"Танцы с волками" - читать интересную книгу автора (Блейк Майкл)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Как только отряд покинул лагерь, вся деревня погрузилась в обычные, рутинные заботы. Их жизнь потекла своим чередом:

бесконечные передвижения от восхода до заката, которые заставляли прерию казаться единственным местом на Земле.

Танцующий С Волками быстро втянулся в ритм жизни индейцев, и теперь заново переживал все ощущения, которые испытывал, впервые столкнувшись с незнакомым для него миром. Он шел своей дорогой, приятной дорогой мечтателя. Дни, заполненные верховыми поездками в разведку и охотой, были нелегким физическим трудом, но его тело быстро привыкло к этим занятиям, а мышцы от постоянных тренировок еще больше окрепли. Установив для себя определенный распорядок, он обнаружил, что дальнейшие попытки повышения активности будут бесплодны.

Семья Брыкающейся Птицы отнимала у Данбера большую часть времени. Женщины фактически целыми днями занимались работой по лагерю, но лейтенант чувствовал себя обязанным присматривать за ними ежедневно, а также и за детьми, в результате чего он почти не имел свободного времени.

Ветер В Волосах с поклоном преподнес ему хороший колчан со стрелами во время прощального танца. Данбер был в восхищении от этого подарка. Он обратился к воину средних лет, которого звали Каменный Теленок, чтобы тот научил его, как лучше пользоваться этими предметами. Не прошло и недели, как они стали друзьями, и Танцующий С Волками регулярно заходил в вигвам Каменной Ноги.

Он научился быстро, но осторожно готовиться к стрельбе из лука, точно рассчитанными движениями доставая из колчана стрелу и кладя ее на тетиву. Каменный Теленок помог Данберу заучить слова нескольких важных песен, и показал, как надо их петь. Танцующий С Волками наблюдал, как индеец разводил огонь при помощи маленькой веточки и смотрел, как он занимается своим собственным методом знахарства.

Он был желанным учеником и так быстро усваивал все то, чему его учил Каменный Теленок, что индеец добавил к имени Танцующий С Волками некое подобие отчества: Быстрый.

Данбер выезжал в прерию на разведку ежедневно на несколько часов с остальными индейцами. Они ездили группами по три-четыре человека, а за короткое время Танцующий С Волками обрел необходимые навыки и знания. Он умел теперь читать следы, оставленные животными в прерии, и умел определять, какая будет погода.

Бизоны снова появлялись и исчезали одним им присущим, непостижимым образом. То не было ни одного из них на протяжении многих миль, а то, вдруг, группа разведчиков замечала их в таком количестве, что это становилось похоже на какую-то шутку.

По крайней мере, по двум причинам разведка оказывалась успешной: в лагере появлялось свежее мясо и в пределах досягаемости деревни не было замечено врагов.

Всего несколько дней спустя, Данбера заинтересовало, почему все люди не живут в вигвамах? Когда он подумал о тех местах, где сам жил раньше, они казались ему ничем иным, как коллекцией стерильных комнат.

Для него самого индейская хижина стала настоящим домом. Там было прохладно в самый жаркий день, и неважно, какое беспокойство висело в воздухе над лагерем — маленький кусочек пространства внутри вигвама был всегда полон мира и спокойствия.

Данбер полюбил то время, которое он проводил один в этой хижине.

Самым любимым временем суток для него был поздний вечер, и чаще всего в эти часы он сидел у входа в хижину и занимался мелкой работой по хозяйству. Он чистил свои ботинки, приводил в порядок одежду и оружие, и в то же время наблюдал за облаками, которые непрерывно меняли свое очертание. Иногда он с удовольствием вслушивался в легкий посвист ветра

Без всяких дополнительных усилий эти поздние вечера, проведенные наедине с собой, успокаивали и приводили в порядок его мысли, накопившиеся за день. Голова Данбера становилась легкой, а мысли — свежими, будто рожденными заново.

