом она посмотрела на лейтенанта и попыталась произнести это громче:

— Пасиба бе, — сказала женщина.

Лицо лейтенанта слегка дернулось.

— Что? — переспросил он, стараясь изобразить на лице улыбку.

— Пасиба.

Она ткнула пальцем в пони, стоящих у вигвама:

— Лошад.

— Спасибо? — догадался лейтенант. — Спасибо мне?

Стоящая С Кулаком кивнула.

— Да, — произнесла она очень чисто.

Лейтенант Данбер хотел пожать руку Трепыхающейся Птице, но женщина остановила его. Она еще не закончила и, продолжая держать руку сжатой в кулак с выставленными вперед указательным пальцем, встала между пони.

— Лошад, — сказала она, указывая на лейтенанта другой рукой. Она повторила это слово и указала на Брыкающуюся Птицу.

— Одна для меня? — уточнил лейтенант, используя тот же жест. — И одна для него?

Стоящая С Кулаком подтвердила слова лейтенанта робкой улыбкой, счастливая от того, что он ее понял.

— Да, — снова сказала она, и неожиданно еще одно выражение из ее старого языка, абсолютно точно произнесенное, сорвалось с ее губ: — Именно так.

Слова прозвучали так необычно, эти твердые, настоящие английские слова, что лейтенант Данбер разразился громким смехом, а Стоящая С Кулаком прикрыла рот рукой, как подросток, который только что сказал какую-то глупость.

Это была их шутка. Женщина знала, что слова эти вырвались помимо се воли, и лейтенант тоже это понимал. Рефлексивно они посмотрели на Брыкающуюся Птицу и на остальных. Лица индейцев не изменили своего выражения, и тем не менее, когда взгляды офицера и женщины снова встретились, они оба закатились смехом, причиной которого была одним им понятная вещь. Трудно было найти способ объяснить это остальным. Да и потом, это было недостаточно смешным для того, чтобы обременять соплеменников таким рассказом.

Лейтенант Данбер не захотел оставить себе второго пони. Вместо этого он отвел лошадь к вигваму старого вождя, и, сам того не зная, повысил свой статус чудака. Традиции дакотов призывают богатых распределять свое добро среди тех, кто обойден удачей. Но Данбер сделал как раз наоборот, и Десять Медведей укрепился в мысли, что этот белый человек на самом деле нечто экстраординарное.

Этим вечером, сидя у костра рядом с Трепыхающейся Птицей и слушая разговор, который он совершенно не понимал, лейтенант Данбер случайно заметил Собранную В Кулак. Она занималась хозяйством всего в нескольких футах от него и смотрела в его сторону. Ее голова была склонена набок, а глаза, казалось, излучали тепло пополам с любопытством. До того, как женщина успела отвернуться, Данбер качнул своей головой в ту сторону, где вели разговор воины, сделал официальное лицо и приложил руку ребром ладони к уголку рта:

— Именно так, — громко прошептал он.

После этих слов женщина быстро отвернулась. Но Данбер успел уловить сдавленный смех, которым сопровождалось это движение.

Оставаться здесь еще дольше не имело смысла. У них теперь было столько мяса, сколько они едва смогут унести. Сразу же после того, как окончательные сборы были закончены, ранним утром колонна вышла в прерию. Каждая повозка была загружена доверху, и обратный путь занял вдвое больше времени, так что к тому моменту, когда люди достигли Форт Сэдрик, уже почти совсем стемнело.

Повозки, груженые несколькими сотнями фунтов вяленого мяса, подогнали к складу продовольствия и сгрузили все в земляную хижину. Затем последовало короткое прощание, и лейтенант Данбер с порога своей дерновой хижины смотрел вслед движущейся вверх по течению реки в направлении постоянного лагеря колонне.

Взгляд лейтенанта рассеянно скользнул по длинному шумному каравану, растворяющемуся в темноте, ища Собранную В Кулак.

Но он не смог найти ее.

Все чувства и мысли лейтенанта после возвращения в Форт перемешались.