Мало-помалу, незаметно для него самого, в жизни Данбера появилось новое обстоятельство, которое доминировало над остальными.

Это была Стоящая С Кулаком.

Их беседы продолжились снова, на этот раз под не слишком внимательным, но всегда настороженным оком семьи Брыкающейся Птицы.

Шаман оставил инструкции относительно времени и продолжительности уроков, но без самого индейца, который направлял их беседы, ничего не получалось. Танцующий С Волками и Стоящая С Кулаком с трудом находили тему для разговора.

Первые несколько дней уроки главным образом состояли из обмена ничего не значащими фразами.

Впрочем, они лишь следовали той тактике, которая была принята при Трепыхающейся Птице. Женщина все еще была смущена и нерешительна.

Холодность и сухость их первых встреч один на один облегчала ее положение. Она позволяла не напоминать о пробежавшей между ними «черной кошке», и понемногу соединить разорванную нить тех теплых отношений, которые установились между ними в недалеком прошлом. Атмосфера некоторой натянутости позволяла женщине, соблюдая дистанцию, понемногу снова привыкать к Танцующему С Волками.

А Данбер был, в свою очередь, удовлетворен даже этим. Он был готов даже смириться с утомительной скукой этих занятий, лишь бы не разрушить то, что только-только начало связывать их. Чтобы не порвать эту тоненькую ниточку, он пребывал в терпеливом ожидании первые несколько дней, надеясь на лучшее.

Он продолжал узнавать все новое и новое в жизни дакотов, но вскоре для Данбера стало очевидно, что сидя в хижине все утро, он ограничивает время, которое мог бы потратить с большей пользой. Ему хотелось как можно скорее узнать о дакотах все. Как много из того, о чем ему необходимо было знать, оставалось снаружи, вне стен его хижины! А препятствия, создаваемые семьей индейца, были нескончаемы.

Но Данбер продолжал ждать, ни на что не жалуясь, позволяя Стоящей С Кулаком перескакивать через те слова, которые она не могла объяснить.

Однажды вечером, сразу после трапезы, когда женщина не смогла найти слово, чтобы сказать «трава», Стоящая С Кулаком наконец вывела Данбера из вигвама. Одно слово дало начало остальным, и в этот день они прошли через всю деревню, настолько увлеченные учебой, что время пролетело совершенно незаметно. Лишь маленькая мысль об их отсутствии промелькнула на миг и исчезла.

Этот способ повторился и набрал силу в последующие дни. Они стали всеобщим зрелищем — пара собеседником, слоняющихся по деревне, равнодушных ко всему окружающему, кроме тех понятий и предметов, которые касались их непосредственной работы: кость, полог на двери вигвама, солнце, копыта, скребок, собака, шест, небо, ребенок, волосы, одеяло, лицо, далеко, близко, здесь, там, яркий, тусклый… и так далее, и так далее…

С каждым днем язык дакотов все больше укоренялся в Данбере, и совсем скоро Танцующий С Волками уже мог произнести гораздо больше, чем просто слова. В его голове начали складываться предложения, и он ставил слово к слову с усердием, которое все же избавляло его от ошибок.

«Огонь распространяется по прерии».

«Съедобная вода очень полезна для меня».

«Этот человек — кость?»

Данбер был похож на хорошего бегуна, который проигрывает каждый третий забег. Но он удерживался на поверхности трясины, которой для него был новый язык, и благодаря удивительной силе воли делал заметные успехи.

Ни один из промахов не мог поколебать его настроя, и он настойчиво карабкался на твердую почву, выбирался из болота к правильному слову и правильному предложению. В этом ему неизменно помогало чувство юмора и решимость, которая временами делала его смешным.

Они все меньше и меньше оставались в хижине. Снаружи их ждала свобода. Какая-то особенная тишина, необъяснимое спокойствие поселилось в деревне. Это место стало необычайно миролюбивым.