Он знал, что Форт — это сейчас его дом, и это успокаивающе действовало на его нервы. Как приятно было скинуть ботинки, улечься в свою постель и растянуться на ней без всякого соблюдения каких-либо правил приличия. Сквозь полузакрытые веки он наблюдал за мерцающим на конце фитиля огоньком в лампе, а потом медленно обвел ленивым взглядом стены хижины. Все было на своих местах, и он тоже.

Прошло несколько минут, прежде чем Данбер заметил, что его правая ступня непроизвольно подергивается.

— Что ты делаешь? — спросил он сам себя, когда перестал покачивать ногой. — Ты ведь не нервный.

Буквально через минуту лейтенант вдруг обнаружил, что теперь пальцы его правой руки что-то нетерпеливо выстукивают на его грудной клетке.

Он не был нервным. Он скучал. Данбера одолевало одиночество.

Раньше он мог бы достать табак, свернуть себе сигарету, закурить, а потом убивать время, пуская дым колечками и облачками, и наблюдать за результатами этой работы. Но у него больше не было табака.

Данбер подумал, что сейчас ему неплохо было бы взглянуть на реку, и тогда он взял свои ботинки и вышел наружу.

На пороге лейтенант остановился, вспомнив о нагрудном украшении, которое уже стало для него самой ценной вещью. Оно было накинуто на армейское седло, которое Данбер принес из дерновой хижины. Лейтенант вернулся в дом только для того, чтобы взглянуть на украшение.

Даже при слабом свете лампы оно сверкало так, как будто было сплошь усеяно бриллиантами. Лейтенант провел пальцами по трубчатым частям. Они были похожи на стекло. Данбер надел на себя украшение из костяных трубочек, и раздался сухой, пощелкивающий звук — это один ряд косточек ударился о другой. Лейтенант отметил про себя, что ему нравится чувствовать прохладную тяжесть этого предмета на обнаженной груди.

«Пойти взглянуть на реку» для Данбера вылилось в длительную прогулку. Луна сияла в чистом небе, почти завершив свой рост. Еще ночь — и наступит полнолуние. Поэтому Данберу не нужен был фонарь, и он при лунном свете брел по высокому берегу, оглядывая реку вверх и вниз по течению.

Данбер сознательно растягивал свою прогулку, часто останавливаясь: то для того, чтобы повнимательнее посмотреть на течение, то для того, чтобы понаблюдать за веткой, которую раскачивал легкий ветерок. Время от времени он натыкался на кролика, грызущего кору кустарника. Никто и ничто этой ночью не реагировал на его присутствие.

Лейтенант чувствовал себя невидимкой. Это было ощущение, которое ему нравилось.

Прошло не меньше часа, и он развернулся, направляясь к дому. Если бы кто-нибудь был сейчас здесь и видел Данбера, проходящего мимо, он мог бы сказать, что несмотря на всю легкость шагов, на все внимание и осторожность, с которыми лейтенант относился ко всему видимому на реке, его вряд ли можно было назвать невидимым.

Не один раз он останавливался, чтобы, подняв голову, посмотреть на луну. Данбер запрокидывал голову назад, подставляя лицо волшебному свету, и костяное украшение переливалось на его груди, сверкая белизной, словно далекая звезда.

На следующий день произошла странная вещь.

Данбер провел утро и часть дня в работах по своему немудреному хозяйству. Он перебрал то, что было оставлено на складе снаряжения, в результате чего сжег несколько пришедших в негодность вещей. Потом он постарался найти лучший способ для хранения мяса, разложив и рассортировав его. После этого он сделал в дневнике некоторые записи.

Лейтенант не знал, чем бы ему занять свое время, а потому даже эти работы делал без настроения. Он подумал было починить кораль, но потом решил, что сейчас это никому не нужно. Он уже и так занял себя больше чем на полдня, и это заставило его чувствовать себя окончательно потерянным. У лейтенанта не было никакого начальства, никто не мог отдавать ему приказы.

Когда солнце начало склоняться к горизонту, Данбер обнаружил, что ему хочется предпринять еще одну прогулку — на этот раз в прерию. Для него это был день неожиданных решений. Во время утренних занятий брюки лейтенанта насквозь пропитались потом, который стекал у него по спине, и теперь покалывал сотнями булавок его тело, заставляя постоянно почесываться. Данбер не видел причины для того, чтобы эти неприятные ощущение сопровождали его в прогулке. Поэтому он отправился в прерию совсем без одежды, надеясь повстречать разве что своего давнего приятеля — Два Носка.

Оставив реку позади, он ступил на восхитительную, покрытую изумительной травой землю, которая была полна жизни и простиралась насколько хватало глаз.

Трава достигла пика своего роста, и в некоторых местах касалась бедер лейтенанта. Над головой бескрайнее небо было усеяно белыми перистыми облаками, которые подчеркивали его голубизну.

Отъехав примерно на милю от форта, Данбер лег в высокую траву. С приятной ломотой в теле он лежал среди этой буйной зелени и впитывал последнее тепло, которое солнце дарило в эти дни. Лейтенант мечтательно уставился в небо, наблюдая за медленными движениями облаков.

Он перевернулся, подставив солнечным лучам спину. Когда Данбер передвинулся, внезапное чувство поразило его. Одно из тех, которые не посещали его так долго, что сначала лейтенант не понял толком, что же он чувствует.

Трава шелестела у него над головой, когда ветерок пробегал между ее стеблями. Солнце укрывало его своими лучами, как сухое теплое одеяло. Ощущение безмятежного покоя становилось все приятнее и приятнее, и Данбер сдался.

Он вытянул руку вперед, расслабился и перестал о чем-либо думать. Ничто не вызывало у него никаких движений, никаких слов, воспоминаний или раздумий. Он просто ощущал себя частью царящего в прерии спокойствия — и ничего больше.

Когда он вернулся из этого блаженного состояния и снова посмотрел на небо, то заметил, что земля вращается вместе с плывущими над головой облаками. Лейтенант передвинулся на спину, вытянул руки вдоль тела, как делал это в армии, стоя в строю, и мысленно полетел вместе с облаками на своей постели из травы и земли.

Он закрыл глаза и погрузился в дремоту.

Этой ночью лейтенант беспокойно метался и крутился в постели, его мысли перебегали с одного предмета на другой, будто не знали, где можно найти место, чтобы отдохнуть. Они стучались во множество комнат, и каждая из них была либо закрыта, либо слишком негостеприимна, пока, наконец, по лабиринту мозга они не добрались до нужного места. В глубине души Данбер знал, что что-то направляет его.

Комната была полна индейцев.

Мысль, посетившая вдруг голову Данбера, была настолько очевидна, что он решил немедленно поехать в лагерь, где старейшину зовут Десять Медведей. Потом это показалось ему слишком неудобным.

— Я встану рано, — подумал Данбер. — И, может быть, на этот раз останусь в деревне на несколько дней.

В каком-то предчувствии, лейтенант проснулся еще до рассвета, но удержал себя в постели насильно, не переставая думать о посетившей его мысли. Ему не терпелось сейчас же отправиться в деревню, но тем не менее он понимал, что должен подождать хотя бы до того, как взойдет солнце.

Когда Данбер был почти одет, и оставалось только надеть рубашку, он взял ее и просунул одну руку в рукав. Потом вдруг остановился, глядя через окно хижины на улицу, чтобы узнать, какая там погода. В комнате уже было тепло, а значит, снаружи должно быть еще теплее.

— Наверняка сегодня будет обжигающая жара, — подумал Данбер, стягивая рукав. Украшение, доставшееся лейтенанту в результате обмена, висело на колышке, вбитом в дерновую стену. Данбер потянулся за ним, и в этот момент осознал, что хочет носить его все время, несмотря на погоду.

Лейтенант отбросил рубашку в сторону, и она попала точно в его вещевой мешок.

Снаружи в ожидании сидел Два Носка.

Когда волк увидел человека, показавшегося в дверях хижины, он сделал два-три маленьких быстрых шажка назад, повернулся кругом, отошел в сторону на несколько футов и там замер, улегшись на землю, по щенячьи тяжело дыша.