Каждый житель думал о тех воинах, которые отправились в страну пауни, чтобы встретиться с врагами лицом к лицу. Каждый день родственники и друзья мужчин, из которых состоял военный отряд, возносили горячие молитвы в надежде, что они защитят соплеменников на тропе войны. Проходила ночь, и казалось, молитвы стали единственной вещью, в которой заключается будущее всего лагеря, вся его жизнь. Люди молились даже во время еды, при встреча друг с другом и во время работы. Пусть молитвы были коротки, но они значили для индейцев очень много.

Святость, опустившаяся на лагерь и окутавшая его тонкой пеленой, давала возможность Танцующему С Волками и Стоящей С Кулаком уделять еще больше времени их урокам. Погруженные в себя во время ожидания возвращения воинов и вознесения молитв, жители деревни мало внимания обращали на двух белых людей. А белые двигались по деревне с безмятежным, им одним понятным бормотанием, не замечающие ничего вокруг себя.

Мужчина и женщина проводили вместе три-четыре часа ежедневно, не дотрагиваясь друг до друга и не говоря о себе. На первый взгляд, соблюдались обычные формальности. Они вместе смеялись над некоторыми вещами и вместе комментировали такой обычный феномен, как погода. Но чувства, их взаимная симпатия — это всегда оставалось в тайниках их сердец. Стоящая С Кулаком была существом, очень осторожно относящимся к своим чувствам, и Танцующий С Волками уважал в ней это качество.

Через две недели после ухода отряда произошли глубокие изменения.

В один из поздних вечеров, после долгой поездки под палящим солнцем, Танцующий С Волками вернулся в вигвам Брыкающейся Птицы, но никого в нем не нашел. Решив, что вся семья отправилась к реке, он тоже собрался спуститься к воде.

Жены Брыкающейся Птицы оказались там. Они купали детей. Но Стоящей С Кулаком Данбер на берегу не заметил. Он пробыл на берегу реки достаточно долго для того, чтобы дети успели обрызгать его с головы до ног, а потом поднялся по крутому берегу и направился к деревне.

Солнце все еще палило нещадно, и когда он увидел беседку, мысль о ее тенистой прохладе целиком захватила его.

Лейтенант уже переступил порог и дошел почти до центра, когда вдруг осознал, что в беседке уже кто-то есть. Это была Стоящая С Кулаком. Их обычные ежедневные занятия уже закончились сегодня, и теперь, столкнувшись здесь случайно, оба были смущены.

Танцующий С Волками сел на почтительном расстоянии от женщины и поздоровался с ней.

— Я… там… сегодня очень жарко, — ответила она, будто извиняясь за свое присутствие.

— Да, — согласился Данбер, — очень жарко.

И хотя последовавший за этими словами жест был совсем необязателен, Данбер провел рукой по лбу, будто вытирая пот. Это был глупый способ доказать женщине, что и она — из-за жары.

Но, сделав это фальшивое движение, Танцующий С Волками взял себя в руки. Внезапно он почувствовал крайнюю необходимость сказать Стоящей С Кулаком, что творится в его душе.

И он начал говорить. Он рассказал ей, как он смущен. Рассказал, как хорошо ему здесь, у дакотов. Рассказал о хижине, и о том, как хорошо, что она у него есть. Он взял свое нагрудное украшение в обе руки и сказал, что думает о нем — для Данбера это костяное украшение было чем-то особенным, в какой-то степени даже великим. Он приложил трубочки, постукивающие друг о друга, к своей щеке, и произнес:

— Я люблю его.

Потом он сказал:

— Но я белый… И я солдат. Хорошо это для меня или плохо — быть здесь? Может быть, я просто глупец? Я глупец?

Данбер заметил напряженное внимание в ее взгляде.

— Это нет… Я не знаю, — ответила женщина.

В беседке воцарилась тишина. Лейтенант заметил, что женщина ждет, ждет продолжения его горячей речи.

— Я не знаю, куда идти, — тихо произнес он. — Я не знаю, где мне нужно быть.

Стоящая С Кулаком медленно повернула голову и, уставясь в дверной проем, так же тихо сказала:

— Я знаю.

Она собиралась с мыслями, а может, думала о чем-то своем, все так же глядя на улицу, где уже наступал вечер.

Неожиданно Данбер выговорил:

— Я хочу быть здесь.

Женщина резко обернулась и посмотрела на него. Ее лицо казалось огромным. Заходящее солнце окрасило ее щеки легким румянцем. Ее глаза, широко раскрытые и переполненные чувствами, казалось, отражали солнечный мягкий свет и пылали таким же заревом, как закат.

— Да, — сказала она, хорошо понимая то, что чувствовал Данбер.

Женщина уронила голову на грудь. Когда она подняла глаза, Танцующий С Волками почувствовал комок в горле. Подобное ощущение он уже испытывал однажды, когда остался с Тиммонсом в прерии. Ее глаза были великодушны и полны такой красоты, которую лишь немногие могли видеть. Они были вечны.

Танцующий С Волками влюбился в них, едва только увидел свет, который они излучали.

Стоящая С Кулаком тоже уже любила. Это произошло в тот момент, когда он начал говорить. Конечно, нс сразу, но постепенно, маленькими шажками, она приближалась к этому, пока наконец нс стало глупо отрицать очевидное. Она видела себя в нем. Женщина поняла, что они могут быть одним целым.

Они еще немного поговорили, а потом вдруг затихли. Мужчина и женщина смотрели на заходящее солнце, палящие лучи которого неожиданно помогли им объясниться, и каждый из них знал, что чувствует другой. Им уже не нужны были слова.

Очарование этого вечера было нарушено маленьким мальчиком, сыном Брыкающейся Птицы. Он возник в дверном проеме, заглянул внутрь и поинтересовался, что они здесь делают.

Стоящая С Кулаком улыбнулась этому наивному вторжению и сказала на языке дакотов:

— На улице очень жарко. Мы сидим в тени.

Эта фраза имела такой всеобъясняющий смысл, что мальчуган вошел и плюхнулся на колени Танцующего С Волками. Несколько минут они поиграли, изображая борьбу, но это хулиганство продолжалось недолго.

Малыш неожиданно сел и сообщил Стоящей С Кулаком, что он хочет есть.

— Хорошо, пойдем, — произнесла женщина и взяла мальчика за руку.

Она посмотрела на Танцующего С Волками.

— Поешь?

— Да, я голоден, — ответил он.

Они, толкаясь, вышли из беседки и направились в вигвам Брыкающейся Птицы разводить огонь.

Первым в списке дел сегодня у Данбера стояло посещение Каменной Ноги. Рано утром он уже входил в хижину индейца, и был немедленно приглашен сесть и разделить с ним завтрак.

После того, как с едой было покончено, мужчины вышли наружу поговорить, в то время как Каменный Теленок будет вытачивать новые стрелы. Исключая Собранную В Кулак, это был самый искушенный разговор, который Данбер когда-либо с кем-то вел.

Каменный Теленок был поражен, что этот человек — Танцующий С Волками — такой новый среди них, уже говорит на их языке, языке дакотов, и говорит хорошо.

Старый воин заметил также, что Танцующему С Волками что-то нужно. Когда дискуссия вдруг перешла на Собранную В Кулак, индеец понял, что это именно то, о чем Данбер пришел поговорить.

Танцующий С Волками пытался придать своим фразам так мало значения, насколько это вообще было возможно. Но Каменный Теленок был слишком старой и хитрой лисой, чтобы не догадаться, ответы на задаваемые вопросы очень важны для его визитера.

— Стоящая С Кулаком замужем? — небрежно поинтересовался Данбер.

— Да, — ответил Каменный Теленок.

Эта новость ошарашила Данбера. Его будто обухом ударили по голове. Он молчал.