Данбер насмешливо покачал головой.

— Что на тебя нашло?

Волк поднял голову на звук голоса. Вид животного настолько ясно выражал его намерения, что заставил Данбера хмыкнуть.

— Ты хочешь пойти со мной?

Два Носка вскочил на лапы и уставился на лейтенанта, не шевеля ни единым мускулом.

— Хорошо, тогда пошли, — позвал его лейтенант, направляясь в прерию.

Трепыхающаяся Птица проснулся с мыслями о «Джане» и о том, что он находится сейчас один в Форте белых людей.

«Джан». Что за странное имя!? Индеец попытался придумать, что оно могла значить. Может быть, Молодой Всадник? Или Быстрый Всадник? «Но наверняка оно как-то связано с верховой ездой», — заключил он.

Трепыхающаяся Птица был доволен, что первый охотничий сезон благополучно завершился. Бизоны наконец-то пришли, проблема питания была решена. А это значило, что он теперь может вернуться к своему давно задуманному проекту. Он собирался обдумать все сегодня.

Шаман сходил в вигвамы к двоим своим лучшим друзьям и спросил, не хотят ли они поехать вместе с ним в Форт. Его удивило, с какой легкостью они согласились, но он воспринял это как хороший знак. Больше никто не боялся белого человека. Казалось, люди его племени не имели ничего против белого солдата. Из разговоров, которые велись в лагере последние несколько дней, он понял, что Данбер даже нравится индейцам.

Трепыхающаяся Птица оставил лагерь, предчувствуя, что сегодняшний день принесет что-то хорошее. С самого начала их план с легкостью осуществлялся. Адаптация Данбера в племени наконец завершилась, и теперь можно было перейти к настоящему делу — изучению белой расы.

Лейтенант Данбер отметил, что покрыл уже почти четыре мили. Он ожидал, что волк пройдет вместе с ним от силы мили две и остановится. Пройдя три мили, Данбер всерьез заинтересовался поведением зверя. И теперь, заканчивая четвертую, лейтенант был озадачен.

Они вошли в узкое, травянистое ущелье между двух холмов, и волк продолжал сопровождать его. Никогда раньше Два Носка не следовал за Данбером так далеко.

Лейтенант спрыгнул со спины Киско и уставился на волка. Выдерживая дистанцию, зверь тоже остановился. Когда Киско наклонил голову к земле и начал пощипывать траву, Данбер пошел в направлении зверя, думая, что этим вынудит его отступить назад. Но уши и часть головы, едва заметные в траве, даже не шевельнулись, и когда Данбер наконец остановился, их разделяло не более ярда.

Два Носка выжидающе приподнял голову, навострил уши, но, тем не менее, не сдвинулся с места.

Лейтенант обратился к нему:

— Я не думаю, что тебя хорошо примут там, куда иду я, — сказал он громко, хотя тон его голоса не внушал никакого опасения.

Он поднял голову и посмотрел на солнце.

— День обещает быть жарким, — продолжал лейтенант, — почему бы тебе не пойти домой?

Волк внимательно слушал, но положение своего не изменил.

Данбер притопнул ногой.

— Давай, Два Носка, иди домой, — произнес он уже раздраженно.

Потом, не выдержав, сделал движение руками, будто стрелял из ружья, и Два Носка отпрыгнул в сторону.

Лейтенант повторил свой жест, и волк отпрыгнул еще дальше, но было очевидно, что Два Носка идти домой не собирается.

— Ладно, — сказал Данбер выразительно, — не иди домой. Но оставайся. Оставайся прямо здесь.

Он подкрепил свои слова жестом: указательный палец несколько раз ткнул землю, а потом на лице появилась утвердительная гримаса. Данбер уже почти развернулся, как вдруг услышал за спиной завывание. Оно не было ни громким, ни требовательным, ни тем более угрожающим. Это был низкий вой, заунывный и чистый.

Завывание.

Лейтенант повернул голову и посмотрел на волка. Острая морда животного была повернута к Данберу, глаза следили за каждым движением, и Два Носка поскуливал, как обиженный ребенок.