— Где се муж? — наконец смог он выдавить из себя относительно равнодушно. — Я никогда не вижу его.

— Он мертв.

Это была одна из тех простых вещей, о которой Данбер не затруднился подумать.

— Когда он умер? — спросил лейтенант.

Каменный Теленок оторвался от работы.

— Не пристало индейцу говорить о мертвых, — ответил он, — но ты новичок, и я расскажу тебе. Это случилось в то время, когда был вишневый месяц, летом. Она горевала о нем в тот день, когда ты нашел ее в прерии и принес сюда.

Танцующий С Волками больше не задавал вопросов, но Каменный Теленок уже не хотел останавливаться и выложил еще несколько фактов. Он не забыл упомянуть о том, что мертвый мужчина принадлежал знатному роду их племени, и рассказал Данберу, почему у него и Стоящей С Кулаком не осталось детей.

Чувствуя необходимость переварить услышанное, Танцующий С Волками поблагодарил своего информатора и ушел.

Каменный Теленок подумал было, может ли что-либо произойти между этими людьми, но, решив, что это не его дело, спокойно вернулся к своей работе.

Танцующий С Волками знал неплохое средство, которое он уже не раз использовал. Оно всегда помогало ему освежить мысли. Он отправился в стадо пони, нашел там Киско и покинул деревню. Лейтенант знал, что женщина будет ждать его в вигваме Брыкающейся Птицы, но мысли так плясали у него в голове, что он не мог себе представить, что он ей скажет, не мог даже подумать о том, чтобы встретиться с ней сейчас.

Данбер отправился вниз по реке и, проскакав милю или две, решил поехать в Форт Сэдрик. Он не был там почти две недели и чувствовал смутное, импульсивное желание съездить туда, будто каким-нибудь странным образом это место сможет подсказать ему что-либо.

Даже находясь на приличном расстоянии, Данбер смог заметить, что поздние летние грозы окончательно разрушили навес. Он был сорван почти со всех жердей. Сама ткань — грубый брезент — была порвана во многих местах, а то, что от нес осталось, хлопало на ветру как оборванные паруса призрачного «Летучего Голландца».

Два Носка сидел в ожидании у края скалы, и лейтенант бросил старому приятелю кусок вяленого мяса, который он принес с собой, чтобы было чем подкрепиться. Но сейчас он не был голоден.

Полевые мыши проскочили у него под ногами, когда Данбер переступил порог склада продовольствия. Они прогрызли ту единственную вещь, которую он оставил — холщовый мешочек с заплесневевшими сухарями.

В дерновой хижине, которая была его домом, он улегся на маленькую постель и провел на ней несколько минут, глядя на обшарпанные, полуобвалившиеся стены.

Лейтенант снял с колышка в стене отцовские карманные часы, намереваясь забрать их с собой. Но, посмотрев на них несколько секунд, повесил обратно.

Его отец умер шесть лет назад. Или семь? А мать умерла еще раньше. Данбер сейчас не мог восстановить в памяти детали их жизни, их общей жизни втроем. Но люди… Родители казались похожими на людей, ушедших сотни лет назад.

Лейтенант заметил свой журнал, лежащий на одном из походных стульев, и взял его в руки. Он был давно заброшен, записи были разрознены, и иногда встречались просто чистые пропущенные листы. Эта вещь тоже казалась теперь старой и давно ушедшей в небытие, как пустое напоминание о прошлой жизни.

Листая страницы, Данбер иногда не мог удержаться от смеха над тем, что он сам же и писал. Но теперь он смотрел на прошедшее с другой точки зрения. Его жизнь изменилась, он принял обновление как нечто очень естественное, и кусочки записей оставались единственным, что запечатлело эту трансформацию. Сейчас Данбер испытывал всего лишь любопытство и не задумывался о будущем. Ему было забавно следить, как далеко он ушел от того Данбера, которым был до встречи с индейцами.

Когда он добрался до окончания, осталось еще несколько чистых листов, и у него появилась причудливая идея. В этом месте, после всего написанного, обязательно должен быть постскриптум. Возможно, какой-нибудь необычный, даже таинственный, и в то же время понятный.

Данбер поднял глаза и задумался. Напротив, на стене дерновой хижины, он увидел ее, ее одну. Он ясно различал мускулистые икры, показывающиеся при ходьбе из-под ее замшевого платья. Видел длинные, красивые кисти, которые плавно и грациозно скользили в рукавах. Видел ложбинку между се грудей, теряющуюся в вырезе платья. Видел высокие скулы и густые, выразительные брови, копна стянутых на затылке темно-каштановых волос венчала ее облик.

Он подумал о ее внезапных вспышках гнева и об ореоле света, обрамляющем ее лицо в беседке. Он думал о ее скромности и застенчивости, о благородстве и боли.

Все, о чем он думал и что видел, восхищало его.

Когда взгляд Данбера опустился на раскрытый перед ним на чистой странице дневник, он уже знал, что написать. Его переполняла радость, когда то, что он видел, ожило в словах.

Позднее лето, 1863,

Я люблю Собранную В Кулак.

Танцующий С Волками.

Он закрыл журнал и осторожно положил его на середину кровати, допуская самонадеянную мысль, что оставит его для потомков как неразрешимую загадку.

Выйдя наружу, Танцующий С Волками был рад обнаружить, что Два Носка исчез. Зная, что уже никогда нс увидит его снова, Данбер вознес молитву к его прародителю Волку, желая своему приятелю хорошей жизни на все оставшиеся ему годы.

Потом он вскочил на спину Киско, выкрикнул прощальные слова по дакотски и уехал прочь, сразу дав Киско поводья и перейдя в самый быстрый галоп.

Когда Танцующий С Волками взглянул через плечо в сторону Форта Сэдрик, он увидел только уходящую за горизонт прерию.

Она ждала не меньше часа, пока, наконец, одна из жен Брыкающейся Птицы спросила:

— Где Танцующий С Волками?

Ожидание казалось ей ужасно тяжелым. По ее мнению, прошла уже целая вечность с тех пор, как он уехал. Каждая минута была заполнена мыслями о нем. Когда был задан этот вопрос, она попыталась так составить ответ, чтобы ее чувства были скрыты тоном и словами. Но она только смогла выговорить:

— О, да… Танцующий С Волками. Нет, я не знаю, где он.

И тогда она вышла наружу, чтобы спросить кого-нибудь из жителей. Ей сказали, что видели его выезжающим из деревни ранним утром. Он направлялся к югу. И женщина сразу догадалась, что Танцующий С Волками поехал в Форт белых людей.

Не желая знать, зачем он отправился туда, она заставила себя приняться за неоконченную работу. Женщина сидела и расшивала бисером седельные сумки, стараясь не обращать внимания на звуки, которыми был полон лагерь. Сейчас се мысли сосредоточились только на нем одном.

Но этого было уже недостаточно для нее.

Стоящая С Кулаком хотела оказаться с ним наедине хотя бы в мыслях, и после обеда, по широкой, главной тропе она спустилась к реке.

Обычно здесь было спокойно в послеобеденное время. Сейчас женщина была рада убедиться, что на берегу никого нет. Она сняла свои мокасины и ступила на толстое бревно, которое служило чем-то вроде мостика. Усевшись на него, Стоящая С Кулаком опустила ступни в прохладные речные струи.

Ветерок едва обдувал ее, но и этого было достаточно, чтобы умерить дневную жару. Женщина сложила руки вместе, расслабила плечи и сидела так, уставившись на медленно текущую реку сквозь полуприкрытые веки.

Если бы он пришел сейчас к ней. Если бы только посмотрел на нее своими честными, не умеющими лгать глазами и рассмеялся бы своим веселым смехом, а потом позвал бы ее за собой… Она бы тотчас же, не колеблясь, пошла бы за ним — неважно куда.