На постороннего наблюдателя это могло произвести определенное впечатление, но Данбер хорошо успел узнать повадки своего нежелательного попутчика. И этот вид оказался просто последней каплей.

— Пошел домой! — закричал Данбер на волка. С видом сына, которого отец слишком оттолкнул от себя, волк поднял уши и отступил, сорвавшись с места и подергивая хвостом.

В то же время лейтенант Данбер направился в противоположном направлении, думая о том, как он дойдет до Киско и поскачет галопом, оставив волка позади.

Он пробирался сквозь траву, обдумывая свой план, и неожиданно заметил, что волк счастливо трусит сбоку.

— Пошел домой, — зарычал Данбер и резко изменил направление, бросившись в сторону волка. Два Носка от неожиданности подпрыгнул вверх, как вспугнутый заяц, расставив лапы в разные стороны. Когда он опустился на землю, лейтенант находился всего в шаге позади него. Данбер не целясь пнул Два Носка под хвост. Волк подскочил и отлетел вперед, как будто под ним хрустнула объятая огнем ветка. Человек так расхохотался, что вынужден был остановиться.

Два Носка резво отбежал на двадцать ярдов, остановился и сел, глядя через плечо на лейтенанта с выражением такого замешательства, что Данбер, ничем не в силах помочь ему, чувствовал себя виноватым.

Он помахал волку рукой, прощаясь, и, все еще посмеиваясь про себя, повернулся и пошел за Киско, который медленно брел, пощипывая траву, в ту сторону, откуда они пришли.

Вскочив на спину лошади, лейтенант послал Киско легкой трусцой, будучи не в состоянии удержаться от смеха, представляя снова и снова, как Два Носка подлетел от его пинка.

Данбер дико подпрыгнул в седле, когда что-то вцепилось ему в лодыжку. Он резко обернулся, готовый встретиться лицом к лицу с невидимым противником. Два Носка снова был рядом, и всем своим видом походил на бойца между поединками.

Несколько секунд Данбер, не мигая, смотрел на волка.

Два Носка отрешенно уставился в ту сторону, где находился дом лейтенанта, словно надеясь на то, что игра еще не закончилась.

— Ну ладно, — произнес Данбер мягко, разводя руками. — Ты не можешь уйти, и ты не можешь остаться здесь. У меня больше нет времени возиться с тобой.

Возможно, это был какой-то легкий шум или что-то принес издалека ветер. Что бы это ни было, волк услышал это. Он неожиданно завертелся и разъяренно уставился на тропу, уходящую вверх.

Данбер проследил взглядом в том же направлении и заметил Брыкающуюся Птицу с еще двумя индейцами. Они были совсем близко, наблюдая за происходящим с вершины холма. Лейтенант радостно поспешил им навстречу, выкрикивая приветствия, в то время как Два Носка улизнул прочь.

Трепыхающаяся Птица и его друзья смогли с самого начала наблюдать этот спектакль. Они получили хорошее развлечение. Трепыхающаяся Птица также знал, что он только что был свидетелем некой изысканности, чего-то, что заслуживало восхищения. Это была еще одна из загадок, которыми был окружен бледнолицый… Загадка, отгадкой которой могло стать его новое имя.

— Человек должен иметь настоящее имя, — думал индеец, спускаясь к лейтенанту Данберу. — Особенно когда это белый человек, да еще действующий подобным образом.

Он вспомнил все старые имена Данбера, такие, как Человек, Который Сверкает Как Снег и несколько более поздних, которые были близки по смыслу. Одно из них — Находящий Бизонов. Но не одно не было правильным, отражающим суть. И уж конечно белого солдата никак нельзя было называть «Джан».

Интуитивно Трепыхающаяся Птица чувствовал, что подобрал лейтенанту самое верное имя. Он будто специально был создан для этого названия. Люди запомнят его под этим именем. И сам Трепыхающаяся Птица с двумя свидетелями сейчас представит Великому Духу это имя.

Индеец несколько раз произнес вновь изобретенное название про себя, спускаясь по склону холма. Звучало оно так же хорошо, как хорошо было само имя.

Танцующий С Волками.