Вдруг ей вспомнилась их первая встреча. Она всплыла в памяти так ярко, будто это было вчера. Возвращение в деревню, полубессознательное состояние, ее кровь, которой Данбер был перепачкан с головы до ног. Стоящая С Кулаком вспомнила безопасность, которую почувствовала тогда, его руки, обвивающие ее стан, и свое лицо, плотно прижатое к сильно пахнущему фабричному сукну его кителя.

Теперь она начала осознавать, что это значило. Стоящая С Кулаком поняла, что ее настоящие чувства и то, что она почувствовала тогда, идентичны. В ту их встречу они были лишь семенами, спрятанными до поры до времени, и тогда она еще не знала, что это значит. Но Великий Дух знал. Он заставил эти семена прорасти. Великий Дух при помощи своей великой тайны поощрял их, питал соками каждый шаг жизненного пути двух белых людей.

Да, именно это она сейчас чувствовала. Безопасность и спокойствие. И женщина знала, что это — не чувство безопасности перед лицом врага или перед стихией, и не чувство безопасности во время грозы или ранения. И тем более это не имело отношения к ее физическому состоянию. Это была безопасность, которая поселилась в ее сердце. И она была там все время.

«В этой жизни случаются редчайшие вещи, — думала женщина. — Великий Дух привел нас друг к другу.»

Она с увлечением нанизывала одну мысль на другую, представляя, как бы все происходило у нее с Танцующим С Волками. Неожиданно женщина услышала слабые всплески воды в нескольких футах от себя.

Он сидел на корточках на маленькой полоске земли, вдающейся в реку, и плескал себе на лицо воду медленными, размеренными движениями. Он посмотрел на Собранную В Кулак и, не обращая внимания на струйки, стекающие с его лица, улыбнулся, совсем как ребенок.

— Привет, — сказал он. — Я был в Форте.

Танцующий С Волками сказал это так, будто они прожили вместе всю свою жизнь. И Стоящая С Кулаком ответила таким же тоном:

— Я знаю.

— Мы можем поговорить? — задал Данбер вопрос.

— Да, — произнесла она, — я ждала тебя, чтобы сделать это.

Наверху, в начале тропы, послышались чьи-то голоса.

— Куда мы пойдем? — спросил Данбер.

— Я знаю место, — уверенно сказала женщина.

Она быстро вскочила на ноги и, увлекая за собой Танцующего С Волками, повела его по старой тропке, которую она уже выбрала однажды. Это было в тот день, когда Трепыхающаяся Птица попросил ее вспомнить язык белых.

Они шли в тишине. Единственными звуками, которые ее нарушали, были отзвуки их собственных шагов, шелест листьев да пенис птиц, которые кишели в камнях.

Их сердца учащенно бились в предчувствии того, что должно будет произойти и в ожидании ответа на вопрос: где и когда это случится?

Уединённое, хотя и открытое место, где Стоящая С Кулаком взывала к прошлому, наконец появилось перед ними.

Все так же молча они сели на землю, покрытую травой, перед зарослями высокого травостоя, обращенного к реке.

Они не могли говорить. Казалось, все звуки куда-то исчезли и над этими двумя повисла звенящая тишина. Все замерло.

Стоящая С Кулаком наклонила голову и вдруг увидела на левой штанине брюк Танцующего С Волками расползшийся шов. Рука Данбера уперлась в бедро на полпути от дыры.

— Они порвались, — прошептала женщина, слегка прикоснувшись пальцами к тому месту, где была видна прореха. И как только ее рука легла на бедро мужчины, она уже не могла сдвинуть ее. Маленькая ладонь неподвижно замерла на месте.

Как будто под воздействием невидимой силы их головы мягко коснулись друг друга. Пальцы переплелись. Эти прикосновения вызвали у обоих такое ощущение, будто это был сам секс. Вряд ли возможно мысленно вернуться к последовательности того, что произошло потом, но в следующую секунду они обменивались поцелуем.

Это был не тот длинный, страстный поцелуй, которым обмениваются любовники. Губы двух белых из лагеря дакотов только слегка соприкоснулись.

Но это едва ощутимое прикосновение еще больше разожгло любовь в их сердцах и укрепило ее.

Они прижались друг к другу щеками, и когда каждый из них почувствовал запах другого, оба окунулись в свои грезы. В мечтах они уже занимались любовью, и теперь сон стал явью. Когда все закончилось, и они лежали рядом под большим хлопковым деревом, Танцующий С Волками заглянул в глаза своей любимой и увидел в них слезы.

Он ждал очень долго, но женщина не хотела говорить ничего.

— Скажи мне, — прошептал он.

— Я счастлива, — ответила Стоящая С Кулаком. — Я счастлива, что Великий Дух позволил мне жить так долго.

— Я испытываю те же чувства, что и ты, — произнес Данбер, и его глаза наполнились влагой.

Тут женщина плотно прижалась к нему и заплакала, а он крепко прижимал ее к себе, пока она всхлипывала, не стесняясь радости, которая сбегала сейчас по ее щекам.

Они любили друг друга весь вечер, подолгу разговаривая в перерыва. Тени наконец опустились на землю и упали на травостой, среди которого лежали влюбленные. Танцующий с Волками и Стоящая С Кулаком сели, одновременно подумав о том, что их отсутствие будет замечено, если они останутся здесь еще, пусть даже совсем ненадолго.

Они наблюдали за сверканием водяных струй в закатном свете, когда Данбер произнес:

— Я говорил с Каменной Ногой… Я знаю, почему ты убежала в тот день… тогда… я спросил тебя, замужем ты или нет.

Женщина поднялась и развела руками. Данбер тоже хотел встать, но женщина жестом остановила его.

— Я хорошо жила с ним. Он ушел, потому что должен был придти ты. Вот как я думаю сейчас.

Стоящая С Кулаком пошла чуть впереди Данбера, покидая поляну, а потом они поравнялись и возвращались в деревню, то и дело поглядывая друг на друга. Дойдя почти до главной тропы, они услышали голоса, доносящиеся из деревни, и остановились, прислушиваясь. Широкая, основная дорога находилась прямо перед ними.

Взявшись за руки, влюбленные чисто интуитивно спрятались в зарослях кустарника и, как если бы это могло помочь им преодолеть ночную разлуку, слились в единое целое, крепко прижавшись друг к другу. Они были вместе всего мгновение, успев лишь быстро обменяться прощальными поцелуями.

В двух шагах от главной дороги, ведущей в деревню, они снова остановились. Оба вдруг смутились, и женщина прошептала на ухо своему спутнику:

— Я сейчас ношу траур, и наши люди не одобрят такие отношения, если узнают о том, что мы любим друг друга. Мы должны бережно охранять наши чувства и быть осторожными, пока не придет время всем узнать об этом

Данбер понимающе кивнул в ответ, каждый тяжело вздохнул, и женщина скользнула между ветвей.

Танцующий С Волками постоял еще минут десять, скрытый густой листвой, а потом последовал за ней. Он был рад обнаружить, что вокруг никого нет, и что он поднимается по склону холма, направляясь в деревню, в полном одиночестве.

Данбер прошел прямо в свой вигвам и сел на постель. Он смотрел сквозь дверной проем на то, что еще задержало солнечные лучи и было заметно в наступающих сумерках. Он грезил снова и снова об их вечере среди высоких трав, у хлопкового дерева.

Когда совсем стемнело, лейтенант откинулся на спину, вытянувшись на толстом одеяле, и осознал наконец, что до сих пор сильно возбужден. Поворачиваясь на бок, он уловил запах нижнего белья любимой им женщины, исходящий от одной из его рук. Надеясь, что аромат продержится всю ночь, он провалился в глубокий сон.